Русские идут!

ГЛАВА 14

Выйдя из дома Эмили, Леверидж и Золтин молча зашагали к центру городка. Золтин крутил головой по сторонам, любуясь чистыми аккуратными домами, чья скромная красота бросалась в глаза не сразу. Высокие деревья, росшие на улице, кидали на стены и крыши домов пятнистые тени, а блеск осенней листвы придавал улице праздничный вид. В этой палитре преобладали оранжевый, желтый, красный и белый цвета. Леверидж задумчиво разглядывал улицу и очень хотел, чтобы у него сейчас были хотя бы эти четыре краски, тогда он нарисовал бы великолепный пейзаж.

Золтин же думал совсем о другом.

— А где у вас живут бедные? — спросил он наконец.

— Здесь и живут, — ответил художник. — У нас богачей не так много.

Золтин задумался.

— То есть вы хотите сказать, что здесь у всех такие дома?

— Нет, не у всех. У меня, к примеру, не такой. А если у человека есть какие-то деньги, то он вообще на зиму уезжает с острова.

— Куда? Где может быть лучше, чем здесь?

— Во Флориде. Если кто работает все лето, то можно позволить себе провести зиму во Флориде.

— Почему во Флориде?

— Там солнце круглый год.

Золтин бросил взгляд на яркое синее небо, дышащее свежестью и чистотой, и глубоко вздохнул.

— Не понимаю. Здесь, кажется, самое лучшее место на земле.

— Проведите здесь зиму, и посмотрим, как вы запоете. Если нечем заняться, с ума можно сойти.

Они зашагали дальше. Золтин проговорил:

— Я решил, чем буду заниматься здесь. Буду давать фортепьянные концерты по всей стране.

— Вы умеете играть на фортепьяно? — удивленно спросил Леверидж.

— Нет, но могу научиться. Как только я приму гражданство, начну брать уроки.

— Где вы выучили английский? Вы отлично говорите.

— Были занятия в мореходном училище, да я и сам много занимался. Мне нравится читать по-английски, особенно я люблю такие журналы, как «Вог», «Тайм», «Конфиденшл».

— Они же совсем разные, — заметил Леверидж.

— Верно. Сначала я даже не понимал, как эти три журнала могут издаваться в одной стране, а потом догадался, что их объединяет юмор. Поначалу американский юмор трудно понять.

— А почему вы решили, что все они с юмором?

Золтин непонимающе взглянул на художника.

— Не помню. Но это ведь так, верно? Иначе какой же в них смысл?

Леверидж ответил не сразу.

— Если вы их так воспринимаете, возможно, вы и правы.

— Я в этом уверен. Но для начинающего сложновато. Американский юмор очень, как бы лучше выразиться? Узкий?

— По-моему, вы хотите сказать «тонкий».

— Да, верно. И это хорошо, это заставляет меня думать.

— Вы далеко пойдете, — отозвался Леверидж. — Не знаю, правда, по какой стезе, но из вас непременно что-то получится.

— Надеюсь. Я хотел бы жить в этой стране и путешествовать, но всегда буду возвращаться на остров.

— После концертных турне?

— Скорей всего. Хотя мне только что пришло в голову: а не лучше ли стать художником?

— Не увлекайтесь. В ближайшие полчаса вам все равно ничего не придется решать самостоятельно.

— Передо мной впервые открывается столько возможностей, — гнул свое Золтин. — Трудно решить, что выбрать.

— Угу, — согласился Леверидж. — Я понимаю. Но сейчас лучше всего выберем вот что: вы подождете у двери, а я пойду погляжу, кто нынче в участке дежурит.

Он подтолкнул Золтина к двери, а сам свернул за угол и заглянул в окно полицейского участка.

Разглядеть ничего не удалось, поэтому он вернулся обратно и нажал на дверную ручку. Дверь распахнулась, звякнул звоночек, и Леверидж очутился в пустом помещении. Тут из двери в задней части комнаты появился высокий детина в синей форме, сидевшей на нем как влитая. На носу его были черные очки, несмотря на то что в комнате было полутемно.

— Какого черта тебе надо?

— Никакого, — быстро отозвался Леверидж и попятился. — Я ошибся дверью.

— Минутку, — скомандовал полицейский. — Что у тебя с лицом?

— С моим лицом? Ничего особенного. Оно у меня по утрам всегда такое.

Леверидж снова было двинулся к выходу, но полицейский шагнул вперед.

— Стой. Подойди сюда. Как тебя зовут?

— Олин Леверидж.

— Тот самый бродяга, который живет на помойке?

— Моя мастерская действительно находится в тех местах.

— Чего здесь делаешь?

— Я уже сказал, что ошибся дверью.

— У нас что, на каждой двери написано «Полиция штата»?

— Не на каждой, наверное. Я не присматривался.

— Что ты мне мозги крутишь? Ты тупой или что?

— Возможно, вы и правы. А теперь, извините, я пойду по своим делам.

— Проваливай и не суй нос куда не следует, или я тебя арестую.

— Ни за что не суну, обещаю вам.

— Шевелись побыстрее!

Леверидж шагнул к двери, а полицейский крикнул кому-то в глубине:

— Гарри, я выйду, покопаюсь в машине, а потом поезжу, чтобы мотор разогрелся. Если что случится или объявится наш шеф, сигналь по рации.

— Ладно, — ответил голос из другой комнаты.

Леверидж поспешил за угол, а полицейский зашагал к стоянке. Художник шел до тех пор, пока не услышал шум мотора, быстро стихший вдалеке. Тогда он повернулся и опять двинулся к участку. Войдя, он услышал голос:

— Сейчас подойду.

— Не торопитесь, у меня ничего срочного, — произнес Леверидж. — Мне просто нужно кое-что выяснить.

На пороге появился еще один дежурный. Он был не столь массивен, как первый, и форма облегала его не так плотно. К тому же он производил гораздо лучшее впечатление — глядя на него, верилось, что он способен внимательно выслушать собеседника и правильно оценить сказанное.

— Чем могу быть полезен?

— Я хочу знать, что делать с иностранцем, — выговорил художник.

Полицейский уселся и принялся точить карандаш.

— Он нарушил закон?

— Нет, насколько мне известно.

— Тогда нас это не касается.

— А если он хочет стать гражданином Соединенных Штатов?

— С этим обратитесь в Иммиграционную службу. — Полицейский оглядел заточенный конец карандаша и улыбнулся Левериджу. — Пусть едет в Бостон.

— Ясно. А нельзя дать ему временный документ или чего-нибудь в этом роде?

— Я не уполномочен. Но ведь у него должны быть какие-то бумаги, иначе как же он попал к нам?

Поколебавшись, Леверидж сглотнул слюну и брякнул:

— На подлодке.

Полицейский уставился на посетителя.

— Вы что, смеетесь? На какой подлодке?

— Вы разве про русских не слыхали?

Глаза и рот полицейского широко раскрылись.

— Что за русские? Где?

— Ладно, расскажу с самого начала. Вчера вечером мы с Роли Гарни пошли…

— Вы говорите, на острове русские? — спросил, вставая, полицейский.

— Их всего несколько человек. Сейчас Норм Джонс с ребятами их выслеживают.

— Господи, нам-то почему не сообщили? — Полицейский схватил рацию и подул в микрофон. — Фрэнк, это Гарри. Слышишь меня?

Сквозь шум помех послышался голос:

— Валяй, говори, что там стряслось.

— Фрэнк, на острове русские! Тут один парень сообщил, что их целый отряд. — Гарри повернулся к Левериджу. — Где они?

— Где сейчас, не знаю, — отвечал художник. — Мне известно только, что они ищут лодку.

— Они, скорее всего, в районе гавани, — доложил Гарри. — А где ты находишься?

Сквозь щелчки и помехи прозвучало:

— Я возвращаюсь и подхвачу тебя. Двинемся вместе.

— Да где ты? — повторил Гарри.

— Если тебе не терпится знать, я хотел заехать… Ладно, неважно. Буду через две минуты.

Гарри положил микрофон, вынул пистолет и проверил обойму.

— Сколько их?

— Было девять. Но дело в том, что один из них…

— Зачем им лодка? Они что, напали на нас?

— Да нет, что за ерунда. Их подлодка села на мель, и им нужен буксир, чтобы сняться. Поэтому они послали отряд.

— Понятно. — Гарри затянул ремень с кобурой. — Они вооружены?

— У них два пистолета и автомат. Послушайте, дело серьезное. Один парень убежал от них, он хочет остаться здесь и стать американским гражданином. Что мне с ним делать?

— Постерегите его, пока мы не разберемся с другими. А уж потом — с ним.

— Ни к чему его стеречь. Говорю вам, он хочет остаться у нас.

— Надо будет его проверить. Откуда мы знаем, а вдруг он шпион?

— Ничего подобного. Парень хочет стать пианистом. Или художником. Во всяком случае, для шпиона он слишком зеленый. — Издалека донесся вой полицейской сирены, и Леверидж шагнул к двери. — Я, пожалуй, пойду.

— Минутку, — остановил его Гарри. — Где, говорите, этот русский моряк?

— На улице, недалеко. — Сирена приближалась, и художник занервничал. — Я присмотрю за ним, пока вы занимаетесь остальными, — пообещал он, открывая дверь. — Пока.

— Да подождите вы! Он говорит по-английски?

— Да. Я позвоню вам попозже, и мы…

— Он должен быть под рукой, на случай если понадобится переводчик. Сходите за ним и приведите его сюда.

— Ну это займет время…

— Тогда скажите, где будете нас ждать. Мы захватим вас по дороге.

В комнату ворвался вой сирены, затем послышался скрип тормозов. Леверидж бросился бежать, но в дверях наткнулся на Фрэнка. При виде художника тот недовольно сморщился.

— Я, кажется, велел тебе убраться отсюда подальше.

— Фрэнк, этот человек сообщил про русских и поймал того, кто дезертировал, — объяснил Гарри и обратился к Левериджу: — Садитесь в машину, поедем за вашим беглецом.

Художник неохотно уселся сзади. Гарри сел рядом с водителем. Машина рванулась с места, сирена взвыла во всю мощь. На углу Фрэнк резко затормозил.

— Что за дамочка с ним?

Леверидж, который при торможении свалился с сиденья, поднялся и увидел Эмили, стоящую на тротуаре рядом с Золтиным. Она с презрением оглядела полицейскую машину и сделала шаг вперед, заслонив собой Золтина.

— Это… это миссис Вардхилл. Он остановился в ее доме.

— Черт с ней, — решил Фрэнк. — Пусть уматывает. Нам нужен русский. — Открыв заднюю дверцу автомобиля, он приказал: — Эй, парень! Давай сюда.

Но к машине подошла Эмили.

— Зачем он вам понадобился?

— Не ваше дело, — отвечал Фрэнк. — Пусть садится, да поживей.

— Я поеду с ним, — заявила Эмили. — Если вы его берете, забирайте и меня.

— Черта с два! Эй, русский, иди сюда! — рявкнул Фрэнк. — А вы, леди, не выводите меня из терпения, а не то я вас арестую!

— Арестовывайте, — согласилась Эмили. — Если есть за что.

— Фрэнк, мы теряем время, — вмешался Гарри. — Пусть она едет с нами, если хочет.

— У нас тут что, туристский автобус? — возмутился Фрэнк. — Мы же при исполнении, черт меня дери!

— Но время идет! Русские могут ускользнуть!

— Ладно, — сдался Фрэнк. — Садитесь оба, да только по-быстрому.

С холодным достоинством Эмили взяла Золтина под руку и помогла ему забраться на заднее сиденье к Левериджу. Не успела она захлопнуть за собой дверцу, как Фрэнк врубил двигатель и автомобиль помчал по улице. Эмили повалилась на колени Золтину и Левериджу. Подняться ей удалось далеко не сразу. Усевшись, она сердито посмотрела в затылок водителю.

— Гонщик недорезанный, — бросила она.

— Слушайте, леди, я с вами побеседую попозже, — пообещал Фрэнк. — Сдается мне, вас придется научить, как следует вести себя с должностным лицом.

— Однажды я была замужем за человеком, который тоже пытался меня учить, — ответила Эмили. — Слава Богу, я сразу поняла, что он за чудовище, и мы немедленно разошлись.

— Гарри, съезди ей по зубам, — не выдержал Фрэнк. — Хватит с меня ее болтовни!

Гарри оглянулся на Эмили.

— Не обращайте внимания.

Эмили не ответила и повернулась в Левериджу:

— Что все это значит, Олин? Куда нас везут?

— В гавань, — произнес художник, — они хотят посмотреть, там ли еще русские.

— Нет! — закричал Золтин. — Я хочу остаться здесь!

— Не волнуйся, парень, останешься, даже если не захочешь, — успокоил его Фрэнк. — Никуда не денешься.

— Олин, как ты мог допустить, что его арестовали? — негодующе спросила Эмили.

— Что ты говоришь? — стал оправдываться Леверидж, — да разве я…

— Леди, мы его вовсе не арестовывали, — вмешался Фрэнк. — А вот вас стоило бы.

Он свернул за угол, чуть не врезался в припаркованную машину и снова увеличил скорость.

Эмили снова обрушилась на Левериджа:

— А все ты со своими блестящими идеями! Надо же, какую кашу заварил!

Фрэнк въезжал на узкую улочку, ведущую к гавани. Там толпился народ. Затем пассажиры заметили облако дыма, зависшее над обугленным остовом лодки, и восемь голов на воде. Несколько человек бежали к берегу, куда медленно относило плывущих, другие стояли на пирсах и наблюдали. Леверидж заметил Роланда Гарни и школьную учительницу рядом с супругами Грилк и Мюриэль Эверетт. Фрэнк тормознул у ближайшего пирса и выскочил вместе с Гарри. Золтину он скомандовал:

— Пойдешь со мной! — после чего обратился к Эмили: — Леди, исчезните отсюда, вам же будет лучше. Ей-Богу, я больше не собираюсь с вами любезничать!

Эмили вылезла из автомобиля вслед за Золтиным и Левериджем.

— Спасибо за совет. Но я сама знаю, что мне делать.

Фрэнк вытащил пару наручников, схватил Золтина за руку и пристегнул его к себе.

— Пошли, — сказал он Гарри.

Золтин оглянулся на Эмили.

— Спасибо за завтрак, — поблагодарил он ее на ходу. — Ничего вкуснее я в жизни не ел.

— Я этому полицейскому не доверяю, — сказала Эмили Левериджу. — Этот негодяй на все способен, он может застрелить мальчика и сбросить его в воду.

Тем временем отряд с подлодки уже уныло брел по берегу. Каждого моряка держали под прицелом двое местных жителей. Полицейские, таща Золтина за собой, прокладывали путь в толпе. При виде Золтина Розанов нахмурился.

— Как могло случиться, что вы попали в руки врага? — спросил он по-русски.

— Сам не пойму, — отвечал тот. — А вы?

— Прекратить болтовню, — скомандовал Фрэнк и велел Золтину: — Переведи этим парням, что все они находятся под арестом.

Золтин ухмыльнулся.

— Они и так знают.

— Неважно. По закону я должен им объявить об этом, так что валяй.

Золтин сказал Розанову по-русски:

— Этот офицер просил передать, что вы арестованы.

— Вы выглядите не лучшим образом, — произнес Розанов. — Что случилось?

— Долгая история, — увернулся Золтин. — Поспрашивайте лучше Крегиткина.

— Заткнись, — подал голос Крегиткин.

— Что они говорят? — спросил Фрэнк Золтина. — Из-за чего сыр-бор?

— Ничего. Вам это не интересно.

— Мне решать, что интересно, а что нет. Здесь командую я. А ты разевай варежку, только когда тебя попросят, но не чаще. Спроси, что они делают на острове.

— Я и сам могу ответить, — произнес Золтин. — Они с подводной лодки.

— Заткнись, Золтин, — перебил его Лысенко. — Это военная тайна.

Вмешался Василов.

— Господин офицер, вы совершаете большую ошибку. Мы пришли к вам с мирными целями, и трактовать наше присутствие здесь иначе — значит извратить все нормы…

— Знаешь, толстяк, насчет ошибок ты мне не указывай, — перебил его Фрэнк.

— За что нас арестовали? — не унимался Василов. Какое преступление мы совершили?

— Незаконная высадка на территорию Соединенных Штатов, — начал перечислять Фрэнк, — кража моторной лодки, нарушение спокойствия и общественного порядка…

— Жертвы кораблекрушения не совершают незаконной высадки на чужую территорию, — перебил полицейского Василов. — В соответствии с нормами международного права им обязаны предоставить помощь. Вы нарушаете не только права человека, но и международные соглашения. Я требую, чтобы нас немедленно препроводили к советскому консулу.

Фрэнк заколебался.

— На острове нет советского консула.

— Тогда я требую, чтобы нас освободили и дали возможность добраться до ближайшего советского представительства. Далее я требую, чтобы вы сняли наручники с этого человека. Ни он, ни мы не нарушали ваших законов.

— Вот что, — обратился Фрэнк к Золтину, — я сниму с тебя браслеты, но не пытайся улепетнуть. А я пока посоветуюсь с народом насчет этих самых международных норм. — Он полез в карман за ключами, пошарил там, затем неуклюже попытался залезть правой рукой в левый карман. Видя, что ничего не получается, он попросил Гарри: — Достань ключ. Я не могу, этот русский на мне висит.

Гарри поискал в кармане напарника, но ничего не обнаружил.

— Нет ключа. Ты его, наверное, в другое место положил.

— Вот еще паскудство, черт подери, — скривился Фрэнк.

К полицейским протолкался Норман Джонс.

— Что делать с этими русскими? В тюрьму их, что ли, отвести?

— Тебя еще не хватало, — накинулся на него Фрэнк. — Мне от одного сначала нужно избавиться, а потом уж решать, что с остальными делать.

— Ребята интересуются, — сказал Джонс. — У некоторых дела дома, поэтому я и хотел знать, требуется ли еще их помощь.

— Пусть останутся несколько человек для охраны этих русских, — ответил Фрэнк. — Остальные свободны. Даже лучше, если все сразу не будут путаться под ногами. Скажи им, чтобы расходились по домам.

Джонс повернулся к толпе, сложил ладони рупором и крикнул:

— Все по домам, кроме тех, кто охраняет русских. Всем огромное спасибо. Надеюсь, эта заварушка не испортит вам аппетит.

Люди еще потоптались и начали расходиться.

— Придется тащить парня в участок, там мы его и отцепим наконец, — сказал Фрэнк Джонсу. — А ты с ребятами сторожи русских здесь, пока мы не вернемся. Если кто-нибудь примется безобразничать, стреляй, я разрешаю.

Полицейские уехали. Эмили обратилась к Левериджу:

— Не знаю, как ты, а я поеду за ними.

Художник вздохнул.

— Ладно, и я с тобой. Надеюсь, что сегодня я уже получил свою дозу неприятностей сполна.

К Джонсу подошел Марвин Сколлард.

— Кто заплатит мне за окно?

— Боже мой, Марв, — удивился Джонс. — Я и забыл. Я думаю, мы скинемся и вставим тебе новое стекло.

— Нет, так не пойдет. — Сколлард вынул из внутреннего кармана карандаш и конверт. — Ведь ты его разбивал, значит, ты и отвечаешь. Распишись здесь.

Джонс взял карандаш и конверт.

— Что я должен писать?

— Просто подпишись. Остальное я заполню потом.

— Норм, не глупи, — сказал Палмер. — Напиши, что он получит новое стекло, и все. Дай, я сам напишу.

Палмер совсем не был заинтересован в том, чтобы Сколлард получил новое стекло, ему просто хотелось подольше задержаться. Раз с русскими разобрались, решил он, делать нечего, надо идти домой, а это было ему не по нутру. Он хотел выиграть время, во-первых, для того, чтобы гнев его супруги остыл окончательно, а во-вторых, чтобы настроить свои мысли на семейные темы.

— Ты не вмешивайся, — отрезал Сколлард, — а может, ты сам хочешь заплатить за окно?

Палмер, не обращая на него внимания, спросил Джонса:

— Что делать с оружием, Норм? Собрать мне его, что ли, да отнести обратно к Арту Кэрью?

— Конечно, — согласился Джонс. — Так будет лучше всего.

Палмер собрался уходить, но Джонс окликнул его:

— Чарли!

— Что? — Палмер оглянулся.

— Хочу поблагодарить тебя за все, что ты сделал. Ты самый лучший помощник командира на свете.

Палмер улыбнулся.

— Да ладно тебе. Что это я такого сделал?

— Без тебя я был бы как без рук.

— Без него ты бы не расколотил мое окно, — вмешался Сколлард. — Давай ставь свою подпись. Я и так уж с вами уйму времени потерял.

— Вот что, Марвин, — сказал Джонс, — я напишу вот как: «Я, Норман Джонс, обязуюсь сделать так, чтобы тем или иным образом в «Пальмовой роще» появилось новое окно». Подпись.

Он бросил конверт и карандаш под ноги Сколларду и повернулся к мужчинам, охраняющим русских:

— Парни, пока полицейские не вернулись, я хочу поблагодарить вас за помощь. Вы все сделали замечательно. Я горжусь, что мне выпало сражаться с вами в одном строю. Ручаюсь вам, ребята, мы не скоро забудем этот день.

— А какое сегодня число? — спросил один из охраны. — Я уже забыл.

— Сегодня воскресенье, двадцать четвертое октября, — отвечал Джонс.

— Верно, — согласился тот. — Хорошо, что напомнил. Сегодня у моей жены день рождения.

— Норм, я думаю, что каждый год двадцать четвертое октября надо как-то отмечать, — сказал Палмер. — Это — важная веха в жизни нашего острова.

— Эй, а мысль неплохая, — воскликнул мужчина, чей дробовик был направлен на Розанова. — Устроим праздник на весь город, верно?

— Конечно, устроим праздник. Или торжественное богослужение, — согласился Джонс.

— А может, рванем с острова, — предложил другой, помоложе, — и закатим кутеж денька на три. Завалимся в Бостон или Тонтон и организуем славную пьянку.

— А жены? — раздался третий голос. — Жен с собой брать?

— По большому счету им там делать нечего. Лучше сварганим междусобойчик.

— Тогда ничего не выйдет. Половину мужиков не отпустят.

— Знаете, парни, что я… — начал Джонс, но на него уже никто не обращал внимания.

— Хорошо, — сказал тот, что помоложе. — Ежели нам все-таки придется брать жен, то пусть знают свое место. Первый день отметятся с нами, поесть приготовят, все организуют, а в последний день мы позволим им голосовать в принятии резолюции. Они же с ума сойдут от счастья.

— Какая резолюция? — задали вопрос оратору. — По поводу чего?

— Откуда я знаю! Мало ли что нам придет в голову.

— Тихо! — вдруг заорал Джонс не своим голосом. — Заткнитесь, вы! — Он стоял с широко раскрытыми глазами, уставясь в гавань. Огибая мыс, по волнам скользил длинный черный корпус подводной лодки.

— Ох, — прошептал Джонс, — Боже всемогущий, что же это будет?