Рональд Рейган: хроника жизни и времени

В главной роли

Несколько дней, посвященные инаугурации президента США, включая и сам день 20 января, — особые дни для Америки, но прежде всего для вашингтонцев. Американская столица превращается в "сборный пункт" политической и деловой элиты американского общества. Оказаться приглашенным на торжества по поводу вступления на пост президента — высокая честь, и политическая история США знает немало курьезных случаев, связанных с тем, что кому-то забыли направить приглашение или выделили слишком далекое от центральной трибуны место.

20 января 1981 г. заметно отличалось от других инаугурационных дней, сохранившихся в памяти вашингтонцев и ста с лишним тысяч гостей, заполонивших столицу в связи с торжествами. Как писала в те дни американская пресса, "начиная с открывавшего праздничные дни фейерверка и кончая последним танцем, это было самым грандиозным и самым дорогостоящим за всю историю страны мероприятием в честь вступления президента на пост"¹. В течение всей предшествующей этому празднеству недели по вашингтонскому телевизионному каналу демонстрировали 30-, а то и 40-летней давности фильмы с участием нового президента. Национальный аэропорт им. Даллеса едва справлялся с сотнями персональных и принадлежащих частным корпорациям реактивных лайнеров, доставлявших в столицу цвет руководства крупнейших промышленных объединений и банков страны. Улицы были забиты роскошными, арендованными за 500 долл, в день лимузинами с номерами соседних с Округом Колумбия штатов — автомобильного парка столичных арендных компаний не хватало на всех желавших засвидетельствовать свое уважение к приходящей к власти администрации, а если представится возможным, и добиться престижного назначения в правительстве. Театральные и ресторанные гардеробы, казалось, решили обслуживать лишь владелиц норковых манто. Если в гостиницах столицы и оставались свободные места, то лишь самые дешевые.

Но ничто не могло сравниться с торжеством калифорнийцев, с невиданным доселе даже в столице размахом отмечавших приход к власти "их президента". На средства, выделенные толстосумами Калифорнии, снимались концертные залы, рестораны, клубы и даже художественные галереи, оплачивались симфонические, духовые, джазовые и танцевальные оркестры, хоры, организовывались бесконечные балы, обеды, ужины и коктейли. В одном лишь Вашингтоне было организовано девять балов, включая основной инаугурационный бал, билет на который обходился "приглашенным" от 500 до 10 тыс. долл. Из 11 млн долл., в которые обошлись эти торжества (вдвое дороже, чем аналогичные торжества 1977 г.), 8 млн долл. были выделены на организационные расходы непосредственно президентскому инаугурационному комитету. Было немало вкладов и "натурой". Компания "Алмаден Вайнярдс" предоставила в распоряжение организаторов торжеств 14 400 бутылок шампанского. Общество американских цветоводов поставило роз на 13 тыс. долл., а компания "Джелли Белли" прислала в столицу 3,5 т желейного драже — любимого лакомства нового президента. "Если бы фильмы с Вашим участием привлекали бы такое огромное количество людей, Вам не было бы никакого резона идти в политику", — прозвучало в адресованной Рейгану репризе одного из известных американских комиков.

В числе особо почетных гостей были многие из 865 "республиканских орлов" — членов элитарного республиканского клуба, каждый из которых внес в казну национального комитета партии личный взнос в размере 10 тыс. долл. Репортер газеты "Вашингтон пост" Д. Рэдклиф так отозвалась об этой четырехдневной "вакханалии имущих" (это определение принадлежало другой американской журналистке — Элизабет Бюмий-ер): "Республиканская аристократия овладела в конце этой недели Вашингтоном, продемонстрировав, что вновь принято носить бриллианты, красоваться в сделанных по специальному заказу туалетах и, вообще, купаться в роскоши… На дамах были длинные норковые и соболиные манто, накинутые поверх туалетов от Сен-Лорана, Оскара де ла Рента, Халстона и Билли Бласса"². "Первая леди" Америки Нэнси Рейган блистала в 25-тысячедолларовом платье ее любимого красного цвета, на которое было наброшено норковое манто, сменившее старое из черной норки (его предприимчивый модельер решил пустить на меховую подкладку к плащу президентской супруги). "То была голливудская премьера в особом варианте для Восточного побережья; размах ее не могли умерить ни высокий уровень инфляции, ни высокий уровень безработицы", — писал в те дни лидер американского движения потребителей Р. Нэйдер³. Критика безудержного разгула роскоши не ограничивалась представителями либеральных кругов страны. Даже сенатор Б. Голдуотер назвал экстравагантность пришедшей к власти республиканской администрации "показухой", назвав неуместной публичную демонстрацию богатства "в то время, когда большинство народа не может себе этого позволить". Пуританским воззрениям консерватора старой закваски дал отповедь представитель молодого поколения консерваторов, один из руководителей инаугурационного комитета, Роберт Грей: "Из того, что мы являемся консерваторами, вовсе не следует, что мы должны ходить в рогоже и отрепьях в то время, как нам хочется праздновать"⁴. Даже сам Рейган не смог скрыть изумления при виде роскоши приготовлений к торжественной церемонии принесения присяги, когда его, только что прилетевшего в Вашингтон на специальном президентском самолете, провезли мимо трибун, установленных впервые за всю историю США со стороны Капитолия, выходящей на памятник Дж. Вашингтону.

Все обратили внимание на то, как диссонировали со всей этой роскошью слова инаугурационного выступления Рейгана, адресованные "группе особых интересов, которую так долго игнорировали", — народу Соединенных Штатов. Эта группа, заявил новый президент, "не знает местнических разграничений или этнических и расовых разногласий, и в ней нет политических партийных водоразделов. Она состоит из мужчин и женщин, взращивающих то, чем мы питаемся, патрулирующих наши улицы, работающих на наших шахтах и фабриках, обучающих наших детей, содержащих в порядке наши дома и лечащих нас, когда мы болеем, — специалистов-профессионалов, предпринимателей, лавочников, клерков, таксистов и водителей грузовых автомашин. Короче говоря, они — это "мы — народ"[12], порода людей, именующих себя американцами". Неоднократно прерывавшаяся аплодисментами почти 20-минутная инаугурационная речь Рейгана содержала все отправные положения его политических заявлений последних пятнадцати лет.

Поблагодарив Картера за содействие в обеспечении перехода власти к республиканской администрации, Рейган перешел к критике, обвинив предшественника в том, что именно в результате проводимого им курса перед страной встали серьезные экономические проблемы. К решению этих проблем Рейган пообещал приступить немедленно. Одновременно он подчеркнул, что жертвы, необходимые для того, чтобы поправить экономическое положение страны, ожидаются от всех без исключения членов американского общества, хотя и пообещал при этом, что не будет игнорировать чаяния бедствующих слоев американского населения. Бурные аплодисменты присутствующих вызвало произнесенное суровым голосом предупреждение "врагам свободы, тем, кто являются потенциальными противниками", что самым огромным желанием американского народа является мир, но что "мы ни сейчас, ни когда-либо в будущем не сдадим наших позиций только ради того, чтобы сохранить мир… Наше нежелание идти на конфликт не должно быть ошибочно принято за слабоволие. Когда возникнет необходимость в действиях для защиты нашей национальной безопасности, мы будем действовать"⁵. Каждый из слушавших эту речь нового президента услышал в ней именно то, что хотел услышать. Оптимизм и уверенность, с которой она была произнесена, произвели большое впечатление на американцев. Даже видавшие виды политические обозреватели, воздававшие должное актерскому мастерству нового президента, не могли не признать, что именно по этим отсутствовавшим в прежних лидерах страны качествам — оптимистическому взгляду в будущее и уверенности в достижимости стоящих перед обществом задач — американцы тосковали больше всего. "В отличие от президента Джимми Картера, таким замогильным голосом вещавшего о кончине "американской мечты", господин Рейган дал надежду на светлое будущее, — писал редактор журнала "Харперс" Л. Лэфем. — Конечно, г-н Рейган не дал четкой формулировки связной системы социальной или экономической мысли… Он обошелся лозунгами и приятными на слух импровизациями, обаяние его личности нашло воплощение в его актерском голосе, спокойно увещевавшем аудиторию в том, что все опять будет хорошо и что никто не погибнет в давке во время бегства из горящего театра". Картер же, противопоставил Лэфем бывшего президента новому, "излагал свою политику в форме медицинского заключения, а не колыбельной, и избиратели отвернулись от него, как от призрака смерти"⁶. После произнесения инаугурационной речи Рейган проследовал в здание Капитолия, где подписал свой первый исполнительный указ о замораживании численности персонала федеральных учреждений. "Это наш первый шаг в направлении установления контроля за ростом федерального правительства", — объявил он.

А тем временем из Белого дома вывозились последние предметы обстановки, остававшейся от прежнего хозяина, и расставлялась новая мебель в точном соответствии с указаниями супруги нового президента. Не обошлось и без символики: в рабочем кабинете президента вместо висевших при Картере портретов Джефферсона и Трумэна появились портреты Эйзенхауэра и Кулиджа. По словам Рейгана, Эйзенхауэр заслужил эту честь тем, что Рейгану удалось когда-то выиграть у него в гольф 10 долл. Уважение, оказанное Кулиджу, объяснялось более принципиальными соображениями: именно этому президенту удалось, как заявил Рейган, сократить государственный долг США. (Как показало дальнейшее развитие событий, символические жесты оказываются совершенно бездействующими в области конкретной экономики. Но об этом ниже.)

Так начался отсчет годам пребывания в Белом доме 40-го президента Соединенных Штатов Рональда Уилсона Рейгана.

Принято считать, что процесс ломки уже успевших сложиться взглядов и формирование новых происходит легче всего в детстве, когда личность еще только складывается, и что с годами этот процесс становится все более болезненным, а с достижением человеком зрелого возраста и вовсе тяжелым. И тем не менее не столь уж редки случаи, когда даже люди, перешагнувшие за пятидесятилетний возрастной рубеж, без сколько-нибудь серьезных последствий для собственной психики, самоуважения и уважения окружающих меняют коренным образом собственное суждение о чем-либо или ком-либо, принимают то, что какое-то время назад вызывало их категорическое неприятие, и видят в более жизнерадостных тонах то, что представлялось им совсем недавно в черном свете. Такне метаморфозы свойственны в принципе всем людям, но привлекают особый интерес, когда речь идет о личностях, находящихся в центре общественного внимания или в силу занимаемого ими положения способных оказывать заметное влияние на жизнь и взгляды других членов общества, т. е. прежде всего, когда речь идет о политических лидерах. Анализ причин, по которым люди решаются пересматривать сложившиеся взгляды и суждения (именуемые по достижении человеком зрелого возраста его принципами), позволяет заключить, что это может происходить под влиянием глубокого осмысления объективной действительности, а может диктоваться и сугубо корыстным стремлением подстроиться к требованиям момента, к изменившейся обстановке. Для американской политической философии одинаково приемлемы и объективные и субъективные причины метаморфозы взглядов и позиций. Видный политический деятель американского прошлого Джон Кэлхун высказал свое отношение к этому вопросу в речи, произнесенной в марте 1848 г.: "Истинная последовательность, проявляемая благоразумными и мудрыми людьми, заключается в том, чтобы действовать в полном соответствии с обстоятельствами, а вовсе не в том, чтобы всегда делать одно и то же в меняющихся условиях". Такого же прагматического взгляда придерживался философ и поэт Ральф Уолдо Эмерсон, писавший в одном из своих эссе: "Безрассудная последовательность является пугалом ограниченных умов, обожаемым мелкими государственными деятелями, философами и богословами. Крупной личности последовательность попросту не нужна… Высказывайте то, что вы думаете сегодня, словами, сравнимыми по жесткости с пушечными ядрами, а завтра говорите столь же жесткими словами то, что диктует завтрашний день, хотя, быть может, это и противоречит тому, что вы сказали сегодня"⁷

Отсутствие последовательности (в зависимости от того, ради каких целей и во имя чьих интересов от нее отказываются) может считаться как проявлением реализма и гибкости мышления, так и свидетельством беспринципности и даже отсутствия морали. Верно, впрочем, и то, что отсутствие готовности признавать происходящие вокруг изменения и корректировать соответственно свои взгляды и суждения (опять-таки в зависимости от преследуемых при этом целей) может называться достойным уважения словом "принципиальность" или же характеризоваться как глупое и беспочвенное упрямство и политическая слепота. В политике — самой непредсказуемой области человеческой деятельности — принципиальность и беспринципность, последовательность и непоследовательность представляют собой всего лишь своеобразные фаски тончайшего лезвия, по ребру которого еще никому из политических деятелей не удавалось пройти, не соскальзывая либо в одну, либо в другую сторону.

Еще много книг и исследований будет написано о Рональде Рейгане и его времени, и еще не раз будут предприниматься попытки подвергнуть анализу все то, что им было сказано и сделано. Будут изучаться субъективные и объективные причины того, под влиянием каких факторов человек, категорически отвергавший возможность переговоров с СССР в 60-годах, поскольку-де "нельзя идти на компромиссы с людьми, отрицающими существование души, потустороннего мира и Бога", счел возможным заявить в начале 1984 г.: "Тот факт, что никому из нас не нравится другая система, не может служить основанием для отказа от переговоров"⁸. Будут еще выноситься и полярно противоположные суждения о том, что превалировало в действиях и высказываниях Рейгана — принципиальность или беспринципность, похвальный реализм или достойный осуждения своекорыстный интерес. Попытка, предпринимаемая автором этой книги, всего лишь одна из многих.

На протяжении всей своей допрезидентской политической карьеры и в годы пребывания в Белом доме Рейган отличался скорее последовательностью, чем шараханьями, в своих взглядах на окружающую его действительность и встававшие перед ним проблемы, и в этом плане он заметно отличался от своего непосредственного предшественника президента Картера. Идя порой в сугубо прагматических интересах на какие-то уступки, переформулируя свои оценки того или иного события, той или иной политической или идейной установки, он с завидным упорством отстаивал свои суждения по представлявшимся ему принципиальными положениям, неоднократно подчеркивая, как он это сделал, в частности, в ходе предвыборной кампании 1980 г., что он является "тем, кем был всегда, и намерен им и остаться"⁹Можно сказать, что верность провозглашенным им принципам была для Рейгана также делом принципа, причем эту свою последовательность он считал самым большим из своих достоинств и основным из тех, которые (как он был склонен верить) привлекли в первую очередь к нему внимание политических и деловых кругов Америки. Подобное убеждение укрепляли в нем и сами члены "кухонного кабинета". Так, X. Таттл, вспоминая о годах, положивших начало "сотрудничеству" калифорнийских миллионеров с Рейганом, говорил: "Тогда нас называли экстремистами. Но мы просто считали, что наша страна уходит от основных принципов, провозглашенных нашим правительством. То, что губернатор Рейган говорил 20 лет назад, он продолжает говорить и сегодня. Наша политическая философия совпадает с его политической философией"¹⁰. Л. Кэннон рассказывал, что во время подготовки текста инаугурационного выступления Рейгану позвонил его друг и конфидант сенатор Лэксолт, рассказавший о муссируемых в столице слухах о том, что Рейган намеревается забыть о данных им в ходе предвыборной борьбы обещаниях, как только въедет в Белый дом. Вызвав к себе К. Хачигяна, одного из помощников, трудившихся над текстом инаугурационной речи, Рейган приказал: "Проследите за тем, чтобы в тексте был абзац, из которого ясно следовало бы, что я не собираюсь отступаться от предвыборных обещаний и что я не поступлюсь своими принципами"¹¹.

Еще в ходе предвыборной кампании 1980 г. перед кандидатами на пост президента США от обеих ведущих политических партий встал вопрос об отношении к объявленному Картером эмбарго на продажу зерна СССР в качестве санкции в ответ на принятое советским руководством решение направить в Афганистан свои войска. Рейган в отличие от большинства других республиканских кандидатов поддержал на первых порах это решение картеровской администрации, но вскоре изменил свою точку зрения. Причиной тому послужило крайне отрицательное отношение к этому эмбарго со стороны американских фермеров, в голосах которых Рейган очень нуждался для победы в борьбе за Белый дом. В одном из выступлений тех месяцев он заявил, что объявленное Картером эмбарго наказывает американских фермеров, не нанося никакого ущерба советской экономике, и пообещал в случае своей победы отменить это эмбарго. Решение об отмене эмбарго стало первым конструктивным решением президента Рейгана, принятым исключительно в целях демонстрации его верности данным в ходе предвыборной кампании обещаниям. Этот принцип оказался для него настолько важным, что он даже поступился другим, оказавшимся для него в сложившейся ситуации менее важным, — не идти ни на какие уступки "коммунизму" — и отказался прислушаться к доводам своего государственного секретаря Хейга, настаивавшего на том, чтобы повременить с отменой эмбарго и использовать его в качестве инструмента давления на СССР в связи с событиями в Польше.

Еще одна возможность продемонстрировать свою последовательность предоставилась Рейгану в процессе формирования кабинета министров и аппарата советников и помощников. Принцип комплектования руководства органов исполнительной власти и советнического аппарата, так же как и круг лиц, из которых делался выбор, оставались в принципе теми же, что и в годы пребывания Рейгана на посту губернатора Калифорнии. За две недели до въезда в Белый дом Рейган дал интервью журналу "Тайм", в ходе которого его спросили о реакции на критику со стороны правого крыла республиканской партии по поводу того, что в предложенном Рейганом составе кабинета министров не нашли отражения интересы и надежды правых, которые-де обеспечили его успех на выборах. Действительно, хотя в новом правительстве страны ключевые посты были отданы лицам, занимающим политические позиции правее центра, Рейган в какой-то мере подвел ожидания крайне правых сил, искренне считавших, что с его победой на выборах настало "их время". Ответ Рейгана на эти претензии заслуживает того, чтобы привести его полностью. "Я не думаю, — сказал Рейган, — что они (т. е. правые круги. — Э. И.) хорошо знают назначенных мной людей, поскольку на самом деле, с моей точки зрения, у моих назначенцев присутствует "правый уклон". Одним из самых важных моих условий было требование их согласия с объявленным мной политическим курсом администрации; мы отбирали людей именно на этой основе. (Это требование предусматривало и их личную лояльность президенту. — Э, И.) Я говорил также, что мне были нужны вовсе не те люди, которые стремились получить правительственный пост, а те, которых надо было еще убеждать занять этот пост и которым в связи с этим приходилось отказываться от чего-то гораздо более значительного в их жизни и карьере. По-моему, я четко следовал этому принципу. Жертвы, принесенные некоторыми лицами, получившими назначение в кабинет министров, много значительнее простого понижения в статусе и доходах. Они скорее равнозначны прыжку с моста". В другом, более раннем интервью тому же журналу Рейган изложил еще один принцип подбора будущих министров и глав административных ведомств страны: "Я хочу людей, которые первыми скажут мне, что их посты абсолютно не нужны"¹². В следовании как тому, так и другому принципу Рейган во многом просчитался.

Вскоре после победы Рейгана на выборах и при формировании будущего правительства страны выяснилось, что лишь очень немногие из почти 70 отобранных кандидатов на замещение министерских должностей были готовы "прыгнуть с моста". (У. Ф. Смит, возглавивший специальную группу из 18 наиболее близких к Рейгану лиц, осуществлявших этот подбор, назвал кандидатов "сырьевым материалом, из которого еще предстоит получить готовый продукт".) До конца 1980 г. Рейгану пришлось выслушать отказ от занятия министерских постов в его администрации от ряда крупных дельцов. Дело было не только в их нежелании нести финансовые потери в результате перехода из частного в менее выгодный в материальном плане государственный сектор, но и в отсутствии у них желания подвергать свои финансовые дела скрупулезной проверке со стороны государственных ведомств (включая ФБР и Налоговое управление) и общественных организаций, призванных следить за соблюдением этических норм в правительстве и не допускать случаев возникновения "конфликта интересов". Журавль в руках был для них явно предпочтительнее синицы в небе. Кое-кто из оказавшихся в списке "сырьевых материалов" лиц проявил в беседах с рейгановскими представителями излишнюю самостоятельность в суждениях или даже высказал свое несогласие с какими-то элементами политической философии Рейгана. Этого было достаточно, чтобы У. Ф. Смит и члены его группы к обсуждению их кандидатур больше не возвращались.

Сам Рейган принимал лишь формальное участие в формировании своего кабинета министров, время от времени высказывая предпочтение тому или иному кандидату, предложенному его калифорнийскими "Друзьями" или же ближайшими советниками. В группу, формировавшую будущее правительство страны, вошли и многие члены калифорнийского "кухонного кабинета", на протяжении более полутора десятков лет курировавшие каждый шаг Рейгана на политическом поприще. Предпочитавшие оставаться в тени и не афишировать своих отношений с Рейганом, они продолжали пользоваться огромным влиянием на своего протеже. "Эти отношения сложились очень давно, и губернатор Рейган ценит их весьма высоко, — говорил Смит, по привычке называвший Рейгана старым титулом вплоть до официального его вступления на президентский пост. — Это люди, чье суждение он уважает. И я полагаю, что в Белом доме будет существовать точно такой же "кухонный кабинет", какой был в Сакраменто"¹³. Судя по тому, с какой тщательностью и вниманием отбирали члены "кухонного кабинета" будущих министров, они действительно рассчитывали на сохранение своего решающего влияния на Рейгана и членов его администрации. А. Блумингдейл с прямотой, которой часто бравируют деловые люди Америки, информировал журналистов, что при подборе правительства страны члены "кухонного кабинета" руководствовались прежде всего намерением найти таких людей, которых они "сами бы наняли для своего собственного бизнеса"¹⁴. Как и в собственном бизнесе, члены "кухонного кабинета" намеревались оставить за собой формулирование и выработку общей, отвечающей их интересам и взглядам политической и экономической стратегии администрации, оставив в руках ее членов лишь управленческие функции. Роль, которую изначально отводил себе Рейган, — председателя правления директоров или совета управляющих — полностью укладывалась в схему политического руководства страной, разработанную "кухонным кабинетом". Его члены, как заявил Таттл, были готовы "всегда быть рядом, чтобы дать совет, ответить на возникшие вопросы и помочь избежать неприятностей"¹⁵.

Судя по готовности Рейгана следовать советам "кухонного кабинета" (при назначении министров и руководителей крупных федеральных ведомств) и рекомендациям лиц из его ближайшего окружения (при одобрении или отклонении кандидатур руководителей более низкого ранга), его вполне удовлетворяла роль лица, осуществляющего общее руководство. "Рейган не является управляющим картеровского типа, который хочет знать каждую деталь каждого проекта, — комментировал стиль работы нового президента его советник М. Браун. — Он склонен к тому, чтобы нарисовать общую картину, оставив прорисовку деталей сильным управленцам"¹⁶. Такая роль не требовала личного вмешательства в повседневную деятельность правительства и к тому же позволяла сохранять привычный образ жизни. Как ни анекдотично звучит пересказываемый Л. Кэнноном эпизод заключительного этапа предвыборной кампании 1980 г., у нас нет оснований не доверять досконально изучившему Рейгана автору. Согласно Кэннону, разбудившему Рейгана как-то рано утром помощнику пришлось выслушать ворчливую отповедь. "Но вам пора привыкать, губернатор, — попытался оправдаться помощник. — Когда вы станете президентом, малый из Совета национальной безопасности будет готов к докладу Вам каждое утро в 7.30>. "Долго же ему придется меня ждать", — проворчал в ответ Рейган. "Он не собирался перерабатывать на посту президента", — заключил пересказ этого эпизода Л. Кэннон¹⁷. И действительно, став президентом, Рейган передвинул доклад сотрудника Совета национальной безопасности на 9.30 утра; когда же в устном докладе не было особой необходимости, он представлялся президенту в письменном виде. "Большая тройка" ближайших помощников президента — Э. Миз, М. Дивер и Дж. Бейкер, — ставшая глазами и ушами Рейгана, взяла на себя основное бремя повседневных президентских забот, решая многие вопросы текущего характера за ставшим для них обычным совместным завтраком в 7.30 утра. На протяжении первых двух лет президентства Рейгана ни один сколько-нибудь важный политический или кадровый вопрос не решался президентом без того, чтобы при этом не присутствовал хотя бы один член "тройки". Члены "тройки" усвоили раньше и лучше других, что степень их влияния на государственную политику находилась в прямой зависимости от степени их близости к президенту.

Тема рейгановского окружения, нравов и норм морально-этического плана, которых придерживались (а чаще не придерживались) лица, составлявшие высшее административное руководство страны, будет возникать еще не раз по мере того, как мы будем знакомиться с событиями восьми лет пребывания Рейгана в Белом доме. В январе 1989 г. в уходящей в отставку администрации 40-го президента США останется лишь один член кабинета образца 1981 г. — министр жилищного строительства и городского развития С. Пирс, известный стране как "невидимка Сэм", а среди ответственных сотрудников аппарата Белого дома, с которыми Рейган начинал свое президентство, не останется ни одного. Для президентов текущего столетия восемь лет пребывания в Белом доме — скорее необычный, чем обычный, срок: Рейган оказался одним из всего лишь четырех американских президентов XX в., которым довелось пробыть на посту два или более четырехлетних срока. Один из четырех — Франклин Д. Рузвельт четырежды избирался на президентский пост; дважды избирались и пробыли на президентском посту все полагающиеся им восемь лет Вудро Вильсон и Дуайт Эйзенхауэр. Но ни при одном из рейгановских предшественников, включая, естественно, и тех, кто пробыл на президентском посту меньший срок, не произошло такой практически полной "смены декораций", как в годы администрации Рейгана. На разных этапах рейгановского президентства и по различным причинам правительство США и Исполнительное управление президента покинули как старые, испытанные соратники Рейгана еще по калифорнийскому периоду его политической карьеры, так и те, кто был рекомендован ему членами "кухонного кабинета" или советниками на этапе формирования правительства страны. Два из членов первого кабинета — министр торговли М. Болдридж и директор ЦРУ У. Кейси умерли до истечения восьмилетнего пребывания Рейгана в Белом доме, но, останься Кейси жив, против него скорее всего было бы возбуждено судебное дело по обвинению в нарушении Конституции США[13].

Г. Уиллс считает, что "лица, окружавшие Рейгана, были четко научены восхищаться бизнесменами и помогать им, поскольку именно бизнесмены, как считалось, вносили большой вклад в деятельность администрации как с точки зрения интеллектуальной, так и финансовой помощи. Результаты многолетней приверженности такому взгляду нашли отражение в судебных протоколах"¹⁸. Выразителем подобных взглядов открыто выступал У. Ф. Смит. Один из его бывших коллег по регентскому совету Калифорнийского университета сослался как-то на глубокое убеждение Смита в том, что "право руководить всеми нами должно быть предоставлено небольшому центральному истеблишменту, состоящему из нескольких человек, которые добились успеха в жизни". Этот принцип "успеха в жизни" действительно стал одним из определяющих (помимо приверженности консервативным политическим взглядам) при подборе кандидатур на сто высших административных постов в министерствах и ведомствах рейгановской администрации. По меньшей мере четверть занявших эти посты лиц были миллионерами, а в самом правительстве из тринадцати министров, помимо самого Рейгана и вице-президента Дж. Буша, одиннадцать также были миллионерами. Занятие миллионерами и просто состоятельными людьми высших административных постов в стране не является чем-то исключительным в текущем столетии; напротив, занятие руководящего поста в правительстве или государственном ведомстве лицом, не добившимся столь ценимого американским обществом успеха в жизни, является скорее исключением, чем правилом. Но в отличие от практически всех предшествующих администраций, члены которых старались не афишировать личного богатства, члены пришедшей к власти рейгановской администрации бравировали им. Миллионер Ч. Уик, занявший пост директора Управления международных связей (сменившего Информационное агентство США, а затем вновь названного по-старому), буквально в первые же дни пребывания администрации у власти принялся за формирование ее благоприятного общественного "имиджа". В условиях обострения экономических проблем американского общества Ч. Уик не нашел ничего лучшего, как заявить, что "сегодняшним экономически ущемленным американцам доставляет удовольствие наблюдать за роскошным вашингтонским образом жизни членов рейгановской администрации точно так же, как тем, кто бедствовал в годы Великой депрессии, доставляло удовольствие любоваться жизнью голливудских звезд на киноэкране"¹⁹.

Уже в первые месяцы деятельности новой администрации по инициативе калифорнийских друзей Рейгана был объявлен сбор средств на ремонт и отделку интерьера Белого дома по вкусу президента и первой леди Америки. Мимо внимания представителей американской прессы не прошел тот факт, что сбор средств проводился активным членом "кухонного кабинета" Таттлом и что средства на эти цели стали поступать лишь после того, как президент Рейган принял решение об отмене правительственного контроля над ценами на нефть, дав возможность нефтепромышленникам (в том числе и калифорнийским) получить дополнительные прибыли, исчисляемые миллиардами долларов. Решение Рейгана принять от имени американского народа "дар бескорыстных жертвователей" сопровождалось возвращением конгрессу США специально выделенных на ремонт президентской резиденции 50 тыс. долл. Президент решил сэкономить общественные средства — так было объяснено решение Рейгана американцам. Но дотошные журналисты справедливо отмечали, что 823 тыс. долл., поступившие на ремонт и отделку Белого дома, были пожертвованы состоятельными американцами, которые по уровню своих доходов входят в категорию граждан, облагаемых подоходным налогом в размере 50 % и более. Получалось, что в результате столь щедрого "дара" министерство финансов США получило обратно 50 тыс. долл., но недосчиталось около 300 тыс. долл., которые должны были быть выплачены дарителями Налоговому управлению. На тех же условиях и с теми же последствиями для государственной казны вскоре стали поступать средства от частных пожертвователей на приобретение нового сервиза для президентских приемов (209 тыс. долл.), мебели для обстановки многочисленных залов и комнат Белого дома и даже наимоднейших туалетов для первой леди страны (в декабре 1989 г Налоговое управление США проявило интерес к полученным Нэнси Рейган в качестве дара туалетам, стоимость которых не отразилась в выплаченных президентской четой подоходных налогах). Представители прессы обратили внимание и на то, что очень частые, на первых порах практически еженедельные полеты президентской четы на уик-энд в Калифорнию обходились американским налогоплательщикам в 250 тыс. долл. за каждый полет. Можно ли было удивляться тому, что многие лица из окружения президента имели весьма своеобразное представление о морально-этических нормах поведения государственных служащих и не усматривали ничего предосудительного в том, что служебное положение активно использовалось ими в целях личного обогащения и оказания содействия в обогащении лицам, связанным с ними деловыми или родственными узами? Анализируя состав правительственного аппарата, Р. Нэйдер отмечал, что "многие из этих официальных лиц намерены возвратиться на прежние места работы в своей отрасли, но уже на более высокий уровень и за большее материальное вознаграждение". Это обстоятельство объясняло, почему многие из них не могли избежать того, что историк Л. Дженкс назвал "беззастенчивым смешением государственной деятельности с увеличением личных состоянии"20.

Нет, по всей видимости, никакой необходимости рассказывать во всех деталях и с перечислением всех случаев противозаконной, а нередко и попросту преступной деятельности виднейших деятелей рейгановской администрации, зарегистрированной в сотнях, а то и тысячах томов судебных дел, возбужденных на протяжении всех восьми лет президентства Рейгана. Каждого из подобных случаев было бы достаточно для написания целой книги. Можно здесь лишь указать, что в нарушении американских законов, во всевозможных махинациях с налогами, фальсификации документов, использовании служебного положения в корыстных целях, обмане общественности, связях с преступным миром и прочих противоправных действиях были обвинены и были вынуждены под удобным предлогом, давлением общественности или по решению судебных органов покинуть верхний эшелон государственной власти два министра юстиции, министр внутренних дел, министр труда, министр финансов, три помощника президента по вопросам национальной безопасности, заместитель министра обороны, директор Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА), помощник министра обороны, директор Агентства по охране окружающей среды и многие другие крупные чиновни ки администрации, общее число которых составило около 200 человек. Кто-то из них уходил с крупным скандалом, кто-то исчезал с политического горизонта без какого-либо шума. Кого-то из них президент Рейган защищал буквально до последнего, от других избавлялся по настоянию Нэнси Рейган, а кое-кто и после ухода Рейгана из Белого дома все еще находился под следствием, грозившим воскресить в памяти американцев многие неблаговидные поступки и эпизоды периода его президентства.

Но все это — нарушения законов, противоправные действия членов администрации — будет позднее, а сейчас продолжим рассказ о первых месяцах пребывания Рейгана в Белом доме.

Энтузиазм, с которым был встречен приход к власти администрации Рейгана в военно-промышленных кругах Калифорнии и в целом всеми американскими консерваторами, заметно диссонировал с настроением подавленности и пессимизма в стране. События последних лет, а тем более последних двух десятилетий как в самой стране, так и на международной арене не способствовали чувству уверенности в завтрашнем дне. В предшествующие четыре года американцы в который раз убедились, как мало значат обещания политических деятелей, как ненадежны их заверения в скором решении стоящих перед обществом проблем К январю 1981 г предкризисное состояние американской экономики ни у кого не вызывало сомнения. О сложном положении, в котором оказалась американская экономика в начале 80-х годов, свидетельствовали не только постоянные напоминания нового президента (ссылавшегося при этом на тяжелое наследие, доставшееся ему от его предшественника в Белом доме), но прежде всего то, что огромная масса американцев в целом жила хуже, чем в начале предшествовавшего десятилетия.

Инфляция в течение последних двух лет президентства Картера впервые после конца первой мировой войны выражалась двузначной цифрой и составляла в 1980 г 12,4 % (в 1979 г она превосходила 13 %). Выступая перед американскими телезрителями 5 февраля 1981 г., Рейган не смог отказать себе в драматическом жесте: продемонстрировав с телеэкрана бумажный доллар, он назвал его долларом образца 1960 г. и добавил, что этот доллар "стоил" в 1980 г. всего 36 центов, а в ближайшие годы, если не удастся остановить бурного роста цен, будет "стоить" лишь 25 центов. И для пущего впечатления бросил на стол перед собой несколько никелевых монеток. (В других своих выступлениях на ту же тему он отрывал от "доллара образца 1960 г." небольшой кусочек, иллюстрируя им ту малую толику, которая осталась от некогда полноценного доллара.) Рейгановская драматизация инфляционного процесса в стране была очень впечатляющей в отличие от сложных математических выкладок, которыми обычно оперировали финансисты и экономисты. Образ "урезанного" до мелких монеток или небольшого обрывка доллара производил большее впечатление, чем растущие на глазах цены в соседней бакалейной лавке. Столь же впечатляющей иллюстрацией президент воспользовался через две недели после своего первого телевизионного выступления, когда изобразил один триллион долларов, к которому приближался государственный долг США, в виде "пачки" тысячедолларовых ассигнаций толщиной или, точнее, высотой в… 107 с лишним километров. (К началу 1980 г. государственный долг США составил 934 млрд долл.)

Тесно увязанными с инфляционным процессом и ростом государственного долга страны были и другие экономические проблемы американского общества. Дефицит федерального бюджета достиг казавшейся тогда фантастической цифры в 74 млрд долл. Не лучше обстояло дело и с занятостью трудоспособного населения страны. Подытоживая безрадостное положение во всех без исключения областях американской экономики, журнал "Тайм" писал в те дни, что любой человек, который всего лишь несколько лет назад решился бы назвать такие цифры, был бы незамедлительно отправлен в психиатрическую больницу. В январе же 1981 г. эти сведения фигурировали повсюду — на первых страницах газет, в комментариях радио и телевидения, в анализах экономических обозревателей и в заявлениях политических деятелей. Эти же данные прозвучали и в президентском обращении об экономическом положении страны, произнесенном им перед совместной сессией обеих палат конгресса США 18 февраля 1981 г.

В развитие главного тезиса своего телевизионного выступления от 5 февраля о том, что основой предлагаемой его администрацией программы экономического возрождения страны будет бюджет на очередной финансовый год, президент предложил конгрессу "пакет" конкретных мер, которые, по его словам, могли помочь избежать грозящей экономической катастрофы. По сути дела в этих предложениях не было ничего такого, о чем Рейган не говорил раньше, правда в более обтекаемых и общих фразах. Программа Рейгана, получившая закрепившееся за ней название "рейганомики", предусматривала неслыханное до того сочетание попытки сбалансировать федеральный бюджет при одновременном повышении расходов на военные нужды и заметном сокращении подоходных налогов. В возможности такого сочетания Рейган убедил себя давно, и теперь ему предстояло убедить в том же и других. "Экономика, основанная на шаманских заклинаниях" кандидата в президенты Рейгана, превращалась в государственную экономическую политику администрации президента Рейгана, тогда как автор этой саркастической характеристики Буш уже стал вице-президентом страны. Комментируя предложенную президентом программу "экономического возрождения страны", его ближайший советник Миз говорил вслед за Рейганом, что успех ее во многом, во всяком случае на 50 %, зависит от психологического фактора — стоит стране, ее деловым кругам и всем американцам поверить в возможность реализации такой программы, как произойдет активизация экономической деятельности, которая в свою очередь приведет к сокращению безработицы, укреплению доллара, снижению темпов роста инфляции и, следовательно, к устранению дефицита федерального бюджета, а с его устранением и к сокращению государственного долга страны. (С целью укрепления веры американцев в предлагаемые президентом меры по экономическому возрождению страны в органы массовой информации США вновь стали активно проталкиваться сведения о наличии у президента экономического образования.)

При всем том, что в президентском обращении об экономическом положении страны было предостаточно общих слов и лозунгов, в нем было и немало конкретики. Основной была цифра 41,4 млрд долл., на которые Рейган призывал сократить федеральный бюджет на 1982 финансовый год. Это сокращение предполагалось осуществить за счет ликвидации "не вызываемых необходимостью расходов, мошенничества и злоупотреблений", а также путем систематического сокращения расходов на социальные программы. Необходимость таких мер президент объяснил существованием широкого круга лиц, пользующихся выплатами из государственной казны, но "не имеющих права считаться истинно нуждающимися или злоупотребляющих программой социального вспомоществования" в виде бесплатных продовольственных талонов, бесплатных школьных завтраков, пособий по безработице, многодетности, возрасту или состоянию здоровья. Сокращения коснулись в разной степени 83 федеральных программ. Развивая поднятую президентом тему возрождения экономики, министр финансов Д. Риган нарисовал оптимистическую картину того, как подстегнутая принимаемыми администрацией мерами деловая активность приведет к увеличению вкладов капитала в новое производство и в новое оборудование, доведя их до 12 % ВНП.

Не подлежащей закланию "священной коровой" предложенного Рейганом проекта федерального бюджета на 1982 финансовый год была область военных расходов, призванных, по его словам, ликвидировать "окно уязвимости", образовавшееся в результате гонки вооружений, навязанной Соединенным Штатам Советским Союзом. (Споры по поводу того, кто кому навязывал гонку вооружений, продолжаются до сего времени, но вторая половина 70-х и первая половина 80-х годов были периодом наиболее активного обмена взаимными обвинениями чуть ли не за всю послевоенную историю.) В результате предлагаемого президентом повышения расходов на военные нужды военный бюджет США увеличивался на 29 млрд долл. с соответственным повышением доли военных расходов в федеральном бюджете страны до 27 % (в бюджете на 1981 финансовый год эта доля составляла 24,1 %) Рейган не был намерен останавливаться на достигнутом: в 1984 финансовом году бюджет Пентагона намечалось довести до 250 млрд долл., что составило бы 32,4 % федерального бюджета²¹Общая сумма военных расходов на ближайшие 5 лет должна была составить, согласно планам администрации, полтора триллиона долларов. При всей колоссальности военных расходов США доля их в ВНП страны на протяжении 1980–1984 гг изменялась, по официальным данным, следующим образом (соответственно по годам) 5,2; 5,5; 6,1, 6,5 и 6,7 %. В постоянных долларах военные расходы выросли в 1980 г. на 6,6 %, в 1981 г. — на 3,5, в 1982 г. — на 3,5, в 1983 г. — на 4,5, в 1984 г. — на 2,8 %.

Одной из важных особенностей предложенного Рейганом проекта федерального бюджета на 1982 финансовый год в размере 695,5 млрд долл, было и первое из намеченных им на ближайшие три года снижение подоходного налога на 10 % Это рейгановское предложение, неизменно фигурировавшее в его предвыборных выступлениях, пользовалось особой и понятной популярностью во всех слоях населения США, но лишь немногие отдавали себе отчет в том, что в условиях резкого повышения военных расходов такое заметное снижение налогов может быть осуществлено лишь путем еще большего урезывания расходов на социальную помощь. Иного решения проблемы дефицита федерального бюджета не видели и американские экономисты, подвергшие серьезной критике предлагаемый президентом "пакет мер по экономическому возрождению страны" Абсолютное большинство из них выражало очень серьезные сомнения в том, что, продолжая увеличивать военные расходы и снижая налоги ежегодно на 10 % в течение трех ближайших лет, Рейган будет в состоянии довести бюджетный дефицит до 45 млрд долл. в 1982 финансовом году, затем до 22,9 млрд долл. в 1983 финансовом году и наконец добиться даже превышения доходной части бюджета над расходной на 500 млн долл.

Беспристрастный анализ положения, сложившегося в сфере социального обеспечения с 30-х годов, свидетельствовал о наличии определенных "перегибов" либерального регулирования социального обеспечения, здравоохранения и образования, вызванного к жизни экономическим кризисом 1929–1933 гг. и необходимостью предотвращения серьезного социального взрыва в стране. Заметных сдвигов в либерализации государственных программ социального вспомоществования добилось и американское рабочее движение. При этом нельзя было полностью отрицать возможность того, что в сфере социального обеспечения существовали факты злоупотреблений, фальсификаций и подлогов. Однако президент приводил единичные, подчас фальсифицированные данные как установленные факты, широко-де распространенные в сфере социального обеспечения и требующие вмешательства государства с целью наведения в ней порядка. Возражения специалистов, считавших, что задача ликвидации перегибов не оправдывает столь жесткого урезывания программ социального вспомоществования и что в любом случае сэкономленных на этом средств будет явно недостаточно для ликвидации дефицита федерального бюджета, отметались Белым домом как несостоятельные. Тем более не принимались во внимание серьезные возражения со стороны значительной части американской общественности и особенно со стороны малоимущих слоев населения. Разработанный администрацией Рейгана проект бюджета был в конечном итоге, хотя и с незначительными изменениями, утвержден конгрессом США в условиях, когда большинство в палате представителей продолжало принадлежать демократической партии. Федеральный бюджет США на 1982 финансовый год был урезан на 35 млрд долл. (а не на 41,4 млрд долл., как первоначально предлагал президент). Оценивая позднее эту победу Рейгана, американский политолог О. Ранни писал, что она "в большей степени, чем какое-либо другое событие, позволила Рейгану получить репутацию лидера конгресса калибра Франклина Рузвельта и Линдона Джонсона, репутацию, которую ему удалось в определенной мере сохранить в течение всего своего президентства"²². После утверждения обеими палатами конгресса его предложений о снижении налогов (в июле 1981 г.) президент объявил начало нового возрождения Америки. Победа Рейгана была встречена Уолл-стритом с ликованием. Но вслед за этим началось резкое падение курсов акций на нью-йоркской бирже, а к концу года в стране наступил экономический спад. Уже в декабре 1981 г. президенту были доложены долгосрочные прогнозы экономистов, согласно которым вместо сбалансированного федерального бюджета в 1984 финансовом году следовало ожидать увеличения дефицита до 162 млрд долл. Рейган этому прогнозу не поверил или, вернее, не захотел поверить. Как писал Л. Кэннон, "когда Рейган находит идею, отвечающую его целям, его редко заботят детали, препятствующие ее реализации"²³.

В отличие от конкретных шагов, предпринятых администрацией в сфере экономики и финансов, первые проявления активности нового президента во внешнеполитической области носили ярко выраженный теоретический и идеологический характер. Возможно, объяснение этому следовало искать в том, что, располагая некоторым опытом практической деятельности в области социально-экономической политики, накопленным на посту губернатора крупнейшего и богатейшего американского штата, Рейган был предельно неопытен и даже невежествен в международных вопросах. Еще в ходе предвыборной кампании 1980 г. Рейган путал Индонезию с Индокитаем, Афганистан с Пакистаном и вызвал по меньшей мере удивление своим заявлением, что, воюя во Вьетнаме, США в действительности "защищали только что освободившуюся от колониального гнета маленькую страну от тоталитарного соседа, исполненного решимости завоевать ее"²⁴. Журналистам тогда не оставалось ничего иного, как напомнить Рейгану, что именно США вложили по меньшей мере полмиллиарда долларов в попытки Франции сохранить свое колониальное господство в Индокитае и что именно США воспрепятствовали проведению выборов в Южном Вьетнаме из опасения, что в случае предоставления народу этой страны свободы выбора он выскажется за объединение с ДРВ. Рассказывали, что уже в первые дни пребывания Рейгана в Белом доме произошел курьезный случай в ходе доклада сотрудника Совета национальной безопасности о положении в Иране и на советско-иранской границе. Сидевший до этого по своему обыкновению с безучастным видом Рейган внезапно оживился и заинтересованно переспросил: "Советско-иранская граница? А что, разве они соседи?" "Соседи", — пришлось просветить главу американского государства. И позднее Рейган настолько часто допускал искажения или незнание исторических фактов и существа возникающих перед ним проблем, в первую очередь внешнеполитического характера, что введенная еще в период предвыборной кампании 1980 г. в ряде американских газет и журналов специальная рубрика "Опять он за свое!", под которой публиковались подборки допущенных Рейганом искажений или, попросту, "ляпов", сохранялась и после его въезда в Белый дом. Но не эти оговорки и оплошности президента пугали американцев. В конечном счете, считали многие из них, президентские ошибки свидетельствовали лишь о том, что он является таким же простым человеком, как и абсолютное большинство людей, населяющих Америку, и о том, что ничто человеческое не чуждо и главе американского государства. Пугало их другое.

Еще с предвыборной кампании 1976 г. сложилось убеждение, что Рейган является принципиальным противником переговоров о сокращении стратегических наступательных вооружений, считая, что в этих переговорах США совершенно недостаточно пользовались таким методом давления на СССР, как угроза нового витка гонки вооружений. И в 1976 г., и в ходе предвыборной кампании 1980 г. Рейган говорил, что, став президентом, он приступит к осуществлению политики создания новых видов ядерного оружия и будет ее реализовывать до тех пор, пока советские лидеры не убедятся в растущей ядерной мощи США и не пойдут на установление жестких "потолков" или даже на сокращение ядерных вооружений. Рейган подчеркивал, что он не собирается прекращать переговоры с СССР, а просто, продолжая их, будет одновременно наращивать ядерную мощь США. Страх, который испытывали многие американцы перед лицом нового и много более опасного витка гонки ядерных вооружений, не могли снять даже рейгановские заверения в том, что он "прошел уже через четыре войны и не хочет пятой". Как он "прошел" через четыре войны (т. е. первую и вторую мировые войны, войны в Корее и во Вьетнаме), было хорошо известно: они оставили в его жизни не больший след, чем те многочисленные войны, через которые он "прошел" в качестве голливудского актера.

Через девять дней после въезда в Белый дом Рейган выступил на своей первой пресс-конференции с заявлениями и оценками, напомнившими присутствующим, как писала газета "Вашингтон пост", "самые трудные времена "холодной войны"". Газета "Нью-Йорк таймс" в свою очередь отметила полное совпадение взглядов Рейгана со взглядами "многих противников развития отношений с Советским Союзом"²⁵. Рейган заявил, что не знает "ни одного лидера Советского Союза со времен революции и включая нынешнее руководство страны, который бы не заявлял, и притом не раз, на различных коммунистических съездах, что их целью должно быть содействие мировой революции и создание единого социалистического или коммунистического государства". Кто бы ни вступал в договорные отношения с СССР, продолжал Рейган, должен всегда помнить, даже в условиях разрядки, что для советских лидеров "единственно морально оправданным является только то, что способствует реализации их целей", и что "они резервируют за собой право совершать любое преступление, лгать и обманывать"²⁶. Американские газеты были вынуждены констатировать, что ни один из американских президентов со времен Гарри Трумэна не допускал таких грубых высказываний в отношении советских лидеров. На следующий день американские журналисты попытались выяснить, какими фактами располагал президент, ссылаясь на стремление Советского Союза к мировому господству, но пресс-секретарь Белого дома Дж. Брэйди заявил, что не знает ответа на этот вопрос. Были, впрочем, у американских журналистов и другие вопросы. Один из крупных политических обозревателей страны, Д. Броудер, писал: "С тех пор как Рональд Рейган появился на общественном горизонте, он говорил такие вещи, которые затрудняли серьезное отношение к нему со стороны некоторых людей. Его никогда не обвиняли в преднамеренном обмане. Независимо от того, нравится он им или нет, люди признавали, что Рейган говорит то, во что сам верит. Но, даже имея в своем распоряжении огромный государственный аппарат, президент продолжает говорить такие вещи, которые вызывают вопрос: откуда на свете берет он все эти свои идеи… Комментарии Рейгана дают основание считать, что некая влиятельная анонимная личность вновь заложила в его голову некую идею, которая может стать основой государственного политического курса. Президентские ошибочные представления являются весьма опасными забавами… Кто говорит ему, что дела обстоят именно так, а не иначе, и кто (если вообще существует такой человек) окажется достаточно смелым, чтобы убедить его в ошибочности таких представлений?"²⁷. Но и этот, и многие другие вопросы, которые задавали американцы, носили явно риторический характер и не были рассчитаны на то, что кто-то из представителей Белого дома, не говоря уже о самом президенте, когда-либо ответит на них.

Не обошлось на пресс-конференции и без очередной оплошности президента, спутавшего Карибское море со Средиземным, но весь тон и содержание заявления и ответов Рейгана на вопросы журналистов вызвали настолько серьезную тревогу как в самих США, так и среди американских союзников в Европе, что мало кто обратил внимание на пустяковую оговорку. Как писала Ф. Льюис, политический обозреватель газеты "Нью-Йорк таймс", "друзья и союзники предпринимают энергичные попытки разобраться с истинными намерениями Соединенных Штатов" и "задают себе вопрос, какая доля вашингтонской риторики рассчитана на то, чтобы ободрить домашний фронт, а какая серьезно адресуется противникам"²⁸. Комментируя после пресс-конференции Рейгана "сомнительное качество кое-чего из сказанного", газета "Вашингтон пост" в своей передовой призвала не путать "официальную критику конкретного советского поведения, какой бы публичной и резкой она ни была", с "неопределенными, расплывчатыми нападками на природные качества Кремля". "Столь явно привнося свою философию в свою дипломатию, г-н Рейган питает те силы в советском и американском общественном мнении, которые настроены только на конфронтацию", — писала газета²⁹. Посол СССР А. Ф. Добрынин высказал государственному секретарю США А. Хейгу недоумение по поводу высказываний Рейгана на пресс-конференции и выразил надежду, что такое в будущем не повторится. Но "такое" повторялось, и не раз. Успокаивая то ли самих себя, то ли мировое общественное мнение, озабоченное первыми признаками отсутствия сдержанного и взвешенного подхода к международным проблемам со стороны Белого дома, политические деятели и журналисты, не разделявшие взглядов и подходов Рейгана, вновь и вновь ссылались на то, что новый президент является профессиональным актером и поэтому слаб в импровизации, и предлагали судить о действительных намерениях администрации во внешнеполитической области по официальным документам и заявлениям, зачитываемым президентом с листа. Но в напряженной международной обстановке начала 80-х годов трудно было говорить о спокойствии, тем более что подобные заявления исходили от лидера одной из двух могущественнейших в военном отношении держав мира, известного к тому же своим давним и категорическим неприятием социально-экономической и политической системы второй державы. На символических часах, печатающихся с 1947 г. на обложке американского журнала "Буллетин оф атомик сайентистс", минутная стрелка была сдвинута на три минуты ближе к полуночи, символизирующей наступление всемирной ядерной катастрофы[14].

Не чурающимися порой мистических обобщений американцами было подмечено, что с 1840 г. все президенты США, избиравшиеся в год президентских выборов, оканчивающийся нулем, — 1840, 1860, 1880, 1900, 1920, 1940, 1960, рано или поздно умирали на своем посту или же погибали от руки убийцы. Эти странные совпадения дали повод американской прессе и склонным к сенсациям авторам заговорить о существовании таинственного "нулевого фактора", обрекающего на смерть или гибель государственных деятелей, избранных президентами США в год, который отмечен "проклятьем нуля".

Возможно, не было бы никакой необходимости даже упоминать об этих мистических совпадениях, если бы не то, что в преддверии выборов 1980 г. и после въезда в Белый дом Рейгана упоминания "нулевого фактора" участились в такой степени, что не могли не оказывать воздействие на значительную часть американцев, уверовавших в незавидную судьбу 40-го президента США. Муссирование этого таинственного символа в средствах массовой информации оказывало влияние и на психически неуравновешенных лиц, давая основание их больному воображению оправдывать акты насилия в отношении "нулевого президента" убеждением, что они являются всего лишь "исполнителями высшей воли", "инструментом в руках рока". В том, что произошло в дождливый мартовский день 1981 г., небесные силы не фигурировали, но если уж говорить о каких-то земных силах, то следовало бы упомянуть публикации любителей сенсаций, создавшие психологическую атмосферу совершенно уникального свойства: с момента въезда Рональда Рейгана в Белый дом страна была готова к тому, что с президентом со дня на день что-то должно случиться.

Цветные фотографии в иллюстрированных журналах, кадры телевизионной хроники, показания очевидцев позволили восстановить шаг за шагом все события, происшедшие 30 марта 1981 г. перед вашингтонской гостиницей "Хилтон> через несколько минут после того, как президент Рональд Рейган закончил свое выступление перед 3,5-тысячной аудиторией делегатов профсоюзного объединения АФТ — КПП. Судебное следствие в свою очередь позволило узнать о том, что предшествовало тому роковому дню.

В 1976 г. на экраны США вышел художественный кинофильм "Таксист", главную роль в котором исполнял популярный американский киноактер Роберт Де Ниро. Джон Хинкли, как выяснилось, смотрел этот фильм 15 раз, потому что ему очень понравилась молоденькая актриса Джоди Фостер, сыгравшая в этом фильме эпизодическую роль. Все, что делал Джон Хинкли вплоть до конца марта 1981 г., делалось им в расчете на то, чтобы привлечь ее внимание. В письме, написанном на имя Джоди Фостер, ставшей к тому времени студенткой Йельского университета, Хинкли писал в день совершения покушения на президента Рейгана: "Дорогая Джоди! Вполне вероятно, что я буду убит при попытке застрелить Рейгана. Именно по этой причине я пишу тебе это письмо. Как тебе уже известно, я тебя очень люблю. В течение последних шести месяцев я направил тебе десятки поэм, писем и посланий в слабой надежде привлечь твой интерес к себе… Джоди, я прошу тебя заглянуть себе в душу и по крайней мере дать мне шанс после того, как я совершу этот исторический поступок, чтобы завоевать твое уважение и любовь"³⁴

В ходе предварительного следствия и допроса Хинкли после совершения им покушения на Рейгана выяснилось, что в октябре 1980 г. Хинкли был задержан в аэропорту г. Нэшвилл, штат Теннесси, с тремя револьверами. В тот день в Нью-Йорке, куда собирался вылететь Хинкли, находился президент Картер, но полицейские власти Нэшвилла не усмотрели в задержании вооруженного Хинкли никакой связи с объявленным планом поездок президента или с предстоявшим через неделю приездом в Нью-Йорк из находившегося недалеко от Нэшвилла г. Мемфиса кандидата республиканской партии на пост президента Рейгана. Оружие у Хинкли было конфисковано, а сам он был оштрафован на 50 долл. Спустя четыре дня Джон Хинкли приобрел в г. Далласе (неподалеку от того места, где был застрелен президент Джон Ф. Кеннеди) два новых револьвера, а еще через несколько дней — третий. Следствию стало известно и то, что Хинкли охотился за Рейганом еще до вступления последнего на пост президента США и даже сфотографировался, будучи в Вашингтоне, на фоне театра Форда, где был убит Авраам Линкольн. За день до покушения на Рейгана Хинкли прибыл в столицу и снял номер в отеле, находившемся в двух кварталах от Белого дома. Профланировав весь вечер по находящемуся в четырех кварталах от президентской резиденции району столицы, известному сомнительными с точки зрения морали заведениями, Хинкли возвратился в гостиницу, полный решимости совершить задуманное на следующий день. Джон Хинкли закончил свое письмо на имя Джоди Фостер, выдержки из которого приводились выше, за полтора часа до покушения. Он был еще в своем номере, когда в Белый дом прибыл министр труда Р. Донован, чтобы сопровождать президента в отель "Хилтон". Президентский лимузин подъехал к парадному входу в гостиницу, и в сопровождении Донована, сотрудников аппарата Белого дома и личной охраны президент проследовал в гостиничный зал, где его уже ожидали собравшиеся там профсоюзные деятели. Короткое, сугубо протокольное выступление Рейгана изобиловало общими фразами, касавшимися самых разнообразных тем. В числе прочих была затронута и проблема роста преступности в США и право американцев на приобретение и ношение огнестрельного оружия, в самых решительных выражениях поддержанное президентом.

Ни стоявшие снаружи здания гостиницы полицейский и охранники, ни собравшиеся в отведенном им и огороженном красным вельветовым канатом месте представители периодической печати, радио и телевидения США не обратили внимания на нервно ведущего себя молодого человека, непостижимым образом затесавшегося в толпу репортеров, ожидавших выхода президента из гостиницы. Президентский лимузин был запаркован метрах в восьми от парадного подъезда гостиницы. Выйдя из гостиницы, Рейган поднял в приветствии руку, тогда как репортеры беспорядочными выкриками: "Г-н президент, г-н президент!" — пытались привлечь его внимание и получить возможность задать ему какой-нибудь вопрос. В этот момент раздались выстрелы. "Крутился барабан, щелкал курок, и маленький тупорылый револьвер сеял смятение. Майкл Дивер, заместитель руководителя аппарата Белого дома, съежился, как человек, мимо которого только что просвистела смерть. Пресс-секретарь Джеймс Брэйди упал ничком на тротуар, обливаясь кровью. Полицейский Томас Деланти резко повернулся и упал, получив пулю в шею, а его фуражка отлетела в сторону. Одна пуля попала в грудь агенту секретной службы Тимоти Маккарти, свалив его на землю. Другая проделала небольшое отверстие в левом боку президента Соединенных Штатов, которого тут же втолкнул в машину агент секретной службы Джерри Парр, и машина умчалась с такой скоростью, что поначалу даже Рональд Рейган не понял, что он ранен" — так описывал журнал "Ньюсуик" те несколько мгновений, в течение которых Джон Хинкли успел выпустить шесть разрывных пуль из своего короткоствольного револьвера 22-го калибра, прозванного в США "специальным для субботнего вечера"³¹.

Доставленному в госпиталь университета им. Джорджа Вашингтона Рейгану было срочно сделано переливание крови, а затем была произведена операция по извлечению пули, которая пробила левое легкое и остановилась в двух сантиметрах от сердца. Схваченному на месте преступления сыну состоятельного нефтепромышленника, Джону Уорнеку Хинкли, человеку без определенных занятий, состоявшему некогда в нацистской партии Америки, но изгнанному из нее по подозрению в принадлежности к агентуре ФБР, было предъявлено обвинение в покушении на президента США и нанесении серьезных ран еще трем лицам. (Джеймс Брэйди, пресс-секретарь Белого дома, раненый Джоном Хинкли, остался полностью парализованным на всю жизнь.) Предвосхищая возможность возникновения всевозможных слухов, пресса США констатировала, что Хинкли "не имел ничего общего с теми, кто совершает в мире государственные перевороты и революции"³².[15]

Люди, помнившие реакцию американцев на убийства братьев Кеннеди, на покушения (по счастливой случайности неудачные) на президента Форда, не могли не обратить внимание на то, что сообщения о покушении на Рейгана и его ранении не только не вызвали возмущение и обеспокоенность, но были восприняты широкой общественностью как нечто вполне естественное. Аналогичным образом на первых порах отреагировала на покушение и американская пресса, еще раз напомнившая своим читателям о действии "нулевого фактора". Если в сообщениях прессы и фигурировало недоумение, то лишь по поводу того, что "нулевой фактор" проявился так скоро после въезда Рейгана в Белый дом. Отношение к происшедшему и к самому президенту менялось буквально с каждой новой информацией, выплескивавшейся на первые страницы газет и в радио- и телевизионные репортажи. Американцам рассказывали, что до того, как Рейган был доставлен в госпиталь, ни он сам, ни сопровождавшие его агенты секретной службы не знали о ранении, хотя струйка ярко-алой крови, сочившаяся по уголкам рта президента, свидетельствовала о том, что с ним что-то произошло. (Агент секретной службы Дж. Парр, резко втолкнувший Рейгана в машину в те роковые секунды, боялся, что он сломал президенту ребро и оно пронзило легкое.) Будучи доставлен в госпиталь, президент с помощью сотрудников охраны прошел в помещение, но при входе в палату неотложной помощи силы его покинули и он опустился на одно колено со словами: "Мне трудно дышать". Тщательное обследование президента показало, что одна из шести пуль с алюминиевой головкой, разрывающейся на мелкие фрагменты при соприкосновении с любой поверхностью, попала в корпус президентского лимузина, разрывная ее часть дезинтегрировалась, а сама сплющенная в плоский диск пуля рикошетом и практически на излете прошла в щель между корпусом машины и открытой дверью, вошла в левую подмышку Рейгана, оставив на его теле небольшой надрез, внешне похожий на царапину. После обследования его перевезли в операционную. В течение этих нескольких часов при активном участии оперативно подключавшихся сотрудников аппарата Белого дома и представителей прессы стал формироваться совершенно новый, много более симпатичный образ главы американского государства, который в значительной мере сохранялся на протяжении почти всех последующих лет пребывания Рейгана в Белом доме даже в условиях неблагоприятных событий в стране или его непопулярных личных решений и действий.

Конечно, и это требует присутствия духа и мужества, и далеко не каждый способен на подобные вещи, тем более в таком возрасте и при таких обстоятельствах, но, видимо, поняв в какой-то момент, что его жизни не угрожает опасность, Рейган повел себя так, как, в его представлении, должен был вести себя настоящий мужчина из голливудских кинолент. Прежде чем его уложили на операционный стол, он шутливо поинтересовался у хирургов, все ли они являются республиканцами, на что те вполне серьезно ответили, что сегодня они все республиканцы. И в короткой реплике раздевавшей его медицинской сестре ("А что, если об этом узнает Нэнси?"), и во фразе, которой он встретил срочно доставленную в госпиталь жену ("Прости, дорогая, я забыл пригнуться"), и в вопросе, адресованном собравшимся у его кровати помощникам ("А кто же остался в лавке?"), и в ряде других ситуаций в госпитале президент проявил качества, очень ценимые американцами (да и не только американцами), — чувство юмора и твердость духа, даже если все или почти все его остроты и реплики были известны по голливудским фильмам прошлых лет или анекдотам. В одной из своих записок обслуживающему персоналу (ему было запрещено разговаривать после операции) Рейган процитировал Уинстона Черчилля: "Нет чувства более радостного, чем осознание того, что в тебя стреляли безрезультатно". Американцы были потрясены и очарованы своим президентом. "В будущем критика политического курса Рейгана будет всегда четко отделяться от оценки его качеств как человека", — заметил Л. Кэннон³³Индекс популярности президента, вернувшегося к исполнению своих обязанностей в конце апреля, подскочил до 68 %.

К концу первого года пребывания у власти Рейган назвал сформированный им кабинет министров "единой дружной группой". Схватки между "друзьями" со временем стали настолько обычным явлением, что на что уж падкая на сенсации и несоответствия между желаемым и действительным американская пресса и та сочтет неуместным вспоминать об этой неудачной характеристике. А первая серьезная ссора в "благородном семействе" произошла в день покушения на президента, и выяснение отношений между государственным секретарем А. Хейгом и министром обороны К. Уайнбергером комментировалось в американской печати бок о бок с сообщениями о состоянии здоровья президента и информацией о личности покушавшегося на его жизнь. Яблоком раздора явился порядок преемственности власти, в принципе не допускающий никаких интерпретаций. Но как только были получены первые сообщения о покушении на президента и его ранении, в кабинете министров разразился скандал. Дело было в том, что второе лицо в государстве — вице-президент Буш, конституционный наследник президента в случае смерти или серьезной болезни последнего, был вне Вашингтона. В срочно переданном ему телеграфном сообщении о покушении на президента указывалось, однако, что глава государства остался невредимым и, следовательно, спешить в столицу не имело смысла. К тому времени, когда Бушу сообщили о ранении Рейгана и он, изменив свои планы, поспешил в Вашингтон, там уже произошел первый серьезный конфуз рейгановской администрации. Государственный секретарь Хейг заявил собравшимся в так называемой Ситуационной комнате Белого дома для обсуждения сложившегося положения членам кабинета и ответственным сотрудникам президентского аппарата, что в отсутствие вице-президента он берет всю полноту власти на себя. Затем, не говоря никому ни слова, он бросился в телевизионную студию Белого дома, откуда прерывающимся от сильного волнения голосом и утирая выступающую на лбу испарину, обратился к стране с призывом сохранять спокойствие, поскольку-де ситуация полностью контролируется им лично. (Действия Хейга были сразу же признаны неконституционными, поскольку следующим по рангу после вице-президента должностным лицом США, наследующим президентскую власть, является спикер палаты представителей, за ним президент (pro tempore) сената США и уже только после него государственный секретарь США.) Хейг также сообщил американцам, что "нет никакой необходимости в принятии мер чрезвычайной боевой готовности". Согласно воспоминаниям присутствовавшего в тот момент в Ситуационной комнате человека, "на лице Уайнбергера застыло выражение душевного страдания". Он сказал: "Я не могу этому поверить. Что делает этот малый и по какому праву?" После возвращения Хейга в Ситуационную комнату с трудом сохраняющий спокойствие Уайнбергер указал своему коллеге по кабинету, что в вопросах, касающихся национальной безопасности, следующим за вице-президентом должностным лицом является он, а вовсе не государственный секретарь и что Хейгу не следовало делать подобных заявлений, поскольку приказ о принятии мер повышения боевой готовности вооруженных сил страны уже был дан им, министром обороны. (По его приказу были приведены в состояние боевой готовности силы ВВС стратегического командования.) "Послушай, приятель, ты лучше поезжай домой и подучи конституцию", — заявил ему в ответ Хейг³⁴. Отношения между двумя ведущими членами кабинета министров США, и ранее не отличавшиеся дружелюбием, подернулись, как говорят американцы, кислинкой. "Кризисной ситуацией в вопросах контроля над кризисной ситуацией" окрестили в американской прессе столкновение Хейга и Уайнбергера. Вплоть до самого последнего дня пребывания Хейга на посту государственного секретаря Уайнбергер и президентская "тройка" видели в нем потенциального узурпатора их функций.

Единственным деятелем администрации высшего ранга, чье поведение в эти дни было признано безупречным, оказался Буш: пока он летел на самолете в Вашингтон, один из его помощников разработал линию поведения вице-президента в сложившейся непростой обстановке. В представленных предложениях содержалась, в частности, рекомендация "не проявлять ни особой настырности, ни робости" в руководстве страной в отсутствие президента. Буш скрупулезно придерживался данных ему рекомендаций весь тот отрезок времени, в течение которого шел процесс выздоровления президента. Он руководил заседаниями кабинета министров, встречался и беседовал с иностранными лидерами, приезжавшими в США, совещался с законодателями но оставлял все важные решения до возвращения Рейгана. Через двенадцать дней после совершения покушения на его жизнь Рейган, заметно похудевший и еще передвигавшийся с большой осторожностью, был перевезен в Белый дом, где был продолжен курс лечения уже в домашних условиях. Тщательное наблюдение за процессом выздоровления Рейгана осуществлялось Нэнси Рейган, придирчиво следившей за соблюдением режима лечения, отдыха и питания и не допускавшей никаких отклонений от него. Ничего более важного, чем здоровье и благополучие ее мужа, для Нэнси Рейган не существовало.

В эти насыщенные драматическими событиями дни американцы, как и во время инаугурационных торжеств, вновь получили возможность лицезреть на телевизионных экранах всю рейгановскую семью. Младшие Рейганы, озабоченность которых состоянием здоровья отца не скрывала возбужденности, вызванной повышенным вниманием прессы к ним лично, посещали раненого президента в госпитале, комментировали процесс его выздоровления, сопровождали его при выписке. Вновь на короткое время возродился общественный интерес к членам этой необычной семьи, и вновь заговорили о их неординарных отношениях между собой. Этот интерес был вполне понятен и естествен: чета Рейганов была единственной из президентских семей с 40-х годов, жившей в Белом доме без детей и внуков. Правда, молодое поколение Рейганов уже давно вышло из детского возраста, но даже самый молодой представитель этого поколения — Рональд Рейган-младший в отличие от своих сверстников — детей предшествующих обитателей Белого дома никогда не жил с родителями в 25-комнатной президентской резиденции. Бросающуюся в глаза отчужденность младших Рейганов от президентской четы объясняли по-разному — кто их рано проявившейся самостоятельностью и понятным стремлением молодых людей к независимости, кто сложными отношениями с Нэнси Рейган. Скорее всего были правы и те и другие.

Как ни странно, но более или менее регулярные отношения с Рональдом и Нэнси Рейган практически на всем протяжении их жизни в Белом доме поддерживала старшая дочь президента от первого брака с Джейн Уайман — Морин. Только ей, единственной из четырех младших Рейганов, удалось наладить не просто приличные, но даже в какой-то степени доверительные отношения с Нэнси Рейган, принципиально не выносившей женского присутствия в доме, тем более такого присутствия, которое могло претендовать на внимание и любовь ее мужа. В формировании таких отношений играло роль и то, что консервативная общественная и политическая позиция старшей дочери мужа импонировала Нэнси в гораздо большей степени, чем либерально-радикальные "вывихи" в мыслях и вызывающе современный образ жизни ее родных детей — Патриции и Ронни-младшего. Лишь Морин, давняя активистка республиканской партии, не ставила отца в неловкое положение непродуманными выходками и заявлениями, чем, по всей видимости, и заслужила признательность и расположение Нэнси Рейган.

Как бы расплачиваясь за везение, сопровождавшее их отца на протяжении всей его жизни, дети Рейгана как от первого, так и от второго брака оказались неудачниками в профессиональной и личной жизни. За свою жизнь Морин Рейган перепробовала множество профессий, включая карьеру актрисы, певицы, телевизионной ведущей, деловой женщины, и даже пыталась добиться избрания в 1982 г. в сенат США от Калифорнии, но нигде не добилась успеха. Постоянная неудовлетворенность и экзальтированность, присущая ее натуре, помешали ей получить высшее образование (она бросила учебу в колледже) и найти счастье в семейной жизни (она была несколько раз замужем, но все браки кончались разводом). Ее энергия оказывалась весьма полезной в ходе всех предвыборных кампаний Рейгана, в которых она проявила больше активности, чем остальные ее сводные братья и сестра, вместе взятые. Полагая, что она имеет на то полное право как член семьи, вложивший в победы отца больше сил, чем кто-либо другой (за исключением, естественно, Нэнси Рейган), Морин часто присутствовала на официальных отцовских торжествах, всем своим видом и поведением демонстрируя при каждом удобном случае свою верность, любовь и лояльность к нему. По словам пресс-секретаря Белого дома Спикса, президентские помощники и даже государственный секретарь Дж. Шульц опасались Морин не меньше, чем Нэнси Рейган. Рейган, никогда не проявлявший особо теплых родительских чувств ни к старшим, ни к младшим своим детям, в какой-то степени выделял Морин, считая ее более самостоятельной и предсказуемой, чем остальные его дети. Но вход в святилище — в семью, состоящую только из двух человек — Нэнси и Рональда Рейган, Морин точно так же, как и другим молодым Рейганам, был заказан решительно и бесповоротно. "Никто из нас им не нужен, — констатировала Морин. — Они имеют друг друга. Они являются друг другу лучшими друзьями, и это продолжается уже более 30 лет. Это не жалоба. Это факт"³⁵.

Приемному сыну Рейгана и Джейн Уайман Майклу было всего года два, когда распалась их семья, так что совместной жизни с отцом он практически не знал, и нет ничего удивительного в том, что главным авторитетом для него всегда оставалась мать. Принимая активное участие, правда лишь в выходные дни, в кампании за избрание Рейгана президентом США, Майкл делал это без особого энтузиазма и скорее в расчете на то, что ассоциация с именем отца окажется полезной в его личной карьере мелкого бизнесмена, чем из какой-то особой любви или симпатии к нему Уже в первые месяцы после того, как Рейган стал президентом, Майкл был уличен в незаконных сделках с использованием налаженных им контактов в администрации и злоупотреблением именем отца. Рональд Рейган, не говоря уже о Нэнси Рейган, не испытывал особого расположения к Майклу и его семье, хотя сын и дочь Майкла были и остаются до сих пор единственными внуками Рейганов. Лишь ненамного удачливее своей старшей сестры в профессиональной карьере и семейной жизни (и он прошел через многие профессии и развод со своей первой женой), Майкл стал в отличие от нее изгоем, которого очень редко видели в Белом доме в течение всех восьми лет пребывания Рейгана на посту президента.

Выше уже рассказывалось о дочери Рональда и Нэнси Рейган Патриции, покинувшей родительский дом в начале 70-х годов и решившей взять псевдоним Патти Дэвис в стремлении самостоятельно утвердиться в жизни. Решение Патриции бросить учебу в университете и посвятить себя артистической карьере было оценено родителями крайне отрицательно. К возмущению ее решением уйти из университета примешивалось негодование по поводу активного участия Патриции в антивоенном движении, в выступлениях американской молодежи против войны во Вьетнаме. Ее отношение к семье и браку расценивалось придерживавшимися викторианских взглядов на любовь Рональдом и Нэнси Рейган как крайне легкомысленное. Карьеру Патти Дэвис нельзя было назвать успешной: ни драматической актрисы, ни сколько-нибудь популярной исполнительницы собственных песен из нее не получилось. Скорее всего в надежде на то, что ассоциация с именем главы государства может оказаться полезной в ее профессиональной карьере, Патти Дэвис не упускала случая присутствовать рядом с родителями на празднествах по случаю инаугурации отца, хотя в отличие от своих братьев и сестры вообще не принимала никакого участия в предвыборных кампаниях Рейгана, ссылаясь на свою "полную аполитичность". Американцы увидели ее вновь по телевидению, когда она вместе с матерью сопровождала возвращавшегося в апреле 1981 г. из госпиталя в Белый дом Рейгана. Первым успехом в ее творческой жизни был выход в свет уже упоминавшегося выше автобиографического романа "Домашний фронт", который нс представил бы в силу своей художественной слабости и тривиальности сюжета никакого интереса для американских издателей и читателей, не будь его автором дочь президента США. На протяжении последующих лет рейгановского президентства имя Патти Дэвис лишь периодически появлялось на страницах американских газет, да и то в основном в связи с выходом в свет ее книги или же в связи с сообщениями о реакции на нее Нэнси Рейган. Судя по всему, авторства книги Нэнси Рейган своей дочери не простила: в Белом доме Патти Дэвис видели с тех пор очень редко. Вопреки традиции, поддерживавшейся всеми президентскими детьми, церемония замужества Патти Дэвис в 1984 г. состоялась в одном из вашингтонских отелей, а не в Белом доме. Напряженность в их отношениях сохранилась и после того, как Рейганы покинули Белый дом.

Рональд-младший, прозванный в семье "Скипом" (от "Скиппер", или "Капитан", как его ласково называл в детстве отец), бросил в 1976 г учебу в престижном Йельском университете, объявив родителям о своем решении стать балетным танцовщиком. Какое-то время Ронни выступал в кордебалете профессиональной балетной труппы Джоффри, затем снимался в телевизионных постановках, занимался журналистикой, в том числе и в периодических изданиях, не отличавшихся пуританскими взглядами на мораль. При том, что "Скип" считался любимцем своих родителей, ни Рональд, ни Нэнси Рейган не проявляли особого внимания к нему и не делали никаких исключений для него в своем одинаково индифферентном отношении к тому, что происходит с их детьми и какого образа жизни они придерживаются. Свою "дешевую популярность" в стране (это его собственное выражение) Ронни-младший, надо отдать ему должное, всегда воспринимал с достаточно большой степенью иронии, издеваясь и над собой, и над теми, кто пытался использовать его в целях саморекламы. Многие его поступки были рассчитаны на эпатаж окружающих, включая даже его собственных родителей. Так, в журнале "Вэнити фэйр" были опубликованы фотографии Ронни-младшего, делающего более или менее классическое балетное антраша в красном нижнем белье и белых носках, с "панковской" прической и в темных очках. Удовольствия его родителям эти разошедшиеся по всей стране снимки, естественно, не доставили, но "первого сына" страны это обстоятельство, судя по всему, мало волновало. Его, как молодого человека, склонного пусть даже с элементом клоунады к само-иронии и трезвой оценке происходящего вокруг него оживленного действа, наверное, не могло не забавлять повышенное внимание к его особе, с которым он сталкивался при своих выездах за пределы Соединенных Штатов. В ряде стран представители официальных властей и средства массовой информации оказывали ему прием явно по категории "очень важных персон", скорее всего не отдавая себе отчета в том, что на самого президента (ради которого по существу и устраивалась подобная встреча) все это не производило никакого впечатления и, конечно уж, никак не отражалось на политическом курсе США в отношении этих стран. Л. Спикс, президентский пресс-секретарь, считал, что Ронни-младший всегда был самым любимым из четырех детей. Далее любовь Рональда и Нэнси Рейган шла по нисходящей в следующем порядке: Морин, Майкл и Патти.

Присутствие в Белом доме молодежи, а тем более детей младшего возраста, всегда накладывало особый отпечаток на атмосферу, царившую в президентской резиденции. Время от времени, особенно в дни семейных и национальных праздников, в личных апартаментах главы государства царило всеобщее оживление, в которое оказывались вовлеченными даже сотрудники аппарата Белого дома. Детские дни рождений и рождественские елки отмечались с приглашением маленьких гостей — соучеников и соучениц президентских детей или внуков, в результате чего Белый дом — символ высшей государственной власти США превращался на время в обычный американский дом, а "первая семья страны" — в заурядную гостеприимную американскую семью. Подобные празднества, лишенные малейшего намека на официалыцину, привлекали внимание представителей прессы и широко освещались на страницах газет и в теленовостях, способствуя созданию впечатления о простоте и доступности президента. Дух, царивший в рейгановском Белом доме, был совершенно иным.

Изменения, происшедшие с приходом к власти Рейгана, бросались в глаза особенно в сопоставлении с атмосферой, которая царила в президентской резиденции при Картере. На смену подчеркнутой простоте и даже аскетизму семьи Картеров пришли изысканность и великолепие в голливудском, т. е. "показушном", стиле. В Нэнси Рейган, по ее словам, с давних пор дремал без дела "неудавшийся декоратор интерьера"; с переездом четы Рейганов в Белый дом применение этим способностям было найдено. Рука и вкус новой хозяйки чувствовались на каждом шагу — и в верхних жилых помещениях, и внизу, где располагались комнаты и залы для официальных приемов. Броские сочетания красок с неизменным присутствием красного цвета, многочисленные, начищенные до блеска канделябры и бронзовые скульптуры, развешанные по стенам картины западных мастеров и множество ярких цветов в расставленных повсюду вазах отвечали представлению Нэнси Рейган о президентской резиденции как о доме, непохожем на какой-либо другой. К участию в официальных мероприятиях Белого дома вновь были привлечены отсутствовавшие в предшествующие четыре года внешние атрибуты верховной власти США, такие, как почетный караул, наряженный в опереточные формы, трубачи, возвещавшие о появлении президентской четы и почетных иностранных гостей. Возвратились и пышные балы, и роскошные приемы. Вновь стало модным быть приглашенным на прием в Белый дом, оказаться среди самых известных, самых богатых, самых элегантно и изысканно одетых и кажущихся самыми беззаботными людей Америки — гостей президента США и "первой леди", встречавших приглашенных неизменной сердечной улыбкой или дружеской шуткой. Постоянными гостями на президентских приемах и вечерах были старые приятели Рейгана по Голливуду: Боб Хоуп, Фрэнк Синатра, Джеймс Стюарт, Чарлтон Хестон и другие и, конечно, калифорнийские "друзья" Альфред Блумингдейл, Джастин Дарт, чета Джоргенсенов и многие другие миллионеры, надолго снимавшие самые роскошные номера в известной вашингтонской гостинице "Уотергейт", дабы не терять зря времени и не расходовать лишних средств на частые перелеты из Калифорнии в федеральную столицу — ведь в первые месяцы рейгановской администрации приемы в Белом доме следовали один за другим. Главным распорядителем всей этой роскоши была Нэнси Рейган. "Ее участие во всем этом самое непосредственное, — сообщала представителям прессы личный секретарь президентской супруги Маффи Брэндон. — Она осуществляет наблюдение за всем: за списком приглашаемых, за цветами, за выбором вин, за организацией зрелищных мероприятий, буквально за всем"³⁶Президент полагался на свою жену во всем. По всеобщему признанию, долгое супружество президентской четы являло собой истинный симбиоз двух взаимодополняющих и взаимоудовлетворяющих натур, объединенных одной целью в жизни. Как писал журнал "Тайм", "она (Нэнси Рейган) создает условия, в которых он (Рональд Рейган) может процветать, тем самым заботливо лелея ее"³⁷

Первой ласточкой, сигнализировавшей о том, что далеко не все американцы получали удовольствие, наблюдая за роскошной жизнью обитателей Белого дома и их друзей, было появление в продаже почтовых открыток, на которых Нэнси Рейган изображалась с накинутой на плечи собольей мантией и с усыпанной бриллиантами короной на голове. Кто-то из ближайших сотрудников Рейгана порекомендовал ей воздержаться от выражения возмущения по этому поводу и постараться свести все дело к шутке. Но то, что так хорошо удавалось самому Рейгану, оказалось выше сил и способностей самолюбивой "королевы Нэнси": в ее устах шутливая фраза "Я никогда не ношу короны, так как она портит прическу" прозвучала свидетельством легкомысленности, диссонирующей с теми трудностями, с которыми сталкивались в своей повседневной жизни многие рядовые американцы. Все реже стали приходить в редакции газет (а вскоре и вовсе перестали поступать) письма читателей, восхищавшихся "элегантностью и высокими идеалами нашей первой леди", которая "сменила моду на грязные джинсы и всклокоченные волосы модой на красивые платья и хороший вкус". И все чаще стали поступать письма, осуждающие "гедонизм" Нэнси Рейган в условиях, когда "ее муж призывает многих американцев к жертвам и экономии"³⁸. В начале 1982 г. ситуация стала настолько серьезной, что часть сотрудников аппарата Белого дома рекомендовала сократить до минимума появление президентской супруги на публике.

Некоторое падение личной популярности президента стало отмечаться еще до покушения на его жизнь. Газета "Нью-Йорк таймс" объясняла это тем, что, хотя "американцам нравится этот держащийся с достоинством, добродушный президент, они сомневаются в его способности разрешить растущие проблемы"³⁹Покушение, вызвавшее искренние сочувствие и симпатии у американцев, отодвинуло наступление того неизбежного момента, когда от нового президента и его администрации ожидаются уже успехи в решении стоящих перед страной проблем. Но эта отсрочка не могла продолжаться бесконечно даже при том, что американцы были склонны по-прежнему винить в отсутствии результатов не столько самого президента, сколько администрацию в целом, а в игнорировании нужд бедствующих и благоволении к богатым — кого угодно, но не Рейгана. И все-таки перемены в общественном настрое не могли полностью обойти президента: индекс его популярности понизился, хотя даже к концу первого года его пребывания в Белом доме продолжал оставаться на относительно высоком уровне — 49 %.

Когда в конце 1981 г. Рейгана спросили, от какого из своих решений первых шести месяцев президентства он воздержался бы сейчас, последовал ответ в шутливом духе: "Я бы не поехал в гостиницу "Хилтон"". (Имелся в виду тот роковой день, когда на него было совершено покушение.) Но, решись Рейган ответить на этот вопрос журналиста серьезно, ему пришлось бы признать, что многое из того, что было предпринято его администрацией в те первые месяцы, не могло быть предметом гордости руководства такой страны, как США. А признав это, президент был бы вынужден признать и то, что ни он, ни те, кто встал вместе с ним у государственного руля, не имели представления о большинстве стоявших перед американским обществом проблем в области внешней или внутренней политики и о путях их решения.

С того дня, когда он победил на выборах, Рейган неоднократно заявлял, что получил от американских избирателей широкий "мандат на перемены". Говорили о полученном президентом "мандате на перемены" и многие из его ближайших соратников; министр финансов Риган утверждал, что, избрав Рейгана президентом, избиратели поручили ему обеспечить сокращение налогов; директор административно-бюджетного управления Стокман считал, что избиратели, предпочтя Рейгана, дали добро на сокращение программ социального вспомоществования; сенатор Лэксолт настаивал на том, что, отдав свои голоса Рейгану, американские консерваторы дали ему наказ поддерживать законодательство, запрещающее аборты, разрешающее смертную казнь и, вообще, способствующее реализации консервативных целей. Вице-президент США Буш предупреждал конгресс США, что, выступая против рейгановской программы экономического возрождения Америки, сенаторы и конгрессмены выступают по сути дела против мандата, данного Рейгану американским народом. Сам президент утверждал, что предоставленный ему американскими избирателями мандат предусматривал полную свободу рук администрации в области укрепления военной мощи и международного авторитета США. Результаты исследования, проведенного Мичиганским университетом, опубликованные газетой "Вашингтон пост" в конце июня 1981 г., свидетельствовали об ином. "Голосование явилось выражением озабоченности американцев инфляцией, темпами экономического роста и военной мощью и престижем США за рубежом, а вовсе не четко выраженным одобрением конкретных методов решения этих проблем, — писал руководитель исследования А. Миллер. — Неоднократные утверждения администрации о существовании "мандатов" могут рассматриваться как попытка сформировать общенародный консенсус либо путем выдумывания общенародных желаний, либо же путем выборочного использования фактов, подкрепляющих ее утверждения"⁴⁰.

Одобренный конгрессом США федеральный бюджет на 1982 финансовый год в размере 688,8 млрд долл, превышал бюджет предшествующего года на 42 млрд долл. и предусматривал самые высокие за всю историю страны военные расходы в мирное время. За пять лет войны во Вьетнаме, с 1965 по 1970 г., уровень ежегодных военных расходов США вырос на 24 млрд долл. (или, с учетом уровня цен 1981 г., на 53 млрд долл.). В случае же реализации программы экономического возрождения Америки, предложенной администрацией Рейгана, за пятилетие 1981–1986 гг. военные расходы США должны были повыситься на 181 млрд долл., т. е. более чем в 3,5 раза по сравнению с периодом войны во Вьетнаме, и составить в 1986 финансовом году 343 млрд долл. (в 1981 финансовом году они составляли 162 млрд долл.). Американский экономист Л. Туроу писал в своей книге "Общество с нулевой суммой", комментируя экономические выкладки администрации Рейгана, что президент одновременно пытается добиться двух целей: "резкого снижения налогов для увеличения капиталовложений и еще более резкого повышения военных расходов. Но он не сможет одновременно добиться и того, и другого без дальнейшего разрушения экономики, если он не проявит при этом готовности пойти на резкое повышение налогов на частного потребителя. Но он решил не делать этого"⁴¹.

Хотя Рейгану и удалось с помощью всевозможных компромиссов и увещеваний добиться от конгресса США одобрения федерального бюджета на 1982 финансовый год с незначительными отклонениями от разработанного администрацией проекта, это вовсе не означало, что экономические проблемы, стоявшие перед его предшественником, были решены. Скорее, напротив: в бюджете на очередной финансовый год были заложены изначально и остались в утвержденном законе такие положения, как налоговые послабления корпорациям, высокие учетные ставки, неуклонный рост военных расходов, сокращение бюджетных ассигнований на социальную помощь, включая и выплату пособий по безработице, увеличение долевых выплат престарелыми пользователями медицинского страхования, значительное сокращение ассигнований на социальное вспомоществование многодетным семьям и нуждающимся и т. п. Даже Стокман, основной автор и инициатор многих положений бюджетного законопроекта, был вынужден признать, что администрация дала знать генералам и адмиралам, что они могут ослабить пояса, тогда как все остальные будут вынуждены их потуже затянуть⁴². В результате, несмотря на сокращение ассигнований по статьям социальных расходов, проблема бюджетного дефицита не только не была решена, но и наметилось ее дальнейшее обострение. Не могло способствовать решению этой проблемы и принятое в последний момент Рейганом решение поступиться одним из своих основных предвыборных обещаний и сократить подоходный налог в первый год своего пребывания у власти не на 10, а на 5 %, начиная не с 1 января (т. е. ретроактивно), а с 1 октября 1981 г. К концу года видные американские экономисты настойчиво рекомендовали президенту вовсе отказаться от обещанного сокращения подоходного налога во избежание катастрофических последствий для американской экономики. Согласно их расчетам, для выполнения этого обещания администрации предстояло сократить свои расходы дополнительно на 70–90 млрд долл., чего можно было достичь лишь путем сокращения военных расходов или же путем полной ликвидации одной из программ социального вспомоществования. В противном случае дефицит федерального бюджета грозил значительно превысить 100 млрд долл. в 1984 г. Первым признаком надвигающейся опасности для экономики страны стало увеличение суммы государственного долга США до 1 трлн долл., о чем было объявлено 22 октября 1981 г. Американцев поразила не фантастическая, а следовательно, и не представляемая реально цифра в 1 трлн долл. (кому доводилось видеть триллион чего бы то ни было "живьем"?), а иллюстрация, которой сопровождалось объявление о выросшем государственном долге страны: для того, чтобы отсчитать эту сумму однодолларовыми бумажками, понадобилось бы около 32 тыс. лет. Вот это впечатляло!

В октябре же президент объявил, что страна переживает период короткого и, как он надеется, легкого экономического спада. Экономическая статистика тех месяцев свидетельствовала о том, что такая оценка экономической ситуации в стране была лишь попыткой выдать желаемое за действительное. Производственные возможности промышленных предприятий использовались в среднем на 78,5 %, безработица выросла в сентябре до 7,5 % и, по всем расчетам, должна была составить 8,5 % к концу года. На 42 % выросло число банкротств по сравнению с предшествующим 1980 годом. За рейгановским признанием наличия экономического спада в стране последовало заявление министра финансов Ригана, подтвердившего возможность достижения сбалансированного бюджета к 1984 г.

Можно себе представить, какое впечатление на политические круги и широкую общественность страны произвели опубликованные в ноябре 1981 г. журналом "Атлантик" откровения директора Административно-бюджетного управления (АБУ) Д. Стокмана в серии интервью с журналистом Уильямом Грейдером. Трудно понять причины, заставившие Стокмана высказать свое истинное отношение к "рейганомике" на столь раннем этапе реализации экономической программы администрации, да еще в непонятно наивной надежде, что содержание интервью можно будет сохранить в тайне от общественности. Не исключено, что, поняв раньше многих своих коллег, к чему приведут экономические прожекты администрации, он решил заблаговременно заручиться индульгенцией. По словам Стокмана, экономические выкладки администрации основывались не на серьезных и тщательных расчетах, а на домыслах и догадках. "Никто из нас толком не понимает, что происходит с этими цифрами", — заявил он, не снимая с себя вины за введение в заблуждение конгресса и народа США. По мнению Л. Кэннона, "абсурдные утверждения администрации на раннем этапе ее пребывания у власти о меньшем дефиците и сбалансированном бюджете были основаны не столько на данных, предложенных АБУ, сколько на убеждении Рейгана, что его программа сработает, — на убеждении, которое он неоднократно высказывал еще до того, как Стокман стал директором АБУ, и которое он повторял не раз своим помощникам и близким к нему лицам даже после того, как ему должно было все стать ясным. Президентский оптимизм был заразным, и его инфекция не обошла Стокмана. Подобно Рейгану, он хотел верить, что рейганомика сработает или же что будет найдена возможность заставить ее сработать"⁴³. Но эти ожидания не оправдались, и кому-то надо было нести за это ответственность. "Козлом отпущения" был избран Стокман, который-де ввел президента, а с ним и всю страну в заблуждение своими неоправданно оптимистическими прогнозами. Единого мнения в отношении того, что делать с "безответственным" Стокманом, не было даже среди ближайших помощников и советников Рейгана. Два члена всемогущей "тройки" Белого дома, Э. Миз и М. Дивер, настаивали на отставке Стокмана, считая его "предателем", тогда как Дж. Бейкер полагал необходимым для пользы дела оставить его на посту директора АБУ. Окончательное решение осталось за самим президентом. Стокман подал прошение об отставке, но Рейган не принял его: ведь директор АБУ по существу принял на себя весь заряд полагавшейся президенту критики, выведя его тем самым из-под огня. Солдат, подставивший в бою свою грудь под выстрелы и спасший таким образом своего командира, заслуживал во всех армиях поощрения, а не наказания. (Надо сказать, что за все эти дни никто ни разу не вспомнил, что всего лишь несколькими месяцами раньше Рейган представлялся американской общественности человеком с высшим экономическим образованием, т. е. способным понимать тонкую экономическую материю.) Ни откровения Стокмана, ни экономическое положение страны не смогли подорвать уверенность Рейгана в блестящей перспективе, ожидающей экономику США в случае реализации предложенных им планов экономического возрождения. Если цифры расходились с реальностью, тем хуже для реальности: счастливой звезде Рейгана предстояло навести в этой непослушной реальности отвечающий его расчетам порядок. На экономистов надеяться больше не приходилось.

Преувеличение позитивных последствий для федерального бюджета в случае сокращения ассигнований на социальные программы дало возможность Рейгану провести через конгресс США и оправдать перед общественностью значительное увеличение ассигнований на вооруженные силы и наметить программу их дальнейшего роста на ближайшее пятилетие. Но рост военного бюджета при всей реальности крупных дивидендов для военно-промышленных корпораций родного штата президента, получавшего даже в 1980 г. более одной пятой военных заказов Пентагона[16], не был самоцелью для хозяина Белого дома. "Военные расходы независимо от того, разумны они были или нет, стали знаменем для демонстрации национальной решимости, — писала газета "Нью-Йорк таймс" еще до официального вступления Рейгана на пост президента США. — Военный бюджет — не просто элемент внешней политики, он — ее главный символ"⁴⁴. Автор этих строк, политический обозреватель газеты Р. Холлоран, подводил итог четырехлетнему пребыванию у власти администрации Картера, но его слова прозвучали в те дни и прогнозом на будущее. Ближе к концу первого года пребывания Рейгана у власти в той же газете "Нью-Йорк тайме" появилась статья за подписью политического обозревателя Флоры Льюис, которая констатировала, что "в основе все большего числа внешнеполитических проблем оказывается оружие. Дипломатия превратилась в большинстве случаев в искусство передачи оружия. Взаимоотношения с европейскими союзниками концентрируются вокруг вопроса о размещении американских ракет. В качестве умиротворителя гражданских волнений в Сальвадоре было предложено оружие. Оружие называется свидетельством искренности взаимоотношений с Китаем… Одержимость оружием делает Соединенные Штаты опасными для хрупкого равновесия в мире"1⁵. Программа дальнейшего наращивания американских стратегических ядерных арсеналов, охватывающая всю триаду стратегических сил — ракеты наземного базирования, ракеты морского базирования и стратегические бомбардировщики, объявлялась Белым домом единственной возможностью восстановить утраченный Соединенными Штатами "резерв безопасности". В рамках программы модернизации американских ядерных вооружений, общая стоимость которой оценивалась в 180 млрд долл., предполагалось, в частности, завершение строительства межконтинентальных ракетных систем MX, строительство по крайней мере ста стратегических бомбардировщиков В-1 стоимостью 200 млн долл. каждый, строительство по одной атомной подводной лодке "Трайдент" в год, совершенствование радарно-спутниковой системы предупреждения о ядерном нападении, совершенствование системы раннего предупреждения для Северной Америки, продолжение научных исследований в области строительства системы обороны от баллистических ракет с возможным размещением ее в космическом пространстве и др. Цель достижения военного превосходства над Советским Союзом Белым домом не скрывалась, хотя при этом президент упоминал о готовности вести переговоры о контроле над вооружениями с СССР. Само собой подразумевалось, что такие переговоры велись бы "с позиции силы": иного уровня взаимоотношений с СССР администрация в обозримом будущем не предусматривала.

Военное противостояние Советскому Союзу стало краеугольным камнем американской внешней политики. По словам Дж. Рестона, в лексиконе президента и других руководителей администрации "детант" (разрядка) стало ругательным французским словом, которым не следует пользоваться в приличной компании. Они превратили Сальвадор в узловой вопрос, которым проверялось состояние американо-советских отношений, обвиняли Москву в организации большинства террористических акций в мире (это обвинение оспаривало даже их собственное ЦРУ) и подчеркивали "неизбежность" советского вторжения в Польшу"⁴⁶. Воинственная риторика президента и других представителей администрации свидетельствовала о том, что основная внешнеполитическая и военно-политическая установка на обострение взаимоотношений с СССР и мобилизацию энергии американских союзников на решительное противостояние распространению коммунистического влияния в мире разделялась всеми руководителями внешней и военной политики страны. Вместе с тем публичные высказывания этих лиц свидетельствовали о наличии заметного "разнобоя" в способах решения затрагиваемых ими проблем и, самое главное, об отсутствии центрального авторитета, способного согласовать различные точки зрения и выработать единую линию и единый подход. Американские политические обозреватели нашли объяснение этому в отсутствии у Рейгана опыта внешнеполитической деятельности, знания внешнеполитических проблем, да и желания ими серьезно заниматься.

С давних пор американские политические деятели в своей борьбе за Белый дом концентрируют основное внимание на проблемах социально-экономического характера, исходя из особой важности этих проблем для американского избирателя. Но стало правилом и то, что, оказавшись в Белом доме, президенты чуть ли не с первого же дня уделяют предпочтительное внимание внешней политике. Исследователи, подметившие эту особенность практически всех американских президентов текущего столетия (да и вообще многих государственных лидеров), объясняют ее тем, что социально-экономические проблемы оказываются, как правило, много сложнее внешнеполитических, а их решение требует гораздо большего времени при гораздо меньших политических дивидендах для правительства и главы государства и несравнимо меньшем внимании к ним со стороны прессы. Кроме того, внешнеполитические успехи по своему национальному и международному резонансу намного превосходят имеющие, как правило, сугубо внутреннее значение успехи в социально-экономической области, а в тех случаях, когда президент и правительство сталкиваются с серьезными внутриполитическими проблемами и даже кризисами, успехи, достигнутые во внешнеполитической области, оказываются эффективным средством отвлечения общественного внимания, а при необходимости и незаменимым средством укрепления пошатнувшегося авторитета главы государства и завоевания общественной поддержки его действий. Можно было бы вспомнить в этой связи попытки президента Никсона сбить накал уотергейтского кризиса серией встреч на высшем уровне с Л. И. Брежневым или же кэмп-дэвидские соглашения между Египтом и Израилем, достигнутые при активном участии президента Картера в период серьезного ослабления его политических позиций и роста экономических проблем в стране.

Рейган и в этом оказался в первое четырехлетие непохожим на своих предшественников в Белом доме, уделяя неизмеримо больше внимания деятельности в социально-экономической сфере. Л. Кэннон объяснял эту рейгановскую "непохожесть" тем, что "повестка дня Рейгана во внутриполитических делах уже в достаточной мере сложилась и была им освоена в результате повторения на протяжении многих лет. В области же внешней политики он начинал практически с нуля. Он вступил на пост, располагая скорее точкой зрения, чем политическим курсом, точкой зрения, которая была антисоветской, произраильской и в основном поддерживающей Атлантический союз"⁴⁷Эта особенность политического опыта Рейгана в сочетании с растущей неопределенностью, кто же именно и в какой степени осуществляет руководство внешней политикой США, представляла серьезную опасность. Заголовок статьи, опубликованной 20 июня английским журналом "Экономист", — "Мир становится слишком сложным для Белого дома" — отражал опасения европейских союзников США и их сомнения в способности рейгановской администрации справиться с комплексом внешнеполитических проблем начала 80-х годов. "Администрация представляла собой лишенную головы коалицию, объединяемую только ее риторикой. Провозглашенная ею фарисейская жесткая линия напоминала о более простодушной эре "холодной войны", когда конфронтация, подобная "берлинскому вопросу", была реальностью жизни. Ортодоксальные элементы выражали обеспокоенность по поводу того, что может случиться, когда характер рейгановского президентства станет ясным в столицах других стран. У них были все основания для беспокойства. Во многих столицах испытали резкое чувство разочарования. В первую очередь и прежде всего такое чувство испытали в Москве. Жесткий, но реалистично мыслящий Рейган, которого ожидали увидеть Советы, предстал перед ними опасной и нереалистичной личностью, человеком, готовым к войне и убежденным в ее неизбежности", — писал о первых месяцах рейгановского президентства Дж. Ньюхаус. Укреплению такого впечатления во многом способствовали руководящие деятели администрации, не раз ссылавшиеся на необходимость приобретения Соединенными Штатами способности вести войну с Советским Союзом в глобальном масштабе. Да и сам Рейган в ходе одной из своих пресс-конференций высказал мысль о возможности ограниченной ядерной войны. Последующие разъяснения и уточнения сотрудников Белого дома по поводу неверно-де понятых слов президента не сняли напряжения, созданного рейгановским заявлением, даже среди союзников, не говоря уже о серьезной озабоченности, которую вызвало президентское заявление в Советском Союзе.

Можно было бы, конечно, как предлагали некоторые американские политические обозреватели, отнестись с меньшей серьезностью к подобным высказываниям президента, зная о его склонности к малопродуманным высказываниям и весьма поверхностном представлении о внешнеполитических проблемах. Кое-кто опять предлагал почаще вспоминать рекомендацию никсоновского министра юстиции Митчелла обращать внимание не на то, что говорят государственные деятели, а на то, что они делают. Но полностью игнорировать то, что говорили и президент Рейган, и другие руководящие члены его администрации, было невозможно, тем более что их слова нередко сопровождались и соответствующими конкретными действиями. На одном из первых слушаний в конгрессе, касавшихся федерального бюджета США на 1982 финансовый год, министр обороны Уайнбергер говорил о необходимости обеспечения способности США "сдерживать или вести войну с Советским Союзом в глобальном масштабе", и конгресс США утвердил самые высокие военные расходы в мирное время. В 1980 г., будучи еще претендентом на пост президента США, Дж. Буш, ставший вице-президентом, говорил, что ядерное превосходство не имеет значения лишь в том случае, "если вы верите в невозможность победы в обмене ядерными ударами… Я в это не верю". Беседуя в Белом доме с группой приглашенных редакторов провинциальных газет, Р. Рейган, отвечая на вопрос, предполагает ли он возможность ограниченного обмена ядерными ударами, довольно беззаботно заявил, что он видит такую возможность, "когда может быть произведен обмен ударами тактического ядерного оружия на поле войны без того, чтобы какая-либо из крупных держав нажала на кнопку". Напряженность в советско-американских отношениях возрастала буквально с каждым подобным заявлением. "Взаимоотношения между Вашингтоном и Москвой редко были хорошими, — писал Дж. Ньюхаус, — но уже давно они не были столь плохими, как на раннем этапе президентства Рейгана"⁴⁸.

Возникал вполне резонный вопрос: в какой мере нес сам президент ответственность за разноголосицу и "кутерьму" (по определению одного из сенаторов США) в формулировании внешней и военной политики страны и в каких пределах причиной "броунова движения" в высших эшелонах власти были организационные просчеты, а в какой — личные качества президента. Люди, имевшие за своей спиной длительный опыт общения с внешнеполитическим аппаратом американского государства, утверждали, что руководство внешней политикой в администрации Рейгана принципиально отличалось от того, как руководили внешней политикой при его предшественниках в Белом доме. В стиле руководства американской внешней политикой при Рейгане не было прежде всего президентского единоначалия, столь явственно проявлявшегося в годы администраций Ф. Рузвельта и Дж. Кеннеди, как не было и четко сложившегося "тандема" президента с государственным секретарем, подобного тому, который стал признанной всеми реальностью в никсоновской администрации после прихода на пост руководителя внешнеполитического ведомства Г. Киссинджера. Не взял Рейган примера ни с президента Г. Трумэна, во многом полагавшегося на государственного секретаря, ни с президента Д. Эйзенхауэра, возлагавшего большую ответственность на аппарат Совета национальной безопасности (но с доминирующей ролью, отведенной государственному секретарю Дж. Ф. Даллесу). И уж конечно, рейгановский стиль руководства внешней политикой страны никак не походил на стиль руководства Дж. Картера, считавшего своей обязанностью и даже долгом лично заниматься решением даже второстепенных внешнеполитических проблем. Единственное, в чем руководство внешней политикой в администрации Рейгана в какой-то степени походило на некоторые из прежних администраций, было наличие серьезных разногласий и личной неприязни между руководителями ведомств, занимавшихся выработкой тех или иных аспектов внешнеполитического курса США. Но на этот раз в отличие от администраций Никсона, Форда и Картера (в которых такие конфронтационные отношения устанавливались в основном между государственными секретарями и помощниками президента по вопросам национальной безопасности) враждующими сторонами были государственный секретарь Хейг и министр обороны Уайнбергер при практически игнорируемом ими и в свою очередь отвергающем их помощнике президента по вопросам национальной безопасности Ричарде Аллене. Положение последнего усугублялось, однако, тем, что его игнорировали Рейган и вся "тройка" ближайших сподвижников президента из аппарата Белого дома. Политический обозреватель газеты "Вашингтон пост" Ф. Гейелин, анализировавший сложившееся во внешнеполитическом руководстве США положение дел, пришел к выводу, что "взаимные придирки, упадок морального духа, внутренние распри, ослабляющие противоборствующие стороны, и простое отсутствие направляющей силы уже обходятся очень дорого внутри страны и обойдутся в будущем еще дороже. Что же касается внешнего мира, где такое положение отражается на доверии и понимании союзников и способно вызвать непонимание у противника, цена этому много выше и опаснее". "Наихудшим аспектом проблемы рейгановского руководства внешней политикой, — заключал Гейелин, — является то, что единственный человек, который в состоянии что-то сделать с этим, т. е. сам Рональд Рейган, судя по всему, даже не отдает себе отчета в том, что такая проблема существует"⁴⁹. Инстинктивно, а кое-когда и сознательно воздерживаясь от личной вовлеченности в решение сложных и малознакомых ему международных или военных проблем, президент не шел и на то, чтобы делегировать всю полноту власти в сфере внешней политики кому-либо из членов администрации.

Единственным человеком в высшем эшелоне административной власти, обладавшим внушительным внешнеполитическим опытом, был Хейг, но доверия, а тем более симпатий к нему Рейган не испытывал, памятуя о том, как настойчиво рекомендовал ему Хейга Г. Киссинджер. Сдержанное отношение президента к Хейгу проявлялось, в частности, в том, что руководителю внешней политики США лишь с большим трудом удавалось добиваться личного приема в Белом доме. И Р. Аллен, президентский помощник по вопросам национальной безопасности, хотя был рекомендован У. Кейси и имел достаточно продолжительный опыт работы с Рейганом, оказался отстраненным от сколько-нибудь деятельного участия в планировании и формулировании политического курса администрации. (В течение многих месяцев Рейган вообще не мог понять функций Аллена при Белом доме и ограничил свое общение с помощником лишь получением сначала его устных, а позднее даже только письменных ежедневных докладов о международном положении.) Несмотря на многоопытность во внешнеполитических делах Буша и на то, что Рейган поручил именно ему возглавить (вопреки резко выраженному недовольству Хейга) специальную группу по урегулированию кризисных ситуаций за рубежом, вице-президент продолжал оставаться в глазах близких к Рейгану калифорнийцев "аутсайдером", заслуживающим лишь мелкие поручения внешнеполитического характера (типа представительства администрации на торжественных или траурных событиях за рубежом). Все остальные, пользовавшиеся неограниченным президентским доверием лица из высшего эшелона власти, такие, как Уайнбергер, "тройка" помощников из аппарата Белого дома, Кларк, и другие калифорнийцы понимали в вопросах внешней политики немногим больше, а то и меньше самого Рейгана. При всем личном к ним расположении президент не решался полностью полагаться на их рекомендации и надежность их анализа, хотя во многом и разделял их позиции.

Ситуация осложнилась к концу первого года президентства Рейгана тем, что помощник по вопросам национальной безопасности Аллен был обвинен в получении ценного подарка от японских издателей за организацию интервью с Нэнси Рейган, и тем, что "тройка" ближайших помощников президента повела "партизанскую войну" (по определению самого Хейга) против государственного секретаря. Личным противником Хейга стала даже Дж. Киркпатрик, получившая должность представителя США при ООН, которая считала, в частности, что в своей жесткой позиции по отношению к СССР Хейг многое позаимствовал у нее, но в ходе проведения этой линии допустил ошибки и "отсебятину". Хейг в свою очередь выдвигал ответные претензии к этим лицам, заявляя, что мало что смыслящие в международных делах люди мешают ему в реализации внешнеполитического курса страны. Открыто (слишком открыто для собственного блага) критиковал Хейг невежественность и неопытность самого президента. В конечном счете сначала совместными усилиями "тройки" и Хейга в ноябре 1981 г. в административный отпуск неопределенной продолжительности был отправлен Аллен (в январе 1982 г. он официально подал в отставку), а затем в июне 1982 г. "тройка" добилась отставки Хейга. Никаких попыток уговорить их остаться на занимаемых постах Рейган не предпринимал, да и обычные в таких случаях выражения благодарности за проделанную работу и сожаления по поводу их решения уйти в отставку звучали очень приглушенно и фальшиво. На освободившиеся посты пришли люди, лично знакомые президенту и энергично поддержанные "тройкой" и калифорнийскими "Друзьями": государственным секретарем США стал Джордж Шульц, занимавший ряд ответственных постов в администрации Никсона, а в последние годы являвшийся президентом калифорнийской строительной корпорации "Бек-тел", а президентским помощником по вопросам национальной безопасности был назначен личный друг Рейгана калифорниец Уильям Кларк, в свое время содействовавший в качестве главы секретариата губернатора Рейгана найму на работу М. Дивера и Э. Миза. Кларк получил право неограниченного доступа к президенту и полного административного контроля над деятельностью Совета национальной безопасности. Все ключевые пункты рейгановской круговой обороны были теперь заняты калифорнийцами или же их ставленниками.

Политическим лидерам всех времен и всех социально-экономических систем свойственно стремление окружать себя хорошо известными им или рекомендованными хорошо известными им людьми лицами. Это стремление естественно и понятно: от лиц, попавших таким путем в ближайшее окружение лидера, меньше всего оснований ждать неприятностей. Бывают, конечно, и тут просчеты. Бывает и так, что тщательно культивируемый фаворит оборачивается главой оппозиции или даже заговора против своего патрона, но такой случай относится скорее к категории исключений, во всяком случае до тех пор, пока лидер остается в силе и ничто не свидетельствует о его неминуемом и скором крахе. Правилом же является постоянная готовность фаворита услужить лидеру.

Выше уже отмечалось, что из всех членов кабинета министров и руководящих сотрудников аппарата Белого дома, составивших администрацию Рейгана в январе 1981 г., к январю 1989 г. оставался лишь один — министр жилищного строительства и городского развития С. Пирс. (О "близости" его к президенту может свидетельствовать то, что не то на второй, не то на третий год своего президентства Рейган, здороваясь с приветствовавшими его официальными лицами, принял С. Пирса за мэра города.) Кадровые кризисы периодически лихорадили администрацию на всем протяжении ее пребывания у власти вплоть до самых последних месяцев. На различных этапах рейгановского президентства по тем или иным причинам (в большинстве случаев скандального свойства) высший эшелон администрации покидали официальные лица, пользовавшиеся личными симпатиями и доверием Рейгана, причем согласие на их отставку президент давал лишь под давлением обстоятельств или во избежание крупных неприятностей для администрации. Но, наверное, не случайно первыми ушедшими в отставку видными членами администрации были те, кто был ему навязан некалифорнийцами. С ними Рейган расставался безболезненно и без сожаления, хотя, как утверждали хорошо знавшие его люди, по природе своей он не любил конфликтов и старался их по мере возможности избегать, как избегал и необходимости принимать доставляющие кому-нибудь неприятности решения.

Несколько лет спустя после смерти Л. И. Брежнева (при его жизни это было абсолютно немыслимо) советские читатели узнали из исследований и очерков советских историков о том, что собой представлял как человек и политик бывший Генеральный секретарь ЦК КПСС и глава Советского государства. Наиболее удачной попыткой анализа личности Л. И. Брежнева следует признать очерк, принадлежащий перу Р. А. Медведева и опубликованный в журнале "Рабочий класс и современный мир" (№ 6, 1988 г.). Ознакомление с результатами исследования, проведенного Р. Медведевым, позволяет сделать вывод, что при всем различии в социальных системах, воспитавших Л. И. Брежнева и Р. Рейгана как политических и государственных деятелей, при всем различии условий, способствовавших их политической карьере, в их натурах, склонностях и слабостях, стиле работы, в их отношении к окружению можно найти немало общего. Представляется любопытным сопоставить черты характера Л. И. Брежнева, приводимые Р. А. Медведевым, с чертами рейгановского характера, как их описывает наиболее авторитетный и в отличие от Р. Медведева симпатизирующий объекту своего исследования биограф 40-го президента США Л. Кэннон. И в том, и в другом случае при сопоставлении характеристик цитирование источников будет вынужденно отрывочным, но даже при таком цитировании комментарии будут излишними. "Брежнев никогда не был тем, кого принято называть "сильной личностью", — пишет Р. Медведев. — Это был человек со слабой волей и слабым характером. Во многих отношениях он был человеком не только доброжелательным, но даже мягкотелым… Брежнев вполне добросовестно относился к своим обязанностям, но он не очень любил перегружать себя работой… Он никогда не стремился держать в своих руках все нити управления даже самыми важными делами и тем более не брался решать такие дела, которые могли и должны были решать работники более низкого ранга… Недостаток Брежнева состоял, однако, в том, что он при этом не слишком тщательно контролировал своих помощников и подчиненных, передоверяя им нередко и те дела, которые эффективно может выполнить только лично глава партии и государства… Из-за недостаточной активности и работоспособности Брежнева постоянно увеличивался и штат его личных помощников, секретарей, референтов, который постепенно превратился в большой и влиятельный аппарат… Брежнев привык слишком полагаться на своих помощников и подчиненных и поэтому попадал в чрезмерную зависимость от своего собственного окружения, состоящего из людей, далеко не одинаковых по своим деловым и моральным качествам. В результате Брежнев постепенно начинал жить в мире как созданных им самим, так и навязанных ему иллюзий… Брежнев был в целом человеком благожелательным, он не любил осложнений и конфликтов ни в политике, ни в личных отношениях со своими коллегами. Когда такой конфликт все же возникал, Брежнев старался избежать экстремальных решений… Эта благожелательность переходила нередко в попустительство, которым пользовались и нечестные люди. Брежнев часто оставлял на своих постах не только провинившихся, но и проворовавшихся работников… Не будучи сильной личностью, Брежнев обладал своеобразным инстинктом власти. Хотя он и не проявлял в прошлом ясно выраженного стремления к доминированию, он постепенно входил в роль фактического главы партии и государства, и эта роль ему все больше и больше нравилась. Он все же понимал или чувствовал, что может укрепить основу своей личной власти и влияния только путем назначения на ответственные посты в ключевых органах партийно-государственной власти не просто подходящих людей, а своих ближайших друзей, товарищей по работе… Эту группу называли часто "днепропетровской дружиной", хотя в нее входило немало людей, никогда не работавших в Днепропетровске. Было бы правильнее называть се "командой Брежнева"… При Брежневе его "команда" разрослась до слишком больших размеров. К тому же в ней было не так уж много одаренных политиков и администраторов, но множество слабых руководителей, которые могли удерживаться на своих постах только благодаря поддержке Брежнева".

Да будет прощена автору столь пространная цитата, тем более что за ней последует столь же красноречивая и вынужденно столь же длинная ссылка на характеристики, данные Рейгану его биографом Л. Кэнноном. О многих других чертах характера американского президента, схожих с брежневскими, уже не раз говорилось выше. "В семьдесят лет (напоминаем, что Л. И. Брежнев был старше Р. Рейгана на пять лет. — Э. И.) он (Рейган) не мог изменить привычкам, приобретенным на протяжении всей его жизни, и не делал вида, что, став президентом, он стал другим человеком… Рейгану доставляло удовольствие быть президентом… Он знал, что он не интеллектуал, но верил в то, что его способность видеть мир таким, каким он виделся другим американцам, играет важную роль… Он сложным путем выяснил, насколько важен подбор помощников, совместимых с его собственной личностью и способных без особого напряжения обеспечивать работу его администрации… Хотя Рейган ценил верные ему калифорнийские кадры и предоставил им ответственные посты в своем аппарате и в своей администрации, он привлек и других лиц… Рейган не принадлежал к людям, испытывающим сомнения. Даже когда он был абсолютно не прав или располагал неверной информацией, он звучал настолько убежденным и уверенным, что другие верили ему… С точки зрения интеллекта Рейган не был ни ученым-ракетчиком, ни глупцом… На протяжении всей его продолжительной жизни разум Рейгана не подвергался жестоким испытаниям… Большей частью президент Рейган был интуитивно проницателен, но интеллектуально ленив. Его невежество было его броней, защищавшей его от грубых реальностей жизни… Он не располагал достаточным уровнем знаний. И он не знал, как много он не знал. Рейган продолжал делегировать членам кабинета гораздо больше власти, чем большинство его предшественников, предоставляя им широкие полномочия и придерживая их на длинном поводке… Подобное делегирование президентских функций было удачной маскировкой рейгановского невежества во многих областях… По своему темпераменту и опыту деятельности Рейган был человеком, попросту не интересующимся деталями. Даже по тем проблемам, по которым он располагал хорошей информацией, Рейган сознательно предпочитал концентрировать внимание на самых общих целях того, чего он добивался, оставляя детали на решение других лиц… Рейган знал, чего он хотел добиться на посту президента, но он знал, как ставить цель, а не как добиться ее реализации… Рейгану нравятся спокойные, уравновешенные, настроенные на коллегиальность люди, способные подчиниться гармоничному целому" — так писал Л. Кэннон⁵⁰. И было бы полезным добавить пару наблюдений другого рейгановского биографа, Г. Уиллса: "Рейган явно получает удовольствие от церемониальных обязанностей своего поста и умножает их, находя новые возможности для вручения медалей (тут уместным было бы заметить, что за всю историю США ни один президент страны никогда и ничем не награждался. Избрание президентом всегда считалось высшей наградой. — Э. И.), наград, президентских поздравлений; посещая многочисленные банкеты и торжественные мероприятия, которые ему удается втиснуть в свое расписание, явно не перегруженное пребыванием за рабочим столом; добиваясь такого же телевизионного освещения своего участия в этих событиях, как и в других более узко очерченных политических мероприятиях… Ему нравится нравиться, и обычно он делает все необходимое для того, чтобы понравиться другим"⁵¹

Но как же так оказалось, что, обладая многими схожими чертами характера и особенностями стиля руководства, один из двух государственных деятелей пользовался довольно широкой популярностью у своих соотечественников и заслужил (во всяком случае с позиций сегодняшнего дня) почетное место в истории своей страны, в то время как имя другого стало символом застоя во всех сферах жизни общества, синонимом отрицательных человеческих качеств, особо неприемлемых в государственном лидере? Объяснение, как представляется, следует искать, в частности, в демократических в первом случае и в авторитарных во втором случае традициях, лежавших в основе деятельности этих государственных лидеров. Обладая широкими полномочиями, как конституционными, так и сложившимися на практике, и тот, и другой лидеры были в различной степени подотчетны обществу и его политическим институтам. Во-первых, в случае с президентом Рейганом его личные качества (которые, уместно будет заметить, нельзя однозначно квалифицировать как негативные) имели по сравнению с брежневскими менее решающее значение в общественном плане в силу неизмеримо большей подконтрольности президентской политики, президентских решений и акций конгрессу США и гораздо большей их общественной открытости. Во-вторых, самим фактом демократических выборов президента США, при всех их достаточно хорошо известных недостатках, на значительную часть голосующей общественности страны возлагается немалая доля ответственности за того, кто избран ею на высший административный пост, за его личные качества, просчеты и ошибки. (Справедливость принципа "кого выбирали, того и получили" бесспорна.) Такую ответственность советские люди брать на себя не имели ни оснований, ни желания. И наконец, в-третьих, даже при том, что Рональд Рейган оставался на президентском посту на протяжении редких для текущего века двух четырехлетних сроков, перспектива его неизбежного ухода из Белого дома и обращения в частное лицо облегчала ассоциацию с ним значительной части американского общества (даже тех, кто не разделял его позиции, взгляды и не одобрял его действий или личных качеств). Подобная трансформация главы Советского государства в рядового гражданина через определенный конституцией или закрепленный политическими традициями срок была в те годы абсолютно немыслимой. Прижизненная общественная неподсудность и неподконтрольность брежневских решений и действий, его образа жизни и стиля работы неизбежно должны были привести и привели к его посмертной критике и резкому осуждению обществом.

Р. Рейгану и Л. И. Брежневу не довелось встречаться в их официальном качестве глав государств за столом переговоров. Короткий период их параллельного пребывания на высших постах своих стран— 1981–1982 гг. — нередко называют временем упущенных возможностей. Представляется, однако, более правильным говорить не об упущенных возможностях, а об их практическом отсутствии в условиях, когда во главе СССР и США стояли государственные деятели, не готовые по причине их отрешенности от реалий, их политико-идеологической "зацикленности" на конфронтации и их подвластности могущественным, претендующим на надгосударственность силам (монополистическому капиталу и партийно-бюрократическому аппарату соответственно) идти на компромиссы, отказаться от представления друг о друге как обществах, нацеленных на уничтожение противоположной стороны. Весьма показательным для характеристики образа мыслей и интеллекта обоих лидеров представляется разговор Рейгана с сыном Майклом после поражения в избирательной кампании 1976 г. в борьбе за Белый дом. Он признался тогда сыну, что расстроен поражением, в частности, потому, что давно мечтал встретиться с советским президентом Брежневым за столом переговоров. За таким многообещающим высказыванием последовало развитие темы в типично рейгановском (тех лет) духе: "Я бы сидел и слушал, как в течение полутора часов переводчик доводит до моего сведения, каких уступок ждет господин Брежнев от президента Соединенных Штатов, если последний хочет сохранить дружбу с Россией. Потом бы я медленно встал, обошел бы вокруг стола и прошептал бы господину Брежневу на ухо по-русски: "Нет!" Мне действительно очень жаль, что этого теперь не произойдет"⁵². Сожаление оказалось явно преждевременным: "это" произошло или, вернее, происходило позднее много раз, хотя и не в такой форме и не при личных встречах между ними[17].

Для решительного сдвига в сцементировавшемся противостоянии простого ухода с политической арены этих государственных лидеров или хотя бы одного из них было объективно недостаточно. Требовался коренной пересмотр основ международных отношений в современных условиях, выработка нового подхода к ним. Когда 10 ноября 1982 г. в Москве умер Л. И. Брежнев, Рейган отказался последовать рекомендации государственного секретаря Дж. Шульца вылететь на похороны советского лидера для демонстрации своей готовности приступить к серьезному обсуждению накопившихся проблем с его преемником. (Он отказался присутствовать на похоронах и Ю. В. Андропова и К. У. Черненко, направив вместо себя вице-президента Буша в 1984 и 1985 гг.). А спустя четыре месяца после смерти Л. И. Брежнева, в марте 1983 г., президент США выступил в г. Орландо, штат Флорида, перед Национальной евангелической ассоциацией с политической речью, в которой нашли отражение его личные взгляды на перспективы развития американо-советских отношений и на коммунизм вообще. Эта речь, судя по всему, была рассчитана на то, чтобы устранить иллюзии (если они у кого-то оставались или возникали) в отношении возможного смягчения позиции США по вопросам, затрагивающим интересы СССР. Глубоко религиозная аудитория была избрана не случайно: президент облек свою речь в форму проповеди, призывающей к "крестовому походу" добра против зла. Олицетворением зла, его средоточием, "империей зла" был назван Советский Союз. В этой речи Рейган сослался на молодого отца, который заявил: "Я люблю моих дочерей больше всего на свете. Но я бы предпочел, чтобы мои маленькие дочери умерли сейчас, продолжая верить в Бога, чем увидеть их растущими при коммунизме и оканчивающими свой жизненный путь не верящими в Бога". Отмежевываясь на словах от такого антигуманного экстремизма, Рейган на самом деле признавал глубокий смысл в такой позиции. Предложив присутствующим присоединиться к молитве во имя спасения тех, кто живет в "тоталитарной тьме", он одновременно обратился к ним с призывом встать на пути тех, кто хотел бы видеть Соединенные Штаты "неполноценными с военной и моральной точек зрения". Замораживание вооружений, повторил президент уже не раз высказываемую им мысль, является не чем иным, как "иллюзией мира", тогда как реальностью является достижение мира с "позиции силы"⁵³.

Один из наиболее видных американских историков, У Лафебер, писал в изданной уже после ухода Рейгана из Белого дома книге, что "президент рассматривал всю внешнюю политику через телескоп конфликта между США и СССР"⁵⁴. Предвзятость его отношения к Советскому Союзу и к тому, что он называл коммунизмом, в сочетании с несомненной ограниченностью его представлений о внешней политике вообще, даже при отсутствии у него ярко выраженного желания заниматься вплотную внешнеполитическими проблемами, наложила глубокий отпечаток на все, что делалось Соединенными Штатами на международной арене. В условиях отсутствия среди ближайших президентских советников и помощников специалистов по Советскому Союзу (на протяжении преобладающей части его первого президентского четырехлетия) источником, питавшим выработку концепции подхода к СССГ и американо-советским отношениям, был непоколебимый антисоветизм, который с президентом разделяли министр обороны К. Уайнбергер и его ближайший помощник Р. Перл, У. Кларк, сменивший Р. Аллена на посту помощника по вопросам национальной безопасности, представитель США при ООН Дж. Киркпатрик, т. е. те лица, к мнению которых Рейган прислушивался с особым вниманием, во всяком случае до тех пор, пока сменившему А. Хейга Джорджу Шульцу не удалось, наконец, стать главным внешнеполитическим советником президента и привлечь к формулированию американской политики в отношении СССР хорошо знающих эту страну специалистов. Не удивительно поэтому, что первые годы администрации Рейгана, несмотря на периодически повторявшиеся официальные заявления ее руководящих деятелей, включая президента, о готовности США "сесть с русскими за стол переговоров для обсуждения практических мер, способных помочь решению проблем и достижению прочного и подлинного улучшения отношений между Востоком и Западом", не привели к сколько-нибудь конструктивному сдвигу в советско-американских отношениях. Отвечая как-то на вопрос о перспективах улучшения взамоотношений с Советским Союзом, Рейган сказал, "что нужны два человека, чтобы танцевать танго", т. е. что для улучшения советско-американских отношений необходимо желание двух сторон. В первой половине 80-х годов складывалось убеждение, что к "танго" не проявляла искреннего интереса ни одна из сторон.

Внешнеполитическое многоголосье первых полутора лет рейгановской администрации, когда американская внешняя политика декларировалась по меньшей мере четырьмя не всегда звучавшими в унисон голосами А. Хейга, К. Уайнбергера, Р. Аллена и Дж. Киркпатрик, не говоря уже о голосе самого президента, к началу 1983 г. сменилось согласованно выглядевшей генеральной внешнеполитической линией. В той ее части, которая касалась непосредственно американо-советских отношений, эта линия сводилась к тому, чтобы, продолжая произносить общие заявления о необходимости переговоров и вносить конкретные предложения в интересах снижения уровня военного противостояния двух великих держав (в частности, такие, как изначально рассчитанное на негативную советскую реакцию предложение о ликвидации обеими странами ракет средней дальности в Европе, получившее название "нулевого варианта"), делать одновременно все возможное, чтобы эти предложения оказались неприемлемыми для советского руководства, то ли путем создания атмосферы нетерпимости вокруг действий СССР на международной арене, то ли путем оговаривания этих предложений всевозможными условиями. Неизменно следовавшие один за другим отказы советских руководителей в ответ на американские "инициативы" свидетельствовали о том, что такая тактика администрации США достигала цели. Трудно было убедить себя в серьезности стремления американского президента к переговорам и решению спорных вопросов, когда он нередко в одном и том же заявлении совмещал призывы к конструктивным шагам в этом направлении с оскорбительно звучащими высказываниями в адрес Советского Союза и его исторических или действующих руководителей. "Грубый антисоветизм давно присущ Р. Рейгану и его ближайшему окружению, — говорилось, в частности, в заявлении ТАСС, опубликованном газетой "Правда" 10 июня 1982 г. после выступления Рейгана в Лондоне перед английскими парламентариями. — Но всему же есть предел, особенно когда человек наделяется полномочиями главы государства". Нет сомнения в том, что предел этот был известен, пусть даже в самых общих чертах, президенту и достаточно хорошо известен его внешнеполитическим советникам, и если этот предел преступался, то это делалось явно сознательно. Рейган не видел какой-либо необходимости скрывать свое отношение к СССР и коммунизму, тем более, как он говорил, и советские руководители не проявляли никакой сдержанности в критике США и американских лидеров. Но помимо органического неприятия коммунизма и Советского Союза Рейганом руководили и другие соображения, частично подсказанные окружением, а частично являвшиеся компонентом его собственных убеждений. Провоцируя возмущение советского руководства занимаемой Белым домом позицией, представители администрации оттягивали перспективу переговоров до наступления выгодного момента, т. е. до того времени, когда США окажутся в состоянии диктовать условия со вновь обретенной "позиции силы", а Советский Союз, истощенный или доведенный до крайности непомерными военными расходами, будет вынужден пойти на немыслимые ранее компромиссы. Преждевременная готовность СССР к переговорам не входила в планы администрации прежде всего потому, что грозила сорвать уже реализуемые программы довооружения США, настроила бы Западную Европу на сепаратную договоренность с Советским Союзом и продемонстрировала бы мировому мнению отсутствие советской военной угрозы. Этого допускать было нельзя ни при каких обстоятельствах: СССР должен был по-прежнему пугать Западную Европу и выглядеть в глазах мирового общественного мнения стороной, противящейся действительному сокращению ядерных вооружений, уклоняющейся от эффективного контроля на местах за процессом разоружения. Жесткая позиция советского руководства в первой половине 80-х годов (в частности, по вопросу о контроле на местах за претворением в жизнь договоренностей о разоружении, о сохранении в Европе советских ракет средней дальности, равных по количеству общей численности английских и французских ракет и т. п.) облегчала задачу американской администрации, позволяя ей говорить о советской негативной тактике и об отсутствии искреннего стремления СССР к снижению уровня военного противостояния.

Очередной вехой в разработанной администрацией программе политического, военного и психологического давления на Советский Союз стала транслировавшаяся по телевидению речь Рейгана от 23 марта 1983 г., получившая известность как речь о "звездных войнах". Целью этой речи, как писал один американский исследователь, было "продемонстрировать, что Империя зла совсем рядом и что она с каждой минутой становится все опасней, и заставить нас поверить в то, что, если мы окажемся вновь втянутыми в войну, нам не будет угрожать опасность ядерного отмщения"⁵⁵. С присущим ему драматизмом президент объявил о принятии им очень важного решения о том, как сделать Америку вновь сильной. Рост военного могущества СССР за последние годы, проиллюстрированный фотографиями, коснулся, по словам президента, и Центральной Америки, в частности Кубы и "маленького острова Гренада", где Советский Союз приступил к строительству аэродрома со взлетной полосой длиной 10 тыс. футов (более 3 км). С какими целями, задал вопрос президент, ведь у Гренады нет собственных военно-воздушных сил. Намек был ясен — естественно, с целью угрожать Соединенным Штатам. (Президент не сказал о том, что аэропорт был спроектирован и строился английской компанией для гражданской авиации и что ни проектом, ни самим строительством не предусматривались столь необходимые для военного аэродрома подземные заправочные емкости, радарные установки, подземные арсеналы, параллельные взлетно-посадочные полосы, мастерские и ангары соответствующих нуждам военных самолетов размеров.) Привлечение внимания к Гренаде было лишь частью, причем не главной, президентского выступления. Основным было объявление "стратегической оборонной инициативы" (СОИ) президента Рейгана, предусматривавшей развертывание в космическом пространстве системы противоракетной обороны, способной уничтожить баллистические ракеты противника в момент их запуска или во время полета в направлении территории США. Временной разрыв между объявлением Советского Союза "империей зла" и рейгановской "стратегической оборонной инициативы" составил две недели, да и последующие месяцы 1983 г., судя по всему, грозили быть очень неспокойными: к середине года ожидалось начало размещения 572 американских крылатых ракет и "Першингов-2" на территории ФРГ и четырех других стран Западной Европы (СССР отказался от уничтожения своих ракет СС-20 в обмен на обязательство США- не размещать своих РСД в Западной Европе). Размещение американских ракет началось позднее, в ноябре 1983 г., но до этого советской стороной было отвергнуто (как и предполагалось) рейгановское "промежуточное решение", предусматривавшее установление оговоренного и согласованного обеими сторонами равного количества боеголовок РСД США и СССР в Европе и в Азии. До конца года произошло много и других опасных международных событий, предельно накаливших обстановку в мире и давших с снование утверждать обеспокоенным таким положением дел кругам по обе стороны Атлантического океана, что мир подошел вплотную к ядерному Армагеддону. Один из представителей рейгановской администрации сравнил взрывоопасную международную обстановку с платной сушилкой стираного белья в общественной прачечной: "Все крутится, вертится, а затем все останавливается и застывает без движения, но вот кто-то бросает четвертак в машину, и все начинает снова крутиться и вертеться"⁵⁶. Если придерживаться предложенной метафоры, то в 1983 г. "четвертаки" закладывались в "сушильный аппарат" практически безостановочно, сводя к минимуму периоды спокойствия. Справедливости ради надо признать, что эти "четвертаки" принадлежали к национальной валюте и Соединенных Штатов, и Советского Союза.

Нельзя считать случайностью, что лишь в 1983 г., а не годом раньше или годом позже произошла заметная активизация внешнеполитической деятельности рейгановской администрации. В первые два года ее пребывания у власти озабоченность ухудшавшимся экономическим положением страны и обострявшимися социальными проблемами явно превалировала над беспокойством по поводу нерешаемых и явно осложняющихся международных проблем. Повышенное внимание президента к внутриполитическим проблемам нашло выражение, в частности, и в отсутствии единой и тщательно продуманной внешнеполитической концепции американского государства. Но проявление на том этапе деятельности администрации особого внимания к социально-экономическим проблемам в ущерб другим сферам деятельности представлялось вполне естественным. Большинство американских экономистов разделяли убеждение своих зарубежных коллег, что к январю 1983 г. "рейганомика" свела на нет чуть ли не все социальные и экономические достижения прежних администраций США. "Около 2 миллионов американцев потеряли работу только в текущем году… Страдают, причем очень серьезно, как отдельные люди, так и целые семьи. Фабрики пустеют, очереди безработных длинны", — цитировала газета "Нью-Йорк таймс" слова Рейгана, произнесенные им еще в ходе избирательной кампании 1980 г. в осуждение бездействия картеровской администрации в социально-экономической сфере, отмечая при этом, что ситуация, сложившаяся в стране к началу 1982 г., была ничуть не лучше⁵⁷В 1982 г. экономическое положение в стране обострилось в еще большей степени, давая основание наблюдателям говорить о пике экономического спада[18].

В первые два года рейгановской администрации уровень жизни в стране заметно понизился: 15 % населения страны, или 34,4 млн человек, были отнесены в докладе Бюро переписи населения США к категории бедняков, живущих ниже "черты бедности", т. е. уровня дохода для семьи из 4 человек менее 10 178 долл. в год. Более двух миллионов американцев были лишены крыши над головой, т. е. были бездомными; более 12 млн человек (10,8 % работоспособного населения США) были безработными — самое высокое число безработных с 1934 г. Треть производственных мощностей страны бездействовала; за год, с июля 1981 г., объем промышленного производства сократился на 10,1 %; реальный валовой национальный продукт снизился в 1982 г. на 2,1 %. Более 40 млн рабочих лишились права на получение в прежнем объеме пособий на медицинское обслуживание; на 5 млрд долл. в год сократились федеральные ассигнования целевого назначения на оказание продовольственной помощи детям из бедствующих семей. Происходил дальнейший рост государственного долга страны, а дефицит федерального бюджета, составлявший 74 млрд долл. в 1980 г., достиг в 1983 г. 208 млрд долл. Дефицит внешнеторгового баланса достигал 4 млрд долл. в месяц. Радужные надежды, которые связывались со снижением подоходного налога на корпорации, не оправдывались — число банкротств продолжало расти, причем более быстрыми, чем ранее, темпами. Все эти экономические показатели тех лет регистрировались американскими исследованиями и органами печати с нескрываемой тревогой. Единственным позитивным моментом в экономическом положении США было замедление темпов инфляции с 12 % в 1980 г. до 6,1 % в 1982 г.⁵⁸

"Экономика, — писала газета "Бостон глоуб", — находится в самом плачевном состоянии. Ни у кого нет четкого представления о том, как заставить ее вновь функционировать как следует". Однако уверенность президента в том, что решение экономических проблем будет найдено, была непоколебимой, точно так же как и его стремление убедить американцев в том, что "экономические неурядицы" явились результатом "тяжелого наследия", полученного его администрацией от предшествовавшей. "Я считаю, что многие люди отдают себе отчет в том, что экономический спад является результатом деятельности прошлой администрации. Сейчас по всей Америке распространяется совершенно иное отношение к нашей администрации. Даже в условиях существующего экономического спада налицо уверенность в том, что дела пойдут на поправку. Об этом свидетельствуют опросы общественного мнения. Если год или два назад люди говорили, что они не ожидают перемен к лучшему, сегодня они выражают уверенность в том, что все будет хорошо"⁵⁹Порой казалось, что президент не столько разъясняет сложившуюся ситуацию, сколько заклинает неподконтрольные ему силы оказать содействие администрации в решении стоящих перед ней задач. Порой же он, приписывая все трудности беспрецедентной сложности свалившихся на его администрацию проблем, ограничивался призывом к снисходительности при критике администрации и президента: "Больше всего я сожалею о том, что в результате копившихся столь долгие годы проблем их накопилось так много, что наведение порядка в доме стало очень сложной и болезненной задачей. Я помню слова Джона Кеннеди при вступлении на президентский пост о том, насколько сложность положения дел, с которым он столкнулся, соответствовала его опасениям. В моем же случае самым большим сюрпризом было обнаружить, что положение дел гораздо сложнее, чем я ожидал"⁶⁰. Заклинания и призывы подобного рода не возымели желаемого действия в ходе промежуточных выборов в конгресс в ноябре 1982 г.: правящая республиканская партия потеряла 24 места в палате представителей и семь губернаторских постов в штатах. Индекс личной популярности Рейгана, составлявший 52 % в августе 1981 г., снизился до 35 % в январе 1983 г., побив все рекорды президентской непопулярности со времени окончания второй мировой войны. Но уже в следующем месяце появились первые признаки того, что худшее оставалось позади. В феврале 1983 г. министерство труда США объявило о снижении уровня безработицы до 10,4 %, дав повод президенту заявить во всеуслышание, что экономические дела страны пошли на поправку. И в этом заявлении было больше надежды, чем сколько-нибудь обоснованных расчетов и научного прогноза, но к июню 1983 г. безработица, продолжая оставаться высокой, снизилась до 10 %, а к концу года составляла уже 8,1 %. Аналогичная динамика наблюдалась, к изумлению многих, и в темпах роста валового национального продукта: если в первом квартале 1983 г. его объем вырос на 3,3 %, во втором — на 9,4 %, то рост его за весь 1983 год составил 7,6 % — самый высокий процент после окончания второй мировой войны. Получалось, что, обещая скорое окончание экономического спада, Рейган знал что-то такое, чего не знали и не могли понять ведущие американские и иностранные экономисты. В глазах миллионов американцев происходила реабилитация "рейганомики"; индекс личной популярности президента вырос к концу года до 54 %⁶¹. На страницах американских газет и журналов, совсем как в первые месяцы администрации, замелькали ссылки на "рейгановскую революцию".

Возрождающийся оптимизм нации охлаждали трезвые голоса политических и экономических обозревателей оппозиционной прессы, пытавшихся привлечь внимание эйфористически настроенных американцев к изначально заложенным в программу экономического возрождения страны опасным тенденциям. Федеральный бюджет США на 1984 финансовый год составил 848,5 млрд долл., превысив бюджет предшествующего года на 43,3 млрд долл., или па 5,4 %. 70 % суммы превышения предназначались на увеличение военных расходов, доля которых в общем бюджете страны повысилась с 26,7 % до почти 29 %. На 1985 финансовый год администрация запросила бюджет уже в размере 925,5 млрд долл., причем доля военных расходов в нем повышалась на 13 % по сравнению с бюджетом предшествующего года. И в бюджете 1984 г., и в бюджете 1985 г. предусматривались и проводились в жизнь дальнейшие сокращения расходов на социальное вспомоществование, здравоохранение, образование, хотя вместе с тем нельзя было не признать, что доля федеральных ассигнований по этим статьям бюджета была традиционно (во всяком случае после 30-х годов) высокой и даже в сокращаемых объемах была много выше государственных ассигнований многих развитых стран мира на социальные нужды^б2. К февралю 1984 г. стало ясным, что предлагаемый администрацией проект федерального бюджета на 1985 финансовый год будет способствовать дальнейшему увеличению государственного долга страны, который к тому времени составлял 1,4 трлн долл., или на 53,3 % больше, чем к началу 1981 г. При сохранении такой тенденции, предупреждал журнал "ЮС ньюс энд уорлд рипорт", сумма государственного долга превысит 2 трлн долл, в 1986 г. (к концу 1988 г. государственный долг США вплотную приблизился к 3 трлн долл., т. е., если воспользоваться столь популярными среди американских журналистов красноречивыми "образами", к сумме, представляемой "пачкой" тысячедолларовых банкнот толщиной 300 км или "дорожкой" из однодолларовых ассигнаций длиной в два с лишним расстояния от Земли до Солнца). К концу 1986 г. администрация Рейгана набирала государственный долг, вдвое превышавший сумму государственного долга США, накопившегося за годы администраций всех 39 президентов США, начиная с Дж. Вашингтона и кончая Дж. Картером. (К январю 1989 г. превышение стало почти тройным.)

В редакционной статье газеты "Нью-Йорк таймс" от 13 марта 1984 г. четко указывалось, в чьих интересах осуществлялась "рейгановская революция": повторив вопрос предвыборной кампании Рейгана 1980 г. — "Живете ли вы лучше?", газета сама же отвечала на него — "Да, если вы и прежде жили хорошо. Нет, если вы жили плохо". "Рейгановская налоговая и бюджетная политика привела к колоссальному перераспределению богатства из нижнего в верхний слой получателей доходов. 20 % наиболее состоятельных людей страны стали получать на 8,7 % больше реально располагаемых доходов, тогда как 20 % наименее состоятельных американцев потеряли 7,6 % таких доходов. В 1980 г. семья из 4 человек, жившая на грани бедности, платила 462 долл, в виде федеральных налогов. Сегодня эта семья выплачивает 1079 долл.", — писал журнал "Нью рипаблик"⁶³. Подсчеты журнала "ЮС ньюс энд уорлд рипорт" были не менее впечатляющими: "К концу 1984 г. беднейшие семьи потеряют 870 долл, правительственных субсидий, лишь частично возмещаемых сокращением подоходного налога на 320 долл. У семей со средним достатком, имеющих доход в размере 20–40 тыс. долл., положение лучше. Поступления в семейный бюджет от снижения налогов в 1982, 1983 и 1984 гг. превышают потери от снижения социальных пособий в пропорции 9 к 1. Лучше всего семьям с доходом в 80 тыс. долл, в год и выше. В среднем они получат за 3 года 33 275 долл., потеряв за этот же период всевозможных благ на сумму, составляющую меньше 1 % выигранной"⁶⁴. Но в преддверии очередных президентских выборов 1984 г. Рейгана и его администрацию волновала прежде всего позиция большинства американских избирателей, активно участвующих в выборах, а такими избирателями (во всяком случае на протяжении последних нескольких десятилетий) были американцы с высоким и средним достатком, т. е. те, кому было что терять и выигрывать. Американцы, жившие на грани бедности и в нищете, давно утратили интерес к сложным политическим играм в стране и перестали ожидать серьезных изменений к лучшему в их судьбе в результате смены администрации. Эта категория американских избирателей, как правило, воздерживалась от участия в голосовании, и, следовательно, их отношение к администрации и президенту не имело реального значения для исхода выборов.

Соперник Рейгана в борьбе за Белый дом, кандидат демократической партии Мондейл, назвал первое рейгановское четырехлетие периодом "невыполненных обещаний", проявившимся в рекордном экономическом спаде, за которым последовал весьма неустойчивый экономический подъем, сопровождаемый ростом государственного долга и дефицита федерального бюджета. Президент же вступал в борьбу за второй четырехлетний срок, утверждая, что он выполнил все обещанное избирателям в 1980 г. — в первую очередь умерил инфляцию с 12,4 % в 1980 г. до 4,2 % в 1984 г., сократил безработицу с 7,5 % в 1980 г. до 7,4 % в 1984 г. Объективно говоря, внушительный успех, достигнутый администрацией в борьбе с инфляцией, и позитивная тенденция, наметившаяся в сокращении безработицы (а именно эти показатели всегда считались первостепенными при характеристике экономической обстановки в стране и материального положения населения), при очень поверхностном внимании, уделяемом американскими избирателями далеко не всем понятным проблемам государственного долга и бюджетного дефицита, позволили президенту уделять все больше внимания внешнеполитическим проблемам. Стране, как считал Рейган, была продемонстрирована способность его администрации справиться со сложными экономическими проблемами; очередь была за обещанной еще в ходе предвыборной кампании демонстрацией военной мощи нации и ее непоколебимой уверенности в себе. Для завершения первого четырехлетия в Белом доме и обеспечения переизбрания на второй срок Рейгану была крайне нужна мажорная нота или во всяком случае то, что он и его окружение считали мажорной нотой.

Рейгановское восьмилетие стало уже достоянием истории, и, подобно многим (но далеко не всем) предшествующим администрациям, оно будет еще очень долго привлекать пристальное внимание исследователей, которые будут пытаться, разобраться в его историческом значении и наследии, оставленном грядущим поколениям, и будут выносить ему (а это ясно уже сейчас) неоднозначные оценки. Особое внимание будущих исследователей скорее всего привлечет внешнеполитический курс рейгановской администрации, и особенно те его аспекты, которые касались советско-американских отношений и проблемы разоружения, хотя бы по той причине, что никому из рейгановских современников, занимавшихся исследованием этого курса в начале 80-х годов, не удалось предсказать тот путь, по которому пошла внешняя политика США во второй половине 80-х годов. Американский исследователь Терри Дейбел писал в 1989 г.: "Трудно говорить о грандиозной стратегии в приложении к администрации, которая уделяла столь незначительное внимание концептуальной мысли, которая в такой степени была подвластна идеологии на начальном этапе своей деятельности и в которой прагматическая, активная дипломатия была вынуждена дожидаться существенной смены лиц, стоявших у истоков этой стратегии". Но и смена действующих лиц (вслед за Р. Алленом и А. Хейгом в октябре 1983 г. ушел с поста президентского помощника по вопросам национальной безопасности У. Кларк, которого сменил Р. Макфарлейн) не сразу привела к выработке стратегической линии администрации в области внешней политики. Инерция концептуального мышления продолжала определять решения и поведение администрации на международной арене на протяжении как 1983, так и 1984 г. Как считает Т. Дейбел, "так или иначе, рейгановский отвлеченный стиль руководства, по всей видимости, способствовал этому процессу. В отдельных случаях выдвинутые усердными подчиненными проекты, рассчитанные не на обсуждение в ходе переговоров, а на воздействие на общественное мнение (как, например, выдвинутое на переговорах по ракетам средней дальности "нулевое решение"), получали поддержку у президента, который не только не понимал, но и не интересовался тонкостями ядерной стратегии и расширенного сдерживания"⁶⁵. Внешнеполитический юз, хотя и обильно смазываемый воинственной риторикой, не мог служить свидетельством решимости администрации сочетать слова с конкретными делами, обещанной Рейганом на выборах 1980 г. своим сторонникам. "Гиппер" нуждался в победе (желательно даже в нескольких победах) с широким международным резонансом, но без серьезного риска, в победе, способной вызвать эмоциональную поддержку тех, кому предстояло выбирать президента США в 1984 г.

В самом конце августа 1983 г. советским истребителем был сбит над территорией СССР гражданский пассажирский самолет южнокорейской авиакомпании KAL с 269 пассажирами (в т. ч. более 60 американцев) на борту, и администрация Рейгана не преминула воспользоваться этой трагедией — рейгановская характеристика "империи зла" обрела оправдание. Акция командования советской противовоздушной обороны, названная Рейганом варварским актом, продемонстрировала американцам обоснованность того, что Рейган говорил о СССР. "Советский Союз против всего мира", "Советская паранойя", "Окровавленные руки Москвы", "Умышленное убийство" — кричали заголовки американских газет в те дни. Американцы жгли Государственные флаги СССР перед зданием ООН, били витрины в магазинах, торгующих советскими товарами, требовали самых жестких правительственных санкций против Советского Союза, советских граждан и советских организаций на территории США. Волна антисоветизма оказалась весьма кстати, поскольку она, как писала газета "Нью-Йорк таймс", "сняла оппозицию к политике администрации в Центральной Америке" и "содействовала размещению нового американского ядерного оружия в Западной Германии, Англии и Италии". Газета "Чикаго трибюн" откровенно признала, что "сбитый самолет оказался политическим подарком и пропагандистским благом для Рейгана"⁶⁶. Можно лишь догадываться, что имел в виду "один из президентских советников", заявивший, что трагедия с южнокорейским самолетом "кое-что облегчит для нас"⁶⁷.

Позднее, ближе к концу 1983 г. и в начале 1984 г., те же газеты уже признавали, что, "по словам специалистов в области разведки США, они просмотрели всю имеющуюся информацию и не нашли никаких признаков того, что персонал советской противовоздушной обороны знал, что это гражданский самолет" ("Нью-Йорк таймс", 7 октября 1983 г.); что "весь ход событий, начиная с того момента, когда Советы начали следить за полетом KAL-007… и вплоть до того момента, когда самолет был сбит, скрупулезно записывался на пленку и тут же анализировался американской разведкой" ("Вашингтон пост мэгэзин", 8 января 1984 г.). Но "эти откровения бесследно исчезали в национальном самосознании, как будто они никогда не публиковались. Все без исключения детали правительственной версии, сообщенной общественности, оказались позднее неверными"⁶⁸. В марте 1984 г. родственники погибших пассажиров авиалайнера возбудили судебный иск против авиакомпании KAL (которая, как выяснилось, уже давно использовалась спецслужбами для сбора разведывательной информации о советских оборонных объектах в районе Камчатки) и против правительства США, обвинив их в сокрытии от южнокорейского экипажа имевшихся у них данных об угрожающей лайнеру опасности.

При всем том, что действия командования советской противовоздушной обороны нельзя было назвать безупречными и что, прежде чем отдавать приказ о применении оружия, им не были исчерпаны менее решительные меры пресечения полета самолета-нарушителя, а также признавая, что политическое руководство СССР в духе того времени неоправданно долго уклонялось от хотя бы частичного признания вины в превышении мер обороны и выражения соболезнования семьям погибших, заявления и действия Рейгана и руководящих деятелей его администрации в связи с трагедией над Камчаткой были сознательно провокационными. Можно высказать предположение, что напряженность вокруг этого трагического случая нагнеталась президентом и отдельными членами администрации преднамеренно ввиду предстоявшего через несколько дней приезда министра иностранных дел СССР А. А. Громыко на сессию Генеральной Ассамблеи ООН и наметившейся его встречи с Рейганом для обсуждения насущных международных вопросов. Оставляя в стороне личные взгляды Рейгана на "империю зла" и его неизменную и до этого случая готовность выступить с осуждением "безнравственного коммунизма", не вызывало сомнения, что нагнетанию напряженности в немалой степени способствовали и те лица в окружении президента и политические силы страны, которые были решительно настроены не допустить позитивных сдвигов в советско-американских отношениях и продвижения вперед в переговорах о разоружении. Именно этими силами при отсутствии возражений со стороны Белого дома была спровоцирована активная кампания в печати США с критикой излишней мягкости занятой администрацией и президентом позиции. Рейгана сравнивали с Невилем Чемберленом, называли "плаксивым болтуном", "обманщиком"; в газетах его изображали дамочкой, ударяющей медведя (русского медведя!) ридикюлем по носу. Опросы общественного мнения показывали, что две трети опрошенных американцев считали, что Рейган недостаточно жестко реагирует на совершенное Советским Союзом преступление. Газета "Нью-Йорк пост", принадлежащая газетному магнату Р. Мэрдоку, известному своими крайне правыми взглядами, открыто призывала: "Единственный способ ответить на злодейство в отношении авиарейса 007 — задать Москве взбучку в Центральной Америке". Гренада была не за горами, но и до того дня, когда 82-я воздушно-десантная дивизия США высадилась на крошечном карибском острове, международная напряженность продолжала неуклонно расти.

Несмотря на полное отсутствие информации, но судя по некоторым признакам осенью 1983 г., можно было понять, что в руководстве Советского Союза намечался очередной кризис: практически отошел от активного руководства страной серьезно болевший Ю. В. Андропов. И хотя ответственные и важные официальные заявления еще публиковались от его имени, глава государства и партии активного участия в формулировании и реализации внешней и внутренней политики страны принимать уже не мог. В этих условиях вряд ли можно было ожидать каких-либо изменений в стратегической линии или хотя бы даже в тональности советской внешней политики. Состоявшаяся в сентябре в Мадриде встреча А. А. Громыко с государственным секретарем Дж. Шульцем лишь подтвердила продолжающееся отсутствие готовности обеих сторон к конструктивным шагам по пути нормализации взаимоотношений и смягчения напряженности в мире. По давно сложившейся традиции отсутствие признаков продвижения вперед в жизненно важных областях советско-американских переговоров объяснялось обеими сторонами искусственными препятствиями, создаваемыми противной стороной, ее авантюризмом и милитаризмом. Сыграла свою роль и еще одна давняя традиция, исторически присущая в гораздо большей степени Советскому Союзу, чем Соединенным Штатам, а именно: в периоды политической неопределенности или кризиса во избежание использования этого обстоятельства врагами теснее сплачивать ряды, проявляя еще большую бдительность и решительность в организации отпора посягательствам на государственные интересы и государственную безопасность СССР. 29 сентября 1983 г. в центральной советской печати было опубликовано Заявление Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР Ю.В. Андропова (или, точнее, заявление от его имени), практически отвергавшее любую возможность договориться с США по какому-либо важному вопросу до тех пор, пока у власти в этой стране остается президент Рейган и его администрация: "Если у кого-то и были иллюзии насчет возможности эволюции в лучшую сторону политики теперешней американской администрации, то события последнего времени окончательно их развеяли. Ради достижения своих имперских целей она заходит так далеко, что нельзя не усомниться, существуют ли у Вашингтона какие-то тормоза, чтобы не перейти черту, перед которой должен остановиться любой мыслящий человек". В качестве свидетельства отсутствия желания у США достичь важных договоренностей с Советским Союзом назывались "изощренная провокация с южнокорейским самолетом", "новые горы оружия массового уничтожения — от ракет MX до контейнеров с нервно-паралитическим газом", "залпы корабельных орудий" в Ливане, геноцид в Сальвадоре и, конечно, намерение США приступить к размещению в Западной Европе баллистических ракет "Першинг-2" и крылатых ракет большой дальности. В этом заявлении не было угрозы покинуть переговоры в Женеве, в случае если США приступят к размещению своих ракет в Западной Европе (хотя возможность такого решения Советского Союза никогда не исключалась), и не было еще упоминания ответного размещения советских ракет в Восточной Европе, однако в нем содержалось недвусмысленно сформулированное предупреждение: "На любую попытку сломать сложившийся военностратегический баланс Советский Союз сумеет дать надлежащий ответ, и его слово с делом не разойдется". Внимание зарубежных, и в первую очередь американских, политических деятелей и аналитиков привлекло даже не это предупреждение, а всего лишь одна фраза из этого заявления: "Если у кого-то и были иллюзии… то события последнего времени окончательно их развеяли". Более определенно сказать о перспективах продолжения совместного поиска решения назревших проблем было невозможно. "Ключевым словом в этом предложении было "окончательно". Оно означало, что принято твердое решение и что дебаты окончились", — писали позднее об этом заявлении С. Тэлботт и М. Манделбаум⁶⁹.

Той же осенью 1983 г. на протяжении всего трех суток произошли два международных события, одно из которых было названо в американской и зарубежной прессе крупнейшим внешнеполитическим фиаско рейгановской администрации, а второе было разрекламировано как крупнейшая внешнеполитическая победа первого четырехлетия президентства Рейгана. 23 октября 1983 г. начиненный взрывчаткой грузовик въехал на территорию американской военной казармы в районе аэропорта ливанской столицы, где и взорвался, убив более 240 американских морских пехотинцев и моряков из состава многонациональных сил по поддержанию мира в Ливане. В ответ на требование политической оппозиции и общественности о выводе американских вооруженных сил из Ливана президент заявил решительно: "Позвольте мне спросить тех, кто утверждает, что мы должны покинуть Ливан: "Если мы сейчас уйдем из Ливана, что этот шаг скажет тем, кто создает нестабильность и разжигает терроризм? Если Америка уйдет из Ливана, какая возможность останется для достижения договоренности о создании единого демократического Ливана? Если мы повернемся спиной к Ливану сейчас, каким окажется будущее Израиля?""⁷⁰Морские пехотинцы, сказал он, должны оставаться в Ливане до тех пор, пока ситуация там не будет полностью контролироваться. Решительность, с которой президент отстаивал необходимость сохранения американского присутствия в Ливане для обеспечения мира в регионе, воодушевила сторонников жесткой внешней политики и обескуражила тех, кто надеялся на смягчение позиции администрации в преддверии президентских выборов 1984 г.

А 25 октября 1983 г. воздушный десант из морских пехотинцев США высадился на остров Гренаду и оккупировал его под предлогом возникшей в результате происшедшего там государственного переворота опасности для жизни американских граждан, включая студентов, оказавшихся на этом острове. Из опасения, что этот повод будет сочтен недостаточным и слишком уж смахивающим на печально известную "дипломатию канонерок", администрацией США было оперативно организовано обращение руководителей шести стран Карибского бассейна к правительству США за военной помощью "с целью предотвращения вмешательства Кубы". Во вторжении в эту самую маленькую страну западного полушария с населением, едва превышающим 100 тыс. человек, т. е. способным уместиться на трибунах современного крупного спортивного стадиона, участвовали 11 боевых кораблей, несколько десятков самолетов и одна из наиболее подготовленных для такого рода операций воздушно-десантных дивизий, насчитывавших более 7 тыс. солдат и офицеров. В течение четырех дней вооруженные силы США расправились с сотней находившихся на Гренаде кубинских специалистов и советников (крошечные вооруженные силы Гренады, оставшиеся к тому же без руководства, особого сопротивления не оказали), разбомбив заодно больницу для умалишенных и детей, и "обкорнали (так заявил один из американских сенаторов в своем выступлении по телевидению) щупальца русского спрута, который угрожал нам"⁷¹. Все эти и последующие дни американские средства массовой информации расписывали героизм морских пехотинцев, вызволивших американских студентов из очень опасной ситуации, прежде чем на Гренаду высадились крупные вооруженные силы Кубы и захватили их в качестве заложников. (Спустя две недели Пентагон вынужденно признал, что для утверждения о готовящемся вторжении кубинских вооруженных сил на Гренаду не было никаких оснований. А возвратившиеся под победные фанфары домой студенты-медики заявили, что они осознали угрожающую им опасность только тогда, когда открыли пальбу высадившиеся на остров морские пехотинцы США⁷².)

Американское общественное мнение, с первых же месяцев пребывания у власти администрации Рейгана целеустремленно подготавливавшееся консервативной прессой и консервативными политическими кругами к мысли о необходимости более решительной американской заявки на первенствующее положение в мире и столь же неотложной необходимости "ущемить хвост вконец распоясавшемуся коммунизму", в целом отреагировало на вторжение в Гренаду довольно восторженно: "Наконец-то в Белом доме появился настоящий мужчина!" Опросы общественного мнения свидетельствовали о новом взлете популярности Рейгана. Наиболее известный из политических обозревателей крайне правого толка Дж. Уилл писал в статье, опубликованной журналом "Ньюсуик", что отпечатки сапэг американских солдат на земле Гренады сделали больше для веры в мощь США, чем ракеты MX, а журналист П. Бьюкенен, входивший в круг ближайших сотрудников Белого дома, писал в мэрдоковской "Нью-Йорк пост": "Рейган является первым американским президентом, отвоевавшим для Запада колонию советской империи". Бьюкенену вторил его единомышленник Т. Долан из Национального консервативного комитета политических действий: "Это самый значительный политический успех за последние десять лет. Впервые мы отняли у Советского Союза его сателлита"⁷³Были, естественно, и противоположные точки зрения, которые высказывались и политическими деятелями (преимущественно принадлежавшими к оппозиционной демократической партии), и обозревателями политически умеренных газет и журналов. Так, конгрессмен Пол Саймон из Иллинойса осудил тот факт, что "военное решение является, по всей видимости, автоматическим рефлексом у этой администрации", а спикер палаты представителей конгресса США О’Нил объявил, что вторжение на Гренаду было предпринято без предварительного согласования с законодателями: "Нам просто сообщили, что уже происходит"⁷⁴В вышедшей в свет в 1987 г книге О'Нил писал, что, принимая решение о вторжении на Гренаду, "Белый дом хотел, чтобы страна забыла о трагедии в Бейруте". Но превалировало все-таки удовлетворение тем, что "американцы наконец встали во весь рост и со всей твердостью". Журнал "Тайм" следующим образом суммировал общественный настрой в результате предпринятой администрацией акции на Гренаде: "После многих лет состояния, близкого к параличу, администрация воспользовалась сложившейся на Гренаде ситуацией для демонстрации того, что США вновь способны к применению военной силы как продолжения их политической воли. С символической точки зрения более важный, чем об этом могут говорить масштабы острова, захват Гренады призван был продемонстрировать, что США могут решительно заставить повернуть вспять советские продвижения в третьем мире"⁷⁵. Еще более определенно высказался один из членов рейгановской администрации: "Гренада, Бейрут и авиалайнер компании KAL — все эти события утвердили президента в том, что он правильно смотрит на мир, считая эти события связанными одной общей нитью, которая ведет в Москву"⁷⁶"Восхитительная маленькая война" на Гренаде продемонстрировала американцам, что правительство страны может "ответственно" прибегать к военной силе при возникновении в этом необходимости, несмотря на несогласие с таким решением союзников США (Гренада являлась частью Британского содружества наций, и ее монархом считалась королева Елизавета) и осуждение со стороны ООН, не приводя к продолжительным и тяжелым для страны конфликтам с многочисленными человеческими жертвами (на Гренаде погибло всего 18 морских пехотинцев; гробы с их телами были доставлены в США и преданы земле под рейгановскую эпитафию: "Не молитесь за них, поскольку они сейчас находятся в любящих руках Господа"). Поствьетнамский синдром, столь долго терзавший неспокойную совесть страны, приказал долго жить.

Накал напряженности в мире продолжал нарастать. 22 ноября 1983 г. западногерманский бундестаг одобрил решение о размещении американских ракет "Першинг-2" на территории страны, и в тот же день в ФРГ прибыли первые девять ракет. На следующий день советский представитель на переговорах в Женеве Ю. Квицинский заявил о решении СССР покинуть переговоры в связи с "невозможностью в них участвовать", а 25 ноября было опубликовано Заявление Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР Ю. В. Андропова, в котором, в частности, сообщалось о решении Советского Союза отменить мораторий на развертывание советских ядерных средств средней дальности в европейской части СССР и ускорить подготовительные работы по размещению на территории ГДР и ЧССР советских оперативно-тактических ракет повышенной дальности. Кроме того, с учетом повышения ядерной угрозы для СССР в результате размещения американских ракет в Западной Европе было объявлено о развертывании соответствующих советских средств в океанских районах и морях. Военное противостояние двух великих держав достигло к концу 1983 г. апогея: мир вплотную подошел к грани ядерной войны, которая могла стать последней войной в истории человечества в силу непредсказуемости ее последствий для жизни на Земле.

Конфронтационное крещендо 1983 г. заметно пошло на убыль чуть ли не с первых дней нового 1984 г. — года очередных президентских выборов, подтверждая давно циркулировавшие в политических кругах США слухи о том, что в стремлении добиться победы на выборах на второй срок (о своем решении баллотироваться на второй срок Рейган официально объявил лишь 29 января, но уже в конце 1983 г. мало кто сомневался в том, что он будет баллотироваться) президент предпримет решительную попытку утвердиться в глазах соотечественников в роли "миротворца". К нескрываемому изумлению тех, кто привык к совершенно иным заявлениям президента (одна из статей в "Правде" в первые дни января 1984 г. так и называлась "Чему же верить, г-н президент?"), в интервью журналу "Тайм", данном в последние дни уходившего года, Рейган в ответ на вопрос, считает ли он по-прежнему уместной свою фразу: "СССР является средоточием зла", — решительно ответил: "Нет. Я не стал бы больше говорить подобных вещей", дезавуировав тем самым полярно противоположный ответ на тот же вопрос, который он дал другому журналу всего двумя неделями раньше. Тогда этот неожиданный поворот в казавшейся незыблемой антисоветской позиции Рейгана был назван в советской прессе попыткой подкрасить лик президента "миротворческими гримом и румянами". "Может, на кого-то в США это и подействует, — писал известный советский политический обозреватель. — Других же, нас уж во всяком случае, не введет в заблуждение"⁷⁷Недоверие к заявлению президента, сделанному тем более в неофициальной обстановке, было понятным: не раз в прошлом вслед за высказываниями такого рода следовало другое, противоположное по духу и тону, оставлявшее лишь недоумение относительно причин, вынуждавших Рейгана быть столь непоследовательным. Но 16 января 1984 г. президент сделал уже официальное заявление, практически целиком посвященное состоянию и перспективам развития советско-американских отношений. Констатировав начало экономического подъема в стране, повышение оборонной мощи и крепость союзнических уз американского государства, президент заявил о том, что теперь США готовы вступить в переговоры с СССР с целью преодоления существующих между ними разногласий. Назвав наступающий год годом мирных возможностей, президент США призвал Советский Союз к мирному соревнованию и конструктивному сотрудничеству и выделил три основные проблемные сферы, где, по его мнению, следовало добиваться успеха, — отказ от использования силы и угрозы применения силы при решении международных споров, поиск путей сокращения мировых запасов оружия и установление более продуктивных рабочих отношений между СССР и США. "Перед нами долгая дорога, но мы полны решимости пытаться и пытаться вновь. Возможно, нам придется начать с мелких проблем, но мы должны начать", — заявил президент, не преминув добавить, что существенным условием успеха переговоров и защиты американских интересов является сила. "Если мы будем слабы, мы не добьемся ни того, ни другого". В том, что говорил далее Рейган, был определенный здравый смысл: "Я открыто высказывал свою точку зрения о советской системе. Я не знаю, почему это должно удивлять советских лидеров, которые никогда не стеснялись высказывать свою точку зрения на нашу систему. Но это вовсе не означает, что мы не можем вести дела друг с другом. Мы не отказываемся разговаривать, когда Советы называют нас империалистическими агрессорами и даже хуже. Или же по той причине, что они придерживаются фантазии триумфа коммунизма над демократией. Тот факт, что нам взаимно не нравятся системы друг друга, не должен служить причиной отказа разговаривать друг с другом. Жизнь в ядер-ный век делает крайне необходимым, чтобы мы обязательно говорили друг с другом". Впервые с того дня, когда он пришел в Белый дом, Рейган привнес в свое официальное заявление то, что можно было назвать "человеческим фактором", обратив призыв к сотрудничеству к простым людям обеих стран — символическим советской семейной паре Ивану и Ане и американской семейной паре Джиму и Салли, "чьи общие интересы не знают границ". "Если Советское правительство хочет мира, мир будет достигнут. Вместе мы можем укрепить мир, сократить уровни вооружений и знать, что, делая это, мы способствуем реализации надежд и чаяний тех, кого мы представляем, и в сущности всех людей, где бы они ни были"

Хотя сотрудники аппарата Белого дома пытались убедить представителей печати, что изменившийся тон президентских заявлений свидетельствует о том, что "с этим человеком что-то произошло", и ссылались на высказанную президентом надежду, что январское заявление "устранит все неясности, если они еще сохранялись, относительно его личной заинтересованности в решении проблем с Советским Союзом", большинство американских и иностранных наблюдателей были настроены скептически. По их убеждению, этим заявлением президент Рейган попросту открыл свою предвыборную кампанию 1984 г. "Антисоветские инстинкты президента и некоторых из его ближайших советников лежат настолько близко к поверхности, что они могут легко и быстро появиться вновь", — писал, ссылаясь на мнение вашингтонских официальных лиц, обозреватель М. Гетлер. Со ссылкой на некоторых американских специалистов по Советскому Союзу тот же обозреватель писал, что "годы неослабно жесткой риторики и иных акций убедили русских в непримиримой враждебности Рейгана и в том, что при принятии решений им следует исходить из этой презумпции"⁷⁹. И действительно, оценка президентского заявления, вынесенная министром иностранных дел СССР А. А. Громыко, была привычно суровой и недвусмысленной: оно было названо содержащим лишь избитые фразы. (Советский Союз явно не был склонен помогать Рейгану в его борьбе за второе четырехлетие в Белом доме.) Нужны дела, а не словесные упражнения, подчеркнул руководитель советской внешней политики. Но, как представляется, одной из причин, и не исключено, что важнейшей, почему тогда дела не получилось, явилась смерть Ю. В. Андропова спустя всего три недели после рейгановского заявления. На смену Ю. В. Андропову пришел 72-летний К. У. Черненко, физически явно нездоровый человек. (Бывший министр иностранных дел Великобритании Д. Оуэн, приехавший в СССР на похороны Ю. В. Андропова и представленный по этому случаю новому советскому руководителю, заявил по возвращении в Лондон представителям печати, что полученное им в молодости медицинское образование позволяет ему заключить, что К. У. Черненко болен эмфиземой легких и долго не протянет.) "Черненко произвел на Вашингтон впечатление очередной искусственной фигуры, которая скорее всего исчезнет с глаз прежде, чем с ним можно будет начать сколько-нибудь реальное дело", — писал Дж. Ньюхаус⁸⁰. Человеком, первым сообщившим Рейгану свои впечатления от встречи и беседы с Черненко, был вице-президент Буш, приехавший на похороны Ю. В. Андропова в качестве личного представителя президента США.

К началу 1984 г. сменились все главные действующие лица, находившиеся на переднем крае советского направления американской внешней политики, помимо Дж. Шульца и Р. МакФарлейна, ставших главными советниками президента по вопросам, касавшимся отношений с СССР; к формулированию внешнеполитического курса США по отношению к СССР был привлечен Дж. Мэтлок, сменивший активно антисоветски настроенного Ричарда Пайпса. 7 февраля 1984 г. Рейган согласился на вывод американских морских пехотинцев из Ливана, что было расценено в зарубежных политических кругах как свидетельство намерения американского президента сосредоточить все свое внимание на проблемах взаимоотношений с СССР и на проблемах разоружения. К этому времени индекс личной популярности Рейгана (54 %) после трех лет пребывания у власти превзошел показатели других президентов послевоенного периода, кроме Эйзенхауэра. Обращало на себя внимание, однако, то обстоятельство, что столь высокие показатели популярности президента Рейгана отражали скорее позитивное отношение американцев к нему лично как человеку, а не как государственному деятелю. При анализе результатов опросов общественного мнения стало бросаться в глаза беспокойство американцев по поводу непримиримо жесткой антисоветской риторики президента и неспособности администрации наладить деловые рабочие отношения с Советским Союзом.

В этих условиях в рамках конкретных шагов, разработанных президентскими советниками в связи с приближающимися выборами, руководимый Дж. Шульцем государственный департамент при поддержке Дж. Бейкера и М. Дивера, а самое главное, при поддержке Нэнси Рейган запланировал проведение встречи Рейгана с А. А. Громыко. Как пишет Дж. Ньюхаус, "стали просачиваться слухи о том, что г-жа Рейган очень хочет, чтобы ее мужа вспоминали добрым словом за то, что ему удалось уменьшить риск ядерной войны. Лишь в 1984 г. она стала проявлять интерес к его месту в истории, сам же президент не проявлял никакой заинтересованности к тому, какой приговор вынесут ему потомки и какие требования предъявляет к нему история. Что же касается г-жи Рейган, то, однажды увлекшись этой идеей, она твердо решила довести ее до реализации". В подтверждение роли, сыгранной Нэнси Рейган в перемене, происшедшей в тональности рейгановских заявлений об СССР, Дж. Ньюхаус ссылается на слова М. Дивера из его автобиографии "За сценой": "Она лоббировала президента с тем, чтобы он смягчил свою линию в отношении Советского Союза"⁸¹. (В ноябре 1989 г. вышли в свет мемуары Нэнси Рейган "Мой черед", в которых она подтверждает, что ей приходилось сдерживать идеологические перегибы, которые позволял себе ее муж, в частности в отношении Советского Союза. "Нельзя допускать, чтобы две супердержавы не говорили друг с другом. Этого требует здравый смысл", — заявила она в интервью журналу "Ньюсуик".) Говорили, что аналогичный совет давал Рейгану и бывший президент США Никсон, единственный из бывших глав государства, к мнению которого Рейган прислушивался и с которым время от времени неофициально консультировался. Впрочем, наверное, и сам Рейган, а не только его советники понимал, что перспектива восстановления рабочих контактов с СССР с выходом на все больше беспокоившие американцев проблемы современности открывает перед ним единственную возможность говорить о сколько-нибудь конкретной программе второго срока его президентства. Следуя советам "петь свои антисоветские песни несколько более мягким голосом", Рейган стал "смещаться к центру сцены, к серединке, где и выигрываются все выборы, — писал Дж. Рестон. — Он разочаровывает консервативных республиканцев, которые изначально привели его в Белый дом, но набирает брльше голосов в центре и даже слева, чем теряет"⁸².

Прошедший огонь, воду и медные трубы всех рейгановских предвыборных кампаний, будь то в Сакраменто или в Вашингтоне, старый и испытанный консультант С. Спенсер, вновь привлеченный "рейгановской командой" к планированию и руководству политической рекламой президента в 1984 г., открыл секретное совещание с двумя другими консультантами, Р. Титером и К. Хачигяном, сообщением о том, что "рейгановская администрация выпустила все свои пули очень рано и весьма успешно в первые два года. Она выполнила все свои планы, все свои приоритеты, все свои программы. У них кончились боеприпасы. И наибольшим потрясением для меня оказалось то, что, как я узнал, у них ни черта не осталось в трубопроводе. У них нет ни одной идеи". Четырехчасовая магнитофонная запись совещания стала достоянием общественного внимания лишь в 1988 г., и, знакомясь с ней сегодня, кое-кто приходит к заключению, что, стань тогда, в июне 1984 г., содержание разговора известным американским избирателям, трудно было бы предсказать исход выборов. Из обмена репликами президентских консультантов становилось ясным, что ни у президента, ни у его ближайших советников не было никакого представления о том, что будет делать администрация в следующие четыре года в случае победы республиканцев на выборах: не только не существовало стратегического стержня в программе будущих действий, но и отсутствовала сама программа. Уж очень беспомощным и неспособным к самостоятельному мышлению выглядел президент в глазах хорошо знавших его людей — в их комментариях отсутствовало искреннее уважение к человеку, из которого они же на протяжении многих лет лепили образ разумного и многоопытного государственного деятеля. "Если бы его ранили в палец ноги, это очень помогло бы его избранию", — неожиданно вырвалось у Спенсера, и, испугавшись своих собственных слов, он поспешно добавил: "Выключите магнитофон. После окончания нашего совещания я эту кассету заберу"⁸³. (Никто не позавидовал бы Спенсеру, попади эта магнитофонная пленка в руки Нэнси Рейган.) Любопытно, что проникшие годы спустя в печать сведения об этом совещании основывались именно на этой пленке, которую у Спенсера, видимо, не хватило решительности уничтожить (а может, хватило сообразительности не уничтожать).

"Рейгановская команда" не могла позволить себе выпустить президента на предвыборное ристалище с пустыми руками. "Это же общенациональные выборы, не скрывая отчаяния, проговорил Роберт Титер. — Нам необходимо найти, что сказать". "Дело было не только в том, что в рейгановском лагере ощущался кризис новых идей, но и в том, что, согласно опросам общественного мнения, таяла поддержка и большинства старых идей. К 1984 г. по меньшей мере треть избирателей относилась с одобрением лично к Рейгану, но не одобряла проводимую им политику. Людям импонировал статус-кво, но они не хотели подталкивать дальше так называемую "рейгановскую революцию". Истина заключается в том, что за доставляющими удовлетворение мифами и образами не было действительно солидного политического фундамента", — писали американские авторы Джейн Мейер и Дойл Макманус⁸⁴Итак, большинство тем избирательной кампании 1980 г. не было годно к употреблению в 1984 г.: тема превосходящей советской военной мощи и связанной с этим необходимости увеличения военных расходов США была исчерпана собственными заявлениями президента о возрожденном военном превосходстве страны и восстановленном месте США в мире как "державы номер один". Тема сокращения непроизводительных расходов на социальные нужды и на нужды "разрастающегося правительства" грозила непредсказуемой реакцией избирателей, уже ощутивших на своем семейном бюджете последствия осуществленных администрацией мер по экономии федеральных средств. Рискованно было педалировать идею налоговой реформы, учитывая, что она была еще в стадии доработки и могла вызвать вопросы, на которые администрация не была еще в состоянии ответить. Не было никаких оснований ждать общественной поддержки и основных направлений внешнеполитического курса администрации прошедшего четырехлетия, будь то в Центральной Америке, на Ближнем Востоке или на переговорах по разоружению. Отвергнув еще ряд возможных ключевых тем предстоящей избирательной кампании, консультанты сошлись на том, что она должна будет строиться (в плане внутриполитическом и социально-экономическом) на сопоставлении достигнутого рейгановской администрацией с плачевными результатами администрации Картера, вице-президентом в которой был нынешний конкурент Рейгана Мондейл. Это позволяло сконцентрировать внимание избирателей на послужном списке прошлых свершений, а не на планах будущих. В плане же внешнеполитическом основной темой избирательной кампании Рейгана должны были стать американо-советские отношения и перспективы договоренности в области контроля над вооружениями и разоружения. Вот еще один отрывок из магнитофонной записи совещания от 30 июня 1984 г.:

"Титер. Вот еще насчет открытия ООН (т. е. сессии Генеральной Ассамблеи ООН)…

Xачигян. Я бы здесь и произнес мою речь "Не надо больше войн". Я бы здесь использовал одну фразу, которая заставила бы всех газетчиков включить ее в заголовки статей… Знаете, что ему нужно сделать в этом ооновском выступлении? Ведь Советский Союз располагается буквально в двух шагах от нас в зале Генеральной Ассамблеи. Надо, чтобы он указал на них пальцем и сказал: "Знаете, а ведь между нами нет широкой пропасти. В этом здании нас разделяют лишь два метра".

Спенсер. Ну да, и он скорее всего укажет пальцем на делегацию Пуэрто-Рико (смех, неясно).

Xачигян. Вы же знаете, что он сможет это сделать. С Никсоном такое никогда не получилось бы. Или же с Фордом — он бы указал на какого-нибудь черного. А с Рейганом это можно фактически запрограммировать в его речь и сделать так, чтобы это выглядело экспромтом"⁸⁵. В выступлении Рейгана перед сессией Генеральной Ассамблеи 24 сентября 1984 г. эти слова действительно выглядели только что пришедшими президенту в голову: "Вы знаете, я вот стою здесь и гляжу на зал с этой трибуны, и мне видно кресло представителя Советского Союза. А неподалеку от этого кресла, немного в сторону, расположено кресло представителя Соединенных Штатов. В этом историческом зале собраний совершенно очевидно, что между нами не столь уж огромное расстояние. И за пределами этого зала, несмотря на существование явных разногласий, нам совершенно необходимо сделать все возможное, чтобы сократить это расстояние"⁸⁶. Однако ни подобные "экспромты", ни, несомненно, более серьезно и основательно готовившиеся в недрах государственного департамента США и Министерства иностранных дел СССР предложения и инициативы не снимали основной проблемы — отсутствия на том этапе взаимоотношений готовности сторон идти на какие-либо компромиссы, готовности сделать первый, самый трудный шаг навстречу. Состоявшаяся после открытия очередной сессии Генеральной Ассамблеи ООН встреча президента США и министра иностранных дел СССР к каким-либо конструктивным сдвигам в позиции обеих стран не привела. "Рейган ни к селу ии к городу заявил, что он не ест детей, на что Громыко с торжественной серьезностью ответил, что детей не едят и в Советском Союзе", — писал Дж. Ньюхаус, комментируя эту встречу, которая тем не менее, по его мнению, "сломала лед"⁸⁷Но в конце 1984 г. надо было обладать поистине сверхъестественной прозорливостью, чтобы почувствовать, что лед действительно сломлен или будет вот-вот сломлен. Во всяком случае, отвечая 17 ноября на вопросы корреспондента американской телевизионной компании Эн-би-си Марвина Кэлба, К. У. Черненко отверг возможность встречи с Р. Рейганом, объяснив свою позицию отсутствием уверенности в ее успехе. При этом он лишь повторил в самых общих выражениях заинтересованность СССР в конструктивном развитии советско-американских отношений.

Объясняя или пытаясь понять действительно отсутствовавшую у Советского Союза готовность к договоренностям с США, нельзя сбрасывать со счетов (помимо отсутствия полноценного политического руководства страной) и то обстоятельство, что при практически полном отсутствии оснований рассчитывать на победу Мондейла в позиции советских представителей на переговорах и встречах с представителями США проглядывало намерение дождаться итогов президентских выборов, не оказывая никакого содействия победе продолжавшего вызывать негативную реакцию Рейгана (а любой прогресс, каким незначительным он бы ни был, в американосоветских отношениях, несомненно, пошел бы на пользу действующей администрации), но и ни в коем случае не нанося вреда установившимся с ним контактам. Президентские эскапады, подобные той "шутке", которую допустил Рейган в августе 1984 г. у себя на ранчо перед началом своего регулярного еженедельного радиообращения к стране (проверяя готовность радиотехники к записи, он вместо обычного отсчета цифр произнес: "Дорогие соотечественники-американцы! Я рад сообщить вам, что только что подписал закон, навсегда объявляющий Россию вне закона. Бомбежка начнется через пять минут"), оправдывали в глазах советских людей и многих представителей зарубежной общественности проявляемую Советским Союзом сдержанность и отсутствие теплых чувств к американскому президенту. "Никакая псевдомиролюбивая риторика, к которой время от времени стали прибегать в Вашингтоне в предвыборных целях, не должна вводить в заблуждение. Несоответствие этой риторики реальным делам очевидно. А если кто-то и сомневался на этот счет, то последние "откровения" президента Р. Рейгана должны и им открыть глаза", — говорилось в заявлении ТАСС, опубликованном 16 августа 1984 г. В этих обстоятельствах и в этой атмосфере, казалось, трудно было рассчитывать на какие-либо конструктивные сдвиги в советско-американских отношениях в ближайшем будущем или во всяком случае при Р. Рейгане.

23 августа 1984 г. под восторженные возгласы прорейга-новски настроенных делегатов: "Еще четыре года! Еще четыре года!" — национальный съезд республиканцев вновь выдвинул Рейгана своим кандидатом на пост президента США.

Подводя итог первому четырехлетию рейгановской внешней политики, ведущие американские политологи А. Даллин и Г. Лапидус высказали точку зрения, с которой соглашаются многие из специалистов-международников как в США, так и в других странах: "До начала его второго срока в Белом доме, когда решение о встрече на высшем уровне в Женеве на время сконцентрировало его внимание на советско-американских отношениях и придало в его глазах исходу встречи глубоко личный характер, президент казался менее заинтересованным и мало что понимающим во внешней политике по сравнению со многими своими предшественниками, не имел четкой стратегии руководства ею и в значительной степени полагался на своих подчиненных в деле получения информации, формулирования предлагаемой позиции и разрешения конфликтов"⁸⁸. Все эти качества Рейгана проявились и в ходе предвыборной кампании 1984 г., и в ходе дебатов претендентов на президентский пост, давая лишний повод политическим обозревателям заключить, что "на протяжении без малого четырех лет в Белом доме г-н Рейган никогда не правил страной в истинно президентском смысле слова. Авторитетные источники вновь и вновь подтверждали, что он отличается отрешенностью, неинформированностью и нежеланием заниматься сложными проблемами. Именно это и продемонстрировали дебаты всем тем, кто проявил к ним интерес. Дебаты положили конец иллюзии того, что Рональд Рейган правит страной". "То, как развивались дебаты, — писал другой обозреватель, — подтвердило, что президент является приятным и добронамеренным зрителем в своем собственном правительстве, проявляющим интерес к тому, что происходит (в определенной степени и в той мере, в какой это доступно его пониманию), искренне надеющимся на то, что в мире не произойдет войны, и желающим добра тем людям в его администрации, кто бы они ни были, которым поручено проследить за тем, чтобы войны не было"⁸⁹. Но эти нелестные отзывы политических обозревателей газеты "Нью-Йорк таймс" Энтони Льюиса и газеты "Интернэшнл геральд трибюн" Уильяма Пфаффа касались лишь внешнеполитической области деятельности президента, отношение к которой, как и в предшествовавшие годы президентских выборов, играло второстепенную роль при определении позиции избирателей. Проведенными накануне дня выборов опросами общественного мнения вновь было установлено, что американцев по-прежнему в первую очередь интересовали проблемы социально-экономического характера. И как все четыре года президентства, американцам импонировали личные качества Рейгана: его неиссякаемый оптимизм, обаяние, чувство юмора, кажущаяся неподвластность времени и неуязвимость перед лицом порой складывающихся не в его пользу обстоятельств, т. е. все те качества, которые приписывались издавна американскому национальному характеру и которые каждый американец хотел бы видеть в себе. Так или иначе, по признанию даже тех политических обозревателей, которые не питали особых личных симпатий к Рейгану, ко дню президентских выборов 1984 г. его называли в числе самых популярных президентов XX в. наряду с Д. Эйзенхауэром, Дж. Кеннеди и даже Ф. Рузвельтом.

В день выборов за Рейгана проголосовало 59 % американцев, принявших участие в голосовании, или свыше 53 млн человек. Республиканская партия получила 14 новых мест в палате представителей (при сохранившемся за демократами подавляющем большинстве), но потеряла 2 места в сенате (сохранив небольшое — 53 к 47 — преимущество над демократами). Республиканцы завоевали четыре губернаторских поста, но потеряли три. За кандидата демократической партии Мондейла проголосовало большинство избирателей лишь в его родном штате Миннесота и в Округе Колумбия. Диссонансом к эйфории сторонников Рейгана прозвучал заголовок опубликованной на следующий день после выборов статьи Дж. Рестона: "Потрясающая победа, неопределенные последствия". Ничуть не более оптимистичной была точка зрения другого политического обозревателя, заявившего, что и последующие четыре года Белый дом будет продолжать функционировать "на автопилоте".