Русь, собака, RU

Русские рождественские сказки (и были)

У одного отца было три сына. Когда сыновья выросли, он дал им по равному количеству таланов и выпустил в люди. Один сын пошел в казино и таланы потратил, другой открыл казино и таланы приумножил, а третий сдуру влюбился и женился на возлюбленной. Отцу его жена ужасно не нравилась: по возрасту не соответствовала, одевалась как-то не так и еду странную стряпала, он даже к внукам по этой причине относился с прохладцей.

Когда же отец по причине старости всерьез занемог, первый сын к нему не пришел (ну, он к тому времени почти уже спился), второй сын прислал денег на лечение, а третий сын пришел со всеми своими детьми, то есть внуками. И больной отец, то есть дедушка, всех их целовал в вихрастые макушки, и плакал, и был счастлив, — то есть вел себя точно так же, как вел себя третий сын всю свою жизнь, несмотря на неодобрение отца и отсутствие явных признаков материального благополучия.

Хотя, конечно, потом отец все равно умер, как умерли к моменту этого рассказа вообще все участники этой истории, как и мы, вполне может быть, тоже когда-нибудь умрем, всякое бывает.

Вот другая сказка, похожая на быль — или быль, похожая на сказку.

В некотором заморском королевстве жил-был король. Был он красив и молод, любил королеву и дочку-принцессу, и все у них было хорошо. Но злые недруги подослали к королю молодую ведьму, околдовала она короля в Овальном зале королевского дворца, и забыл король на время о своей семье. Подославшие ведьму раструбили об измене по всему королевству, закручинилась королева, расстроилась принцесса, а король, чтобы спасти семью и трон, попытался отречься от всего, что случилось. Подданные же не то чтобы короля не любили, но хотели знать правду — ведь и они были не безгрешны, и втайне радовались: если король может, то почему нельзя им. Но когда король рассказал правду, радовались они недолго: на его место пришел другой — не такой молодой, умный и красивый — и вовлек их в невиданные войны и беды. И поняли они, что не всегда жестокая правда лучше милосердной лжи. И стали вспоминать доброго и красивого короля и жалеть о своей непримиримости.

В другом царстве-государстве подданным одного не очень счастливого царя, чтобы попасть в бояре, непременно нужно было жениться. Что они порою и делали, хотя между собой хвастались исключительно любовницами, которых они, несмотря на это слово, не любили. А любили они, чтобы любовницы производили на других впечатление размером своей груди, своим возрастом и цветом волос (в царстве в ходу были блондинки). Любовницы же, в свою очередь, похвалялись друг перед другом исключительно размерами кошелька своих любовников (или тем, какой шопинг они сделали в каком иноземном царстве). И даже деток своих — а детки у них, как ни странно, все же рождались, хотя все реже и реже — бояре учили, что главное, это преумножение таланов, а у кого в кармане таланов нет, тот плох, потому что лох. Поэтому, когда царь отказался от трона, и пришли новые бояре, прежним пойти стало некуда: любовницы их бросили, а женам к этому времени они стали не нужны.

Совсем это грустная сказка, поэтому расскажу вам другую историю.

Причем, чтобы доказать, что чудеса случаются не только в сказках — да и сказки, как показано выше, не всегда бывают только о чудесах — перейду, как и обещал, к былям.

У меня есть друг детства, назову его Леша. Я Лешку всегда очень любил, и он меня тоже, я его все секреты знал, и он мои.

И вот однажды Леша решил жениться, почему? — ну, потому что все вокруг него женились, а он к тому времени год жил с одной девушкой, так что, вроде, это можно было как-то официально оформить.

Девушка, если честно, была не самой яркой из Лешиных девушек, и во время мальчишечника перед свадьбой, на которую и я был приглашен в качестве, понятное дело, свидетеля, я даже спросил (тем более, что мальчишечник состоял из двух мальчишек, Лешки и меня):

— Лешк, ты ее хоть чуть-чуть любишь?

На что получил в ответ:

— Не говори глупостей.

И я больше глупостей не говорил. Тем более, что свадьба была в маленьком городке, где жил Лешка, с арендованным рестораном, с салатом оливье и несъедобной сухой пережаренной свининой, с водкой, с пляской под Валерия Леонтьева, с приглашенной родней и с напутствием какой-то дальней древней родственницей, которая благословляла молодых, за отсутствием иконы, чуть ли не по классике, чуть ли не портретом писателя Лажечникова.

Ну, стали они жить в зарегистрированном браке. И Леша, кстати, пил — как все вокруг него. А жена его терпела, — тоже, кстати, как в том городке почти все жены. Потом настали лихие времена, когда работа и деньги исчезли, но Леша, несмотря на отсутствие денег и рождение ребенка, стал еще больше пить, а жена снова терпела. Но что-то такое у них внутри, видимо, развивалось, потому что однажды, встав трезвым поутру, Леша поехал за тридевять земель на заработки, и там за жалкую копейку горбатился с утра до ночи, но иначе не мог, потому что за тридевятью землями его ждали жена и ребенок, и было неважно, что он в данный момент хочет и что он может, и как его тянет утопить горе в водке — потому что он оказался внутри куда более сильной, веками испытанной конструкции. Конструкция такова: жена с малым дитем ждут на высокими горами и синими лесами, а мужчина сражается со злым чудищем и должен это чудище победить. И Лешка победил своего змия. И даже прикопил чуток денег. И жена с ребенком к нему переехали. И нельзя сказать, что у них в материальном плане все сразу устаканилось, потому что мыкались они по чужим углам, и иногда (я это уже потом узнал) не было денег на хлеб в самом буквальном смысле, но они, несмотря на это, родили еще одного ребеночка, потому что, если ты прошел все невзгоды с невероятно близким тебе человеком и этот человек может родить тебе ребеночка, то нужно непременно рожать, чтобы вашего счастья стало больше.

И вот однажды я снова к Лешке приехал, и мы устроили опять мальчишечник, и, выпив пива, сидели в бане, Лешка вдруг спросил, было ли у меня такое, чтобы от секса становилось совсем отвратительно и гадко, хотя вроде все прошло хорошо.

Неважно, что я ему ответил, а важно, что Лешка рассказал мне, как случайно, в командировке, встретил девушку, с которой еще до женитьбы у него был роман и которая, если честно, была не просто самой яркой из Лешкиных девушек, но и одной из самых ярких девушек, которых я когда-либо встречал. И так сложилось, что они, спустя годы, снова оказались вдвоем наедине. И случилось то, что случилось. А после того, что случилось, Лешка спрашивал меня, бывает ли такое, что после близости с посторонней женщиной, когда ты сам счастливо женат, тебе и гадко, и противно, и глаза бы не смотрели.

Потому что ровно в ту секунду, когда ему стало и гадко и противно, Лешка вдруг даже не словами, а всем, что называется, существом понял, какое же счастье, что он женат именно на своей жене, и как же хорошо ему с ней, и как он невероятно счастлив, и как он любит и ее, и детишек — и вообще все то, что называется словом дом, пусть у тебя даже нет пока своего дома и ты просто мыкаешься по чужим углам. И как важно это счастье хранить, защищать и не подвергать идиотским опасностям, поддаваясь дурацкому «ну ты что, ты разве не мужик?»

И Лешка — мой Лешка, которого я ни разу не видел плачущим, даже когда он в драках в детстве бывал бит — сидел рядом со мной в бане с мокрыми глазами.

Я очень люблю бывать у Лешки дома. Там, знаете, есть одна правильная вещь: вместе собираются все поколения, и всем им друг с другом просто и легко.

Ужасная вещь, творящаяся в нашем королевстве в последнее время — это сегрегация поколений. Когда старички собираются вместе исключительно со старичками и кроют молодых за распущенность нравов (а успешных людей среднего возраста за то, что «разворовали всю страну»); когда молодые колбасятся исключительно с молодыми, потому что со старыми говорить ну абсолютно не о чем; когда рестораны и клубы заполнены 40-летними мужиками с исключительно 20-летними спутницами, — это все искусственная сепарация, разведение людей по признаку количества таланов в кошельке, это все не семья и не дом, потому что семья и дом объединяют просто так, бесплатно, из одного чувства любви, — а здесь, наоборот, никакой любви нет.

Мне все больше кажется, что для увеличения любви в мире иногда нужно просто соединяться всей семьей. Не ради карьеры, а просто так, потому что сегодня русское Рождество, или, там, русский старый новый год. Или просто потому, что выходные, суббота, низкое небо, петербургский январь, снег нежными хлопьями, ранние сумерки, речные фонари, желтое пятно от лампы на столе, старые чашки с клеймами кузнецовской фарфоровой мануфактуры. Не надо гасить фитилек и заключать себя в тюремную камеру одного поколения. Ну, пусть те, кому за 100, в этот день попробуют произнести «Типа, короче, прикинь, мы тут нереально оттянулись по одной теме», — а те, кому нет 20, не просто выдержат пытку просмотра семейных дагерротипов, а испытают от нее светлое счастье мазохиста. Пусть те, кому 45, напросятся завтра кататься на сноуборде вместе с теми, кому 15 (кстати, я сам сподобился встать на доску, когда мне было 40 — раздразнили те, кому было 20). Пусть те, кто материально успешны, не станут ругать родителей за то, что они по-прежнему замачивают белье в тазу, хотя им куплена автоматическая стиральная машина (а родители пусть по привычке продолжают ворчать, — они такие милые, им ворчание даже идет).

Нужно, этот сделать, ей-богу. В Рождество все немного волхвы. Нужно когда-то начать.

В некотором царстве, в некотором государстве…