— Камеру включил?
Когда продавец супермаркета выстрелил в меня из обреза, я думал, мне крышка. Больно было совсем недолго. Помню, как, опрокинув стеллаж со жвачкой и конфетами, рухнул на пол, как щека коснулась кафеля, грязного и холодного, а еще помню огромные черные ботинки размера, наверное, сорок пятого, не меньше — их я увидел буквально за миг до того, как отрубился.
— Вы уже разупокоили его?
Тихое «угу».
Голоса мне незнакомы. Точнее, похожие интонации я уже где-то слышал, но где именно, понять не мог. Один — явно любитель галдеть без умолка, не заткнешь. Второй, судя по всему, молчун.
Я открываю глаза и смотрю вверх, на белоснежный потолок и лампы дневного света в зарешеченных отсеках. Возможно, я уже бывал здесь раньше. Точно не скажу.
— Думаете, он долго продержится?
— Вряд ли. Глина, два фарфора… На деревянном точно сломается.
Я начинаю вспоминать эти фразы. «Глина», «два фарфора», «деревянный»… Первое и последнее можно услышать то там, то тут, но вот именно «два фарфора»… Где-то я уже это слышал.
Я пытаюсь пошевелить руками и ногами, но безрезультатно. Меня как будто связали.
— Интересно, какие имена предложит креативный отдел?
— Без понятия. Но в голосовалке наверняка победит какой-нибудь «Мозгоед» или «Трупоход». Публика любит давать им подобные клички.
Скосив глаза, я увидел говоривших. Один — высокий, худющий парень лет двадцати пяти, пиджак на нем болтается, как на вешалке, русые волосы обильно смазаны гелем, отчего блестят в свете достопамятных ламп. Второй — обрюзглый седовлас, с пышными усами и толстыми губами, похожими на спаривающихся червей. Позади них — чувак в кепке козырьком назад, держит на плече огромную камеру и щурит левый глаз.
— Глядите-ка, — говорит худющий, заметив мое шевеление. — Наш Белоснежка проснулся.
Седовлас поворачивает голову, оглядывает меня придирчиво.
— И взгляд какой осмысленный… — задумчиво бормочет он.
Я хочу спросить, как оказался здесь, открываю рот, но из глотки вырывается только рычание, слабое и хриплое, как будто старый раненый лев из последних сил пытается докричаться до родичей. В этот момент он не просит помощи — он хочет, чтобы его добили, позволили бессмертной душе оставить истерзанное временем тело и умчаться на небеса.
Но родичи льва не слышат. В помещении только Пиджак и Седовлас.
— Это, надо думать, боевой рык, — шутит Пиджак, и оба они начинают смеяться.
Парень с камерой поддерживает их неуверенной улыбкой.
Хватит ржать, пытаюсь выдавить я. Объясните, что происходит?!.
И Пиджак невольно отвечает на мой вопрос. Отвернувшись к камере, он говорит:
— Итак, воскрешение состоялось. Некромант Мэтью Корбин. — Седовлас поднимает руку, приветствуя публику по ту сторону экрана. — Как обычно, поработал на славу. Поглядите сами — наш новый герой будто и не умирал!
Единственный глаз камеры сурово смотрит на меня. Я не знаю, как себя вести, и потому замираю, растерянный, и даже прекращаю рычать.
— А теперь давайте поможем выбрать имя для нашего новичка, — вновь отвлекая внимание на себя, восклицает Пиджак. — Сейчас вы видите на экране пять имен. Выберите понравившийся вам вариант и отправьте его сообщением на короткий номер восемь два два четыре. Поспешите: на все про все у вас, как обычно, пять минут и ни секундой больше. Напоминаю, для тех, кто забыл: вы смотрите «Арену мертвых», субботним вечером в прямом эфире, друзья. Мы начинаем!
Услышав знакомое название, я бессильно закрываю глаза.
Лучше бы я вообще никогда не очнулся.
Шоу Арена мертвых появилось на экранах около года назад. Идея наживаться на покойниках показалась сильным мира сего крайне удачной, и они тут же взялись разрабатывать эту плодородную почву. Современные рукопашные бои пусть и изобиловали кровавыми сценами, крайне редко заканчивались смертельным исходом. Зрители хотели оторванных рук, ног, голов и прочей расчлененки.
И, конечно же, получили — ведь зритель давно уже решает все. Как он скажет, так и будет. Чавкая остывшей картошкой и запивая ее теплой кокой, он требует новых реалити-шоу, самых разных, отвязных, пошлых, кровавых и умопомрачительно-идиотских.
И тогда рождается «Арена мертвых», где несчастных бродяг, убитых или умерших от болезней, холода или голода, оживляют и бросают на ринг сражаться с големами на радость многочисленной публики.
— Главное, не кормить его мозгами, иначе на арене он будет чересчур вялым, — рассказывал тренер по физподготовке, надменно глядя в камеру. Периодически он протирал лысину мятым носовым платком. — А вялого зомби порвет первый же глиняный голем, что для наших рейтингов, конечно же, не айс.
Он натужно усмехнулся и подмигнул зрителям.
Пока тренер распинался перед камерой, со мной возились стилисты. Собственно, менять на что-то более приличное потрепанную куртку и разодранную выстрелом рубашку они не собирались. Наряд остался прежним. Слащавые ассистенты под чутким руководством главного стилиста лишь доводили его до ума.
— Так… — окинув меня оценивающим взглядом, задумчиво протянул седовласый дядька в изящных очках-«хамелеонах», бирюзовой рубашке, сиреневых брюках и болотного цвета мокасинах. — А теперь надорвите его джинсы вот здесь, будто он ранен еще и в ногу! Билли, черт возьми, неужели емкости с искусственной кровью хранятся так далеко, что ты разыскивал их целый час?
— На складе стеллаж упал, — буркнул означенный Билли, обрызгивая меня из пульверизатора алой жижей. — Половина баллонов побилось. Там теперь весь пол красно-коричневый — этакая битва крови с дерьмом получилась.
— Фу, Билли! — брезгливо поморщился главный стилист. — Зачем ты говоришь такие гадости?
— Но…
— Просто заткнись, ладно? И добавь еще крови на правую ладонь — как будто он зажимал ею рану…
— А сразу после рекламы, — вклинившись между тренером и камерой, с обольстительной улыбкой сказал Пиджак, — мы узнаем, какое имя вы, дорогие телезрители, выбрали для нашего нового участника. Не переключайтесь!
Оператор в кепке опустил камеру и, шумно выдохнув, сказал:
— Ну и тяжеленная же, зараза!
— Ты как в первый раз, — фыркнул Пиджак.
— С этой — в первый. Прикинь — тяжелее старой раза в полтора! Но Грин утверждает, что картинка будет в шесть раз лучше.
— Именно в шесть? — хохотнул ведущий.
— Эй, Адам! — дернул его за рукав тренер.
— В чем дело? — с неохотой оглянулся на него Пиджак.
— Сегодня в обед ты пообещал, что отдашь реплику про рекламу мне, — хмуро заявил лысый.
— Что? Ах да, точно. Ну, видимо, сработал на автомате. Бывает.
— На автомате? Черт возьми, Адам, это была моя реплика!
— Да что ты завелся? Какая в конце концов разница, кто скажет эту чертову фразу?
— Я пообещал своей новой подружке, что передам ей привет перед уходом на рекламу, — нехотя признался тренер. — А ты мне помешал!
— О, Боже… — закатив глаза, протянул Пиджак. — Да какая, к черту, подружка, Слейв? Это ведь шоу про бои зомби и големов! Кто здесь передает приветы своим пассиям?
— Я тебя вздую, Адам, так и знай, — серьезно предупредил лысый и, шумно сопя, устремился из раздевалки прочь.
Пиджак проводил его растерянным взглядом, а потом повернулся к оператору. Тот лишь пожал плечами и сказал:
— Очень похоже на мужской климакс.
— Угу, — покачав головой, согласился Адам. — Он и есть. Чертов престарелый ловелас! Ну да ладно. Работаем… Что там у нас победило? «Белоснежка»?.. М-да, не стоило мне его так называть…
Если бы я мог, непременно сгорел бы от стыда. Меня выпустят на арену под именем «Белоснежка»! С ума сойти! Остается надеяться, что никто из знакомых и друзей не включит сегодня ТВ. Впрочем, большинство моих нынешних приятелей смотрит только те «ящики», что стоят на витринах в магазинах цифровой техники. Купить собственный им не по карману. Бродяги тратятся только на еду и выпивку, остальное для них не так уж и важно. Так что, если хозяева магазинов больше любят шоу «Девичьи тайны» или «Оголодавшие», есть шанс, что мое перевоплощение в зомби пройдет для дружков неза-мечено.
Хотя о том ли мне сейчас нужно переживать?..
— И вот мы приближаемся к арене, — объявил Пиджак, когда трое бугаев вытолкали каталку со мной из раздевалки и поволокли ее по темному коридору. — Скоро начнется новый бой. Пока мы готовили нашего чемпиона к поединку, вы, дорогие зрители, могли видеть глиняного голема, который станет первым противником Белоснежки. Крайне славный болванчик, согласны? Поглядим, надолго ли его хватит.
Арена встречала нас светом софитов, ревом толпы, собравшейся на трибунах в тот вечер, и объективами десятка камер. Взгляд мой скользил по рядам болельщиков до тех пор, пока внезапно не наткнулся на знакомое лицо. Это была Кейтлин, Кейтлин Джонс, моя бывшая жена, с которой у нас не сложилось. Она единственная не радовалась моему появлению. Парень, держащий Кейтлин за руку, что-то орал, широко разевая рот, а она хмуро смотрела в мое искореженное лицо.
Все, что я мог сделать — это подмигнуть ей. Так я и поступил, чем, судя по всему, окончательно шокировал бедняжку: лицо побледнело, нарисованные брови взлетели вверх, едва не врезавшись в укладку, а рот приоткрылся.
Интересно, она поймет, что я осознанно ей подмигнул? Что это не хаотичное сокращение мышц, а настоящее приветствие? Похоже, все кругом считают меня безмозглым зомби, каковых ужасные деревянные големы разрывают на части каждую субботу. Никому и в голову не может прийти, что я в сознании, что я по-прежнему соображаю, пусть и не способен больше озвучить свои мысли.
Мне страстно захотелось расспросить ее обо всем — о жизни после «нас», о новом парне, о работе, семье, детях и ее сварливой матушке. После разрыва с Кейтлин я невольно очутился на самом дне. Потерял место в конторе, друзья, ранее охотно подливающие пива в мой бокал, презрительно фыркнув, отвернулись от меня, а уж про налоговую и говорить нечего… То, что казалось мне невозможным, свершилось: когда я думал, что падать ниже уже некуда, меня сделали зомби и отправили на арену драться с големами, предварительно окрестив «Белоснежкой».
Суровый мир капитализма во всей красе.
— Дамы и господа! — разнесся над ареной голос комментатора — кажется, это был Джефри Вульф, главный эксперт по зомбоголемским боям. — Поприветствуйте сегодняшнего соискателя Белоснежку!
Рев стал еще громче, и я невольно задумался, насколько же хрупкими кажутся окружающие ристалище защитные стеклянные экраны. Мне сразу вспомнился добрый десяток сценок, где различные части тела ударялись в эти экраны и сползали вниз, оставляя на стекле кровавые полосы. Подобные сцены приводят зрителей в восторг, и они готовы отдать любые деньги, лишь бы заполучить нарезку этих моментов в свою домашнюю коллекцию.
И отдают. И получают. И кайфуют, пересматривая их днями напролет.
— Пришла пора выпустить нашего Белоснежку в свободное плаванье, — объявил Вульф.
— Обслуживающий персонал — на выход, — заявил Пиджак, обращаясь к моим провожатым. — Удачи, паренек.
Он озорно подмигнул мне, ухмыльнулся, считая, что я ни черта из сказанного им не понял, и первым устремился к выходу. Бугаи проследовали за ним, на ходу переговариваясь о чем-то, а я остался лежать, уже примерно зная, что меня ждет. Едва автоматические двери за ними закрылись, защелки сдерживающих меня ремней надсадно скрипнули. Секунда — и я наконец смог пошевелить затекшими конечностями. Тело, что греха таить, слушалось плохо. Я и раньше-то не отличался выдающейся реакцией, но сейчас все было еще хуже. На то, чтобы сесть, повернуться и свесить ноги, у меня ушла практически минута. Складывалось впечатление, что воздух вокруг загустел и превратился в кисель. Теперь понятно, почему зомби, как правило, не проходят дальше четвертого тура — даже медлительные стальные големы шустрей оживленных некромантом покойников.
К тому моменту, как я сполз с носилок, моего оппонента уже подвели к прозрачным дверям. Глаза голема были агрессивно-красными, а огромные глиняные ладони то и дело сжимались в кулаки. Представив, что со мной может сделать подобный верзила, я невольно попятился назад. Однако там были лишь стены и закрытые двери, за которыми вот буквально только что скрылись мои конвоиры и Пиджак. Либо борись, либо умри… во второй раз.
Интересно, когда зомби отрывают руку или ногу, он что-нибудь чувствует?
Судя по всему, очень скоро я узнаю ответ на этот вопрос.
— А вот и первый соперник нашего Белоснежки, — объявил комментатор. — Назовем его Глиняный Гном. Обратите внимание на то, как он смотрит на нашу Белоснежку. Мне кажется, он хочет разодрать ее на части. А вы как считаете?
— Да! — проорала толпа в ответ.
— Шевели костями, Белоснежка! — воскликнул Вульф. — Бой начинается!
Двери открылись, и глиняный голем устремился ко мне. Шел он довольно споро, поскольку был полым внутри и почти ничего не весил. Записка, лежащая в его пустом котелке, гласила «Разорви мертвяка на части», и он, как послушный болванчик, стремился этой цели достичь. Ну а мне надо было либо развалить его голову собственными кулаками, как это делали тупоумные зомби из предыдущих выпусков, либо придумать иной способ записку оттуда достать. С глиняными или фарфоровыми можно было действовать и так, и этак, а вот чем расколоть черепушку деревянного и, тем более, стального голема, я не представлял.
Понимая, что единственный шанс на продолжение моей послежизни — это успешное выступление на арене, я решил действовать умно, насколько только мог. Не пытаться идти напролом, а, напротив, избегать лишнего контакта и получать желаемое. Это голему до фонаря, он осыплется крошкой и даже ничего не поймет, а вот чудом сохранивший сознание зомби совершенно точно не желает снова проваливаться в небытие.
— Глядите! — воскликнул комментатор. — Кажется, наша Белоснежка забеспокоилась! Удивительно, он будто бы действительно напутан…
Не придумав ничего лучше, я обеими руками ухватился за каталку и покатил ее к голему. Он же, как шел, так и продолжил, и в центре арены мы встретились, будто два поезда, очутившиеся на одной ветке по досадной ошибке стрелочников. От столкновения каталка погнулась, но не развалилась, а вот мой противник начал осыпаться крошкой. Он умудрился сделать два шага и буквально нанизал себя на мое импровизированное «оружие-на-колесиках», прежде чем его ноги попросту отпали. Брезгливо оттолкнув от себя каталку, я отправил его «бюст» на свидание с ближайшим участком стены и не без наслаждения смотрел, как он раскалывается на части, а достопамятная записка покидает треснувший череп и, порхая, падает на пол.
— Вот это да! — не скрывая восторга, закричал Вульф. — Вы когда-нибудь видели подобное? Черт возьми, да он ведь только что разворотил нашего Глиняного Гнома проклятой каталкой, на которой его сюда привезли! Нет, если бы я не знал, что перед нами — зомби, то решил бы, что это живой человек, всего лишь замаскированный под него…
Я стоял и вертел головой из стороны в сторону, пытаясь отыскать в толпе Кейтлин. Нашел. Она по-прежнему выглядела напутанной. Я попытался улыбнуться ей, но, судя по всему, получилось не слишком приветливо: девушка поспешно уткнулась взглядом в пол. Парень, держащий ее за руку, обеспокоенно что-то спросил, она мотнула головой и исподлобья посмотрела на меня еще раз. Тогда я сделал вид, что куда больше интересуюсь комментаторской будкой, из которой продолжал разоряться Вульф:
— Ох уж эти ожившие мертвецы, дамы и господа… Никогда не знаешь, чего от них ждать, верно? Когда ты думаешь, что об этих ребятах тебе известно уже все, они тут же выделывают новый фортель, который ставит тебя в тупик. Так и наш Белоснежка. Возможно, нам следует переименовать парня в Гадкого Утенка, а, Адам? Ладно. Время покажет. А пока нас ждет второй бой. На сей раз два Фарфоровых Гнома попытаются отомстить убийце своего брата. Держись, Белоснежка. Второй каталки у тебя все равно нет, да и первая уже никуда не годится…
Однако с «фарфорами» я тоже справился. Причем все получилось куда как легче, чем с первым «гномом». Уже примерно представляя, на что способно мое мертвое тело, я начал лавировать между ослепительно-белыми бугаями, а они, в попытках достать меня, колошматили друг друга, что есть мочи. Когда же один потерял драгоценную записку и рухнул на пол, я треснул второго по голове оторванной от каталки стальной трубкой. Итог — триумф. Публика ликует, я иду дальше, а Вульф продолжает восторженно вопить:
— А вот это уже напоминает стратегию, черт бы меня побрал! Вы когда-нибудь видели, чтобы зомби применял стратегию?
Купаясь в лучах дешевой славы, я затылком чувствовал испытывающий взгляд Кейтлин. Я нарочно повернулся к ней спиной, чтобы лишний раз не донимать ее угловатой мимикой зомби.
Зомби…
Черт, а ведь я стал им раньше, чем мне разворотили грудь выстрелом из обреза. Много раньше. Бесцельно бродил по затрапезным улицам огромного города, от которого за десять миль воняет дешевым равнодушием и дорогими сигарами. Единственное, что занимало мой мозг — это «где бы раздобыть денег на еду и выпивку». Собственный облик, манеры, отношения — все утратило смысл. Выпить, закусить… Выпить, закусить…
Следующий голем меня прихлопнет, понял я, глядя, как бугаи ведут связанного цепями деревянного голема. Я просто не смогу идти напролом, терпеть его удары и наносить свои, а иначе с ним никак не совладать. Как правило, девяносто процентов зомби умирало уже на этой стадии. От той же ничтожной горстки везунчиков, которые чудом «доживали» до встречи с металлическим монстром, оставались разрозненные останки, слабо трепыхающиеся и беспомощные. Финал программы, ставший каноническим — стальной голем подходит к рычащей голове зомби, давно растерявшего иные, части тела, и наступает бронированной ногой на черепушку. Хруст, брызги мозгов и бурой крови во все стороны и ревущие в экстазе зрители.
Наверное, если зомби продолжат выбывать из строя в бою с деревянным, сценаристам придется придумать что-нибудь новенькое… а до этого «новенькое» следует придумать мне, иначе я вновь покину этот мир.
Уже во второй раз за сутки.
Деревянный голем блестит в свете софитов: заботливые мастера покрыли его тело лаком. Лицо моего бездушного оппонента напоминает маску. Глаза — две большие черные точки, нос — громадная запятая, рот — восемь квадратов, в два ряда по четыре штуки. Никакой мимики; тело его движется, но выражение лица неизменно. Он сделан хорошо, но без особых изысков — сделан, чтобы умереть не сегодня, так завтра.
Все — для и ради публики. Все — ей, без остатка. Ломать, крушить… а теперь — почти убивать. Вскоре это «почти» наверняка исчезнет, и правительство дозволит боссам телеэфира выпускать на ринг не только мертвых, но и живых людей. Еще несколько веков назад человека, которого уличили в занятиях темной магией, сжигали на костре — теперь же некроманты получают баснословные гонорары, ездят на дорогих машинах и тискают дамочек из топовых сериалов.
Все это ранее не казалось мне очевидным, но стало таковым сейчас, уже после смерти. И я, стоя посреди аренды, на песке, усыпанном глиняными обломками и стальными трубками от каталки, отчаянно размышлял о том, как поделиться этим знанием с другими слепцами.
И тут меня осенило.
Песок. Раз я не могу сказать им, я напишу.
Вульф расхваливал нового деревянного голема ровно до тех пор, пока я не вывел на песке слова «Подожди» и «Джефри».
Наверное, тише на этой арене не бывает даже в ночь с воскресенья на понедельник, когда вся обитающая в телецентре кодла допивает остатки мартини и виски в своих двух- и трехэтажных домах. Зрители, раскрыв рты, смотрели на мою надпись и не верили своим глазам. Одна только Кейтлин неуверенно улыбалась самыми уголками рта, не зная, стоит ей ли радоваться подтверждению собственной догадки или нет.
— По-смо-три-те-ка на э-то, — по слогам произнес пораженный Вульф. — Он написал «Подожди, Джефри». Вы это тоже видите, дамы и господа?
Толпа ответила нестройным хором.
— Неужели наш Белоснежка и впрямь куда разумней зомби, виденных нами ранее? — озадачился комментатор. — Ну же, парень, может, ты напишешь нам что-нибудь еще?
Подумав, я снова взялся за трубку и, пыхтя, вывел на песке:
«Остановите шоу. Я в сознании!»
Краем глаза я видел, как люди на трибунах хмурятся, перешептываются. Это окрылило меня. Неужели я смог до них достучаться?! Не думал, что это будет так просто.
Воодушевленный, я снова занес свой «инструмент» над песком, дабы развить первоначальный успех, когда Вульф внезапно натужно рассмеялся и воскликнул:
— О, постойте-ка! Кажется, все наконец-то прояснилось! Поздравляю вас, дорогие зрители — вы, как и я, только что стали жертвой презабавного розыгрыша, который придумали горячо любимые нами Адам Фальк и Мэтью Корбин!
От неожиданности я едва не выронил трубку из синей руки. Какой, к черту, розыгрыш, Вульф? При чем тут Фальк и Корбин?!.
— Задумал все это Адам, а воплощает в жизнь Мэтью, — объяснил комментатор. — Смотрите, вот сейчас он заставит нашего Белоснежку запустить в мою будку этой самой трубкой… Ага, я же говорил! Ха-ха!
Отскочив, трубка полетела вниз и воткнулась в песок в паре футов от моей ноги, однако я не придал этому никакого значения. С ненавистью я смотрел вверх, надеясь, что Вульф чувствует мой взгляд и по спине его бегают огромные мурашки…
— Но время потех прошло — пусть начнется битва! — поспешно добавил комментатор. — Выпускайте нашего деревянного гнома Щепку!
Я обернулся и увидел, как бугаи снимают с деревянного воителя цепи, как он моментально подступает к стеклу дверей вплотную и смотрит на меня своими черными пустыми глазницами. Сейчас его выпустят, и мы схлестнемся в центре арены под ободряющие возгласы толпы, которая вновь жаждет крови.
Но… почему? Почему люди верят Джефри Вульфу и совсем не верят мне?
Потому что Джефри Вульф уже много лет работает на телевидении комментатором, а ты последние три года — ходячий труп. Он получает огромную зарплату и покупает дорогущие особняки, а ты получаешь пособие по безработице и покупаешь самое дешевое пойло, потому что ты хочешь пить, но не хочешь тратить. Его слова звучат в ушах миллионов, а ты сейчас и слова не можешь сказать — только рычишь, как во время самых продолжительных запоев.
Ты — практически ничто, а Джефри Вульф плюет на тебя сверху, и люди восхищаются, насколько же эстетично он это проделал.
И лишь один взгляд из миллионов полон скорби и боли.
Я поднимаю глаза, снова смотрю на нее и вдруг понимаю, что мне нужно отказаться от идеи зажигать сердца и вносить в пустые обывательские головы умные мысли — хотя бы ради Кейтлин.
Я не хочу, чтобы она видела, как ее бывшего мужа, по-прежнему пребывающего в здравом уме и трезвой памяти, рвет на части деревянный бугай. Я хочу, чтобы она смотрела на безмозглого зомби, куклу некроманта, которую тот заставил выписывать на песке слова, дабы повеселить зрителей. Она единственная все поняла, и, если я не смогу разубедить ее в том, что мой разум цел, Кейтлин будет плохо спать по ночам и вечно корить себя за бездействие.
А она уже достаточно не спала по ночам, когда мы были вместе. Не хочу, чтобы она страдала еще и после моей смерти.
Двери открываются. Деревянный голем на всех порах мчится к зомби, разом утратившему в грации и уме. Зомби неуклюже ковыляет к сопернику, хрипит, рычит и пустым взглядом сверлит блестящую от лака деревянную грудь.
— Дорогие телезрители и зрители в студии! — разносится под сводами арены усиленный аппаратурой голос Джефри Вульфа. — Позвольте напомнить: вы смотрите «Арену мертвых», субботним вечером в прямом эфире!
Я все-таки не сдерживаю кривой улыбки.
Пока вы это хаваете, шоу будет продолжаться.