Рубежник

Интерлюдия

В Выборг Даниил Маркович Шуйский, потомок старинного и благородного рода, прибыл на поезде. Прямиком из Твери.

Конечно, после столицы всего магического русского мира, городок на границе с Суоми смотрелся убого. Шуйский был здесь последний раз до Великой войны. И искренне считал, что с тех пор ничего не изменилось. Разве что домов поболее построили. Но по сравнению с Москвой, где в последнее время обитал Даниил, то было каплей в море.

Будь его воля, так Шуйский и вовсе бы не уезжал из Тверского княжества. Точнее, из Москвы. Шуйскому полюбилась разросшаяся столица чужан. Пусть и не было в ней величия Твери, но ощущалась другая сила. Способная своротить хребет без всякого напряжения. Недаром все чужане слетались туда, как мошки на огонь. Опаляли крылья, некоторые сгорали подчистую, однако новых стремилось еще больше.

Причиной подачи разрешения к новгородскому князю и последующим отъездом в Выборг стал сам Шуйский. Ведь его идеей было извести старуху, именуемую местными Спешницей. И он же притащил Нити Судьбы, с помощью которых и совершил задуманное. Хотя и отдача была сильной. Не в пример сильнее, чем представлял Даниил.

Проклятие разделенное на пятерых все равно оказалось чрезмерным. Агата едва не умерла, три дня еле дышала и харкала кровью. Виктор, прежде отличавшийся румяностью и плотным сложением, за одну ночь высох. Теперь лечился травами и использовал бешеные деньги, да и не только их, скупая всевозможные артефакты. Да и остальным членам Созвездия пришлось несладко.

Меньше всего пострадал Шуйский. Подумаешь, нога высохла и почернела. С кем не бывает. За намеренную смерть такой сильной рубежницы все заплатили свою цену.

Однако Даниил был в относительном порядке. Потому именно его и отправил тайный орден в Выборг. Чтобы убедиться — реликвия для осуществления их плана находится в полной безопасности и с ней ничего не случилось.

Первым делом надобно было нанести визит воеводе, Илие Шеремету, как того требовал обычай. Вот только Шуйский знал, общение с ним затянется. Потому накрылся Вуалью обмана, теперь никто не мог распознать его как рубежника, и отправился проверить реликвию.

Стремился всеми силами к запретному для прочих месту, не жалея хиста. Потому что знал — никто не должен заподозрить об его истинной причине прибытия в Выборг. Если кто прознает из воеводских — пиши пропало. Так тело разогнал, что будто бы даже хромать перестал. Пролетел мимо крохотный городок, расступился лес, мелькнула заросшая решетка.

Еле пробрался внутрь Шуйский. Все-таки отобрал с лихвой он семейной стати. И затрепетал всем телом, притронувшись в волшебному ларю, где так и хранилась реликвия. Чувствовал великую силу. Однако оставаться надолго здесь было нельзя. Прощался чуть ли не со слезами. Как с родным сыном, который с войны вернулся и вновь за порог отправляется.

Но все-таки справился с эмоциями. Заторопился назад с не меньшим усердием, чем с которым сюда шел. И уже сильно припадая на правую ногу, вернулся в город. Убрал вуаль, чиркнул послание членам Созвездия и зашагал к замку. Где отрекомендовался полным образом. Что прибыл не татем или шпиком, а с добрыми намерениями. Точнее, с предложением по торговле с новгородским княжеством и очень хотел бы получить кожу и мясо линдурма. Того еще именовали змеем с гривой или белым змеем.

Одни называли его королем гадов, другие прямым потомком драконов. Чудищем тот был не русским, а чухонским. Однако порой встречался и в этих землях. Правильно приготовленное мясо линдурма позволяло ненадолго заглядывать в будущее. А кожу вшивали в броню, делая ее еще крепче. Конечно, можно попросить и яд, однако Шуйский был уверен — такое ему не продадут. Слишком ценен и опасен он, чтобы снабжать им ближайшего соседа. Пришлось бы вести переговоры через великих князей Тверского и Новгородского. А те бы спросили, зачем нужен яд, для каких тайных ритуалов или зелий. Всего этого Даниилу не было надобно.

Переговоры прошли более чем успешно. Правда, как и предполагал Шуйский, деньги выборгский воевода не взял. Серебра у Шеремета было вдоволь. Сошлись на поставках в Выборг перьев царь-птицы, клювов ухалицы, шерсти туросика и прочей мелочи. Той, которой в центральной части России водилось с избытком, а в этих землях не хватало.

Так всегда было. В отличие от чужан, рубежники давно смекнули, что проще и выгоднее торговать и обмениваться. Нет, войны случались. За редкие ресурсы, территории и прочее. Однако аккурат до той, последней. После которой каждому в голову втемяшилось — еще одна такая и никого не останется.

Рубежники жили долго, от болезней не страдали. Потому многие были прямыми свидетелями Великой войны. И никому не пришлось ничего объяснять. Это чужане забыли все довольно быстро. Сразу окунулись в новые противостояния, дележки земель и влияния.

А рубежники лишний раз убедились — не по пути им с обычными людьми. Слишком суетные они, честолюбивые. Живут мало, оттого и стараются сгореть без остатка. Хистом поцелованные же не торопятся. Каждый князь, который решил правдами и неправдами землей чужой завладеть — сто раз подумает, почву прощупает. Не легче ли договориться? Кто с той стороны за неприятеля встанет? А за тобой?

Потому за все время после Великой войны было не больше пары стычек между княжествами и западными королевствами. Втягиваться в масштабный конфликт, который выйдет боком не хотел никто.

Кроме ордена Созвездия. Члены великих тверских семей, не забывшие, что такое, когда перед тобой преклоняются все русские земли, остро переживали развал великого княжества. Точнее, усыхание его до нынешнего состояния. Да, их земли по-прежнему были одними из самых богатых. И нечисти неразумной водилось в избытке, и торговля налажена. Но хотелось власти, подлинной, как встарь.

Потому когда Агата нашла древние заметки про реликвию, дарующую необыкновенную силу рубежнику, Созвездие стало рыть носом землю. Там за ниточку потянули, здесь, так потихонечку следы и привели их к Выборгу.

По преданиям, орден рыцарей вез священную реликвию в крепость. Однако по пути что-то случилось. Рубежники пропали, а великий артефакт сгинул. Каких усилий потребовалось Созвездию, чтобы его найти — не описать. Однако нашли. Но то оказалось лишь полбеды.

Спрятана реликвия была в зачарованном ларе — такой не поднимешь и не перетащишь. Слишком таинственным и мудреным оказался древний обряд. Хотя нашли лазейку. Поняли, что открыть можно, однако в один единственный день — в день полного лунного затмения. Когда связь, питающая ларь, прервется. И открыть его может лишь кощей.

С последним проблем не было. В Созвездии все давно перешагнули за рубеж десяти рубцов. А до лунного затмения еще дожить нужно.

Вот тут-то проклятая бабка и пронюхала про реликвию. Как до нее добралась, как обнаружила — уму непостижимо. Шуйскому казалось, что они ларь надежно спрятали. Даже заклятия нужные сказали. Надо было человеческую жертву принести, да Виктор развопился, что слишком приметно будет ритуал на крови в чужих землях проводить.

Вот и отложили. А старуха возьми и найди. Однако дурная оказалась. Или жадная. Не побежала воеводе докладывать, сохранила тайну. Может, сама хотела ларь открыть. Вот только не успела…

— Потому настоятельно рекомендую вам отправиться в бухту. Там сейчас русалки резвятся, — продолжал воевода.

Шуйский не сразу понял, что все еще находится на приеме у Шеремета. Точнее, с официальной частью было покончено. Теперь они пили кофе, причем, довольно приличный.

— Признаться, Илия Никитич, не имею удовольствия глядеть на этих трупных девок. Вообще не питаю особой любви к нечисти.

— Зря, нечисть бывает весьма полезной. Это я вам с высоты своих лет говорю.

Шуйский поморщился. Шеремет был лет на сто двадцать старше его самого, а гонору-то. Для опытных рубежников, к которым воевода себя относил, и не возраст совсем.

— Мне кажется, хороший знакомый рубежник гораздо важнее домового или водяного.

— Смотря как поглядеть, — не согласился Шеремет, но тему продолжать не стал.

Шуйский тяготился этого былинного богатыря, который всеми силами пытался казаться современным рубежником. То ли боялся, что его спишут, то ли было здесь еще что-то.

При этом Даниил видел провинциальность хозяина, о которой кричало все в его личном кабинете. От чучела выпи до травок от сглаза.

Понимал Шуйский, что и воеводе не доставляет особого удовольствия общение с ним. Тот видел в госте столичного сноба, который родился с серебряной ложкой во рту. Так уж сложилось, что тверские всегда не любили новгородских, Северия считала пермских выскочками, а Чернигов будто бы обижался на всех сразу.

Но вместе с тем ничего, ездили друг к другу в гости, общались, торговали. Даже если и разговаривали сквозь зубы. Предками еще сказано — худой мир лучше доброй брани.

В нынешней ситуации даже проще было. Ни Шеремету, ни Шуйскому делить оказалось нечего. Да, не сходились они по образу жизни и устоям. Но разве можно на такие мелочи внимания обращать?

— Что у вас, кроме русалок и дружбы местных рубежников, есть еще какие новости? — спросил Шуйский.

Сказал, лишь бы не молчать. При том не удержался, чтобы не воткнуть шпильку.

— Какие у нас новости? — пожал плечами Шеремет. — У нас на весь город и полсотни рубежников не наберется. Конечно, есть еще кто в окрестностях, но те бирюками живут.

— Зря скромничаете, Илия Никитич. У вас здесь ратников больше, чем в той же Гатчине или Всеволожске. Слышал, иной раз с самого Петербурга и Новгорода сюда именитых ивашек присылают.

— Так нечисти в достатке. Той самой, которую вы не любите. Порой прорвется кто от чухонцев — глусун или кракен заплывет. Тогда охоту снаряжаем, ивашек берем. Но до ведунов редко кого доводим, долго и хлопотно. Ждать надо. А у них терпения нет.

— И странного даже ничего не происходит? — совсем будто бы расстроено спросил Шуйский.

— У нас жизнь такая, куда не ступил — везде странность, — рассмеялся Шеремет. Правда, его лицо тут же приняло озабоченное выражение. — Хотя если серьезно, произошло недавно неприятное событие. Может, слышали уже. Рубежница одна померла, ведунья не из последних. Да и как ведунья, с девятью рубцами, едва до кощея не добралась.

Шуйский поерзал в кресле.

— Никто не вечен, — сказал он.

— Да ей всего пятнадцатый годок пошел в рубежном исчислении. Почитай, девчонка.

— Вам ли, Илия Никитич не знать о причинах, по которым рубежник погибнуть может. Проклятия древние, артефакты запретные, опять же, если кто против хиста пойдет, добра тоже не жди.

Шуйский старался отвечать спокойно, будто даже размеренно. Но вместе с тем его слова искренне заинтересовали собеседника.

— Разве можно против хиста пойти? — удивился Шеремет.

— Бывало такое. Я в нашей столичной библиотеке читал. Был будто бы рубежник, у которого промысел в страданиях заключался. Чем человеку хуже, тем быстрее возвышается. Только тот малодушным оказался. Дальше первого рубца не ушел. А вскоре и сам умер в мучениях. А хист другому перешел. Вы, наверное, догадываетесь, к кому.

— Догадываюсь, — ответил Шеремет, все еще находясь в глубоких раздумьях. — Только это не ее случай. Спешница не могла от хиста отказаться. Слишком завязана на нем была.

— А какой же хист-то был?

Шеремет улыбнулс, обнажив крепкие белые зубы. Точно долго играл в карты и вдруг понял, что его пытаются обмануть. Шуйский улыбнулся в ответ. Никто в добром уме не станет говорить о хисте своего человека рубежнику, которому не доверяет. Шуйский попробовал воспользоваться задумчивостью Шеремета. Однако воевода оказался настороже.

Поэтому собеседники восприняли подобное, как хорошую шутку, которую оценили оба.

— Но хист не нашли? — спросил Шуйский.

— Ищем. Самого лучшего человека отрядил.

— Я бы на вашем месте в таком случае отправил кого из хорошей семьи ему на помощь. Той, где много отпрысков, но не у всех есть промысел. Если хист важный, то в небытие не ушел. Потому и человек его обретший — захожий. Ведь на поклон он к вам не пришел?

— Не пришел, — согласился Шеремет.

— Потому если промыслом овладел, то не знает, что с ним делать. А такой рубежник может быть не только себе опасен, но и окружающим. Его найти, конечно, будет несложно. Но кто знает, как он себя поведет. А если кто из великой семьи рядом окажется, то хист на себя заберет… Если с захожим вдруг что случится.

Последнее Даниил добавил уже торопливо, чтобы это не было воспринято, как призыв к действию. Иначе вышло бы худо — сам Шуйский порекомендовал выборгскому воеводе найти и убить рубежника. Однако Шеремет промолчал, покивав головой. И Даниил облегченно выдохнул. Значит, они правильно друг друга поняли.

— Что ж, хорошо у вас в гостях, Илия Никитич, кофе вкусный, однако мне отправляться пора. Хочу успеть на вечерний поезд обратно.

— Даже не погостите у нас?

— Дела, — развел руками Шуйский.

Они пожали руки, крайне довольные друг другом. Шеремет тому, что гость уезжает и не придется лишний раз приглядывать за ним — нет ничего хуже кощея из дружественного княжества, ошивающегося без дела в твоем городе.

Шуйский тому, что воевода не стал настаивать на участии в охоте, тролльем гоне или прочих увеселительных мероприятиях, которые радовали рубежников в этой провинции. К тому же, по всей видимости, взгляды Шеремета по поводу нового рубежника не расходились с мнением Даниила.

В квартире старухи никаких записок о реликвии найденой не осталось. В этом Шуйский был уверен, его человек первый, кто там оказался. Существовала небольшая вероятность, что Спешница как-то сообщила о великом артефакте тому, кому передала хист. Значит, его нужно убить. Только и всего. А это дело времени. К тому же, раз сам Шеремет не против.

И не убьешь новичка, как Спешницу. Хоть и слаб тот, да Нитями Судьбы сейчас еще раз пользоваться нельзя. Даже если пару десятков кощеев соберут для ритуала, такая отдача будет — представить страшно. Потому приходилось действовать старыми методами.

Даниил Маркович неспеша дошел до ближайшего парка, в котором единственной колокольней возвышалась протестанская церковь. Добрался до скамейки и присел, разглядывая туристов-чужан.

Те ходили толпами, глазея вокруг. Но при этом никто даже не подумал присесть рядом с Шуйским. Опытный рубежник не замечал подобного. Хист все делал за него, угадывая малейшее изменение настроение хозяина.

Единственное существо, которое село на спинку скамейки, оказалось черным вороном.

— Почему сам не явился⁈ — грозно спросил Шуйский.

— Захвор-р-рал, — ответила птица. — Встать не могу.

Шуйский изогнул бровь. Хотел бы он увидеть тот недуг, который свалил его связного. Да и не только связного. Врановой добро и послушно отрабатывал деньги, в него вложенные. Прежде ничего особого от него не требовалось. Так, говорить, как и что происходит в Выборге.

Таких связных у Созвездия было достаточно. И в чужих княжествах, и в своих. Многие, как та же Агата, которая всегда была жадна до серебра, считали подобное излишним. Однако именно Врановой сообщил, что Спешница должна вот-вот возвыситься.

— Нашел рубежника? — спросил Шуйский.

— Ищу. Всех своих помощников на поиски бр-р-росил.

— Не разочаруй меня. Если себя хорошо проявишь, то и награда будет соответствующая. А если нет…

Шуйский многозначительно замолчал, а ворон пронзительно прокаркал.

— Мне нужно знать что-то о твоем недуге? — спросил Даниил.

— Нет, с одной ведьмой кое-что не поделил. Сам виноват, недооценил ее силы. Думал, не знает, кто я. Да и уехать должна была.

— Оставь сейчас все свои дрязги с ведьмами. Не до того. Рубежника ищи. И днем, и ночью. Жду, когда ты сообщишь, что он мертв.

Шуйский тяжело поднялся и захромал прочь. Ворон еще некоторое время сидел, провожая рубежника вполне осмысленным, будто даже человеческим взглядом. А после снялся со скамьи и улетел.