Русская расовая теория до 1917 года. Том 2

Предисловие В. Б. Авдеев

Издание в 2002 году фундаментального тома «Русская расовая теория до 1917 года» вызвало огромный общественный резонанс в среде читающей публики как у нас в стране, так и за рубежом. И действительно, коммунистам на протяжении свыше семидесяти лет и либералам-реформаторам вот уже более десяти лет с завидным постоянством удавалось поддерживать в обществе сусально-лубочный образ царской России, интеллектуальная жизнь которой якобы была преисполнена кротости и христианского всепрощения. Биографические работы и художественные фильмы десятилетиями освещали судьбы очень узкого круга политически удобных фигур, вписывающихся в эту модель — духовная и незлобивая «Матушка Россия».

Горящий взор юнца и пламенные речи космического масштаба или, напротив, старческая улыбка беспомощного умиления прочно сделались физиогномическими штампами русских просветителей. Стало модным быть юродствующим «всечеловеком», закладывающим собственную душу, а также физическое тело русского народа на алтарь выспренных и сумасбродных идеалов мистического гуманизма. Философская «маниловщина» сделалась признаком хорошего тона и даже разновидностью некоей академичности при описании жизненного пути «титанов мысли земли русской».

Правомерность этого образа, сколь дегенеративно-непристойного, столь же и противоестественного в самой своей сути, к стыду всей нашей вечно диссиденствующей элиты до сих пор не встречала никакого должного осмысления, и издание оригинальных текстов русских классиков антропологии, психологии и смежных дисциплин вызвало протрезвление биологически здоровой части общества от опьянения дурманом выдуманной России. Каждый русский здравомыслящий человек, берегущий память предков и ведущий сегодня социально-активный образ жизни, прочитав эти бесценные первоисточники, отчетливо осознал, что организм гигантской Российской Империи, как живая система, был способен к росту и расширению ареала могущества только потому, что обладал устойчивой иммунной системой культуросозидающего народа — русских.

Плоды земные, которыми всегда была богата русская земля, а также земли, ставшие русскими, могли принадлежать только сильным и волевым людям, осуществляющим на практике воплощение «мифа крови». Это правило, наглядно показанное русскими расовыми теоретиками, спустя столетие справедливо и для нас — их потомков и наследников. И мы имеем полное моральное право гордиться достижениями нашей научной школы, а также извлекать из ее деяний бесценный исторический опыт, который сможет содействовать биологическому выживанию русского народа.

Огромное количество восторженных писем и откликов, а также научных рецензий поступило практически из всех стран, где волею судеб сегодня проживают русские люди. Независимо друг от друга многие читатели сборника, разделенные тысячами километров, высказали одну и ту же основополагающую и вместе с тем радикальную мысль, что издание такого рода обобщающих трудов, способно избавить весь современный русский народ от идеалистического комплекса неполноценности в области расового сознания. Кровь, а не пространство, объединяет великие исторические общности. И мы теперь точно знаем, что русский «миф крови», оформленный по всем академическим канонам, был не хуже западноевропейских и американского, но иногда и превосходил их как в новизне идей, так и в качестве системного обобщения информации. А блеск литературного изложения всегда был отличительной чертой русской словесности, в том числе и расовой, в чем мы также имели возможность убедиться.

Именно эта позитивная, окрыляющая реакция читателей и подвигла нас к работе над вторым выпуском, в который могли бы войти дополнительные оригинальные работы русских классиков несправедливо, а иногда и злонамеренно преданные забвению.

Предисловие к первому выпуску мы позволили себе завершить метафорой, сравнив свод трудов по русской расовой теории с золотоносным пластом, однако продолжение начатой работы в данном направлении со всей серьезностью заставляет нас извиниться перед уважаемыми читателями за недостаточную глубину сравнения. Очень скоро выяснилось, что богатейший идеями пласт русской расовой мысли по значительности можно сравнить, например, с Периодической системой элементов Д. И. Менделеева.

Не только факты, их осмысление и систематизация, но и многочисленные постановки проблем совершенно не устарели за сто с лишним лет. Ну а то, что, несомненно, до сих пор возвышает работы русских классиков над уровнем современности, так это осознанная гражданская позиция, обозначенная со всей ясностью.

Личности, создававшие в России грандиозную эпоху расового мышления, пресеченную большевиками, были аристократами духа и носителями безупречного стиля. Само представление о культуре в их понимании было нанизано на вектор дисциплины духа и кропотливой работы по самосовершенствованию и не отождествлялось с тем безответственным разгулом нездоровых страстей, который теперь принято приписывать всей русской интеллигенции. Наши ученые хотели и могли работать с самым драгоценным достоянием — силой наследственности предков, чтобы преумножить ее, а не промотать.

Естественно, что не всех могло устраивать такое положение вещей, ибо Россия до 1917 года была самым динамично развивающимся государством в мире. Мало того, государством, где ценности молодого капитализма легко уживались с традиционным патриархальным укладом. Дальнейшее развитие и усиление плодотворного синтеза традиции и модернизма грозило но всем прогнозам изменить расклад сил на международной арене уже к середине XX века. Гигантская держава, покрывающая шестую часть суши и имеющая полмиллиарда подданных (согласно расчету Д. И. Менделеева), проникнутых расовым мировоззрением, неминуемо сделалась бы лидером Белого мира. Враги этого закономерного процесса естественно постарались вначале расшатать биологические устои России, а затем и ввергнуть ее в пучину братоубийственной гражданской войны. Ленин, как и иные большевистские лидеры, многократно публично заявлял об этом, нисколько не скрывая циничности своих целей.

Большевизм — это идеология, оправдывающая паразитизм вирусной инфекции в теле здорового организма. Именно поэтому большевизм, равно как и его легализованный отпрыск — коммунизм, всегда пытались силой пропаганды поставить права инорасовых элементов выше, чем права представителей доминирующей расы. Концепция так называемого «интернационального долга» — это квинтэссенция данного рода противоестественной идеологии. Сегодня ее адепты либо вообще не знают историю нашего вопроса, либо симулируют свою убежденность в противоположном в духе приснопамятных идеалов общечеловеческих ценностей.

Согласно законам физики, электрический ток течет от положительного потенциала к отрицательному, точно так же и в нашем случае: непреоборимое желание создать второй выпуск сборника работ «Русская расовая теория до 1917 года» было вызвано не только положительными отзывами, но и отрицательными.

Подлинным перлом «научной критики» может служить статья «Рецидивы шовинизма и расовой нетерпимости» (Природа, № 6, 2004), оформленная как «письмо в редакцию» данного журнала за подписью четырнадцати корифеев отечественной науки, истративших четверть полезного объема статьи не на научный разбор, а на перечень собственных регалий. Вот их имена: Т. И. Алексеева, Е. В. Балановская, Е. И. Балахонова, Т. С. Балуева, С. В. Васильев, М. М. Герасимова, Е. З. Година, Н. А. Дубова, С. Г. Ефимова, А. А. Зубов, Д. В. Пожемский, Г. Л. Хить, В. М. Харитонов, Т. К. Ходжайов. Вышеозначенные господа данной публикацией явили миру чудеса своей воинствующей безграмотности, заявив, что, «в числе авторов, собранных под одной обложкой, только несколько имеют непосредственное отношение к становлению отечественной антропологической науки…»

В ответ на это мы можем лишь посоветовать глубокоуважаемым отечественным академикам и докторам биологических наук чаще ходить в библиотеку своих профильных научных заведений, чтобы получше узнать подлинные научные степени и заслуги авторов, опубликованных нами в томе «Русская расовая теория до 1917 года». Это, во-первых, а, во-вторых, люди, получившие научные чины при советской власти за традиционно добросовестное цитирование классиков марксизма-ленинизма в начале диссертаций, естественно, не понимают, чем отличается антропология от расовой теории. Их просто этому не учили, и в этом не их вина. Но тогда, следовательно, и считать себя наследниками русской расовой школы они тоже не имеют права. А вот эта фикция сопричастности, увы, в их сознании присутствует, ибо они по собственному разумению трактуют классиков русской расовой мысли, и это притом, что ни во времена СССР, ни за длительный срок, последовавший за его распадом, мэтры отечественной академической антропологии так и не отяготили себя переизданием ни единой русской дореволюционной работы (!!!). С прискорбием приходится констатировать, что борцы с «рецидивами» позволяют себе произвольно толковать русские классические тексты, никого к ним не допуская, на манер раннехристианской гностической секты, присвоившей себе «Слово Божие». Естественно, что осмелившиеся переиздать хотя бы часть первоисточников, вызывают у них гневно-ревнивое неприятие. А называть людей, популяризирующих науку, непрофессионалами и дилетантами — это самый простой шаг. На что мы можем ответить просто. А почему же вы, профессионалы, десятилетиями ничего не делали в области пропаганды и популяризации русской классики? Как известно, природа не терпит пустоты, и эту работу должен был кто-то проделать. Ваш пасквильный укор — это обыкновенная зависть, зависть поколения испуганных «красных профессоров», всюду видящих «рецидивы шовинизма и расовой нетерпимости».

Авторы письма в редакцию журнала «Природа» пишут также: «Однако мы не можем относиться как сторонние наблюдатели к наращиванию тиражей подобной литературы на фоне сокращения средств для издания научных и научно-популярных трудов, посвященных проблемам изучения биологической дифференциации человечества, соотношения этнокультурных и расовых общностей, экологии человека и многим другим направлениям, которые объединяет современная антропология».

Вновь чувствуется традиционный советский иждивенческий подход: «вы нам дайте средства», и это притом, что мы на собственном примере наглядно показали, что переиздание классических работ экономически целесообразное предприятие, окупающее любые затраты. Кроме того, мы неоднократно предлагали вышеозначенным господам совершенно бескорыстно воспользоваться нашими финансовыми и издательскими возможностями в благородном деле популяризации трудов, «посвященных проблемам изучения биологической дифференциации человечества», но встречали стойкий отказ.

В силу того, что в данном письме нас неоднократно величали представителями «псевдонаучной и спекулятивной литературы», мы можем также ответить «любезностью на любезность» и предлагаем научиться светилам отечественной науки пользоваться нормальным русским литературным языком, доступным пониманию читателей, интересующихся данной проблематикой. Сочинения лиц, подписавших письмо, так же как и многих других наследников советской школы, написаны неудобоваримым «марсианским» языком, что автоматически отталкивает от них читателя, и, в свою очередь, ведет к мизерным тиражам. Поэтому за «сокращение средств для издания научных и научно-популярных трудов» нужно обижаться только на самих себя. Советская эпоха с ее духом заискивания и низкопоклонства перед абстрактными марксистскими догмами закончилась раз и навсегда, и мы не намерены, как и впредь, спрашивать разрешение у бездействующих сидельцев академического Олимпа, что и как нам издавать.

В этом пункте, как и выше подписавшиеся, мы также уповаем на «здравомыслие наших граждан», нашедших в себе мужество и умственные силы пересмотреть и переосмыслить многие страницы нашей истории. Очень жаль лишь, что расовая антропология оказалась на последнем месте в числе ревизируемых тем. Причины сопротивления четырнадцати «подписантов» поэтому понятны, ибо они наивно полагают, что разнарядкой сверху, как и раньше, могут устранить любое инакомыслие и далее продолжать считать русскую антропологию своей приватизированной вотчиной. Они не понимают, что времена гностического тайноведения закончились.

И, наконец, самое главное. Как выяснилось, многие из этого списка даже не держали в руках наших книг и подписались по старой советской привычке «единодушным коллективом». В гротескной форме повторилась ситуация с «народным возмущением» по случаю присуждения Борису Пастернаку Нобелевской премии за роман «Доктор Живаго», когда рабочие, хотя сочинение автора сами и не читали, но с уверенностью писали, что нам такая литература не нужна. Таким образом, существует инициативная группа из нескольких человек, занятая традиционным ремеслом советской эпохи — плетением интриг и распусканием порочащих слухов, ибо ни к чему другому она не способна.

Мы не обвиняем этих людей, как они нас, в дилетантизме, хотя их познания в области истории русской антропологии существенно ниже наших. Нет, мы обвиняем их в отсутствии гражданской позиции, подобающей отечественной научной школе. Не делая ничего сами в области популяризации классического наследия, они буквально «в штыки» воспринимают каждую стороннюю инициативу.

Великий английский ученый и философ Карл Пирсон (1855–1936) в своем фундаментальном сочинении «Грамматика науки» (М., 1911) вводную главу назвал: «Наука и обязанности гражданина». Крупнейший немецкий философ-неокантианец Генрих Риккерт (1863–1936) обосновал критерии различий между гуманитарными и естественными науками и в книге «О системе ценностей» также со всей отчетливостью указал, что «там, где нет ценностей, там нет и науки».

Общеизвестно, что одной из главных причин, вызвавших распад СССР, был именно недоучет «соотношения этнокультурных и расовых общностей», о которых пишут в своем письме «борцы с расизмом». Результатом этого явились вооруженные конфликты, охватившие буквально всю территорию страны, с тысячами убитых и миллионами беженцев, однако блюстители научного пуританства и высоких принципов интернационализма остались глухи к насущным проблемам родины. Сегодня ситуация ухудшилась. В России умирает один миллион человек каждый год, страну охватил разгул криминалитета, наркоторговли, этносепаратизма и этнобандитизма. Пресса наводнена пропагандой всех возможных форм половых извращений, а Государственная Дума фактически легализовала педофилию. Детская проституция, работорговля, продажа детей на донорские органы, а также взрывы, устраиваемые чеченскими боевиками, сделались постоянными спутниками нашей жизни, но отечественные ученые, изучающие природу человека, до сих пор не выдали ни одной рекомендации по профилактике и предотвращению этих отвратительных явлений, которые напрямую подрывают биологическую жизнеспособность нашего народа. Напротив, они даже позволяют себе в данном письме иронизировать и издеваться над понятиями «арийство», «нордизм», «белая раса», то есть ведут себя в точном соответствии с идейными постулатами большевизма, как инородное тело.

Финансирование науки осуществляется из средств общефедерального бюджета, то есть на наши с вами средства простых налогоплательщиков. Но тогда мы имеем полное моральное право задать естественный вопрос: а нужно ли нам содержать ученых, потворствующих геноциду русского народа?

Справедливости ради следует отметить, что вышеозначенные господа вовсе не отражают официальную точку зрения всей отечественной науки. Руководство Института антропологии имени Д. Н. Анучина МГУ им. М. В. Ломоносова в целом позитивно оценивает нашу подвижническую деятельность, естественно, корректируя ее своей конструктивной и доброжелательной критикой. За данную гражданскую и научную позицию мы выражаем искреннюю благодарность администрации прославленного научного заведения.

Однако в целях полноты нашего исследования, которому мы уделяем предисловие и свод первоисточников русских классиков во втором выпуске, необходимо понять истоки и генезис подобных культурбольшевистских взглядов. По словесным оборотам текста данной топорной критики легко догадаться, что не эти четырнадцать человек являются родоначальниками жанра, они лишь неталантливые последователи. Стиль уничижения алогичных, но эффектных обвинений идеологических противников во всех смертных грехах оттачивался десятилетиями на партийных собраниях, но, лишенный государственной поддержки, как видно, потускнел.

Однако разберемся всё же, откуда взялась эта постыдная манера, и назовем поименно тех, кто приложил руку к фальсификации русской расовой мысли.

Крупный русский антрополог Алексей Арсеньевич Ивановский (1866–1934) стал редактором основанного им «Русского антропологического журнала», который явился значительной вехой в деле развития физической антропологии не только у нас в стране, но и во всем мире. Однако уже в самом конце 20-х, в условиях торжества большевистских идей, когда уже полным ходом шло осквернение и уничтожение русской культуры, издание было свернуто.

В 1932 году возник новый журнал, потерявший слово «русский» из названия, это уже был просто «Антропологический журнал». Сменился также состав редколлегии, и один из ее членов Аркадий Исаакович Ярхо с подлинно якобинским рвением обрушился на головы читателей программной статьей «Против идеалистических течений в расоведении СССР», напечатанной в первом номере журнала. Вначале он сообщил читателям, что по сравнению с приматами и другими животными расами для человеческих рас в первую очередь характерна «потеря видового (расового) инстинкта».

Особенно забавно это слышать из уст представителя «богоизбранного» народа, чья бесспорная видовая (расовая) солидарность признается как антисемитами, так и иудейскими теологами. Сам принцип сионизма также построен на видовой солидарности евреев, которая у других народов, с точки зрения Ярхо, в процессе эволюции почему-то исчезает. Далее автор этой «научной» статьи утверждает, что «большая часть объединений внутри рода «homo», за исключением некоторых примитивных племен, в расовом отношении смешана». Тогда, следовательно, предписания о соблюдении расовой чистоты, которыми кишат Ветхий Завет и Талмуд, и на которых также основан закон о гражданстве государства Израиль, — это не более чем измышления «примитивного племени». Генетический же контроль иммиграционной службы Израиля на принадлежность к этническим евреям — «глупости дикарей».

А. И. Ярхо пишет далее: «Вся история вида «homo» является примером «снятия», изжития биологических закономерностей. Новые объединения неизбежно «снимают» реальность расы как биологического коллектива. Возникшие в процессе очеловечивания производственные отношения «снимают» реальность расы как таковой». Согласно своим политизированным измышлениям Ярхо дает такое определение: «Антропология есть наука, изучающая изменения биологических особенностей населения в историческом процессе». Обратите внимание на тлетворную логику красной профессуры и подмену ею элементарных понятий: получается, что расы «размылись» и «снялись», а народ незаметно, но плавно «подменился» населением.

Известный немецкий расовый теоретик начала XX века Герман В. Сименс мудро подметил однажды, что «антропология принадлежит к числу тех редких наук, которую могут полностью приватизировать всего несколько профессоров». Пророчество этой фразы мы испытали на себе почти столетие спустя. Впрочем, тот же Ярхо даже не считал нужным скрывать истинную подоплеку своих идеологических замыслов, ибо отмечал: «Перед советским расоведением стоят большие задачи. Первой главной на данном этапе является разоблачение всякого рода попыток перенесения биологических закономерностей на общество и вскрытие лживости антропосоциологических и прочих империалистических расовых теорий и, наконец, создание марксистской теории происхождения рас в борьбе с полигенизмом».

А в 1934 году Ярхо опубликовал в 3-м номере «Антропологического журнала» новую программную статью «Очередные задачи советского расоведения», в которой писал: «Антропологические теорийки, казавшиеся еще сравнительно безобидными 8–12 лет назад, открыто пропагандировались в советской печати. До 1930 года советское расоведение находилось всецело под влиянием чуждых нам буржуазных расовых теорий и различных буржуазно-идеалистических течений в области археологии, этнографии и лингвистики».

Далее Ярхо дает четкую методологию искажения антропологической науки: «Борьба с расовыми теориями предполагает наличие совершенно определенной тактики и стратегии. Только при условии, если в противовес тезисам расизма нами будет выставляться концепция исторического материализма, если мы перенесем центр тяжести критики из плоскости биологии в плоскость социологии, наша критика будет действенной». Наконец, автор этой статьи даже не считает нужным скрывать, зачем же собственно нужно так изощренно уродовать целую отрасль естествознания в СССР: «Первое и основное — это систематическое разоблачение роли расового фактора в историческом процессе».

Целая когорта новоявленных светил молодой «советской науки» начинает массированную атаку на классическую антропологию, переделывая ее в интересах партийного меньшинства, затеявшего мичуринские манипуляции с русским народом: Марк Соломонович Плисецкий, Михаил Антонович Гремяцкий, Борис Яковлевич Смулевич, Максим Григорьевич Левин, Яков Яковлевич Рогинский. Последний особенно отличился введением в научный обиход специальных ругательных терминов в адрес расовых теоретиков — «антропофашист», «нордоман», «расовик». По стилистике здесь легко угадывается всё тот же генетический источник — дети местечковых портных и шинкарей, что наводнили русский язык той эпохи пролеткультовской фразеологией и словами-мутантами типа «массовик-затейник».

Давление политиков на умы ученых было столь беспрецедентным, что даже выдающийся русский советский антрополог Виктор Валерианович Бунак, имеющий заслуженный авторитет в мире науки, невзирая на политическую ориентацию того или иного режима, был вынужден в 1938 году, буквально спасая от разгрома и истребления свою научную школу, написать в угоду политической конъюнктуре работу с озаглавленную «Раса как историческое понятие», само название которой противоречило действительности, ибо раса — это явление биологического и, следовательно, не исторического, а доисторического характера. В этой статье он договорился до того, что «раса — абстрактное понятие», и что «расы возникают в результате мутаций». Мало того, «раса не абсолютная категория, а историческая, некоторый этап формообразования, «каждая эпоха имеет свои расы в их конкретном проявлении».

По логике Ярхо и Бунака получалось, что русские люди петровских времен принадлежали к другой расе, чем мы, а Александр Невский, Дмитрий Донской, Евпатий Коловрат и подавно. И что у нас неправильное зрительное восприятие, когда мы смотрим на древнегреческие и древнеримские статуи: нам только кажется, что это люди нашей расы, на самом деле они совсем другие.

Дальше больше: корифеи от науки сделали официальное заявление. Н. А. Бобринский писал, что в биологии «вид реально не существует», что «схема, некая идеальная особь существует лишь в нашем представлении». Другими словами, различия между негром и европейцем — это результат аберрации зрения. М. А. Гремяцкий считал, что «разделение на расы, разумеется, условно», и что «раса выступает как абстракт в результате математического анализа». А. С. Серебровский также утверждал, что в понятие расы неизбежно привносится субъективный момент.

В помощь антропологам подключили официальных философов и историков. Так, придворный коммунистический интеллектуал В. Ф. Асмус в 1933 г. в предисловии к своей книге «Маркс и буржуазный историзм» ясно писал: «…биологизм и историзм несовместимы».

Всё это лишь малая толика того давления и инсинуаций, которые враги русского народа и Белой расы обрушили на развитие величайшей русской натурфилософии. Творцы пролетарской революции прекрасно понимали, что только уничтожив основы биологического миропонимания, можно сотворить химерического мутанта, сообщество големов — советский народ. В современной отечественной и мировой научной литературе данный феномен извращенного политизированного сознания имеет характерное устоявшееся название — лысенковщина.

Со всей очевидностью становится ясно, что огромные интеллектуальные и административные силы были истрачены на уничтожение русской расовой теории, ибо именно она больше всего мешала распространению коммунистического мифа. Из всех проявлений русской духовности ее удалось сломить в числе последних и именно поэтому до сих пор о ней практически ничего не известно. Ведь не могли же лысенковцы бороться с тем, чего не существует. Русская расовая теория была, и это до сих пор одна из самых табелированных тем. Прозрения и выводы русских ученых по-прежнему неудобны тем, кто мыслит категориями «россиян», «общечеловеков» и иными абстрактными категориями.

Стряхнув пену красного мракобесия, обратимся теперь к нетленным работам русских ученых, чтобы осознать всю суть и фундаментальность изучаемого нами явления. Поэтому второй выпуск издания «Русская расовая теория до 1917 года» мы просим считать закономерным продолжением начатой темы. А свод новых «хорошо забытых» текстов бесценных первоисточников следует рассматривать как единое целое в совокупности с первым изданием. Теперь наш уважаемый читатель будет иметь более глубокое и панорамное представление о русской расовой теории.

В 1838 году Алексей Леонтьевич Ловецкий, возглавлявший кафедру натуральной истории в Московском университете, опубликовал сочинение под названием «Краткое руководство к познанию племен человеческого рода», которое по сути явилось первой русской расовой классификацией.

Алексей Леонтьевич родился в 1740 году в селении Ловцы Рязанской губернии. В 1834 ему было поручено заведование музеем.

А. Л. Ловецкий, как и большинство ученых той поры, отличался всесторонней эрудицией, что позволило ему внести весомый вклад в развитие зоологии, физиологии, минералогии и антропологии. Его подвижническая деятельность просветителя была по достоинству оценена монаршей властью и обществом; помимо вышеупомянутых степеней и званий он был также ординарным профессором натуральной истории, академиком, статским советником, кавалером орденов Святого Владимира 3-й степени и Святой Анны 2-й степени, и членом многих ученых обществ.

А. Л. Ловецкий скончался внезапно в 1840 году в возрасте пятидесяти трех лет и не довел до логического завершения множество своих начинаний, но его работа «Краткое руководство к познанию племен человеческого рода» имеет исключительное научное и историческое значение, а в контексте нашего исследования является бесценным первоисточником. Главный труд русского ученого был востребован обществом и оставил глубокий след в сознании современников и потомков.

В. Г. Белинский в 1839 году в своей статье в журнале «Московский наблюдатель» указывал: «Труд Ловецкого достоин похвалы по многим причинам, особенно по двум: бедности у нас зоологической и, в особенности, антропологической литературы и хорошему изложению предмета».

Основоположник русской антропологической школы А. П. Богданов уже в 1885 году вновь подчеркнул обстоятельность и современность этой книги, отметив, что «в ней в первый раз систематически изложена на русском языке естественная история человека в форме краткого руководства к изучению».

Положительный отзыв о деятельности русского ученого был дан и в советское время в статье Н. Г. Залкинд «Алексей Леонтьевич Ловецкий (1787–1840) как антрополог» (Советская антропология, № 2, 1958). Однако в условиях засилья марксистско-ленинских взглядов на науку не было отмечено его революционное нововведение в области составления расовых классификаций, а именно: увязывание им воедино физических, психических и моральных признаков больших расовых подразделений человечества. Данный принцип вызывает оторопь и шок у современных антропологов, видящих признаки расизма в любом перенесении биологических законов природы на человеческое общество. Но даже у революционных демократов вроде Белинского такой взгляд на природу вещей не вызывал отвращения, а, напротив, симпатию, что может свидетельствовать только о моральной деградации современной интернациональной науки, поскольку в основу первой русской расовой классификации было заложено учение о ценностях. И действительно, какое самостоятельное значение имеют расовые признаки, если их не проецировать на социокультурные проявления рас? Так, после описания физических и психических особенностей строения жителей северного Средиземноморья А. Л. Ловецкий говорит, в частности, о греках, что они «уважают свою независимость, суетны, непостоянны, хитры до плутовства». При описании монголоидной расы он заостряет внимание на калмыках и делает такое глубокое замечание: «Прежде страшные завоеватели, но побуждаемые только склонностью к грабежу, они нигде не основали долговременного владычества, многоженцы». О коренных жителях Австралии русский антрополог совершенно ясно пишет: «Самое близкое сходство с орангутангом: продолженные вперед челюсти образуют род рыла; лоб наклоненный кзади; ноздри сильно поднятые; лицевой угол от 61 до 67; кожа черноватая; волосы хлопкообразные, не кудрявые; члены худые, тонкие — составляют низшую степень развития человеческого рода. Весьма много наречий малоизвестных, состоящих вообще из бормотания и свиста, более похожих на зверский голос, нежели на человеческую речь. Похожи на почти бессмысленных животных как в моральном, так и телесном отношении. Чуждые всякой общественности, без религий; живут бедно, четами, в хижинах, грубо состроенных; питаются добычею охоты и рыбою; животных домашних не имеют».

В свою очередь, об индейцах Нового Света в книге было сказано дословно следующее: «Вообще красное племя состоит из людей самых грубых, бродяг, звероловов, беспечных, людоедов, пожирающих не только побежденных неприятелей, но даже и своих родителей. Они чужды гражданской образованности и общежития; не имеют никакой религии; впрочем, веруют в бытие добрых и злых духов; отважность и мужество, которое они иногда обнаруживают, означает более скотскую бесчувственность, нежели истинное геройство».

На основе этих пассажей можно сделать вывод, что очевидно В. Г. Белинский и иные революционные демократы, равно как и передовые русские ученые вроде А. П. Богданова при жизни придерживались не совсем тех розово-либеральных и наивно-гуманистических взглядов, которые им настойчиво пытаются приписать поколения красных профессоров, вольготно орудующие на ниве истории русской науки.

От проницательного взгляда университетского преподавателя натуральной истории не скрылась чистоплотность тех или иных племен: «бушмены отвратительно нечисты, беззаботны, молчаливы, робки», а также особенности строения их детородных органов: «у бушменских женщин нижняя часть туловища весьма уродлива».

Ну и наконец, самое главное состоит в том, что А. Л. Ловецкий еще в те времена, когда наука не имела никаких представлений о генетике, и многие полагали, что различия в строении рас обусловлены воздействием климатических условий, в духе постулатов классической расовой теории давал исчерпывающий ответ: «Неосновательность этого суждения очевидна: негр везде негр, хотя бы он жил под небом суровым и холодным. Климат имеет влияние на густоту, на оттенки, так сказать, цвета; но не на сущность его, которая заключается в особенном смешении плотных и жидких частей организации, которое (смешение) с незапамятных времен столь сделалось прочным и постоянным в разных племенах и поколениях людей, что невзирая на переселения в разные климаты, оно в сущности своей не меняется».

Таким образом, мы вновь убеждаемся в том, что русская расовая мысль развивалась по правильному естественному пути, не имеющему ничего общего с измышлениями культурбольшевизма. Лысенковщина и тому подобные спекуляции — это злонамеренные политизированные искажения более позднего времени.

В советской научной и научно-популярной литературе, начинал с 30-х годов, появилось множество критических отзывов и статей о «реакционной сущности империалистических расовых теорий», большей частью написанных в возмутительной манере, также и арийская проблема была подвергнута шельмованию и осмеянию как антинаучная. И всё это делали те, кто привык использовать имена А. П. Богданова и Д. Н. Анучина, как жупел, в идеологической борьбе, искажая суть проблемы. И им это легко сходило с рук, ибо первоисточники работ русских классиков скрывались от просвещенной публики. Однако теперь, имея в своем распоряжении подлинные тексты, мы можем со всей уверенностью заявить, что мэтры русской антропологии мыслили вполне в духе классической расовой теории.

Крупный немецкий антрополог Александр Эккер (1818–1887) в 60-х годах XIX века обнаружил черепа «северного типа» в могилах Южной Германии и установил их тождество с черепами современных ему немцев. Черепа чистого «северного типа» повсюду в Скандинавии и Северной Германии обнаружил и крупнейший шведский антрополог Андерс Ретциус (1796–1860). Лингвисты, археологи и антропологи всё больше стали склоняться к мысли, что не Азия, как первоначально думали, но именно Север Европы является родиной Белой расы. Известный немецкий языковед и историк Отто Шрадер (1855–1919) в 1884 году выдвинул тезис: «Арийская раса первоначально соответствовала белокурым северным расам, среди которых развились арийский язык и культура, привившиеся при переселении и скрещивании другим, неарийским расам». Его соотечественник антрополог Юлиус Колльман (1834–1918) пришел к заключению на основе данных археологических раскопок, что в Германии времен Римского владычества превалировали длинные долихоцефалические черепа. Основоположник Немецкого антропологического общества Рудольф Вирхов (1821–1902), систематизировав обилие полученной им информации, пришел к однозначному выводу: «И германцы, и славяне были первоначально блондины». Другой корифей немецкой антропологической школы Иоганнес Ранке (1836–1916) в большом двухтомном сочинении «Человек» (1901) развил те же идеи, подчеркнув: «Древняя типическая форма как германского, так и славянского черепа была длинноголовая, долихоцефалическая. Подобно тому, как мы встретили на севере Средней Европы главную область распространения блондинов, мы видим на севере славянского и германского мира довольно компактное ядро длинноголовых черепов».

Таким образом, стало совершенно очевидным, что культуросозидающей биологической основой европейской культуры был расовый тип длинноголового блондина. Это первый и главный постулат классической расовой теории. Его доказательству посвящена прекрасная работа А. П. Богданова «Изучение черепов и костей человека каменного века побережья Ладожского озера» (СПб., 1882). В ней он в самом начале пишет: «Я уже обращал внимание на особенное значение, которое может иметь не только для этнологии России, но и для уяснения ее соотношения с прилегающими местностями западной Европы изучение того длинноголового курганного племени, которое распространено у нас от Олонецкой и Тверской губернии до Киевской и Курской, и от Московской до Царства Польского и Галиции. Не случайно и произвольно разбросан он по России, как видно из раскопок: чем больше добываем мы черепов из курганов разных местностей и разных эпох, тем яснее выступает для нас факт особенного значения этого типа в наиболее древние эпохи заселения России… Можно даже сказать, что в России сохранились еще несомненные указания на такие местности, в которых, судя по черепам, население было так однородно длинноголово, как этого только может желать антрополог (…) где нападали на кладбища первых колонизаторов страны, там чистота типа и единство краниологических признаков, бесспорно, бросались в глаза и говорили за свое расовое значение».

Великолепно владея как методологией расового анализа в Европе, так и теоретической базой выводов, построенных на ее основе, Анатолий Петрович указывал на несомненные преимущества русских ученых, занятых разработкой сходной проблематики. В то время, как европейские коллеги основывали свои теории на сериях черепов, содержащих десятки, а иногда и единицы экземпляров, то у нас «другое дело, когда черепа являются десятками, сотнями, тысячами, как это уже есть в настоящее время в краниологических собраниях России». Высочайший уровень синтетического обобщения естественнонаучного материала позволил русскому ученому делать весьма масштабные умозаключения: «Поэтому для белых европейских рас мы должны признать единое первоначальное происхождение и для этой первоначальной гипотетической расы даже и существует научное название — арийцы».

А на общности расово-биологического происхождения белых народов русский ученый делал совершенно справедливое умозаключение о генеалогии великорусского племени: «Это антропологическое указание на длинноголовый тип, как на коренной или первобытный, из коего произошло великорусское население, имеет еще особый интерес, если мы сравним среднерусские курганные черепа со скифскими… На место скифов по истории являются славяне, но славяне-арийцы, а следовательно, по убеждению многих антропологов — длинноголовые… Если признать между новгородскими черепами длинноголовые за славянские, то тогда сказание летописей, что и Киев, и Новгород — земли славянские, получает и естественноисторическое объяснение, а вместе с тем это становится и в соответствие с тем предположением, что славяне, как и арийцы, длинноголовые, и что они в сравнении с другими индоевропейскими племенами всего юнее даже в естественноисторическом смысле, всего менее отдалились от своего корня, что подтверждается и лингвистическими изысканиями».

Данная работа А. П. Богданова до сих пор важна и актуальна еще и потому, что вносит предельную ясность в трактовку так называемой «норманнской проблемы». Выдуманная лингвистами, этнографами и историками концепция мирного подчинения славян варягами как основа формирования русского государства на самом деле никогда не опиралась на данные антропологии. Русский ученый, основываясь на огромном и достоверном археологическом материале, указывал: «…но до сих пор не найдено еще ничего, что могло бы быть названо норманнским черепом, своеобразным и отличительным, несмотря на то, что норманнов приходило довольно в Россию: они были одного и того же происхождения с местным первобытным населением России, одного и того же индоевропейского корня, и потому черепа их не могли существенно и заметно отличаться… Древних норманнов, как происшедших от того же индоевропейского корня, как славян и германцев, нужно счесть долихоцефалами, так как они выходили из тех племен, то первоначально должны были быть длинноголовыми». Таким образом, вся суть норманнской проблемы, по Богданову, сводится к политическому взаимодействию двух родственных естественноисторических общностей, имеющих единую расово-биологическую основу, поэтому ни о каком подчинении коренного населения Руси пришлыми завоевателями и речи быть не может. Это было всего лишь внутрисемейное распределение ролей на очередном этапе эволюционного развития. Своего рода соглашение, в рамках которого одни предоставляли наиболее активный биологический материал, а другие — обширные пространства. Именно этот союз «крови и почвы» и явился естественным фундаментом при создании молодого Русского государства. Такой подход позволил основоположнику русской антропологической школы сделать масштабный и верный с исторической точки зрения вывод: «В настоящее время, имея пред собою черепа каменного века из различных местностей России, я считаю, что наибольшею научною вероятностью является то мнение, что славяне-великоруссы не есть какое-либо пришедшее впоследствии, в новые времена, племя в среднюю Россию, но потомки искони, с каменного века населявшего ее народа, представившего значительное единство антропологического строения и явившегося цельным краниологическим типом».

Однако уровень эрудиции в совокупности с гражданской позицией позволял Анатолию Петровичу Богданову решать не только теоретические проблемы этногенеза славян-великоруссов, но также прикладные вопросы о месте и значении тех или иных племен, населяющих огромную Российскую Империю. В этом плане значительный интерес до сих пор представляет его работа «Антропологические данные к изучению цыган», особенно в связи с социальной спецификой поведения данного племени. Склонность к обману, нечистоплотность и социальный паразитизм, по мнению многих наблюдателей, изучавших цыган, составляют их особую устойчивую суть как расы. Активность цыганских женщин, специализирующихся на околдовывании мужчин из числа более сильных и культурных рас, не имеет эволюционно-биологических аналогов у других народов. Ни один народ в отличие от цыган не может веками существовать без повышения своего общего образовательного ценза. В противовес высшим инстинктам «высших» рас цыгане пускают в ход низшие инстинкты «низших» рас; такая разница биопсихологических потенциалов ведет их по пути эволюции. И только очень наивные, романтически настроенные личности склонны в любовных уговорах и откровенном картежном мошенничестве искать некую особенную этнографическую прелесть данной расово-этнической группы. Как истинный ученый А. П. Богданов искал причины этой социально-поведенческой установки в особенностях антропологического строения.

Прямой продолжатель идей Богданова Дмитрий Николаевич Анучин также не считал нужным в своих работах вуалировать прямую связь между биологическим и социальным как в самой природе человека, так и в структуре организованных сообществ. Весьма показательна в этом плане его теоретическая статья «Антропология и этнография» (Русская мысль, 1884, декабрь), в которой он прямо высказал свои суждения по целому комплексу ключевых проблем, связанных с происхождением человека и его рас. Он писал в частности: «…мысль, что человек связан в своем происхождении с животным миром, что есть люди, составляющие как бы переход к зверям, выказывающие те или другие животные признаки, — эта мысль не оставляла человечество с отдаленных времен и не исчезла и по настоящее время… Тем не менее, нельзя отрицать, как это и разделяется более или менее всеми, что между физическим и психическим развитием существует известное соотношение, и что как второе отражается несколько на первом, так и в особенности первое оказывает влияние на второе. Низшие расы, представляющие уклонения от белой в строении черепа, мозга, цвете кожи и т. д., отличаются также и в степени развития своей психической природы. Известные повреждения или недоразвития мозга неизбежно отражаются и на психических функциях. Вес мозга и вместимость черепа, при равных других условиях, стоят в соответствии с развитием умственных способностей».

Весьма одобрительно отзывался Д. Н. Анучин об успехах школы криминальной антропологии Чезаре Ломброзо, в адрес которой советские антропологи в соответствии с социально-классовым заказом также вылили не один ушат грязи. «В последнее время было обращено также внимание на изучение физического склада преступников. Изучение это явилось результатом взгляда, основанного отчасти на наблюдениях, что преступники не всегда делаются таковыми, а иногда уже унаследывают порочные наклонности, и что у преступников известных категорий существуют некоторые общие признаки, и, притом, не только в психическом складе, но и в особенностях физической организации… В результате этих исследований Ломброзо пришел к заключению, что класс преступников отличается своеобразными антропологическими особенностями, что преступники могут быть уподоблены отчасти душевнобольным, отчасти — грубым дикарям, что они выказывают многие признаки в физической организации и психическом складе, сближающие их с только что указанными категориями».

Наконец, и в вопросе о прародине Белой расы русский ученый был столь же конкретен, ибо примкнул к той точке зрения, что европейцы как биологическая общность не могли зародиться в Азии, согласно первоначальному мнению лингвистов, а только на севере Европы, что было неоднократно доказано данными краниологии.

В работе «Изучение психофизических типов» («Вестник Европы», 1890, май, № 3) Дмитрий Николаевич еще более радикализировал свою позицию, заявив, что «антропологическая теория уголовного права должна была бы, нам думается, пользоваться в большей степени данными антропологии, то есть той науки, с именем которой она связывает свое имя, свои задачи и методы».

Высочайший уровень эрудиции, соответствующий академическим канонам европейской образованности, снискал Дмитрию Николаевичу славу также и популяризатора науки, в результате чего он получил предложение по написанию ряда статей к крупнейшему русскому энциклопедическому словарю Брокгауза и Эфрона по весьма широкому спектру проблем, связанных с антропологией, этнографией и историей. Даже по прошествии целого столетия они не утеряли своей научной ценности, а легкость литературного изложения, соединенная с информативностью, делают их образцовыми для данного жанра вообще. Рассматривая проблему в совокупности, русский ученый структурировал выводы различных наук, чем повышал достоверность своей объективной точки зрения и представлял на суд читателя целую панораму суждений узкопрофильных специалистов.

Свою статью «Великоруссы» (Брокгауз и Эфрон, том 10, СПб., 1892) он начинает так: «Название «Великая Россия» — искусственного происхождения; оно было составлено, по-видимому, духовенством или, вообще, книжными людьми и начало входить в царский титул лишь в XVI веке… Первоначальный смысл его был, по-видимому, риторический, возвеличивающий; искусственность его видна и в том, что прежние названия «Русь», «Русия» были заменены в нем византийским — «Россия». Искусственностью и чуждым происхождением поэтому сквозит и в современном термине — «россияне». В связи с такой постановкой вопроса Д. Н. Анучин подчеркивает: «Термин «великоруссы» может представлять географическое, антропологическое, этнографическое и историческое значение, смотря по тому, какие признаки имеются в виду или чему придается большее значение». Такое определение вновь идет в разрез с современными спекуляциями, будто русским может себя считать каждый, причем вполне самопроизвольно. Чтобы быть великоруссом, по Анучину, необходимо иметь психологическую сопричастность к русской культуре, кроме того, великоруссом нужно родиться этнически, а сверх того — принадлежать к этому типу антропологически в исторически обозримой череде поколений.

Таким образом «великорусс» — это одновременное совмещение проекций антропологии, психологии, этнографии и истории, определяющих суть данного понятия. Исключение хотя бы одной ипостаси порождает на свет таких культурюридических мутантов в современной «Россиянии», как «афро-русский». Это когда негр, с грехом пополам выучивший русский язык и обманом приобретший гражданство нашей страны, считает себя ровней тому, чьи предки тысячи лет проливали кровь за самоутверждение и кристаллизацию этнопсихологического и антропологического типа «великорусе». Нелепость и откровенная провокационность методов современной культурной антропологии в совокупности с подменой абстрактных юридических понятий становится совершенно очевидной.

В этой публикации со всей наглядностью проявился талант Д. Н. Анучина, когда он разобрал особенности физического строения отдельных типов, влившихся в состав единого этноса, а также проанализировал их исходные различия в религиозной лингвистической сферах организации способов хозяйствования, жилища, костюма, нюансах питания и даже особенностях народного песнопения.

Столь же яркой и убедительной является его статья «Негры» (Брокгауз и Эфрон, том № XX-А, СПб., 1897). Исторический образ этой расы русский ученый также создавал на основе специфики ее антропологического строения и не боялся при этом быть уличенным в расизме. Эволюционная неразвитость и примитивность строения негров предопределила возникновение негроторговли еще во времена глубокой древности. Причем, вопреки расхожему мнению, культивируемому современными правозащитниками, использование чернокожих обитателей Африки в качестве рабов впервые было предпринято и узаконено древними египтянами и арабами, а никак не белыми европейцами, которые, напротив, прекратили эту практику в Новейшее время. В рамках своей эволюционной социально-биологической доктрины Анучин констатирует: «Тем не менее, до сих пор не было, кажется, ни одного чистокровного негра, заявившего себя чем-нибудь выдающимся в литературе, искусстве, науке, технике. Негры обладают заметной способностью к подражанию, но в них слаба инициатива. Путешественники отзываются иногда с похвалою об их толковости, преданности, любви к детям и т. д., но чаще отзывы менее благоприятны, их обвиняют в лживости, жадности, лени, вероломстве, жестокости, животной страстности и т. д. Многие племена практикуют людоедство, у других убиваются старики; в некоторых местностях, например, в Дагомее, производились массовые убийства пленных».

Однако все эти «культурные» свойства негров как расы не берутся из некоей абстрактной социальной среды, но являются прямым результатом их наследственного физического строения: «В скелете негров замечаются некоторые особенности, например, в форме грудной клетки, узости таза, несколько ином взаимном отношении костей конечностей по их длине и т. д. Вместимость черепа у негров в среднем меньше, чем у белой и монгольской расы, примерно на ¹/₁₀; черепные швы выказывают стремление к более раннему зарощению; лицевая часть черепа представляет нередко прогнатизм, то есть выступание челюстей вперед». Объединение белых и черных в рамках одного социума в Америке неизбежно повлекло за собой возникновение противоречий, ибо расы, находящиеся на разных ступенях развития, обладают различными врожденными системами ценностей. «Освобождение негров не было ни поводом, ни целью войны между северными и южными штатами; оно явилось лишь неизбежным следствием, необходимым в видах ослабления южных штатов и привлечения на сторону союза миллионов освобожденных рабов. В первое время после войны, под влиянием недоверия к южанам, правительство Соединенных Штатов вызвало негров к деятельному участию в выборах и охотно смотрело на занятие ими мест в управлении; но скоро оказалось, что управление, составленное из менее культурных элементов, повело к отягощению южных штатов долгами и к разного рода злоупотреблениям».

Поколения красных профессоров, приватизировавших антропологию, десятилетиями безнаказанно эксплуатировали имя Д. Н. Анучина в соответствии с социально-политическим заказом и изображали его демократом-общечеловеком, борцом с «химерами расизма». Однако стоит лишь обратиться к первоисточникам и прочесть их самостоятельно, без марксистских поводырей и толкователей, как картина изменится самым радикальным образом. В статье «Расы или породы человечества», написанной для того же энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона, русский ученый, обрисовав историю создания расовых классификаций, открыто провозгласил соблюдение принципов расовой чистоты со страниц этого популярнейшего издания: «Аристократия породы настолько определяет собой социальные отношения и в то же время, настолько поддерживается различием типа, темперамента, и т. д., что союзы между особями различных рас возможны только как исключения, и притом не между лучшими представителями рас».

Весьма интересна и показательна в контексте нашего изложения одна из самых ранних работ Дмитрия Николаевича с весьма красноречивым названием «Антропоморфные обезьяны и низшие типы человечества» (Природа, М., № 1, 1874). Она написана в поддержку и развитие теории Дарвина, причем русский ученый трактовал взгляды великого английского эволюциониста не в духе примитивных постулатов марксизма, как это делалось у нас в стране в коммунистическую эпоху, но на основе богатейшего этнографического материала, отображающего взгляды самых различных племен на проблему происхождения человека. Не абстрактное человечество, но реальные расовые типы являются наглядной иллюстрацией к существованию ступеней эволюции от животных первопредков к виду homo sapiens. И эта точка зрения не может быть признана расистской, ибо сам факт воспроизводится в мифологических сюжетах в разных частях света с завидным постоянством, а также представлен и во многих религиозных доктринах. «Вообще можно сказать, что мысль о возможности близкого родства или взаимного перехода между человеком и обезьянами пользуется довольно значительным распространением как между полудикими народами (преимущественно тропических стран), так и между культурными — с тою лишь только разницей, что в последнем случае такое обезьянье происхождение приписывается обыкновенно или более грубым племенам (как, например, индусами — тибетцам), или же только отдельным (иногда даже аристократическим) фамилиям».

Причем, что характерно, манера отождествления племен, находящихся на низких ступенях культурного и биологического развития, с обезьянами — принадлежит отнюдь не оголтелым белым расистам, но самим туземцам, которые выстраивают свою иерархию рас.

«В большинстве случаев, особенно при достижении известной степени культуры, возможность близкого родства с обезьянами допускается, как мы сказали, только относительно таких племен, которые и физически, и духовно, стоят на относительно низшей ступени развития, чем их окружающие. Часто эти низшие племена даже смешиваются в понятиях с обезьянами, до такой степени, что иногда настоящие обезьяны принимаются за людей и, обратно, настоящие люди описываются как обезьяны. Еще чаще при этом допускается возможность обратного, так сказать регрессивного метаморфоза, то есть превращения людей в обезьян».

Еще в античные времена крупнейшие философы и естествоиспытатели указывали, что по их мнению не существует признака, различающего человека и животное. В новейшее время многие ученые от Линнея до Дарвина высказывались в том же духе. Но за отсутствием четкой «грани» между живыми существами в цепи эволюции существуют тем не менее четкие морфофизиологические границы между расами. Позиция Д. Н. Анучина в этом плане запечатлена со всей ясностью в названии этой интереснейшей и не устаревающей работы. «Все существа могут быть распределены последовательно в форме цепи или лестницы, начиная от наименее совершенных и кончая наиболее организованными. В этой лестнице — обезьяны, орангутанг и «лесной человек» представляют соединительные ступени между четвероногими животными и человеком. Таким образом, выводы специалистов-зоологов вполне сошлись с заключениями психологов и философов и общий результат был тот, что главнейшие черты организации и основной план строения животных и человека — настолько же сходны между собою, насколько сходны и общие основы их психических явлений, то есть, что различие в этом случае, как бы ни было оно значительно, есть различие степени, а не сущности».

Авторитет Д. Н. Анучина в мировом научном сообществе был чрезвычайно высок, а его взгляды находили живейший отклик среди деятелей науки разных стран, поэтому он был избран почетным членом 88-ми российских и иностранных обществ. Его методики определения «высших» и «низших» рас по данным краниологии снискали повсеместную признательность, и докторская диссертация «О некоторых аномалиях человеческого черепа и преимущественно об их распространении по расам» (М., 1880), посвященная их анализу, стала канонической работой, которую без устали цитировали специалисты по расовому вопросу. Ажиотажный интерес к проблеме вызвал необходимость создать постоянно действующее периодическое издание, а в 1900 году при поддержке Д. Н. Анучина видный русский антрополог Алексей Арсеньевич Ивановский (1866–1934) основал и возглавил «Русский антропологический журнал». Его особенность состояла в том, что это был, пожалуй, первый профильный научный журнал в мире, в котором были применены современные по тем временам методы дизайна и оформления. Человек большой эрудиции, А. А. Ивановский добился того, что научные статьи по физической антропологии стали писать в доступной манере на хорошем русском литературном языке (такая традиция ныне начисто предана забвению) и сопровождать фотографиями и иллюстративным материалом. Много публикаций посвящалось хронике научной жизни в России и за рубежом, так что читатели были в курсе всех конгрессов и конференций антропологов, деятельности институтов и обществ, а также программ исследований и открытий. Юбилейные даты и некрологи, снабженные портретами, очерчивали уникальный жизненный путь ученых, что делало издание не только сугубо научным, но еще и научно-популярным, а следовательно, и более интересным. Даже сегодня по прошествии ста лет старый «Русский антропологический журнал» выгодно отличается от множества современных скучных и невыразительных профильных журналов, от которых буквально веет аптечным духом политической корректности. Это был уникальный синтез науки, гражданской позиции и стиля, энергия творческой мысли умело сочеталась в нем со смелостью и эстетикой.

Алексей Арсеньевич Ивановский родился 23 февраля 1866 года в селении Муюта Бийского округа, Алтайской губернии. Среднее образование получил в Томской гимназии, полный курс которой окончил с серебряной медалью. Высшее образование получил на историко-филологическом и физико-математическом факультетах Московского университета. В 1894 году А. А. Ивановский был командирован за границу, в Лейпцигский университет, где стажировался у профессоров Ратцеля и Геттнера по географии и у профессора Эмиля Шмидта по антропологии, а также в город Готу, где работал в Географическом институте. За диссертацию, посвященную монголам, он был удостоен Лейпцигским университетом степени доктора философии.

По возвращении из-за границы он сдал в Московском университете магистерские экзамены по географии, метеорологии и антропологии. Затем защитил диссертацию на тему «Об антропологическом составе населения России» и получил степень магистра географии, а в 1913 году после защиты диссертации «Население земного шара. Опыт антропологической классификации» получил звание доктора географии.

Помимо академической эрудиции, Алексей Арсеньевич имел большой опыт полевых натурных исследований различных этнических групп, который начал приобретать еще в молодости. Юношей он прожил целый год среди киргизов Семипалатинской области, кочуя вместе с ними, чтобы изучить их быт и язык. В 1889 году он проводил археологические раскопки и этнографические исследования на Южном Алтае в приграничных с Китаем районах. В 1890 году он обследовал с теми же целями Монголию. В 1891 году он исследовал захоронения в Московской губернии. Затем на протяжении нескольких лет он посвятил себя исследованию Кавказа, где осуществил несколько археологических открытий. В 1894 году он исследовал ряд областей Турции и Персии.

В 1903 г. А. А. Ивановский был избран ординарным профессором кафедры географии и этнографии Харьковского университета, в связи с чем переехал в Харьков. После большевистской революции он был вынужден заниматься антропологическими исследованиями голодающих и по цензурным соображениям свернул свои бесценные работы по расовому вопросу. Алексей Арсеньевич Ивановский скончался 4 мая 1934 года в Харькове.

В контексте нашего изложения наибольший интерес представляет его деятельность в качестве главного редактора «Русского антропологического журнала» с 1900 по 1914 годы. Именно в это время им были созданы лучшие работы, а издание в целом благодаря его усилиям достигло своего наивысшего расцвета.

Статья А. А. Ивановского «Зубы у различных человеческих рас» (Русский антропологический журнал, 1901, № 3) до сих пор может считаться образцовой среди работ обзорно-аналитического жанра. В ней он писал: «В нижеследующих строках мы намерены суммировать те отличительные признаки зубов у различных человеческих рас, которые констатированы антропологами и врачами. По взаимному расположению верхних и нижних резцов возможно разделить человеческие расы на ортогнатные, эвригнатные и прогнатные. Прогнатизм в более или менее заметно выраженной степени мы встречаем у цветных рас (черной и желтой); более всего он развит у бушменов. Белая раса — ортогнатная. Кроме различий во взаимном расположении, зубы человека представляют расовые отличия и по их величине. Различия эти, особенно в резцах и коренных зубах, иногда очень значительны. Низшие расы характеризуются огромною величиною резцов и коренных зубов, последние у них равны клыкам, как то находим у человекообразных обезьян. В то время, как величина коренных зубов у человека белой расы уменьшается спереди кзади, у низших рас (австралийцев, ново-коледонцев) и у обезьян она идет в обратном порядке».

Зубной показатель (dental index), выведенный учеными для представителей различных рас, служит наглядной иллюстрацией к положению этих рас в цепи эволюции, в точном соответствии с теорией Дарвина. Так у европейцев он равен 41, у туземцев центральной и южной Индии — 41,4; у китайцев — 42,6; у американских индейцев — 42,8; у африканских негров — 43,9; у меланезийцев — 44,2; андаманцев — 45,5; австралийцев — 45,5; тасманийцев — 48,1; у шимпанзе — 47,9; у гориллы — 54,1 и у орангутанга — 55,2.

«Различные расы разнятся между собою и по форме зубов. Резцы человека представляют ту особенность, что конец их тем острее, чем ниже раса. В противоположность резцам, относительная ширина коронки задних коренных зубов (по отношению к их шейке) у низших рас больше, нежели у высших. Указывают на тот факт, что у некультурных народов нет той разницы между зубами разных сторон челюстей, какая наблюдается у цивилизованных народов и которая выражается в том, что зубы на правой стороне плотнее, чем на левой, так как большинство европейцев, обрабатывая зубами пищу в полости рта, действует всего больше, а иногда и исключительно правой стороной. Верхние резцы малайцев, помимо их прогнатического положения, также бывают обезьяньей формы, с выпуклой передней и слегка вогнутой задней поверхностью. Это несомненный обезьяний признак, постоянно встречающийся у обезьян».

Русский ученый в данной публикации подробно рассмотрел также и обычай уродования зубной системы, практикуемый многими туземными племенами в различных частях света.

Будучи автором системы расовой классификации, А. А. Ивановский высоко оценил классификацию европейских рас, составленную видным русским антропологом французского происхождения Иосифом Егоровичем Деникером, чему и посвящена его работа «Расы Европы» (Русский антропологический журнал, № 3–4, 1905).

При всей интенсивности развития антропология той поры была еще, в сущности, весьма молодой наукой, в которой не всегда соблюдались единые нормы и методы измерений. Русская национальная школа также была не лишена этих изъянов и недугов роста. Исправлению положения с целью ввести единую унифицированную систему антропометрии в отечественной науке посвящена статья А. А. Ивановского «Антропологические исследования по международному соглашению антропологов» (Русский антропологический журнал, № 3–4, 1913).

Одно из самых своих крупных достижений в деле пропаганды русской расовой теории мы видим в переоткрытии имени нашего гениального антрополога и психолога Ивана Алексеевича Сикорского. Большой блок текстов, отражающих масштаб его творческого дарования, был помещен в первом выпуске издания «Русская расовая теория до 1917 года». Но его научный портрет как мыслителя и одного из бесспорных столпов русской культуры был бы не полным, если бы мы не рассмотрели еще несколько утонченных философско-психологических эссе, принадлежащих его перу.

Одной из современных наук, основанных на междисциплинарных подходах, является биополитика. Это наука, изучающая биологические предпосылки политического поведения. Ее прогресс был отчасти обусловлен развитием биохимии и расширением наших представлений о строении нервной системы человека. В процессе многочисленных исследований было установлено, что психические переживания, в том числе и вызываемые внешними факторами, значительно влияют на обмен веществ в организме вообще и в головном мозге, в частности.

Предлагаемые на суд читателя работы И. А. Сикорского можно вполне отнести к числу тех лучших, образцовых, что предопределили возникновение и развитие биополитики и методологически близкой ей психологической антропологии. Данная дисциплина ставит в соответствие психическим феноменам поведения людей особенности их антропологического строения и физической конституции. Но методы исследования, применявшиеся русским ученым, полностью соответствуют постулатам и этой современной науки. И всё это написано русским гением более ста лет тому назад. Творчество И. А. Сикорского сегодня должны анализировать как специалисты в вышеозначенных дисциплинах, так и философы и даже литературоведы, ибо из всех русских ученых данной области знания он, бесспорно, был самым великолепным и изысканным стилистом. Современные отечественные учебники по манере изложения в сравнении с его работами производят впечатление бульварного чтива.

В своей статье «Физиология нравственных страданий» (1890) И. А. Сикорский анализирует поэтические образы классиков мировой литературы с точки зрения физиологии и показывает меткость и точность их языка, передающего тончайшие психические переживания человека. Он подчеркивает всячески ту естественнонаучную грамотность, которая была заключена в образцах литературных произведений «золотого века» русской культуры. Это позволило ему прийти к совершенно верным, даже с точки зрения современной науки, выводам: «Изменения в отправлениях мозга касаются быстроты психических процессов, ассоциаций идей и силы воли».

Произведения Ивана Алексеевича, несомненно, отличаются от работ наших современников ясностью и высотой его гражданской и гуманистической позиции. «Последствия, причиняемые нравственными страданиями, должны найти себе противовес в противоположных впечатлениях. И в самом деле, вред, наносимый организму нравственными страданиями, устраняется этической практикой и верой в нравственные идеалы: воздействия этого рода оказываются на весь организм — на сердце, на дыхание, на мозг — влияние, противоположное во всех отношениях тому, которое вызывается нравственными страданиями. Пусть же идеалы и вера в лучшее будущее живут в нашей душе: они являются истинным целительным средством, они будут истинным противоядием против нравственных страданий. И так в наш материальный век расчета и цифры пусть идеальное служит человеческим знаменем. С этим знаменем в годину нравственных испытаний человек найдет в своей душе много отрадного, много возвышающего. И так, побольше веры в добро, побольше идеалов!»

Близка по смыслу его работа «Психологические основы национализма» (1910). В ней он подчеркивал: «Нравственная сила, духовная мощь, психическая энергия представляют собой важнейший элемент в народной и международной жизни человечества… Националисты во всех странах — это такие люди, которые хотят показывать душевные качества и духовную мощь своего народа».

Сегодняшние «гуманисты» и «правозащитники» всячески пытаются представить национализм как пристанище маргиналов и даже психически ущербных людей, добавляя к нему эпитет «зоологический». Русский ученый, напротив, считал его высшим проявлением нравственного и психического здоровья, а всех противников националистического мировоззрения открыто именовал врагами и дегенератами.

«Психические и биологические события, как уже упомянуто выше, стоят близко. Их связь состоит в том, что историческим событиям предшествуют, а затем идут с ними рядом события биологические. Этими последними созидается значительная часть истории. Необходимо это знать, чтобы вполне оценить силу тех великих факторов, которые положены в фундамент истории народов. Биологические исследования, а также и исторические, показывают, что талантливость рас и антропологические качества их стоят в теснейшей связи и взаимоотношении. Таким образом, черепа народов и другие особенности телесного строя рас так же различны, как и душевные качества, и соответствуют одни другим. Тело и дух взаимно определяют себя и взаимно характеризуют».

Психические особенности народа И. А. Сикорский обосновывал, таким образом, факторами наследственной расовой биологии. А жизнеспособность народа, уже совершенно в духе современных биополитических тенденций, он называл «биологической правдой». Анализируя ситуацию и разбирая суть рассматриваемой проблемы, русский ученый, верный своим принципам, всегда предлагал комплекс практических мер, направленных на повышение жизнеспособности русского народа.

«Националисты должны охранять народную душу со всеми ее атрибутами: языком, поэзией, художественным творчеством, школой, прессой, религией.

Важнейшей же активной задачей должен быть подъем национального духа до такого потенциала, чтобы вековое национальное создание продолжало развиваться и крепнуть как великое явление жизни.

Увеличение количества самоубийств в наши дни и усиление порнографии — это верные знаки упадка национальных и нравственных идеалов; это — проявление того разъедающего начала, которое стремится вытравить корни из глубины народной души.

Обратим внимание на эти «знамения и времена», но не поколеблемся духом: сомнениям нет и не должно быть места! Хотя в воздухе слышится карканье на тему о вырождении русского народа, но у эксперта, которому вы оказали высокую честь вашим вниманием при слове: Россия, русский народ — в душе вспыхивает живая радость, но не чувствуется ни отчаяния, ни плача Иеремии. Я уверен, что в этом чувстве мы все единодушны!»

Какой же благодарности удостоился всемирно известный ученый от «красных профессоров», многократно признававшихся в своей искренней любви к классической русской антропологии? Пренебрежительного забвения. Один из лидеров советской науки М. Г. Левин в книге «Очерки по истории антропологии в России» (М., 1960) открыто писал: «Нельзя не видеть заслуги Д. Н. Анучина в том, что тлетворное влияние расизма, всё шире и шире распространявшееся в зарубежной антропологии, не затронуло русскую науку. Отдельные попытки пропаганды расизма в России вроде брошюр киевского профессора И. А. Сикорского, получившего скандальную известность в качестве эксперта обвинения в «деле Бейлиса», или анекдотического сочинения И. И. Пантюхова «Значение антропологических типов в русской истории», были встречены с молчаливым презрением».

В этом отрывке всё ложь от начала и до конца, ибо Россия, как мы это уже не однократно показывали, была одной из лидирующих держав в области выработки и формирования расового мировоззрения, а Д. Н. Анучин был всемирно признанным авторитетом. Именно поэтому истребительный молох интернационального большевизма и обрушился в первую очередь на Россию, ибо подъем расового сознания в крупной «белой» державе мира вызывал наибольшие опасения у международных творцов банковского капитала. Кровь всегда была против золота.

Но мы больше не будем обращать внимание на злобные инсинуации «красных профессоров» и обойдем их стороной с «молчаливым презрением» в точном соответствии с их же предписаниями. Формирование и укрепление расового и национального сознания, согласно мысли И. А. Сикорского, осуществляется в том числе и посредством охранения и пропаганды имен личностей, посвятивших жизнь укреплению жизнеспособности своего народа. В работе «Психологические основы национализма» он оставил нам такое завещание: «Великая задача направления корабля жизни есть труднейшее дело и труднейший долг. Но трудность облегчается, если следовать верному компасу вещих людей страны и самую память этих людей не только оберегать от поругания, но оценивать ее и хранить в недрах народной души, как это делают все великие нации».

Изданием первого и второго выпусков сборников «Русская расовая теория до 1917 года» мы следуем этой заповеди, извлекая из незаслуженного забвения имена людей, боровшихся за «биологическую правду» русского народа и всей Белой расы.

Рассмотрим теперь еще одно имя, совершенно вымаранное из скрижалей русской культуры. Чем же так не угодил И. И. Пантюхов, и в чем же заключена «анекдотичность» его сочинений?

При первом же обращении к личности и книгам И. И. Пантюхова мы вновь видим, что это еще один забытый гений земли русской, весьма не удобный для современных толкователей истории «Россиянии».

Один из первых русских расовых теоретиков Иван Иванович Пантюхов родился 19 июля 1836 года в Глуховском уезде Черниговской губернии, в имении матери, урожденной Гриневич. Обучался Иван Иванович до третьего класса гимназии в Чернигове, где отец его служил чиновником, а затем в Новгород-Северской гимназии. Высшее образование он получил на медицинском факультете Университета Св. Владимира в Киеве. По окончании полного курса в 1862 году он был командирован в качестве врача в действующую армию, которая вела боевые действия против горцев Кавказа. В 1864 году во время одного из жестоких боестолкновений с ними Иван Иванович получил множественные тяжелые ранения, в результате чего в течение двух с половиной лет был вынужден пользоваться костылями. Увечья заставили его покинуть военную службу, и в 1869 году он занял должность смотрителя училища. К 1870 году состояние его здоровья улучшилось, и в 1872 Пантюхов занял должность врача и наставника Киевской учительской семинарии, а в 1873 — должность земского врача во Владимирской губернии. Однако бодрость духа и патриотический порыв позволили ему вернуться на военную службу в 1874 году сначала в качестве ординатора Киевского военного госпиталя, а во время войны с Турцией — врача для особых поручений в армии, действующей на Балканском полуострове, где он заведовал статистическим отделом. По окончании войны Иван Иванович был назначен членом комиссии по составлению медицинского отчета и о ее результатах, а затем старшим ординатором Киевского военного госпиталя и бригадным врачом Пятой саперной бригады в Одессе. С 1885 по 1889 годы он был начальником отделения в Главном военно-медицинском управлении, а с 1889 по 1902 — врачом для особых поручений Пятого класса при Кавказском военном округе, причем одновременно исполнял должности корпусного врача и армейского медицинского инспектора. В 1902 году он вышел в отставку и поселился в Киеве, где скончался 15 июня 1911 года.

Литературная деятельность Ивана Ивановича началась еще в Новгород-Северской гимназии, где он писал стихи, некоторые из которых напечатаны в «Черниговских Губернских Ведомостях», а, будучи студентом университета, он начал печатать статьи в газетах «Киевский телеграф» и «Современная медицина». Позднее он сочетал службу в армии с написанием статей, рефератов и отчетов для «Медицинского Вестника» и «Трудов Общества Кавказских и Киевских врачей». На страницах таких изданий, как «Русская медицина», «Кавказ», «Кавказский календарь», «Протоколы Русского Антропологического общества в Петербурге» он оставил множество статей по расологии, этнографии, народной медицине, санитарии, эпидемиологии. Он собрал и опубликовал множество антропологических данных о кавказских евреях, айсорах, армянах, грузинах, имеретинах, мингрельцах, гурийцах, сванетах, абхазцах, осетинах, турках, персах, азербайджанских татарах, курдах, лезгинах, текинцах, кумыках, ингушах, каракалпаках, русских, немцах и греках.

Причем расовые и психологические особенности данных этнических групп он изучал не в тиши лабораторий, но на поле боя, в экстремальных условиях.

Актуальность работ Пантюхова повышается из-за проблем России на Кавказе. За свою неустанную и всестороннюю деятельность Иван Иванович Пантюхов был удостоен множества военных и академических наград.

Если такая личность вызывает у товарища Левина и его единомышленников «молчаливое презрение», то тем хуже для них, ибо враждебность позиции здесь обозначена со всей ясностью. Однако, как и следовало ожидать, наибольший их гнев вызвала самая блестящая и фундаментальная книга И. И. Пантюхова «Значение антропологических типов в русской истории» (Киев, 1909). Профессиональным историкам еще предстоит дать ей соответствующую оценку, так как данное пророческое творение никак не может быть отнесено к категории букинистического антиквариата. Это одна из самых блестящих всеохватных историй государства Российского, причем до сих пор единственная, объясняющая исторический процесс становления нашей страны не с помощью абстрактных политологических умствований и не посредством постного марксистско-ленинского историзма, но на основе взаимодействия конкретных расовых типов. Это подлинный шедевр классической расовой теории, безупречно созданный по всем законам жанра, где в простой, доходчивой, но вместе с тем доказательной форме объясняются многие спорные и драматические вопросы нашей истории, перед которыми традиционно пасовала классическая гуманитарная историософия. Там, где для Левина анекдот, для нас там — «биологическая правда» русской души и русского типа.

Четкость в постановке проблемы с первых же строк вызывает неподдельное уважение и доверие к автору: «Антропологические типы составляют фундаменты, на которых выросли народы. На почве типа каждый жизнеспособный народ сохраняет свою, только ему свойственную физиономию. Народы, теряющие свою физиономию, сливаются с другими народами и вырождаются». Далее И. И. Пантюхов дает антропологическое описание четырех основных расовых типов, стоявших у истоков создания русского государства, а также очерчивает географические зоны их возникновения. Это историческая антропогеография вопроса. Выживание и расселение этих типов автор также объясняет действием не абстрактных исторических законов, но сугубо естественнонаучными причинами, так как «борьба за существование русских народностей находилась в зависимости и от высоты роста, и от формы черепа и носа, и от цвета глаз и других антропологических признаков».

Принятие судьбоносных решений теми или иными личностями в нашей истории он очень убедительно объясняет, основываясь на принадлежности к тому или иному расовому типу, описанному в общеизвестных источниках и документах, при этом показывает устойчивость психологии поведения данных типов на протяжении веков, подтверждая свои выводы емкими обобщениями. И. И. Пантюхов как въедливый исследователь антропометрически проверяет точность народных примет и преданий, что невольно вызывает трепет и восхищение при таком взгляде на историю нашей страны. Это нисколько не устаревший, подробный анализ расового архетипа. «Стойкость русских типов выразилась в том, что они ассимилировались другими типами и даже почти ничего из них не заимствовали, но сами оказывали на них влияние и ассимилировали их». Хитросплетения деятельности польского, еврейского и татарского типов, прилепившихся к русским типам под действием центростремительных сил, также описаны живо и образно. Но главная честь в создании русского государства воздается Пантюховым северорусскому типу. Таким образом, и в этом ключевом вопросе наш ученый придерживался принципов классической расовой теории, согласно которым высшая, нордическая раса цементирует культуру и государственность в исторических общностях.

Устойчивость расовых типов автор без труда читает и в фактах религиозной, хозяйственной, законотворческой и научной жизни, а также в особенностях костюма, устройстве жилища и специфике этнической поэтики. Объяснение расового состава сословий русского общества, а также психологических побудительных мотивов народных смут вновь заставляет нас согласиться с правотой автора и убедиться в универсальности его научного метода.

Следует отметить, что вся книга написана сочным, образным языком в хорошем энергичном темпе, а лаконичность и информативность делают чтение вообще захватывающим. Редкий журналист, специализирующийся на ажиотажных темах, умеет так легко расправляться с простыми словами, доступными пониманию каждого читателя, и высекать из них искру интереса. И если И. А. Сикорского можно было бы по стилю охарактеризовать, как Пушкина в русской антропологии, то И. И. Пантюхов — это, несомненно ее Гоголь, так много искрометной мудрости и живой народной речи излито в этом сугубо научном труде.

Его книга повествует не о сокрытии «мертвых», но о раскрытии живых душ народа, в этом-то и заключена неослабевающая сила гражданской позиции русского ученого и русского военного врача. Неповторимость метода И. И. Пантюхова состоит также и в том, что, анализируя биологические пружины деятельности расовых типов, он сумел дать не только обозримую и достоверную картину их проявления в русской истории, но и дал прогноз, которому, увы, суждено было сбыться. Этот анализ событий будущего сквозь призму изменения расовой динамики в обществе сближает его с идеями В. А. Мошкова, который также предсказал неизбежность кровавого октября 1917 года. Истинный патриотизм обоих выражается в том, что они не пели бездумные дифирамбы русскому народу, но указывали на изъяны русского психотипа, предупреждая о фатальности последствий, если процессы разложения элиты не будут своевременно остановлены.

«К концу столетия под влиянием сделавшейся почти исключительно анархическою — русской, и, излюбленной обществом, утопической — иностранной, литературы, чуть не вся интеллигенция, начиная от дворян и разночинцев, до научившихся читать либеральные книжки мещан и крестьян, превратилась в утопистов, всем недовольных, всё отрицающих и увлекающихся только утопическими теориями. Во всем конечно было виновато правительство, и по мнению утопистов, стоило его только переменить, и всё пойдет превосходно. Возникли крайние требования социализма, коммунизма и книжного анархизма, разнуздались и чисто звериные и разбойничьи инстинкты. При таком положении дел расовый русский, главным образом великорусский, анархизм проявился во всей силе. На почве анархического, не склонного к анализу и не знающего удержу, типа, с ослабленною алкоголизмом и анархическую литературою волею, голодная, с увеличивающимися аппетитами интеллигенция, водимая, а не редко и косвенно подкупляемая имеющими свои цели людьми, была конечно уверена, что она шествует по собственному своему желанию для достижения свободы и разных самых высоких целей. Начавшаяся с конца девятнадцатого века психическая эпидемия перешла и в двадцатый век, когда она после неудачной войны достигла своего апогея».

Анархизм, инородческие космополитические теории, пьянство, нездоровая литература «чеховых» и «горьких» — вот та извращенная патологическая среда, в которой начали разлагаться расовые инстинкты великорусского типа, стоявшего у истоков создания русского государства. А другие расовые типы, затянутые в водоворот русской цивилизаторской миссии, сразу же обнаружили своенравие и биологический эгоизм, стоило основному типу явить слабость и временное замешательство. О правах малых народов начинают говорить едва умолкают народы большие, и русская история в этом плане не составляет исключения. Инорасовые попутчики великорусского северного типа в минуту испытаний заявили об иных исторических целях в соответствии с психическими требованиями своих типов. Большевистский переворот был неизбежен, а пропаганда интернационализма понадобилась, чтобы узаконить и легализовать бунт негосударствообразующих типов против государствообразующего.

Но в данной блестящей и новаторской работе «Значение антропологических типов в русской истории» есть еще один пласт информации, изучение которого весьма актуально в условиях современного политизированного общества. Гениальность этого метода состоит в том, что на его основе Ивану Ивановичу удалось проанализировать законотворческую деятельность первой Государственной Думы. Идеологическую ориентацию отдельных депутатов и даже целых фракций он метко и доказательно объяснял, исходя из их расовой принадлежности. «В Государственную Думу вошли как избранники всего русского народа, так и представители всех главнейших, входящих в состав государства, других народностей. Все они внесли с собою не только модные и утопические, навеянные последними событиями теории, но самое главное, внесли ту суть, которая, помимо теорий, лежит в основе их антропологических типов. Помимо всяких утопий, эта основа, при столкновении разнообразнейших интересов и желаний членов Думы, должна была выйти на чистую воду. При этом скоро и оказалось, что русский тип между всеми другими самый сильный, и хотя под влиянием гипноза, ослабления воли и расовых свойств русский человек временно и подчинялся разнообразным веяниям, но в сущности он тот же самый, какой был и при Владимире Святом, и Мономахе, и при Петре Великом».

Как последовательный и системно мыслящий натурфилософ, Иван Иванович сделал в своей работе и выводы относительного того, каким должно быть идеальное государственное устройство в России, исходя из особенностей расового архетипа северных великоруссов — создателей державы: «Для существования русского государства и прочного объединения как весьма неодинаковых по типу собственно русских народностей, так и вошедших в государство многочисленных инородцев русского зоологического региона, как была, так и есть, и будет возможна только самодержавная власть».

Отметим вновь, что вышеозначенная работа была издана еще в 1909 году, тогда как зарубежные аналоги объяснения истории на основе психического взаимодействия расовых типов начали появляться в Европе лишь к середине 20-х годов. Из их числа необходимо отметить книги выдающегося немецкого расолога Ганса Ф. К. Гюнтера (1891–1968) «Расология немецкого народа» (1922), «Расология Европы» (1924), «Расовая история эллинского и римского народов» (1928), «Нордическая раса среди индогерманцев Азии» (1934). Его соотечественник историк Вильгельм Эрбт в 1934 году издал фундаментальное сочинение «Всемирная история на расовой основе». Председатель Немецкого психологического общества Эрих Рудольф Енш (1882–1940) во второй половине 30-х годов поставил в соответствие расовым типам классификации Гюнтера их психические проявления, чем дополнил и углубил понимание действия биологических факторов в мировой истории. Помимо этих наиболее удачных и значимых работ, в данной области были написаны еще десятки книг и сотни статей, и имена их создателей сегодня известны хотя бы в среде профессионалов, а вот имя русского основоположника данного жанра начисто предано забвению. Однако, вопреки чаяниям красных профессоров, мы намерены изменить положение дел со всей решительностью.

До сих пор весьма интересен доклад Ивана Ивановича Пантюхова «О вырождающихся типах семитов», прочитанный им на заседании Русского Антропологического общества 29 декабря 1888 года. Эта работа, по сути, явилась его первым самостоятельным расологическим произведением, по которому можно оценивать уровень развития науки того времени. В ней автор проанализировал расовое и евгеническое законодательство древних евреев с той целью, чтобы показать, что ритуальные запреты на браки с представителями других этносов имели прежде всего жесткое биологическое обоснование.

Приведя данные антропометрии евреев, проживающих на различных территориях, и соотнеся их с каноническими описаниями из Ветхого Завета, И. И. Пантюхов позволил себе сделать глубокий естественнонаучный вывод: «Прилив крови европейских рас был для семитов полезен, и смешанные типы по тем данным, которые собраны, крепче, чем более чистые. Сравнивая более чистокровных евреев Закавказья, внутренней Азии, европейской Турции, мало предприимчивых и слабо размножившихся, с помесями европейских евреев, которые, несмотря на страшное гонение и истребление их в средние века, сделались очень предприимчивы и хорошо размножаются, должно признать, что примесь крови арийцев весьма благоприятно повлияла как на физический тип, так и на умственную деятельность и предприимчивость евреев».

Теперь в контексте нашего исследования следует сделать одну весьма существенную оговорку. Возможно, уважаемый читатель в нашей разоблачительной риторике усмотрел некий антисемитский подтекст, которым, увы, очень часто страдают многие борцы за правду. Мы хотели бы сразу же дистанцироваться от этих людей, ибо наша позиция в этом вопросе, помимо благонравных помыслов, подкреплена неопровержимыми фактами. Не только имена блистательных русских ученых, создававших фундамент нашей расовой теории, были преданы забвению, но и имена деятелей науки других национальностей, достигших успехов в данной области, также сегодня упорно замалчиваются. С точки зрения марксистской этики, не национальность, но именно сопричастность к определенной теме является греховной. Сквозь советские лагеря Гулага прошли диссиденты разных национальностей, объединенные общностью неприятия режима. То же самое справедливо и в случае с русской расовой теорией, ибо имена антропологов еврейского происхождения, содействовавших ее развитию, вымараны из истории нашей культуры на общих основаниях. В этом плане весьма показателен пример Аркадия Даниловича Элькинда — члена Антропологического Отдела Императорского Общества Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии.

А. Д. Элькинд родился в 1868 году. Среднее образование получил в Новгороде, где окончил гимназию с золотой медалью в 1888 году. После поступил на медицинский факультет Московского университета, на котором окончил курс в 1894 году. Еще будучи студентом, всерьез заинтересовался антропологией, поэтому в 1898 году отправился за границу, где, помимо медицинской стажировки в клиниках Берлина и Гейдельберга занимался, в Антропологическом институте Мюнхена под руководством профессора Иоганнеса Ранке и освоил новейшие по тем временам методики краниологических измерений.

В 1899 году вернулся в Россию и вступил в члены Антропологического Отдела Общества, а в 1912 году, защитив диссертацию на тему «Евреи», получил звание доктора медицины. В трудные годы Первой мировой войны, а также последовавшей за ней революции Аркадий Данилович стал редактором «Русского антропологического журнала», всячески стараясь сохранить высокий уровень издания, что ему и удалось. А. Д. Элькинд скончался 23 ноября 1920 года после продолжительной болезни.

Большую часть своей научной карьеры он посвятил расовому изучению племени, к которому принадлежал сам. Его объективный подход, избавленный от перегибов нездорового антисемитизма, а также и беспочвенного филосемитизма, которым невольно страдают многие, прикасающиеся к этой теме, до сих пор можно признавать как эталонный. В своей фундаментальной монографии «Евреи» он обобщил огромное количество антропометрического, фотографического и статистического материала о евреях России, Западной Европы, Палестины, Египта, Кавказа и Америки, что позволило ему сделать вывод: евреи в основной своей массе принадлежат к одному обособленному и устойчивому расовому типу. Углубленному рассмотрению данного вопроса посвящены и другие его работы: «Евреи (Сравнительно-антропологический очерк)» (Русский антропологический журнал, № 3, 1902) и «Антропологическое изучение евреев за последние 10 лет» (Русский антропологический журнал, № 2–3, 1912). Также его перу принадлежат статьи «К антропологии арабов» (Русский антропологический журнал, № 3–4, 1916) и «К антропологии негров» (Русский антропологический журнал, № 1, 1912). Последняя особенно примечательна тем, что в ней были приведены данные натурных измерений группы из тридцати дагомейцев, выставлявшихся в 1909 году в Московском Зоологическом саду. А. Д. Элькинд много и плодотворно занимался вопросами гигиены и борьбы с вырождением.

Сегодня, когда в результате драматических событий XX века отношение к еврейскому вопросу приобрело эмоциональный и резко политизированный характер, очень важно уклониться от бесплодной социологической и культурологической полемики и перевести вектор беспристрастного анализа в область расовой биологии. Базис научных изысканий А. Д. Элькинда дает нам такую возможность.

Весьма показательна в этом плане также судьба Рихарда Лазаревича Вейнберга, ибо и его вклад в отечественную науку пришелся не к марксистско-ленинскому двору. «Неудобных» евреев убрали так же, как и «неудобных» русских.

Р. Л. Вейнберг родился 31 декабря 1867 года в городе Талькофе в Латвии. Среднее образование он получил в Митавской и Рижской гимназиях, высшее — в Московском и Дерптском университетах. В 1892 году он защитил диссертацию на соискание степени доктора медицины, а в 1897 получил звание приват-доцента по анатомии и антропологии. Рихард Лазаревич много печатался на страницах отечественных и зарубежных антропологических, психологических и неврологических изданий. Помимо собственных оригинальных исследований, он активно популяризировал новейшие взгляды крупнейших европейских антропологов. В контексте же рассматриваемой нами темы следует отметить его неоценимый вклад в изучение расовых различий в строении мозга.

В работе «О строении мозга у эстов, латышей и поляков. Сравнительно-анатомический очерк» (М., 1899) на базе статистической информации Р. Л. Вейнберг делал такой вывод: «Мы видим, таким образом, что хотя человеческий мозг устроен относительно своей наружной формы, несомненно, по одному плану, общему для большинства человеческих типов, тем не менее он представляет целый ряд таких признаков, которые заметно разнятся по своей частоте у различных племен человечества или даже свойственны только одним племенам, совершенно отсутствуя у других».

В следующей своей статье «К учению о форме мозга человека. Мозг евреев» (Русский антропологический журнал, № 41, 1902) Р. Л. Вейнберг в духе программных заявлений ученых той эпохи подчеркивал, что и теоретическая медицина, а равно и антропология, должны подвергнуть всестороннему изучению расовые различия в строении мозга. Исходя из обычного для тех времен чувства гражданского долга и научной объективности, автор считал нужным подчеркнуть: «После целого ряда работ, вышедших за последние три десятилетия по соматологии евреев, едва ли может оставаться какое-либо сомнение в существовании среди них особого физического типа, выражающегося не только в своеобразных чертах так называемой еврейской «физиономии», но также в устройстве скелета, в пропорциях черепа и туловища, в особенностях внешних покровов. Резче физических особенностей выступают психологические черты еврейской расы. Те и другие, преимущественно же последние, отражаются, как известно, на развитии центральной нервной системы, или, точнее говоря, являются внешним выражением особого устройства центрального органа психической и физической жизни у данного племени».

Далее были выявлены особенности в организации борозд и извилин у евреев. К числу расово-диагностических особенностей относятся прежде всего направления так называемых Роландовых и Сильвиевых борозд, специфика разделения между лобными и теменными долями, а также многочисленные перерывы и мостики между соседними извилинами, составляющие племенную особенность строения мозга евреев, что выражается в их повышенной социальной приспособляемости и особом ситуативном чутье, обычно отсутствующих у русских.

Описывая специфику строения мозга евреев, Р. Л. Вейнберг подчеркивал: «Таким образом, и в этом случае мы встречаемся с рядом таких особенностей рисунка мозговой поверхности, которые, по нашим и других авторов наблюдениям, несомненно принадлежат к разряду редко наблюдаемых вариантов мозговых извилин и поэтому не должны быть обойдены молчанием при сравнительно-расовом исследовании человеческого мозга». Именно у евреев чаще всего наблюдается аномалия срастания Роландовых и Сильвиевых борозд. К числу отличительных черт следует отнести также и форму обонятельной борозды у евреев. С древнейших времен известно, что все расы и племена имеют специфический запах, ведущий свое происхождение еще с этапа дочеловеческой истории развития. Не случайно поэтому отделы мозга, ответственные за обоняние, имеют самое древнее с эволюционной точки зрения происхождение и их развитие предшествовало всем формам психической деятельности.

Таким образом, в свете всего вышеизложенного, на основании неопровержимых фактов, можно сделать правомерный вывод, что культурная, социальная, религиозная и политическая специфика поведения евреев является следствием особой конструкции их мозга. И в этом умозаключении не содержится ничего расистского или антисемитского, так как все данные для него почерпнуты из работ добросовестных антропологов, никогда не скрывавших своего еврейского происхождения.

После 1917 года Рихард Лазаревич Вейнберг уже не мог позволить себе писать работы подобного характера, ибо торжество идей большевизма, запечатленное в расовом составе первого советского правительства, наглядно показало всю правоту его натурфилософской теории. Он был вынужден сосредоточиться на преподавательской деятельности в анатомическом зале и печатался уже исключительно в Германии, где интерес к данной проблематике нарастал всё больше и больше. Его последние работы были посвящены вопросам расовой патологии нервной системы. Скончался Р. Л. Вейнберг в Ленинграде 21 марта 1928 года.

Не угодной новой власти оказалась и деятельность и приват-доцента Императорского Юрьевского университета Эбера Гиршовича Ландау, который в 1912 году опубликовал емкое по содержанию и смелое по форме «Краткое руководство к изучению расовой антропологии», в самом названии которого четкость постановки вопроса достигла своего апогея. Обрисовав в начале своей работы доминировавшие на тот момент концепции эволюционного происхождения рас человека, автор планомерно перешел к описанию их морфологических различий, причем сделал это с литературным талантом хорошего методиста. Вообще, нужно отметить, что ученые в дореволюционной России умели не только теоретизировать и витийствовать, как нам это обычно стараются внушить, но были, на самом деле, очень хорошими практиками. Научные пособия той эпохи отличались как хорошим русским языком, так и наглядностью повествования, а общий высокий уровень культуры ученых давал возможность разнообразить узкоспециальный текст аналогиями из других дисциплин, а также удачными историческими примерами. Чтение трудов современных антропологов является на этом фоне крайне мучительным занятием, а требования политической корректности донельзя обезобразили сам стиль изложения. Невнятность, порожденная призраками всеобщей расизмофобии, сделалась сегодня нормой.

Отсутствие практических выводов в антропологических работах при полном тумане в сфере оценок ошибочно отождествляется с «научностью» и «гражданской благонадежностью». Моральная трусость людей, скрывающих свою расовую принадлежность, сквозит до такой степени, что иногда создается впечатление, будто новейшие учебники по антропологии написаны людьми, вообще не имеющими цвета кожи. Такая «бесхребетная» антропология оскверняет нашу расу.

Для иллюстрации разительных отличий в самих принципах подачи материала в дореволюционных работах по сравнению с современными лучше всего обратиться к книге прекрасного русского ученого Владимира Егоровича Эмме «Антропология и медицина (К вопросу о санитарных исследованиях расы)» (Полтава, 1882). Его имя, увы, также забыто совершенно незаслуженно.

Означенная работа корифея русской науки представляла собой доклад Первому губернскому съезду земских врачей Полтавской губернии, в городе Кобеляки, 19-го сентября 1882 года.

Однако уровень обсуждаемой проблемы в этом малороссийском провинциальном городке был крайне недостижим для современных отечественных красных профессоров, совершенно извративших со временем дух классической русской науки своими псевдогуманистическими блажениями. Дореволюционные врачи, антропологи и психологи мыслили не категориями абстрактного всечеловечества, но исходили из необходимости привязывать все методы исследований к тому или иному конкретному расовому типу. В. Е. Эмме во введении писал: «Мы говорим здесь не о тех отвлеченных представлениях рода homo sapiens, о которых нам читались лекции по анатомии и физиологии на медицинских факультетах, а о реальных существах, с которыми мы сталкиваемся ежедневно, — существах, принадлежащих к известной расе, к известной национальности, к известному культурно-историческому периоду, к известному классу общества, к известной профессии, — все условия, далеко не безразличные и налагающие глубокую печать как на строение, так и тем более на отправления этих существ».

Таким образом, извечные нормы клятвы Гиппократа, по мысли Эмме, должны быть применяемы вариабельно к людям различных рас, ибо то, что полезно и хорошо для физиологии и психологии человека одного племени, может быть тлетворно для представителя другого. «Ввиду того обстоятельства, что податливость человеческого организма в отношении к изменяющим влияниям среды прежде всего может обуславливаться природою этого организма, необходимо определить эту природу, то есть вид или расу, к которой принадлежит организм, подлежащий изучению с точки зрения гигиены и медицины. Основным принципом нашего исследования мы ставим следующее положение: определение антропологического характера изучаемого субъекта должно считаться первым условием всякого рационального медицинского или гигиенического исследования, ибо известно, что различные расы подвержены в различной степени различным болезнетворным причинам; что как строение, так и отправления различных рас — различны; что острота чувств, мышечная сила, пищеварительная способность, выносливость в работе, умственные способности, производительная способность, способность к акклиматизации и т. д. и т. п., — все эти свойства более или менее различны у различных рас».

Чистота научного метода, помноженная на ясность гражданской позиции, отличает и работу профессора Казанского университета Сергея Михайловича Хомякова «Как измерять людей» (Справочник по антропологии, Казань, 1911).

Свою сугубо методическую брошюру автор начинает с утверждения, что русский интеллигент обязан иметь представление об антропологических типах народностей, населяющих Российскую Империю: «Вот почему всякий врач, под руками которого ежедневно проходят сотни больных и здоровых людей, учитель, изнывающий в глухом медвежьем углу, следователь обширного участка могли бы принести огромную пользу науке, посвящая часы своего досуга измерениям окружающего их населения».

Со всей очевидностью становится ясно, что тип русского интеллигента, навязываемый общественному мнению на протяжении всего XX столетия, не соответствует исходному биологическому прототипу. Толпы рафинированных идеалистов, определяющие свою общность по некоей абстрактной культуре и готовые принять в свои ряды любого мутанта, симулирующего умственную активность, не являются подлинными представителями расовой элиты нашего народа.

Абстрактные всечеловеческие блажения и гуманистические утопии не могут считаться адекватным продуктом деятельности интеллигенции, ибо она призвана выполнять функцию нервной системы социального организма. А любой организм, в том числе и социальный, не жизнеспособен, если наделен больной нервной системой. Следовательно, антропологическая грамотность есть первый и самый необходимый признак настоящей интеллигентности.

Крупным ученым и систематизатором науки был также Николай Васильевич Гильченко, оставивший нам уникальное сочинение «Вес головного мозга и некоторых его частей у различных племен, населяющих Россию» (СПб., 1899). Свод данных, приведенных в нем, и их обобщение не устарели до сих пор, что позволяет пользоваться ими в целях объяснения политических, а также социокультурных феноменов на всем современном так называемом постсоветском пространстве.

Существующая ситуация в области этнической преступности также во многом может быть объясняема на основе изысканий очередного нашего ученого провидца, ныне забытого.

Николай Васильевич Гильченко, происходивший из казаков Запорожской Сечи, родился 20-го мая 1858 года в городе Лебедине. По окончании курса в 3-й Харьковской классической гимназии он в 1878 году поступил в Петербургскую Медико-хирургическую академию. А в 1883 году, окончив в ней полный курс, он был назначен младшим врачом в 20-ю артиллерийскую бригаду в город Владикавказ. В 1884 году он был переведен в 80-й Кабардинский пехотный пата, с прикомандированием к Владикавказскому военному госпиталю, в котором на протяжении четырех лет состоял штатным ординатором.

Наблюдая пестрое кавказское население, Николай Васильевич, по совету крупнейших отечественных антропологов А. П. Богданова и В. Е. Эмме, приступил к изучению расовых особенностей туземцев. Результатом этого труда явилась его диссертация «Материалы для антропологии Кавказа» (СПб., 1890), а в 1892 году вышло очередное его исследование «Терские казаки». Ну и наконец, в 1899 году был опубликован главный труд «Вес головного мозга и некоторых его частей у различных племен, населяющих Россию», сразу же удостоенный специальной премии Общества Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии. Классик русской антропологии Д. Н. Анучин писал в этой связи, что работа «Составляет существенный вклад в неврологию, а по отношению к России и к русским народностям труд господина Гильченко является выдающимся по своему значению». Проанализировав весовые параметры как мозга целиком, так и отдельных его частей у представителей множества племен, населяющих Российскую империю, Н. В. Гильченко подготовил статистическую базу расовых различий в области локализации функций высшей нервной деятельности. Он указывал: «Влияние народности (племени) на вес мозга также, несомненно, существует, помимо всех прочих уже рассмотренных влияний роста, возраста и пр. Расовые и племенные признаки не изменяются от предков к потомкам. Различия в весе головного мозга, замечаемые в отдельных областях нашего обширного отечества, не могут быть объяснены ни влиянием роста, ни влиянием возраста, а исключительно влиянием народности (племени)».

В 1892 г. Н. В. Гильченко был переведен на службу в Москву, в военный госпиталь, а уже через год — избран секретарем Антропологического отдела Общества Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии, занимая эту должность до 1895 года, а затем был переведен в Петербург в Главное военно-медицинское управление, где его назначили начальником перевязочного отдела завода военно-врачебных заготовлений. С 1898 по 1899 годы Н. В. Гильченко с научными целями посетил Германию, Англию и Францию, а в 1902 году был назначен в Варшаву старшим врачом Варшавского укрепрайона. Перед началом русско-японской войны Н. В. Гильченко посетил военную базу в Порт-Артуре и по результатам поездки составил отчет о ее неудовлетворительном санитарном состоянии, чем вызвал нескрываемый гнев командования. Однако предостережения русского ученого и военного врача не были услышаны, и этот факт также должен быть отражен современной исторической наукой при объяснении причин поражения России в той войне.

Николай Васильевич Гильченко скончался 17 августа 1910 года.

На протяжении всей своей карьеры он самым удивительным образом сочетал в себе неподдельное рвение на военной службе с неустанными глубочайшими научными исследованиями, что отражено во множестве его публикаций как в военно-медицинских, так и академических изданиях.

Но справедливости ради необходимо всё же отметить, что его пример был не единственным. Напротив, жизненный путь Н. В. Гильченко был скорее нормой для биографий подлинных русских ученых, которые мыслили себя прежде всего гражданами великой страны и уже затем — носителями принципов академической науки. Любые современные разговоры о ее вненациональной и интеррасовой ценности определенно показались бы им несомненным кощунством.

Активистки феминистского движения во всем мире причисляют себя к наиболее образованной и прогрессивной части человечества. Аналогичная ситуация наблюдается и у нас в стране. Однако, как и всюду, в качестве образцовых личностей, символизирующих воплощенные идеалы движения, выбираются весьма сомнительные с биологической точки зрения персонажи, вроде Крупской и Коллонтай. Мы же хотели бы предложить кандидатуру Тарновской П. Н., действительно достойную подражания во всех отношениях, не только женщинами, но и сильной половиной человечества.

Прасковья Николаевна Тарновская, хотя и была крупнейшим русским антропологом и психиатром, однако все свои научные сочинения подписывала достойно и элегантно: «женщина-врач Тарновская».

Советские школьные учебники десятилетиями вбивали в неокрепшие умы детей устрашающий образ царской России как «тюрьмы народов», в которой, помимо угнетения национальных меньшинств, якобы существовало также и притеснение женщины.

Однако уже одного факта достаточно для того, чтобы разбить этот штамп, так как Прасковья Николаевна длительное время исполняла должность казначея Антропологического Отдела Императорского Общества Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии. Была она также и постоянным членом Русского Общества охранения народного здравия, на секциях которого постоянно выступала с докладами, посвященными широкому спектру тем повышения биологической жизнеспособности русского народа. В этом плане весьма интересен ее доклад «Новые работы по криминальной антропологии» (1891), ибо данные, приведенные в нем, не устарели до сих пор, а наглядность и доказательность подачи материала позволяет нам пользоваться идеями П. Н. Тарновской в повседневном быту и сегодня. Характерно, что русская ученая также считала, что «антрополог — это труженик естествознания», — так велика его миссия в жизни народа, а знание о наследственных причинах вырождения и пропаганда методов борьбы с ними является одной из основных задач антрополога. Перечисляя и описывая основные признаки вырождения, П. Н. Тарновская указывает, что «только одновременное существование нескольких таких признаков у человека в совокупности с отклонениями моральной сферы, дает право причислять его к дегенеративному типу».

Все свои наблюдения и выводы зарубежных авторов она обобщила в виде ясного и практического предписания: «Нужно желать и надеяться, что в ближайшем будущем криминальная антропология ляжет в основу уголовного права и положения о наказаниях».

В другом своем докладе «Об органах чувств у преступниц и проституток» (СПб., 1894) П. Н. Тарновская приложила принципы криминальной антропологии к означенным категориям населения, причем вновь исходила из генетических свойств их представительниц. Согласно ее исследованиям выходило, что на путь проституции женщину толкают не социальные условия, но факторы наследственной дегенерации. Убожество и ущербность строения органов чувств и приводят к моральному падению, а неразборчивость в связях есть результат низкой организации ассоциативного аппарата подобных женщин.

Свои практические наблюдения Прасковья Николаевна Тарновская подкрепила следующим теоретическим резюме: «Таким образом, задачи криминальной антропологии всё более и более расширяются в том отношении, что для всестороннего, подробного изучения преступника становится необходимым: 1) тщательное изучение его внешней организации; 2) обстоятельное знакомство с прошлым — детство, воспитание, семья, болезни; с дальнейшей его жизнью — занятия, привычки, социальный быт; 3) знакомство с его нравственным обликом для уразумения причин, побудивших его совершить преступление, и, наконец, 4) — что составляет до настоящего времени существенный недостаток — посмертное исследование с более подробным и тонким изучением нервных центров».

На основе всего вышеизложенного становится очевидным, что в дореволюционной России базовые постулаты уголовного права Чезаре Ломброзо разделялись и открыто поддерживались самой передовой частью ученого сообщества. Пример работы Д. Н. Анучина «Изучение психофизических типов», о которой мы говорили ранее, говорит в пользу этого утверждения. И лишь поколения красных профессоров исказили позднее подлинную картину развития русской науки, всячески убеждая нас в том, что идеи криминальной антропологии не пользовались популярностью как «реакционные». Напротив, помимо социальных и правовых аспектов, разрабатывались также и этнорасовые, ибо в условиях многоплеменной Российской Империи давным-давно уже был накоплен опыт, наглядно показывающий, что не все народы, ее населяющие, обладают одинаковой наследственной предрасположенностью к совершению преступлений.

С этой точки зрения очень злободневна и актуальна статья Э. В. Эриксона «Об убийствах и разбоях на Кавказе», напечатанная в 1906 году в профильном периодическом издании «Вестник психологии, криминальной антропологии и гипнотизма», редактором которого был крупнейший русский психиатр и невролог Владимир Михайлович Бехтерев. Уже сам факт существования такого журнала, руководимого столь маститым ученым, вскрывает всю лживость и безосновательность марксистской пропаганды советской эпохи. Запрятав первоисточники в специальные хранилища библиотек, красные профессора позволяли себе как угодно коверкать наше бесценное наследие.

Свою работу Э. В. Эриксон начал так: «Кавказ по распространенности убийств и разбоев занимает из всех стран, входящих в состав Российской Империи, первое и выдающееся место, несмотря на весьма энергичную борьбу с этими преступлениями административных и судебных властей и немалыми материальными средствами, издерживаемыми на просвещение местного населения». Как видно, за сто лет ситуация в этом регионе нисколько не изменилась, и просветительская миссия гуманизма, не последнюю роль в пропаганде которого сыграли и «прогрессивные» советские ученые, окончательно провалилась.

«Естественно, что психиатру и психологу, интересующемуся этнопсихикой и криминальному антропологу может прийти иной раз на мысль вопрос: не имеют ж значение в этиологии убийств и разбоев на Кавказе врожденные особенности психики отдельных племен и рас, населяющих край, и не играют ли в этого рода преступлениях также некоторой роли, а если играют, то в какой степени — психические и нервные болезни людей».

Проведя в своем очерке подробный психометрический анализ криминогенных наклонностей коренного населения Кавказа, Э. В. Эриксон положительно ответил на поставленный вопрос, в результате чего сделал вывод: «Какая бы раса не явилась господствующей над населением Кавказа через 300 лет — славянская ли, тевтонская ли или монгольская — всё равно: многие черты характера, свойственные испокон веков аборигенам страны, будут считаться неизменившимися».

Следует вновь подчеркнуть, что русские ученые той поры были вовсе не рефлексирующими интеллигентами, но людьми с активной жизненной позицией. Мы уже отмечали, что такие корифеи нашей науки, как В. А. Мошков и И. И. Пантюхов откровенно вскрывали дегенеративную сущность декадентского искусства, буквально опутавшего своими метастазами сознание правящих классов России. Творчество литераторов, поэтов и художников так называемого «Серебряного века», которым нас принуждают восхищаться безответственные критики, было глубоко ущербным и болезненным. Мало того, именно его разлагающие каноны не в последнюю очередь привели к кризису, окончившемуся «красным октябрем», с его откровенно сатанинской стилистикой.

На необходимость открытой борьбы с вырожденческими аномалиями в искусстве указывал и классик русской невропатологии Григорий Иванович Россолимо (1860–1928). В своей глубокой по смыслу и великолепной по манере изложения работе «Искусство, больные нервы и воспитание» (М., 1901) он поставил перед собой задачу «…отражения объективированного искусства и художественного творчества наших дней в зеркале биологической критики». Как профессионал, многие годы посвятивший изучению строения и функционирования нервной системы, он подчеркивал, что декадентское искусство ориентировано на «неправильное понимание психологических законов эстетики» и представлено «больными людьми, специально эксплуатирующими свои эстетические вкусы и стремления». Россолимо провел четкую границу между здоровым, нормальным творчеством и патологическим, а также обосновал критерии, по которым они определяются, мало того, он даже призвал к «гигиенической нормировке произведений искусства». В своей и ныне актуальной работе Григорий Иванович Россолимо высказался вполне радикально и мужественно: «Другое дело представляет вырождающееся искусство: лечить такое зло, как вырождение в искусстве, было бы делом совершенно бесплодным: дегенерат неизлечим; но обезвредить больного — это уже одна из важных задач гигиены, так как многие психопатические состояния отличаются своей заразительностью, особенно, когда доходят до восприимчивого сознания субъекта с предрасположенной нервной системой. Вот откуда вытекает необходимость гигиены эстетического воспитания, ее медико-педагогическая задача; отсюда вытекает и необходимость нормировки художественного воспитания вообще».

Накапливая огромный материал по всем видимым проявлениям расовых типов, населяющих бескрайние просторы Российской Империи, ученые не боялись делать глобальные выводы об эволюционной и биологической неравноценности рас. Неоднократно подчеркивалось, что их культуротворческие способности поэтому также не равны. Приводимые фактические данные для обоснования этой позиции были безупречны.

Совершенно неоценимую роль в контексте обсуждаемой нами темы имеет статья «Материалы для антропологии русского народа» (Русский антропологический журнал. 1902, № 3) русского ученого А. Н. Краснова. Уникальность данного исследования состоит в том, что статистические антропометрические замеры проводились автором на призывных пунктах, расположенных по территориальному принципу в центральной России. Автор писал по этому поводу: «Подводя итоги измерений из 10 различных губерний и 21 уезда, мы не можем не поразиться тою однородностью состава, которая их характеризует. Везде бросается в глаза преобладание белокурого светлоглазого типа. Блондины составляют от 20 до 50 % всех измерявшихся, поэтому, допуская всевозможные случайности при составе отдельных партий, нельзя все-таки не признать, что в 10 означенных губерниях основным элементом великорусского населения должна была быть какая-то белокурая, светлоглазая раса, которая, несмотря на смешение с черноволосою, давшая малочисленных гибридов с переходного цвета глазами и волосами, сохранилась в своем чистом виде в лице столь многочисленных абсолютных блондинов.

Ее влияние сильно и в помесях, так как число серых глаз еще больше, и серые глаза преобладают и у тех гибридов, у которых волосы приняли более темную окраску под влиянием примеси крови более пигментированной расы. Белокурые представители вместе с тем более однородны. В них мы находим наиболее обычные, так сказать, типичные для великороссов физиономии, которые на всем обширном протяжении, занятом 10 означенными губерниями, постоянно повторяются, так что, смешав снимки, вы будете поставлены в затруднение сказать, из какой губернии он взят. Нет ничего невозможного, что эти русские долихоцефалы есть лишь вариант скандинавской расы.

Так или иначе, из всего сказанного ясно вытекает следствие, что темноволосая раса не может быть названа русскою. Это — привходящий элемент, заимствованный главным образом от финских и тюркских и, быть может, от южных и западных народностей, с которыми приходили в соприкосновение основные белокурые элементы русского народа».

Таким образом, названия Руси и русского народа имеют древнейшее, сугубо расово-антропологическое происхождение, восходящее к главному признаку северной расы — русым волосам. Поэтому становится совершенно очевидным, что изначальным созидателем и носителем культуры на всей территории Европы и европейской части России всегда был один и тот же расовый тип — длинноголовый голубоглазый блондин.

В подтверждение данного натурфилософского тезиса, положенного в основу классической расовой теории в дореволюционной России, было написано множество научных работ. Их обзор был выполнен нами в предисловии к первому выпуску «Русская расовая теория до 1917 года», и поэтому перейдем к рассмотрению других, важных по значению работ.

Современные историки и лингвисты в основной своей массе склонны отстаивать подобную точку зрения. Так, например, крупный отечественный этнолог Валентин Васильевич Седов в монографии «Древнерусская народность» (М., 1999) указывает: «Утверждения лингвистов об иранском или индоарийском происхождении этнонима Русь приобретает надежную историческую подоснову. Он восходит или к иракской основе rauka, ruk — «свет», «белый», или произведен от местной индоарийской основы ruksa, russa — «светлый», «белый».

Но ведь совершенно очевидно, что белыми могли называть именно людей, населявших данные огромные территории, что указывает на их расовую принадлежность. Средняя полоса России совершенно не похожа на заснеженную тундру, и ее саму по себе не могли называть «белой». Русь — это расовое название, свидетельствующее о нордическом происхождении ее исконных обитателей.

Итак, вновь под воздействием уникальных, но неопровержимых фактов мы убеждаемся в том, что все самые смелые теоретические выводы русские дореволюционные расовые теоретики делали только на основе обобщения огромного статистического материала, именно поэтому их тезисы и подтверждаются современной наукой. В этом плане весьма показателен пример крупного этнографа и путешественника Григория Ефимовича Грумм-Гржимайло. Достигший высот научной карьеры еще в царской России, он получил признание и при советской власти за исследование Средней Азии, Забайкалья и Дальнего Востока. Но несколько его фундаментальных исследований до сих пор никак не вписываются в канву «общепринятой» истории, до такой степени акцептация на реальной иерархии рас меняет наше мировоззрение.

Григорий Ефимович Грумм-Гржимайло родился 5 февраля 1860 года в Санкт-Петербурге в семье нотариуса Министерства юстиции. По окончании военной гимназии он в 1880 году поступил на естественное отделение Физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета. Уже в студенческие годы Григорий Ефимович развил бурную научную деятельность, много путешествовал и посвящал время практическим занятиям, в результате чего уже в 1884 году по сдаче последнего экзамена был утвержден в ученом звании кандидата естественных наук.

С этого момента начинаются его многочисленные экспедиции на Кавказ, Алтай, Памир, в Среднюю Азию, Забайкалье, Монголию, Китай, Маньчжурию, Дальний Восток, снискавшие ему всемирную славу, причем во многих из этих областей он побывал в качестве первого европейского исследователя. Знаток восточных языков, археологии, этнографии и антропологии, Грумм-Гржимайло первым из ученых начал подкреплять сведения, почерпнутые из древних сказаний и легенд, данными сравнительного изучения черепов и костей из могильников, расположенных на этих обширных территориях Азии. Позднее он стал профессором и вице-президентом Русского географического общества, написал множество монографий и обобщающих энциклопедических работ. Скончался Г. Е. Грумм-Гржимайло 3 марта 1936 года.

Две работы русского ученого до сих пор считаются очень «неудобными» для современной науки, до такой степени выводы, содержащиеся в них, повергают в шок любителей усредненного псевдогуманистического взгляда на историю Евразийского континента.

Будучи подлинным энциклопедистом, как и абсолютное большинство русских ученых той поры, Г. Е. Грумм-Гржимайло проанализировал старинные китайские летописи и пришел к выводу, что исходным расовым типом, создавшим культуру северного Китая, бесспорно, был европеоидный. Этот тезис прекрасно обоснован в его монографии с характерным названием «Почему китайцы рисуют демонов рыжеволосыми? (К вопросу о народах белокурой расы в Средней Азии)» (СПб., 1899). В ней он писал: «Одним из докитайских народов, населявших бассейн Желтой реки, были рыжеволосые «ди». Китайцы в своих летописях добросовестно признают, что не являются автохтонами в тех местностях, которые по обыкновению связываются с традиционной китайской культурой. На многочисленных живописных изображениях эпохи ранних династий можно обнаружить подробные портреты демонов ада — «гуи», которые представлены с рыжими волосами, голубыми глазами и прочими характерными антропологическими признаками европеоидной расы. Характерно, что много позднее, уже в эпоху великих географических открытий, когда китайцы впервые увидели европейских путешественников, они тотчас назвали их «янь-гуй-цзы» — заморскими чертями. Таким сильным оказалось влияние расового стереотипа в их сознании.

В XXV веке до Р. Х. китайцы занимали ничтожную часть территории современного Китая и называли себя «народом ста семейств» или «черноволосыми», а все окрестные народы различали не по месту обитания, а по расовым признакам, чему оставили немало письменных свидетельств. Именно у своих инорасовых соседей китайцы обучились обработке и орошению полей, строительству дамб и иным инженерным ухищрениям очень сложного ирригационного искусства, а также строительству башен, дворцов и прочих архитектурных сооружений. Среди всех племен китайцы особенно выделяли многочисленное рыжеволосое племя «ди». Наконец, рыжеволосыми были представители одной из ранних китайских династий Чжоу (1122–225 до н. э.), что по мнению Г. Е. Грумм-Гржимайло, указывает на метисацию с представителями этого загадочного племени, так как иероглиф «ди» составлен из двух иероглифов, дословно обозначающих выражение «огненная собака».

Он указывает: «Что «ди» принадлежали к белой (и, вероятно, белокурой) расе, подтверждается это и тем обстоятельством, что среди них были великаны. Подобное предположение не заключает в себе ничего невозможного. В доисторические времена белая раса имела совершенно иное распространение, чем теперь. Ее остатки в различных градациях метисации и теперь сохранились на островах Полинезии и Зондских, в Индокитае, в Южном Китае, в Маньчжурии, в Японии на крайнем северо-востоке Сибири и в Северной Америке; наконец, в Северном Китае и по настоящее время сохранился еще длинноголовый тип. Следы крови белой расы видны и среди некоторых групп населения Бутана, Непала и Кашмира, чем, между прочим, и объясняется их длинноголовость, прямо поставленные глаза и тонкий, прямой нос».

На арийское происхождение племени «ди» указывает также и тот факт, что своих вождей и царей они называли «ас».

В VII веке до Р. Х. племя «ди» распалось на две ветви — «белую» и «красную». «Белая» получила название «динлины», а от смешения «красной» возникло множество современных народов, населяющих гигантские просторы Средней Азии и Дальнего Востока, в результате чего у многих из них до сих пор встречаются совершенно европеоидные черты лица.

Восстанавливая расово-психологический облик древних динлинов, Г. Е. Грумм-Гржимайло приходит к следующим, весьма характерным в плане нашего изложения, выводам. Мужчины динлинов отличались высоким ростом, атлетическим телосложением, выносливостью, крутым и воинственным нравом, женщины же их были, напротив, чрезвычайно утонченными, грациозными и блюли целомудрие. Их воины были свирепы и никогда не расставались с оружием, не задумываясь, они применяли его по любому поводу, но воевали не числом, а умением. Кованые латы, шлемы, кинжалы и мечи, которыми они пользовались, были весьма высокого качества. Мастера их строили деревянные срубы, умели шить дорогую одежду и создавать тонкие ювелирные украшения из золота, серебра и самоцветных камней. Шумные застолья с большим количеством вина и танцами были излюбленным времяпрепровождением. Мужчины всегда ходили гладковыбритыми, а женщины вплетали в свои роскошные белые локоны колосья, бусины и морские раковины. Все формы власти у динлинов были выборными. Собака считалась священным животным, и за ее убийство полагалось такое наказание, как за убийство человека. Дух свободы и независимости пронизывал весь их жизненный уклад, а необузданность нрава вошла во многие китайские поговорки. Народная молва «Поднебесной империи» величает их не иначе, как «косматыми буйволами». Никто не мог у них принудить девушку выйти замуж против ее воли. Кроме того, только у динлинов из всех народов этой гигантской территории Азии моногамия составляла первичную и основную форму брака, отсутствовали похотливость и идолопоклонство, напротив, культ предков и рыцарство были весьма распространены.

Задаваясь справедливым вопросом: что же это была за раса? — крупнейший русский ученый — исследователь данного региона — сам же пришел к однозначному выводу, что по всем внешним описательным признакам, совокупному психологическому портрету, а также по деталям бытового жизнеустройств и специфическим чертам поведения, это могла быть только европеоидная раса с очевидным доминированием в ее биомассе субстрата северного происхождения. Ответив на вопрос о расовом происхождении автохтонного населения Центральной и Восточной Азии, Г. Е. Грумм-Гржимайло реконструирует динамику исторических процессов в этом регионе, выдвигая свою версию сокращения численного состава белокурой расы.

Длинноголовые блондины проиграли схватку в борьбе за жизненные ресурсы Азии короткоголовым брюнетам не из-за недостатков своей физической и психической организации, но, напротив, из-за чрезмерной их концентрации в регионе, не приспособленном к их выявлению и раскрытию. Движимый чувством индивидуальной свободы и не способный к подчинению, наделенный от природы инициативой и богатым творческим воображением, он неминуемо вынужден был проиграть толпе безынициативных существ, способных только к азиатскому раболепию и слепому повиновению. Лишенный похотливости и наделенный рыцарским, возвышенным отношением к женщине, белокурый блондин утвердил единственно возможную для себя форму брака — моногамию, чем и предопределил всё возрастающий численный перевес за монголоидами и метисами, придерживающимися из-за специфики своей сексуально-психической конструкции полигамии гостевого брака и тому подобных форм половой активности, совершенно не доступных пониманию белого человека.

Эти смелые революционные взгляды на историю Г. Е. Грумм-Гржимайло уверенно развил в следующей своей тематической работе «Белокурая раса в Средней Азии» (СПб., 1909). Прежде всего русский автор ссылается на слова французского авторитетного ученого в области антропологии, профессора Поля Топинара, указывавшего: «Можно считать доказанным существование в былые времена в Центральной и Северной Азии расы с зелеными глазами и рыжими волосами».

Раскопки курганов и могил в долине реки Селенги вскрыли существование в доисторическое время в этом районе двух расовых антиподов: это короткоголовый тип с цефалическим указателем 93,6 и длинноголовый тип с цефалическим указателем 68,4. «Раскопки могил в пределах Алтайско-Саянского нагорья указывают нам на эту горную область как на продолжительную стоянку длинноголовых. Сюда, надо думать, и должны были, главным образом, передвинуться если не автохтоны Забайкалья, то последующее длинноголовое население этой области, принадлежавшее, подобно длинноголовым алтайцам, к высшей расе, скорее всего, даже европейской, что доказывается как формой их черепов, так и гипсовыми масками, из коих многие отличаются замечательной красотой и чертами лица совершенно европейскими».

Кроме того, классические древние китайские трактаты повествуют о племенах, населявших Среднюю Азию вне Китайской стены, а именно: об усунях, хагясах, динлинах и бома, при этом подчеркивая, что у них голубые глаза и белокурые (рыжие) волосы. Примечательно, что у китайцев под именем «рыжих» известны все нечерноволосые племена, начиная от белокурых и кончая темно-русыми. Трактат «Бэй-шы» прямо подтверждает, что южная окраина Гоби была родиной динлинов. Для обозначения многих племен, обитавших на этих гигантских просторах, китайцы использовали иероглифы, в точном переводе означающие «белый» и «пегий».

Только к концу IV века после Р. Х. Алтайско-Саянское нагорье было наводнено тюрками, смешавшись с которыми динлины и образовали уйгурский народ, долго называвшийся в китайских летописях «желтоголовыми». Что касается киргизов, обитавших поблизости, то сохранились сведения относительно канонов расовой красоты, существовавших у них еще в начале IX века: рост высокий, цвет кожи белый, румяное лицо, цвет волос рыжий, глаза голубые. И этот базовый тип преобладал настолько, что черные волосы считались нехорошим признаком, а люди с карими глазами просто считались потомками китайцев. Уже в XVII веке, когда русские принялись осваивать Сибирь, то столкнулись с совершенно иным в расовом отношении народом, представленным в основном черноволосыми и смуглыми типами. Китайские летописи отмечают, что еще в XVIII веке среди маньчжуров встречалось множество субъектов «со светло-голубыми глазами и орлиными носами».

Обобщая всю эту богатейшую информацию, Г. Е. Грумм-Гржимайло приходит к выводу, что «динлины составляли обособившуюся ветвь белокурой расы».

Ну и наконец, приведем самый наглядный и убедительный довод в поддержку концепции нашего великого этнографа и путешественника. Во всем мире Конфуций признан одним из столпов китайской культуры, но он по своим расовым признакам никак не может быть отнесен к чистым автохтонным монголоидам, ибо, как известно, для них характерна незначительная волосяная растительность на лице. Однако Конфуция на всех канонических изображениях до сих пор рисуют с весьма пышной бородой, что в свою очередь может свидетельствовать, как минимум, о высоком проценте у него европеоидной крови.

Все вышеизложенные взгляды и научные построения Г. Е. Грумм-Гржимайло были хорошо известны в среде духовенства и интеллигенции тех областей Азии, где он проводил свои исследования, и никому никогда и в голову не могло прийти назвать его белым расистом. Что было бы весьма возможно, начни он сегодня излагать свои взгляды с кафедр престижнейших университетов, где вся «наука» оплачивается грантами «Соросов» и тому подобных биржевых спекулянтов.

Когда десятилетие спустя один русский путешественник повторил маршрут экспедиции Григория Ефимовича Грумм-Гржимайло по Монголии, то из уст местного мудреца услышал песню «о русском с длинной бородой, который знает, как вырастают горы и какие тайны они в себе хранят».

Из выше сказанного следует, что все разговоры о мистической восточной мудрости несколько преувеличены, ибо без первородного гения белой расы она бы просто не смогла возникнуть.

Приоткроем наконец завесу тайны и еще над одним шедевром нашей культуры, также совершенно замалчиваемым.

Современная наука этология, считается всецело достижением современной эпохи, и ее возникновение связывают с именами таких ученых, как Конрад Лоренц и Иренеус Эйбл-Эйбесфельдт. Этология — наука, изучающая биологические предпосылки любых форм поведения, — является по сути самостоятельной формой новейшего социал-биологизма. Однако в контексте ее становления начисто забывается имя прекрасного и совершенно самобытного русского историка Леопольда Францевича Воеводского, который оформил основные принципы этологии еще за сто лет до ее современного расцвета.

Л. Ф. Воеводский родился в 1846 году и по окончании курса в Санкт-Петербургском университете защитил магистерскую диссертацию на тему «Каннибализм в греческих мифах. Опыт по истории развития нравственности» (СПб., 1874), а затем докторскую «Введение в мифологию Одиссеи» (Одесса, 1881). С 1882 года он стал ординарным профессором классической филологии в Новороссийском университете.

Однако в плане рассматриваемой нами темы наибольший интерес вызывает его работа «Чаши из человечьих черепов и тому подобные примеры утилизации трупа. (Этологические и мифологические заметки)» (Одесса, 1877).

Целый букет современных узкопрофильных дисциплин занимается изучением мифов с точки зрения структуры и принципов развития языка, однако Воеводский, наверное, одним из первых в мировой науке сформулировал тезис, что миф — это прежде всего концентрированная проекция биологических фактов, запечатленных в истории. Именно базируясь на таком подходе, он и объясняет причины расовой активности древних ариев. Отвергая всевозможные идеалистические причины возникновения мифов, Л. Ф. Воеводский писал: «Вот почему, признавая в солярных и метеорологических объяснениях мифов долю правды, можно вместе с тем считать их иногда очень неудовлетворительными. Напротив, всё ведет к тому, что в наших мифологических источниках следует усматривать один из драгоценнейших остатков глубочайшей старины, — времени до разъединения индогерманской семьи. Мы находим множество явных следов существования каннибализма у всех индогерманских народов: индийцев, греков, римлян, кельтов, германцев, славян».

Каннибализма древних ариев не следует страшиться, как некоего непристойного факта нашей эволюционной биографии, напротив, его нужно верно оценивать с точки зрения практики борьбы за существование. Рафинированный «культурологический» подход и здесь всё портит и затуманивает, ибо древние арии практиковали не абстрактное людоедство, но конкретное поедание инорасовых врагов, побежденных в процессе борьбы видов. Ни одному арию никогда и в голову не пришло бы поедать своих соплеменников, так же как этого никогда не делают львы, волки, орлы или иные хищники. Биологическому уничтожению подлежит только иноплеменный инорасовый организм, как это и существует в органическом мире. Отсюда закономерно возникает и проблема практической утилизации трупа поверженного врага, который даже питательными продуктами или элементами упаковки своего организма должен способствовать выживанию и возвышению сильнейшего, что мы ежедневно и наблюдаем во множестве телевизионных программ, посвященных живой природе.

«То, что для теперешнего образованного человека является результатом поэтического творчества, может на иных ступенях развития являться путем простого наблюдения и сухой логической работы мыслительной способности».

Демифологизация мифа — вот суть метода Воеводского и в этом заключена его гениальность. Людоедство у древних ариев до момента их распада на племенные группы было основой их биологической активности, приведшей в конечном счете к захвату огромных территорий, за пределами ареала первоначального возникновения их как расы. Но это людоедство не было формой их самоуничтожения, как утверждает современная «гуманистическая философия», но символом физического и ритуального поедания инорасовых противников, что и запечатлено во множестве легенд, сказаний, мифов и сказок.

Вот почему в понимании древних ариев только воин, человек с активной жизненной позицией, считался носителем морали как таковой, ибо безропотная пассивная жертва не наделена от природы никакими этическими принципами. У баранов не может быть морали, ибо с точки зрения древнего арийца в основе любой моральной оценки всегда была заключена свобода выбора, лежащая на хрупкой грани жизни и смерти.

Именно этот психобиологический факт и заключен в сердцевине всех древнейших индоевропейских мифов. А мифологическое мышление, в свою очередь, поэтому и является этологическим ключом к объяснению поведения всех народов Белой расы. Воеводский абсолютно прав, утверждая, что в сердцевине мифа не содержится ничего поэтического. Миф — это своего рода биологический субпродукт, консервант, способный храниться сколь угодно долго в памяти архетипа. Его назначение — насыщать расу питательным продуктом волевого выбора даже тогда, когда она силой обстоятельств лишена свободы действий. Миф — это заменитель нормального «дикого» поведения, поэтому он известен «культурным» людям и не существует у животных. Он необходим для того, чтобы не очерствели природные инстинкты расового типа, временно отлученного от активной жизни.

Ничего подобного исследованиям Леопольда Францевича Воеводского не появлялось с тех пор ни в отечественной, ни в мировой науке, занятых исключительно прискорбным расовым самоедством.

Ну, а теперь, уважаемый читатель, настало время пролить свет еще на один пласт информации, совершенно замалчиваемый как советской, так и современной историографией.

Всё то обилие научных фактов, что открывались русскими учеными, вовсе не повисало в вакууме «политкорректности» как сегодня, но было востребовано в деле решения насущных задач страны. В предисловии к первому выпуску тома «Русская расовая теория до 1917 года» мы уже подчеркивали, что еще в 1862 году профессор МГУ им. М. В. Ломоносова Степан Васильевич Ешевский начал читать курс лекций по философии истории на расовой основе. А к началу XX века русский антрополог французского происхождения Иосиф Егорович Деникер создал основы расовой типологии, признаваемой до сих пор всем мировым сообществом. Это говорит лишь о том, что изыскания множества специалистов в данной области не являлись стихийным интуитивным порывом, но были осознанной деятельностью, направленной на создание целостного мировоззрения нового типа.

Наконец, даже сама стилистика нагрудного жетона членов Императорского Общества Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии говорит о его сугубо расовой направленности, так как на его передней стороне была изображена русская белокурая красавица в народном костюме, а на обратной — представители иных «цветных» рас. Так называемые советские наследники русской антропологической школы либо ничего не знают о существовании данного жетона, выдававшегося всем членам Общества, либо вновь вводят нас в заблуждение, что свидетельствует об их низком профессиональном уровне.

Факты, приведенные нами в предисловии к первому тому, которые наглядно доказывают востребованность расовых исследований в дореволюционной России, подтверждаются вновь и вновь, если отстраниться от штампов советской эпохи. Главное, прежде всего, состоит в том, что все многочисленные научные изыскания, проводившиеся в данной области, были отнюдь не подвижничеством энтузиастов, но планомерной деятельностью государственных мужей, выполнявших социальный заказ правящих классов русской монархии, благословленный Русской Православной Церковью, чего, как мы отмечали неоднократно, совершенно не наблюдалось ни в Европе, ни в Америке.

Россия была единственной державой в мире, где проблема изучения рас находилась одновременно в фокусе интересов научной элиты, имперской власти и христианского духовенства. Русский Император в союзе с церковными иерархами, правившие самой большой в мире многоплеменной империей, ясно отдавали себе отчет в том, какие преимущества они будут иметь, если расовые качества подданных описаны и учтены в целях гармонизации и повышения эффективности высшей власти. Именно поэтому расовая наука в России той эпохи в прямом смысле этого слова шла в народ, а не была достоянием секты профессоров, скрывающих от общественности всю фатальность биологических различий между подразделениями человеческого рода.

После освещения теоретических изысканий, проводившихся в России, обратимся теперь к практической стороне вопроса, чтобы показать, насколько хорошо обстояли дела с расовой грамотностью.

В крупных городах Империи каждый интересующийся мог свободно приобрести по доступной цене оборудование для расовых измерений, а также эталонные бюсты всех известных расовых и этнических типов, выполненные в натуральную величину. Поколения красных профессоров постоянно заявляли нам о невозможности определения конкретных расовых типов, ибо они условны. Это лишний раз дает нам повод утверждать, что советская антропология не является прямой наследницей принципов и идеалов русской классической школы, ибо подменила исходное расовое самосознание нашей элиты ментальностью ущербного местечкового универсализма. До сих пор от нас сокрыт богатейший пласт русской общественно-культурной традиции, различавшей людей по их наследственным и племенным качествам. Вместо этого нас потчуют суррогатами беззубого и постного идеализма, созданного персонажами сомнительного биологического достоинства. Всё сильное, здоровое, энергичное и величественное по-прежнему изымается из нашего умственного оборота. Бесцельностью и астеничностью, а более всего — размытостью здоровых инстинктов обучают нас восхищаться в так называемой «русской классике». Комплексы «маленького» чеховского человека, изъеденного «короедой пошлости», внушаются нам под видом национальной идеи. Настал предел, и мы должны заявить со всей ясностью, что подобного рода пропаганду необходимо считать тлетворной биологической диверсией как против русского народа, так и против Белой расы вообще. Ясность гражданской позиции в данном случае как раз и содействует объективности метода. Всем, кто и дальше будет обвинять нас в «рецидивах шовинизма и расовой нетерпимости», мы ответим «любезностью» на «любезность», обвинив их в рецидивах средневекового мракобесия.

А теперь давайте остановимся на другой русской классике и других русских характерах.

Род Трындиных происходит от крестьян-старообрядцев Владимирской губернии. Сергей Семенович Трындин еще во второй половине XVIII века пришел в Москву и устроился в Московский университет механиком, а через некоторое время основал собственную оптическую мастерскую. В 1809 году семья Трындиных расширяет дело и открывает в Москве на Кузнецком мосту, дом 16, первый в России оптический магазин, а в 1831 году фирма Трындиных уже участвовала в первой Московской промышленной выставке.

Младший сын Сергея Семеновича, Егор Сергеевич, родился 6 февраля 1806 года, в купечестве состоял с 1858 года. Именно ему фирма обязана своим начальным процветанием. После приобретения участка земли на Лубянке им были открыты магазин и фабрика. После смерти Егора Сергеевича Трындина 29 декабря 1868 года, его сыновья Сергей Егорович и Петр Егорович взяли на себя руководство фамильным делом и учредили фирму «Е. С. Трындина С-вей», которой позднее суждено было стать самым крупным отечественным предприятием данного направления.

В 1882 году фирма «Е. С. Трындина С-вей» приняла участие во Всероссийской промышленно-художественной выставке в Москве. По итогам выставки фирма была награждена серебряной медалью «За отчетливое изготовление физических, хирургических приборов, и за стремление к усовершенствованию и расширению производства, значительных в настоящее время размеров». Приблизительно в этот период начинается производство инструментов и антропологической номенклатуры. К 1885 году фирма настолько расширилась, что была открыта первая и единственная в России «паровая» фабрика физических приборов и хирургических инструментов с самым современным оборудованием. При фабрике действовала первая в России ремесленная школа для подготовки специалистов по изготовлению широчайшего спектра хирургических, ветеринарных, антропологических инструментов и физико-механических приборов.

Наконец, венец признания успешных трудов семейства Трындиных: они официально становятся «придворными физиками-механиками Императорских театров и Императорских дворцов, поставщиками князя Черногорского и Общества русских врачей». Фирма начинает изготавливать медицинские инструменты для армии и земских врачей, а также антропологическое оборудование для учебных кабинетов. Выпускалось буквально всё на самом высоком мировом уровне: от сантиметровых лент и штативов до протезов и переносных кресел; от скальпелей и ортопедических приспособлений до термометров и фонарей.

В официальном каталоге фирмы значится, что одной из основных и приоритетных задач ее деятельности является «охранение народного здравия».

В 1885 году фирма приняла участие в Ремесленной выставке в Москве, посвященной столетию дарования Императрицей Екатериной II самостоятельных прав ремесленному сословию. Экспозиция фирмы «Е. С. Трындина С-вей» пользовалась особым вниманием публики. В том же году фирма представляла Россию на Всемирной выставке в Антверпене, и в результате ее экспонаты были удостоены золотой медали за физические приборы и серебряной медали за хирургические инструменты.

В 1886 году фирма «Е. С. Трындина С-вей» была награждена высшей наградой Российской Империи — правом изображать Государственный герб на своих изделиях и рекламных материалах. Причем и русские, и иностранные комитеты, присуждавшие высокие награды фирме, подчеркивали доступность цены ее приборов при высочайшем качестве.

В 1896 году в Нижнем Новгороде состоялась крупнейшая в истории России Промышленно-художественная выставка. Фирма представляла на ней свои экспонаты в четырех отделах. Были выставлены: хирургические, антропологические инструменты и принадлежности, ортопедические аппараты и протезы, дезинфекционные приборы, всевозможные приборы и аппараты для хирургических операций и ухода за больными и ранеными, оборудование для массовой санитарной обработки населения и его антропометрических измерений. Были также представлены: физические приборы, геодезические, астрономические приборы и ветеринарные приспособления. Решение комитета выставки, присуждавшего премии, было таким: «За долговременное существование фирмы, при постоянном расширении производства; за весьма удовлетворительно исполненные приборы по физике и очень хорошие хирургические инструменты, а равно за хорошую постановку обучения учеников мастерству, наградить повторно правом изображения Государственного Герба».

С 15 апреля по 18 августа 1900 года проходила знаменитая Всемирная Парижская выставка. Россия была представлена на ней 2500 экспонатами. Торговый дом «Е. С. Трындина С-вей» принял в ней участие и по итогам выставки был награжден высшей наградой «Grand prix» и бронзовой медалью.

Всего к 1908 году фирма была удостоена двух Государственных гербов и 53 высочайших наград. Она была известна качеством, практичностью и дешевизной своей продукции, значительная часть которой поставлялась в соответствии с плановыми, благотворительными программами учебным заведениям, в дар земским врачам и отделениям Красного Креста.

Присмотримся повнимательней к этой породе людей, столь качественно отличавшихся от манерных и болезненных типажей русской интеллигенции, упорно навязываемых нам в эталоны духовности. Они не пропагандировали идеалы наподобие чеховских профессиональных неудачников, а создавали материальную базу для их воплощения на практике. Не русский идеализм, но русский реализм они несли в массы.

Старший сын Егора Сергеевича, Трындин Сергей Егорович родился 10 сентября 1847 года. 22 июля 1847 года он «в воздаяние особых трудов и заслуг, оказанных им по званию Действительного члена Российского Общества Красного Креста, Всемилостивейше пожалован Кавалером Императорского и Царского Ордена Святого Станислава третьей степени». Этот орден давал право на получение звания Потомственного почетного гражданина и 28 февраля 1888 года Сергей Егорович обращается в Московскую купеческую управу с прошением о выдаче ему свидетельства на испрошение звания Потомственного почетного гражданства. На заседании Купеческой управы 6 апреля 1888 года было решено выдать Сергею Егоровичу указанное свидетельство. В том же году он и его семейство: жена Александра Михайловна и дочь Анастасия — получили звание Потомственных почетных граждан. С 1896 по 1915 годы он был Выборным Московского купеческого сословия, а в 1903 был назначен коммерции советником.

Сергей Егорович в наибольшей степени унаследовал от отца коммерческую хватку, энергичность, умение добиваться поставленной цели, способность не только сохранять, но и преумножать капитал. Имея вместе с братом в начале XX века самое крупное русское предприятие по производству оптических, физических, хирургических инструментов и приборов, он умудрялся при этом исполнять еще и десятки общественных обязанностей. Среди них самые значительные:

За свои труды на разных поприщах Сергей Егорович был награжден званием коммерции советника и знаками отличия, до ордена Святого Владимира 4 степени включительно. Как и все предки, он был ревностным старообрядцем, состоял в общине и личными средствами участвовал в сооружении храмов и училищ. Скончался Сергей Егорович 14 июля 1915 года.

Его младший брат, Петр Егорович Трындин, родился 13 июня 1852 года. Купеческой деятельностью он начал заниматься вместе со старшим братом, — с 1896 года купец II гильдии. 14 ноября 1899 года Петр Егорович Трындин «в воздаяние особых трудов и заслуг, оказанных им по званию Действительного члена Московского комитета «Христианская помощь», Всемилостивейше пожалован Кавалером Императорского и Царского Ордена Святого Станислава третьей степени». Этот орден давал право на получение звания Потомственного почетного гражданина, и он обратился в Московскую купеческую управу с прошением о выдаче ему соответствующего свидетельства. 17 февраля 1900 года на заседании Купеческой управы было принято решение о его выдаче, и Петр Егорович вместе с женой и детьми получили звание Потомственных почетных граждан. С 1907–1909 годов он являлся выборным Московского купеческого сословия. Действительный член комитета «Христианская помощь» Российского общества Красного Креста, он также являлся крупным жертвователем в различных благотворительных учреждениях, Петр Егорович Трындин скончался 30 марта 1909 года.

Казалось, семейной идиллии не будет конца, но над Трындиными, равно как и над всей Россией, сгустились тучи. Сын Петра Егоровича, будучи уже от рождения Потомственным почетным гражданином, родился 17 июня 1886 года в Варшаве. В 1897 году поступил в Московскую практическую академию коммерческих наук, где получил блестящее всестороннее образование. В 1905 он окончил ее с серебряной медалью, получив звание Кандидата коммерции и устроился на фамильное предприятие на техническую должность. После смерти отца он вошел в состав учредителей Торгового дома «Е. С. Трындина С-вей», а в 1907 году поступил в Московский университет на Естественное отделение физико-математического факультета, который окончил в 1915. Следуя семейной традиции, Петр Петрович также активно занимался благотворительностью, параллельно расширяя производство. Именно под его техническим руководством был существенно расширен спектр выпускаемых геодезических инструментов, внедрены новые революционные технологии. Наследственная широта кругозора была отмечена принятием его в 1913 году в пожизненные члены Московского Общества Любителей астрономии.

В 1920 году всё огромное имущество торгового дома было национализировано большевиками, а помещения магазина, фирмы и жилые дома были облюбованы ведомством НКВД. Объем и качество производимой продукции резко пошли вниз, часть завода затопило водой и нечистотами, а на месте уникальных технологических линий открыли ночлежку. Фабрика торгового дома вместе с другими предприятиями была переименована в государственный завод экспериментальных и измерительных приборов «Метрон», вошедший в состав треста Точной механики.

Пытаясь хоть как-то защитить фамильное дело и спасти от деградации всю отрасль, Петр Петрович Трындин, невзирая на препоны, связанные с происхождением, долгое время работал на технических должностях на заводе и в тресте, организовывал выставки и руководил поставками точномеханических приборов из Германии и Австрии.

В 1937 году новые хозяева семейного жилья Трындиных на Лубянке арестовали бывшего владельца по обвинению в контрреволюционной деятельности, за то, что он, будучи высочайшим специалистом в своей области, имел неосторожность публично восхищаться немецкой техникой.

По постановлению тройки при Управлении НКВД СССР по Москве и Московской области от 23 ноября 1937 года за «резкую контрреволюционную, фашистскую деятельность» Петр Петрович Трындин был приговорен к расстрелу. 27 ноября 1937 года. Приговор был приведен в исполнение на Бутовском полигоне НКВД под Москвой. В эту ночь было расстреляно 159 человек.

27 июня 1989 года прокуратурой г. Москвы Петр Петрович Трындин был реабилитирован, но его имя, так же как и имена его славных предков, своими трудами и общественной деятельностью составлявших силу и гордость России, ныне прочно забыты.

Над восстановлением исторической справедливости сегодня трудится прямой потомок этой династии Евгений Николаевич Трындин. Узнав о нашем проекте, он активно принялся помогать нам, предоставив все необходимые уникальные документы и фотографии, за что мы, пользуясь случаем, выражаем ему самую искреннюю благодарность.

В контексте нашего повествования весьма важно отметить, что судьба этого рода была скорее типичным явлением на фоне истории России, а никак не исключением. Расовая идея была востребована самыми широкими слоями русского общества, а ее практическое воплощение было коммерчески оправданным предприятием, сулившим достаток и уважение, а также покровительство монаршей власти и духовенства. Чтобы подтвердить этот факт, неоднократно проиллюстрированный нами в предисловии к первому выпуску издания «Русская расовая теория до 1917 года», обратимся к истории еще одного предприятия.

После грандиозных реформ Петра Великого многие европейцы устремились в Россию, ибо быть подданным русского царя стало престижно и выгодно. Если в начале XVIII века в общей массе переселенцев процент авантюристов и искателей приключений был весьма велик, то к середине XIX века ситуация стабилизировалась, и в Россию стали приезжать иностранцы, действительно желавшие связать с ней свою судьбу, чтобы принести свои таланты и труд на алтарь процветания гигантской Империи. Помимо честолюбия, ими, конечно же, двигал еще и расовый инстинкт, ибо многие из них быстро принимали православие, брали русские имена, а их дети и внуки уже устойчиво считали себя русскими. Деление Европейского континента на «восток» и «запад» искусственно и придумано политиками и культурологами лишь в середине XIX века. Биологически полноценный белый человек в нем не нуждается, ибо мыслит категориями «Севера» и «Юга», а Россия во все времена являла собою становой хребет северной цивилизации. Процесс ненасильственного естественного обрусения иностранцев многократно и достоверно описан в русской классической литературе.

Теодор Швабе родился в Швейцарии в 1814 году, затем некоторое время жил в Берлине. Наконец он переезжает в Россию, где в 1840 основывает свое коммерческое предприятие по торговле механическими и оптическими приборами, а в 1845 ставит дело на широкую ногу, основывая фабрику по их производству. 1852 годом датируется основание крупной фирмы «Ф. Швабе», и в Москве на Кузнецом мосту открывается магазин по продаже очков, пенсне и других оптических принадлежностей. К этому времени он берет русское имя — Феодор Борисович Швабе. В 1853 году его приняли в купечество, в качестве купца III гильдии, а в 1872 становится купцом II гильдии. В России родились и все четверо его детей: два сына и две дочери. В 1856 году был издан первый каталог фирмы на русском и немецком языках, в 1867 — второй, в 1875 — третий, хорошо иллюстрированный, в котором уже появляются специальные разделы физики и хирургии. А в издании 1878 года вводится подразделы ветеринарии.

Дальнейшими своими успехами фирма обязана главным образом Альберту Ивановичу Гамбургеру. Его судьба столь же типична. Давид-Альберт Гамбургер 1842 года рождения был баварским подданным. Но в 1872 году он устроился на фирму Феодора Борисовича Швабе в качестве простого служащего, несмотря на то, что приходился ему племянником. Он сразу же взял имя Альберт Иванович Гамбургер, в 1873 стал купцом III гильдии, а в 1884 — II гильдии.

Энергичный и трудоспособный, он уже с первых шагов своей деятельности обратил на себя особое внимание основателя и владельца фирмы, который сделал его в скором времени своим компаньоном, а затем передал ему всё свое дело. Единоличным хозяином фирмы А. И. Гамбургер стал в 1880 году. При нем предприятие стало стремительно развиваться, превращаясь в солидный торгово-промышленный дом, с большим штатом служащих и узкопрофильных специалистов. Продукция фирмы становится известной во всех концах Российской Империи и за рубежом. Прежде организованные отделы расширяются и обогащаются новыми многочисленными предметами производства и продажи, а новые отделы обособляются и приобретают большее развитие и самостоятельность. Именно под руководством А. И. Гамбургера начинается массовое производство антропологического оборудования и различного инвентаря для этнографических изысканий. Данные направления деятельности выделяются в самостоятельную отрасль.

В июле 1901 года Альберт Иванович Гамбургер скончался, оставив дело своей супруге, Матильде Юльевне Гамбургер. Под руководством этой умной и практичной женщины фирма «Ф. Швабе» достигла наивысшего расцвет, ибо еще в 1882 году она добилась права ставить герб Российской Империи на всю свою продукцию и документы, а в 1884 — герб дома Романовых, став официальным поставщиком Двора Его Императорского Величества. Этому наивысшему признанию заслуг фирмы предшествовала долгая и кропотливая работа по завоевыванию общественного признания.

До начала Первой мировой войны фирма была удостоена более 50 медалей, дипломов и почетных отзывов за участие в Международных и Всероссийских выставках, кроме того, ее изобретателями было зарегистрировано свыше 100 патентов на изобретения новых приборов, многие из которых были лучшими в мире, а также производились только в России.

Десятилетиями советские учителя вдалбливали в головы учеников, что царская Россия была бескультурной, отсталой в техническом отношении страной, не способной производить собственное оригинальное оборудование. Это наглая и возмутительная ложь, по опровержению которой до сих пор не ведется никакой вразумительной работы. В просвещенной и цивилизованной Европе антропометрическое оборудование для расовых измерений могли позволить себе иметь лишь единицы специалистов, не говоря уже о серийном производстве. А в Российской Империи его мог приобрести каждый, причем по доступной цене и в любом крупном городе или даже просто заказать по почте. Расовая грамотность самых широких слоев населения была чрезвычайно высока. В каталоге фирмы «Ф. Швабе» в разделе «этнография» был представлен широчайший ассортимент наглядных пособий для изучения расового и этнического состава как Российской Империи, так и всего земного шара. За разумные деньги каждый желающий мог приобрести искусно выполненный бюст в натуральную величину любого этнического типа обоих полов, дабы иметь возможность сравнивать с ними окружающих. Поэтому, когда современные отечественные и зарубежные антропологи публично заявляют, что не могут с большой степенью вероятности определить расовую и этническую принадлежность того или иного индивида, они просто лукавят или признаются в собственной некомпетентности, а также констатируют деградацию всей науки в целом.

Сто лет назад эту науку дифференциации типов людей по их физическим признакам мог освоить самостоятельно каждый, кто посещал магазины фирмы «Ф. Швабе» по всем необъятным просторам Российской Империи. Эта продукция была столь популярной, что фирме пришлось даже открывать в 1906 году дополнительное производство на другом конце страны, в Иркутске.

Даже поверхностное обращение к этому бесподобному и совершенно забытому пласту нашей истории, несомненно, вызывает восхищение: настолько всё было продумано и основательно сделано, а главное — со вкусом. Прекрасно полиграфически изданный каталог фирмы начался с благодарственных рекомендаций Их Императорских Величеств Александра II и Александра III, благосклонно оценивших усердие фирмы в поднятии общей технической культуры в стране, а также превосходное качество продукции, принятой за эталон при Августейшем Дворе. В этом каталоге значилось свыше 6500 (!!!) наименований продукции, которую каждый гражданин мог заказать в любой части Российской Империи за весьма умеренную цену. Кроме того, глава фирмы под личную ответственность обязывался предоставить существенное количество всевозможных льгот для неимущих категорий подданных, а также для разнообразных благотворительных организаций. И всё это — под гарантии монархической государственной власти и дома Романовых. Нигде в мире ничего подобного не было. Какие астенические и разношерстные идеалы из чеховских пьес и иных богемных проявлений физиологической деградации, навязываемые нам до сих пор в виде эталонов русскости, могут вообще рассматриваться рядом с этими фактами? Понимают ли легионы современных историков, ревизионистов и правдоискателей, какой высокий градус прагматической нравственности был достигнут в дореволюционной России? И чего мы на самом деле лишились с захватом большевиками власти?

Анализ взаимоотношений главных действующих лиц фирмы — это тоже тема отдельного исследования как по теории менеджмента, так и по расовой психологии, ибо это крупнейшее в своей отрасли предприятие в Европе являло собой образец синтеза немецкого порядка, швейцарской точности и русского инженерного гения.

Интеллектуальное техническое превосходство обеспечивал гениальный русский изобретатель Павел Михайлович Недопекин (1871–1926) — главный конструктор фирмы. В целом это был общий триумф созидательной способности нашей расы, разложенный на симфонию этнических талантов. И на вершине этого объединения в период его расцвета стояла русская капиталистка швейцарского происхождения Матильда Юльевна Гамбургер, которая на всё оборудование, в том числе предназначенное для расовых измерений, ставила фамильное клеймо Русского Царя.

В каждом полицейском участке Империи имелся переносной портативный ящичек с антропометрическими инструментами для обмера преступников по методу Альфонса Бертильона, в целях постановки их на полицейский учет как носителей наследственных отягощающих признаков. Это свидетельствовало о высочайшем уровне развития идей и методов школы криминальной антропологии в царской России, о которых умалчивали поколения красных профессоров. Естественно, ведь большевиков отлавливали, исходя из результатов обмеров, а не по каким-то абстрактным идейным соображениям. В структуре дореволюционного Министерства внутренних дел каждый сыщик и городовой твердо знали, что «профессиональный революционер», — это не профессия, как учили нас в советских школах позднее, а диагноз.

На антропометрических инструментах, служивших для этой цели, равно как и на самом ящичке, красовалась символика фирмы «Ф. Швабе», — поставщика Двора Его Императорского Величества. С 70–80-х годов XIX века Российскую Империю буквально захлестнула волна этнографических, антропологических и археологических экспедиций, имевших целью сведение воедино информации о происхождении всех племен, ее населявших.

Высшая власть тогда, в отличие от нынешней, прекрасно осознавала, что для эффективного управления социальной структурой гигантского многоплеменного государства необходимо иметь четкое представление о расово-биологических свойствах всех этнических групп, его составляющих. Весь этот гигантский объем работ был осуществлен, при передвижении на лошадях, верблюдах и оленях через тысячи километров и безо всякой компьютеризации проводился с высочайшей степенью эффективности и достоверности на оборудовании фирмы «Ф. Швабе». Императорское не значит элитарное и дорогое, императорское — значило доступное всем подданным Империи. Это в целом была другая система ценностей, не доступная по глубине и всеохватности пониманию современного либерального мира, рисующего карикатурно-невежественные образы монархии, и в силу своей одномерности, не способного видеть иные ее измерения.

К началу XX века Россия явила миру не только самые высокие темны построения капитализма, о чем теперь все вдруг разом вспомнили: она шла быстрыми шагами в деле совершенствования собственной социобиологической структуры. А в условиях торжества европейского типа цивилизации, а также быстрого прироста и обогащения государствообразующего этноса — русских, Россия к концу XX века неминуемо стала бы лидером не только Белого мира, но и всего мира вообще.

Все самые смелые расовые проекты, обычно связываемые в общественном сознании с Третьим Рейхом, на самом деле были лишь бледной тенью гораздо ранней русской реальности, задушить которую и призван был «красный октябрь». «Кто был ничем, тот станет всем» — изуверский, подлинно сатанинский смысл этой известной фразы из «Интернационала» еще не рассматривался в качестве сигнала к нападению вируса на здоровый организм. Большевизм — это не идеология, а управляемая химическая реакция.

В случае же нашего исследования все основные постулаты расовой теории полностью подтверждаются, ибо главными создателями и распространителями оборудования для расовых измерений в России были две честно конкурировавшие фирмы: одну возглавляли потомственные русские старообрядцы, а другую — быстро русеющие немцы. Именно высокая общность нордической крови подвигла и тех и других к соревнованию в такой специфической области. Они явственно ощущали себя совершеннейшим инструментом расы, обязанной победить.

После национализации в 1920 году фирмы «Ф. Швабе», ее производство вошло в состав объединения «Геофизика», а сегодня — это огромное предприятие «Геофизика-Космос», принимающее участие во всех отечественных космических программах. Все необходимые уникальные, а подчас и просто фантастические данные нам с готовностью и участием предоставила хранительница музея ФГУП НПП «Геофизика-Космос» Тамара Алексеевна Кащеева, за что мы, пользуясь случаем, выражаем ей свою самую искреннюю и сердечную благодарность.

В наше смутное время перемен и переоценки всех ценностей случилось так, что два человека: Е. Н. Трындин и Т. А. Кащеева, совершенно далекие от антропологии, сами того не ведая, своей бескорыстной любовью к истории спасли от исчезновения одну из самых драгоценных страниц нашей русской летописи. Красные профессора, похваляясь своими регалиями и спекулируя на именах русских дореволюционных ученых, идеи которых они извратили до неузнаваемости, довели историю нашей блистательной расовой науки до полной деградации и исчезновения. Не ведающие сами, они отбивают и у других желание изучать самую важную науку — расологию — науку о наследственных качествах людей, ибо весь наш окружающий рукотворный мир есть прежде всего следствие проявления данных качеств. Никакое знание о человеческом обществе не может быть достоверным, если оно не изучает его биологическую наследственную основу, иначе социология неизбежно выродится в абстрактную лженауку. Те умственные приемы и словесные штампы, что еще употребляются в современной постсоветской антропологии, в других науках уже давно сданы в архив как ненужный хлам. Ибо, вновь напомним слова Генриха Риккерта, «там, где нет оценки, там нет и науки».

Создатель первой русской расовой классификации Алексей Леонтьевич Ловецкий, как мы помним, рассматривал основные племена человеческого рода в триединстве проявления ими физических, психических и моральных качеств.

Напомним также слова Анатолия Петровича Богданова, писавшего в «Антропологической физиогномике» (М., 1878): «Для современного антрополога-натуралиста изучение человека вообще не есть ближайшая задача, это дело анатома, физиолога, психолога и философа. Для него важны те вариации, которые в своей форме и в своем строении представляют племена, и важны постольку, поскольку они дают возможность различать и группировать эти племена, находить в них различия и сходства для возможности естественной классификации их, для воссоздания того родословного древа, по которому они развивались друг от друга под влиянием различных причин. Для своих целей антропологическая физиогномика ставит иногда на значительное место при своих заключениях такие признаки, кои не важны для физиогномиста вообще, как например, цвет волос и глаз».

Поэтому и получается, что, когда современные наши антропологи намеренно устраняются от обсуждения расовой проблемы в обществе, прикрываясь опахалом чистой науки, то они низводят всю антропологию на уровень подмастерьев и школяров. Именно в этом и нужно искать причины ее такой вопиющей непопулярности в среде молодежи, желающей получить высшее образование. Ибо, выхолощенная от оценок и стерилизованная от практических выводов, антропология неминуемо превращается в свод ненужных знаний, в своего рода обузу, мешающую молодому человеку при вступлении в большую жизнь. Только вырвав ее из рук средневековых мракобесов, трактующих знания о природе человека в соответствии со своими клановыми интересами, мы сможем вернуть ей статус привилегированной науки, способной давать ответы на самые мучительные и сокровенные вопросы бытия. Только тогда антрополог вновь станет тружеником естествознания, как считала наша ученая Прасковья Николаевна Тарновская.

Ну и наконец, те, кто гневно критиковал нашу деятельность по переизданию русских и зарубежных первоисточников расовой теории, до сих пор не могут понять, что это вовсе не то же самое, что обыкновенная физическая антропология. Это совершенно другая дисциплина. Определение расовой теории мы давали многократно в первом выпуске как в нашей, так и в различных авторских редакциях. На обложке тома было ясно написано «Русская расовая теория до 1917 года», и если кто-то, взявшийся критиковать нас, не умеет читать названия, то это его проблемы, и обилие перечисляемых регалий в данном случае лишь содействует ужесточению диагноза. Для всех тех, кто нашу огромную проделанную работу по оживлению и реабилитации истории науки в России до сих пор считает вымыслами и шарлатанством, мы специально приводим в приложении список членов Русского антропологического общества, а также фрагменты каталога фирмы «Ф. Швабе», в части расового оборудования и этнографического инвентаря. Мы от души просим красных профессоров, заработавших свои звания на цитировании «научных» трудов Маркса и Энгельса, больше не срамиться прилюдно и не доводить свое отчаянное положение до полного абсурда, а чаще ходить в библиотеки и помогать нам конструктивной критикой и продуктивными замечаниями, с тем чтобы грядущие поколения граждан могли по праву гордиться самыми яркими и значительными страницами нашей истории. Повышению ее престижа и посвящен второй выпуск издания «Русская расовая теория до 1917 года».