Русская расовая теория до 1917 года. Том 2

Антропологическое изучение евреев А. Д. Элькинд

В своем исследовании «Евреи», появившемся в 1903 г. и суммирующем накопившийся к тому времени антропологический материал об евреях, я пришел к выводу, что, во-первых, «евреи, разбросанные по разным странам, сохраняют тем не менее довольно сходную физическую организацию, отличающуюся тем же ритмом развития, которому следуют остальные культурные народы», и, во-вторых, что «евреи, независимо от их географического распространения, более или менее отличаются известным однообразием, в особенности своих главных антропометрических и физиономических признаков, благодаря чему является возможным говорить о существовании обще-еврейской физиономии, объединяющей рассеянных представителей этой народности в одну этическую группу».

Последнее заключение нашло свое подтверждение в вышедшем в следующем 1904 г. капитальном труде А. А. Ивановского: «Об антропологическом составе населения России», труде, обнимающем все наличные данные по антропологии многообразного населения России. Систематизируя весь этот громадный материал по новому, им самим разработанному методу, А. А. Ивановский дает классификацию, опирающуюся исключительно на антропологических признаках и позволяющую разделить всё население России на целый ряд антропологических групп. В то время, как во многих случаях та или другая группа объединяла несколько народностей, евреи, над которыми автором собраны еще и собственные наблюдения в количестве 50-ти человек, образовали самостоятельную антропологическую группу, совершенно обособившуюся, по словам А. А. Ивановского, от всех народностей и охарактеризованную им следующим образом. «По цвету волос и глаз большинство представителей этой группы принадлежит к темному типу; значительно число особей и смешанного типа; светлый тип выражен сравнительно мало. Рост — преимущественно низкий, в особенности у варшавских, литовских, ковенских, могилевских, курляндских и одесских евреев, у которых число низкорослых особей превышает 70 %. По форме головы евреи — брахицефалы (среди ковенских, курляндских, южно-русских и одесских евреев таковых более 80 %); число долихоцефалов ни в одной из губерний не достигает 10 %. Малый размер продольного диаметра головы является характерным признаком этой группы; особенно он мал у варшавских, одесских и южно-русских евреев. При небольшой длине голова евреев низка, и по высотно-продольному указателю 90 % их относится к хамэцефалам. По форме лица евреи — мезопрозопы; число лепто- и хамэпрозопов почти одинаково (13 % первых, 14 % вторых). По носовому указателю 83 % лепторинов; платиринов только 1 %. Длина туловища у большинства (45 %) средних размеров; особей с длинным туловищем немного меньше (26 %), нежели с коротким (29 %). Грудь развита сравнительно слабо, и хотя число особей со средней окружностью ее достигает 61 %, но малая окружность груди встречается вдвое чаще (26 %), нежели большая (13 %). Руки и ноги у большинства — длинные».

Работы следующих лет хотя в основе и не поколебали изложенного взгляда на антропологический тип евреев, далеко, однако, расширили и углубили познание последнего. Это объясняется тем, что в течение указанного периода времени были произведены новые антропологические наблюдения не только над европейскими евреями, но и над евреями внеевропейских стран, а именно в Сев. Африке — Фишбергом, в Палестине и Египте — Вайсенбергом и на Кавказе, среди горских евреев, — К. М. Курдовым. В порядке хронологического изложения я начну с работ Фишберга.

Фишберг собирал свои наблюдения в течение нескольких лет в Нью-Йорке среди еврейских эмигрантов, стекающихся в Америку ежегодно в очень значительном количестве из разных мест Старого Света. Наибольшее число этих переселенцев-евреев происходило из разных стран Восточной и отчасти Западной Европы — России, Польши, Австрии, Венгрии, Румынии и других, и только меньшинство — из Сирии, Палестины, Алжира, Туниса и Марокко Всего им исследовано более 2000 суб. обоего пола в возрасте старше 20 лет. Наблюдения собирались по краткой схеме: сначала отмечались пол, возраст, происхождение, занятие и продолжительность пребывания в Соединенных Штатах, затем определялся цвет глаз, цвет волос на голове и бороде, форма волос и, наконец, производились измерения роста, окружности груди, наибольших продольного и поперечного диаметров головы, окружности головы, высоты (длины) и ширины носа и высоты (длины) и ширины лица; отсюда вычислялись указатели головной, лицевой и носовой.

Описание некоторой части этого материала первоначально было помещено Фишбергом в журнале «American Anthropologist»; подробная же обработка появилась позднее в Анналах Нью-Йоркской Академии Наук. Ею мы и пользуемся для настоящей статьи. Так как число африканских евреев, измеренных в Нью-Йорке, составляло всего 31 чел., то Фишберг исключил их при обработке всего материала. Впоследствии он совершил поездку в Сев. Африку, где ему удалось измерить еще 46 взрослых евреев, уроженцев Марокко, Алжира и Туниса, и 606 мальчиков в возрасте от 5 до 16 лет из тех же мест. Обработке этого материала Фишберг посвятил особую статью. Не ограничиваясь одними эмигрантами, Фишберг для сравнения измерил еще 124 еврея, уроженцев Соедин. Штатов. Таким образом у него составилось крупное число в 1528 евреев, средний рост которых оказался равным 1645 мм при максимуме в 1875 и минимуме в 1350 мм. Разность между этими двумя крайними величинами роста, равная 525 мм, или 31 % среднего роста, отличается той особенностью, что она, с одной стороны, не велика сравнительно с другими европейскими народностями, а, с другой стороны, она значительно больше, нежели у евреев в различных европейских странах: так, для рижских (Блехман) эта величина равна только 17 %, для белорусских (Яковенко) и польских (Элькинд) — 19 %, для южно-русских (Вайсенберг) — 22 % и для малорусских (Тал. — Гринцевич) — 23 %. Для сравнения с аналогичными данными среди неевреев укажем на обширный статистический материал Гульда, который нашел разницу между наибольшим и наименьшим ростом в 1080 мм.; Пальяни в Италии получил соответственную величину в 740 мм. и таковую же абсолютную или относительную в 45 % среднего роста констатировал Аммон среди баденских призывных, в то время, как баденские евреи дали разницу, равную всего 300 мм или 18 % среднего роста, т. е. величину слишком в два раза меньшую. И полученная Фишбергом разность между наибольшим и наименьшим ростом измеренных им евреев оказалась бы, вероятно, не столь значительной, если исключить крайние величины роста, как встречающиеся лишь в единичных случаях; подсчитать это, однако, не представляется возможным в виду отсутствия в его работе индивидуальных данных. Что такое предположение не лишено основания, можно видеть на примере упомянутых баденских призывных: если в этом случае исключить крайние величины роста, то разность между наибольшим и наименьшим ростом с 740 мм и 45 % падает до 520 мм и 31 % среднего роста. При подобном же условии для роста поляков, измеренных мной, получается 20 % вместо 24.

При обработке своего материала Фишберг преследует двоякую цель. Прежде всего он имеет в виду выяснить разницу в росте между евреями-эмигрантами и их сородичами, оставшимися в Европе; вслед за тем, разбив измеренных им евреев на группы по их происхождению и комбинируя с данными своих предшественников, он сопоставляет рост евреев из разных стран Европы с ростом туземного христианского населения.

В первом направлении оказалось, что еврейские эмигранты по средней величине роста выше евреев, измеренных в Европе. Преобладание среди последних низкого роста сравнительно с первыми еще яснее выступает при группировке тех и других по рубрикам роста:

Как видим, субъектов высокого роста среди евреев в Нью-Йорке почти вдвое больше, нежели в Европе, Между тем, как низкого роста, наоборот, в Европе слишком в полтора раза более, чем в Нью-Йорке; точно также и рубрика выше среднего значительно больше среди эмигрантов, рубрика же ниже среднего больше в Европе.

Что касается того, каков, по данным Фишберга, рост евреев в различных странах, то соответственная группировка их дает следующий результат:

Отсюда можно, по-видимому, заключить, что рост евреев, будучи самым низким в Галиции, увеличивается из этого центра по направлению и к востоку, и к западу, а самыми высокорослыми евреями оказываются уроженцы Сев. — Американских Соединенных Штатов.

Для выяснения разницы между ростом евреев и неевреев Фишберг соединяет свои измерения с данными других авторов и по отношению к Польше, Галиции, Литве, Малороссии, Белоруссии и Румынии приходит к заключению, что там, где местное христианское население отличается более высоким ростом, и евреи, оставаясь повсюду ниже ростом, дают все-таки более крупную величину для среднего роста. Касаясь того же вопроса в своей работе, я указал, что этот параллелизм не везде имеет место: ему противоречат в особенности некоторые данные в иностранной статистике. Подобные противоречия можно отметить и в таблице самого же Фишберга, которая составлена им на основании своих и чужих материалов и в которой он, со своей стороны, хочет видеть лишь полное подтверждение сказанного параллелизма, в виду чего я привожу здесь эту таблицу:

Данные этой таблицы, противоречащие взгляду Фишберга, сводятся к следующему. Белорусские евреи имеют средний рост более высокий, чем польские и галицийские; белоруссы же, хотя также по росту выше галицийских поляков, но вместе с тем, однако, они ниже и привислянских поляков, и галицийских русинов. Малорусские евреи ниже румынских, но малороссы, напротив, выше румын. Далее, процент особей малого роста среди белорусских евреев меньше, нежели у галицийских; у белоруссов тот же процент выше, нежели у галицийских поляков. С другой стороны, процент особей с ростом выше среднего у малорусских евреев больше, чем среди румынских; среди малороссов же их меньше, чем у румын. Те же румынские евреи отличаются значительно более высоким процентом особей высокого роста сравнительно с галицийскими евреями; галицийские же русины и румыны представляют с этой стороны обратные отношения. Можно было бы привести еще несколько примеров, но и этих достаточно, чтобы видеть, что параллелизм в ритме роста между евреями и неевреями нарушается довольно часто.

Характеристику роста евреев Фишберг дополняет еще сведениями о зависимости величины роста от предмета занятий. С этой целью он выделяет две большие группы: людей, работающих в закрытых помещениях (720 чел.), — портных, сапожников и др., и людей, работающих на открытом воздухе (344 чел.), — плотников, каменщиков и др. В то время, как рост первых составляет 1620 мм, у вторых он равен 1664 мм. Подобное явление отмечено также мной среди польских евреев, именно, работавшие на табачной фабрике имели рост в 1601 мм, работавшие же на фабрике металлических изделий отличались значительно большим ростом — в 1637 мм.

Кроме мужчин, Фишберг, как сказано, измерил еще 435 женщин, средний рост которых составил 1535 мм (min. — 1334, max. — 1703), то есть на 11 сантиметров короче мужского роста. По нормам роста еврейки Фишберга группируются следующим образом: низкого роста (139 см и ниже) — 7 суб. или 1 %, ниже среднего (140–152 см) — 186 суб. или 33 %, выше среднего (158 см и выше) — 142 суб. или 33 % и высокого роста (158 см и выше) — 100 суб. или 23 %. Далее, при группировке их по происхождению обнаруживаются известные, — местами, правда, не очень значительные, — вариации среднего роста, а именно:

Подобно мужчинам, еврейки дали низший рост в Польше и Галиции и нарастание его к востоку и западу. В Польше (Элькинд), Белоруссии (Яковенко) и Малороссии (Т.-Гринцевич) рост евреек-эмигранток оказывается выше роста местных евреек; сравнительно же с нееврейками этих же областей и те, и другие в совокупности отличаются меньшим ростом.

Для характеристики взаимоотношений роста евреек и неевреек Фишберг составил следующую таблицу, соединив также и тут материалы свои и других авторов:

В этой табличке Фишберг пытается доказать присутствие среди женского населения этих районов того же параллелизма в росте, что и среди мужчин. Это, действительно, наблюдается для рубрики высокого роста (158 см и выше), в которой белоруссок больше, нежели полек, а малороссок больше, чем белоруссок; такую же градацию представляют и еврейки: наименьшее число особей этого роста дали польские еврейки. С другой стороны, однако, можно в той же таблице отметить и данные, не подтверждающие этого параллелизма. Так, например, для роста выше среднего белорусских женщин меньше, нежели полек; белорусских же евреек больше, чем польских евреек. Затем, в той же рубрике роста малороссок больше, нежели белоруссок; малорусских же евреек меньше, чем белорусских. Наконец, средний рост белорусских евреек больше среднего роста польских евреек, между тем, как средний рост белоруссок, наоборот, ниже роста полек.

Покончив с ростом, Фишберг переходит к описанию окружности груди, которую он определил на 983 особях мужского пола. В среднем она составила 859 мм или 52 % роста; пределы ее колебаний — 109 и 70 см. Польские евреи, мною измеренные, имели абсолютную окружность груди в 830 мм и относительную в 52, т. е. меньше не только, чем у всех эмигрантов, вместе взятых, но также меньше, чем у одних польских эмигрантов. Для 118 евреев, нью-йоркских уроженцев, окружность груди оказалась наибольшей: слишком на 2 см больше общей средней — 881 мм. Все прочие евреи, по измерениям Фишберга, отличаются меньшей окружностью груди, как видно из следующего:

В зависимости от величины роста окружность груди евреев, измеренных Фишбергом, изменяется обычным образом: абсолютные размеры ее — в прямом отношении к росту, относительные — в обратном.

Ограничиваясь сказанным о росте и окружности груди евреев-эмигрантов, исследованных Фишбергом, я перейду к изложению важнейших данных, касающихся размеров и формы их головы.

Длина головы (наиб. продольный диаметр) составляет в среднем 188 мм или 11,43 % роста, при крайних пределах в 169 и 208 мм. У польских евреев абсолютная величина этого размера (184 мм) меньше, но относительная (11,45) почти совпадает. Ширина головы эмигрантов (наиб. поперечный диаметр) равна в среднем 154 мм или 9,37 % роста, при индивидуальных колебаниях между 130 и 174 мм. Польские евреи дали также меньшую абсолютную ширину головы (151 мм) и почти одинаковую (9,38) относительную. Указанные средние обоих головных диаметров обнаруживают небольшие вариации при группировке всех измеренных Фишбергом субъектов по их происхождению:

Фишберг рассматривает также зависимость обоих диаметров головы от роста:

Тут констатируется то же явление, какое отмечено и среди польских евреев: абсолютные размеры того и другого диаметра изменяются в прямом отношении к росту, относительные же в обратном.

Те же диаметры у 435 евреек, измеренных Фишбергом, имеют следующие размеры: наибольший продольный — 179, крайние пределы — 199 и 159 мм; наибольший поперечный — 149, крайние пределы — 165 и 131 мм. Колебания этих величин в зависимости от происхождения самих евреек таковы:

Польские еврейки, измеренные мной, обладают, сравнительно с еврейками Фишберга, наименьшей и длиной (176 мм), и шириной (146 мм) головы. Вообще, по данным Фишберга, оба головных диаметра у евреев-эмигрантов — и мужчин, и женщин — большей частью соответственно крупнее, чем у их сородичей в Европе.

Головной указатель евреев, на основании 1528 измерений Фишберга, равен 81,91. Он почти совпадает с головным указателем (81,89) моих двухсот польских евреев. Пределы колебаний указателя среди евреев-эмигрантов заключаются между 65,66 и 94,76; впрочем, этот minimum Фишберг считает патологическим: он и встретился только в одном случае, ближайший же subminimum — уже на 4 единицы больше.

Колебания головного указателя при вычислении средних по отдельным группам особей в зависимости от их происхождения видны из следующего сопоставления:

Тут оказывается, что только у польских евреев и отчасти у румынских средний головной указатель совпадает с его общей средней величиной, в то время как у малорусских и венгерских он поднимается до 82,45, у галицийских — до 83,33, у литовских же и белорусских и уроженцев Соед. Штатов понижается до 81,05.

Группировка головного указателя по нормам, согласно схеме Деникера, дает следующие результаты:

Для сравнения Фишберг собрал 1113 наблюдений различных авторов над европейскими евреями. Из этого сопоставления видно, что евреи-эмигранты отличаются от своих европейских соплеменников значительным преобладанием долихоцефалов при меньшем числе брахицефалов всех категорий. Схема Деникера отличается от норм головного указателя по Брока, которому я следовал при обработке своего материала; в значительной степени благодаря этому, у Фишберга получились иные результаты сравнительно с моими, что особенно сказалось в неодинаковом количестве длинноголовых евреев у него и у меня. На основании доступной мне антропологической литературы я нашел среди европейских евреев 7 % долихоцефалов и 76 % брахицефалов. Фишберг же, следуя схеме Деникера, дает, как видим, для европейских евреев 19 % долихоцефалов и 58 % брахицефалов, для евреев-эмигрантов — 26 % долихоцефалов и 48 % брахицефалов и, наконец, для тех и других вместе (2641 суб.) — 23 % долихоцефалов и 53 % брахицефалов. Эти цифры сильно меняют данную мною картину распределения основных типов головного указателя среди евреев. В виду этого является затруднительной и антропологическая оценка того или другого сочетания этих признаков. К сожалению, Фишберг не приложил к своей работе индивидуальных величин своих измерений, поэтому нет возможности провести по схеме Брока анализа и сравнения его наблюдений с моими данными для польских евреев.

Фишберг располагает далее свой материал по отдельных группам особей в зависимости от их происхождения и каждую группу, в свою очередь, классифицирует по тем же нормам головного указателя; рядом с евреями он собирает и соответственные данные для неевреев.

На основании этой таблицы и некоторых других сопоставлений Фишберг утверждает, что и ритм головного указателя евреев соответствует также ритму указателя окружающего нееврейского населения. На существование такого параллелизма указано также и мною. Но вместе с тем необходимо повторить и сделанную мной оговорку, что, при более подробном анализе наблюдений, этот параллелизм представляет ряд исключений, да, кроме того, и там, где он даже выражен, он варьирует нередко довольно неправильно. Так, по средней величине головного указателя белорусские евреи долихоцефальнее румынских; те же белоруссы имеют одинаковый указатель с малороссами, малорусские же евреи заметно брахицефальнее белорусских. Далее, особей с указателем в 75 и менее среди польских евреев больше, чем среди румынских; среди же румын и поляков отношения обратные. То же можно сказать и относительно евреев и неевреев Белоруссии с одной стороны и Румынии — с другой. Укажем, пользуясь этой таблицей, еще на один-два примера того паралеллизма. Особей с указателем в 78 и 79 среди малорусских евреев почти вдвое меньше, нежели среди румынских, а среди румын этих особей в такой же пропорции больше, чем среди малороссов. Наконец, особей с указателем в 84 и 85 среди польских евреев слишком на 5 % больше, чем среди литовско-белорусских, но гораздо больше их, наоборот, среди литовцев и белоруссов. Подобные уклонения, равно как и совпадения в ритме головного указателя евреев и неевреев наблюдаются и в диаграммах, построенных Фишбергом на основании всего антропологического материала, собственного и чужого. Возможно, что в случае параллелизма по величине головного указателя, как и вышеупомянутого по величине роста, следует видеть не столько факты расового характера, на чем особенно настаивает Фишберг, сколько проявления конструкционного закона, присущего архитектонике человеческого тела, независимо от расовых отличий отдельных типов человека.

Головной указатель евреек (435 особей) Фишберг определил равным в среднем 83,24 или на 1,31 более, нежели у мужчин. Его крайние величины — 91,17 и 71,47, в пределах которых свыше 60 % особей падает на указатель 80–84. Сравнительно с еврейками, измеренными в Европе, еврейки-эмигрантки отличаются самым большим средним головным указателем. Впрочем, такое отношение несколько меняется в ту и другую сторону при определении его для отдельных групп евреек в зависимости от их происхождения, как видно из следующей таблички:

При этом оказывается, что наибольший головной указатель падает на долю галицийских евреев, польские же еврейки, по Фишбергу, имеют, наоборот, меньший указатель, нежели по моим измерениям; еврейки прочих стран заключаются между теми и другими. Таким образом, еврейки-эмигрантки, за исключением переселившихся из Польши, отличаются большим головным указателем, чем их единоплеменницы, живущие в Европе, между тем как мужчины-эмигранты с тем же исключением отличаются, напротив, меньшим указателем.

Соответственно такой средней головного указателя евреек-эмигранток, и группировка их по тем же принятым Фишбергом нормам, представленная в нижеследующей таблице (верхняя половина), обнаруживает среди них более низкий процент долихоцефальных групп и более высокий, исключая группу с указателем 84–85, брахицефальных сравнительно с еврейками в Европе. Соединяя тех и других вместе, получаем, по указанной уже причине, совершенно другие данные, характеризующие частоту основных типов головного указателя среди евреек, а именно 18 % долихоцефалов против 9 % у меня и 58 % брахицефалов против 72 % у меня:

В нижней половине этой же таблицы сопоставлены данные о головном указателе евреек разных местностей по совокупным данным Фишберга и других авторов и соответственные данные для неевреек. Некоторый параллелизм наблюдается кое-где и здесь, но еще в меньшей степени, чем для мужчин, что, по мнению Фишберга, следует объяснить ограниченным в отдельных случаях, числом наблюдений над женщинами.

Кроме головного указателя, Фишберг определил также и горизонтальную окружность, но только для мужчин (1528 суб.). Не вдаваясь в подробности, скажу только, что в среднем она оказалась равной 55,5 см или 33,77 в процентах роста (у польских евреев — 553 мм и 34,39). У высокорослых абсолютные размеры ее больше, чем у низкорослых; относительные же, наоборот, у последних больше, нежели у первых. Сравнение с данными других авторов показывает, что горизонтальная окружность головы евреев — и абсолютно, и относительно — варьирует в очень ограниченных пределах как в различных странах Европы, так и в Соед. Штатах Америки.

Вкратце привожу также данные о размерах лица евреев по материалам Фишберга. На лице им определялись только высота, т. е. расстояние от корня носа до подбородочной точки (или, как он выражается, до конца лежащей под серединой нижней челюсти), и ширина, за которую принято, по-видимому, расстояние между наиболее отстоящими точками скуловых дуг. Высота лица мужчин равна 119 мм при max. — 142 и min. — 98, женщин — 109 при max. — 128 и min. — 90. Ширина лица мужчин — 135 (max. — 156, min. — 114), женщин — 127 (max. — 143, min. — 107). Сравнительно с данными других авторов, оба размера не представляют значительных колебаний у евреев различного происхождения. Отношение между высотой и шириной лица выражается для мужчин величиной в 88,15, для женщин — 85,83; та и другая величина также мало уклоняется от соответственных данных прочих авторов.

Описанию размеров носа и их взаимных отношений Фишберг уделяет особую главу. Средняя длина или, как она называется, высота носа 1510 мужчин равна 52 мм, 423-х женщин — 47 мм (у польских евреев: муж. — 56, жен. — 52); средняя ширина носа первых — 36, вторых — 40 (у польских евреев: муж. — 34, жен. — 32). Средний носовой указатель — почти тождественный у обоих полов: муж. — 69,23, жен. — 69,14. По этому указателю евреи Фишберга распадаются следующим образом:

Другими словами, как мужчины, так и женщины, за незначительным исключением, оказываются почти в одинаковом числе случаев или лепторинами, или мезоринами. Сравнительно с измеренными мной польскими евреями (носовой указатель мужчин — 62,05, женщин — 60,71), евреи Фишберга отличаются более широким носом, что особенно видно из вышеприводимой таблички, где польские евреи обнаружили совершенное отсутствие платиринов, при подавляющем числе лепторинов.

Что касается формы носа, то Фишберг отмечает таковую для 2836 муж. и 1284 жен. Среди этого обширного материала он нашел около 60 % прямых носов у лиц обоего пола, а горбатых носов — 14 % у мужчин и 13 % у женщин; остальные проценты падают на долю плоских носов. Среди моих польских евреев горбатых носов — 10 % у мужчин и 4 % у женщин.

Закончив описание измерительных признаков, Фишберг переходит к изложению данных о цвете волос и глаз евреев-эмигрантов. С этой стороны он исследовал последних в значительно большем количестве, а именно 2716 муж. и 1519 жен. В нижеследующей таблице приводится деление всех этих субъектов как по цвету волос и глаз, так и по взаимному сочетанию того и другого:

Группировка цветных типов в разных областях видна из следующего:

Цифры обеих таблиц показывают, что наблюдения Фишберга над евреями-эмигрантами более или менее соответствуют данным всех прочих авторов и снова, таким образом, подтверждают установившийся уже взгляд на значительное преобладание среди евреев брюнетического типа независимо от места их обитания и на отсутствие в этом отношении какого-либо параллелизма, подобно отмеченному при измерительных признаках, между евреями и неевреями.

На заключительных страницах своего труда Фишберг делает ряд сопоставлений между типами цветности, роста и головного указателя, причем констатирует, что т. наз. «арийское» сочетание высокого роста со светлой пигментацией и долихоцефалией несвойственно исследованным им евреям. Среди последних, напротив, является правилом, что высокорослые субъекты отличаются более темными волосами и глазами и меньшим процентом длинноголовых, низкорослые же имеют более светлую комплексию и больший процент долихоцефалов. Подобное же явление подмечено и мною среди поляков и польских евреев. Опираясь на целый ряд авторов, исследовавших много других славянских народностей и находивших то же сочетание упомянутых признаков, Фишберг сближает современных евреев с типом славянского населения, среди которого евреи преимущественно живут уже в течение многих столетий. На этом основании он так формулирует конечный вывод своей работы: «Вост. — европейские евреи, составляющие около 80 % всего наличного еврейского населения земного шара, по своим физическим признакам более близки к тем народностям, среди которых они живут в Вост. Европе, нежели к т. наз. семитам». Что нынешние евреи, с антропологической точки зрения, весьма далеки от настоящих семитов, считается уже бесспорным. Но, с другой стороны, подлежит еще проверке вопрос о том, насколько близки они к славянскому типу; хотя Фишберг и старается обосновать его на своем столь богатом материале, однако Ауэрбах показал, что отождествлению блондинов-евреев со славянами препятствуют цифровые данные окраски волос и глаз, совершенно противоположные у тех и других.

Как ни относиться к выводам Фишберга, его труд об евреях-эмигрантах — по обилию и качеству наблюдений, по тщательности их обработки — является чрезвычайно ценным вкладом в антропологическую литературу об евреях. Его другая работа — о сев. — африканских евреях — далеко не так велика и основана на несравненно меньшем числе наблюдений; тем не менее она имеет весьма большое значение для познания антропологического типа евреев, ибо касается такой области их расселения, которая совершенно еще не затронута антропологами.

Как уже выше было сказано, для сев. — африканских евреев Фишберг располагал наблюдениями над 606 мальчиками в возрасте от 5 до 16 лет и 77 взрослыми, уроженцами Марокко, Туниса и Алжира.

Цветовой тип их виден из следующего:

Для сравнения приводятся в этой табличке аналогичные сведения для еврейских школьников Германии (Вирхов), Австрии (Шиммер), Венгрии (Karasi) и Болгарии (Wateff). Их этого сопоставления видим, что дети сев. — африканских евреев по количеству как темных волос, так и темных глаз значительно превосходят еврейских детей в Европе: светлых волос у первых в 4.6 раз меньше; подобная же пропорция наблюдается и в частоте голубых глаз. Точно также и взрослые сев. — африканские евреи отличаются подавляющим количеством темноволосых и темноглазых субъектов, при еще меньшем числе голубоглазых. Вообще, светлоглазых евреев, т. е. серых и голубых вместе, в Сев. Африке едва 17 %, между тем, как в Вост. Европе число их достигает 40–50 %. Аналогичны соотношения и в окраске волос. Что касается рыжеволосых субъектов, то частота их в Сев. Африке мало уклоняется от соответственных данных в Европе. В сочетаниях цвета волос и глаз северо-африканские евреи дают 76 % темного типа, 19 % — смешанного и только 5 % — светлого. Среди же их европейских соплеменников темный тип редко превышает 60 %, в то время, как светлый достигает 10–15 %, а смешанный — почти 35 %. Таким образом, темный тип среди сев. — африканских евреев выражен значительно сильнее, нежели среди европейских.

Измерительные признаки, собранные Фишбергом среди сев. — африканских евреев, ограничиваются только указателями головным, лицевым и носовым. Головной указатель детей равен в среднем 78,45, взрослых — 78,24, т. е. в том и другом случае он обнаруживает значительную наклонность к долихоцефалии, сравнительно с европейскими евреями, головной указатель которых обыкновенно не опускается ниже 80. Еще сильнее выступает преобладание долихоцефалии среди сев. — африканских евреев при группировке их по нормам головного указателя (в процентах):

Отсюда видно, что среди взрослых сев. — африканских евреев долихоцефалов более 50 %, среди же их европейских соплеменников таковых лишь менее 9 % (по Фишбергу). С другой стороны, брахицефалов в Европе — 28 %, в Сев. же Африке — только 8 %. Долихоцефальный тип сев. — африканских евреев выражен, следовательно, довольно сильно.

Что касается остальных двух указателей — лицевого и носового, то первый для всех сев. — африканских евреев равен в среднем 88,97, второй — 60,71. Сравнительно с европейскими евреями (по Фишбергу) сев. — африканские мало отличаются по лицевому указателю, но заметно удаляются от них по носовому, который у последних значительно меньше, чем у первых (69,23 по Фишбергу). Впрочем, измеренные мною польские евреи имеют носовой указатель (62,05), довольно близкий к сев. — африканским. Таким образом, сев. — африканские евреи обладают более узким и длинным носом. Далее, и горбатые носы среди них очень редки: так, Фишберг среди 77 взрослых встретил только у пятерых, или у 6,5 % такую форму носа.

Все эти сведения о сев. — африканских евреях, несмотря на их ограниченный характер, в известной степени все-таки заполняют пробел, существовавший до сих пор в антропологической литературе об евреях. Столь же важными и ценными являются новейшие работы Вайсенберга, касающиеся другой отрасли еврейской народности, которая до того также была почти совершенно неизвестна в антропологическом отношении, а именно современного еврейского населения Палестины и Египта.

Д-р С. А. Вайсенберг, при содействии вирховского фонда в Берлине, совершил в 1908 г. поездку в Палестину, Египет и Константинополь, где производил антропологические наблюдения среди различных групп туземного населения. Результаты этого путешествия в настоящее время уже подвергнуты автором предварительной обработке и опубликованы в различных немецких специальных изданиях. Собранный Вайсенбергом материал обнимает автохтонное население Палестины в лице местных евреев, самаритян и феллахов, затем йеменитских евреев, спаньюолов, евреев — выходцев из Сред. Азии и Кавказа (грузинских и горских), далее сирийских, персидских и месопотамских евреев, наконец, египетских и мароккских евреев и египетских караимов. Измерения производилось, как и Фишбергом, по краткой схеме. Для большинства субъектов определены рост, большой размах, горизонтальная окружность головы, важнейшие диаметры головы и лица, форма носа и окраска волос и глаз, для других же, кроме цвета волос и глаз даны еще только рост и головной указатель. В прилагаемой таблице, в которой при каждой группе указано число измеренных особей, я привожу средние величины всех измерений, произведенных Вайсенбергом на востоке; к ним я присоединил еще его же измерения небольшой группы крымских караимов и сведения о головном указателе ста немецких евреев, собранные им в недавнее время в Кельне и Франкфурте-на-Майне. Для сравнения я поместил в этой же таблице соответственные данные как об южно-русских евреях, изученных Вайсенбергом, и польских, исследованных мной, так и о самаритянах Huxley, спаньюолах Глюка и сев. — африканских евреях Фишберга.

Сравнивая при помощи этой таблицы различные группы евреев Пер. Азии и Сев. Африки, где они или очень мало, или совершенно еще не подвергались до настоящего времени антропометрическому исследованию, с названными двумя группами европейских евреев, можно указать на существование между теми и другими некоторых признаков сходства, но в немалой степени и признаков несходства.

Рост палестинских и йеменитских евреев, вообще очень малый, оказывается даже еще меньше, чем у наиболее низкорослых польских евреев, что может отчасти служить подтверждением приписываемой евреям малорослости. С другой стороны, феллахи, а в особенности самаритяне, по измерениям Вайсенберга (1742 мм) и Huxley (1730 мм), образуют собой самую высокорослую группу из всех исследованных первым. Ни одна группа евреев не может быть названа сколько-нибудь близкой по росту к самаритянам. Египетские евреи (1690 мм), наиболее высокорослые после них, отстают-таки слишком на 5 см. Между этими двумя пределами роста: палестинских евреев, с одной стороны, и египетских — с другой, всех остальных можно разделить по росту на две категории: одна — с ростом 1630–1640 мм — обнимает среднеазиатских, кавказских, персидских и мароккских евреев и спаньюолов Глюка, другая — с ростом около 1660 мм — заключает сирийских евреев и спаньюолов Вайсенберга. Вообще же вариации роста азиатских и африканских евреев, по данным Вайсенберга, заключаются между 1580–1690 мм, в то время, как рост европейских евреев, по собранным мною материалам, представляет гораздо более узкие пределы колебаний, именно 1610–1656 мм. Что касается роста караимов, то обе группы их — египетские и крымские — представляют между собой заметную разницу по величине роста: первые приближаются к наиболее высокорослым египетским же евреям, последние, будучи ниже на 3 см, соответствуют среднему росту европейских евреев.

Величина большого размаха всего этого ряда измерений, за некоторыми исключениями, следует более или менее колебаниям роста. Высота темени в сидячем положении у йеменитских евреев почти совпадает с польскими евреями; у грузинских же этот размер значительно приближается к южно-русским. Горизонтальная окружность головы, наименьшая (525 мм) у палестинских евреев, достигает наибольшей величины (553 мм) у грузинских; с этой последней совпадает и горизонтальная окружность головы польских евреев. Вообще этот размер отличается среди азиатских и африканских евреев гораздо более широкими колебаниями, чем среди европейских по собранным мною сравнительным данным. Оба головных диаметра варьируют: наибольший продольный — между 178 мм у палестинских евреев и 190 мм у мароккских, наибольший поперечный — между 141 мм у египетских караимов и 158 мм у грузинских евреев. В этих пределах продольный диаметр грузинских и месопотамских евреев и крымских караимов и поперечный — среднеазиатских и алеппских евреев тождественны (184 и 151 мм) с польскими евреями, продольный же диаметр среднеазиатских, горских, сирийских, персидских евреев тождествен (183 мм) с южно-русскими. Если обратить внимание на то, что поперечный диаметр последних такой же, как и у польских евреев, и что продольный диаметр этих двух групп разнится между собой всего на 1 мм, то можно сказать, что азиатские и африканские евреи приближаются к польским и южно-русским гораздо более по величине продольного диаметра, чем по величине поперечного.

Головной указатель колеблется от 74,3 для йеменитских евреев до 85,9 для грузинских. Впрочем, подобный высокий указатель имеют еще только кавказские евреи и крымские караимы; за исключением этих трех групп, самый высокий указатель (82,5) оказывается у среднеазиатских евреев и совпадает с головным указателем южно-русских евреев. Это — единственный случай сходства по головному указателю азиатских и африканских евреев со сравниваемыми двумя группами европейских. И по величине головного указателя можно также отметить значительно более широкий размах колебаний у внеевропейских евреев сравнительно с европейскими: даже исключая грузинских и горских евреев, этот размах составляет у первых слишком 8 единиц, между тем как у последних он не достигает и полных двух единиц.

В виду преобладающих низких величин среднего головного указателя азиатских и африканских евреев, само собой разумеется, что и долихоцефалия имеет место среди них несравненно чаще, чем среди их европейских сородичей. Так, из составленной мной таблицы видно, что в некоторых случаях, как, напр., у египетских евреев, у йеменитских, у спаньюолов встречается гипердолихоцефалия, то есть субъекты с указателем ниже 70; значительно больше — долихоцефалов, которые отсутствуют только у среднеазиатских, кавказских и алеппских евреев. Эти три группы, с другой стороны, единственные, давшие по одному ультрабрахицефалу, то есть субъектов с указателем выше 95. Наибольшее же число субъектов падает на рубрику мезоцефалов с указателем 75–80. Южно-русские и польские евреи, как известно, не дали ни одного гипердолихоцефала, всего 1 % долихоцефалов, а наибольшее число их, свыше двух третей, оказались брахицефалами с указателем 80–85. Самыми длинноголовыми являются йеменитские евреи и спаньюолы, далее месопотамские, мароккские и египетские евреи и египетские караимы. Обращает на себя внимание значительная разница по головному указателю между алеппскими и дамасскими евреями, хотя те и другие образуют одну и ту же группу сирийских евреев. Брахицефалию алеппских евреев Вайсенберг не считает случайной, так как она свойственна, по его измерениям, и мужчинам, и женщинам, и думает, что она явилась результатом их большого смешения с испанскими евреями. Однако, спаньюолы, измеренные им же, образуют, как сейчас сказано, одну из наиболее долихоцефальных групп. Остается поэтому предположить, что ограниченное число субъектов, исследованных автором для тех или иных групп туземного населения, оказалось недостаточным, чтобы ослабить влияние на среднюю величину индивидуальных крайних величин, чем и обусловливается известная пестрота полученных им результатов как в этом, так и в некоторых других случаях. Несколько слов скажу еще о головном указателе немецких евреев, измеренных Вайсенбергом. По средней величине (80,8) они удаляются от польских и южно-русских и приближаются к сирийским евреям и к спаньюолам, исследованным Глюком. Благодаря этому, долихоцефалов у них втрое более, чем у южно-русских и польских евреев, т. е. 3 %; далее, мезоцефалов значительно больше, нежели гипербрахицефалов; остальные, свыше половины всех субъектов, — брахицефалы.

Размеры лица и взаимные отношения этих размеров или лицевой указатель обнаруживает, по-видимому, большее преобладание среди азиатских и африканских евреев лептопрозопии (указатель выше 90), сравнительно с южно-русскими евреями. Размеры носа и носовой указатель не представляют каких-либо значительных отличий. Однако, по форме носа наблюдается заметная разница в виду того, что семитический нос, встречающийся среди польских и южно-русских евреев только у 10 % достигает среди разных групп азиатских и африканских евреев гораздо более высокой пропорции — от 20 до 40 %.

Наконец, по окраске волос и глаз всё еврейское население Пер. Азии и Сев. Африки отличается резким превосходством брюнетов, при совершенном, за исключением спаньюолов, отсутствии блондинов. Смешанный тип обнимает едва 10–13 % всех субъектов. Соответственные данные для польских евреев только отчасти могут быть сопоставлены с этими данными Вайсенберга, так как и у меня процент светлого типа ничтожен; однако, дальше те и другие сильно расходятся в виду весьма высокого процента особей смешанного типа среди польских евреев сравнительно с азиатскими и африканскими евреями.

Одним словом, если ни степень белокурости, ни данные о росте не образуют резкой грани между польскими евреями и ныне исследованными Вайсенбергом внеевропейскими, то, с другой стороны, по количеству особей брюнетического типа, а в особенности по головному указателю, мы наталкиваемся здесь на значительную антропологическую разницу между этими двумя обширными группами современных евреев.

Вообще, опираясь на материалы Вайсенберга и Фишберга, можно с большим основанием сказать, что в Пер. Азии и Сев. Африке довольно сильно распространен в высокой степени долихоцефальный тип евреев, какой не встречается в Европе. В поисках последнего Вайсенберг обратил внимание на современных ааронидов (коганим) и левитов, ведущих свое происхождение от первосвященника Аарона и колена Левитова. Но и здесь неутомимый автор нашел ту же короткоголовость, какая свойственна вообще всем европейским евреям. Далее, предпринятая им же попытка проследить антропологический тип евреев на существующем, правда, в ограниченном количестве краниологическом материале привела его к тому выводу, что, во-первых, «черепа древнего времени, за редким исключением, могут быть причислены к длинноголовым, в то время, как черепа Средних веков на три четверти короткоголовы», и, во-вторых, что «черепа испанских евреев, будучи почти без исключения длинноголовыми, удивительно однообразны по своему типу; черепа же вост. — европейских евреев в большинстве случаев отличаются короткоголовостью». Эти заключения побуждают Вайсенберга сделать предположение, что «длинноголовые, как и все семиты, древние израильтяне на пути своего рассеяния пришли в соприкосновение, во-первых, с короткоголовыми обитателями Кавказа и альпийской Европы и, во-вторых, с длинноголовыми побережья Средиземного моря. В то время, как первая ветвь превратилась в современных вост. — европейских евреев, вторая, не изменив типа, продолжает жить в сев. — африканской группе и отчасти в испанской». Вообще Кавказу Вайсенберг приписывает, по-видимому, крупное значение в происхождении европейских евреев. К этому же вопросу он возвращается еще раз в своей статье о сев. — африканских евреях, откуда я приведу здесь соответственные места.

Во введении к этой статье Вайсенберг доказывает, что Африка принадлежала к первым и самым ранним этапам еврейской диаспоры, и что местное еврейское население насчитывает тысячелетия своего существования. «При этих условиях, — говорит автор, — среди сев. — африканских евреев скорее можно предположить сохранившимся первобытный тип, чем среди их европейских единоверцев, тесную и раннюю связь которых со старой родиной, исключая несколько гаваней Средиземного моря, трудно допустить по многим причинам». Прежде всего отсутствуют, по его мнению, точные известия из до- и даже похристианской эпохи, свидетельствующие о переселениях евреев большими массами из Палестины в Среднюю Европу. Далее нет также, насколько ему известно, какого-либо археологического материала, который указывал бы на раннее пребывание евреев в Европе вне их старого исторического круга. В то время как в Египте найдены еврейские надгробные плиты и предметы еврейского обихода с еврейскими эмблемами, в Европе, за исключением немногих остатков, найденных в еврейских катакомбах в Риме, совершенно отсутствуют подобные предметы, и тем не менее евреи, как утверждают, должны были проживать во многих местах и даже достигали в рядах римских легионов долины Рейна. Поэтому, «замечательно, — продолжает Вайсенберг, — что при тщательных раскопках древних стоянок римского лагеря не оказалось никаких предметов культа Иеговы, между тем таковые других азиатских культов и даже культа Митры были находимы, из чего следует заключить об отсутствии последователей первого и присутствии последователей прочих культов». Всё это побуждает его предположить, что «евреи проникли в Сред. Европу значительно позднее, чем обыкновенно принято думать». «Откуда же пришли они и что это были за евреи, и вообще были ли они в соматическом отношении евреями, на это, — рассуждает он далее, — дать определенный ответ еще трудно. Строение тела нынешних европейских евреев, отличное от семитического, допускает не без некоторого основания возможность влияния здесь прозелитизма». Исходя из этого предположения, Вайсенберг кончает свои рассуждения заявлением, что, не разделяя взгляда на первоначальный тип евреев, как на брахицефалический, он скорее думает, что «изменение их типа произошло либо в самой Европе, либо на пути в Европу (через Азию?)». Сев. — африканские же евреи остались длинноголовыми, благодаря тому, что им приходилось смешиваться с родственными хамитическими или чисто семитическими племенами. Стоя на точке зрения долихоцефальности первобытного еврея, Вайсенберг не соглашается и с возможным объяснением долихоцефалии нынешних сев. — африканских евреев тем, что, последние, явившись в страну, представлявшую, по его выражению, море длинноголового населения, растворились будто бы в этом море и превратились таким образом в евреев только по религии, а не по крови.

О прозетилизме я, со своей стороны, говорю как в моих «Евреях», так и на страницах этой статьи. Что же касается отсутствия в Сред. Европе археологических находок, которые могли бы подтвердить существование здесь еврейских поселений в до- и раннюю по-христианскую эпоху, то мне кажется, что значение этого факта следует несколько ограничить, так как о переселениях евреев в дохристианскую эпоху — в эпоху их относительной политической независимости — и притом переселениях в столь отдаленную по тем временам страну, как Сред. Европа, вообще не может быть и речи. Начало таких переселений надо отнести к середине и к концу первого похристианского столетия, после разрушения Иерусалима Титом и вместе с тем окончательного падения политической самостоятельности евреев. Но вообще появление еврейских поселений в Сред. Европе правильнее начинать с еще более позднего времени — с последних веков древнего мира и первых Средневековья.

Как бы однако ни относиться к изложенным взглядам Вайсенберга, требующим, по его собственному признанию, для своего подтверждения еще новых исследований, надо иметь в виду, что они высказаны им в предварительной, а потому неполной обработке его материалов. Следует поэтому пожелать скорейшего появления его обстоятельного, сводного труда, обнимающего воедино все собранные им наблюдения, чем будет значительно облегчена возможность разобраться в сложной антропологической проблеме евреев, над изучением которой так неутомимо и успешно работает автор.

Перехожу к рассмотрению работ К. М. Курдова о горских евреях. В очерке антропологической литературы, приложенном к моим «Евреям» мною указывается на чрезвычайную скудость материалов о кавказских евреях. Работы К. М. Курдова таким образом значительно восполняют этот пробел. Им подробно измерено 180 дагестанских и 50 шемахинских евреев мужского пола.

По росту (1610 мм), по величине головы в вертикальной проекции (222 мм), по высоте черепа (124 мм) и наибольшему поперечному диаметру (151 мм) польские евреи значительно уступают и дагестанским, и шемахинским евреям, соответственные цифры которых таковы: 1610 и 1669, 243 и 240, 137 и 132, 158 и 157 мм; наоборот, горизонтальная окружность головы (553 мм), равно как и наибольший продольный диаметр (184 мм) отличаются у польских евреев более крупными размерами (у дагест. — 545 и 183, у шемах. — 542 и 182). Благодаря этому, оба указателя — головной (81,89) и высотно-продольный (67,17) — у них далеко ниже, чем у дагестанских (86,35 и 75,06) и шемахинских евреев (86,22 и 72,55), другими словами, последние характеризуются, сравнительно с польскими, высокой степенью брахицефалии и гипсицефалии. По размерам лица разница между польскими евреями (длина — 184, ширина — 136 мм), с одной стороны, и обеими кавказскими группами (длина лица дагестанских евреев — 175 и шемахинских — 178 мм; ширина лица у первых — 143 и у вторых — 141 мм), с другой, заключается в том, что среди первых лицо длиннее и уже, почему и лицевой указатель их меньше (73,69, у дагест. — 81,50 и у шемах. — 79,83), т. е. представляет большую наклонность к лептопрозопии. Размеры носа (длина его у польских, дагестанских и шемахинских евреев — 56,56 и 57, ширина — 34,35 и 35 мм) и уха (длина — 63,59 и 58, ширина — 35,33 и 32) мало различаются у всех трех групп евреев. По скуловому указателю (58,37) польские евреи стоят на последнем месте, другими словами, скулы выдаются у них наименее сравнительно с дагестанскими (62,91) и шемахинскими (65,03). Окружность груди — абсолютная — ниже всего у польских евреев (830 мм, у дагест. — 896 и шемах. — 885), по относительной же (51,57) они почти совпадают с шемахинскими (51,90) и значительно уступают дагестанским (54,07). Длина руки, будучи абсолютно короткой у польских евреев (731 мм, у дагест. — 755 и шемах. — 767), относительно почти одинакова у всех трех групп (у польских — 45,55, дагест — 45,53 и шемах. — 45,98); напротив, нога, абсолютно хотя также самая короткая у польских евреев (829 мм, у дагест. — 839 и шемах. — 870 мм), по относительным размерам оказывается у них самой длинной (52,06, у дагест. — 50,59 и шемах. — 51,04). Наконец, туловище и абсолютно, и относительно всего короче у польских евреев (543 мм и 33,88, у дагест. — 686 мм и 41,35 и шемах. — 678 и 40,60). По цвету волос наблюдается значительное сходство между польскими и дагестанскими евреями, сказывающееся в равном количестве в том и другом случае рыжеволосых и в ничтожном — светловолосых особей. Такое же сходство имеет место и между польскими и шемахинскими евреями с той лишь особенностью, что среди последних совершенно отсутствуют рыжеволосые субъекты. По количеству же темных волос различие состоит в том, что среди обеих кавказских групп евреев преобладают черные волосы, между тем, как среди польских — темно-русые. Далее, по цвету глаз, рядом с преобладанием повсюду черных и карих глаз, среди польских евреев оказывается гораздо большее число серо- и голубоглазых субъектов. Соответственно с этим среди них, сравнительно с дагестанскими и шемахинскими евреями, встречается очень часто смешанный тип, хотя господствующим и там, и здесь является темный тип, у дагестанских на 30 %, у шемахинских на 15 % более частый, чем у польских.

Таким образом, признаки сходства тех и других довольно ограничены. К. М. Курдов, характеризуя дагестанских евреев по методу А. А. Ивановского и указав на то, что все евреи, как упомянуто уже в начале нашей статьи, в классификации этого автора обособились в совершенно самостоятельную группу, находит, что исследованные им дагестанские евреи «разнятся от евреев по суммарным данным более, чем 9-ю «единицами разницы», а для некоторых отдельных еврейских групп разность эта возрастает еще больше». В виду этого автор пришел к заключению, что горские евреи Дагестана по своим физическим признакам представляют «продукт метисации, с одной стороны, с горцами Дагестана, а, с другой стороны, с каким-то еще неясно выраженным на его материале народом, несомненно только монгольской крови». Что же касается шемахинских евреев, то хотя, как видно из предыдущего, они по некоторым признакам и приближаются к польским евреям больше, нежели дагестанские, тем не менее остальные различия настолько значительны, что позволяют более или менее отнести и к шемахинским евреям всё сказанное относительно дагестанских. Несмотря на то, К. М. Курдов отмечает всё же наличность у горского еврея некоторых черт общееврейского типа: опытный глаз, по его мнению, всегда узнает горского еврея и отличит его как от его западного сородича, так и от горца.

Работы Фишберга, Вайсенберга и Курдова, благодаря обилию положенных в их основу наблюдений, значительно обогащающие антропологическую литературу о евреях, заслуживали того, чтобы на них подробнее остановиться. Все прочие работы, появившиеся за тот же период времени, потребуют для своего изложения гораздо меньше места. Но прежде считаю нужным сказать несколько слов о двух ранее вышедших монографиях — Аммона и Вирхова, которые в свое время остались для меня недоступными и поэтому не вошли в мой первоначальный очерк антропологической литературы о евреях.

Аммон, обработавший обширный материал о росте, окружности груди, головном указателе, цвете глаз, волос и кожи и отчасти о весе тела призывных и учащихся в средних школах Бадена, выделил в особую главу сведения о евреях, которых оказалось 207 призывных и 168 учащихся в возрасте от 11 до 18-ти лет. Отсутствие индивидуальных величин и некоторые особенности в обработке не позволяют провести более подробного сравнения измерений Аммона с моими над польскими евреями; поэтому я ограничусь лишь изложением тех выводов, к каким пришел автор при сопоставлении своих евреев-призывных с призывными-неевреями. Евреи, по Аммону, отличаются большим числом особей малого роста и меньшим числом высокого; средний рост их ниже, хотя высота темени в сидячем положении несколько выше; они заметно более коротконоги. Их окружность груди на 2–3 см меньше. По форме головы среди них преобладает простая брахицефалия. Типы высшей короткоголовости отсутствуют. Средний головной указатель евреев-двадцатилеток на 0,64 ниже, чем у неевреев того же возраста. Головные диаметры несколько больше. Далее, исследование цвета глаз и волос показало, что голубые глаза встречаются среди евреев значительно реже и еще реже светло-русые волосы, белая же кожа попадается одинаково часто. Напротив, карие глаза наблюдаются наполовину чаще, черные волосы — даже в три раза чаще. Самый частый цвет глаз среди евреев — зеленый, самый частый цвет волос более, чем у половины субъектов, — черный. Сочетание голубых глаз, светло-русых волос и белой кожи, составляющие у неевреев одну четверть, достигает у евреев едва одной шестнадцатой. Последним всего более свойственно сочетание зеленых глаз с черными волосами и белой кожей, обнимающее приблизительно шестую часть всех особей. Присоединяя еще некоторые другие второстепенные особенности, Аммон следующим образом характеризует физический тип евреев, сравнительно с неевреями: первые — kleiner, кurzbeiniger, langkopfiger, dunkler, fruhreifer, haariger, bartiger, engbrustiger, leichter. Что касается взаимной зависимости роста, головного указателя и окраски волос и глаз, то в этом отношении следует отметить, что среди евреев связь между высоким ростом и долихоцефалией (т. наз. сев. — европейский тип) неясна, также отсутствует связь между малым ростом и долихоцефалией (средиземноморский тип); обнаруживается связь между высоким ростом и светлой окраской, но почти совершенно не наблюдается связи между светлой окраской и долихоцефалией. Свои выводы Аммон заканчивает указанием, что в образовании современного еврейства принимали участие как сев. — европейский тип, так и средиземноморский и еще какой-то короткоголовый тип, родство которого с альпийским типом, встречающимся среди местного населения, остается недоказанным. Неправильность в сочетаниях различных признаков доказывает, по его мнению, что смешение среди евреев началось уже в ранней древности, позднейшие же примеси оказали меньше влияния на их физический тип.

Относительно еврейских школьников Аммон пришел к аналогичным результатам, а именно они также ниже своих христианских сверстников, обнаруживают с возрастом увеличение долихоцефалии, уменьшение числа голубых глаз и более резкое падение светло-русых волос рядом со значительным увеличением черных волос.

Как видим, выводы Аммона относительно физических особенностей данной группы баденских евреев более или менее соответствуют наблюдениям различных авторов над вост. — европейскими евреями. Что же касается генезиса типа евреев, то материалов Аммона слишком недостаточно для решения такого вопроса; для этой цели необходимы не только более многочисленные наблюдения, но и сравнительно-антропологическая обработка их должна быть проведена более подробно, чем это сделано самим автором. Гораздо шире поставлена задача антропологического исследования зап. — европейских евреев в работе Вирхова, посвященной вопросу о распространении цвета глаз, волос и кожи среди населения Германии и основанной на громадном материале, собранном по почину Берлинского Антропологического Общества над учащимися в немецких средних школах.

Число обследованных учащихся составляло без малого семь миллионов (6 758 827), из которых евреев (75 377) оказалось свыше 75 тысяч или 1,1 %. Группировка тех и других по цвету волос, глаз и по взаимным сочетаниям этих признаков такова:

Прежде всего обращают на себя здесь внимание обратные отношения в степени окраски наружных покровов среди евреев, с одной стороны, и среди всего населения — с другой. Так, у еврейских школьников брюнетов почти в четыре раза более, чем блондинов, между тем как во всем населении, напротив, брюнетов в два с четвертью раза менее, нежели блондинов. Далее, брюнетов среди евреев втрое более, чем среди всего населения; кроме того, в то время, как среди первых почти столько же брюнетов, сколько и смешанного типа, среди последнего брюнетов в четыре раза меньше, нежели субъектов смешанного типа. Что же касается блондинов, то таковых среди евреев почти в три раза меньше сравнительно с количеством их среди всего населения. По отношению к смешанному типу блондинов-евреев менее четверти, между тем как среди всего населения блондинов больше половины особей смешанного типа.

При 11 % блондинов светловолосые составляют среди евреев 32 %, светлоглазые — 46 %; с другой стороны, при 42 % брюнетов у них оказывается 66 % темноволосых и 52 % кареглазых. Излишек в том и другом случае, комбинируясь между собой, образует смешанный тип, и в следующей табличке представлена частота той или иной окраски волос и глаз среди особей этого типа:

Из этой таблички нетрудно усмотреть, что в группе евреев смешанного типа на 75 % светлоглазых и 45 % светловолосых приходится только 21 % темноглазых и 51 % темноволосых; другими словами, данная группа еврейского населения Германии унаследовала в значительно большей степени элементы светлого типа, нежели темного.

Как уже сказано, материал, обработанный Вирховым, был собран среди малолетнего населения, т. е. среди особей с незаконченным еще развитием teint'a наружных покровов. По этому поводу Вирхов отмечает, что в то время, как цвет глаз становится постоянным уже на втором году жизни, потемнение волос идет гораздо медленнее и продолжается годами; постоянная окраска их наступает нередко после периода зрелости. Сопоставляя на своем материале школьников моложе 14-ти лет со школьниками старше этого возраста, он пришел к заключению, что 15 % блондинов впоследствии темнеют за счет увеличения пигмента в волосах. Если внести эту поправку в приводимые выше соотношения, то окажется, что среди немецких евреев в позднейшем возрасте можно констатировать 71 % темноволосых (у школьников — 66 %) против 72 % (у школьников — 31 %) для всего населения. Я в свое время, при суммировании различных данных о евреях, нашел среди них соответственную величину несколько большую, а именно 79 % темноволосых, что, без сомнения, объясняется в значительной степени влиянием более старшего возраста субъектов, подлежавших моей обработке.

Вирхов касается также вопроса о территориальных различиях типа евреев в пределах Германии. Составленная им для этой цели нижеследующая табличка показывает, что брюнетический тип среди евреев уменьшается в меридиальном направлении и отчасти еще в направлении с севера на юг; колебания же светлого типа не везде совпадают с колебаниями темного.

Оценивая значение найденных 11 % блондинов-евреев, Вирхов не признает эту величину достаточной для подтверждения существования белокурого вариэтета среди евреев. Он считает, далее, необходимым отличать светло-русоволосых евреев от полного белокурого типа: первые составили у него 32 % (24 154 суб.), последние — только 11 % (8421 суб.), т. е. едва одну треть; если принять еще во внимание, что к настоящему брюнетическому типу принадлежали 42 % (31 673 суб.) еврейских школьников, то едва ли можно, по мнению Вирхова, признавать равноценными оба типа. Вообще Вирхов, по-видимому, отрицает существование двух первоначальных типов евреев. Он указывает на то, что некоторые сторонники такого взгляда, как Фогт и Маурер, пользуются для своих заключений физиономическими или мимическими признаками, которые обусловливаются социальными и культурными влияниями и имеют большое значение для различия отдельных индивидов или целых групп, но не могут быть поставлены на место соматических признаков. Происхождение же белокурых евреев Вирхов объясняет смешением семитов с аллофильными белокурыми племенами.

В заключение приведу мнение Вирхова о рыжих волосах, большая частота которых среди евреев подтверждается также и на его громадном материале и которые всецело отнесены им к смешанному типу. Он не считает возможным выделять их в группу светлых волос: из 319 рыжеволосых еврейских школьников только 85 имели голубые глаза и белую кожу, то есть принадлежали к белокурому типу; 152 имели карие глаза и 80 — серые.

Ознакомившись с монографиями Аммона и Вирхова и возвращаясь к работам последнего десятилетия, мне остается рассмотреть только работы Ю. Д. Талько-Гринцевича по антропологии еврейских и христианских детей на Украине и Р. Л. Вейнберга о мозге евреев.

Материалом для Ю. Д. Талько-Гринцевича послужили измерения 181 христианских и 112 еврейских детей в возрасте от двух до 16-ти лет, произведенные им в 1887–1888 гг. в Уманском и Звенигородском уездах Киевской губ. Схема измерений та же, какой следовал автор во всех своих прежних работах по антропологии взрослого населения. Не останавливаясь более подробно на этой новой работе Талько-Гринцевича, я приведу группировку исследованных им детей по типам цветности сравнительно со взрослыми этого района, измеренными им же:

Из этой таблички видно, что блондинов среди еврейских детей всего в полтора раза с лишним более, нежели брюнетов, между тем как среди христианских детей блондинов почти в пять с половиной раз больше, чем брюнетов. Эти соотношения не согласуются с приведенными выше данными Вирхова, по которым уже среди еврейских школьников брюнеты значительно преобладают над блондинами, что у Тал. — Гринцевича имеет место лишь среди взрослых. Следует, однако, иметь в виду, что подавляющее число детей, исследованных Тал. — Гринцевичем, было в возрасте от 6 до 13 лет; у Вирхова же немалое количество школьников — старше этих лет. Далее отметим, что на Украине еврейские дети имеют брюнетов в два с половиной раза более, нежели христианские, и, странным образом, таковы же отношения в количестве брюнетов, по Тал. — Гринцевичу, и среди взрослых той и другой группы местного населения. Однако, по количеству блондинов наблюдаются уже большие колебания в зависимости и от возраста, и от происхождения: так, в то время, как у детей-евреев только на одну пятую меньше блондинов, чем у детей-христиан, взрослые евреи дали блондинов вдвое меньше, чем христиане. Подобные же различия имеют место и в количестве субъектов смешанного типа. Таковых среди детей почти одинаково как у евреев, так и у христиан. Но взрослые евреи имеют особей смешанного типа уже в полтора раза менее, чем взрослые христиане. Отмечу еще на основании этой работы Тал. — Гринцевича степень потемнения волос в зависимости от возраста. Среди христиан это явление слабо выражено, но для евреев получаются следующие цифры: к 16-ти годам среди них на 77 % светловолосых приходится 23 % темноволосых; у взрослых же число первых понижается до 40 %, т. е. светловолосых становится почти вдвое меньше, а число последних поднимается до 60 %, то есть темноволосых становится слишком в два с половиной раза больше. Что касается цвета глаз, то из материалов Тал. — Гринцевича оказывается, что в старшем возрасте как среди евреев, так и среди неевреев наблюдается больше светлых глаз и меньше темных, чем в младшем. Это обстоятельство требует, однако, проверки, так как оно противоречит свидетельству такого авторитетного антрополога и анатома, как Вирхов.

Исследования Вейнберга о мозге евреев представляют собой одну из немногих еще работ этого рода. Наиболее видным предшественником его в этом направлении был Н. В. Гильченко, сделавший взвешивания 23-х еврейских мозгов. При этом оказалось, что средний вес мозга евреев равен 1336,7 грамма (средний рост этих же субъектов — 1663 мм, средняя величина горизонтальной окружности головы — 545 мм, средний возраст — 32,65 л.); наибольший вес мозга составлял 1569,7 грамма у 22-летнего субъекта роста 1688 мм, наименьший же вес — 1134,6 грамма у 56-летнего субъекта роста 1625 мм. На основании полученной средней и рядового расположения индивидуальных взвешиваний Н. В. Гильченко делает заключение, что «евреи вообще обладают небольшим по весу мозгом». Р. Л. Вейнберг дополнил наблюдения Гильченко шестью новыми взвешиваниями своими и Вейсбаха и нашел средний вес мозга евреев в 1320,4 грамма, т. е. почти на 29 граммов ниже среднего веса мозга европейцев (1350 граммов). В число этих 29-ти мозгов вошли один женский, один малолетний и 4 мозга старше 50-ти лет. Если исключить эти мозги из общей суммы, то получается новая средняя — 1334,5 грамма, несколько выше предыдущей, но всё же не достигающая указанного среднего веса мозга европейцев. Р. Л. Вейнберг сообщает далее сведения об емкости 14-ти еврейских черепов, давших среднюю величину ее в 1421 куб. см, что также на 30–70 куб. см ниже средней емкости черепа, принятой для Европы. Автор, однако, не считает на основании этих данных доказанным факт малого веса мозга евреев; для этого подлежащий материал — количество и мозгов, и черепов — недостаточен. Против того же вывода говорят еще и некоторые другие соображения. Так, в виду низкого роста евреев оказывается, что, несмотря на абсолютно меньший вес их мозга, количество его, соответствующее одному сантиметру роста — 8,05 грамма, мало, напр., уступает подобной же величине, определенной Ретциусом для германской расы, у которой на единицу длины тела в лучшем случае падает 8,22 грамма мозгового вещества. Исходя далее из того, что горизонтальная окружность головы до известной степени характеризует собой и величину мозга, Р. Л. Вейнберг, на основании многочисленных литературных данных, сопоставляет этот размер у евреев и неевреев и констатирует при этом некоторое преобладание его у первых сравнительно с последними.

Кроме всего мозга, Р. Л. Вейнберг на своей коллекции еврейских мозгов, состоявшей из трех экземпляров, весьма подробно изучил характер и направление борозд и извилин и открыл на поверхности этих мозгов ряд очень редких и своеобразных особенностей. На одном мозгу он нашел слияние обеих Роландовых борозд своими нижними концами с Сильвиевой щелью, особую поперечную борозду на поверхности теменной доли правого полушария, свободное окончание затылочно-теменной и шпорной борозд на внутренней поверхности левого полушария и поверхностное положение ножки клина там, где эти две борозды обыкновенно сливаются между собой. На другом мозгу им отмечены перерыв левой шпорной борозды и отчасти также правой и направление верхней височной борозды в виде непрерывной щели на обоих полушариях, между тем, как обыкновенно она, по крайней мере, на одной стороне подвергается типичному перерыву. Последний мозг отличался тем, что Роландова борозда оказалась у него прерванной одновременно на обоих полушариях; далее, обращали на себя внимание присутствие на его поверхности «перехода т. наз. восходящей ветви верхней височной борозды в постцентральную борозду» и почти полное отсутствие на левой стороне нижней лобной извилины; затем, на нем же имел место своеобразный характер правой обонятельной щели, задний конец которой подвергался вилообразному расщеплению. Таковы главнейшие особенности и уклонения в конфигурации борозд и извилин трех еврейских мозгов, изученных Р. Л. Вейнбергом, — уклонения, которые, в виду очень малого числа объектов и совершенного отсутствия аналогичных контрольных наблюдений, не позволяют еще делать из них какие-либо обобщающие выводы. Довольно подробная сравнительно-анатомическая и антропологическая оценка всех особенностей, найденных на этих мозгах, дана самим автором, и, благодаря ее исчерпывающему характеру, я позволю себе привести ее здесь. «Некоторые из этих особенностей, — говорит он, — характеризуются, как явления явного возврата к животному типу развития мозга. Другие напоминают собой устройство, чаще всего наблюдаемое у низших человеческих рас (расовые варианты). Третьи, наконец, представляют собой явления чисто индивидуального характера, но наблюдаемые необычайно редко. К категории последних, по всей вероятности, принадлежат и такого рода варианты, как перерыв шпорной борозды, развитие на обоих полушариях цельной верхне-височной борозды (левая почти всегда бывает прервана у человека), переход средней височной борозды в постцентральную и проч. Всё это такие варианты, которые не принадлежат к обыкновенному рисунку мозговой поверхности, и относительно которых мы пока не знаем с положительностью, насколько они являются чисто индивидуальными образованиями и насколько они могут служить для характеристики тех или иных рас человечества. Известное отношение к племенным особенностям можно было бы приписывать и наблюдавшейся нами на одном из вышеописанных наших еврейских мозгов своеобразной форме обонятельной борозды, если бы та же особенность не была констатирована нами уже ранее у других рас, напр., у латышей. Вообще мы должны воздержаться пока от толкования описанных в настоящей статье вариантов в смысле особенностей, так или иначе характерных для еврейской расы, такое заключение было бы слишком поспешно и представлялось бы понятным лишь с точки зрения таких исследователей, которые, во что бы то ни стало, стремятся открыть расовые особенности всюду, где только к тому представляется случай. Относясь критически к наблюдаемым фактам, мы должны убедиться, что одно доказательство тех или иных особенностей формы скелета или других органов тела само по себе имеет небольшое значение. Факт наличности некоторых особенностей формы становится многозначительным лишь тогда, когда последние оказываются обладающими известным постоянством, одним словом, в случае их типичности для той или другой группы или расы человечества. А пока степень постоянства или типичности известного явления еще не установлена достаточно определенно, — заключает Р. Л. Вейнберг, — мы не имеем основания говорит об отношении его к организации целой расы».

Работами Р. Л. Вейнберга о мозге евреев мы можем закончить рассмотрение одной группы трудов, появившихся за указанный период времени и обогативших антропологию евреев новыми материалами, касающимися их соматических особенностей, и перейти далее к изложению другого ряда исследований, задающихся целью разобраться критически в господствующих воззрениях на антропологический тип евреев и высказать попутно другой, более обоснованный взгляд.

На заключительных страницах моих «Евреев» я изложил взгляды различных ученых на прошлое антропологического типа евреев, на его генезис. И мне пришлось отметить существование двух взаимно противоположных взглядов. Именно, я закончил свою книгу указанием на то, что одни ученые «совершенно отвергают антропологическое единство евреев и считают их продуктом непостоянных, изменяющихся условий исторической жизни», другие стремятся, напротив, доказать, что «евреи, далеко не являясь представителями чистых семитов, образуют тем не менее довольно однородную антропологическую группу». В течение периода, истекшего со времени написания этих строк, спор этот продолжался и вращался, главным образом, вокруг теории Лушана, изложенной уже в моем труде, — теории, которая под давлением новых данных и более всесторонних исследований значительно потеряла в своей стройности и, по-видимому, обречена еще на дальнейшее изменение своих положений, а, может быть, даже и на полное их крушение. Уже сам автор ее в статье «Zur physischen Anthropologie der Juden», лишает свою теорию известной доли достоверности. Так, он уже без прежней настойчивости говорит здесь о связи белокурого элемента среди современных евреев с древними аморитами, пришельцами с севера, но требует новых статистических данных для выяснения этого вопроса. Однако более подробному разбору теория Лушана была подвергнута Ауэрбахом, причем этот автор поставил своей задачей доказать несостоятельность ее по многим пунктам.

Во введении к своей статье Ауэрбах высказывается, что на протяжении т. наз. исторического периода евреи почти не подвергались никаким смешениям, что они представляют собой на всём земном шаре довольно однообразную расу; она неоднородна, как неоднородны и все прочие культурные расы, но различия, которые свойственны ей в какой-нибудь одной стране, более или менее те же самые, что и в любой другой стране. Евреи, по мнению автора, представляют собой яркий пример преобладающего влияния наследственности, сравнительно с приспособлением, в целях сохранения племенных особенностей. В результате таких предпосылок он считает необходимым выяснить, действительно ли евреи в течение исторического периода не испытали сколько-нибудь заметного смешения, можно ли, далее, доказать наличность более глубоких смешений в доисторическую эпоху и, наконец, как следует себе представить первичную расу евреев.

При оценке влияния на антропологический тип евреев смешения с окружающим населением решающее значение имеет вопрос о том, насколько часты смешанные браки между евреями и неевреями, а, в особенности, в каком направлении развивается потомство от этих браков. Статистические данные для Германии, которые более или менее могут служить показателем и для других стран, свидетельствуют, что в названной стране смешанные браки среди евреев составляют в настоящее время одну шестую часть чистых, несмешанных еврейских браков; такой процент довольно значителен и должен был бы по справедливости считаться роковым для немецкого еврейства. И, действительно, так было бы, если бы столь сильное инокровное влияние распространялось в ряду ближайших поколений вширь и вглубь. На самом же деле из всего потомства, происходящего от упомянутого количества браков между евреями и неевреями, только одна десятая часть остается в лоне еврейства; другими словами, этим путем инокровное смешение простирается всего лишь на ¹/₆₀ всех немецких евреев. Эта пропорция, сама по себе не ничтожная, понижается еще более, если оглянуться на 20 лет назад, когда смешанные браки среди евреев были вдвое реже сравнительно с настоящим, между тем как уменьшение всего еврейского населения Германии в такой же пропорции наблюдается значительно раньше, именно при восхождении назад на втрое больший период, т. е. за 60 лет или почти к началу 19-го столетия. Продолжая еще далее подниматься назад во времени, находим отношения всё более незначительные, которые на протяжении средних веков сводятся почти на нет, а для евреев период Средневековья можно считать вплоть до французской революции: если и встречались единичные примеры смешанных браков, то дети от такого брака уже ни в коем случае не оставались евреями. Правда, можно указать на два-три случая, где, по-видимому, имело место действительное смешение евреев с неевреями. Это, во-первых, — арабско-испанская эпоха. Благоприятное правовое и экономическое положение евреев в Испании во времена арабского владычества, их деятельное участие в общественной жизни страны могло бесспорно содействовать смешанным бракам между ними и прочим местным населением, хотя положительные указания довольно скудны. Ауэрбах однако указывает на то, что евреи этой эпохи, в противоположность своим современным эпигонам, сами не обнаруживали склонности к оставлению своей племенной обособленности. Еще меньше значения следует приписывать другому, часто повторяемому историческому факту, свидетельствующему об обращении будто бы целого хазарского племени в еврейство. Вопреки мнению Икова, Ауэрбах считает достоверным только, что хазарский царь вместе с некоторыми своими приближенными принял иудейство, массового же смешения с евреями здесь не могло быть в виду ограниченного количества самих евреев в этих областях; далее, и хазары, по разрушении их царства, всецело примкнули к караимству. Оспаривает, наконец, автор и то объяснение, которое прилагают многие исследователи к издававшимся в Средние века указам о запрещении браков с евреями. Он видит в этих указах не доказательство того, что такие браки действительно происходили, но лишь одно из многих проявлений фанатической вражды к евреям. Таковы соображения автора, которые приводят его к заключению, что «евреи в течение всего Средневековья до начала 19-го столетия сохранили в абсолютной чистоте свою расу».

Иные были отношения, существовавшие в римско-эллинскую эпоху, обнимающую последние века до Р. Х. и первые по Р. Х. Различные источники согласно свидетельствуют о том, что в это время среди евреев был широко развит прозетилизм. Но этот период продолжался сравнительно недолго, и те расовые элементы, которые, благодаря временному процветанию прозелитизма, приникли в среду тогдашних евреев, не могли значительно видоизменить тот антропологический тип их, который они унаследовали на своей старой родине, в Палестине.

Ко времени появления евреев в этой стране последняя была заселена племенами как семитического, так и несемитического происхождения. Допуская смешение с первыми, Ауэрбах относится критически к вопросу о влиянии несемитических племен Палестины и соседних с ней областей на антропологический тип евреев. В этом отношении он останавливается подробнее на хеттитах и аморитах, как имеющих преобладающее значение в современных теориях об антропологическом прошлом евреев.

Хеттитам, как известно, приписывается происхождение брахицефалии среди современных евреев. Принимая во внимание, что последние представляют собой около 80 и более процентов брахицефалов, следует ожидать, что и предполагаемые производители такого подавляющего количества короткоголовых должны были быть также представлены в соответственном же количестве; между тем исторические данные, приводимые Ауэрбахом, совершенно не подтверждают этого. Царство хеттитское находилось уже в состоянии упадка ко времени вторжения евреев. Оно, по библейским известиям, подтверждаемым и новейшими археологическими раскопками, простиралось к северу от Палестины, занимая область Сирии, так что палестинские хеттиты, относительно которых высказываются даже сомнения в тождестве их с сирийскими и которые только и могут быть приняты в расчет при смешении с евреями, представляли лишь небольшую южную часть, отколовшуюся от главного северного ядра. Если бы хеттитам, действительно, принадлежала выдающаяся роль в образовании еврейского народа, как можно думать по теории Лушана, то это выразилось бы в более частом упоминании о них в Библии; однако там о хеттитах говорится не больше, чем о прочих ханаанских племенах, кроме того, необходимо иметь в виду, что нынешние евреи являются потомками двух колен, Иудина и Вениаминова. Остальные десять колен Израилевых жили севернее, составляя как бы естественный барьер, служивший значительным препятствием для смешения первых с хеттитами. Известно далее, что обе ветви, на которые разделились древние евреи, — царство Израильское и царство Иудейское — состояли между собой в постоянной вражде, доходившей до полного запрещения браков между ними. По разрушении же ассириянами Израильского царства, последнее унесло с собой и то большее или меньшее количество хеттитской крови, протекавшей в жилах древних евреев, едва ли много оставив ее на долю их современных потомков. Оспаривает также Ауэрбах правильность отнесения хеттитов к брахицефалам на основании рельефных изображений только в профиль, как поступает Лушан: если даже художник и точно передал пропорции черепа, то отсутствие представления о ширине не позволяет судить о величине головного указателя, который может колебаться в очень широких пределах при одной и той же длине черепа. Наконец, еще и следующее обстоятельство говорит против хеттитского влияния на евреев. Армяне, с которыми Лушан сближает хеттитов, — гипербрахицефалы, между тем, как евреи, по данным различных авторов, оказываются хамебрахицефалами; тут наблюдается, следовательно, коренная разница в конфигурации еврейского черепа и гипотетического хеттитского.

Другим этническим элементом, вошедшим в состав древних евреев, являются, по теории Лушана и его последователей, амориты, в которых желают видеть представителей светловолосого, голубоглазого, длинноголового и высокорослого германского типа. Однако имеющиеся данные не позволяют, как думает Ауэрбах, судить с такой определенностью о физических признаках этих предполагаемых производителей евреев-блондинов нашего времени. Долихоцефалия хеттитов не может быть вполне достоверной, так как она, подобно брахицефалии хеттитов, определяется только по изображениям в профиль. Далее, и светлая пигментация аморитов может подлежать некоторому сомнению в виду той неясности, с какой древние египтяне разбирались в окраске наружных покровов различных представителей современных им народов. Кроме того, и Флиндерс-Петри, со своей стороны, определяет цвет волос аморитов термином «red-brown», что также не вполне соответствует белокурому оттенку. Рядом с этим имеющиеся исторические известия далеко не отличаются богатством положительных указаний на смешение евреев с аморитами. Последние, распространенные в свое время по всей Палестине и особенно компактной массой жившие в южной части ее, совершенно не упоминаются Библией со времени завоевания Палестины евреями. Единичные упоминания о белокурых евреях еще не свидетельствуют о смешении евреев с аморитами, так как в подлежащих местах Библии говорится только о красных или рыжих волосах, что едва ли тождественно с белокурыми волосами аморитов, если только последние, действительно, отличались этим признаком.

Таким образом, в виду отсутствия положительных доказательств, следует, по мнению Ауэрбаха, относиться с большой осторожностью к вопросу о влиянии аморитов на антропологический тип евреев. К этому обязывают и некоторые цифровые данные о частоте различных физических признаков среди современных евреев. Так, незначительный процент долихоцефалов среди последних уже говорит за неглубокое смешение их с аморитами, особенно, если иметь еще в виду, что в этот же процент входят и продукты позднейшего смешения евреев с длинноголовыми арабами. Далее, число светловолосых и светлоглазых евреев совершенно не параллельно количеству долихоцефалов, несоизмеримо малому, сравнительно с первым, между тем как в действительности должно было бы быть наоборот. Долихоцефалия евреев, сложившаяся из длинного черепа индогерманцев-аморитов и длинного же черепа семитов, должна бы отличаться значительно более сильным ритмом, нежели светлая пигментация волос и глаз, являющаяся, согласно разбираемой теории, продуктом скрещения двух противоположных факторов: светлой комплексии аморитов, с одной стороны, и темной комплексии хеттитов и семитов — с другой. Оказывается, стало быть, трудно приемлемым и толкование Лушана об индогерманском источнике происхождения долихоцефалии и белокурости современных евреев. Ауэрбах поэтому не без основания отмечает чрезмерный схематизм, присущий теории Лушана и основанный на предположении, что евреи унаследовали брахицефалию от хеттитов, а от аморитов — длинноголовых блондинов — только бедность пигмента в окраске волос и глаз, как будто известная народность, вопреки законам наследственности, по своему произволу выискивает наследуемые ею и характеризующие ее физические признаки.

Изучение этнических влияний в Палестине в эпоху появления и пребывания там евреев не дает, следовательно, сколько-нибудь определенного ответа на вопрос о генезисе их антропологического типа. Мало разъясняется этот вопрос и справкой о доисторическом периоде, о периоде первоначальных семитических переселений. Основанные лишь на одних гипотезах, сведения об этом периоде весьма скудны. По теории Кремера и Гоммеля, опирающейся на ряд сравнительно-лингвистических сопоставлений и разделяемой Ауэрбахом, древнейшие поселения семитов следует искать в Средней Азии к западу от Памира. Отсюда семиты компактной массой двинулись через Иран, южную Армению и Мидийские горы в долину Месопотамии, где с течением времени разделились на отдельные племена. Благодаря этому, первоначальный общий миграционный поток распался на несколько самостоятельных течений: одно проникло далее к юго-востоку, в плодородную страну Двуречья и, покорив первобытное несемитическое население — сумерийцев, аккадицев и эламитов, явилось носителем ассиро-вавилонской культуры; другое прошло к югу и заняло обширные и замкнутые со стороны Азии горами, а со стороны Африки горами и морем равнины Аравии; наконец, третье направилось на запад и образовало собой ханаанитские народности, финикиян и евреев. Однако все эти миграционные волны прасемитов не проливают много света на антропологический характер евреев. Господствующий в этом отношении взгляд, поддерживаемый также Лушаном, состоит в том, что прасемиты представляли длинноголовую расу, каковой признак они утратили под влиянием смешений с короткоголовыми иранцами и армянами, обитавшими на пути их миграции. С этим взглядом, противоречащим теории Кремера и Гоммеля, Ауэрбах не соглашается; скорее следует, как он думает, усомниться в том, действительно ли прасемиты отличались долихоцефалией. И в самом деле, с одной стороны, современные евреи почти в 90 % являются настоящими брахицефалами или близкими к таковым; попытка же рассматривать это обстоятельство, как продукт смешения с короткоголовым арменоидным типом, опровергается вышеизложенными соображениями. С другой стороны, вавилоняне, ассирийцы, финикияне, арабы и евреи отличаются многими общими чертами, выражающимися в их изображениях, в их языке, преданиях, архитектурных памятниках, в их основных религиозных формах. Принимая всё это во внимание, Ауэрбах решается высказать гипотезу, что прасемиты были короткоголовыми или обладали наклонностью к брахицефалии; этим самым легко и просто объясняется, откуда взялось среди евреев 80 % короткоголовых; остальные же 20 % средне- и длинноголовых можно рассматривать, как результат смешения с теми или другими этническими группами — египтянами, аморитами, арабами. Коснувшись последних — длинноголовых арабов, цитируемый автор указывает прежде всего на то, что антропологические измерения арабов произведены в несравненно меньшем количестве сравнительно с евреями, да и аутентичность этого материала, особенно краниологического, часто подлежала сомнению. Но еще важнее вопрос, кого — арабов или евреев — следует считать более близкими к прасемитам. Ауэрбах не видит оснований считать таковыми арабов: ведь и они, насколько известна их история, также немало странствовали и подвергались многочисленным этническим влияниям в Египте и на вост. — африканских берегах, на побережье Персидского залива и, наконец, со стороны различных сирийских племен. Современных бедуинов Лушан признает, правда, непосредственными потомками древних семитов. Для подтверждения этого он, между прочим, указывает на сходство финикийских черепов с черепами современных бедуинов, но измерения Ломброзо семи финикийских черепов констатировали присутствие среди них одного брахицефала и трех мезоцефалов. Упоминая об этом, Ауэрбах добавляет, что при переводе на живых эти семь черепов дали бы только двух с указателем ниже 75, трех мезоцефалов, из которых один был бы на границе брахицефалии, и двух резких брахицефалов. Что же касается физиономических черт, а в особенности формы носа, резко отличающей, по Лушану, евреев от бедуинов и являющейся у него решительным поводом для отнесения евреев к арменоидному типу, то Ауэрбах, пользуясь известными уже цифровыми данными о распространении среди евреев различных форм носа, отмечает, что арменоидный тип далеко не самый частый среди них и совершенно не может считаться столь же постоянным признаком, как и короткий череп. Вместе с тем Ауэрбах указывает на присутствие среди евреев целого ряда физиономических типов, появление которых нетрудно объяснить влиянием разнообразных условий среды, постоянно меняющейся на протяжении их многократных переселений. Среди этих типов не последнее место занимает и настоящий семитический, приближающийся к типу арабов-бедуинов и к изображениям древних ассирийцев; знатоки Палестины утверждают, что там нередки случаи смешения по наружности евреев с арабами.

В заключительной части своей статьи Ауэрбах еще раз несколько подробнее останавливается на вопросе о происхождении блондинов-евреев. Отрицая связь их с аморитами на основании своих предшествовавших рассуждений и указывая на значительную неправильность в распространении белокурости среди евреев, он считает этот признак явлением вторичного характера, подверженным поэтому широким вариациям и развивающимся в значительной степени под влиянием полового отбора. В итоге всего хода своих мыслей Ауэрбах делает тот вывод, что евреи не представляют собой смешанной расы kat exochen, по выражению одного автора, но, напротив, остаются относительно чистой расой, настоящей Inzucht-rasse, т. е. развившейся под исключительным влиянием внутриплеменного подбора.

Статья Ауэрбаха вызвала со стороны профессора Лушана возражения, которые помещены в том же выпуске «Archiv fur Rassen- und Gesellschafts-Biologie» и сводятся к следующему. Лушан, отдавая справедливость историческим разысканиям Ауэрбаха, считает все-таки доказанным на основании как своих продолжительных исследований, так и новейших открытий Винклера, что до середины второго дохристианского тысячелетия, Пер. Азия, т. е. Мал. Азия и вся Сирия, была заселена многочисленным, совершенно однородным племенем хеттитов. Это были люди брюнетического типа, обладавшие крупным носом и весьма коротким и высоким черепом с очень плоским, точно срезанным затылком. Тип этих древних передне-азиатов, названный Лушаном арменодиным, лучше всего сохранился среди нынешних армян. Что же касается их рельефных изображений в профиль, то, в виду значительной короткости и высоты последнего, всем этим древним изображениям должна быть свойственна, по мнению Лушана, и большая ширина головы, ибо узкие размеры ее при этих условиях представляли бы собой патологическое явление. В объяснении происхождения белокурых евреев Лушан присоединяется к тем ученым, которые приписывают их появление смешению с окружающим населением, хотя он не отвергает совершенно и толкования Ауэрбаха, но, в противоположность последнему, он отрицает возможность особого еврейского типа или расы и признает только существование самостоятельной еврейской религиозной общины.

В своем кратком ответе на эти возражения Ауэрбах указывает, что арменодиное население Сирии и Мал. Азии не входило в рамки его обзора, так как миграционная волна той соматической ветви, которая дала евреев, остановилась в Палестине и никогда не достигала северной Сирии, благодаря чему влияние хеттитов могло быть только поверхностным, а что брахицефалия евреев иная, нежели армян, видно из данных самого проф. Лушана, по которым армяне отличаются головным указателем выше 85, между тем как головной указатель евреев колеблется между 80 и 85.

Ауэрбах, как видим, своим анализом исторических данных значительно поколебал воззрения Лушана. С другой стороны, однако, считая прасемитов короткоголовыми и, как таковых, непосредственными родоначальниками брахицефалии современных евреев, он тоже дает довольно спорное объяснение происхождения этого признака, так как пока еще едва ли может быть доказана брахицефалия первобытных семитов.

Еще более подрывает теорию Лушана Вайсенберг своими измерениями, произведенными среди населения Палестины и изложенными мной выше. Оказывается, что не только туземные евреи, но и в особенности автохтонное население Палестины, в лице современных феллахов и самаритян, является преимущественно длинноголовым, чего, по мнению автора, не могло бы быть, если бы, согласно Лушану, решающая роль в образовании населения Палестины принадлежала короткоголовым хеттитам. Вместе с тем, Вайсенберг мог отметить на том же материале совершенное отсутствие блондинов, что также противоречит учению Лушана, относящего происхождение блондинов среди современных евреев к отдаленной древности и считающего производителями их белокурых аморитов.

Если таким образом исследованиями Вайсенберга и Ауэрбаха выясняется, что хеттито-аморитская теория Лушана о происхождении евреев не вполне удовлетворяет своему назначению, то вместе с тем нуждается в проверке и другое выше цитированное мнение Лушана, что евреи не образуют определенного антропологического типа, но составляют лишь религиозную общину людей, вступавших в нее из среды окружающего населения Европы, — мнение, которое неоднократно высказывалось и ранее. В свое время настойчиво проводил этот взгляд Ренан. Несколько позднее в таком же смысле выразился и Топинар. Из новейших сторонников того же взгляда можно назвать Гольдштейна, на статье которого, несмотря на ее небольшие размеры, нелишним будет остановиться, особенно в виду того, что для подтверждения своей мысли автор прибегает к новому доводу, до него, кажется, мало обращавшему на себя внимание исследователей.

Гольдштейн прежде всего низводит до ничтожной степени влияние ханаанских выходцев на происхождение современных европейских евреев; своим появлением последние обязаны преимущественно прозетилизму, бывшему широко распространенным в первые периоды христианства. Но и допуская наличность ограниченного числа еврейских семейств, которые по торговым или иным интересам переселились из древней Иудеи в разные места Европы и других частей света, следует всё же иметь в виду, что эта горсть представителей древних евреев никоим образом не могла иметь своим потомством всё нынешнее еврейское население Европы. Надо помнить, что все эти выходцы проживали исключительно в городах, что они подвергались всяким экономическим и политическим ограничениям, а часто и преследованиям, а при таких условиях живучесть их поколений не могла быть долговечной. И для доказательства Гольдштейн ссылается на результаты статистического обследования дворянских родов Швеции В этой стране с 1626 г. по 1890 г. было возведено в дворянство 2890 родов; из этого числа к январю 1896 г., по официальным данным, существовало только 802 рода, т. е. целых 2088 или 72 % вымерло, причем более пострадало городское дворянство сравнительно с земельным. Статистика дворянских фамилий в некоторых немецких и других городах также свидетельствует об относительно скором их вымирании именно в городах. Так, в Аугсбурге в 1368 г. была 51 дворянская фамилия, в 1468 г. — 13, а в 1538 г. из них осталось всего 8; в этом году, вследствие недостатка дворян для выборов в местный совет, были возведены в дворянство 42 новых лица, но тем не менее уже в 1649 г. число всех дворян в том же Аугсбурге понизилось до 28, из которых немногие сохранились до настоящего времени, благодаря только тому, что перешли в ряды земельного дворянства. В Нюрнберге в 1490 г. насчитывалось 112 дворянских фамилий, из которых только 49 могли похвалиться столетним существованием. В Любеке некогда многочисленные и влиятельные патрицианские роды все вымерли: их последний представитель сошел в могилу в 1848 г. В Мюльгаузене в 1552 г. было всего 629 дворянских фамилий, из которых к настоящему времени сохранились только 152 или едва 25 %; из этих последних лишь 46 ведут свое происхождение с того же 1552 г., между тем как 18 вступили в это сословие в XVI столетии, 82 — в XVII и 6 — в XVIII. Опираясь на подобные данные, Гольдштейн и утверждает, что учение, будто миллионы современных евреев произошли от немногочисленных рассеявшихся из древней Иудеи еврейских родов, является сплошным заблуждением. Откуда же шла еврейская колонизация в Европу? Другими словами, где же собственно родина современных евреев? Этот вопрос автор цитируемой статьи считает равносильным вопросу о том, откуда появились и сами христиане; и как разнообразен антропологический тип последних, так же далеки, по его мнению, от соматического единства и евреи.

Таково, по Гольдштейну, решение задачи, формулированной им в заголовке к своей статье. Нельзя не видеть всей необоснованности этого решения. Давно никто не отрицает, что прозетилизм составлял довольно частое явление среди евреев первых веков христианства. Но это имело место в течении сравнительно ограниченного периода времени, и с конца древних веков, на протяжении всего Средневековья и новой истории, уже не может быть речи о сколько-нибудь заметном прозетилизме среди евреев; поэтому, стоя на точке зрения самого же Гольдштейна, трудно приписывать влиянию двух-трехвекового прозетилизма происхождение всего современного миллионного еврейства. Далее, эмиграция евреев из Палестины далеко не составляла спорадического явления, как думает автор. Напротив, не раз была она вынужденной и отличалась массовым характером и без сомнения дала Европе немало представителей древнего еврейства. Статистических данных о состоянии еврейского населения в минувшие эпохи не существует, имеются лишь одни догадки. Бесспорным является факт их преимущественного проживания в городах, но одного этого обстоятельства еще недостаточно, чтобы перенести судьбы немецкого городского дворянства и на евреев; за этим территориальным сходством лежит глубокая разница в политическом, социальном, экономическом, религиозном и других отношениях, — разница, которая могла видоизменить в совершенно иную сторону эффекты рождаемости и смертности. Наконец, отрицая антропологическое единство современных евреев, особенно европейских, Гольдштейн обнаруживает полное незнакомство с результатами всего антропологического изучения евреев. Вообще приходится отметить, что его статья может служить примером и, к сожалению, не единичным слишком поверхностного и одностороннего отношения к столь запутанному и сложному вопросу, каким является вопрос о происхождении современных евреев.

Подобно Гольдштейну, и Штрац в своей попытке выяснить, что представляют собой евреи, уделяет мало внимания накопившимся данным антропологического исследования последних. Благодаря этому, у него происходит смешение и недостаточное разграничение понятий еврейского типа и еврейской физиономии, и, говоря о первом, он большей частью имеет в виду особенности последней. Так, опираясь на сведения, сообщаемые некоторыми путешественниками и исследователями о том, что еврейские черты встречаются нередко у самых отдаленных друг от друга народов земного шара, Штрац высказывается, что общепризнанный в Европе еврейский тип далеко не является свойственным одним только евреям. Характерные признаки еврейской физиономии упомянутые свидетели находили среди японцев, тодасов, бакаири (племени центральной Бразилии), кафров, яванцев и многих других. Такое явление Штрац объясняет, согласно Леману-Нитше, изоморфией, состоящей в том, что некоторые физические особенности, встречающиеся повсюду, не имеют расового значения, но представляют образования, как, напр., рыжие волосы, свойственные всем расам. Большую же распространенность этих черт среди евреев автор объясняет чрезвычайно развитым среди них в течение многих столетий внутриплеменным подбором (Inzucht). Но и оставаясь в рамках физиономической характеристики, Штрац, по-видимому, признает всё же, хотя и с большими ограничениями, некоторую племенную обособленность евреев. Он относит их к южной ветви белой средиземноморской расы, характерные особенности которой полнее сохранились среди малозиатских и сев. — африканских евреев; что же касается европейских, то и среди них уцелели некоторые черты того же первоначального происхождения, которыми они и отличаются от окружающего населения. Этим исчерпываются важнейшие взгляды Штраца, заключающиеся в его небольшой брошюре, посвященной антропологической характеристике евреев.

Значительно шире и всестороннее разработана та же тема Цольшаном. Не соглашаясь ни с одним из существующих толкований антропологического типа евреев, Цольшан прежде всего подвергает подробному критическому анализу ту триаду антропологических признаков — пигментацию, рост и головной указатель, которая служат отправным пунктом в этом отношении. Начав с указания, что все библейские сведения о белокурых евреях отличаются условным характером, автор присоединяется к давно высказанному Вольтманом взгляду о параллельных вариациях: на этом основании белокурый элемент среди евреев мог возникнуть в виде собственного варианта внутри самой хеттитской расы. Таким же способом, а не скрещиваниями следует объяснить и констатированное Штрацем, Гагеном, Клачем, Швейнфуртом присутствие светловолосых индивидуумов среди таких изолированных племен, как австралийцы, папуасы, племя акка в Центр. Африке. Что касается роста евреев, то Цольшан, подобно многим другим исследователям, приписывает их малорослость преимущественно влиянию неблагоприятной среды. Критике головного указателя, антропологическое значение которого не отрицается автором, последний посвящает ряд страниц, где, опираясь на работы Ранке, Nystrom.a и других, старается доказать, во-первых, что брахицефалия особенно свойственна жителям горных стран и, во-вторых, что долихоцефалия с ростом культуры превращается в брахицефалию. Касаясь евреев, он и считает их брахицефалию следствием усиленной интеллектуальной деятельности, между тем, как в брахицефалии народов, с которыми отождествлялись евреи, можно видеть влияние жизни в горах. В своих дальнейших рассуждениях Цольшан, отвергая лингвистические основы классификации человечества и руководствуясь данными физической антропологии, принимает классификацию Гексли и делит индогерманскую семью народов на две неравные группы: северную, ксантохройную, т. е. со светлой окраской, обнимающую кельтов, германцев и славян, и южную, меланохройную, т. е. с темной окраской, обнимающую народы греко-романские, передне-азиатские и сев. — африканские. Из этой последней, меланохройной, которая в свою очередь распадается на три подгруппы: цепь народов Сев. Африки и Аравии, зап. — и южно-азиатские народы и южные европейцы, и дифференцировались евреи, явившись результатом скрещения первой и второй названных подгрупп. Прародителями же евреев следует, по мнению Цольшана, признать древних египтян, как представителей африканской ветви, и древних поселенцев Месопотамии, как представителей передне-азиатской ветви. Резюмируя свой анализ, автор полагает, что еврейское племя образует собой однородный расовый организм («einheitlicher Rassenkorper»), сохраняющийся в чистоте в течение уже, по крайней мере, двух с половиной тысячелетий и представляющий поэтому в генеалогическом отношении гомогенную единицу.

Все эти заключения способны без сомнения вызвать ряд возражений. В особенности является спорным вопрос о возможном изменении формы головы под влиянием тех или иных факторов. Утвердительное решение этого вопроса, принимаемое Цольшаном и обоснованное хотя на заявлениях крупных авторитетов, все-таки далеко не может считаться общепринятым в науке. Точно также еще менее доказательно и мало вяжется с фактами объяснение брахицефалии неевреев, с которыми сближают евреев, влиянием повсюду горного рельефа. Если этот фактор в некоторых отдельных случаях и наблюдается и может быть поэтому привлечен в качестве решающего момента, то приписывать ему значение повсеместной причины едва ли имеется достаточно оснований в виду значительного разнообразия орографических условий тех местностей, где живут рядом евреи и неевреи. Далее, последнее положение Цольшана оказывается весьма аналогичным выводам Юдта и Ауэрбаха, на которых он ссылается не раз, а первого кроме того излагает очень подробно. Нельзя однако обойти молчанием того обстоятельства, что оба названных автора — Юдт и Ауэрбах — не вполне одинаково трактуют древнейшие судьбы и этнические влияния, которым повергались предполагаемые родоначальники современных евреев. Первый, Юдт, в своем анализе следует, по-видимому, схеме Лушана, которую он и подтверждает едва ли не во всех ее подробностях; Ауэрбах, напротив, решительно опровергает эту схему. Цольшан, со своей стороны, исходя отчасти из данных обоих предыдущих авторов, но в значительной степени руководствуясь совершенно другими основаниями, рисует иную картину того отдаленного периода жизни тех же предков нынешних евреев. На чьей стороне тут истина, ответить еще трудно. Пока можно только с большей или меньшей уверенностью сказать, что стройная теория Лушана, так, по-видимому, удачно разрешавшая вопрос об антропологическом происхождении евреев, значительно потеряла в своей убедительности. Но за берлинским ученым остается заслуга в том, что он своими исследованиями дал новое направление антропологической мысли, именно в сторону археологического изучения тех областей, которые служили местом обитания многочисленных этнических групп, в среде которых складывался тип древних евреев. И в самом деле, археология Пер. Азии сделала в настоящее время большие успехи и продолжает обогащаться всё новыми и новыми открытиями, проливающими много света на далекое прошлое этой страны. Можно надеяться, что основательный анализ этих находок даст исследователям новые руководящие нити для раскрытия того «judaeus primigenius», в поисках которого Вайсенберг производил свои многочисленные наблюдения в Египте и Палестине.

Крупное значение, какое могут иметь успехи археологического знания в разрешении этой задачи, нисколько однако не умаляет цены настоящих и будущих антропологических и антропометрических работ, предпринимаемых с той же целью, тем более, что исходной точкой в том и другом направлении остается, несмотря на раздающиеся по временам скептические отзывы, всё тот же кардинальный антропометрический признак — головной указатель. Можно без преувеличения сказать, что развитие антропологии за последнее полустолетие тесно связано с учением о головном указателе, получившем в нашей науке характер догмы. И если в настоящее время стал раздаваться упомянутый скептицизм, то это объясняется влиянием той эволюции, которой антропология подчиняется, подобно всякой другой науке, и которая обусловливает собой на известной ступени ее развития необходимость пересмотра господствующих положений, а в том числе и вытекающих из применения головного указателя, как мерила для характеристики человеческих типов. Современные успехи естествознания и, в особенности, биологии, обогатили также область антропологического ведения новыми точками зрения, новыми критериями разновидностей человека. Наблюдение и опыт стремятся указать и объяснить различные неизвестные ранее или еще мало изученные условия изменчивости и стойкости этих последних в связи с неотъемлемым влиянием закона наследственности. Головной указатель и другие соматические признаки, являясь непреложным выражением этого закона, а потому оставаясь навсегда исключительной основой, на которой строится распознавание человеческих вариаций, не могут тем не менее не считаться, в силу сказанного, с требованиями новейшей научной мысли. Догматическое отношение заменится критическим, которое очертит пределы и условия приложения этих основных факторов антропологического анализа. Изучение племенных особенностей современного человечества будет поставлено, благодаря этому, на более прочную почву, а вместе с тем дана будет возможность и более правильного решения антропологической проблемы евреев.

Подводя итог всему тому, что сделано в области антропологического изучения евреев в течение последних десяти лет, следует признать, что за этот промежуток не только собрано много совершенно новых наблюдений, но и высказаны новые взгляды, новые теории. Продолжая развиваться, эти взгляды и теории под давлением критического анализа будут без сомнения видоизменяться и, может быть, уступят место другим, более плодотворным, но они бесспорно указали антропологическому исследованию путь, обещающий принести положительные результаты. Новые наблюдения, с редким усердием собранные Фишбергом и Вайсенбергом, не поколебали, правда, проводимой многими, в том числе и мной, мысли о монотипичности европейских евреев и, в частности, главного ядра их — русско-польских, но, с другой стороны, они подтвердили давно уже высказывавшийся об аллотипичности внеевропейских евреев — евреев Пер. Азии и Сев. Африки. Однако, установив такой факт, названные ученые еще не объяснили ни условий происхождения и распространения этих двух типов, ни причины их различия. Требуется дальнейший труд и над переработкой существующих материалов при свете всё развивающейся науки, и, может быть, над собиранием новых, проверочных наблюдений. То и другое составляет очередную задачу для будущих исследователей.