Рота Шарпа

Глава 15

Всю ночь лило. Шарп это знал, поскольку был на ногах, прислушиваясь к непрерывному шуму воды, завываниям ветра и редким выстрелам французской пушки, пытавшейся помешать строительству батарей. Ответного огня с британской стороны не было: осадные орудия все еще покоились в соломе и мешковине, ожидая перемены погоды, когда их можно будет втащить на холм и установить на позиции.

Шарп сидел на холме бок о бок с Харпером и глядел вниз, на тусклые огни города. Из-за дождя они казались размытыми, бесконечно далекими, Шарп с трудом угадал собор – и подумал о больном ребенке где-то там.

Харпера рядом с ним не должно было быть. Он находился под арестом, приговоренный к порке и разжалованный в рядовые, но Шарп просто попросил часовых посмотреть в сторону, пока они с Харпером взбирались на холм. Шарп глянул на ирландца:

- Мне очень жаль.

- Не о чем жалеть, сэр. Вы сделали все, что могли.

То есть очень мало. Шарп просил, почти умолял, но рамка с филигранью – достаточное доказательство для полкового трибунала. Шарп свидетельствовал, что Харпер был с ним в тот день, отражая атаку французов, и что его собственная подзорная труба пропала в это же время, так что сержант не может быть виновен, но Уиндхэм был непреклонен. Подзорная труба, говорил он, могла быть украдена другим вором. Харпер был признан виновным, разжалован в рядовые и приговорен к порке.

А Харпер думал об утре. Голос донегольца был мягок:

- Сотня плетей, да? Могло быть хуже, – максимальным наказанием было двенадцать сотен.

Шарп передал ему бутылку. Они прятались под куском рогожи, нещадно поливаемой дождем.

- Мне дали две сотни.

- Армия становится слишком мягкой, да, - усмехнулся Харпер и глотнул еще. – И снова чертов рядовой! Они меня даже стрелком не назовут в этом чертовом полку! Чертов рядовой Харпер! А когда, как они считают, я спер эти чертовы штуки?

- Во вторник.

- Боже, храни Ирландию! В день Св. Патрика?

- Тебя же не было в части.

- Господи Иисусе! Я ж с вами был. Пил.

- Я знаю. Я им сказал.

Повисла тишина, наполненная горестным сочувствием. Со склона донесся перестук кирок: площадки под батареи утапливали ниже уровня земли. По крайней мере, подумал Шарп, они вдвоем могут хорошенько выпить: солдаты из легкой роты предоставили им все свои запасы, а потом стянули еще, где могли, так что под рогожей стояло не меньше дюжины фляг с ромом или вином.

- Прости, Патрик.

- Поберегите дыхание, сэр. Мне будет совсем не больно, - он знал, что лжет. – Я убью этого сукина сына!

- Только после меня, - они посидели еще немного, получая удовольствие от мысли об убийстве Хэйксвилла. Тот принял меры предосторожности, укрывшись на ночь всего в нескольких ярдах от промокших насквозь офицерских палаток, и Шарп понимал, что сегодня нет надежды утащить его в какое-нибудь тихое и не сильно людное местечко.

Ирландец тихо кашлянул, и Шарп вопросительно глянул на него:

- Что?

- Я вот думал о полковнике. Что там было, на этом чертовом портрете?

- Его жена.

- Наверное, редкая красавица.

- Нет, - Шарп откупорил еще одну флягу. – Похоже, злобная сука, хотя по портрету не всегда скажешь. В любом случае, наш полковник чтит узы брака. Считает, что они не дают человеку влипать в неприятности.

- Может, и правда. Я тут слышал, вы и мисс Тереза женаты. Как, черт возьми, это случилось?

- Это я наврал полковнику.

- Вы? – Харпер расхохотался. – Честно говоря, вам бы на ней жениться. Она должна быть порядочной женщиной.

- А как насчет Джейн Гиббонс?

Харпер улыбнулся: он видел эту блондинку, сестру убитого им человека – но потом покачал головой:

- Она не для вас. Она родилась в большом поместье и должна выйти за человека своего круга: много денег и все такое. А вы – всего лишь солдат-пехотинец, как и все мы, и красной орденской ленточкой ее в постель не затащите. Во всяком случае, больше чем на одну ночь.

Шарп усмехнулся:

- Значит, ты считаешь, я должен жениться на Терезе?

- А что б нет? Она, конечно, худышка, да, но мясо-то можно и нарастить, были б кости, - Харпер совершенно не разделял любви Шарпа к стройным женщинам.

Они снова помолчали, слушая перестук дождя по рогоже и радуясь этой странной дружбе, которой так редко дается шанс проявиться. Шарп заработал себе репутацию человека, скупого на слова, и это была правда для всех, кроме горстки друзей: Харпера, Хогана, Лоссова, немецкого кавалериста – да, пожалуй, и все. Все – изгнанники, оторванные от своей страны, сражающиеся в чужой армии. Шарп тоже был изгнанником – чужаком среди офицеров.

- А знаешь, что говорит генерал?

Харпер помотал головой:

- Нет, расскажите, что такого говорит генерал.

- Он говорит, никто, поднявшийся из низов, хорошо не кончает.

- А он откуда знает?

- Говорит, они слишком много пьют.

- А кто в этой армии не пьет? – Харпер пнул флягу в сторону Шарпа. – Вот, держите, напейтесь.

Какой-то идиот приоткрыл люк в накате параллели – и чуткие французские артиллеристы его тут же заметили: укрепления Бадахоса моментально расцвели вспышками орудий. Со стороны земляных работ послышались крики, свет погас, но глухие удары ядер не прекращались, а из траншеи иногда раздавались вопли ужаса и боли.

Харпер сплюнул:

- Нам никогда не взять этот чертов город.

- Не можем же мы остаться здесь навсегда.

- То же самое вы, англичане, говорили, когда впервые приплыли в Ирландию.

Шарп усмехнулся:

- Вы нас так приветливо встретили, что нам расхотелось уезжать. Опять же, погода хорошая.

- О, можете забрать ее себе, - Харпер прищурился в темноту. – Господи Иисусе! Хоть бы дождь прекратился!

- Я думал, ирландцы любят дождь.

- Ну, да, дождь мы любим, но это ж не дождь вовсе!

- А что же?

- Это чертов всемирный потоп, который положит конец всему промокшему грешному миру.

Шарп откинулся на сломанный габион, брошенный землекопами, и глянул в небо:

- Я не видел звезд уже неделю. Нет, дольше.

- Это точно.

- Я люблю звезды.

- Как им приятно, должно быть, - Харпер был слегка удивлен: выпивка не так-то часто развязывала Шарпу язык.

- Нет, правда: ты любишь птиц, я – звезды.

- Птицы хоть что-то делают: летают, гнезда строят. За ними интересно наблюдать.

Шарп ничего не ответил. Он вспомнил ночи, проведенные в полях: голова на ранце, тело завернуто в стеганое одеяло, ноги в рукавах мундира, перевернутого наоборот и застегнутого на животе, как часто спали солдаты. Но иногда он просто лежал и глядел на искры в небе, отблески костров невообразимо огромной армии. Легион за легионом, где-то там, в небе, и он знал, что каждую ночь они подходят все ближе – и их так трудно было связать с тем, что описывали пьяные проповедники, иногда забредавшие в сиротский приют, где он рос. Звезды смешивались в его голове с четырьмя всадниками апокалипсиса, трубным зовом, вторым пришествием, восставшими из мертвых, и ночные огни казались кострами армии, несущей конец света.

- Мир не погибнет в воде – его прикончат байонеты и батальоны последней, черт возьми, великой битвы.

- Пока мы среди застрельщиков, сэр, я не против, - Харпер глотнул еще рома. – Надо оставить что-то на утро.

Шарп резко сел, вспомнив:

- Хэгмен подкупает барабанщиков.

- Это никогда не срабатывает.

Харпер был прав: мальчишки-барабанщики отвечали за порку, и друзья жертвы их частенько подкупали, но под суровым взглядом офицеров им приходилось бить изо всех сил.

Шарп поглядел на темную громаду Бадахоса, освещенную несколькими расплывчатыми огоньками. В одном из многочисленных дворов замка горел костер. Унылый краткий звон донесся от собора: колокол пробил полчаса.

- Если бы только ее там не было... – он запнулся.

- Что?

- Не знаю.

- Если бы ее там не было, - ульстерский акцент Харпера проявился сильнее: он явно пытался тщательнее связывать слова, – вы бы сбежали, да? Туда, в горы, сражаться среди партизан?

- Не знаю.

- Все-то вы знаете. Думаете, никто больше этого не хочет? – Харпер имел в виду себя. – Вы же умеете воевать не только в хорошую погоду.

- Скоро начнется дезертирство.

- Ага, если Хэйксвилла сперва не похоронят.

Из батальона давно никто не дезертировал. Другие батальоны теряли людей – каждый день десяток-другой ускользал в Бадахос. Перебежчиков в обратную сторону тоже хватало – Хоган как-то говорил Шарпу, что французский сержант-инженер даже принес ему план укреплений, в котором таилась пара сюрпризов – не считая подтверждения догадки, что западный гласис обильно заминирован.

Шарп сменил тему:

- Знаешь, сколько сегодня погибло?

- Сегодня? – Харпер казался удивленным. – Кажется, что уже неделя прошла.

- С нашей стороны около сотни. Французов насчитали сотни три, а еще есть те, кто утонул. Несчастные ублюдки.

- Французов всегда удваивают. А сами они, наверное, говорят, что у нас убитых до тысячи, - в голосе Харпера проскользнуло презрение.

- Ну, они не так-то много успели сделать.

- Нет, - французы надеялись продлить осаду на недельку-другую, заставив британцев по новой рыть целую параллель. А лишняя неделя могла бы дать возможность французской полевой армии прийти на помощь гарнизону.

Харпер открыл новую флягу:

- Атака будет непростой.

- Угу.

Дождь все лил, заставляя мокрую землю вскипать пузырями и монотонно барабаня по рогоже. Становилось холодно. Харпер предложил Шарпу флягу:

- Есть идея.

- Ну, рассказывай, - Шарп зевнул.

- Думаю, как бы вас поддержать.

- И что думаешь?

- Запишусь-ка в «Отчаянную надежду».

Шарп фыркнул:

- Не будь дураком, черт возьми. Жить хочешь?

- Я не дурак и хочу снова стать сержантом. Попросите за меня?

- Меня больше не слушают.

- Я говорю, попросите? – Харпер был упрям.

Но Шарп не мог представить Харпера мертвым. Он покачал головой:

- Нет.

- Для себя, значит, оставляете? – слова прозвучали резко. Шарп повернулся и посмотрел на здоровяка: отказываться было бессмысленно.

- Как ты узнал?

Харпер рассмеялся:

- Сколько мы уже вместе? Мария, Матерь Божья, думаете, я дурак? Потеряли капитанство – и что же? Лезем с воплями в какую-нибудь чертову брешь, размахивая своим палашом, потому что лучше умереть, чем потерять чертову гордость?

Шарп знал, что это правда, но просто так согласиться не мог:

- Ну а ты сам?

- Я хочу назад свои нашивки.

- Тоже гордость?

- А почему нет? Говорят, ирландцы – глупцы, но немногие осмеливались надо мной смеяться.

- Так это из-за твоих размеров, а не из-за твоих нашивок.

- Ага, может, и так, но я не дам им повода сказать, что я неудачник. Так что, вы записались?

Шарп кивнул:

- Да. Но пока командира не выбрали – и до атаки не выберут.

- А если выберут вас, возьмете меня?

- Да, - слова выходили неохотно.

Ирландец кивнул:

- Будем надеяться, они выберут именно вас.

- Молиться надо о таком чуде.

Харпер расхохотался:

- Нет, чудес нам не надо. Из них вечно ерунда выходит, - он глотнул еще. – Св. Патрик выгнал всех змей из Ирландии – и что же? Мы настолько обленились, что разрешили англичанам взять верх. Наверное, бедняга Патрик ворочается в гробу. Змеи-то явно лучше!

Шарп замотал головой:

- Если бы Ирландия была в пять раз больше, а Англия в пять раз меньше, вы бы с нами то же самое сделали.

Харпер снова расхохотался:

- А вот за такое чудо стоило бы помолиться!

Пушки бухнули справа, за рекой – форт Сан-Кристобель обстреливал параллель через Гвадиану. Длинные языки пламени отразились в темной воде. Артиллеристы в городе, не желая проигрывать заочный спор, дали залп, и воздух наполнился гулом.

Харпер поежился:

- И за еще одно чудо я помолюсь.

- Какое?

- За шанс достать Хэйксвилла, – он повернулся к городу. - Где-то там, в одном из этих маленьких переулочков, я отрежу ему его чертову башку.

- А почему ты считаешь, что мы вообще переберемся за стену?

Харпер усмехнулся без тени веселья:

- Вы ж не думаете, что мы упустим победу?

- Нет, - но он не думал и о том, что упустит капитанство, что упустит свою роту. И даже в страшном сне ему не могло присниться, что он однажды увидит, как секут Патрика Харпера. Холодная мокрая ночь барабанила по рогоже, заставляя сбыться самые дурные сны.