Руны законов Сварога

Руна вторая. Ночной гость. Из рассказа Звениславы Купаловой

Уже вечерело. По мере того, как золотой лик солнца вдали пропадал за верхушками деревьев, с западной стороны небосвода наползали сумерки и тьма ночи.

В глуши зимнего леса ухнула сова, переливчатым коротким пением отозвался певчий дрозд, а следом я услышала переменчивый голос камышовки. Птицы кричали слишком часто, много и громко.

Я недовольно нахмурилась, ощущая шевельнувшееся в душе беспокойство. Страха во мне не было — чай не впервой приходиться выбираться за ворота острога после захода солнца — но здравое опасение я всё-таки ощущала. Как ни крути, а после вчерашней кровавой находки, в виде изуродованного трупа сына одного из пастухов, уже не было ни-ка-ких сомнений, что в округе завёлся волкодлак. По-хорошему, конечно же, такими тварями должны заниматься волхвы-последователи Сварога, Семаргла или даже Радегаста, а также богатыри-клятвенники выше перечисленных богов. Но… могла и я, обычныя ведьма рун, заговоров и амулетов. К слову сказать, именно последними мне удаётся очень даже хорошо зарабатывать себе на жизнь. В свои двадцать лет я смогла позволить себе добротную двухэтажную избу, с чердаком, огороженным двором и курятником. Учитывая, что яйца нынче подорожали вместе с священной водицей, солью, сталью и киноварью, я и здесь была в очень хорошем плюсе. А потому даже очень приличное денежное вознаграждение уж точно не заставило бы меня шагать по морозу, в глухом лесу, в поисках логова давешнего волкодлака.

С памятного сражения между сварожичами и гибели Старого Порядка прошло чуть меньше четверти века. Собственно, я о случившемся только из книг да из рассказов старших людей знаю. Особенно страшно слушать мужчин и женщин, кои уже четвёртый десяток или больше разменяли. Вот они-то, застав Сражение богов взрослыми, в красках рассказывали про сгорающие города с тысячами людей, про падавшие с небес тела сраженных мятежников из свиты Денницы-Искусителя и усеявших поля мёртвых богатырей-клятвенников или волхвов-последователей, что так же бились в тот день с Земным Наместником и его войском предателей.

Но самое страшное, согласно рассказам, началось позже. Когда в разных уголках света времена года перестали измеряться привычным количеством недель и месяцев, а ночь и вовсе могла затягиваться на трое-четверо суток аль целую седмицу! По ночам же из своих нор вылезала изголодавшаяся и в конец обнаглевшая нечисть, что после краха Старого Порядка чувствовала себя вполне вольготно, несмотря на все старания богатырей и волхвов. Ну а походы вурдалаков, когда целая толпа нежити приходила под стены города или острога, я сама несколько раз видела, ещё при жизни моей покойной ведьмы-наставницы, Арыси Михайловны.

В общем времена у нас лихие и «весёлые», в самом плохом смысле этого слова. Но надо жить… В том числе и моему родному острогу, «Орлец»*, который от волкодлака, вот прямо сейчас, никто кроме меня и не защитит. Ведьм, как и волхвов с богатырями, после Битвы с Денницей стало в разы меньше. Если раньше ворожей или колдунов можно было десятками встречать в больших городах, а богатырей на трактах и даже в самых занюханных деревеньках, то нынче и чародеи, и богатыри стали редкими гостями.

(Орлец — в нашей истории действительно существовавший город, на берегу Северной Двины, Холмогорского района Архангельской области. Основан в середине XIV века, а позже уничтожен новгородцами «за измену», прим. автора)

Была ещё у мира надежда, пока Илья Муромец, наш легендарный воин, гроза змиев, новое поколение богатырей тренировал. Да только в один прекрасный день запил Илюша так, что по сей день самостоятельно встать с печки не может. Кто, его видел, говорит дескать жалко смотреть теперь на великого воителя.

Печально, что воина, который десятками сворачивал шеи змиям и другим чудищам, погубила брага, пиво и водка… Зря он начал мешать напитки, я наших мужиков из острога всегда просила не смешивать одно с другим. Но нет! Поди объясни, что от такого любому, рано или поздно, худо станет!

Вскоре, пройдя мимо еловой рощи, я сперва почувствовала тёмную агрессивную магию — это походило на глоток горького и очень солёного кипятка. Я аж скривилась, а затем, прокравшись по снегу немного подальше, увидела темнеющую внутри заваленного сугробами пригорка дыру. То, что эта нужная мне нора волкодлака говорили сразу три вещи — характерные следы на снегу, тёмные пятна засохшей крови и россыпь обрывков высушенных листиков. Подобравшись поближе, стараясь не обращать внимание на гадкий вкус чёрной магии и жжение, которое уже распространялось по всему телу, я вдохнула вечерний морозный воздух. Помимо запаха снега, хвои и влажной древесной коры, я ощутила явственный аромат горькой горечавки. В народе такое растение обычно называют стародубка, а волхвы кличут тирлич-травой.

Даже малым детям известно, что она необходима для поддержания силы волкодлаков. Правда, мало, кто знает, что волкодлаки вовсе не невинные жертвы тёмной магии. О, нет! Это люди, с предрасположенностью к магии, что сознательно провели тёмный обряд обращения.

И если родные и друзья вовремя не заметили изменение в поведении новоиспечённого оборотня, пока тот ещё не обрёл полную силу и способность оборачиваться чудовищем, вскоре непременно прольётся кровь… Много крови.

Волкодлаки не ведают жалости, они всегда пребывают в кровожадной ярости и обожают лакомиться человечьим сердцем, легкими, аль селезёнкой или почками. Хм, но были случаи, когда перевёртыши поедали языки и даже отгрызали семенники у мужчин, оставляя тех в живых, хоть и сильно побитых. Правда, выжившие жертвы, потом не знали куда им деваться и порой даже счёт с жизнью пытались сводить.

«То-то мужики наши острожские зверюгу боятся ещё больше, чем их жёны и дети, — со вздохом подумала я»

Я сняла с плеч походную сумку из коровьей кожи, покрытую красивым шитьём из бисера и украшенную обработанными камушками яшмы. Извлекла из сумки несколько гребешков для волос и выбрал тот, у которого на рукояти была собачья голова с козлиными рогами и высунутым двойным языком. Против волкодлака именно такой и подойдёт, я закрепила гребешком обе косы на голове. Получилось не очень красиво и вообще кривовато, но сейчас красота не имела значение — главное, чтобы бы в волосах был зачарованный гребень. Волкодлаки быстры и невероятно сильны. Если он успеет ко мне подобраться — а он успеет — без магической защиты я очень скоро встречу свой конец. А учитывая сколь долог бывает век ведьмы, будет обидно вот так вот подохнуть в лесу, от какой-то кровожадной псины!

После гребня я достала два своих ножа с костяными рукоятями. Хотя, по размеру, это скорее полноценные кинжалы. Пожалуй, это моё главное сокровище, которое в я наследство от Арыси Михайловны получила. Наставница моя великой колдуньей была! За день могла несколько полей репы и свеклыбо взрастить или, коли нужно, цельную эпидемию в городе прекратить и всех вылечить за несколько дней. А ещё, что меня до сих пор восхищает, Арысь Михайловна могла в настоящую рысь перекидываться! Если лечить и овощи быстро выращивать, я тоже умею, пусть и не столь хорошо, пока что, то про контролируемое обращение в зверя аль птицу мне только мечтать остаётся!

Я встала на колени в снег, скрестила клинки ножей, покрытые вытравленными рунами и прошептала заклинание. По рунам и лезвиям клинков тут же, словно случайный блик солнца, пронеслись золотисто-белые отсветы. С ближайших еловых и ясеневых веток с тихим шорохом осыпались несколько снежинок. Набегающая метелица подхватила снежинки и закружила их в своём извивающемся вихре. Я разжала пальцы, и ножи плавно взлетели над моей головой.

Повинуясь моей негласной воле и мыслям, ножи перевернулись горизонтально, рукоятями в мою сторону, и начертали в воздухе несколько рун. Первой стала руна «Опора», которую чертил левый нож, следом правый расчертил в воздухе линии руны «Перун», затем клинки создали ещё несколько символов для завершения обряда и подготовки рунного и ритуального заклинания.

Вслед за быстрыми взмахами клинков тянулись тонкие мелкие вихри снежинок, чётко повторяя движения ножей. Таким образом, мелкие частицы снега на несколько мгновений выстраивались в виде начертанных рун. Магические знаки сами собой появились в нескольких местах вокруг меня — на кронах деревьях, на снегу и на замёрзших лужицах. Словно, кто-то невидимый, нацарапал их, повторяя за моими ножами.

«Теперь всё готово, — подумала я»

Как раз в этот миг тонущее за горизонтом тёмно-золотое солнце в вишневом зареве заката, протянуло между деревьев свои тающие золотистые лучи. Солнце как будто прощаясь, протягивало над горизонтом последние свои лучики. В нашем случае слово «последние» не было пустым драматизмом — каждая ночь могла затянуться на несколько суток.

Едва только быстро сгущающаяся темнота ночи опустилась над зимним лесом, поглотив остатки дневного света, как из чёрного провала норы в пригорке послышалось злобное, чуть клокочущее рычание. Затем я услышала тяжёлый скрип снега и мигом представила, как тот продавливается под тяжестью мохнатых лап с длинными кривыми когтями.

Волкодлаков мне приходиться изводить не первый раз, поэтому я легко могла представить, как выглядит тварь, что сейчас готовится выпрыгнуть из норы, и её будущие действия.

Страха не было, а вот чувство опасности было на месте, и это меня радовало — значит я не расслаблюсь и не совершу ошибку. Словно от мощного удара, пласты снега вокруг норы чудовища взорвались и разлетелись на куски, засыпаясь деревья и сугробы вокруг. Опадающие слипшиеся фрагменты промёрзшего снега застучали по веткам деревьев, стряхивая укрывающие их снежные покровы. Вокруг начертанных мною рун закружились отдельные мелкие вихри метели.

В зимний воздух вырвалось новое рычание, громче и яростнее прежнего. Оно пронеслось над сугробами, мимо деревьев и ударило в меня плотной звуковой волной. Я устояла — спас зачарованный гребень в волосах и красно-бело-золотой платок на плечах, покрытый мощными защитными узорами.

В пелене осыпающегося снега из норы вырвалась крупная чёрная и лохматая тварь. Я увидела желто-белые свирепые глаза и влажный алый язык из приоткрытой клыкастой пасти. Изо рта чудища вырывался жаркий пар и капала на снег вязкая слюна.

Волкодлак коротко взвыл и с места прыгнул ко мне, сломал несколько веток деревьев, разбил сугробы и чёрной, размытой теню скользнул над широкой заледеневшей лужей.

Я подалась назад, но бежать не стала — это было бы фатальной ошибкой. Но нужно было изобразить страх, поэтому я закричала — тонко, пронзительно и трагично. Крик ужаса человека для перевёртыша, что запах крови для упыря.

Чудище было уже близко. Услышав мой крик, оно приоткрыло пасть шире, точно ухмылялось, предвкушая расправу. В следующий миг оборотень сорвался с места, взвился в воздух и прыгнул в мою сторону. Он двигался неуловимо быстро, прорываясь сквозь вихри танцующей метели.

Я перестала кричать и уставилась на монстра, тот уже летел на меня. Страх коротко шевельнулся в груди, толкнул в живот и затих, растворившись с привычном и давно воспитанном хладнокровии. Волкодлак, упырь и даже сотни кровожадных вурдалаков — всё это далеко не самые страшные вещи, с которыми может столкнуться человек.

Чудище камнем упало вниз, ко мне, в это же мгновение захрустели промёрзшие ветки деревьев, с треском шевельнулись ясени и клёны, осыпая с кроны и коры налипший снег. Скалящийся оборотень повис в воздухе, зажатый десятками крепких толстых ветвей.

С тягучим потрескиванием, покрытые рунами деревья, теснее и сильнее сплетали ветви вокруг чудовища. Монстр рычал, пытался вырваться из тисков толстенных ветвей, но всё было тщетно. Я стояла внизу подле него, в тени дергающегося чудовища и глядела в меркло сияющие янтарно-желтые глаза монстра — в его взгляде была неукротимая жажда убивать. Но сегодня ночью хищник сам стал добычей. И эта ночь станет для него последней.

Ветви деревьев сомкнулись ещё теснее. Волкодлак поперхнулся очередным рычанием, завыл от боли и вновь он попытался вырваться. Но он только тратил силы. Чудище было обречено, хоть и отказывалось признавать очевидный факт.

Заколдованные мною деревья только теснее и плотнее сжимали волкодлака в смертоносных объятиях. Глаза чудища расширились, округлились, когда он почувствовал, как жесткие, покрытые твёрдой обмёрзшей корой ветви ломают его рёбра и позвоночник, сдавливают грудную клетку и стискиваются вокруг горла.

Как это часто бывает, в страхе перед погибелью, певёртыши идут на крайние меры.

Сквозь слабое рычание умирающего чудовища, я услышала плохо различимые слова человеческой речи:

— Нхена-адхо… Пр-роща-ади-и-р-р… К-р-рлду-унья-р-р… Нхе… губхи-и…

Я вздохнула, рискнула подойти ближе. Бояться уже было нечего. Монстр умирал. Мелкие, обломанные и острые веточки уже во многих местах пронзили тело оборотня. Кровь чудовища мелкими струйками быстро капала на снег.

— Это было твоё решение — стать монстром, — сухо и безжалостно проговорила я. — Силой человека не заставить совершить ритуал.

Я покачал головой.

— Чтобы стать волкодлаком — нужно постараться, — закончила я. — И ладно бы ты себе спокойно шлялся по ночам, да на дичь охотился, как приличные волкодлаки.

Да, не очень часто, но всё же встречались оборотни, которые хоть и были монстрами, людей всё-таки не трогали. Ну во всяком случае, если люди сами не лезли на рожон. А в лесу, да по ночам бродить дураков мало. Разве что неуёмные, пока ещё оставшиеся богатыри-клятвенники, но тут уж нашла коса на камень — кто кого поборет, тот и прав будет.

— А ты что? — хмыкнула я. — Там дочку мельника порвал на части, позже каменщику голову отгрыз и кишки выпустил, потом ещё был княжеский сборщик налогов… Но да ладно, тут его не так жалко — мерзкий был человечишка, да ещё брал с нас сверх меры!.. А вот мальчишку-пастуха, Антошку Кропивкина, весь наш острог очень любил — это был добродушный, хоть немного наивный и очень трудолюбивый парень.

Я посмотрела в ночное небо.

— Часто помогал мне и моей служанке зимой двор убирать и ещё крышу в курятнике починил. А ты его жизнь непорочную так жестоко прервал… Поэтому, уж прости, но в этом мире тебе места нет.

Скрипели ветки деревьев и слышался надрывный треск — то сильнее выгибались толстые ветки и ломались твёрдые прочные кости чудища. Крови на снегу стало больше, ещё множество кровавых брызг осталось на самих деревьях.

Оборотень сдавленно взвыл в последний раз, подавился, поперхнулся, затем ещё раз глухо рыкнул и затих… Только его кровь, продолжала струйками колотить по снегу.

— Да оплачет тебя Желя и да примет тебя Чернобог, — проговорила я своеобразную молитву, которой меня научила Арысь. — Видит Сварог, ты заслужил свою кару и судьбу.

Так стоило говорить только после гибели чудовищ и всяких злыдней, в чьих злодеяниях не было ни капли сомнений.

После смерти чудовище начало резко меняться. И это, пожалуй, са-амая неприятная часть в таких делах. Потому что, едва только сердце перевёртыша перестаёт биться, как телу его возвращается человеческий облик.

Я не желала на это смотреть. Глядеть на мёртвого монстра и так, мягко говоря, совсем не радостно и неприятно, а уж созерцать мёртвого человека совсем гадко и отвратно. Да ещё чувство вины в душе просыпается и голосом совести начинает гадости шептать что-то вроде «Ну можно же было его вновь в человека обратить» или «Стоило связать псину, скрутить и дождаться приезда мудрого волхва, который знает, как паскуду обратно человеком сделать, а там уж и под суд княжеский отдать… Чтоб всё по справедливости было!»

Ага! Только это время, нервы, сложности и… Не факт, что вообще что-то получится. Да и не поедет никто из оставшихся волхвов в нашу глушь, какого-то там блохастого волкодлака обратно человеком делать. Долго это и накладно больно. Да ещё риски не оправданные. Поэтому — только так. Найти, выманить и прикончить.

Но на душе всё равно было гадко. Убийство, пусть и заслуженное, оно всё равно убийство. Не поднимая головы на повисшее на ветвях тело, я прошла к норе оборотня. Там могут находиться двенадцать ножей, с помощью которых человек этот и стал чудовищем. Но, к моему неприятному удивлению, когда я подошла к норе волкодлака я нашла не ножи, а… коромысло*.

Увидев его, я только коротко выругалась и поспешила обернуться. Но было уже поздно. Вновь раздалось угрожающее яростное рычание и передо мной, в нескольких шагах, спрыгнул на снег второй, ещё более громадный чёрный зверь.

Чуть горбатый, с широкой грудью и бугрящимися мышцами передними лапами. Он выдохнул горячий воздух через ноздри и бросился на меня.

Я отпрыгнула, но куда мне было тягаться в скорости с волкодлаком! Он в один миг две сажени пересекает!

«Двое! — промелькнуло у меня голове. — Их двое! Две твари!.. Пара! Долбанная пара истинных!»

Истинными называли чету вурдалаков, змиев ужасных, высоких упырей или, чуть реже, вурдалаков, ставших чудовищами по обоюдному согласию. Главная опасность в том, что сила их, благодаря взаимным чувствам, удваивается, а после гибели одного, у другого супруга силища возрастает в четыре раза. Любовь, как это ни странно, не чужда даже чудовищам и даже на них действует положительно.

«Вот вляпалась так вляпалась! — подумала я, уже сжимая в руках чародейские ножи»

Оборотень настиг меня — иначе и быть не могло — ударил когтистой лапой, да наткнулась на барьер, что отбросил его саженей на три-четыре. Я скривилась, действие барьера для меня не проходило бесследно.

Монстр сжигал меня кровожадным и почти что безумным взглядом. Раскрыл пасть, зарычал. Могучий магический рёв оборотня навалился на меня плотной массой горячего воздуха. Я едва-едва устояла на ногах. Гребешок выпал из моих волос — иссякла в нём сила, и больше он меня защитить не сможет.

Вот тут-то страх уже серьёзнее зашевелился у меня душе, нагоняя жуть. С усилием я заткнула предательское чувство и сосредоточилась на чудище. Монстр, как «обжегся» один раз, теперь с осторожностью кругом передо мной шёл, выгадывая место и время для очередного броска. Парящие у меня перед глазами кинжалы с костяными рукоятями быстро-быстро чертили в воздухе новые руны.

«Крада», «Сила» и «Ветер», следом на снегу и деревьях появились ещё с дюжину рун.

Земля у моих ног задрожала, и разверзлась глубокая яма, в которую посыпался снег, фрагменты льда и почвы. Из ямы вверх повалил обжигающий дым и резко запахло чем-то гадким, кислым и палёным. В слоях вздымающегося рассеянного дыма вверх полетели мелкие мерцающие искорки.

(Коромысло и ножи — Желающий стать волкодлаком мужчина должен слева направо перекинуться через двенадцать ножей, а женщина — через коромысло, прим. автора)

Оборотень вновь рванулся ко мне, прыгнул влево, метнулся вправо и бросился на меня. Я даже не могла уследить за его движениями. Но зато успела выхватить из сумки ожерелье из медвежьих клыков. Проснувшаяся по моему зову сила мощного амулета ворвалась в мир с хоровым рычанием медведей — словно целая стая косолапых окружила нас с чудищем и издала стройный мощный рёв из десятка звериных пастей.

Волкодлак споткнулся, упал в снег и с большим трудом поднялся. Голоса ревущих медведей разносились по лесу, сбивали снег с деревьев и давили, с нарастающим усилием давили на тело оборотня, не позволяя ему подняться.

Тот на дрожащих от напряжения лапах всё-таки приподнялся, но тут я шепнула новое заклинание, а начертанные руны его усилили, и снег под чудищем обвалился вместе с землёй.

С гневным и бессильным рычанием, чудовище скатилось вниз вместе с комьями снега и земли, прямиком в дымящуюся яму, заполненную небольшим, но глубоким и вязким торфяным болотом. Водоём уже пылал и ещё больше дымил.

С плеском рухнул оборотень в чёрные дымящиеся воды, я увидела, как чудище попыталось вырваться, дёрнулось вверх — раз, другой, третий — но спустя несколько мгновений увязло в болоте ещё больше, пока не сгинуло под бурлящей тёмной горячей массой. Рычащая голова мужа покойной девы-оборотня скрылась под слоем жидкого чёрно-бурого торфа, спустя секунды на том же месте лопнуло несколько маслянистых пузырей.

Я встала над ямой с болотом и прошептала те же слова, что прежде, отправляя душу оборотня в царство Чернобога, где ему самое место. Затем присела у края ямы, опустила клинки ножей в снег и прошептала слова благодарности природе, Матери Сырой Земле, Позвизду, Стрибогу и, моему покровителю по рождению, Карачуну*. Как учила меня Арысь, никогда нельзя забывать, что силам нам, ворожеям, дарованная богами. А за дары, как известно, нужно благодарить. И чем чаще, тем лучше.

Яма с дымящимся вонючим болотом засыпалась землёй и снегом. Почитай только небольшой провал в земле от неё и остался. А вскоре и этого не будет.

(Карачун — повелитель зимы и морозов. Согласно поверьям, он благоволит тем и защищает тех, кто родился в месяц Студень (Декабрь), прим. автора)

Как яма исчезла, я услышала неподалёку сладкое кошачье мурлыкание, что доносил зимний ветер. Отойдя недалеко от норы Истинной пары вурдалаков, я отыскала рядом с двумя сросшимися берёзками упитанного и довольно крупного кота с серебристо-серой шерстью на спине и белой шерсткой на груди. Сверкая глазами в темноте, усатый чуть покачивался, сидя на снегу и мурлыкал какую-то песенку на своём.

А рядом с ним, прямо в снегу, как упала, так и спала девица примерно моего возраста. В руках у неё была корзинка с сырым мясом, а рядом, припорошенное снегом, лежало старое поцарапанное коромысло.

— Вот же дура! — не выдержала я и в сердцах топнула ногой по снегу. — Ещё одна повелась!.. Ну ты посмотри на них — одна разум потеряла и чудищем стала! Так и вторая туда же! Мозгов, как у бабочки-капустницы! Тьфу!

Кот перестал мурлыкать песенку и повернул ко мне голову.

— Энта девица от самого Орлеца за тобой пёрлась, — мурчащим немного и скрипучим голосом, лениво растягивая слова, сообщил кот. — Удумала перевёртыша предупредить, чтоб не нападал на тебя, когда к норе подойдёшь. А потом, походу, сама хотела волкодлаком.

— Ну и зачем тогда ты её так близко ко мне подпустил? — спросила я, осматривая девушку на предмет различных опасных ведовских предметов.

Мало ли. Не редко было так, когда молодые да неопытные ведьмы — последнее ко мне не относится, если что — создавали себе верных прислужников из упырей, волколдлаков и прочей нечисти. Чаще всего для злых дел, чтоб самой руки не марать, а реже ведьмы влюблялись в чудовищ и желали стать им парой. Чаще всего это заканчивалось печально.

— А если бы она всё-таки успела предупредить своего любовника? — с некоторым недовольством спросила я.

— Мне нужно было убедиться, что девчуля и правда чой-то недоброе задумала, — хитро улыбаясь ответил кот.

— Чего ты темнишь, Василий Баюнович, — хмыкнув заметила я.

Кот опустил голову и уши. Глядя чуть искоса и вниз, он нехотя поведал:

— Да это внучка шорника с соседней улицы.

— И что?

— Ничего, просто… Она меня часто свежим творожком угощала, — промурлыкал усатый.

— Я тебя каждый кормлю! И самыми разными лакомствами угощаю, — упрекнула я усатого. — А ты меня готов продать за творожок?

Васька немедленно вскинулся и привстал на задние лапы.

— Сварог с тобой, Звенислава! Не правда это — не предавал я тебя!

Кот поглядел на сопящую в снегу девицу.

— Но её жалко было… Она ещё младше тебя — только-только восемнадцатую зиму встретила.

Я возвел очи горе и покачала головой.

— Ладно, подымай её и проводи в острог, к отчему дому. Шорнику и жене его ничего про коромысло и намерения дочери их не говори, не к чему. Я сама потом, как-нибудь, аккуратно намекну.

— Как скажешь, — дёрнул левым ухом котик.

Он прибился ко мне лет пять назад, когда я ещё только обучение заканчивала и готовилась стать самостоятельной ведьмой. Васькой я его нарекла. Усатый тогда был совсем маленьким и беспомощным. Следовал за мной по лесу, намереваясь у меня из корзины свежей рыбы свистнуть, которую я в тот день у рыбаков прямо на льду прикупила, чтобы дома солянку сварить да себя и наставницу накормить.

Васька сбежал от отца своего, кота-людоеда, что в народе известен, как Кот Баюн. Тот желал дело своё «важное» котёнку передать, а Васька от чёрной магии отца отказался и человечиной питаться не пожелал. А потому до отцовских размеров не вырос и силы его, в полной мере, не получил. Но… Усыпить да убаюкать, пусть и на пару-тройку часов — умеет. А ещё магию любую за версту чует и всякую зловредную, но не слишком сильную нечисть прогнать может. В общем у нас с ним вышла крайне полезная взаимная дружба. Мы то оба с Васькой, кроме моей наставницы, никому в этом мире не нужны были. А сейчас и вовсе только друг у друга остались, да ещё моя служанка и подружка Машка Косолапова.

У неё в жизни тоже горе приключилось: её берендеи* похитили и фактически своей рабой сделали. Мало того, что пока дитём была убиралась и стирала за десятерых, так потом, как подросла, вынуждена была ещё и постель греть трём оборотням. Это только в сказках разных идиотских, оборотни благородными бывают. Люди с чистой душой и сердцем колдовскими зверьми оборачиваться не станут. Машка вон двенадцать лет служанкой и рабой была! Сбежала чисто случайно и до сих боится, что берендеи те её найдут и опять к себе заберут — дабы угнетать да насильничать.

(Берендеи — оборотни-медведи из славянской мифологии, прим. автора)

Кот замурлыкал, затянул песенку на кошачьем, и шорникова дочка, что в снегу сладко спала, не размыкая глаз, так и поднялась.

— Смотри, чтоб не споткнулась и рыльце бестолковое не разбила, — бросила я. — А то вопросики будут неудобные.

— Не боись, не упадёт, — пообещал кот и последовал за бредущей во сне дочерью шорника.

А я вернулась к норе и с опаской пробралась внутрь, в глубь мрака. За мраком и плотным пологом из выдубленных шкур, оказалась вполне себе недурно обставленная пещерка. Тут на полу были подстелены меха, стояла кое-какая мебель и даже своеобразное подобие печки, с самодельной решёткой над кострищем.

Рядом же с самодельной печкой стоял ворох посуды, часть из которой была покрыта пугающими тёмно-багровыми пятнами давно засохшей крови. Рядом на грубо сколоченном столике стояла шахматная доска, с фигурками, вырезанными из кости — надо полагать из человеческой. На широком ложе со шкурами и периной я нашла подушки, из которых кое-где торчали человеческие волосы, которыми подушки и были набиты.

— Как «мило», — вздохнула я иронией.

Справа от меня кто-то хмыкнул, захрипел и кашлянул. Я так резко шарахнулась в сторону, что едва не врезалась в печку. С колотящемся сердцем, чьи удары гремели в голове, я выхватила огниво, высекла искру и зажгла лучинку из запаса оборотней.

Танцующий от сквозняков огонь озарил стены пещеры и громадную металлическую клетку, в которой лежал темноволосый мужчина. Обнажённый по пояс, связанный, в одних портах и грубых сапогах из воловьей или коровьей кожи.

Я с настороженностью тихо приблизилась к пленнику оборотней. Окинула взглядом широкий мускулистый торс с русым немного курчавым волосом по центру груди. Но внимание моё привлекли не столько очертания крепких мышц, сколько изобилие шрамов, которые виднелись на плече, ещё в количестве двух штук на груди, ниже с левого боку, на рёбрах, и ещё один на правой кисти руки. В довершение всего, у незнакомца был ещё старый шрам от ожогов, что сползал вниз по левой щеке узника и скрывался за тёмно-русой короткой бородой.

Судя по количеству пережитых ранений, оборотням в плен, незнамо как, угодил крайне бывалый воин. Подойдя поближе, я ещё раз оглядела его шрамы — выглядели они ужасно — и внезапно подумала сколько же боли вынес этот человек. Сердце скрутило внезапной жалостью к незнакомцу. К тому же, даже при свете огня, в полумраке было заметно, что незнакомец… весьма хорош собой. Если бы не шрам от ожога и вовсе был бы красавец.

И вообще, судя по ухоженным пышным волосам, мужчина явно не просто рядовой воин — обычные вояки за шевелюрой не только не следят, но ещё часто и вовсе бреют голову наголо.

Судя по бороде и ногтям, в плену у волкодлаков безымянный воин находился не очень долго, максимум пару седмиц. Больно борода ухоженная и ногти видно, что часто стриженные. Пока я осматривала опутанные выразительными венами мускулистые руки воина, у меня невольно пронеслась мысль о том каково ощутить их прикосновение… Помимо воли, с пронёсшимся в душе волнением, я представила, как эти сильные руки касаются меня — ложатся на плечи, нежно гладят, медленно и с лаской спускаются по спине, затем не спешно скользят обратно, выше и…

«Так, стоп! — приказала я себе. — Не о том думаешь, Звенислава! Давай-ка не будем таять от первого-попавшегося красавчика. Сперва нужно понять в каком он состоянии, кто он и вообще. что с ним делать»

Мужчина был жив, но судя по голосу, сильно простужен. Рискнув коснуться его лба, я шёпотом выругалась и с беспокойством оглянулась вокруг в поисках ключа от двери клетки. Пленник чудовищ весь горел от жара и в себя никак не приходил, даже когда я его пару раз ткнула в шею и в голову. Бесполезно!

Узник только что-то бормотал иногда бессвязно и бессмысленно! Так ему и помереть было недолго! А мне… Мне совсем не хотелось, чтобы он помирал.

Да, я ещё не знала, кто он такой, может и вовсе он именно такую судьбу и заслужил, но верить в это не хотелось. Да и потом, учитывая, что он воин и каким-то образом наткнулся на оборотней, вполне может статься так, что передо мной один из богатырей-клятвенников, что всякую нечистую дрянь истребляют.

«Иногда, между прочим, и таких, как я, — вдруг вспомнила я об иной стороне деятельности чудо-богатырей»

Боги наделили их немалой силой, в том числе и наполовину чародейской. Дабы они за правое дело сражались и со злом боролись. Так вот некоторые воины считали злом и всяких ведьмаков, колдунов и ворожей, вроде меня и Арыси Михайловны. Было дело, моя наставница с такими бравыми молодцами как-то сталкивалась. И самое паскудное, что против магии у них невероятная стойкость ауры, разума и тела — чем попало не околдуешь, подход нужен особенный! А ещё их убивать никак нельзя. Во-первых, тогда все клятвенники и волхвы-последователи на тебя охоту объявят и затравят рано или поздно, а, во-вторых, ещё и боги прогневаются, да отвернуться. У меня, конечно, есть покровитель Карачун, но что-то мне подсказывает, что не станет он с сами Сварогом ругаться, чтоб жизнь мою спасти.

Стало быть, с моей русоволосой и бородатой находкой нужно быть поосторожнее.

— Ох, ладно. Оставить тебя здесь умирать я всё равно не могу — совесть не даст, — решила я. — Да и жаль тебя — и так, судя по шрамам и простуде, натерпелся ты вдоволь.

Ключ от клетки я не нашла, поэтому пришлось использовать амулет с ударной силой и руну «Перуна», чтобы сломать прутья. А затем я, как смогла, замотала несчастного пленника в найденные шкуры и позвала одного из местных боровиков. Хозяин Бора, родич Лешего, поворчал, поматерился, как у него заведено, но всё-таки спасённого мною богатыря до ворот острога донёс.

— Нормальные девки, на суженого в праздник Купала гадают и потом сватов ждут, — проворчал на прощание боровик. — А ты по всяким вонючим норам оборотней шаришься и полудохлых мужиков — сирых да убогих — подбираешь.

— Ну, а кто, если не я? — развела я руками. — И потом, никакой он не сирый и не убогий… Просто ему немного не повезло — нарвался на чудищ. Возможно они на него напали, когда он тяжело раненым был.

Боровик только рукой махнул и напутствовал:

— На ноги его поставь, вылечи и прогони взашей. Меньше хлопот будет, помяни моё слово.

— Это с чего это вдруг? — с подозрением спросила я, пока стража острога ещё не успела открыть ворота.

Боровик уже отошёл на почтительное расстояние.

— С того, что какой-то дивной силой от него веет, только не разобрать какой — светлой аль тёмной, — обернувшись добавил Хозяин бора. — А когда не понятно — это всегда жди какого-то подвоха, неприятностей и прочих нежданчиков. А оно тебе надобно?..

Я отвела взгляд, чуть прикусив губу поглядела на дрожащего от лихорадки воина и подумала: «Не знаю… Может и не надобно… А может и нужно…»

Но вслух только ответила неоднозначное и неуверенное:

— Поглядим…

Боровик только презрительно хмыкнул.

— Вечно у вас, у баб есть лишние варианты. Все ваши беды от неопределённости, душевных метаний и лишнего любопытства.

С этими словами боровик скрылся за ближайшими зарослями и потопал в лес.

А через пару минут стража острога отворила ворота, и я попросила их донести хворающего богатыря до моего дома. Обмотав лица тряпками, чтобы заразу какую не подцепить, пара воинов согласились донести кашляющего в беспамятстве незнакомца до моего дома.

Машка, которая выскочила меня встречать за ворота избы, так и ахнула.

— Звенислава Аскольдовна, это ж где вы молодца то такого хворого и сирого подобрали⁈

— В лесу нашла, — вздохнула я и с иронией продолжила. — Решила забрать себе, раз ничей. Не пропадать же ему там, в холоде и одиночестве.

Стражники посмеялись над моим словами, пожелали удачи, доброй ночи и ушли.

А мы с Машей принялись за нашего гостя, отмеченного кашлем, жаром и соплями. Стражники уложили его на одну из двух подготовленных лежанок, которые Косолапова держит в чистоте и порядке для вероятных хворых, кто не боится лечится у ведьмы.

Тут из кухни, с чавканьем облизываясь, вышел довольный жизнью Вася Баюнович. Запрыгнув на край стола, он подобрал хвост и промурлыкал:

— Кого это ты, Звеничка, в наш дом приволокла?

— Пока не знаю, — честно призналась я. — Как очнётся, расспросим и выведаем, кто он и откуда.

Кот немедленно заволновался.

— Как так «не знаешь»? — встревоженно спросил он. — А если он злыдня какая бессовестная? А ну как дом наш обнесёт и вас с Машкой того — обе… «обезчешит» и свалит. Что тогда делать будете?

Косолапова переглянулась со мной и шикнула на Василия:

— Смотри усатый, чтобы я тебя не «обезмолочила» и не обезрыбила. Умник хвостатый! Звенислава Аскольдовна правильно сделала, что путнику хворому согласилась помощь оказать! Боги всё видят, а значит доброе дело зачтётся.

— Ой не знаю, не знаю, — покачивая мордашкой, ответил кот. — Ежели этот хмырь безмымянный богам какую пакость сделал — храмы их грабил и сжигал, девок насильничал и неприличные жесты в небо тыкал — то за его спасение скорее кому-то, Звенечка, по светловолосой головушке прилетит. И не благодарностью от богов, а кое-чем похуже и потяжелее.

Он начал вылизываться и проворчал уже немного тише:

— Мало нам было хлопот — притащили в дом мужика бездомного.

— Хорош ворчать, Баюныч, — бросила я. — Лучше за едой присмотри, чтоб у Маши ничего не подгорело.

— Нашли себе Смотрящего-за-кухней! — высокомерно фыркнув, проговорил питомец, но всё-таки, задрав голову и хвост, вольготной и независимой ленивой походкой прошествовал в сторону кухонной двери.

— Если что — зови! — бросила уходящему на кухню коту Косолопова.

— На вашем месте, я бы проверил нет ли у него блох и вшей, — ехидно бросил из кухни кот.

Мы с Машей замерли и переглянулись. Мой гость заворочался на лежанке и проговорил что-то о конях, дороге и послал подальше какую-то Алёну или Матрёну — не разобрать.

— А Васька прав, между прочим. Этот красавец минимум дней десять с двумя оборотнями в пещере жил, — заметила я. — Кто его знает чего он там набрался.

Как ни странно, ни блох, ни вшей у неизвестного воина на теле не оказалось, зато обнаружились клещи, сразу в количестве пяти штук. Причём, один гад засел в таком месте, что я испытала некоторую неловкость, вынужденная припустить мужчине штаны и обработать край паховой зоны внизу живота.

Но с клещами то я разобралась в один присест — короткий заговор, и нет их. Другое дело, что перед лечением гостя стоило помыть. Хоть он и был хорош собой, даже с шрамами и жаром, несло от него, как от скотины в хлеву! Не может он в таком виде по постелям у меня в доме валяться!

Поэтому я, использовав амулет левитации, которым иногда пользовалась сама, и перенесла гостя в банную пристройку. Банька у меня в избе была не самая большая, зато добротная и уютная. Гость был готов к мытью, оставалось его только раздеть.

Машка, егоза, быстро прощебетала что-то про картошку, чай и вареники, а потом подобрала юбки и улизнула прочь. Я её, в целом, понимала. После известных событий в её жизни, с мужчинами она о-очень осторожна, не доверяет им и лишний раз старается не контактировать.

Тем более ей не хотелось участвовать в раздевании и мытье какого-то больного незнакомца. Не приведи боги кому-то пережить ужасы, что Косолапова, бедняжка, пережила!

Оставшись с лежащем в беспамятстве мужчине наедине, я со вздохом покачала головой и, пересилив неловкость, начала стягивать с него портки. Я уже давно большая девочка, не единожды проводила ночи в одной постели с мужчинами и от голого мужского тела в обморок не падаю.

Но сейчас я почему-то чувствовала какой-то дурацкий стыд. Как будто я не ради мытья и лечения гостя раздеваю, а, чтобы поглазеть на его наготу. У меня даже руки слегка дрожали, настолько мне стало ужасно неудобно!

Стянув с мужчины портянки, я пальцем начертила руну на бадье с чистой водой, и через пару минут от воды вверх потянуло горячим паром с приятным запахом мыла. Для таких мелких заклинаний, специальные колдовские предметы не нужны. Да и кощунство это — в бытовых вещах костяными ножами или даже краской пользоваться!

С помощью давешнего амулета, который был привязан на руке у мужчины, я осторожно окунула его в воду. Да, при жа́ре, обычно, человека купать не стоит, но у меня случай исключительный. Да и вообще чистота способствует лечению.

Положив под голову гостя сложенное вдвое полотенце, я сложила его руки на специальные подлокотники. Бадья у меня была под стать княжьей купели, с приятным настилом на дне, гладким внутренним покрытием на стенках, ступеньками, на которых можно было сидеть, и подголовником.

Взяв одно из сильнодействующий снадобий, я с помощью ложки и некоторых усилий заставила голого незнакомца проглотить пару шкаликов* лекарственного зелья. Находясь в беспамятстве, незнакомец явно почувствовал вкус эликсира и мечтательно улыбнулся.

Я понимающе хихикнула. Чтобы лекарственные зелья не были противными на вкус, мне приходилось хорошенько сдабривать их вареньем, мёдом или даже просто сахаром. Иногда я даже добавляла ма-аленькую долю сидра или чего-то в этом роде.

(Шкалик — старинная мера объёма, примерно 0,06 л., прим. автора)

Напоив гостя зельем, которое укрепит его иммунитет и не позволит зачахнуть в ближайшие пару суток, я взяла одну из щёток, изготовленную из пропитанной специальным раствором мягкой и упругой звериной шерсти, и налила в отдельный ковш добротного бальзама для мытья. Хотя, многие у нас, даже князья и посадники, всё ещё предпочитают пользоваться щёлочью аль корнем мыльнянки, многие же ворожеи и княгини, жёны купцов аль наместников давно уже моются более действенными и приятными средствами.

Сидя на табуретке с мягкой обивкой, я смочила щётку разбавленной бальзамом водой, от которой по всей бане распространялся приятный и ненавязчивый цветочно-фруктовый аромат. Бросив опасливый взгляд на лицо мужчины, я провела щёткой по его шеи, чуть надавливая на самых испачканных участках кожи. Грязи на нём было немало… Глазами вот не увидишь, а меж тем прямо сейчас по шеи и плечам мужчины, вперемешку с мыльной водой, стекали многочисленные тёмно-серые струйки. Пришлось даже добавить очищающего зелья в воду, которое растворяет грязь.

Вздохнув, я улыбнулась всему происходящему и забавной интимности момента. Ещё раз взглянув на лицо гостя — тот размеренно дышал, с закрытыми глазами и иногда шевелил губами — я занялась плечами, торсом и руками мужчины. Подкрашенная бальзамом вода, поблёскивая на коже гостя, стекала вниз и омывала его мышцы его предплечий, груди и живота.

Смешанная с моющим снадобьем вода красиво стекала по натруженным сильным рукам ратника, подчёркивая красоту бугрящихся вен.

Мягкими, не торопливыми движениями, я почти что ласково омывала мужское тело. Иногда пальцы моих рук соскальзывали с щётки, у которой была небольшая ручка, и касались горячей упругой и влажной кожи обнажённого мужчины. От этих прикосновений, на моих губах сама собой появлялась сдержанная, но немного плутовская и одобрительно-восхищённая улыбочка. К телу гостя было приятно прикасаться. Даже очень.

Немного спустив воду из бадьи, с помощью хитрого механизма в днище, я встала с табуретки и, перевесившись через края бадьи, занялась уже животом мужчины, который радовал глаз почти идеальной формы прессом. Помимо живота, у меня перед глазами было и причинное место неизвестного странника. Признаться, несмотря на солидные размеры, в нынешнем состоянии и в воде вид у него был забавный. По идее, там тоже нужно помыть… Стыдно или нет лапать незнакомого мужика — не важно. Но гигиена должна быть соблюдена везде. Поэтому… Деваться мне было не куда, да и не сказать, чтоб я была прямо уж совсем против.

Потом, прежде, чем заняться ногами гостя, я взяла маленький скребок и ножнички. Я аккуратно соскребла несколько небольших, но зачерствевших пятен грязи на шее, возле подмышек и на рёбрах мужчины. А затем состригла часть волос у него руках и на груди, где грязь скомкалась и засохла так, что отмывать её пришлось бы слишком долго. Щёки у меня всё ещё немного горели, при мысли о том, где именно мне приходилось касаться гостя, но сейчас я подумала о другом, а именно о словах боровика про странную силу, которую тот почуял в безымянном узнике волкодлаков.

— Надо бы проверить на всякий случай, — пробормотала я и поднялась с табурета.

Пришлось отлучиться из банной пристройки и заглянуть в свою личную аптеку, как я называла собственный склад с зельями, снадобьями и отварами. Здесь я взяла один из эликсиров, который мгновенно определяет присутствие сглаза, проклятия или, напротив, защиты, наличия амулетов и оберегающего заклинания.

Я ничего особо не ждала от определяющего эликсира, но стоило мне только капнуть его в бадью, как от воды поднялся шипящий жаркий пар, напоминающий дым, а по поверхности мыльной воды пробежали дрожащие отражения пламени.

Тело гостя дрогнуло, шевельнулось, я запоздало взглянула ему в лицо и застыла, поймав пристальный агрессивный зеленоглазый взгляд мужчины. Прежде, чем я успела хоть что-то предпринять, левая рука гостя дёрнулся ко мне, сильные пальцы вцепились мне в горло и больно сдавили его. Я захрипела, инстинктивно заколотила ладонями по руке мужчины, но всё было тщетно. Из защитных амулетов на мне был только заговорённый совиный коготь, защищающий разум от чужого контроля, и покрытый руной янтарь-инклюз, с семенем розы внутри, утоляющий боль, во время регулярной «дани богам».

В остальном я была беззащитна. А потому всё, что мне оставалось — это защищаться подручными способами. С большим трудом, когда у меня уже темнело в глазах, я дотянулась до рукояти увесистого ковшика…

Приложив последние усилия, я подняла ковш и огрела им мужчину по голове. Раздался глухой удар, гость охнул, скривился, и пальцы на моём горле резко ослабли. Я упала на мокрый банный пол, хрипло втягивая воздух. А из бадьи донеслось приглушённое басовитое ругательство.