Русский апокалипсис. Фантастический репортаж из 2000 года

1

Согласно устному приказу, полученному из Москвы и переданному адмиралом Кравченко командиру БПК «Керчь» капитану первого ранга Шершневому и командиру эскадренного миноносца «Стерегущий» капитану третьего ранга Коровину, корабли должны были следовать в Средиземное море, в районе Пирея получить топливо от танкера «Неман» и затем совершить переход к главной базе Северного флота в районе Мурманска.

В 5 часов 20 минут утра адмирал Кравченко покончил с собой, в пять-тридцать капитан первого ранга Курносов принял командование флотом, в пять-сорок пять командир «Керчи» получил радиограмму с приказом отряду вернуться на базу. Подпись: «Командующий флотом Курносов». Корабли находились на расстоянии девяноста морских миль от Севастополя. «Не понимаю подпись», — радировал Шершневой. Повторная радиограмма была подписана: «Командующий Черноморским флотом капитан первого ранга Курносов». Шершневой вышел на связь с Главным штабом ВМФ. Москва с недоумением сообщила, что командование не менялось, предположила, что Кравченко смещен бунтовщиками, и подтвердила отданный им приказ. После короткого радиообмена со «Стерегущим» Шершневой передал в штаб флота: «Не могу выполнить незаконный приказ. Продолжаю выполнять задание».

Курносов в растерянности связался по телефону с Ачаловым в Краснодаре. «Что делать? — рассвирепел Ачалов. — Кто командует флотом — ты или я? Ты не знаешь, что делать?! Мы не в бирюльки играем. Страна поставлена на карту: Пресекать беспощадно! Топить, топить и топить!»

В 6:30 Шершневой получил радиограмму со «Стерегущего»: «Утечка масла в правом двигателе. Вынужден остановиться для устранения неисправности». «Владислав обстоятельный человек, — подумал он о Коровине. — Мог бы идти на одном движке и ремонтироваться на ходу. Впрочем, догонит…». «Стерегущий» был самым быстроходным кораблем на флоте. Шершневой передал Коровину, что следует прежним курсом и рассчитывает на скорую встречу.

В 6:55 над застывшим на морской глади «Стерегущим» на большой высоте прошел самолет-разведчик и передал координаты корабля на базу морской авиации под Новороссийском, откуда немедленно стартовало звено морских штурмовиков Су‑27 и звено торпедоносцев. В семь-пятнадцать «Стерегущий» готовился дать ход. От локатора доложили:

— По азимуту двадцать — шесть самолетов. Идут курсом на нас.

— Запросите опознание, — приказал Коровин.

Через несколько секунд от локатора сообщили:

— Опознания не дают.

— Играть боевую тревогу, — скомандовал Коровин, и крикнул в машину: «Когда будет ход?»

— Сейчас, командир… Еще пять минут.

На корабле взревела сирена боевой тревоги.

— Есть! Есть опознание! Свои! — заорал матрос от локатора.

— Слава Богу, свои! — сказал Коровин, и от облегчения даже перекрестился. — Отбой!

Он вышел на крыло мостика и стал всматриваться в ту сторону, откуда должны были появиться самолеты. Низко стоящее солнце слепило глаза. Стал слышен отдаленный рев двигателей. «Идут от солнца, — подумал Коровин. — И низко. На боевом курсе…». Он опрометью бросился к рубке, чтобы подать сигнал тревоги.

Но было уже поздно. Из под крыльев штурмовиков рванулись огненные вихри. Как на учениях: неподвижная и не отвечающая огнем цель и картинно вздымающиеся столбы ракетных разрывов. Корабль содрогнулся один, второй, третий, пятый раз. Одна из попавших в цель ракет разворотила командную рубку, превратив в мясное крошево всех, кто там находился.

— Готов, голубчик! Восьмой, добивай! — проорал в мегафон командир звена штурмовиков, выходя из виража.

Через тридцать секунд над пылающим «Стерегущим» появились торпедоносцы. Из трех сброшенных торпед две попали в цель. Эсминец тонул.

2

На «Керчи» приняли сигнал SOS. Открытым текстом в эфир неслось: «Это «Стерегущий»! Это «Стерегущий»! Прошу помощи. Атакованы своими. Тонем. Командир убит».

— Боже мой, Владик! — сказал Шершневой. — Значит, все-таки началось… Боевая тревога, — скомандовал он. — Курс на «Стерегущий»! Машинное, дайте полный!

— Свяжите меня со «Стерегущим»! — Шершневой взял микрофон. — «Стерегущий», это «Керчь», капитан первого ранга Шершневой. С кем я говорю?… Мичман, кто вас атаковал?… Дали сигнал опознания?!… Сволочи…. Держись, браток. Будем у вас через полчаса.

Из Севастополя Курносов позвонил в Краснодар Ачалову, и доложил что «Стерегущий» уничтожен.

— А «Керчь»? — спросил Ачалов.

— «Керчь» обнаружена. Я дал команду атаковать!

— Рано радуешься, — буркнул Ачалов. — «Керчь» — корабль серьезный. Ну, давай! Удачи тебе!

«Керчь» обнаружила самолеты на расстоянии семидесяти морских миль.

— Цели. Воздушные цели, — прокричал возбужденно матрос у локатора. — Раз, два, три… Вот еще… Еще… Вижу восемнадцать!

— Опознавательный не запрашивать. Давай, Сережа! Огонь! — повернулся Шершневой к командиру БЧ‑3.

Восемь сдвоенных противовоздушных ракетных установок синхронно развернулись по команде с мостика. Большой противолодочный корабль «Керчь» содрогнулся. Шестнадцать ракет взвились вверх, и их дымные хвосты растворились в поднебесье.

— Идут, идут… — докладывал вахтенный от локатора. — Я их вижу… Цели выполняют противоракетный маневр… Есть! — закричал он. — Три зацепились! Щас им будет п…ц!

Три ракеты с тепловыми локаторами, вцепившись в струи раскаленного воздуха, вытекающие из сопел самолетных двигателей, устремились вдогонку боевым машинам со скоростью, почти вдвое превышающей скорость звука.

— Сережа, у тебя готово? — спросил Шершневой. — Еще залп. Огонь!

Снова грузно содрогнулась «Керчь».

Три точки на экране локаторов, обозначающие самолеты, заметались. За ними как приклеенные, следовали светящиеся точки ракет. Потом они совместились и исчезли, рассыпавшись на мелкие искры. Небо выдохнуло эхо далеких взрывов.

— Три цели уничтожены. — доложил матрос от локатора. — Остальные легли на прежний курс.

— Есть! — закричал он после паузы. — Еще пять зацепились!

— Не кричи, — сказал Шершневой. — Я сам все вижу. Сколько до целей?

— Двадцать миль, — доложил матрос. — До визуального контакта минута тридцать секунд.

— Зенитные орудия к бою, — скомандовал Шершневой. — Пеленг зенитчикам!

«Керчь» ощетинилась стволами восемнадцати орудий, выпускающих каждое по девяносто снарядов в минуту и способных поставить перед атакующим самолетом сплошную стену огненного металла.

— Есть! — опять раздался крик от локатора. — Еще пять в жопе!… Осталось десять… Нет! Они отворачивают! Они уходят!

— Заткнись! — рассердился Шершневой. — Ну скажи, чего ты орешь?

— Просто радуюсь, товарищ капитан первого ранга, — виновато сказал матрос. — Здорово мы им врезали!

— Зря радуешься, — сказал Шершневой. — Там же твои братишки сидели…

Бой означал неминуемую задержку. Столб дыма от горящего «Стерегущего» появился на горизонте только через полчаса. Эсминец задрал кверху нос, на юте плескалась вода. Инженер-капитан с «Керчи», облазив гибнущий корабль, сказал, что он уйдет под воду не позже, чем через час. Шлюпки с «Керчи» перевозили живых, раненых и убитых. Шершневой велел найти тело командира «Стерегущего». Через десять минут явился доктор пригласил Шершневого пройти в лазарет.

— Хочу вам кое-что показать, — хитро улыбнулся он.

На койке с забинтованной головой и с ногой, забранной в шину сидел мрачный Коровин.

— Владик, — обрадовался Шершневой. — А мне сказали, что тебя убили!

— Лучше бы убили, — сказал Коровин. — Я корабль потерял.

На простыне появились мокрые пятна. Капитан третьего ранга Коровин плакал.

3

Вечером, лежа на бархатном диване в адмиральском салоне «Керчи» и прихлебывая горячий коричневый чай, он заканчивал свой рассказ:

— Я выбежал из рубки, чтобы убедиться, правда ли это свои, как в рубку попала ракета. Меня швырнуло головой о леерную стойку, а больше я ничего не знаю. Вот еще как-то ногу сломал, а как — хоть убей, не помню.

— Ну и что, убедился? — спросил Шершневой.

— Да, — сказал Коровин, — это были «Сушки». Со звездочками. Морская авиация. Больше здесь таких нет.

Шершневой встал с кресла и прошелся по темно-бордовому ворсистому ковру. Хрустальные светильники мерцали вполнакала. Тонули в тени панели красного дерева. В глубине корабля ворчали на холостом ходу турбины. «Керч» стояла на рейде, ожидая входа в Босфор.

— Ты не мучайся, — сказал Шершневой. — Твоей вины здесь нет. Они ведь дали опознавательный код… Я бы тоже попался, — сказал он после паузы.

— Но ты не попался!

— Меня твой мичман предупредил.

Шершневой опять прошел из угла в угол салона.

— Это война, — сказал он. — Самая настоящая гражданская война. И мы приняли первый бой. Я не верил, что это случится.

В полночь Ачалов вызвал к телефону командующего флотом Курносова.

— Что «Керч»? — спросил он.

— Ушла, товарищ генерал, — виновато доложил Курносов. — Мы потеряли восемь самолетов. Но с утра начнем поиск и атакуем более крупными силами.

Ачалов раздраженно засопел в трубку.

— Х…о воюешь, Курносов.

— Виноват, товарищ генерал.

— Я тебя предупреждал: «Керч» — корабль серьезный. Ладно, брось ее, а то у тебя самолетов не останется. Все равно ей из этого корыта никуда не деться. Турки не выпустят. Придут к нам, и тогда — под трибунал… и без пощады!

Положив трубку, Ачалов распорядился дать в прессу информацию об уничтожении кораблей-изменников. Но он ошибся. Главный штаб ВМФ, отдав приказ о выводе кораблей из Севастополя, в установленном порядке через Министерство иностранных дел известил турецкую сторону о предстоящем проходе кораблей через Босфор и Дарданеллы. Турецкая сторона выразила согласие. Но ранним утром следующего дня в пролив вошла только «Керч».

4

В это время как в Москве, так и в Краснодаре с крайним напряжением работала связь, оба военных руководства старались заручиться поддержкой как можно большего числа командиров частей и соединений. Москву, кроме того, заботила судьба частей и кораблей, выполнявших в этот период задания вне пределов России. Двести вторая бригада защищала границы Таджикистана, отбивая наплыв оппозиционеров, моджахедов, диверсантов, контрабандистов и наркоторговцев с афганской стороны. Часто все эти персонажи оказывались неразличимыми и совмещались в лице какого-нибудь одного оборванного изможденного афганца с горящими глазами, в криво намотанной чалме, который на ломаном русском языке повторял: «Деты, деты… Кушит…», — и показывал пальцем в рот, демонстрируя, чего хотят его голодные дети. Старослужащие бригады, состоящей практически целиком из профессиональных военных на контракте, научились почти с одного взгляда отличать настоящего бедняка от диверсанта или связника оппозиции, иногда с высшим, в том числе советским или российским, военным образованием. Выдать могли руки, а иногда тряпки, живописные, но в последнем случае отнюдь не вонючие. Впрочем, наркотики несли с собой и те, и другие. Их давали обнюхивать натасканным на запах наркотиков собакам. Впрочем, наркотики несли и в животах. Здесь собаки не могли помочь. Подозрительных отвозили к фельдшеру, который, ругаясь и матерись — «Что я тут, в говне возиться приехал!», — ставил подозреваемым клизмы.

После уничтожения повстанцами Московской заставы были приняты необходимые меры, и служба стала если не безопасной, то, во всяком случае, не смертельно опасной. Москва обеспечивала бойцов бригады всем необходимым. Но все равно окружающие горы таили тревогу, палящее солнце изматывало, из-за каждого камня в любое мгновение могла прогреметь автоматная очередь. Командир бригады полковник Толбахин, прочитав расшифровку пространной радиограммы из Москвы, только сплюнул и протянул ее начальнику штаба. В радиограмме говорилось о необходимости строго выполнять приказы командования, поддерживать дисциплину в частях и не подчиняться незаконным распоряжениям краснодарского Народного правительства.

— Что скажешь? — спросил Толбахин.

Начштаба меланхолично пожал плечами.

— Что делать-то будем?

— Служить, — ответил начштаба.

— Кому, кому служить-то? — спросил нервный, худой Толбахин.

— Служить России, как в присяге сказано, — ответил начштаба.

— А ты знаешь, чем все это кончится? — чуть не на крик перешел Толбахин. — Они перестанут нас снабжать. Сядем на голодный паек и опять будем ходить к таджикам побираться. А потом нас начнут добивать, и никто не поможет, помогать будет некому… Нужны мы им теперь в Москве! Как же!

— Да не кричи ты, командир, — поморщился начштаба. — Знаю я все это, знаю. Только что, у тебя другие варианты имеются? У меня нет. Я присягу давал. Поэтому, как говорится, до последней капли крови…

— Ладно, — сказал Толбахин, — все присягу давали. Только все равно зло берет…

Хотя газеты приходили с большим опозданием, скоро информация о расколе страны распространилась среди личного состава. Солдаты стали считаться, кто «южанин», а кто «северянин». Некоторые из южан не стали возобновлять контракт и уехали домой. Вообще же эти обозначения сильно напоминали об условных обозначениях у сторон на маневрах и никаких особых эмоций не вызывали. До поры, до времени обстановка в бригаде оставалась спокойной.

5

Российскими подразделениями международных миротворческих сил КФОР, расквартированными в Косове, командовал уже не генерал Заварзин, прославившийся лихим, в чапаевском стиле, захватом аэродрома в Приштине. Кстати, как ни смеялся весь мир над «гусарскими выходками» русских, натовскому командованию в Косово пришлось смириться с тем, что аэропорт столицы Косова контролируется российским контингентом, хотя воздушным движением управляют натовские военнослужащие. Заварзин убыл в Москву, ему на смену прибыл генерал Радаев. В отличие от полного очкастого Заварзина Радаев был высокий, худой и черный. Он получил у солдат кличку «чечен». В начале мая патруль десантников застрелил троих албанцев, принадлежавших, судя по всему, к незаконной «Армии освобождения Косова» и застигнутых, когда они покидали запретную территорию российского военного городка. На требование остановиться они не прореагировали и бросились бежать. Патруль применил оружие. На территории городка нашли мины. Комиссия командования КФОР, в составе английского, французского, американского, итальянского и немецкого представителей, сочла действия патруля правильными. Это был уже далеко не первый случай применения оружия миротворцами в ответ на враждебные действия как албанцев, так и сербов. Но по всему Косову возобновились демонстрации албанцев, требовавших удаления российского контингента, якобы поддерживающего сербов, а газеты всего мира снова начали кричать, что русские пытаются саботировать процесс восстановления Косова и срывают миротворческие усилия НАТО. «Русским нечего делать в Косове, — писала итальянская «Мессаджеро». — Они не вносят никакого вклада ни в поддержание порядка, ни в восстановление края. Албанцы их боятся и ненавидят, потому что русские помогали сербам в их бесчинствах. Роль русских чисто провакационная, это рука Милошевича в Косове, и пока они не будут отсюда удалены, порядка в крае навести не удастся».

Впрочем, такого рода публикации были нормой с самого момента вступления русского континента в Косово. Во избежание новых провокаций генерал Радаев отдал приказ перевести все российские подразделения в Косове на усиленный вариант несения службы. Были усилены патрули, приняты дополнительные меры предосторожности, ограничено общение с местным населением. Когда пришла радиограмма из Москвы с сообщением об образовании Народного правительства и запретом подчиняться незаконным распоряжениям генерала Ачалова, «чечен» глубоко задумался. Раскол все же произошел, долго зревший в Москве нарыв наконец прорвался. Для вверенных ему войск и для него лично это может иметь самые неприятные последствия. Неизбежно произойдет размежевание позиций двух правительств по вопросу о Югославии. Зюганов установит отношения с Милошевичем. Милошевич, который сейчас совершенно загнан в угол, конечно, воспрянет. Другое дело, что на практике Зюганов ничем не сможет ему помочь. Но при этом окажется, что роль, которую до сих пор играли его, Радаева, силы — уравновешивание антисербских настроении НАТО и защита оставшегося малочисленного сербского населения от притеснений со стороны УЧК и проалбанских полицейских формирований — будет именно той ролью, которой потребует от него краснодарское Народное правительство. Это будет равносильно тому, чтобы прямо стать на поддержку Милошевича. Получится, что западные газеты правы. Солдатам это будет легко: они считают себя и сербов православными, настроены против НАТО, а албанцев зовут «басурманами» и «чурками». Для него это будет плохо. Такого не потерпят ни Москва, ни НАТО. В лучшем случае его отзовут в Москву и пришлют другого командующего. В худшем — под давлением НАТО российский контингент будет выведен из Косова. Пока нас здесь терпят, если нас свяжут с Краснодаром и Милошевичем, терпеть не станут. В военном смысле вытеснить нас отсюда для НАТО — не проблема. Политическое поражение для России будет страшным.

Когда пришла радиограмма с предписанием Ачалова перейти в подчинение военного министерства Народного правительства и принять нового командующего российскими силами в Косове генерала В. Сергеева, «чечен» в сердцах смял ее и бросил в угол. Потом поднял, разгладил и, вызвав адъютанта, велел приобщить к архиву. Остановил адъютанта, сказал: «Дай-ка сюда» и, размашисто начертав слева в верхнем углу «Исполнению не подлежит. Радаев», снова отдал адъютанту, удовлетворенно подтвердив: «Вот теперь в архив». Вечером на плацу военного городка был выстроен личный состав Приштинской группировки российских сил в Косове. Генерал Радаев говорил недолго.

«Товарищи! Мы один коллектив, одна семья. Мы вдали от Родины. У нас на Родине происходят тревожные события. Вы знаете, что на Юге России появилось незаконное Народное правительство. Оно будет пытаться прислать нам своих комиссаров и повернуть нас на поддержку Милошевича. Твердо заявляю: этого не будет. Мы армия, и мы вне политики. У нас нет южных и северных, мы солдаты России. У нас есть президент, есть министр обороны, есть генеральный штаб. Больше никто не смеет нам приказывать. Мы выполняем миротворческую миссию. Для нас нет плохих и хороших на этой земле. Сербы и косовары для нас равны. Мы должны поддерживать мир и предотвращать любое насилие. Наши товарищи по оружию из многонациональных сил делают то же самое рука об руку с нами. Мы уважаем их, они уважают нас. Все. Никакой другой политики у нас нет и не будет. Вы все это знаете, но я повторил это для того, чтобы не возникало лишних вопросов и разговоров: а что, мол, генерал, за кого он… Я не за кого, а за дисциплину службы… Вот так. Вопросы есть?»

Кто-то из рядов спросил:

— А отпуска будут? Надо бы домой съездить, посмотреть, что там…

Генерал подумал немного и сказал:

— Если за свой счет, то отпущу. Сколько стоит билет, вы знаете.

В рядах засмеялись. Тот же голос сказал:

— Э, нет. Лучше уж я здесь побуду.

— Больше нет вопросов? Тогда все. Разойдись!

К себе генерал возвращался с тяжелым сердцем. Удовлетворения не было. Была тревога.

6

В группе кораблей Черноморского флота, выведенной в Средиземное море для поддержки российского контингента международных миротворческих сил в Косово, сообщение военного министерства Народного правительства о назначении командующим флотом капитана первого ранга Курносова было встречено с удивлением. «Кто это Курносов? А что Виктор Викторович?» — спрашивали офицеры. О судьбе адмирала Кравченко в радиограмме ничего не говорилось.

Девятого июля днем командующему группой кораблей адмиралу Посевину были почти одновременно вручены две радиограммы. В одной из них за подписью командующего флотом Курносова группе было приказано прекратить боевое дежурство и следовать домой в Севастополь. В другой — за подписью командующего ВМФ России адмирала Куроедова группе также приказывалось прекратить боевое дежурство, но следовать не в Севастополь, а в Мурманск — к месту базирования Северного флота. Было указано расписание перехода и точки заправки топливом. Посевину было над чем поразмыслить.

Через два часа его вызвал на связь командир БПЛ «Керч» Шершневой. Шершневой кратко и скупо доложил о выходе из Севастополя по приказу адмирала Кравченко, об уничтожении самолетами российской морской авиации эсминца «Стерегущий» и о нападении на «Керчь». Посевин слушал молча. Когда Шершневой закончил, он спросил, имея в виду Кравченко:

— А что с Виктор Викторовичем?

— Я не знаю, — ответил Шершневой.

Посевин помолчал я спросил:

— Что вы теперь намерены делать?

— Следую в Мурманск согласно приказу высшего командования.

— М-да… — сказал Посевин.

Теперь молчал Шершневой. Потом он спросил:

— А как поступили бы вы?

— Трудно сказать, — уклончиво ответил Посевин.

Тогда я прошу вас об одном, — сказал Шершневой, — не препятствуйте мне в выполнении моей задачи. Или лучше давайте так: я с вами не связывался и ничего вам не говорил. Я не нахожусь у вас в прямом подчинении, и можно просто забыть об этом разговоре.

— М-да… — опять невнятно промычал Посевин.

Шершневой замолчал. Потом сказал дрогнувшим голосом:

— Я все равно пойду. Вам нелегко будет со мной справиться.

— Опомнитесь, — сказал Посевин, — кто собирается с вами справляться. Выполняйте свое задание. Я выйду на связь завтра в восемь.

Закончив разговор, Посевин приказал назначить на завтра, на семь часов утра совещание командиров и старших офицеров кораблей группы. Посевин держал флаг на ракетном крейсере «Москва», всего лишь несколько месяцев назад вышедшем из капитального ремонта, начатого в Николаеве и завершенного в Севастополе. Ранним утром два вертолета с «Москвы» отправились собирать командиров и офицеров с отдаленных кораблей группы. С близко стоящих кораблей к «Москве» устремились быстроходные катера. На натовских кораблях также рассеянных в южной Адриатике и прилегающих районах Средиземного моря, были отмечены и вчерашние интенсивные переговоры русского флагмана с Москвой, Севастополем и другими кораблями группы, и утреннее оживление на русской эскадре. Была объявлена вторая степень готовности. Натовские моряки относились к российскому флоту отнюдь не пренебрежительно. Вопреки распространяемому российскими средствами массовой информации мнению, которому поддаются также и некоторые зарубежные высокопоставленные военные, Черноморский флот — отнюдь не скопище старых проржавевших посудин. Это полноценные корабли бывшею советского Военно-морскою флота, частично модернизированные, располагающие оружием, которое во многом до сих пор не имеет аналогов в мире. Так, эсминец «Современный», застывший сейчас на адриатической синей глади, способен огнем только одной из двух своих двухорудийных установок с темпом стрельбы 90 выстрелов в минуту (снаряды калибра 130 миллиметров) за тридцать секунд разрезать пополам стоящий в пяти милях от него американский крейсер «Тикондерога». А чтобы уничтожить немецкий фрегат «Бремен», также входящий в состав натовской ударной группы, ему потребовалось бы ровно одна минута. Корабли оснащены современными зенитными ракетными установками, а при необходимости группу прикрыл бы своими С-300 в корабельной модификации ракетный крейсер «Москва». Знаменитые противовоздушные комплексы С-300 могут сбивать вражеские самолеты еще при взлете их с авианосцев или аэродромов на расстоянии до 300 километров. Если бы группе кораблей Черноморскою флота под командованием Посевина пришлось полностью использовать свою боевую мощь, то противокорабельные ракеты «Базальт», «Гранит» и «Москит» выжгли бы все, что плывет по морской поверхности, на пятьсот километров вокруг. Так что должен был дрогнуть голос Шершневого, когда он произнес: «Я все равно пойду.»

Ровно в семь Посевин открыл совещание командиров и старших офицеров кораблей группы. Он не спал всю ночь и выглядел невероятно уставшим.

— Товарищи офицеры! Прежде всего я должен сообщить вам скорбную новость. Командующий Черноморским флотом вице-адмирал Кравченко покончил с собой вчера утром, выстрелив в себя из личного оружия. Кроме того, я должен сообщить, что флотом командует капитан первого ранга Курносов, назначенный военным министерством краснодарского Народною правительства.

По рядам офицеров пролетел вздох недоумения. Посевин помолчал, пожевал губами, потом сказал:

— Наверное, я не обязан это говорить, но скрыть это было бы подлостью. Как я узнал сегодня ночью, причиной смерти командующего флотом стало именно назначение капитана Курносова и отказ командиров кораблей подчиниться приказам командующего.

Посевин сделал паузу.

— Следующее сообщение поразит вас еще более. Также вчера утром в квадрате 36, то есть примерно в ста милях от Севастополя, авиацией Новороссийской базы потоплен «Стерегущий» и сделана попытка потопить «Керчь». Причина в том, что командиры этих кораблей выполнили приказ командующего флотом и вышли из Севастополя, чтобы следовать к новому месту базирования. «Стерегущий» потоплен по приказу Курносова. Вчера вечером я говорил с Шершневым. Он спас команду «Стерегущего» и сейчас идет к нам. — Посевин взглянул на часы. — Проходит зону проливов.

— Подождите, — чтобы погасить нарастающий гул голосов. Посевин поднял руку, — у меня есть еще одно сообщение. Это сообщение, возможно, то есть, скорее всего, будет стоить мне служебной карьеры.

Он опять предостерегающе поднял руку.

— Вчера я получил два взаимоисключающих приказа. Сняться с боевою дежурства и следовать в Севастополь. Подпись: Курносов. Сняться с боевого дежурства и следовать к новому месту базирования — в Мурманск. Подпись: Куроедов. Ясно, что подлежит исполнению приказ вышестоящего командира. Я мог бы не начинать этот разговор, а просто отдать приказ. Но я хочу остаться честным перед вами, моими товарищами. Здесь замешана политика. В стране происходит что-то ужасное. Поэтому переход в Мурманск — не просто смена места базирования. У вас в Севастополе семьи, жизнь. Неизвестно, когда вы их увидите и увидите ли вообще когда-нибудь…

В общем, я оставляю выбор за вами. Решите каждый за свой корабль. Ответ прошу через десять минут.

В кают-компании поднялся шум. Посевин еще раз поднял руку и громко сказал:

— «Москва» идет на север!

Адмирал сидел у себя в каюте и бездумно смотрел в иллюминатор на волны Адриатики, которые стали серыми под затянувшими небо облаками. Послышался стук в дверь. Вошли командир «Современного» и командир «Минска».

Товарищ командующий группой, — сказал командир «Минска» капитан первого ранга Войшвилло, — по вашему приказанию офицеры обсудили ситуацию. Все командиры приняли решение идти в Мурманск согласно приказу командующего военно-морским флотом.

— Хорошо. — сказал Посевин. — Свобода закончилась, опять начинается служба. Поспешите. Снимаемся в 13:00.

7

По всей России армейское командование теряло управление. В национальных округах и автономных республиках командиры частей объявляли о независимости от центра и округов и поддержке местных властей. Их можно было понять. Они были не только военными, но и сыновьями, мужьями, отцами. Их семьи целиком находились в зависимости от местных президентов, председателей, губернаторов, и там, где командиры воинских частей старались следовать приказам из Москвы, их семьи оказывались заложниками. Из всех флотов только Балтийский и Северный остались полностью лояльными Москве. Вырвать из рук коммунистов Черноморский флот оказалось возможным только потому, что главные его силы находились на Средиземном море и не подвергались влиянию так называемого «Комитета свободного русского флота», давно уже действовавшего в Севастополе и состоящего из коммунистически и националистически настроенных офицеров. Комитет и не был по существу подпольным. Просто в разлагающей атмосфере последнего полугодия, когда приход коммунистов к власти казался неминуемым, а власть — бессильной и неспособной к серьезному сопротивлению, коммунисты на флоте действовали почти открыто. Теперь же комитет фактически взял флот, остававшийся в Севастополе, в свои руки и торжественно вручил его зюгановскому правительству. Если бы не выход к берегам Югославии, в руках коммунистов оказался бы весь Черноморский флот. Теперь же флот шел в Мурманск долгим путем вокруг всей Европы. Почему-то тогда, в июле, мне это напомнило путешествие эскадры адмирала Рожественского вокруг Европы и Азии в 1904–1905 годах, закончившееся бесславной гибелью в Цусимском проливе. Но теперь я знаю, что флот, слава Богу, дошел. Ничего не случилось.

Сейчас, когда я дописываю свой репортаж, стоит декабрь. Я думаю, что если бы флот тогда, в июле, не ушел на север, многое повернулось бы иначе в Российской истории. Многое из того, что описано ниже, не произошло бы. Во всяком случае, НАТО не удалось бы так просто стать полным и безраздельным хозяином Черного моря и фактически отобрать у России Северный Кавказ. Но если бы флот не ушел и всего этого не случилось бы, возможно, зюгановцам удалось бы взять Москву и железной рукой, как в Гражданскую войну, связать распадающиеся земли.