Руны законов Сварога

Руна десятая. Боль и хлад, исцеление и жар

Меня заставили раздеться до нижней сорочки, и разрешили оставить только сапоги. Взамен верхней сорочки и поневы дали какое-то застиранное и дурно пахнущее одеяло с выцветшими на нём узорами. После этого, свинья в очках, как я про себя называла Кресибора Крота, нацепил мне на шею довольно увесистый металлический ошейник, покрытый вязью переплетающихся магических узоров и рун. Что особенно важно, потёртый и слегка поцарапанный ошейник был «украшен» несколькими крупными опалами, в которых я немедленно почувствовала силу треклятого ловидуха.

Эти зловредные и подлые существа прославились тем, что охотились на неприкаянные души, потерявшиеся по пути в Ирий или Навь. Так вот прежде всего ловидух искал в душах магию, что по сути делало таких тварей своеобразными магическими вампирами. А камни, в которых заключены души или части тел самих ловидухов являются мощнейшим магическим резистентом.

Разумеется, увидев в руках Кресибора этот ошейник — магический ингибитор и символ унижения — я попыталась сопротивляться и лягнула волхва-последователя в коленку… Ну, точнее я целилась ему в коленку, но промазала и попала немного не туда, немного по центру… аккурат по нежным кресиборским «бубенчикам». Согласна, получилось некрасиво и ужас, как неуважительно. Но по прошествии времени, я пожалела, что не успела пнуть ещё раз.

В ответ я получила звонкую оплеуху от одного из других волхвов, затем второй «очень смелый» мужчина, пока меня сзади удерживал один из клятвенников, сильно ткнул мне кулаком в живот. Глубокая ломящая боль тут же разлилась по моему животу и упёрлась в рёбра, которые — я была в этом уверена — мне сломали.

Ну и, конечно же, ошейник мне всё-таки нацепили и отволокли вниз, в подвалы сторожевой башни. Как рассказал мне по дороге один из скучающих ратников, что несли вахту в подземелье, оберегая погреба и выходы из подземных тоннелей, было время, когда здесь, в «Аннушке» обитали некоторые волхвы-библиотекари.

Если верить словам усатого воина, от которого за версту несло рыбой и табаком, летописцы устроили здесь некую сортировочную базу, на которой перебирали многочисленные книги. Среди многовековых или относительно свежи фолиантов, волхвы— библиотекари искали, так называемые, Судные книги.

Если бы мне пришлось объяснить какому-то не просвещенному чужеземцу, что из себя представляет «Судная книга», я бы рассказала по неё коротко и точно: 'каждому читателю такая книга дарует мощнейшие сверхспособности — одно, два, редко три. Но зато такие, что могут целые скалы крушить и континенты смещать!

Судные книги — это одно из многих наследий гипербореев. Тех самых, полумифических любимцев богов, которые, понимая какой недолговечной бывает любовь, даже божественная, использовали собственные знания для защиты от возможного Судного дня, которые могли бы устроить какие-то из богов. К сожалению, гипербореям Судные книги не помогли избежать гибели, потому что напасть пришла с другой стороны — изнутри их же общества.

Но нынешние потомки, особенно в виде знати, волхвов и ворожей, да и прочего мудрого люда, очень высоко оценили наследие предков, без оглядки на возможное недовольство почитаемых богов.

В следствии бурной и бесконечно долгой деятельности волхвов-летописцев, у них здесь скопилось не мало самых разных книг, в том числе и заметно испорченных или просто никому не нужных, если такое с книгами вообще бывает. Груды отсеянных за ненадобностью книг хранились во всех семи камерах, предназначенных для провинившихся ратников, пойманных врагов, лазутчиков врагов или всяких злобных татей.

В одну из таких просторных камер, с арочным потолком и каменной кладкой меня и определили.

— Заходи, — усатый ратник открыл решётчатую дверь и посторонился. — Только без глупостей, ведьма.

Его напарник в это без стеснения осматривал меня сзади. Учитывая, что на мне сейчас была только тонкая нижняя сорочка, под её тканью довольно хорошо угадывались все формы и изгибы моего тела. Видом которых, воин позади беззастенчиво наслаждался.

— Еда для узников дерьмовая, егоза, — предупредил меня напарник усатого. — Но, если будешь покорной и ласковой — сможешь получить окорок, печёный картофель и даже какую-нибудь сладость.

С этими словами соратник усача шлёпнул меня по левой ягодице.

«Я тебе это припомню, козлина, — подумала я, заходя в камеру. — Не сомневайся»

Оба этих ратника сейчас такие смелые и наглые исключительно потому что на моей шее было тяжелое металлическое кольцо, блокирующее любую мою магию.

— Располагайся, как тебе удобно, ведьмочка, — глумливо произнёс усатый. — Кстати, если прямо сейчас поднимешь сорочку и порадуешь меня красивым видом своих прелестей, может быть принесу тебе кое-какую подушку и перину.

Он выжидающе поглядел на меня, стоя у решётчатой двери.

— Я тебе давление и температуру подниму, когда с меня этот ошейник снимут, — язвительно-сладким пообещала я. — Неделю мешком валяться будешь.

Судя по всему, усатый воитель не до конца понял, смысл слов, да и вряд ли он знал, что такое кровяное давление или температура тела, но общий смысл до «бравого» воина дошёл.

— Ну что ж, подожду, пока ты станешь более покладистой, — хохотнув, бросил воин.

Оба ратника ушли, громко шаркая, позвякивая ключами и обсуждая цены на соль в ближайших деревнях.

Я какое-то время смотрела в сторону удаляющихся голосов стражи тюрьмы, а потом оглядела стены своей полутёмной камеры, плавно изгибающиеся к арочному потолку. Выпирающие из неровной кладки угловатые булыжники, что слегка поблёскивали от влаги, были покрыты наростами плесени. У пола, правда, камни напротив были покрыты инеем и даже небольшими наростами льда.

Кроме меня здесь стояло две шатких кадки — с несвежей питьевой водой и для нечистот — а также жесткая лежанка на качающихся ножках и бесчисленные стопки книг.

— Ну, что ж, если сесть поближе к факелу на стене, то можно и что-то почитать, — тихо и со вздохом проговорила я.

Очередной приступ головной боли пронзил череп, заплясал в области висков и достиг затылка. Я поморщилась, резко, тяжело выдохнула и невольно опустила голову, прижимая пальцы к пульсирующим вискам. После магической атаки Кресибора Крота такие внезапные и крайне тяжелые головные боли являлись с периодичностью где-то в полчаса-час.

— Я бы не рассчитывал, найти что-то интересное и читабельное, — раздался справа от меня знакомый мужской голос. — Большинство фолиантов или сильно испорчены, или написаны исчезнувшим языком, или просто банально скучны. А некоторые вовсе почему-то без названия и с девственно пустыми страницами.

Продолжая массировать виски, я оглянулась на стену справа от меня, затем приблизилась к прутьям решётки и с подозрением, насколько позволяла решётка, посмотрела в сторону соседней камеры.

— Святослав? — удивлённо спросила я.

— Ставр, — раздался глухой мужской смешок. — Тебя за что сюда упекли, Звенечка?

Я со вздохом подняла взгляд к потолку. Сверху на меня смотрели желтовато-белые раздувшиеся наросты плесени. Головная боль постепенно стихала, но это было временно.

— За спасение отряда Коцела, — объяснила я с печальной полуулыбкой.

— Неужели мудрый и великий волхв-последователь Первого пламени не оценил твой подвиг? — с долей иронии спросил Ставр.

— Как видишь, — я подошла к стопке книг, стоявших неподалёку и взяла увесистую книгу с широкой жесткой обложкой.

Когда я подложила книгу под мягкое место и уселась возле решётки, Ставр спросил:

— А почему Кочебор за тебя не вступился? Он тебя, вроде бы, давно знает. Ты пользуешься авторитетом в Орлеце. Вон, сам посадник к тебе лично приходит и помощи просит.

— Вероятно, свиноколдун рассказал Кочебору о своих выводах, — высказала я вслух свою догадку.

Вопрос Святослава неприятно кольнул в душу, потому что я тоже задавалась вопросом, почему Коцел даже не попытался меня защитить, но… Во-первых, Кресибор уже мог рассказать всему нашему отряду о том, какой именно ценой я спасла им жизнь и преподнести это по-своему, а, во-вторых, без своего сына Кочебор против волхва Первого пламени ничего сделать не сможет. Да и Вышебор, сын Коцела, тоже вряд ли рискнёт идти против воли такой влиятельной персоны, как Кресибор Крот, за которым вся власть общины волхвов-последователей и два десятка богатырей-клятвенников. И волхвы, и богатыри — могучая сила, к которым вынуждены прислушиваться даже удельные и великие князья.

— Не расскажешь мне о выводах Крота? — поинтересовался Святослав.

Я скосила глаза в сторону.

— Зачем тебе это?

— Любопытно проверить свою теорию.

— Интересно. И что у тебя за теория?

— Ну хотя бы такая, что ни одна ведьма не берёт какое-то зелье по одному пузырьку.

— Умница, — бесцветным ленивым голосом похвалила я. — Возьми с полки пирожок. Хотя, боюсь, здесь нет ни того, ни другого.

— А было бы неплохо! — мечтательно произнёс Кресибор. — Я бы сейчас…

Договорить Ставру не дало появление того самого усатого ратника. Быстрой грозной и шаркающей походкой он подошёл к решётке моей камеры и гневной рявкнул:

— А ну заткнулись оба!!!

С этими словами воин с силой качнул в мою сторону небольшим дымящимся котелком с ручкой, на меня резко, в изобилии, выплеснулся кипяток. Я едва успела отскочить в сторону, но несколько мелких капель всё-таки попали на кожу рук.

Я зашипела от боли, быстро стирая капельки горячей воды и метнула на воина с тёмными пышными усами злой взгляд.

— Ещё хоть слово услышу — приду с ушатом и ошпарю обоих, с ног до головы! — стражник с гневом пнул решётку моей камеры, и та отозвалась глухим протяжным звоном.

Затем усатый воин наградил меня угрожающим взглядом и ушёл прочь.

— Падла усатая, — шёпотом произнесла я.

— Ты как? — обеспокоенно прошептал Ставр. — Цела? Он не обжёг тебя?

— Только слега, на руку немного попало, — подув на кожу правой кисти, ответила я.

Затем я услышала, как из соседней камеры Святослава донеслось шуршание, короткий сухой треск, снова шуршание и шелест. А потом раздался характерный звук, с которым разрывают плотную бумагу. Следом послышалось несколько коротких тихих шелестов, странное поскрипывание, а потом рядом с решёткой, недалеко от меня, упал грубо скомканный лист бумаги.

Я с долей недоумения оглянулась, затем протянула руку между прутьев и подобрала брошенное Ставром «послание». К слову сказать, это именно что послание и оказалось. Когда я развернула смятую пустую страницу, на обратной стороне которой были какие-то расплывшиеся от влаги наброски, то внутри обнаружила несколько слов, написанных углём, и сам тонкий прямой кусок древесного угля, который был завёрнут в бумажный комок.

На моих губах сама собой появилась слабая, но одобрительная улыбка.

В послании значилось следующее:

'Предлагаю альтернативный выбор общения. Угля и бумаги у меня предостаточно.

Кресибор действительно упёк тебя в темницу, отлично зная, что такое улишицы и какую опасность может представлять даже она такая тварь? Если, что я считаю, что ты поступила правильно. По-другому, не получив свежую кровь, рогатые тётки просто так нас в покое не оставили бы.

Скажи, а ты раньше встречалась к Кресибором? Потому что выглядит всё так, будто очкастый хрен почти что искал повод осудить тебя'.

Я взяла уголёк, подумала немного и написала ответ

'Одобряю твою находчивость насчёт способа общения.

Что касается твоих вопросов, то Крот даже не стал меня слушать. И нет, я его раньше не встречала. А вот ты, похоже, как минимум слышал про очкосвина. Кстати, как он аргументировал твоё заключение в темницу?'

Сложив лист бумаги, я бросила его обратно и, через секунду, услышала, как Святослав его подобрал. Затем раздался короткий смешок мужчины и его шёпот:

— «Очкосвин»? Недурно…

Вскоре лист бумаги прилетел обратно. Переписываясь и сохраняя почти идеальную тишину, мы оба очень старались писать мелко и сжато, чтобы экономить место на листе. Благо, лист был довольно широкий и длинный.

'Со мной всё просто: меня сочли каким-то нечестивцем или даже последователем культа Чернобога, а может и вовсе тайным приспешником секты Вия, если я всё правильно понял. Именно такие подозрения высказал мне Крот.

Я встречал Кресибора раньше, в Димитрове-на-холмах, — писал в ответ Святослав. — Я видел его лишь мельком. Он остановился в том же постоялом дворе, что и я со своими соратниками — мы тогда выслеживали одну опасную виверну, что раздирала на части тамошних смердов. Тогда, Крот благословил нас на охоту на чудовище, но предупредил, чтобы мы обязательно занесли часть денег за чудище в общину жрецов. Я занёс, из приличия.

Интересно, что жрецы из общины рассказали о Кроте много чего интересного. По их словам, Крот регулярно сам вымогает средства у всех общин последователей, а ещё ему часто и много платят князь и посадники, чтобы волхвы-последователи не обращали внимания на их волости. От чего-то я думаю, что эти сплетни имеют связь с реальностью.

Кстати. Одна знакомая ведьма жаловалась мне, что Кресибор и другие волхвы Первого или Второго пламени заманивают к себе молоденьких и хорошеньких ворожей, якобы чтобы поставить их талант на службу богам. Но кроме этого, девушки нередко вынуждены греть постель всяким развратным старикам.

Ты ничего не слышала о таком? Вообще я удивлён, что такая талантливая ведьма, как ты осела, ты уж прости, в каком-то отдалённом от всех крупных городов небольшом остроге. Не поделишься, что тебя так держит в здешних краях?'

Прочитав целое письмо от Ставра, я обдумала информацию, которую узнала про Крота и решила, что скорее верю жрецам из Димитрова-на-холмах, чем нет. А вот про то, что волхвы сманивают к себе юных ворожей я слышала от самой Арыси. Только дело там далеко не только в плотских утехах. Беда в том, что в последние полвека распространилось явление, при котором более мощные чародеи подчиняют себе более слабых, чаще всего юных и неопытных, выкачивают из них магию, а вместе с ней чувства, эмоции, волю к жизни и прочее. Магия ведь тесно вплетена в сам организм любого носителя. Вот всякие ушлые волхвы и пользуются молодыми, как удобными источниками сил. Разумеется, последних потом выворачивает на изнанку, они падают без сознания или вовсе начинают кашлять кровью.

Но чародейки — чего уж греха таить — действительно, чаще всего, весьма хороши собой. Сама я на красавицу не претендую, но вот моя наставница и несколько знакомых ведьм… Ох, мужики за ними просто стаями ходили и грызлись друг с другом. Я тоже не была обделена мужским вниманием, но до Арыси Михайловны или её подруг мне очень далеко. Поэтому старые и мудрые волхвы частенько пытались заманить к себе юных чародеек — совмещали приятное с полезным, сластолюбцы облезлые.

Я задумалась, стоит ли рассказывать Святославу о том, почему мне действительно не хочется уезжать из острога и решила, что, если хочу узнать о нём побольше, то не стоит утаивать о себе подобные сведенья.

«В острог Орлец меня привезла наставница, — начала писать я. — Я здесь живу уже больше восьми лет, привыкла к жителям, ко многим обитателям лесов, вроде леших, боровиков и некоторых полудениц. Сдружилась со многими жителями. Хоть некоторые до сих пор меня сторонятся, всё же сам посадник, его ближайший круг и большая половина жителей Орлеца относятся ко мне по-товарищески и отвечают признательностью за мои дела. Я просто не вижу смысла куда-то уезжать. У меня здесь дом, хозяйство, удобный статус и ни-ка-ких конкурентов на несколько вёрст вокруг. Чего мне ещё же?..»

Я хотела написать «Чего мне ещё желать?», но на этом моменте у меня сломался уголёк, которым я писала. Пришлось дописывать небольшим обломком. Уголёк, как будто почувствовал тревожную горечь, что с силой щёлкнула по сердцу. Мне всего двадцать и, если ничего не оборвёт мою ведьмовскую жизнь, я успею увидеть, как постареют внуки и даже правнуки нынешних князей да посадников. Но какой прок от долгой жизни, если она не будет хоть немного счастливой? А я… Я лишена самого банального счастья, которое есть почти у каждой девушки — долгой любви и семейного счастья. Прозвучит, наверное, странно, но… Я хотела семью. Может не прямо сейчас, но несколько позже — да. Мужа, двоих, ну может даже троих детей, как бы тяжело это не было для меня. Хотелось любви, нежности и заботы.

А у меня всё это всегда было недолго и не по-настоящему. И всё от того, что ни один адекватный мужчина свою жизнь с ведьмой не свяжет. Погулять, повеселиться, с красоткой-ведьмой — с удовольствием. Но звать замуж — ищите дурака!

Даже волхвы, если женились, то почти всегда выбирали в жёны обычных девушек. А те рады стараться — как жёнам волхвов, им гарантировано положение примерно, как у успешного купца, воина старшей дружины или даже посадника, тут зависит от могущества и власти волхва. И такие жены, из обычных людей, будут буквально в рот мужу смотреть и следовать любой воле. А ведьмы, мало того, что своевольны и, частенько, слегка стервозны, ещё и не могут толком выносить даже одного ребёнка. А о двоих-троих детях мне вообще остаётся только мечтать. Такое случается — многодетная мать-ворожея — но также часто, как честный непорочный казначей — редко и случайно, по капризу богов.

Буйная, нестабильная магия, требующая, подчас, невероятных напряжений или изменения в организме, большинству чародеек просто не даст выносить ребёнка. Вот и Арысь Михайловна двоих малюток потеряла, прежде чем, поняла, что уж теперь-то ей о материнстве можно забыть. Примерно в это время я ей на глаза и попалась, что для меня тоже было удачей…

Я дописала письмо, добавила, что у меня сломался уголёк и бросила послание обратно. Спустя, примерно, минут десять, Ставр написал ответ.

«Если ты рунная ведьма, то у тебя везде будет мало конкурентов или конкуренток. Таких, как ты, в целом по миру очень немного. Но самое главное, что со своим любимым Орлецом ты, выходит, и мира не видела…»

Я отвлеклась, возвела глаза к потолку и покачала головой. Да, действительно. Не видела. Спасибо тебе, добрый молодец, что напомнил, какая я затворница… Стало как-то смешно и грустно одновременно.

«Я вспоминаю всё, что видел за годы странствий, — говорилось дальше в письме Святослава. — И мне становится неуютно от того, что ты всего этого лишена, да ещё и по доброй воле. Неужели тебе вот прямо никогда не хотелось побывать в других городах и краях, поглядеть на то, что происходит в соседних землях? Я не могу в это поверить»

Слова Святослава звучали с одной стороны, вроде бы, искренне, а с другой слишком участливо и заманчиво. Конечно же я не раз и не два раздумывала о том, чтобы проехаться в дальние земли и просто своими глазами посмотреть, что делается, а не сидеть по вечерам в корчмах и слушать рассказы напившихся скоморохов или хвастливых купцов.

«Я не сижу круглый год в застенках Орлеца, если ты так подумал, — начала писать я ответ. — Мне приходилось бывать в других острогах и городах. Да, не очень далеко, но всё же я выезжала за пределы родного острога и видела несколько больше. А что касается дальних земель, конечно, интересно, что там делается и как люди живут, но ты посмотри, что прямо сейчас вокруг происходит? Вряд ли в соседних краях да городах ситуация обстоит лучше. Пока что дома уж точно спокойнее»

Я дописала и отвела взгляд. Боги! Я безбожно врала… Да конечно же я хотела увидеть иные царства и княжества, всякие далёкие края и чем дальше, тем лучше. Конечно же мне самой хотелось посмотреть да узнать какие есть города, люди, культуры и страны! Несмотря на все риски и опасности, таких путешествий мне очень хотелось съездить куда-то настолько далеко, насколько у меня получится. А потом обязательно вернуться в родной острог и самой рассказать любопытным жителям Орлеца, что и где происходит, кого я встречала и в каких приключениях побывала…

А приключения… Хм. Мне хотелось их? Да, наверное. Хотя, я была очень хорошо осведомлена, что приключения превращаются в увлекательные истории у тёплого огня только, если ты сумела их пережить. А это, если верить рассказам и шрамам наших купцов, различных гонцов и тех самых скоморохов, происходит далеко не всегда. Только в дурацких сказках приключения — это всегда весело и задорно.

Во время похода спать придётся под открытым небом, в лучшем случае в крытой телеге или шатре, если на его покупку будут деньги. Большую часть пути тебя ждут однообразные виды лесов, полей, рек и гор, между которыми иногда появляются затерянные в глуши деревеньки или остроги, вроде нашего Орлеца.

Насморк, мозоли, вши, морозы, непогода, пыль и прочие неурядицы — это всё вечные спутники всех путешественников. Учитывая все болезни, которыми переболели наши купцы в дорогах, мне с собой придётся взять приличный такой запас зелий, агась. Да и то, самую главную опасность сейчас представляют Долгие ночи и абсолютно обнаглевшая нечисть. Кроме того, всё больше ширятся слухи по листвянским землям, что де у всякой навьей твари стали появляться свои религиозные культы и капища, где болотникам, лиху одноглазому или даже упырям поклоняются различные сектанты.

Эти поклонники нечисти уже не единожды были замечены в похищении других людей, которых затем приносили в жертвы — иногда целиком, а иногда по частям. Ко всему прочему, ещё хвори всякие, которые не каждая ворожея или волхв знают, как вообще лечить. Иди знай, что делать, если меня саму какая неведомая лихорадка схватит, которая работает от гуляющего проклятия, что шляется по миру и падает где-нибудь наугад!

Словом, вот так вот задумаешься о дальней поездке, а потом подумаешь, сколько это может принести тебе бед, и сразу вся охота отпадает. Да и потом были другие причины остаться дома, ещё более веские…

«Я бы поехала, Святослав, но не могу бросить родной острог. Особенно сейчас. Они нуждаются во мне, а я, как ты понял, нуждаюсь в них. Так вот и живём»

И это было абсолютной правдой. Особенно учитывая тот факт, что перед моими необходимыми поездками в соседние города или остроги, о-бя-за-тель-но в Орлеце что-нибудь стрясётся: скот захворает, дети пропадут, зловредные духи поселятся в чьих-то дворах, аль сады и огороды чахнуть начнут. Приходиться каждый раз откладывать даже в край необходимую поездку и начинать разбираться, что за очередная хрень приключилась на родной земле.

Я сложила вчетверо новую страницу, которую Ставр вырвал из книги, и бросила назад, под камеру Святослава. После шелеста бумаги, с которым Святослав развернул послание, я услышала его короткий глухой смешок. А через пару-тройку минут уже читала его новый ответ. Кажется, мы оба очень быстро привыкли к такому необычному виду общения — сидя в темнице, переписываться угольками на вырванных из книг, с односторонним заполнением*.

(Книги с односторонним заполнением — в книгах листвянского и полянского княжества, применялась практика написания текста только с одной стороны страницы, оставляя место для возможных иллюстраций, если это было необходимо, прим. автора)

В новом сообщении от Ставра значилось следующее:

'Этак ты никогда не осмелишься уехать подальше от дома и уже виденных городов. Не спорю, в мире опасно. Но когда было по— другому? В прежние времена, скажешь? Так, ежели не эти, то были другие напасти. Что ж теперь, сидеть взаперти или дальше нескольких вёрст нос не казать?

А знаешь, если бы ты проявила смелость, я бы мог показать тебе всё Листвянское княжество. А после мы могли бы рвануть к поляничам, чтобы ты посмотрела и на их города. А там — уж поверить — тоже есть на что взглянуть. Как тебе идея?'

Я не стала медлить с ответом.

«Святослав, я не всем своим друзьям до конца доверяю, а тебя вообще знаю в второй день».

«Это значит нет? — пришёл быстрый вопрос».

«Это значит, что я не могу тебе доверять. Как минимум, пока не узнаю о тебе побольше».

«Хорошо. Что бы ты хотела узнать?»

А вот тут, прежде чем, начать писать ответное послание, я задумалась. Задавать вопрос в лоб было бы грубо и глупо одновременно.

«Например, почему ты не подался к тем же богатырям-клятвенникам, если всё равно не раз бился с ними плечом к плечу со всякой потусторонней дрянью? — написала я».

'Потому что я никак не могу получить божественную Благодать, — последовал немедленный ответ. — Да и неукоснительно следовать воле волхвов-последователей или жрецов я категорически не готов. Одно дело идти за самими богами, и совсем другое за теми, кто утверждает, будто говорит от имени богов.

Слушай, ты случаем не замечаешь, что здесь как будто становится всё холоднее и холоднее?'

Я усмехнулась и недоверчиво покачала головой, читая послание Ставра. Он одновременно соврал и в то же время сказал правду.

'А что говорили твои друзья-богатыри, когда ты в их присутствии отправлял тёмные души в Навь и обращал нежить в засохшие мумифицированные останки? — написала я. — У клятвенников или волхвов, за которыми они следуют, разве не возникало вопросов

Мы в темнице, а на улице бешеный мороз. Это нормально, что здесь холодно. Лично у меня тут даже на стенах мелкие корки льда'

Однако, когда я получила следующий ответ Святослава, тревога, как тетиву оттянуло моё сердце, а после резко отпустило, и мой пульс мгновенно участился. Буквы и слова в новом послании Ставра едва можно было разобрать…

— Святослав, — рискуя получить порцию кипятка прошептала я обеспокоенно. — Что с тобой? Ты в порядке? Ставр?..

В ответ я услышала учащённое хриплое и болезненное дыхание из соседней камеры. Кажется, воин что-то попытался ответить мне, но вместо этого с силой закашлялся, а затем я услышала его шёпот:

— Твою мать… Да что ж такое⁈…

— Святослав⁈ — уже громче спросила я и поднялась с книги на которой сидела.

— Какого болотника происходит⁈ — вслед за недоумённым и злым голосом мужчины прозвучал странный шуршащий хруст.

Звук, с которым знакомый мясник в Орлеце счищал остатки льда с куриных туш, которые держал в погребах— ледниках. И это звучание всерьёз напугало меня, на фоне молчания Ставра.

— Святослав! Святослав, ответь что-нибудь! Что с тобой⁈ — встревоженно и громко, уже не опасаясь болезненного наказания, произнесла я.

Но охрана темниц не появлялась. Тогда я подхватила первую попавшую мне книгу, с металлизированными уголками и бронзовыми скобками на корешке, а затем начала бить ею по прутьям.

— Эй! Ваш узник умирает!!! Зовите кого-то из волхвов!!! Быстрее!!!

Если мой крик стража темниц могла не услышать или проигнорировать, то звонкие удары металла о металл были слишком резонансными и раздражающими. Через несколько минут я услышала быстрые шаркающие шаги и гневную пошлую ругань. Я знала, что поплачусь за шум, который устроила, но и сидеть просто сложа руки я не могла.

Я судорожно вцепилась в холодные толстые прутья решётки, покрытые влагой и скользкими тонкими наростами инея.

Шаги приближающегося стражника нарастали слишком медленно, тот шёл явно лениво и нехотя, но с ощутимым раздражением. Мне было всё равно. Сейчас самым главным было привлечь внимание к Ставру, который до сих пор не отвечал мне, а только бессвязно что-то шептал слабеющим хриплым голосом.

'Да что же с ним такое⁈ — со страхом и совершенным непониманием подумала я.

Шаги стражника звучали уже ближе, и в этот миг новый приступ головной боли с двух сторон пронзил мой череп, ворвался в мозг сквозь лихорадочно пульсировавшие виски.

Я вскрикнула упала на колени, прижимая мокрые от нервной испарины ладони к горячим вискам. Вновь вернулось чувство острого жжения глубоко внутри головы, как будто кипяток или расплавленный металл растекался внутри моей головы, сжигая голову изнутри. Я выдохнула, глухо вскрикнула и наклонилась вперёд. Пальцы рук судорожно сжали волосы, из-под моих зажмуренных глаз сами собой хлынули горячие слёзы.

В эту же секунду я услышала над собой знакомый голос глумливого и жестокого усача.

— Ведьма⁈ Чего с тобой такой⁈ Что за истерика⁈.. Эй, а с тобой что, чужак⁈ Благодать Сварога!!!

Я с усилием заставила себя приподняться от холодного пола, упираясь дрожащими руками в промёрзшие плиты, укрытые пожухлой старой соломой, я посмотрела на ратника, что возвышался надо мной с факелом в руке. Воин грубо пнул сапогом по решётке.

— Ты что с ним сделала, тварь⁈ Отвечай! Это твоих рук дело⁈ Специально решила нагадить мудрейшему и пресветлому волхву Кресибору⁈ Что вылупилась, Чернобогово отродье!.. Одного сгубила, за другого взялась?!!

Новый удар тяжелого сапога воина заставил решётку отозваться протяжным коротким гулом.

— Ч-то… — через силу выговорила я, содрогаясь от лихорадки боли.

Теперь болезненный жгучий жар спускался в тело, медленно растекаясь по венам, обжигая изнутри плоть, органы и обволакивая кости. Я едва могла говорить. Каждый вздох только усиливал боль.

— Что с ним⁈ — быстро выдавила я и потеряла голос.

Ратник опешил и в растерянности отступил от решётке.

— Ты не придуриваешься⁈ Тебе тоже паршиво⁈ Кто это вас так?.. Святость Сварога!..

— Д-дай мне помочь ему… — попросила я и снова опустила головой.

Боль жгла, высушивала изнутри и по капле быстро вынимала жизнь. Дыхание жгло горло и лёгкие. Казалось, неведомое заклятие Кресибора медленно убивало меня такими приступами. И я понятия не имела, как спасти себя от магии очкастого ублюдка.

— Помочь? — неуверенно и нервно переспросил стражник. — А ты сможешь, ведьма?.. Он вон как будто…

Усач поперхнулся, заглядывая в соседнюю решётку.

— Он как будто льдом покрылся или чего-то вроде того…

Ратник нервно и шумно сглотнул, вновь метнул задумчиво-встревоженный взгляд в мою сторону. Кажется, он пытался принять решение и наверняка раздумывал, колебался между двумя сложными выборами. Усач явно был здесь за старшего. И, если бы с важными узниками самого мудрейшего и милостивого волхва Первого пламени что-нибудь случилось, спрашивать станут именно с него. Однако мне нужно было подтолкнуть ратника в нужном направлении.

— Слушай, незнаю-как-тебя-там, — с тяжестью и болью проговорила я, — если ты сейчас ничего не сделаешь, как минимум кто-то из нас двоих умрёт — он или я. А может быть мы оба…

При этих моих словах усатый воин вновь сглотнул. Сейчас он выглядел не угрожающе, а просто жалко, пытаясь понять, какое из двух плохих решений может быть самым худшим.

— Если ты сейчас метнёшься за волхвами, то потом именно с тебя спросят, как ты допустил, чтобы с нами такое произошло! Как бы тебе самому потом не пришлось чахнуть в соседней камере?

Я намеренно пугала владельца пышных усов, рассчитывая, что сейчас он соображал намного хуже, пока лихорадочно думал, как себя обезопасить от возможного гнева Кресибора.

— Чего ты хочешь⁈ — усатый приблизился к решётке моей камеры.

— Для начала, дай… Твою же мать!.. — не в силах терпеть боль, я снова вся сжалась, опуская голову и судорожно сжимая пальцы в кулаки. — Да чтоб тебя!.. Мне нужно взглянуть на него! Просто… взглянуть… Возможно, я смогу что-то… сделать…

— Ты выглядишь так, словно сама сейчас кони двинешь, ведьма! — воскликнул усатый, но в его руках уже зазвенела связка ключей.

Удивительно, как разительно страх, порой, меняет людей. Он превращает храбрецов в предусмотрительных мудрецов, трусов — в рабов, хамов — в вежливых и обходительных вельмож, а упрямцев делает невероятно покладистыми. Говорят, что страх, как и боль, пришёл из Нави, когда-то в седые времена. Но на мой взгляд, это было одно из самых полезных тёмных явлений Нави.

Усач помог мне подняться, вывел из камеры и подвёл к решётке Ставра. Я бы закричала, когда увидела, ЧТО происходит со Святославом, но кричать было бы ещё больнее, чем просто говорить. Я прежде никогда не видела ничего подобного!

Святослав, лёжа на полу и кутаясь в тонкое одеяло в буквальном смысле покрывался корками льда! Серо-белые наросты позли по прямо по его одежде, одеялу и прорастали между прядей густых тёмно-русых волос. Дыхание мужчины звучало со сдавленной звонкой хрипотой и при этом как будто всё тише, слабее и тяжелее.

— Ну⁈ Что с ним⁈ — с нервным нетерпением громко спросил усатый. — Ты сможешь ему помочь⁈

Я не знала, что на это ответить. Поэтому просто молча вошла в камеру к Святославу, когда усатый открыл дверцу, и упала на колени рядом с мужчиной. Ставра заметно лихорадило, а треклятый лёд, на моих глазах рос всё дальше, покрывая собой всё новые участки тела Святослава.

— Сними с меня ошейник, — велела я усатому.

— Чего-о⁈ — протянул тот со злостью. — Ты что думаешь…

— Чтоб тебя! — воскликнула я. — Возьми арбалет и держи меня под прицелом, если боишься. Ты всяко успеешь выстрелить быстрее, чем я заколдовать тебя! Но без магии я ему не помогу!

Усатый недовольно, с очевидной нерешительностью поджал губы, но затем крикнул куда-то в сторону.

— Жмыхарь! А ну принеси мне самострел! Живее!

Когда напарник усача, тот самый урод, который шлёпнул меня по ниже пояса, притащил самострел, воин с усами действительно собрался снять с меня ошейник, но тут Святослав глухо застонал, а затем захрипел с нескрываемым страданием. Затем воин тут же замолчал и затих на несколько мгновений, чем жутко меня напугал.

Я тут же поспешила дотронуться до Ставра, а ошейник с опалами так и остался на моей шее. У меня ещё не было понимания, что могло бы помочь против удивительного и ужасающего проклятия, но к моему удивлению, в тех местах, где я коснулась Святослава, лёд мгновенно начал таять. Поддавшись наитию и странному инстинктивному желанию, я провела руками по его плечам и коснулась волос.

Чародейский лёд таял, отступал и довольно быстро исчезал, а дыхание Ставра постепенно выравнивалось, становилось спокойнее, и уже звучало без хрипа. Я не могла понять, что происходит и как вообще это всё может быть взаимосвязанно — мои прикосновения и магический лёд на теле мужчины. Но моё присутствие однозначно непостижимым образом помогало Святославу. При этом, в эти доли секунды я позорно потеряла самообладание. Мысль о том, что Святослав мог вот так вот запросто и внезапно умереть прямо на моих глазах внезапно вызвала у меня глубокое моральное потрясение, а вслед этим душевное смятение… Я чувствовала себя совершенно бессильной, глупой и беспомощной. От смеси негативных чувств на глазах сами собой выступили слёзы, словно я была не опытной ведьмой, а едва начавшей обучение ученицей. Подобное случалось со мной уже второй раз за всю жизнь. Первый был, когда ни стало Арыси Михайловны.

Часть моих слёз — от боли и страха — несколькими мелкими капельками упали на лицо Ставра, и тот смешно дёрнул носом. Я вздохнула, постепенно успокаиваясь, аккуратно положила голову Святослава на свои колени и ласково, медленно провела по его рукам. Сердце само, словно в чьих-то жёстких пальцах, сжалось в комок от жалости, когда я увидела покрытые изморозью и льдом предплечья, локти и кисти рук Ставра.

— Всё будет хорошо, с тобой всё буде в порядке… Ты не умрёшь… Во всяком случае, не здесь… и не сегодня…

Слова приходилось шептать, сквозь кипящую в голове боль, с паузами и усилиями. Но лёд неведомо откуда взявшийся на теле моего гостя, продолжал отступать. При этом он не столько таял, сколько просто исчезал в никуда.

— Ну вот… становится лучше… — слабым тонким голосом, глотая боль и слёзы, проговорила я.

Ещё одинокая капелька моей слезы упала на лицо Святослава, и в этот миг он открыл глаза. Наши взгляды встретились: мой, заплаканный и измученный болью и страхом, и взгляд Ставра — сонный, удивлённый, с неожиданной мягкостью и добротой.

Не говоря ни слова, Святослав поднял правую руку и ласково коснулся моей щеки. Рука у него была неожиданно тёплой, а касание мужской немного мозолистой ладони, с парой шрамов и загрубевшей кожей — показалось мне сладостно приятным и желанным. Я непроизвольно закрыла глаза, наслаждаясь нежным прикосновением Ставра, и вдруг почувствовала, как боль в моей голове… начала таять подобно льду на теле Святослава.

Я охнула, выпрямилась и чуть вскинула голову. А затем, совершенно непроизвольным жестом, по необъяснимому наитию, своей левой ладонью накрыла пальцы правой руки Святослава и чуть прижала к своей щеке. Сейчас мне хотелось, чтобы Ставр никогда не убирал руку, чтобы продолжал касаться меня, как можно дольше… Его ласковое прикосновение было таким тёплым и дарило такое необъяснимое блаженство, что внутри меня несколько раз пронёсся неожиданный нежный трепет. И чем дольше широкая мужская ладонь касалась моего лица, тем быстрее исчезала моя боль.

Я несколько раз поморгала, растерянно глядя вниз и перед собой, а затем посмотрела вниз, в лицо и в глаза Ставру. Лежа головой на моих коленях, он облегченно и одобрительно улыбался. Но меня в этот момент больше всего привлекли глаза мужчины — из них почти полностью исчез белок, а радужка и зрачок серьёзно увеличились в размерах. В расширенных зрачках воителя я отчётливо увидела знакомый мне желто-зелёный свет — таким светом горит Погранстена между Явью и Навью.

Следом за чувством блаженства и признательности, мою душу захлестнуло новое смятение и совсем новый страх — те чувства, когда сталкиваешься с чем-то необъяснимым и неизвестным. Теперь у меня не было никаких сомнений в том, что Святослав, как бы дико это не звучало, является ходячим порталом в Навь. А это значит, что Ставр мог быт кем угодно, но только не человеком… Во всяком случае не в традиционном понимании этого определения. Мой гость, похоже, был гостем и в нашей Яви.