Русский Египет

Глава 8 Республика Зифта

Сентябрь 1987 года. Еду на машине вдоль восточного рукава Нила. В конечной точке поездки, Зифте, меня ждут. Этот небольшой город в нильской дельте прославился на всю страну в период мартовской революции 1919 года. И мне захотелось поговорить с очевидцами тех бурных и славных событий, посмотреть на места, связанные с ними.

Антиколониальная революция 1919 года занимает выдающееся место в новейшей истории Египта. Буквально весь египетский народ поднялся тогда на борьбу против ненавистных ему англичан. Обострению и без того глубоких противоречий между египтянами и колонизаторами способствовала Первая мировая война. Местная буржуазия, получавшая заказы от английской армии, за годы войны окрепла и все настойчивее стремилась вырваться из-под иностранной опеки. Ну а людям попроще война принесла лишь новые тяготы и лишения, причем не во имя защиты родины, а ради победы чужого им дела. И когда колонизаторы выслали из страны лидера буржуазных националистов Саада Заглюля и трех его товарищей, этот шаг стал искрой, от которой вспыхнул пожар народной революции.

Был и еще один фактор, оказавший воздействие на развитие обстановки в Египте, — международный. Целый ряд авторитетных историков — и египетских, и западных, и российских — усмотрели отчетливую связь между восстанием египтян в марте 1919 года и победой Великого Октября в России. Судя по публикациям печати и документам тех дней, общественность Египта не только хорошо знала об Октябрьской революции, но и считала ее достойной подражания, с той, естественно, разницей, что перед русским и египетским народами стояли неодинаковые задачи.

Настроения эти были хорошо известны и тогдашним буржуазным лидерам и открыто не одобрялись ими. Показательно в этой связи одно из писем Саада Заглюля из Парижа, куда он поехал после освобождения из ссылки в надежде добиться от участников мирной конференции (она подвела черту под Первой мировой войной) признания независимости Египта, в адрес центрального комитета возглавлявшейся им партии «Аль-Вафд». Листовки, приветствующие победу большевиков, вредят борьбе египтян, писал Заглюль, поскольку создают впечатление, что египетское национальное движение связано с большевистским.

По ходу восстания во многих населенных пунктах Египта создавались революционные органы власти, как это было в свое время в России. В некоторых местах, по свидетельству ряда историков, они даже назывались русским словом «совет». Об этом писал, например, Ф. А. Ротштейн в своей книге «Захват и закабаление Египта», вышедшей еще в 1924 году. Один из таких советов, а точнее сказать, целая независимая советская республика, как раз и возник в Зифте. Руководил им 26-летний адвокат Юсеф Ахмед аль-Гинди.

— Отец был родом из небогатой семьи торговца хлопком, — рассказывал мне Мухаммед аль-Гинди. Я разыскивал его в Египте, а нашел в Москве летом 1987 года. — И все же дед смог дать детям образование. Отец учился в юридическом колледже в Каире. Когда в декабре 1914 года Англия объявила об установлении протектората над Египтом, он был на третьем курсе и выступил одним из инициаторов демонстраций протеста. За это отца отчислили из колледжа, но через год, когда страсти поулеглись, восстановили его. После окончания учебы он был назначен адвокатом в Зифту.

В ту пору это был небольшой городок с 30-тысячным населением, прижатый плантациями хлопчатника к Нилу. Окрестные помещики свозили хлопок на продажу в Зифту, и потому одна из центральных площадей города до сих пор называется площадью Биржи. Туда-то мы и отправились сначала с моим провожатым, водителем автобуса лет пятидесяти по имени Атыйя ас-Серфи. Он активист Национально-прогрессивной (левой) партии, а свел меня с Атыйей профессор Рифаат Саид, являющийся секретарем ЦК этой партии. Опыт предыдущих поездок подсказывал: лучший способ узнать, что происходило в городе десятилетия назад, — провести часок-другой в местной кофейне. Но не в первой попавшейся на пути, а обязательно в старой, где-нибудь в центре города, ибо именно там можно в любое время дня застать завсегдатаев, начинающих терять счет прожитым годам и коротающих избыток свободного времени в облюбованном еще в юности углу.

Тут я должен пояснить читателю, что египетская кофейня — явление уникальное. Обычно там подают лишь кофе или чай, да еще трубку-кальян, которую египтяне называют шиша. Ходят в кофейню только мужчины, причем всегда в одну и ту же, расположенную либо рядом с домом, либо возле работы. Обсуждают мировые проблемы, смотрят телевизор. Словом, это не предприятия общественного питания, а мужские клубы.

В кофейне в здании бывшей хлопковой биржи мы познакомились с тремя стариками. Звали их Саад Али Саад, Мухаммед Шаркави и Сейид Абу аль-Азм. В 1919 году все трое были подростками, но и поныне помнят многие подробности тех мартовских дней. Их рассказы дополнили сведения, которые я предварительно почерпнул из работ историков. И вот что получилось.

… Юсефа аль-Гинди в городе уважали. Образованный, энергичный, честный, да еще с репутацией патриота-революционера — все это нравилось горожанам. Когда вести о восстании против англичан посыпались со всех сторон, взгляды многих обитателей Зифты были обращены на Юсефа.

Но что предпринять? В других местах восставшие выходили на демонстрации перед зданиями, где размещались британские колониальные власти, нападали на английские казармы. Ни того, ни другого в Зифте не было. Предстояло сделать какой-то иной шаг, революционный по своей сути. И вот 15 марта Юсеф и его друзья, собравшиеся на втором этаже кофейни «Мустаукили», напротив хлопковой биржи, решили: провозглашаем независимость Зифты. Независимость от колонизаторов. Решение это поддержали жители соседнего городка Мит-Гамр, расположенного на другом берегу Нила, крестьяне ближних деревень. Из наиболее уважаемых сограждан был сформирован революционный совет во главе с Юсефом аль-Гинди. Действовать он начал без промедления.

Первым делом отряд под предводительством Юсефа направился к полицейскому участку. Кое-кто прихватил с собой на всякий случай охотничьи ружья, остальные вооружились палками. Но прибегать к силе не пришлось. Городской староста и полицмейстер были настроены патриотически и вместе с полицейскими присоединились к восставшим. Без особого труда установили контроль и над почтой. Затем отряд занял железнодорожную станцию. Часть людей разобрала пути, чтобы англичане не могли прислать в город свои войска, другая же реквизировала вагоны с зерном. Его раздали затем нуждающимся. В революционном совете было создано несколько отделов — административный, безопасности, общественных работ. Из старшеклассников сформировали отряды по поддержанию порядка и охране границ республики. Специальная группа следила за справедливым распределением воды для полива. Новому государству был срочно нужен собственный бюджет, и аль-Гинди призвал всех граждан жертвовать туда деньги. Собранные средства пошли на общественные нужды. Отремонтировали мост через Нил, выровняли проезжую часть улиц, расчистили оросительные каналы. В окрестностях города было зловонное болото, и много лет жители тщетно просили правительство ликвидировать его. Теперь же общими усилиями болото засыпали. Привлекли к этому делу безработных, выдав им небольшое пособие. Но, пожалуй, венцом созидательной деятельности Юсефа и его товарищей, продолжавшейся всего три недели, стало строительство на берегу Нила музыкального павильона. Рассудили так: жизнь при революции должна быть радостной, ну а что лучше музыки создает хорошее настроение? По вечерам над рекой из Зифты в Мит-Гамр неслись народные мелодии, вокруг павильона гудела довольная толпа.

До нашего времени эта революционная реликвия не сохранилась. Многие годы жители города любовно оберегали ее, но со временем павильон обветшал, и, когда лет двадцать назад вопрос стал так: либо сохранить его, либо строить новую больницу, горожане предпочли последнее. А вот дом, где размещался революционный совет, стоит на площади Биржи и поныне. Одноэтажное здание с мансардой под жилье уже не годится, так что несколько лет назад там устроили склад. Место возле исторического дома облюбовали извозчики под стоянку для своих фиакров. Здесь, в египетской глубинке, они используются отнюдь не для прогулок иностранных туристов, как в Каире и Александрии, а по своему прямому предназначению. Сохранился дом самого Юсефа аль-Гинди — одноэтажный, всего в две комнаты, посреди сада на окраине города. Принадлежит он семье аль-Гинди, но дети и внуки Юсефа редко приезжают сюда. Вот и создать бы здесь музей Республики Зифта сейчас, пока еще живы люди, кто помнит ее, пока легко собрать экспонаты.

Мыслью этой я поделился с Атыйей, он ее горячо поддержал. И тут же потащил меня к мэру города.

Мэр оказался невысоким сухим стариком с коротко остриженными седыми волосами. Представляясь, что-то пробурчал себе под нос, так что я не смог разобрать его имени. Предложение создать музей высказал уже ас-Серфи, доказывая, что он мог бы сыграть заметную роль в патриотическом воспитании молодежи.

— Пожалуйста! — развел руками мэр. — Я не возражаю! Только деньги где взять?

Тут уж я вступил в разговор и начал рассказывать, что у меня на родине подобные музеи нередко создаются на общественных началах. Мэр слушал, не перебивая, но когда я закончил, вдруг неожиданно спросил:

— А вы знаете, что в Зифте родился Рудольф Гесс? Его отец владел землями вокруг города, держал мастерскую по ремонту сельскохозяйственной техники.

Недели за две до этого жизнь Рудольфа Гесса, одного из главных нацистских преступников, осужденного Нюрнбергским трибуналом на пожизненное тюремное заключение, оборвалась в берлинской тюрьме Шпандау при странных обстоятельствах, и это, похоже, волновало мэра больше, чем патриотическое воспитание египетской молодежи.

Слегка обескураженные таким исходом разговора, мы с Атыйей вновь отправились осматривать революционные достопримечательности Зифты. На углу тихой площади Тахрир (Освобождения) он попросил меня остановить машину.

— Это дом владельца типографии Мухаммеда Агины, — пояснил ас-Серфи. — С помощью этого человека революционный совет наладил издание газеты «Аль-Гумхур» («Масса»).

Дочь Мухаммеда, возглавляющая ныне семейный клан Агина, и ее дети встретили нас приветливо. На мой вопрос, не завалялись ли где на чердаке экземпляры газеты или иные печатные издания того времени, ответили отрицательно: дом не так давно перестраивался. Но затем меня ждал приятный сюрприз. В маленькой комнатке оказались те самые печатные станки немецкого производства и те самые шрифты, которыми в 1919 году пользовался Мухаммед Агина. Вот вам и экспонаты для музея!

Но вернемся к Республике Зифта. Весть о ее провозглашении вскоре дошла до Каира, а оттуда и до Лондона. О деятельности революционного совета с возмущением сообщила респектабельная английская газета «Таймс». Для колонизаторов это был бунт, и в одном из заявлений британских властей прямо говорилось, что «Зифта и Мит-Гамр продолжают оставаться центрами подрывной деятельности». Для подавления республики было послано подразделение австралийских войск. Вместе со своими пушками солдаты расположились лагерем на окраине города.

Положение становилось критическим. Хотя жители Зифты вместе с крестьянами из соседних деревень и вырыли окопы, и приготовили старенькие ружья, о серьезном сопротивлении войскам не могло быть и речи. К тому же республиканцы знали: при подавлении революционных выступлений колонизаторы отличались чрезвычайной жестокостью. В деревне Мит аль-Кирш неподалеку от Зифты, например, где крестьяне встретили солдат ружейными залпами, были убиты около ста египтян.

Революционный совет заседал почти беспрерывно. Было решено попытаться договориться с австралийцами, чтобы они не входили в город. В типографии Агины отпечатали листовки на английском языке следующего содержания: «Солдаты! Вы такие же угнетенные, как и мы! Наша революция направлена против англичан, а не против вас, они вам такие же враги, как и нам!» Призыв этот возымел действие. Австралийские войска так и остались стоять в своем лагере.

А тем временем революция пошла на спад. По всей стране свирепствовали военные суды. Англичане через австралийцев передали революционному совету ультиматум: либо выдать им Юсефа аль-Гинди, либо по городу будет открыт огонь. И тогда товарищи сказали Юсефу: «Беги из Зифты и не говори нам, куда. Ну а с нами, Бог даст, ничего плохого не сделают».

Вместе с Юсефом англичане требовали еще двадцать зачинщиков. Но кто они, колонизаторы не знали. И революционный совет пошел на хитрость. Сразу же после провозглашения независимости, чтобы не допустить предательства, городской староста начал вскрывать письма жителей Зифты, направлявшиеся английским властям. Со временем список тех, кто был готов сотрудничать с колонизаторами, достиг двух десятков. Людей этих не трогали, но избегали. Их имена и передал англичанам революционный совет. Пока те разбирались, республиканцам удалось скрыться.

Случилось так, что Атыйя ас-Серфи повез меня обедать в ту самую деревню Даммас, километрах в пятнадцати от Зифты, где поначалу прятался у своих друзей Юсеф аль-Гинди. Там живет товарищ Атыйи, тоже активист Национально-прогрессивной (левой) партии Махмуд Абу аль-Хасан. Справный, по-городскому обставленный дом приятно удивил меня. Оказалось, что это результат поездки отца Махмуда на заработки в Ливию. На обед подали типично крестьянскую еду: бурый сыр, напоминающий по вкусу нашу брынзу, лепешки, помидоры, сваренные вкрутую яйца, оливки, патоку. Никакого там мяса или рыбы. За обедом бурно обсуждали ситуацию в Советском Союзе. Моих новых знакомых, показавших искренние симпатии к нашей стране, она очень интересовала, а по египетским газетам им разобраться было трудно. Вот и обрадовались, что случай послал в собеседники советского журналиста.

Спустя две недели Юсеф аль-Гинди перебрался из Даммаса в Каир. Там он узнал, что англичане заочно судили его и приговорили к смертной казни. Пришлось вновь уходить в подполье. Но вскоре ситуация стала меняться к лучшему. Железной рукой подавив революцию, колонизаторы смекнули, что надо ослабить гайки, иначе не избежать нового восстания, еще более бурного, чем это. Сааду Заглюлю была объявлена амнистия, ему разрешили вернуться в Египет. Отменили приговоры и всем тем, кто, как Юсеф аль-Гинди, принимал участие в революции.

— Отец прожил недолгую, но яркую жизнь, — рассказывает Мухаммед аль-Гинди. — Вскоре после революции он примкнул к партии «Аль-Вафд» Саада Заглюля. С 1924 года до самой своей смерти — семнадцать лет спустя — был депутатом парламента от Зифты. Неизменно выступал с антиколониальных и антимонархических позиций, за что был нелюбим и англичанами, и королем. И так и не получил вожделенный многими почетный титул «паша», — улыбается собеседник.

Египтяне не забыли заслуги одного из героев революции 1919 года. Улица в центре Каира носит его имя. Примечательно, что неподалеку от нее размещается издательство «Ас-Сакафа аль-Гедида» («Новая культура»). Одним из его основателей был Мухаммед аль-Гинди.

Жизнь этого человека, пожалуй, не менее удивительна, чем его отца, и не могу удержаться, чтобы хоть кратко не рассказать о ней.

Мухаммед аль-Гинди родился в 1926 году. После окончания школы поступил, как и отец, на юридический факультет Каирского университета. Там познакомился с марксистами и прочно связал с ними свою судьбу. В 1949 году, еще при короле, за революционную деятельность был осужден на пять лет, но спустя полтора года бежал из тюрьмы и тайно перебрался в Париж. Оттуда товарищи помогли ему приехать в Будапешт. Мухаммед работал в секретариате Всемирной федерации демократической молодежи и одновременно учился на факультете русского языка института иностранных языков. В августе 1956 года нелегально вернулся на родину через Судан. Три года провел в подполье.

Но в мае 1959 года аль-Гинди был арестован вновь. То было время гонений режима президента Насера против коммунистов. Пять лет провел Мухаммед в тюрьмах. Потом маятник египетской внутренней политики резко качнулся. Коммунистов выпустили на свободу и даже предложили некоторым из них высокие должности. Аль-Гинди устроился на работу в информационное агентство МЕНА. Тогда-то и родилось издательство «Новая культура». На рубеже 70-х годов Мухаммед прожил пять лет в Москве — работал переводчиком в издательстве «Прогресс» и одновременно выполнял обязанности корреспондента ежедневной газеты «Аль-Ахбар».

Аль-Гинди вернулся на родину уже при президенте Садате — и опять аресты и преследования. В 1986 году от трехлетнего пребывания в тюрьме Мухаммеда спасло лишь то, что приговор был вынесен заочно: к тому времени он переехал в Прагу, где работал в редакции международного журнала «Проблемы мира и социализма».

— Между прочим, юридический факультет университета я все-таки окончил, — говорит Мухаммед аль-Гинди, — даже получил диплом. Было это в 1965 году, шестнадцать лет спустя после того, как первый арест вынужденно прервал мою учебу.

Последний же приговор так и не утвердили, и летом 1990 года Мухаммед вернулся в Каир. Приехала и его семья. Жена аль-Гинди Надежда — русская, и потому их дочь Настя, внучка основателя советской республики Зифта, пошла учиться в советскую школу, вместе с моими детьми.

Вот такая история.

Кроме Надежды аль-Гинди среди героев этого очерка нет наших соотечественников. Но все описанные в нем события, как и судьба семьи аль-Гинди, тесно связаны с нашей страной. Потому-то я и решил включить его в книгу, как и следующий очерк, к которому и приглашаю читателя.