Русский декамерон, или О событиях загадочных и невероятных

О снах, в том числе «вещих», сказано и написано — немерено. Кажется, что нового и оригинального здесь уже не может быть ничего. А о любви, например, разве мало сказано, написано, спето и т. д.? Так что, больше, значит, о любви — ни гу-гу?

Очень даже «гу-гу», особенно если иметь в виду первые две буквы моей фамилии. Вы послушайте, какого громадного количества людей касались мои сны и какие грандиозные события они предвещали — тогда не то скажете! Замечу, что об этих моих снах в свое время писали газеты «Оракул» и «Ступени Оракула».

ВСТРЕЧИ С БОГАМИ

Первый такого рода сон приснился мне 5 марта 1953 года в Тбилиси, где я тогда жил. Уже три дня народ во всем Советском Союзе не отходит от радиорепродукторов, слушая неутешительные сводки о здоровье вождя. Я, тринадцатилетний школьник, как и миллионы других людей, молю Бога забрать, если надо, мое здоровье, чтобы отдать его Сталину…

И в ночь на 5 марта я вижу первый мой сон на эту тему…

Переполненный зал заседаний, на сцене в президиуме — правительство со Сталиным во главе. Но я с изумлением ощущаю, что Сталин — это я. Слева от меня — Молотов, справа — Маленков, за ним — Берия и Хрущев.

Вдруг зал встает и начинает аплодировать. Встаю и я со всем президиумом. Ибо в огромных дверях зала появляется… сам Зевс-Юпитер! Каменный, огромного роста, сверкая взглядом, Громовержец идет по проходу, и пол прогибается под его тяжестью. Зевс протягивает мне — Сталину — свою огромную ладонь для рукопожатия и высокомерно смотрит в глаза. Вдруг, к своему ужасу, я снова оказываюсь самим собой, но никто, кроме Зевса, этого не замечает. Он смотрит на меня с нескрываемым презрением и тихо говорит:

— Я с вождем пришел поздороваться, так что не тяни ко мне руку! А тебя через три года и три дня примет мой заместитель!

Просыпаюсь я оттого, что бабушка трясет меня за плечо и плачет — Сталин умер.

Проходит время. Мне шестнадцать, учусь я уже в десятом классе и, как все в тбилисских школах, штудирую латынь. И в одном из жизнеописаний Гая Юлия Цезаря с изумлением читаю, что в ночь накануне смерти ему приснилось, как он обменивается рукопожатием с каменным Юпитером. Я вспоминаю свой сон и то, что Зевс тогда пришел поздороваться со Сталиным, а не со мной…

Тем временем наступил 1956 год, последний для почти тысячи студентов и школьников Тбилиси. Я был в самом центре тогдашних событий марта 1956 года в столице Грузии. Меня до сих поражает их умалчивание в центральной прессе. Про Новочеркасск, Познань, Будапешт, Прагу — пишут и даже по телевидению показывают. Про Тбилиси конца прошлого века, когда советские войска забили саперными лопатками несколько женщин и стариков, — тоже. А про то, когда около восьмисот (это самые усредненные данные) человек, в основном молодежи, были расстреляны, задавлены и утоплены в центре Тбилиси — упорно умалчивают даже сейчас. При том, что грузинские газеты уже с конца 80-х годов (т. е. еще в СССР!) открыто посвящали этому событию огромные статьи.

Я начну рассказ издалека — с описания жизни обыкновенного тбилисского юноши, родившегося и воспитанного в годы «культа личности». Юноша, который до этих дней воспринимал любовь «партии и правительства» ксвоему народу всерьез, сталкивается с чудовищным предательством — и взрывается.

У меня в детстве был целый иконостас портретов Сталина, я обращался к нему утром и вечером. Как я теперь понимаю, молился. Правда, молился и Боженьке, но потом просил за это прощения у Сталина.

И вот в 1952 году я узнаю, что Сталин приедет в Тбилиси. Как должен поступить сын, когда приезжает отец? Я так и поступил — пошел встречать отца на вокзал. Взяв, естественно, с собой свой фотоаппарат «Комсомолец».

Я думал, это будет бронепоезд с красными флагами. Но сталинский вагон оказался обычным с виду; проводник распахнул двери, протер тряпкой поручни и отодвинулся куда-то в глубь вагона. Сердце мое заколотилось. В проеме под аплодисменты толпы встречающих показался Сталин. Я почему-то думал, что Сталин — молодой, высокий и энергичный, а увидел полноватого, рябого старика в белом кителе с брюшком и усталым взглядом. Видимо, дорога утомила старика. Это было мое первое потрясение. Второе не заставило себя ждать.

Старик устало помахал рукой толпе, а потом сделал то, чего я никак не ожидал увидеть. Вместо того чтобы молодцевато, как и подобает Вождю Всех Пролетариев Мира, выскочить из вагона, гордо подняв голову, он вдруг, медленно топчась на месте, повернулся к публике спиной и, выпятив вперед зад в белых брюках, стал неторопливо и аккуратно спускаться по лестнице на низкий перрон, держась за протертые проводником поручни. Я протиснулся со своим «Комсомольцем» поближе и, дождавшись, пока Сталин глянет в мою сторону, щелкнул.

Фотография получилась. Я берег ее всю жизнь, перевозил с квартиры на квартиру и из города в город. Снимок изрядно пожелтел, видимо, я по пионерской неопытности недодержал его в ванночке с закрепителем. Он и сейчас стоит у меня на книжной полке.

Сталин и сопровождающие вышли на привокзальную площадь, но ни в какие машины не сели, а просто и демократично, как и подобает Вождям в самой демократичной и свободной солнечной стране, прошли пешком один квартал по улице Челюскинцев (ныне Вокзальной). И лишь потом сели в авто. Я поехал за ними на троллейбусе, потому что знал, куда поедет Вождь. Это знал весь Тбилиси — он направится во дворец бывшего наместника генерал-губернатора Воронцова-Дашкова, переделанный большевиками во дворец пионеров.

Еще из троллейбуса я увидел толпу мальчишек, прилипших к ограде сада, куда выходил фасад дворца. И я тоже протиснулся к ней. Сталин находился от меня метрах в пятидесяти, не далее. Позже, повзрослев, я дивился, почему не было никакой охраны — ведь через эту решетку ограды любой мог выстрелить в товарища Сталина и убить его! Например, я. Никто никого не обыскивал. Толпа стояла перед решеткой и глазела. А за решеткой был Сталин.

Он сидел на скамеечке и беседовал с людьми. Рядом, ничуть не обращая внимания на самого Сталина, садовник в белом переднике и картузе невозмутимо поливал сад из шланга. Вдруг Сталин что-то сказал окружающим, после чего один из присутствующих бегом удалился. Видимо, Сталин попросил воды.

Но вождь не стал дожидаться посланца, он просто пальцем поманил садовника, взял у него резиновый шланг и, налив себе в ладонь воды, выпил ее прямо из горсти. Вскоре прибежал человек с подносом в руках, на котором стояли бутылка «Боржоми» и бокал. Но Сталин только отмахнулся от него.

5 марта 1953 года Сталин умер. Что было тогда в России, хорошо известно: плакали даже дети репрессированных. Ну а Грузия — она просто потонула в слезах. Моя бабушка сказала: «Теперь брат на брата пойдет, пропадет страна!» А поэт Иосиф Нонешвили писал, что если бы солнце погасло, то мы бы не так горевали — ведь оно светило не только хорошим, но и плохим людям, ну а Сталин, как известно, светил только хорошим.

Народ на стихийных сходках предлагал всю страну или, по меньшей мере, Грузию назвать именем вождя (ну, как Колумбию — именем открывателя Америки), а первым секретарем сделать сына Сталина — Василия или, «на худой конец, Лаврентия Берия, тоже грузина как-никак».

А потом, в начале 1956 года, случился роковой XX съезд партии. Потрясенная Грузия узнала, что Анастас Микоян выступил с разоблачением культа личности Вождя.

И тогда Грузия стала ждать печальную дату — 5 марта, чтобы еще раз убедиться: великая катастрофа случилась. Наступило 5 марта. Все газеты были раскуплены. Люди передавали их друг другу и возмущенно качали головами: «Вах! Вах! Нэ одын слова нэ напысалы про дэн смэрты важдя!» Как будто Сталина и не существовало! Это было невыносимо, и население Грузии, особенно молодежь, взорвалась.

Придя утром 6 марта на занятия в школу, я обнаружил учеников и учителей во главе с директором на улице перед школой. Никто, похоже, не собирался заходить в здание. Завхоз молча с мрачным видом выносил со склада портреты вождей — Ленина, Сталина, Маленкова, Молотова… Хрущев и Анастас Микоян были тут же с гневом отвергнуты и затоптаны школьниками. Мы намеревались идти с портретами и лозунгом: «Ленин-Сталин!» к Дому правительства. Это решение возникло как-то внезапно и сразу во всех головах одновременно. Никто даже ничего не обсуждал.

Старшеклассники остановили пару грузовиков, и мы быстро залезли в кузов. Ехать было куда интереснее, чем идти. Оказалось, что мы со своей школьной идеей были не одиноки — по дороге было много таких грузовиков со школьниками. Было достаточно и пеших демонстрантов. Подъезжая к центру города — улице Руставели, где и находился Дом правительства, мы выкрикивали наши лозунги и боролись с попытками некоторых двоечников крикнуть нецензурщину в адрес строгих учителей.

Возле Дома правительства нас всех встретил какой-то дядя и, махая руками, торжественно пообещал, что завтра газеты напечатают про Сталина все, что надо. И удовлетворенные демонстранты разъехались: завтра напишут, наконец, что 5 марта три года назад умер Сталин!

8 марта было устроено грандиозное представление на центральной площади города — площади Ленина. Но мы помнили, как называлась раньше эта площадь. Люди мрачно шутили, что в Москве даже Институт Стали переименован в Институт Лени…

На площади по кругу разъезжала черная открытая машина «ЗиС», в которой находились актеры, наряженные как Ленин и Сталин. Это был тбилисский народный обычай — на всех демонстрациях и торжественных мероприятиях два актера, любимые народом, наряженные в вождей, ездили по площади на «ЗиСе» с одной и той же мизансценой. Стоящий «Сталин» широким жестом показывал сидящему «Ленину» на ликующий народ вокруг. «Ленин» одобрительно улыбался, похлопывая «Сталина» по талии и жал ему руку. Толпа ликовала.

Кстати, тот дядя, у Дома правительства, сдержал свое слово — тбилисские газеты вышли с громадными портретами Сталина и хвалебными статьями о нем. Казалось, ничего не предвещало трагедии. Но наступило 9 марта 1956 года…

А в ночь с восьмого на девятое марта 1956 года, то есть спустя обещанные три года и три дня после сна о Зевсе и Сталине, мне снится Афродита в образе Венеры Милосской, только с руками и ногами — словом, обычная красивая женщина. Я стараюсь к ней прорваться, но тщетно. Что-то невидимое мешает мне это сделать, я злюсь и в сердцах говорю богине: «А Зевс-то обещал, что вы примете меня именно сегодня ночью!» — «Я бы тебя приняла, — надменно смеясь, отвечает она, — но ты же видишь, что я не живая, а каменная. Да к тому же еще кто-то такой же каменный тебя ко мне не пускает!» И какая-то мужская статуя ударом в грудь, как мне показалось, ревниво отталкивает меня от богини…

Не знаю почему, но представлением и газетами властям успокоить народ не удалось. И на следующий после торжественных мероприятий день демонстранты, в числе которых был, разумеется, и я, подошли к Дому связи, располагавшемуся поблизости от Дома правительства, и многотысячной толпой стали напротив него. У входа в Дом связи находилась вооруженная охрана.

Не помню уже, по какой причине у «инициативной группы» в толпе возникло желание дать телеграмму Молотову. Кажется, хотели поздравить его с днем рождения, который был 9 марта. От толпы отделились четыре человека — двое юношей и две девушки, подошли к охране. И их тут же схватили, выкрутили им руки и завели в дом. Толпа бросилась через улицу на выручку. А из окон Дома связи вдруг заработали пулеметы.

Дальнейшая картина преследует меня всю жизнь. Вокруг начали падать люди. Первые мгновения они почему-то падали молча, я не слышал никаких криков, только треск пулеметов. Потом вдруг один из пулеметов перенес огонь на огромный платан, росший напротив Дома связи, по-моему, он и сейчас там стоит. На дереве, естественно, сидели мальчишки. Мертвые дети посыпались с дерева, как спелые яблоки с яблони. С тяжелым стуком…

Тут молчание прервалось, и раздался многотысячный вопль толпы. Все кинулись кто куда — в переулки, укрытия, но пулеметы продолжали косить убегающих людей. Рядом со мной замертво упал сын бывшего директора нашей школы Клементия Гогия — мой ровесник. Я заметался и вдруг увидел перед собой небольшой памятник писателю Эгнате Ниношвили. Я бросился туда и спрятался за спиной писателя, лицо и грудь которого тут же покрылись оспинами от пуль. Затем, когда пулеметчик перенес огонь куда-то вправо, я бросился бежать по скверу.

По дороге домой я увидел, как танки давят толпу на мосте через Куру. В середине моста была воющая толпа, а с двух сторон ее теснили танки. Обезумевшие люди кидались с огромной высоты в ночную реку. В эту ночь погибло около восьмисот демонстрантов. Трупы погибших, в основном юношей и девушек, еще три дня потом вылавливали ниже по течению Куры. Некоторых вылавливали аж в Азербайджане. На многих телах, кроме пулевых, были и колотые, штыковые, ранения.

Дворами я добрался до дома и, не раздеваясь, спрятался в постель. И только тут я обнаружил, что ранен: в ботинке хлюпала кровь, и я вылил ее, как воду. Штанина была вся в крови и прострелена насквозь. Я даже маме не сказал, что ранен. Да и про расстрел у меня дома еще никто не знал — свобода информации была еще та! Осмотрел рану — кость не задета. Перемотал ногу чем попало, спрятал штаны и, как ни в чем не бывало, утром пошел в школу. Кстати, рана эта потом долго гноилась.

Но только я высунул нос из ворот, как тут же наткнулся на танк, стоящий прямо перед нашим домом на улице. Страшно перепугавшись (арестовывать приехали!!!), я взлетел на свой третий этаж и забился в чулан. Переждав некоторое время, я понял, что танк, видимо, приехал не за мной, а за кем-то другим, и вышел из дома.

Проходя мимо больницы на улице Плеханова, я увидел странную картину: деревья перед окнами больницы были сплошь увешаны окровавленными бинтами. А пожарные, приставив лестницы, снимали их, матерясь. Оказалось, раненые сорвали свои окровавленные бинты, выбросили их из окон больницы и разбежались, боясь, что всех раненых арестуют как участников беспорядков.

Однако арестов, судов и расстрелов, как потом в Новочеркасске, в Тбилиси не последовало. По крайней мере, никого из моих знакомых не взяли. Видимо, власти посчитали, что «и так хорошо».

Оглядываясь на прошлое, я понимаю, что мне страшно повезло. В ту ночь погибли сотни демонстрантов, в основном, студенты и школьники. Я же отделался легким ранением в ногу. Вот так каменный писатель спас меня от встречи с богиней красоты и, видимо, смерти, хотя обещанная Зевсом встреча почти состоялась… Но я на всю жизнь понял — во сне тоже надо вести себя осторожно. У этих ночных видений есть одна пренеприятная особенность — они часто сбываются!

В 1989 году я с моей будущей женой Тамарой побывал в Тбилиси и пошел на место расстрела — поклониться писателю, защитившему меня своей каменной грудью. На памятнике до сих пор видны оспинки от пуль. Прохожие улыбались, наверное, принимая меня за почитателя таланта Эгнате Ниношвили, произведения которого я, к своему стыду, так и не удосужился прочитать…

СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ

В середине августа 1985 года я отправился отдыхать на Киевское водохранилище, называемое еще «Киевским морем», на турбазу близ поселка Дымер. Там уже отдыхал мой друг Юра, и он зарезервировал для меня домик. Со мной поехали наши общие с Юрой друзья, имевшие катер. Они путешествовали по водохранилищу, останавливаясь то тут, то там — где понравится.

Как-то я решил прокатиться по новым местам с ними на катере. Юра побоялся ехать в незнакомые места и остался купаться на пляже. К вечеру я обещал приехать. Друзья забрали меня, и мы «пошли» на катере в район города Чернобыля, в залив, где в водохранилище впадают две реки — Уж и Припять. Говорили, что из-за атомной электростанции в этом заливе вода теплее, чем везде.

Обратно я решил возвращаться своим ходом, попрощался с друзьями и отправился гулять самостоятельно, осматривая красивые места. Перед обратной дорогой я решил искупаться. Сложил и спрятал одежду под приметным деревом, завалив ее сверху листьями лопуха для конспирации, и, полностью раздевшись, пошел купаться. Вокруг не было ни души, и я мог позволить себе такую вольность. Второго такого приятного купания мне и не припомнить. Я, кажется, ощутил тепло чернобыльского атома.

Вода, действительно, была под тридцать градусов. Слева в залив уходило огромное негреющее красное солнце, спокойная красота берегов буквально усыпляла. Пролежав на спине около получаса, я понял, что меня слегка отнесло течением, которого я раньше не замечал. Я перевернулся, отыскал глазами мое «приметное» дерево и вскоре подплыл к нему. Но… лопухов под ним не оказалось, как и моей одежды. Лопухом оказался я сам: теперь в положении голого инженера Щукина мне предстояло отыскать «приметное» дерево среди сотен других таких же. И я побрел по пояс в воде (по вполне понятной причине!) вдоль берега.

Быстро темнело. Я понял, что разыскать мои лопухи сегодня уже не смогу. Стало холодать. Лежать на сырой земле в голом виде — опасно и стыдно. Плыть всю ночь по заливу — тоже опасно. Оставалось, как и инженеру Щукину, одно — пропадать, но пропадать я решил все-таки там, где потеплее. Вскоре я отыскал небольшую копну сена, зарылся в нее и заснул…

И снился мне ужасный сон. Будто я нахожусь в долине реки после наводнения. Вокруг грязь, я бреду весь голый в этой грязи по колено. А вокруг разбросаны трупы животных — кошек, собак и даже людей, видимо, утонувших при потопе. Я еле вытаскиваю ноги, меня засасывает тина, вот я провалился по бедра и понимаю, что уже не выберусь…

Я с криком проснулся. Над горизонтом медленно вставало опять же красное негреющее солнце, как мне показалось, с той же стороны, что и заходило вчера. Поняв, что совершенно заблудился, я выбрался к воде и, пугаясь каждого звука, стал обходить одно дерево за другим. А вот и мои лопухи — они действительно были на виду, и дерево — самое высокое, как я только этого вчера не заметил! Быстро одевшись, я с каким-то неприятным осадком покинул место моего чернобыльского ночлега. Выйдя на дорогу, я сел на автобус и доехал до Дымера, а там добрался и до турбазы, куда прибыл еще до полудня.

Юра, не дождавшись меня вечером, чуть не забил тревогу. Но так как и друзья, с которыми я уехал, тоже где-то заночевали, то искать меня пока не начинали.

Я рассказал друзьям про свое приключение и про сон. Юра не придал сну значения, а вот других друзей он испугал. Они пояснили, что хождение по грязи и трупы во сне — это не к добру.

Вскоре я уехал домой в Москву, но и там меня не покидала тревога, вызванная дурным сном. Тем более в «Соннике» Густавуса Хиндмана Миллера я прочел, что хождение по грязи, а тем более трупы во сне — это «предвестие печальных вестей». Я решил во что бы то ни стало получить конкретное и вразумительное толкование моего сна.

ИОСИФ — ТОЛКОВАТЕЛЬ СНОВ

«Ищущий да обрящет!» — говорится в Священном Писании. Попадается мне в руки книга Томаса Манна «Иосиф и его братья», которую я прочел на одном дыхании. Я понял, что наряду с Библией исключительно полезно читать и толкование ее, так сказать, сопутствующую литературу. Особенно таких талантливых авторов, как Томас Манн. Небольшая история о жизни Иосифа, сына Иакова, рассказанная в Библии в книге Бытия, развернута в романе Томаса Манна на два объемистых тома. И именно оттуда я узнал о замечательной способности Иосифа к толкованию снов. Это был, пожалуй, самый известный за всю историю человечества толкователь снов. Вот что сказано об этом в Библии:

«Он (Иосиф) сказал им (своим братьям): выслушайте сон, который я видел: вот, мы вяжем снопы посреди поля; и вот мой сноп встал и стал прямо, и вот, ваши снопы стали кругом и поклонились моему снопу» (Бытие, гл. 37, ст. 6, 7).

«И видел он еще другой сон, и рассказал его братьям своим, говоря: вот, я видел еще сон, вот Солнце и Луна и одиннадцать звезд (по числу братьев) поклоняются мне» (там же, ст. 9).

Вот за эти самые сны, которые тем не менее сбылись через много лет, братья продали Иосифа купцам, те доставили его в Египет, где начались и новые испытания, и торжество Иосифа. Сперва он достаточно успешно пребывал надзирателем в доме богатого и знатного Потифара; затем жена Потифара стала, как говорится, склонять красавца Иосифа к сожительству, а когда он отказался, коварная женщина имитировала изнасилование и добилась ареста Иосифа. Заключили его, невинного, в тюрьму, где сидели узники фараона.

Но и в тюрьме Иосиф продвинулся и вскоре вновь стал распорядителем. Попали под начало Иосифа два узника, придворные фараона — виночерпий и хлебодар. И увидели эти узники сны. Виночерпию снилась виноградная лоза, на которой три ветви. Лоза развилась, появились цветы и ягоды. Виночерпий выжал ягоды в чашу и подал фараону.

На что Иосиф сказал ему: три ветви — это три дня. Через три дня фараон помилует тебя и возьмет на прежнее место. Хитрый Иосиф не забыл при этом попросить виночерпия: «Вспомни же меня, когда хорошо тебе будет; и сделай мне благодеяние, и упомяни обо мне фараону, и выведи меня из этого дома» (Бытие, гл. 40, ст. 14).

А вот сон хлебодара: на голове у него три корзины решетчатые с хлебами, и птицы клевали из них пищу фараонову.

И сказал ему Иосиф: «Три корзины — это три дня. Через три дня фараон снимет с тебя твою голову, и повесит тебя на дереве; и птицы будут клевать плоть твою» (там же, ст. 18, 19).

Все так и случилось, как предсказал Иосиф. Но виночерпий не сразу вспомнил о просьбе Иосифа, и тот продолжал сидеть в тюрьме еще два года, пока самому фараону не приснился сон. Снилось ему, будто он стоит у реки, из которой выходят семь тучных коров. Но после них из той же реки выходят семь тощих коров, которые набрасываются на тучных животных и, вопреки законам биологии, съедают здоровых и сильных коров.

В ужасе проснулся фараон, заснул снова и увидел другой сон — семь колосьев, тощих и иссушенных, пожирают семь других колосьев — тучных и крупных. Когда фараон окончательно проснулся, то тут же потребовал истолковать его сон. Но никто из египетских мудрецов не смог этого сделать. Вот тогда и вспомнил виночерпий о бедном узнике и рассказал о нем фараону. По приказу фараона привели Иосифа. Фараон рассказал ему свои сны, ну и, конечно же, Иосиф растолковал их.

Будут семь лет изобилия в Египте, сказал он, которые сменятся семью годами засухи и голода. Поэтому надлежит, добавил Иосиф, сделать запасы, которые можно будет расходовать во время засухи.

Все так и вышло. Египет спасся от великого голода, а Иосиф стал вторым, после фараона, человеком в Египте. Он вызвал и приютил у себя отца и братьев, которые покаялись и поклонились ему, как и снилось Иосифу в первых снах его…

РАЗГОВОР С ДУХОМ ИОСИФА

Вот бы и мне спросить у Иосифа о моем сне! Вроде бы и нельзя этого сделать, нет его в живых среди нас, но спрашивают же советы у духов великих людей — Цезаря, Наполеона, Сталина и других, и получают же толковые ответы! Тысячи и тысячи людей вызвали духов на спиритических сеансах, да и у меня уже был подобный опыт с духом боксера Королева.

Но я-то лично не владел искусством спиритов, поэтому мне пришлось поискать таковых, и я таки отыскал нужного мне человека. Это был экстрасенс, знакомый мне по передаче «Это вы можете!» — где я, как уже говорил, был членом жюри. Он обладал способностью получать откровения, общаясь с духами напрямую, без помощи спиритического блюдца. То есть он был медиумом достаточно высокого уровня. В то время, а это было еще при советской власти, открыто такие вещи не делались, поэтому медиум просил имени его никому не называть. Его самого заинтересовала идея общения с духом Иосифа — толкователя снов. Более того, испытывая меня, медиум убедился, что я достаточно восприимчив, и предложил мне самому непосредственно пообщаться с духом через молчаливое его посредничество, ну как бы во сне под гипнозом.

Убедившись в моем крепком здоровье, медиум сказал мне, что для общения с духом через его посредничество, требуется особое состояние психики. Он предложил мне создать таковое, выпив немного спиртовой настойки красных мухоморов, как это делают шаманы и некоторые другие оракулы. Я вспомнил, что уже имел опыт «общения» с мухоморами, и вреда, вроде бы, не было. К тому же, медиум открыл солидный справочник по растениям, где черным по белому было написано, что такой мухомор не ядовит; более того, из него готовят препараты для восстановления памяти. Но готовить и принимать отвар нужно умеючи, чтобы не переборщить.

И вот я, не без опаски, выпиваю разбавленную водой настойку и жду, по совету медиума, около получаса. Я чувствую прилив сил, энергии, возникает состояние всемогущества. Я замечаю изменение цвета предметов, их раздвоение. Тут-то медиум приглушил свет в комнате, а сам продолжил сидеть спокойно, расслабившись в мягком удобном кресле, и занялся вызовом Иосифа. Поставив передо мной блестящий шарик на подставке, медиум велел мне сосредоточить взгляд на нем и начал монотонно твердить что-то про то, что я должен расслабиться и не думать ни о чем, кроме духа Иосифа.

Я уже было начал дремать, как громкий и взволнованный голос медиума разбудил меня:

— Дух Иосифа Египетского уже здесь, говори же с ним быстрее!

Я в замешательстве стал искать дух глазами и вдруг в полутьме и отдалении увидел приятного с виду человека лет сорока в разноцветной одежде с каким-то пестрым покрывалом на голове. Это, видимо, и был Иосиф в период его египетского могущества. Я так растерялся, что не знал, как к нему и обратиться. С перепугу назвал его Иосифом Яковлевичем и на «вы». Иосиф улыбнулся и попросил никак его не называть, тем более на «вы».

— Эту глупость выдумали византийские кесари — чванливые и недальновидные. Они, видите ли, царствовали вдвоем и называли себя «мы». — И с досадой добавил: — Такую страну прозевали, нет им прощения!

По этой реплике я понял, что духу Иосифа известны события, происшедшие после его физической смерти. Я подробно рассказал ему свой сон. Иосиф подумал с минуту, а затем тихо, но внятно, голосом теледиктора, произнес:

— Сон твой очень плохой. Он навеян грядущим огромным несчастьем, которое будет исходить из места, близ которого ты спал. Будет много смертельной грязи, много трупов и это надолго. В этих местах ты больше не появляйся, если дорога жизнь. Судя по сну, ты будешь пытаться это сделать, а зря!

Затем образ его заколебался и растворился в воздухе. Я с трудом поднялся, включил свет и вышел в другую комнату, где лег на диван и глубоко задумался о происшедшем.

Ну хорошо, образ Иосифа мог возникнуть в моем воображении под гипнозом. Внушил мне медиум, что передо мной именно этот образ, как я его себе представил. Но как дух Иосифа Египетского мог разговаривать со мной по-русски, да еще таким поставленным голосом с безукоризненным произношением? Как мог знать он про Византию и обращение на «вы»? И главное, как он сумел дать мне столь точное толкование сна?

Часа через два медиум отпустил меня домой, еще раз взяв устную «подписку» о неразглашении.

А что случилось в районе Чернобыля через несколько месяцев, знают все. Дети моих киевских друзей жили почти весь 1986 год у меня в Москве. А в 1987 году я, несмотря на предупреждение Иосифа, попытался опять проникнуть на Киевское море. Сыграла свою роль лживая информация о безопасности вокруг Чернобыля. Первомайские демонстрации в Киеве, велосипедные соревнования, какой-то известный зарубежный ученый, приехавший в опасную зону со своими детьми… Вот я и купался летом 1987 года в Днепре целыми днями. А потом испытывал последствия облучения лет пять, не меньше. Я еще расскажу про это. Но, как видите, оклемался!

А ведь Иосиф говорил, чтобы я не появлялся более в этих местах. Даже то, что я попытаюсь сделать это, он предвидел! Что это такое? Чудо, да и только! Но, немного поразмыслив, я решил, что, находясь под гипнозом, в особом состоянии — трансе, я мог значительно активизировать свою память и аналитические способности. Опираясь на прочитанные сонники, двухтомник Томаса Манна, другие книги, да и свой опыт, руководимый авторитетнейшим толкователем снов — Иосифом, я мог и сам составить достаточно точное заключение по моему сну. Больше никакого другого объяснения происшедшему я дать не мог.

ПСЫРЦХА И ЧЕРНАЯ ГРЯЗЬ

Каждый год летом я ездил в Абхазию, где в городе Сухуми жила моя мама, дети и другие родственники. При этом я постоянно бывал в Новом Афоне (а это рядом с Сухуми), где много святых, да и просто красивейших мест. Я обязательно посещал Ново-Афонский Пантелеймоновский монастырь — копию Афонского монастыря в Греции, бывал на Иверской горе, где находятся развалины православного монастыря-крепости, а главное — в самой основной святыне, келье святого апостола Симона Кананита, сподвижника Христа. Это тот самый Симон из Каны, на свадьбе которого Иисус воду превратил в вино. Вспоминаете? Так вот, после распятия Христа этот апостол пришел на землю Колхиды и обосновался близ Нового Афона. Вырубил в скале над знаменитой Новоафонской пещерой келью (вернее, две кельи — одну маленькую, а другую, над ней — большую, где и жил основное время).

Судьба Симона, как и большинства апостолов, трагична — его убили с целью грабежа местные жители — дикари-язычники, которых Симон пытался приобщить к христианству. Симон собирал средства на постройку храма, и аборигены знали про это. Вот и ограбили, как водится, убив при этом. К счастью, эти аборигены к современным абхазам никакого отношения не имеют — последние прибыли в эти места значительно позже.

И вот в 1992 году, при последнем посещении святых мест в Новом Афоне, я, устав, прилег на берегу бурной речушки Псырцха, возле большого камня, на котором, по преданию, дикари убили Симона Кананита. На этом камне даже сохранилось углубление якобы от головы казненного Симона. И так как я, по обычаю, выпил, то скоро заснул. И тут я увидел вещий сон.

Как и в Чернобыле, я видел много грязи — ее несла вышедшая из берегов Псырцха. Мутные воды ее несли трупы людей, лошадей, коров, собак. Я успел забраться на огромный камень — плаху Симона Кананита, до которого вода не доставала, и с ужасом взирал на разбушевавшуюся реку.

Сон я видел в начале августа. Через несколько дней я уехал домой в Москву. А еще через несколько дней услышал о начавшейся на территории Абхазии грузинско-абхазской войне, надолго ввергшей этот прекрасный край в запустение и разруху. Сон оправдался полностью. Сам я лично не пострадал, и ближайшие родственники — мама, дети, внуки, проживавшие там, остались живы. Спас камень Симона Кананита, на который я во сне успел взобраться.

Беда, конечно, но она все-таки локальная. Огромной России она коснулась в малой степени, кроме тех, чьи близкие пострадали в этой войне. Но тревожит меня то, что похожий сон я видел недавно, что-то году в 2004, и не где-нибудь, а в Москве, в парке Царицыно.

Я люблю купаться в Царицынском пруду, там, где на высоком его берегу дворцы, построенные Баженовым для царицы Екатерины Второй. Пруд мне нравится, хотя и не все уверены в его экологичности, а вот ко дворцу и прочим постройкам Баженова, частично разрушившимся, у меня двойственное отношение. С одной стороны — красиво и необычно, с другой же стороны — ничего русского, ничего «нашего» в этих постройках. Недаром они так не понравились царице, обвинившей Баженова в масонстве. Да и место это имело раньше подозрительно «нечистое» название — Черная Грязь.

И вот, после купания в пруду и обычных в таких случаях возлияний, я заснул в тени высокой ольхи. И приснился мне сон, как будто со стороны дворца царицы накатывается на берег вал густой черной грязи. Я с друзьями купаюсь внизу и вижу, как с горы стеной нависла эта грязь. Уже все Баженовские постройки с их масонскими символами под толщей этой грязи, а она все надвигается и надвигается на нас.

Сдерживают этот вал пастообразной, черной грязи только ряды высоких деревьев, растущих на склоне, но они уже трещат. Слышен тревожный колокольный звон храма наверху…

В ужасе я проснулся и увидел, что никакой грязи нет, и на ярком солнце сияют масонские символы Баженовских дворцов, ворот и мостов, а в храме наверху звонят колокола, но не тревожно, а радостно. Видимо, там шла служба.

Тут мне стало не до шуток — это уже не Украина с Белоруссией, не Абхазия — тоже, правда, места родные и близкие, а Россия, Москва! Я спешно стал наводить справки о медиуме, который некогда вызывал для меня дух Иосифа Египетского — толкователя снов. Оказалось, что он теперь — один из процветающих экстрасенсов. Когда я, встретившись с ним, рассказал ему о моем сне, медиум не на шутку встревожился. Он помнил о страшной катастрофе, которой предшествовал мой «вещий» сон о Чернобыле.

— Новых революций нам только не хватало! — сердито пробормотал он и стал готовиться к уже знакомому вызову духа Иосифа.

Я, приняв мухоморное зелье, приготовился к разговору с «Иосифом Яковлевичем».

Дух Иосифа удалось вызвать даже быстрее, чем в прошлый раз, — сказался, наверно, опыт медиума. Я поведал ему о моем сне, и вот как растолковал его дух Иосифа.

— Постарайся запомнить и довести до своего народа и его царей следующее:

«Над Россией нависла угроза хаоса и смуты — об этом говорит нависший вал черной грязи. Но если это и случится, то еще не скоро — несколько лет, по числу рядов деревьев, есть еще в запасе. Беду можно предотвратить, только если всем народом покаяться, признать свои грехи, ошибки и попросить у Создателя прощение за них — об этом предупреждает колокольный звон в твоем сне. Те, кто совершал ужасные грехи и преступления перед народом, их последователи должны повиниться перед всем миром и в первую очередь перед всем народом, перестать сеять раздоры и смуту. Надо немедленно снять и уничтожить сатанинские символы прошлых лет, приведшие народ к безбожию и грехам. Об этом говорят масонские знаки и символы в слое грязи, нависшей над людьми в твоем сне. Нация должна духовно объединиться и не делиться на «своих» и «чужих». Ведь сумели же это сделать немцы после их поражения в последней войне, и вот как расцвел этот народ! — с горечью воскликнул Иосиф. — Что же это вы, как бешеные овцы, все в разные стороны рветесь и кусаете друг друга? Или хотите, чтобы Черная Грязь прорвалась и покрыла вас навеки? Что ж, Господь может устроить вам и это — опыт Содома и Гоморры имеется! Все!» — сердито закончил Иосиф, и образ его растворился в воздухе.

Мы с медиумом обсудили мой разговор с духом Иосифа.

«Что делать?» — этот исконно русский вопрос висел в воздухе перед нами. Конечно же, толкование сна могло быть и моим собственным, только активизированным присутствием духа Иосифа…

— Что делать? — одновременно спросили мы с экстрасенсом друг друга.

— А знаете, профессор, — вымолвил, немного подумав, экстрасенс, — напишите-ка вы про это все в газеты или журналы какие-нибудь, а может, и в книгу. Все-таки тысячи россиян, москвичей прочтут и, может, задумаются? Ачто еще мы можем сделать, ума не приложу! Не президенту же писать о своих снах? — печально улыбнулся экстрасенс.

Я подумал и последовал совету экстрасенса…