Рыба красного цвета

Это должно было быть чисто латиноамериканское дело. «Мы позаботились,— заявлял заместитель директора ЦРУ Ричард Биссел,— чтобы ни одна белая физиономия не маячила на берегу, ни один современный самолет не появился в воздухе». Все преподносилось так, будто вторжение — патриотический порыв кубинских эмигрантов, финансируемых частными лицами.

ЦРУ поручило майамскому маклеру Чарльзу Миллсу приобрести на рынке военных излишков два судна десантирования пехоты. Они стоили тысяч тридцать каждое. К тому времени, когда их спустили на воду, ЦРУ израсходовало на них в общей сложности 480 тысяч долларов. «Барбара Дж.» и «Благер», приписанный к Ки-Уэсту, были зарегистрированы как собственность подставной компании «Минерал кэрриерс лимитед», которая якобы искала нефть на близлежащих островах Маркесас. Приняв на борт оружие, взрывчатку и другие грузы со склада, в который был переоборудован причал парома Кэ-Уэст — Гавана (паромная переправа уже не функционировала), они кружили вокруг Кубы, снабжая контрреволюционное подполье. Перевозки на Кубу стали делом настолько обыденным, что Грейстон Линч, агент ЦРУ, командовавший «Благером», часто говорил, что ему кажется, будто он служит в почтовой компании.

Первоначально экипажи судов состояли только из кубинцев. Однако ЦРУ, демонстрируя расистское недоверие к своим кубинским подопечным — недоверие, которое будет существовать на всем протяжении подготовки и проведения провалившейся операции в Заливе свиней,— вскоре заменило кубинских шкиперов капитанами, откомандированными из военно-транспортной службы ВМС США. Капитанов предупредили: ЦРУ отречется от них, если «Минерал кэрриерс» будет разоблачена как шпионская «ширма».

Чтобы обеспечить морские перевозки в Гватемалу, ЦРУ обратилось за помощью к своему давнему партнеру — «Юнайтед фрут компани». Бывший вице-президент компании Томас Маккэйн пишет в своих мемуарах:

«Нам подробно рассказали о плане ЦРУ и, конечно, о том, что наемников в Гватемале и Никарагуа обучают кадровые военные Соединенных Штатов. Кульминацией разработанного плана должно было стать широкомасштабное вторжение на Кубу с воздуха и с моря. Тут как раз вступили в игру мы. Причем мы имели дело непосредственно с Робертом Кеннеди. От имени компании контакты осуществлял Артур Маркетт, сварливый новоорлеанец, прирожденный моряк, который, начав с матроса, дослужился до вице-президента компании. Маркетт говорил мне, что недолюбливает Роберта Кеннеди: ему в нем все противно — от надменного высокомерия до «немытых длинных косм». Но Роберт Кеннеди был министром юстиции; и он, и ЦРУ хотели, чтобы мы предоставили два наших грузовых судна для доставки людей и снаряжения во время вторжения. Мы сделали необходимые приготовления — все хранилось в строгой тайне: даже наш собственный совет директоров ничего не знал об этом. В компании лишь очень немногим были доверены столь секретные сведения».

«Армаду» для вторжения ЦРУ собрало в судоходной компании «Гарсиа лайн», имевшей представительства в Нью-Йорке и Гаване. Принадлежащие Альфреду Гарсиа и его пяти сыновьям старенькие грузовые суда курсировали между Кубой и портами Центральной Америки, перевозя рис и сахар. Эта судоходная линия была единственной, которая принадлежала кубинцу и которая еще функционировала в Гаване. Чтобы избежать подозрений, было условлено, что Альфред Гарсиа останется на Кубе до тех пор, пока не пробьет час вторжения.

ЦРУ уже располагало военно-воздушными силами; их нужно было лишь немного привести в порядок. Осуществляя секретные операции по всему земному шару, ЦРУ собрало множество самых разнообразных самолетов, сконцентрированных на военно-воздушной базе Эглин, которая находится на южной оконечности Флориды. На этой базе ВВС США имеют Центр специальных методов ведения войны, где занимаются отработкой авиационной поддержки диверсионных операций. Эта авиадивизия использовала в качестве транспортного самолета дальнего действия С-54, военный вариант «Дугласа DC-4».

Самолеты были специально приспособлены для диверсий: без опознавательных знаков, без клейма на двигателях, без фирменных знаков изготовителей. Зато на них установили новейшее электронное оборудование.

В качестве боевых машин ЦРУ выбрало легкие бомбардировщики В-26, поскольку они достаточно устарели и могли соответствовать разработанной «легенде», к тому же на них можно было нанести кубинские опознавательные знаки, так как Куба тоже располагала подобными самолетами. ЦРУ модернизировало свои В-26 еще в 1958 году, когда была предпринята неудавшаяся попытка свергнуть президента Индонезии Сукарно. Двигатели были форсированы, а в носовой части установлены восемь пулеметов 50-го калибра, В дополнение к уже имеющимся на базе в Аризоне В-26 механики ВВС США лихорадочно подновляли еще некоторое количество самолетов данного типа. Для этого спешно созданная в Вашингтоне подставная фирма «Фолкен аэроноутикл» скупала запасные части и оборудование.

В поисках пилотов-американцев, имеющих опыт управления этими устаревшими самолетами, фирма «Дабл-чек» — еще одна «ширма» ЦРУ, занимавшаяся вербовкой летчиков,— сосредоточила свои усилия на воздушных подразделениях Национальной гвардии Алабамы, Арканзаса и Вирджинии — именно там еще летали последние эскадрильи В-26. Весьма примечателен в этой связи рассказ Альберта «Бака» Персонса из Бирмингема, работавшего в то время пилотом в одной из строительных компаний. Персонс поведал о методах, которые применяло ЦРУ для тайной вербовки. Его вызвали к генерал-майору Джорджу Рейду Достеру, командующему 117-й авиабригадой тактической разведки ВВС Национальной гвардии Алабамы, кабинет которого находился в Бирмингемском аэропорту. «Бак,— сказал Достер,— у меня есть работа для шести летчиков на четырехмоторных самолетах и для шести — на В-26. У этих пилотов должен быть боевой опыт, но никаких связей с армией в настоящее время. Тебе хочу поручить С-54. О самой работе могу сказать только вот что: работать предстоит вне континентальной части Соединенных Штатов, но в этом полушарии; будет стрельба. Наше правительство весьма заинтересовано в этой работе. Продлится она около трех месяцев».

Персонс сразу догадался, что мишенью является Куба. Он ухватился за предложение еще даже до того, как узнал, что жалованье составит 2800 долларов в месяц плюс премии. Он присутствовал на инструктаже, который проводили четыре неизвестных из Вашингтона, под руководством типа — на вид вылитого бандита, называвшего себя Эл. Как вспоминал Персонс, «Эл заявил, что он и его трое приятелей являются уполномоченными группы состоятельных кубинцев, финансирующих операцию по отстранению Кастро от власти...»

На следующем совещании им приказали забыть всю эту историю с богатыми эмигрантами. «Нам сказали, что теперь мы работаем в электронной компании, расположенной в одном из штатов Новой Англии»,— рассказывал Персонс. Пилоты выбрали город, который они знали достаточно хорошо, и ЦРУ подготовило им документы. Согласно документам, пилоты являлись жителями избранного ими города. Для переписки с семьями они использовали подставной «почтовый ящик» по адресу: «Джозеф Гринлсид, п/я 7924, главный почтамт, Чикаго, Иллинойс» (он, возможно, принадлежал Роберту Ломанну, шефу отдела подготовки кадров ЦРУ, который занимал комнату № 302 в здании апелляционного суда США в Чикаго). Каждому пилоту в качестве аванса была вручена пухлая пачка 100-долларовых банкнот. Затем жалованье летчикам переводилось из банка Сент-Луиса на их банковские счета. Никаких чеков. Личность платившего оставалась неизвестной.

После проверки на детекторе лжи в Майами летчиков перевезли ночью в наглухо закрытом микроавтобусе, взятом напрокат в «Херце», на какой-то уединенный аэродром, где посадили в самолет С-54. Персонса привел в недоумение экипаж, члены которого переговаривались на иностранном — но не испанском — языке.

Перед самым взлетом в самолет загнали сорок взбудораженных кубинцев в новеньких пятнистых комбинезонах. На поясе их командира — явно англосаксонской внешности — многозначительно болтался пистолет. Он занял позицию у дверцы в пилотскую кабину — на всякий случай.

«Этому типу придется здорово попотеть, случись что на нашем С-54, битком набитом антикастровскими мятежниками и наемными летчиками ЦРУ»,—думал Персоне под монотонный гул моторов самолета, направлявшегося над Карибским морем к авиабазе Реталулеу в Гватемале.

Среди американских пилотов, выполнявших задания по снабжению с воздуха и летавших в нарушение закона о нейтралитете США прямо из Флориды, был Роберт Пламли. В свое время, чтобы выручить деньги на обучение в летной школе, он совершал рискованные прыжки в воду на потеху туристам на майамских пляжах. Первоначально он работал на «Движение 26 июля», снабжая отряды Кастро. Но позже, когда ЦРУ начало борьбу против Кастро, один из кубинских приятелей Пламли, Рауль Мартинес, завербовал его на службу в корпорации «Додж», располагавшейся на Флаглер-стрит в деловой части Майами. Эта фирма служила «ширмой» ЦРУ. «Название, созвучное автомобильной компании, выглядело вполне правдоподобно, в этом-то и была вся хитрость»,— говорил Пламли. Ему платили 700 долларов в месяц плюс 300 долларов за каждое задание.

Близ Вильямсберга, штат Вирджиния, находится «Уэст Пойнт» ЦРУ — плохо замаскированная военная база под названием Кэмп-Пири. Выпускники этой школы часто называют ее просто «Ферма». В ее учебную программу входили весьма разнообразные предметы: оборудование тайников, средства связи, вербовка агентов, электронное и визуальное наблюдение, взлом замков, фотография, микрофильмирование, тайнопись. Практику будущие агенты проходили в «иностранном городе» Норфолке.

Кубинцев, отобранных для шпионской и подпольной деятельности по подготовке вторжения, доставляли на «Ферму». Тех, кого прочили в аквалангисты и подрывники, переправляли на разукомплектованную базу летающих лодок ВМС США на широкой реке Паскуолепк около города Элизабет-Сити, штат Северная Каролина, известную как «Изолейшн тропик». Туда подвозились железнодорожные платформы, груженные старыми армейскими джипами и бронетранспортерами, на которых практиковались подрывники. Группы подрывников-под-водников проходили обучение в теплых водах у берегов острова Вьекес в Пуэрто-Рико. Командный состав обучался в армейском центре военных действий в джунглях, неподалеку от Форт-Гулика (зона Панамского канала).

Близ Феникса, штат Аризона, эмигрантов учили прыгать с парашютом, сбрасывать с воздуха ударопрочные контейнеры, для чего они усваивали технику упаковки оружия, боеприпасов и рации, а также проходили тренировку на самолетах с укороченным пробегом при взлете и посадке. Как рассказывал бывший сотрудник ЦРУ Виктор Маркетти, небольшая авиакомпания в Фениксе, называвшаяся тогда «Интермаунтин эвиэйшн», выступала в роли «частной авиалинии общего назначения. Она получала контракты от министерства внутренних дел якобы на обучение воздушных пожарных. А чтобы подготовить таких пожарных, надо сделать из них парашютистов — именно для этого ЦРУ и использовало эту компанию».

Одновременно в Гватемалу во всевозрастающем числе прибывали рядовые бригады 2506 (это обозначение было принято в память одного из первых рекрутов, личный помер 2506, который погиб в результате несчастного случая; умники из ЦРУ начинали счет с двух тысяч, чтобы ввести в заблуждение кубинскую разведку относительно численного состава бригады). Командовал учебным лагерем под названием «База Треке» суровый американский подполковник, который носил кличку полковник Фрэнк и которого ненавидели его кубинские ученики, не ладившие, впрочем, и с инструкторами из элитарных «зеленых беретов». Единственно, кто пришелся эмоциональным кубинцам по душе, были вольнонаемные специалисты, которых звали иногда «ковбоями».

Кандидатом на звание самого легендарного из этих флибустьеров был Уильям «Рип» Робертсон, которому было уже под пятьдесят, когда он появился в Гватемале. Громадный техасец — в колледже он играл в футбол — Робертсон во время второй мировой войны воевал на Тихом океане в чине капитана морской пехоты, но так никогда и не смог проникнуться идеей штурма побережий. После окончания войны он был переведен в ЦРУ. Робертсон недолюбливал бумажную работу и отзывался о сотрудниках штаб-квартиры ЦРУ как о «никчемных типах». Он носил вечно жеваную одежду, никогда не снимал бейсбольной кепки, очки были закреплены на затылке веревочкой, а из заднего кармана неизменно торчал дешевый детектив. Кубинцы обожали его. Для них он олицетворял настоящего янки. Робертсон был одним из тех немногих, кто оставался со своими кубинскими подопечными во время многих кампаний тайной войны.

В окрестностях Ретилулеу бирмингемские пилоты и инструкторы ВВС США обучали бывших летчиков кубинской коммерческой авиации и военно-воздушных сил групповым полетам и стрельбе. База Реталулеу, конечно, охранялась, но по одну ее сторону проходила железная дорога, и пассажиры могли чуть ли не дотронуться до крыльев самолетов, выстроившихся ряд за рядом в полной боевой готовности. Это порождало слухи, которые гватемальские власти опровергали, правда не всегда достаточно эффективно.

Кубинское правительство, конечно, знало правду. Для этого ему не нужны были разведчики, хотя Кастро и имел их в достаточном количестве. К этому времени вся Латинская Америка, как о чем-то привычном, говорила о предстоящем вторжении на Кубу. Единственно, чего не знал Кастро,— это места, откуда начнется вторжение. Таким местом был Пуэрчо-Кабесас на карибском побережье Никарагуа. Правящее семейство Сомосы уже сотрудничало с ЦРУ во время переворота в Гватемале 1954 года, и сейчас ему не терпелось вновь заслужить у США галочку за хорошее поведение, оказав помощь в свержении Кастро. Секретный комплекс ЦРУ получил кодовое название «База Тайд». Аэродром, который был построен ВМС США во время второй мировой войны для противолодочных патрулей, назывался «Счастливой долиной».

Персонс вспоминал меры безопасности, которые принимались во время его полетов в Пуэрто-Кабесас, куда ой доставлял различное военное снаряжение: «Чтобы обеспечить секретность этой базы, от нас требовали проверять карты перед началом каждого полета — и ни при каких условиях не допускать, чтобы в руки кубинца попала карта, на которой был бы отмечен курс на Пуэрто-Кабесас» Даже когда бригаду 2506 переводили с базы Треко в Пуэрто-Кабесас, кубинцам не говорили, куда они направляются. А когда они прибыли к месту назначения, то даже не знали, где находятся.

Вопрос о дате вторжения повис в воздухе. Несмотря на прежнюю решимость уйти с поста президента, предварительно сняв с Кастро голову, Эйзенхауэру пришлось отступиться, поскольку бригада 2506 даже и не приблизилась сколько-нибудь к состоянию боевой готовности. Уж в чем-чем, а в днях «Д»[48] Айн разбирался. Ничего не оставалось другого, как оставить решение о дате вторжения на усмотрение Джону Кеннеди.

В пятницу 18 ноября 1960 года генеральный инспектор ЦРУ Лаймэн Киркпатрик выступал в клубе «Common-wealth» в Сан-Франциско. По обычаю особо почетным ораторам члены клуба задают вопросы в письменном виде. В тот день генеральному инспектору ЦРУ поступила записка: «Профессор Хилтон из Станфорда говорит, что в Гватемале существует финансируемая ЦРУ база, где разрабатываются планы нападения на Кубу. Правда ли это? Профессор Хилтон считает, что если нападение произойдет, то этот день станет черным днем для Латинской Америки и Соединенных Штатов».

Наступила долгая пауза. В конце концов Киркпатрик ответил: «Черный день настанет, если нас разоблачат».

Из многих поразительных причин, приведших к катастрофе в Заливе свиней, пожалуй, самой любопытной является роль американской свободной прессы. Чуть ли не вишистского сорта коллаборационизм средств массовой информации с правительством в замалчивании и извращении сообщений о готовящемся вторжении начисто устранил американское общественное мнение как фактор в выработке одного из наиболее катастрофических решений в области внешней политики Соединенных Штатов. Роль прессы в кубинском вопросе весьма сходна с «Большим Оцепенением Журналистики» во время эскалации американской интервенции во Вьетнаме — сообщения о надвигающейся катастрофе либо игнорировались, либо пресса вторила правительственной пропаганде. В случае с Заливом свиней американские редакторы, можно сказать, были осведомлены обо всем заранее.

В своей книге «ЦРУ изнутри» журналист Эндрю Талли писал: «Практически каждый в Центральной Америке знал об этой учебной базе (в Реталулеу)». В конце концов о ней сообщили: 20 октября гватемальская ежедневная газета «Ора» опубликовала статью на первой странице. Ее с большим интересом прочитал профессор Рональд Хилтон, директор испано-американского института Станфордского университета и редактор престижного журнала «Хиспэник америкэн рипорт».

«Хиспэник америкэн рппорт» был независимым научным изданием, в нем давалось изложение событий в испано- и португалоязычных странах. Его старые выпуски — один из лучших источников информации о том, что происходило в этом полушарии в 50—60-х годах.

Хилтон опубликовал заметку, в которой указывалось, что «все знают» о том, что ЦРУ обучает кубинских контрреволюционеров в Гватемале, готовя их к вторжению на Кубу. На основе этого сообщения Хилтона 19 ноября журнал «Нейшн» опубликовал редакционную статью, в которой охарактеризовал предстоящее вторжение как «опасное и опрометчивое предприятие» и настоятельно призвал «все средства массовой информации Соединенных Штатов» заняться проверкий этого сообщения. Чтобы быть уверенным, что его обращение не останется незамеченным, «Нейшн» разослал гранки редакционной статьи в АН, ЮПИ[49] и все крупные газеты Нью-Йорка. Четыре экземпляра были направлены в «Нью-Йорк таймс». Никакой реакции не последовало.

Журналисты, похоже, начинают действительно верить в то, что никто из сотрудников крупных изданий просто не заметил короткой редакционной статьи в «Нейшн» и поэтому, видите ли, не набросился на сенсационную новость, как это обычно делают репортеры в кино. Подобную выдумку совсем недавно повторил Питер Уайдеп в своей книге «Залив свиней», вышедшей в 1979 году. Уайдеп пишет, что в «Нью-Йорк таймс» ничего не знали о «малюсенькой редакционной статье в скромном еженедельнике» до тех пор, пока — по прошествии значительного времени — один из читателей не прислал вырезку из «Нейшн» бывшему в те дни помощником заместителя редактора «Нью-Йорк таймс» Клифтону Дэниелу, спрашивая, почему, если эта история — правда, она не попала в «Нью-Йорк таймс»? Однако Виктор Бернстайн, бывший в то время заместителем редактора «Нейшн», утверждает, что он буквально засыпал «Нью-Йорк таймс» копиями сообщений о подготовке вторжения, а затем неоднократно звонил в ее редакцию, обращаясь с просьбой их проверить. Ответ Бернстайн получил через девять дней: 20 ноября на 32-й странице «Нью-Йорк таймс» поместила без подписи заметку из Гватемалы, в которой цитировалось заявление президента Мигуэля Идигораса Фуэнтеса, назвавшего сообщения о подготовке вторжения с территории Гватемалы «лживыми» и утверждавшего, что новая база в горах принадлежит исключительно гватемальской армии. Печальную историю своих попыток привлечь внимание прессы к одной из крупнейших сенсаций десятилетия Бернстайн поведал в 1967 году, опубликовав материал в соавторстве с Джесси Гордоном в издании Колумбийского университета.

Заявления Кастро о том, что Соединенные Штаты готовятся вторгнуться на Кубу, были с негодованием отвергнуты американскими средствами массовой информации и охарактеризованы как «пропагандистская шумиха», Когда 3 января 1961 года Соединенные Штаты разорвали отношения с Кубой, «Нью-Йорк таймс» в воскресном выпуске «Обзора новостей за неделю» писала: «Что истощило терпение США, так это новое пропагандистское наступление Гаваны, обвиняющей Соединенные Штаты в подготовке «скорого вторжения» на Кубу».

10 января «Нью-Йорк таймс» по следам статей в «Сент-Лyиc пост диспэтч» и лос-анджелесской «Таймс», утверждавших, что для сооружения таинственною аэродрома в гватемальских джунглях используются средства из американских фондов, опубликовала на первой странице статью о гватемальской базе. Статья, не содержавшая никакого упоминания о ЦРУ, создавала общее впечатление, будто Гватемала с помощью Соединенных Штатов ведет военные приготовления, чтобы отразить возможное вторжение с Кубы. Корреспондент «Нью-Йорк тайме» довольно едко замечал, что базу, похоже, разместили несколько неудачно для обороны против кубинского наступления — на противоположной Карибскому побережью стороне Гватемалы. Нью-йоркская газета «Дейли ньюс» тут же выступила с серией статей, в которых утверждалось, что военные лагеря финансируются «американскими и кубинскими промышленниками» — то есть повторила слово в слово разработанную ЦРУ «легенду». Правду о происходящем неожиданно сообщил журнал «Тайм»: 27 января он писал, что всей операцией руководит агент ЦРУ, известный как мистер Б.

Сообщение доктора Хилтона наконец-то было подтверждено.

«Хиспэник америкэн рипорт» еще более обозлил ЦРУ, сообщив о весьма сомнительных «шалостях», в Латинской Америке Американского института развития свободных профсоюзов, субсидируемого ЦРУ. Что касается профессора Хилтона, то он в конце концов был вынужден прекратить издание журнала. Хилтон говорил, что руководители университета уведомили его о том, что он «оскорбляет влиятельных лиц, финансирующих университет».

К апрелю участие Соединенных Штатов в подготовке вторжения стало секретом Полишинеля. Издаваемая в Нью-Йорке на испанском языке газета «Диарио» опубликовала адреса местных вербовочных пунктов для желающих принять участие во вторжении, 6 апреля «Нью-Йорк таймс» получила статью Тэда Шульца из Майами, которая недвусмысленно связывала ЦРУ с подготовкой вторжения и предсказывала, что нападение будет предпринято в «самом ближайшем будущем». В 1966 году в своей покаянной речи перед Международным институтом печати Клифтон Дэниел из «Нью-Йорк таймс» расскажет о том журналистском искусстве, с которым была обработана статья Тэда Шульца. Тогдашнего издателя газеты Орвила Драйфуса глубоко обеспокоило то, что статья Шульца разглашает секретную операцию. С другой стороны, Драйфус не исключал провала вторжения и понимал, что в этом случае «Нью-Йорк тайме» будут винить в молчании. Всевластное редакторское перо «почистило» упоминания Шульца о ЦРУ и «близости» вторжения. Статья была помещена в подвале первой страницы под незаметным заголовком — вместо первоначально предполагавшегося видного места под крупной тапкой на четыре колонки. Дэниел утверждал, что он и другие присутствовавшие при этом сотрудники «Нью-Йорк таймс» пытались протестовать против подобных несовместимых с традициями газеты и смахивающих на жульничество редакторских фокусов. По поводу этой печально знаменитой истории президент Кеннеди после Залива свиней скажет заместителю редактора «Нью-Йорк таймс»: «Если бы вы шире освещали операцию, вы бы спасли нас от колоссальной ошибки...»

Такое отношение к свободе печати, однако, весьма нетипично для Белого дома времен Кеннеди. При любой возможности Кеннеди давил на издателей, чтобы не допустить просачивания в печать новостей, называя их «преждевременным разглашением секретной информации». В марте 1961 года Белому дому удалось убедить либеральный журнал «Нью рипаблик» отказаться от публикации весьма пространного материала о ведущихся в Майаме приготовлениях к вторжению. В этом случае маленькому журналу грозил большой президентской дубинкой Артур Шлезингер[50], который впоследствии признавался, что «этот патриотический акт» вызвал у него «чувство неловкости».

Алан Гулд, бывший генеральным директором Ассошиэйтед Пресс как раз в то время, когда это высокочтимое информационное агентство, прямо скажем, не разрывалось на части от обилия сообщений о предстоящем провале вторжения, заявил после выхода в отставку: «Порой мы придерживали новости в национальных интересах. Когда звонит президент Соединенных Штатов и говорит, что дело касается жизненно важных вопросов государственной безопасности, приходится выполнять приказы».

Роль, которую сыграла пресса в истории «Кубинского проекта», выявила неодолимую склонность руководителей главных средств массовой информации в Соединенных Штатах чутко реагировать на пожелания Вашингтона. Белому дому в случае с Кубой и не приходилось уж очень усердствовать: частенько печать сама была рада стараться. Сразу после провала операции в Заливе свиней была опубликовала статья в «Вашингтон пост». Она констатировала: «Это правда, что некоторые действия американской разведки и ее секретные операции были неумелыми и слишком уж открытыми. И все же мало кто может поставить под сомнение их необходимость».

Английский журналист Генри Фэйрлайт позднее писал: «„Вашингтон пост” подстрекала администрацию действовать более осторожно, толкая ее именно к той секретности, за которую сама же — после опубликования документов Пентагона — будет осуждать администрацию Кеннеди».

Джон Кеннеди прогуливался по саду Белого дома со своим . приятелем Джорджем Смазерсом, сенатором от Флориды, также известным как «сенатор от Кубы» — это прозвище он заслужил безоглядной поддержкой Батисты. Они говорили о Кастро. Согласно показаниям Смазерса, Кеннеди затронул тему политических убийств, поскольку ранее «обсуждал кое с кем эту и другие возможности применительно к Кубе». Смазерс предложил, чтобы любое покушение на убийство было предпринято одновременно с инсценированным инцидентом на военно-морской базе США в Гуантанамо, что послужило бы предлогом для интервенции американских войск.

Вскоре после этого Кеннеди, как отмечал биограф Смазерса журналист Хэнк Мессик, «узнал о связях Смазерса с правыми кругами, что заставило его насторожиться. Он по-прежнему ценил сенатора как приятного компаньона на досуге, но приказал ему никогда более не касаться кубинской темы». Однако Смазерс, который был близок Бебе Ребозо, Карлосу Прио и другим эмигрантам, продолжал гнуть свою линию. Однажды за ужином на двоих в Белом доме застольная болтовня Смазерса о политических убийствах привела президента в такую ярость, что он швырнул вилку, разбив на кусочки свою тарелку. И только после этого Смазерс отступил.

В ту минуту гнева Кеннеди, видимо, не подозревал, что в неприлично короткое время после его вступления на пост ЦРУ узаконило политические убийства, создав группу «карательных акций». Дик Биссел вкратце обсуждал этот страшноватый предмет с Макджорджем Банди, своим бывшим студентом в Йельском университете, ставшим специальным помощником Кеннеди по делам национальной безопасности. У Банди не возникло никаких возражений. Но он не информировал президента о беседе, поскольку предполагал, как он впоследствии показывал, что ЦРУ прежде, чем «убить конкретное лицо», запросит соответствующее разрешение.

К этому времени ЦРУ по самые свои электронные уши погрязло в приготовлениях к политическим убийствам. У него существовало два основных плана, которые по времени были приурочены к моменту вторжения: один должен был осуществляться при помощи мафии, другой — в сотрудничестве с кубинским подпольем. Прямые попытки покушения на жизнь Кастро, по всей видимости, предпринимались и непосредственно самим управлением. Как свидетельствует писатель Рой Нортон, «группы убийц ЦРУ проходили обучение во Флориде, на болотах Эверглейдс, руководил ими выпускник террористической школы УСС. Ему помогали офицеры морской пехоты, прикомандированные к ЦРУ».

Полковник ВВС США Флетчер Праути утверждал, что ЦРУ «использовало специальный самолет «Хелио курриэр L-28», который, приземлившись близ Гаваны, доставил на Кубу особую группу, специально подготовленную для покушения на жизнь Фиделя Кастро. Мы тщательно разработали эту операцию, и самолету удалось вернуться в целости и сохранности. Пилот доложил, что высадил группу убийц точно в намеченном месте. Позднее мы узнали, что группа была окружена и захвачена солдатами Кастро».

План покушения руками кубинского контрреволюционного подполья ЦРУ разрабатывало в сотрудничестве с подпольной организацией «Унидад революсионариа». Эту организацию ЦРУ снабдило оружием, снаряжением и деньгами. Доставлены они были на борту морского охотника «Техана-3», переоборудованного после второй мировой войны в прогулочный катер богатым техасским нефтепромышленником. Затем «Техану-3» перекупил у него еще более богатый кубинский эмигрант Альберто Фернандес. Фернандес, бывший сахарный король, являлся координатором «Унидад» в Майами. Он зарегистрировал «Техану» в подставной фирме «Интер-Кп транс-портэйгап компани», после чего ЦРУ переоборудовало судно по-своему в доке на острове Сток-Айленд. Оснащенная двигателями германского производства «Техана» даже в штормовую погоду могла развивать скорость свыше тридцати узлов. На палубе, заполненной в целях маскировки котлами для хранения крабов, были оборудованы турели для мгновенного монтажа и демонтажа пулеметов 50-го и 30-го калибров. Экипаж «Теханы» состоял только из кубинцев. По ночам судно доставляло людей и технику из Ки-Уэста в укромные уголки на северном побережье Кубы. «Обычно того, что нам привозили, хватало на два грузовика,— говорил один из членов «Унидад»,— «Техапа» доставляла пулеметы 30-го и 50-го калибров, винтовки М-1, пластиковую взрывчатку С-3 и С-4, горючую смесь. Часть оружия распределялась между группами. Остальное прятали в тайниках про запас».

В руководство «Унидад» входили Умберто Сори Марин и Альдо Вера. Хотя они и знали о существовании эмигрантского лагеря в Гватемале, ЦРУ но своим соображениям не информировало их о предстоящем вторжении. Но тем не менее рассчитывало на то, что Сори Марин и Ко устраняет Кастро до дня «Д».

Сори Марип планировал путч. Мятежные офицеры ВВС Кубы должны будут захватить военно-воздушную базу Сан-Антонио-де-лос-Баньос близ Гаваны, а корабли ВМС, подняв флаг восстания, выйдут из портов стоянки. «Директорат» — отчаянные ребята из студентов, которые поддерживали Карлоса Прио в недолгой послереволюционной борьбе с Фиделем Кастро,— атакует Гаванский университет. Альдо Вера отвечал за захват средств связи и коммунальных служб.

План предусматривал еще одну деталь, о которой знали лишь немногие вожаки заговора. Фидель и, возможно, его брат будут убиты, что вызовет хаос в оставшемся без руководства правительстве и войсках. Сори Марин, ведавший военными вопросами в «Унидад», знал, как это сделать. Что может быть проще, объяснял он своим дружкам из ЦРУ, чем подложить одну из «петакас» (пластиковых бомб), доставляемых «Теханой», под трибуну и взорвать всё ядро режима разом?

18 марта в пригородном районе Мирамар, в доме, окрашенном в пастельные желтые тона, состоялось последнее, решающее совещание. Умберто Сори Марин, Рафаэль Хэнском, Роджер Гонсалес и еще пятеро его участников склонились над обеденным столом. Все они были воодушевлены недавними успехами: «петакас», сея панику, взорвались в театрах и других общественных местах столицы, зажигательные устройства спалили два крупных универсальных магазина Гаваны — «Энока» и «Энканто». Куря одну за одной любимые сигареты «Кэмэл>>, Сори Марин водил костлявым пальцем по расстеленной на столе карте Гаваны,

В нескольких кварталах от них милицейский патруль, совершавший обычный обход, остановился у одного из домов. Постучали в парадную дверь. Перепуганная женщина выскочила черным ходом и бросилась бежать к желтому дому. Патруль заметил ее и ворвался следом за ней в комнату, где находились заговорщики. Сори Марин выхватил было пистолет, но был тяжело ранен автоматной очередью. Остальные покорно подняли руки.

Хребет «Унидад» был сломан, и ЦРУ пришлось отказаться от своих надежд на участие кубинского подполья и предстоящем вторжении. Теперь планы убийств связывались только с мафией.

Майами-Бич кишел гангстерами, собравшимися посмотреть бой тяжеловесов Флойда Паттерсона и Ингемара Йоханссона, намеченный на 13 марта 1961 года, Там были и Джоннп Роселли, и Сэм Джанкана с Бобом Мэхью. Они остановились в многокомнатном номере отеля «Фонтенбло» вместе с Джозефом Шаймоном, полицейским детективом из Вашингтона. Джо Шаймон выполнял ряд конфиденциальных поручений для Мэхью, так он познакомился с Роселли и Джанканой, с «прекрасными париями», по его словам, «самыми приятными ребятами, каких только можно пожелать встретить».

Обоих мафиози и Мэхью в городе занимало нечто большее, чем бой боксеров,— они готовили «нокаут» Фиделю Кастро. Пока Шаймон кутил в баре «Фонтенбло», их посетил босс флоридской мафии Сантос Траф-фпкапте. Его сопровождал неулыбчивый кубинец лет пятидесяти с коротко стриженными седеющими волосами, глаза скрыты за темными очками. Это был тот самый человек, которому мафия доверила «контракт»[51] на Кастро.

Как вспоминал впоследствии Роселли, Мэхью «открыл портфель и вывалил на колени кучу денег... затем достал капсулы (с ядом) и объяснил, как их следует применять. Насколько я помню, их нельзя было класть в горячий бульон, но можно было растворять в воде или в других напитках; срок их действия был ограничен».

Кубинец согласно кивнул головой. Он быстро пересчитал деньги — десять тысяч долларов — и сунул их вместе с упакованными в конверт капсулами в карман. Затем ушел.

Упомянутый кубинец был знатных кровей. Мануэль Антонио «Тони» де Барона, премьер-министр Кубы при Карлосе Прио, ныне координатор подставной политической организации — «ширмы» ЦРУ, руководимой Говардом Хантом. Хант, который постоянно докучал Дику Бисселу своим предложением об устранении Кастро одновременно с вторжением и с таким же постоянством слышал в ответ, что «все в руках специальной группы», по имел ни малейшего представления о том, что Барона привлечен к организации покушения. Более того, в штаб-квартире ЦРУ личность кубинца, завербованного мафией, вообще была не известна. И это приведет к совершенно невероятной развязке.

Тони Барона и Карлос Прио вместе вступили в партию аутентиков. Когда Прио избрали в 1950 году президентом, он назначил Барону премьер-министром. Через два года, когда Батиста осуществил переворот, они вместе бежали в Майами. Барона стал ближайшим помощником Прио в его борьбе за свержение Батисты. Когда же диктатор внезапно бежал в первый день нового, 1959 года, он вернулся с Прио в Гавану, где они принялись плести интриги против Фиделя, Но если Прпо до начала 1961 года оставался в своем имении «Чата», Барона вскоре поспешил обратно в Майами.

В той контрреволюционной деятельности, которую развернули кубинские эмигранты во Флориде, Барона практически стал дублером Прио. Он сколотил небольшую группу под названием «Рескате», состоявшую преимущественно из верных Прио аутентиков. Благодаря видной роли в кубинской политической жизни, Барону ввели в «Демократический революционный фронт», и он был в числе тех его лидеров, которые тайно встречались с Джоном Кеннеди летом 1960 года. С Говардом Хантом, однако, Барона не ладил. Он считал, что ЦРУ слишком скупится на деньги и снаряжение для его группы «Рескате», и, к величайшей досаде Ханта, ратовал за избрание Кеннеди президентом, поскольку тот обещал во время предвыборной кампании поддержать кубинских эмигрантов. «Может быть, при Кеннеди мы получим помощь, в которой так нуждаемся,— язвительно говорил он Ханту.— Не то, что вы помогаете нам — по чайной ложке».

Хант пытался всучить Бароне свою стандартную «легенду» о том, что оп, мол, представляет международную группу бизнесменов, стремящихся заполучить обратно свои владения на Кубе. Но Барона видел Ханта насквозь. Когда Барона набрался наглости и предложил, чтобы правительство Соединенных Штатов просто одолжило эмигрантам миллионов 10—20 долларов с тем, чтобы они все сделали сами, Хант напомнил, что у кубинцев нет способов «уладить дела» с федеральными органами, чтобы те не перехватывали самолеты и суда, направляющиеся на Кубу. Настаивая на своем вымысле, Хант заявил Бароне: «Благодаря влиянию моих покровителей, эти правительственные органы уже сотрудничают с нами».

Упрямый Барона начал искать другие источники финансирования своих операций. И вышел на Майера Лански.

В том, что бывший премьер-министр Кубы связался с «председателем правления» гангстерского синдиката, не было ничего неожиданного. Еще со времен президентства Прио, когда Кубу разъедала коррупция, Барону и Лански объединяли общие финансовые интересы. Как бы то ни было, согласно расследованиям сенатской комиссии, Барона «пмел деловые связи с Лански, обещавшим ему покровительство. Лански и «передал» Барону Траффиканте». Это была, как говорится, услуга за услугу. В докладе сенатской комиссии 1975 года, предусмотрительно опустившей имя Бароны, говорится, что «Траффиканте и другие гангстеры» предоставляли ему денежные средства в надежде обеспечить себе «монополию на игорный бизнес, проституцию и торговлю наркотиками» на Кубе, избавленной от Кастро.

Барона сообщил Траффиканте, что у него есть надежный человек в одном из гаванских ресторанов, который часто посещают Кастро и его ближайшие помощники. Он сможет подложить им в пищу капсулы с ядом. Траффиканте проинформировал Роселли, а тот в свою очередь — Мэхью, выступавшего в данном случае связником между гангстерами и ЦРУ. Мэхью поспешил доложить своему шефу Джиму О’Коннеллу.

Чтобы изучить ситуацию, О’Коннелл лично встретился в Майами с Роселли и Вароной. Он представился последнему как Джим Олдс, член «группы промышленников», желающих возвратить свою собственность на Кубе. Барона уже слышал эти сказки — от Говарда Ханта. После встречи он бросил Роселли: «Слушай, что уж я, совсем не знаю ЦРУ? Не говори мне, что этот парень не из ЦРУ». Но О’Коннелл, который был связан с Говардом Хантом и его штурмовой группой, не узнал Барону. Он вернулся в штаб-квартиру и рекомендовал пойти навстречу требованиям кубинца, которого нашел Роселли, и выдать ему деньги и аппаратуру для поддержания связи стоимостью в тысячу долларов. Дик Биссел передал О’Коннелу 50 тысяч долларов в купюрах, источник которых установить было невозможно, и распорядился, чтобы управление связи ЦРУ снабдило ого необходимым оборудованием. По выполнении задания ему будут выплачены обещанные ранее 150 тысяч долларов.

Подобную плату за «подвиг» такого рода и масштаба едва ли можно назвать щедрой, но Барона, вероятно, также нацеливался на миллион долларов, который Майер Лански пообещал в награду за голову Кастро, когда игорный синдикат вышвырнули из Гаваны. В любом случае те 10 тысяч долларов, которые Мэхью передал Вароне в «Фонтенбло», были лишь авансом на покрытие расходов. Электронное оборудование Барона должен был забрать из автомобиля, оставленного Мэхью в условленном месте на пустыре.

Через несколько дней разъярепиый Барона ворвался на конспиративную квартиру Говарда Ханта. Патруль морской пограничной службы задержал одни из его катеров, направлявшихся на Кубу. Хант должен немедленно принять меры к его освобождению. «Ведешь двойную игру, Тони»,— упрекнул его Хант, не знавший, что в действительности игра-то была тройной — с участием еще и мафии. Хант погрозил пальцем: «Возглавляешь ^ренте” (созданный Хантом "Демократический революционный фронт" — политический "фасад" ЦРУ), а сам проводишь операции своей собственной группы „Рескате”».

Барона был в отчаянии. «Там люди ждут груз,— умолял оп.— они надеются на меня. Ты должен...»

«Твои радиограммы перехвачены»,— прервал ею Хант.

«Они закодированы»,— возразил Варона.

«Твой код даже ребенок расшифрует. Мы же прочитали твои радиограммы, так неужели ты думаешь, что криптографы Кастро не сделают того же самого?» Хант обвинил Варону в своеволии: «Ты это делаешь для того, чтобы потом в свободной Гаване, когда встанет вопрос о вкладе «Рескате», иметь возможность перечислять морские операции».

Тем не менее Вароне удалось передать капсулы в Гавану — в надлежащие руки. Но, как указывал Мэхью, «следовало еще получить сигнал к действию, прежде чем пустить их в ход». ЦРУ хотело, чтобы убийство совпало с вторжением. Это было частью того самого «кое-чего другого», как выразится впоследствии Даллес, что, по расчетам ЦРУ, должно было произойти. Так обстояло дело еще в ноябре, когда все надеялись, что вторжение начнется до истечения срока президентства Эйзенхауэра.

План был не лишен логики, Потрясение, которое постигло бы кубинский народ в результате утраты вождя, и растерянность лишившейся руководства армии неизмеримо повышали шансы бригады вторжения на военный успех. По когда Барона получил капсулы, дата вторжения еще не была определена. Все понимали только, что начинать надо как можно скорее, В Чехословакии кубинские летчики завершали курс обучения пилотированию МиГов, современные самолеты на борту советских грузовых судов находились на пути к Кубе. Кастро знал о готовящемся вторжении. Свидетельством ускоренных приготовлений к отражению нападения стало размещение артиллерийских орудий на набережной Малекоп.

Крайне важно было правильно рассчитать время. Действие смертельного ботулинического токсина, полученного в лабораториях ЦРУ, наступало через день-два, но зато он не оставлял никаких следов, никаких признаков отравления. Причину смерти отнесли бы к разряду естественных, и Соединенные Штаты остались бы вне подозрений.

Наиболее правдоподобное объяснение тому, почему одно только слово, способное решительнейшим образом изменить исход событий, так и не было произнесено, заключается в том, что ЦРУ не знало, что Тони Варона, военный министр марионеточного кабинета «Демократического революционного фронта», и есть тот самый кубинец, которому мафия поручила организацию убийства, Ибо за несколько дней до вторжения ЦРУ предприняло шаги, начисто лишившие Варону возможности передать своим сообщникам сигнал к действию. Меры сверхпредосторожности, принятые ЦРУ во имя «правдоподобно опровергаемого», обратили в прах наивернейший шанс убить Кастро.

Сомнительная слава инициатора этих шагов принадлежит Говарду Ханту. Несмотря на разногласия, Хант доверял Вароне, равно как и другим лидерам «Демократического революционного фронта», с которыми имел дело, Но либерал Мануэль Рэй, который в результате настоятельного требования администрации Кеннеди прочно обосновался в руководстве фронта, доводил Ханта до бешенства. Хант считал Рэя воплощением «фиделизма без Фиделя» и полагал, что тот «сообщит врагу» о планах вторжения. Чтобы предотвратить подобное предательство, он задумал в надлежащий момент под каким-либо предлогом собрать в Нью-Йорке всех лидеров эмиграции. «Когда они соберутся,— писал Хант,— им следует сказать, что близится день вторжения, и в целях безопасности — как их личной, так и самой операции — те, кто захочет ознакомиться с планом атаки, должны будут согласиться на немедленную и полную изоляцию». Под ней Хант имел в виду «отсутствие всяких контактов с внешним миром».

13 апреля, за четверо суток до дня «Д», шесть лидеров из эмигрантской верхушки собрались, согласно полученной инструкции, в отеле «Лексингтон», где прослуша-лп краткую информацию Фрэнка Бендера. Затем ЦРУ взяло их под стражу. Накануне вторжения на борту принадлежащего ЦРУ самолета С-46 с наглухо заклеенными иллюминаторами их переправили на аэродром Оупалока близ Майами. Когда бригада вторжения шлепала по пояс в воде к берегу в Заливе свиней, временное правительство Кубы сидело под домашним арестом в дощатой хибаре на краю аэродрома.

Тони Вароне оставалось только мерить шагами свою клетушку и гадать, где он находится и что происходит. А в это время Кастро — целый и невредимый — готовил интервентам сокрушительный удар. Аллен Даллес, убежденный, что все учел, и уверенный в успехе, настоял, чтобы Джон Кеннеди начинал вторжение. Если он не вторгнется на Кубу, убеждал Даллес Кеннеди, то перед пим встанет «проблема того, как избавиться» от всех этих вооруженных эмигрантов в Гватемале,

Мафия приготовилась ходить с козырей, сданных ей ЦРУ. Накануне вторжения помощник Лански Джо Риверс ждал на Багамских островах, заранее приготовив набитый золотом мешок, чтобы ринуться на Кубу и овладеть бездействующими казино. Близ северного побережья Кубы в принадлежащем синдикату катере болтались на волнах вместе с агентом ЦРУ два приятеля Фрэнка Стерджиса но игорному бизнесу Джорджи Ливайи и Сэлли Бернс, а также босс пенсильванской мафии Расселл Буфалино и его подручный Джеймс Плюмери. Они готовились высадиться на берег и выкопать 750 тысяч долларов, которые припрятали прежде, чем сбежать из Гаваны.

Гангстеры закормили ЦРУ обещаниями из кубинского подполья, в которых, по словам репортера Денни Уолша, утверждалось, что некоторые гаванцы «не питают особых симпатий к Кастро». Они, конечно, принимали желаемое за действительное, но ведь мафия страстно желала вернуться к своему бизнесу в Гаване, где только с азартных игр она ежегодно имела около ста миллионов чистого дохода. Всегда осторожный Сантос Траффиканте, даже несмотря на то, что ЦРУ было его негласным союзником, хотел исключить всякий риск. Он стал внедрять в «Операцию 40» людей синдиката.

Одним из них был Ричард Кейн, состоявший на побегушках у Сэма Джанканы. Бывший полицейский Кейн, бегло говоривший по-испански, находясь на посту детектива в чикагской полиции, одновременно шпионил там в пользу мафии. Его выгнали из полиции, когда поймали за установкой подслушивающего устройства в телефонном аппарате специального уполномоченного мэра по расследованиям Ричарда Дейли. Тогда журнал «Тайм» писал:

«С ведома ЦРУ, как утверждают источники из разведки, детектив Кейн начал вербовать говорящих по-испански головорезов. Некоторых из этих бандитов направляли в Майами и Центральную Америку, где их обучали тактике диверсионной войны... Американские источники утверждают, что ЦРУ истратило на эту операцию более ста тысяч долларов, еще 90 тысяч на расходы Кейну выложил из собственных фондов мафии Джанкана. Когда ряд боссов мафии пытались возразить против подобных выплат, Джанкана дал понять, что эти средства следует рассматривать как «лед» (деньги, расходуемые на обеспечение безопасности мафии)».

ЦРУ однажды уже доказало свою любовь, когда помогло Джанкане, Роселли и Мэхью отвязаться от полицейских — в случае с установкой подслушивающего устройства в телефоне актера Дэна Рауэна в Лас-Вегасе. Незадолго до вторжения Мэхью обратился с этой проблемой к полковнику Шеффилду Эдвардсу, утверждая, что расследование со стороны ФБР может повредить операции по подготовке покушения на Кастро. Эдвардс заявил Мэхью: «Если к вам придут из ФБР, сошлитесь на меня, а я объясню, что вы заняты в разведывательной операции, направленной против Кубы», Федеральному бюро расследований Эдвардс объявил, что ЦРУ возражает против судебного преследования, поскольку оно может повлечь разглашение сугубо секретной информации по поводу вторжения. ЦРУ затем обратилось к министру юстиции Роберту Кеннеди, который согласился закрыть дело в «национальных интересах».

Слух о надвигающемся вторжении пополз по конторам американских корпорации, чья собственность на Кубе была экспроприирована, вызывая там оптимизм. Правда, бизнесмены расценивали свои перспективы более осторожно, чем мафия, Президент «Франсиско шугар компанн» Рионда Брага заявил 9 февраля 1961 года корреспонденту «Уолл стрит джорнэл»: «Есть основания надеяться, что кубинское правительство падет и американские компании смогут возобновить свою деятельность».

«Франсиско шугар» служит примером взаимосвязи между миром бизнеса и подпольным миром разведки. Когда Белый дом дал наконец «зеленый свет» вторжению на Кубу, ряд сотрудников ЦРУ начал скупать акции «Франсиско» и других сахарных компаний, доходы которых упали в связи с утратой кубинских плантаций. Внезапный спрос (нельзя же не подсказать друзьям, что дешевые сейчас сахарные акции — дело верное) возбудил любопытство биржевых маклеров. Один из них — весьма проницательный тип — позвонил управляющему совместным фондом, который, как полагали, обслуживал вкладчиков именно того сорта, к какому можно отпести ЦРУ. Управляющий не стал скрывать, что фонд играет на сахарных акциях на повышение. Маклер тут же стал рекомендовать эти акции клиентам своей фирмы, что привело к еще большему на них спросу. Когда бригада вторжения только высадилась на берег, цены на сахарные акции уже стремительно летели вверх.

3 апреля государственный департамент выпустил «Белую книгу», имевшую целью подготовить американское общественное мнение к вторжению на Кубу. Книга обратилась к обычной для демократов риторике. Проект документа составлял Артур Шлезингер, бывший сотрудник УСС, чопорный профессор, любимец Джона Кеннеди. Осудив режим Батисты, «Белая книга» обвиняла правительство Кастро в том, что оно вопреки своим обещаниям «предало кубинскую революцию». Роль Соединенных Штатов, которые препятствовали борьбе Кубы за национальную независимость, за социальное и экономическое равенство, была удостоена Шлезингером одного-единственного предложения: «Мы признаем упущения и ошибки прошлого». На следующий день Джон Кеннеди на совещании со своими помощниками дал сигнал к осуществлению вторжения.

За неделю до вторжения видавший виды банановоз «Санта-Аиа», ходивший под костариканским флагом, отдал швартовы в военно-морской базе в Алджере на реке Миссисипи ниже Нового Орлеана и отплыл к Мексиканскому заливу. На борту находились Нино Диас, который воевал вместе с Че Геварой в Сьерре, советник из ЦРУ — американский морской пехотинец по имени Керли Санчес — и 168 солдат-контрреволюционеров. В трюмах лежал «груз» — оружие и боеприпасы. Пункт назначения — Баракоа, городок на кубинском побережье неподалеку от военно-морской базы Гуаптанамо. ЦРУ арендовало «Санта-Ану» за семь тысяч долларов в месяц плюс сто тысяч долларов залога на случай повреждения судна. Диас и экспедиционный отряд его «Движения за возрождение революции» прошли обучение в лагере, расположенном в дикой местности к северу от озера Поншартрен. Перед ними поставили задачу, как впоследствии указывалось в опубликованных отчетах, нанести отвлекающий удар в районе Баракоа и оттянуть на себя подразделения кубинской армии из Залива свиней.

Однако люди Диаса были обмундированы в форму армии Кастро. Это указывает на то, что их действительной целью была провокация иного рода. Недавно всплыла ипформация о том, что на самом деле ЦРУ пыталось инсценировать нападение на американскую базу Гуантанамо, чтобы представить Кастро агрессором и оправдать прямую американскую интервенцию. Морские пехотинцы Соединенных Штатов находились вблизи берегов Кубы, готовые к высадке, если затея удастся. Это — в дополнение к двум планам покушения на жизнь Кастро — и было то самое «кое-что другое», необходимое, по расчетам ЦРУ, для обеспечения успеха вторжения.

Эта информация стала достоянием гласности, когда бывший сотрудник ЦРУ Джеймс Уилкотт давал в 1978 году показания комиссии конгресса. Уилкотт, с 1957 по 1966 год служивший в Токио, Вашингтоне и Майами, заявил, что гуантанамская провокация в свое время широко обсуждалась сотрудниками ЦРУ. Она была задумана, когда стало ясно, что на народное восстание на Кубе в поддержку вторжения рассчитывать нечего. «Тогда первоначальные планы вторжения подверглись изменениям: в них включили инсценировку инцидента, который стал бы предлогом для массированной атаки со стороны армии Соединенных Штатов,— заявил он.— Кеннеди не должен был знать об этих изменениях, и на совещании в ноябре 1960 года, посвященном деталям вторжения, они не обсуждались».

Согласно Уилкотту, «один из таких планов заключался в том, чтобы каким-либо способом заставить Кастро поверить, будто мятежники нападают из Гуантанамо, и вынудить его тем самым атаковать базу США. Другой план предусматривал подставить во время наступления мятежников американский корабль и взорвать его. От этой затеи пришлось отказаться, так как о ней прослышала военно-морская разведка и начала бурно возмущаться... Перед самым вторжением в Залив свиней, а некоторые утверждают, что еще раньше, круги военной разведки стали проявлять враждебность к ЦРУ, поскольку их не привлекали к подготовке вторжения в той степени, в которой, по их мнению, следовало бы».

Бывший сотрудник ЦРУ продолжал: «Лейтмотив оставался одним и тем же: только бы начать что-нибудь, что открыто призывало бы к военному вмешательству, а дальше осуществлять полный захват острова и установление желаемого режима. Как только начнется, Кеннеди придется смириться... Велись также споры по поводу того, насколько следует посвящать Даллеса в планы провокационного инцидента».

Ночью 10 апреля длинная вереница грузовиков перевозила по горным дорогам бригаду 2506 с базы Треке в Реталулеу. Там солдаты садились в самолеты С-54, которые направлялись в Никарагуа. Воздушная переброска войск была завершена следующей ночью. Альберт Перроне, совершавший один из последних рейсов, вспоминает сцену, которую он наблюдал уже на аэродроме «Счастливая долина»: «С посадочной полосы нас направили на одну из стоянок. Все вокруг кишело сотрудниками Компании[52] и кубинскими контрреволюционерами в военной форме. Они сновали в свете фар полудюжины выстроившихся в ряд грузовиков. Их поспешно заполняли люди, которых мы доставили из Реталулеу. Ребята из Компании уселись в джипы и в сопровождении грузовиков умчались по взлетно-посадочной полосе в направлении побережья».

На аэродроме внезапно все стихло. «Длинная вереница В-26 притаилась в темноте на дальнем краю взлётной полосы. Проходя мимо них, мы заметили гроздья ракет, подвешенных к крыльям многих самолетов»,— рассказывал Персонс.

На следующее утро Джон Кеннеди проводил свою обычную еженедельную пресс-конференцию. В Иерусалиме шел суд над Адольфом Эйхманом[53]. Юрии Гагарин взмыл в космос, став первым в мире человеком, совершившим орбитальный полет вокруг Земли. В Лаосе партизаны громили поддерживаемых ЦРУ роялистов. Но первый вопрос, заданный Кеннеди, касался интервенции на Кубе. Президент ответил, что он не предпримет «ни при каких условиях вооруженной интервенции Соединенных Штатов против Кубы». Говард Хант посчитал заявление Кеннеди «великолепной попыткой ввести всех в заблуждение».

В ЦРУ были убеждены, что, столкнувшись с реальными фактами, происходящими в ходе вторжения, Кеннеди, конечно же, скорее пошлет американские войска на Кубу, нежели проглотит пилюлю поражения. Кубу ведь не придется даже подвергать атомной бомбардировке.

Во время окончательного инструктажа командного состава бригады вторжения их босс из ЦРУ дал понять, что они могут рассчитывать на поддержку, которую США обеспечат с воздуха. Войска Кастро, утверждал он, не смогут достичь Залива свиней, поскольку «каждые пять минут над всеми основными дорогами Кубы будет висеть по самолету». В действительности же этого вовсе и не предусматривалось. После того, как плацдарм на побережье будет удержан в течение 72 часов, объявил он, «мы будем там вместе с вами для следующего шага». Бравируя, он добавил последнюю тираду: «Но вы будете настолько сильны, к вам примкнет столько народу, что не станете нас дожидаться. Вы устремитесь вперед. Уцепитесь за берег, развернетесь влево и — прямо на Гавану».

В четверг, на следующее утро после заявления Кеннеди о том, что США не предпримут интервенции, самолет «Локхид сьюпер-констеллэйшн» приземлился на аэродроме «Счастливая долина». Сквозь торопливо наложенную краску просвечивали опознавательные знаки ВВС США. Среди пассажиров, многие из которых перед выходом из самолета сменили военную форму на штатское платье, находились Дик Биссел и Макджордж Банди, специальный помощник Джона Кеннеди по долам национальной безопасности. Всю группу провели под навес. Несмотря на жару, боковые брезентовые полотнища были опущены. Лео Бейкер, один из бирмингемских пилотов, поинтересовался, что происходит. Сотрудник ЦРУ ответил ему, что визитеры прибыли из Вашингтона для окончательной «проверки».

Группу встречал полковник морской пехоты Джек Хоукинс, американский командующий вторжением. Биссел отправил его сюда несколькими днями раньше для оценки боеготовности бригады. Хоукинс во время второй мировой войны участвовал в десанте на Иво Джима[54]. Хоукинс уже принял одно важнейшее решение — ничего не сообщать подполью на Кубе. «Тамошние тупицы раззвонят на весь город,— объяснил он бывшему шефу гаванской резидентуры ЦРУ Джеймсу Ноуэлу, лелеявшему антикастровское подполье с самых первых дней его существования.— Если мы сообщим им, что вторжение произойдет тогда-то и тогда-то, это сразу станет известно всему чертовому острову». Когда Ноуэл стал возражать, доказывая обратное, Хоукинс объявил: «Не доверяю я ни одному чертову кубинцу».

После четырехчасового совещания, во время которого входили и выходили кубинские офицеры бригады, группа отправилась инспектировать боевые самолеты. В штаб-квартиру ЦРУ была отправлена телеграмма-молния, в которой бригада с энтузиазмом называлась «поистине грозной силой», ее офицеры характеризовались как «смышленые и воодушевленные», а авиация бригады заслуживала всяческих похвал. В заключение подчеркивалось: «Офицеры бригады полагают, что не нуждаются в помощи вооруженных сил Соединенных Штатов». Телеграмма была подписала полковником Хоукинсом. Гости уселись в огромный самолет и улетели еще до наступления темноты.

Штаб-квартира ЦРУ срочно переправила телеграмму в Белый дом, где президент Кеннеди все еще бился над вопросом, а не отменить ли ему вторжение вообще. Он помнил Хоукинса, этого закаленного в боях офицера с точным военным мышлением, принимавшего участие в обсуждении планов на многих совещаниях.

Потом Кеннеди скажет, что именно Хоукинс, подтвердив факт высокой боеготовности бригады, подтолкнул его к решению предпринять вторжение.

Фидель Кастро стал бодрствовать по почам; он был убежден, что контрреволюционеры высадятся ранним утром, в предрассветной мгле. Впоследствии в одной из своих речей он перечислит признаки надвигающегося нападения: «Создание «Совета червяков» в эмиграции (этим выражением Кастро наградил «Кубинский революционный совет», он называл эмигрантов «гусанос», что переводится как «червяки»); постыдная «Белая кннга» мистера Кеннеди плюс ряд фактов, просочившихся в прессу Соединенных Штатов, плюс пекоторые разногласия в США по поводу того, какой стратегии придерживаться, указывали, что момент атаки приближается. Мы получили сообщение о том, что последний отряд десанта отбыл из Гватемалы, что силы противника пришли в движение, это заставило нас повысить бдительность».

В последнем можно было легко убедиться. За несколько недель до вторжения, 20 марта, восемь агентов Фрэнка Стерджиса, в том числе один американец, предприняли безуспешную попытку высадиться на берег в районе Пинар-дель-Рио, но диверсионная банда, к которой они предполагали присоединиться, оказалась захваченной, а весь район находился под усиленной охраной. Диверсанты были казнены. 5 апреля в районе бухты Моа несколько судов «Христианского демократического движения», одним из которых командовал ближайший соратник Стерджиса Педро Диас Ланс, пытались доставить заговорщикам большую партию оружия, но были отогнаны патрульными катерами.

Однако казалось, что ЦРУ совершенно не тревожило столь высокое состояние боеготовности на Кубе. На длинном причале в Пуэрто-Кабесасе, по которому бригада 2506 промаршировала на корабли флота вторжения, происходила сцена из бродвейского шоу. Генерал Луис Сомоса, «сильный человек» Никарагуа, красовался в ярких лучах солнца, провожая проходивших солдат, «Он вырядился, как король в оперетке, на лице — толстый слой пудры. Его окружали вооруженные телохранители,— рассказывал корреспондент «Вашингтон пост» Хайнс Джонсон,— Он помахал рукой и выкрикнул:. «Принесите мне пару волосков из бороды Кастро!», повернулся на каблуках и удалился в сопровождении своих лизоблюдов».

Едва командующий бригадой Пепе Сан-Роман приготовился ступить на лихтер, как его отвел в сторону сотрудник ЦРУ и передал любопытное распоряжение. Если поступит радиограмма «Возвращайтесь», это означает прямо противоположное. Но если в ней будет сказано: «Кетсаль[55] на ветвях дерева», это значит, что Кастро их поджидает и вторжение отменяется. Агент ЦРУ не сказал, что президент оставил за собой право аннулировать решение о вторжении за сутки до часа «Ч»[56] дня «Д», до которого теперь уже оставалось менее трех суток. Если президент решит воспользоваться своим правом, только ЦРУ сможет известить об этом.

В ночь отплытия флота вторжения «Санта-Ана» после долгого путешествия из Нового Орлеана прибыла в назначенную ей зону высадки близ Баракоа. Люди Нино Диаса натягивали кубинскую форму. Однако посланные на берег разведчики доложили о странных огнях, о множестве мерцающих в темноте сигарет и неожиданно оживленном автомобильном движении. Диас, никогда не отличавшийся смелостью, решил воздержаться от высадки своих солдат. Советник ЦРУ Керли Санчес затеял с ним жаркий спор, но Диас был капитаном. Он приказал, чтобы «Санта-Ана» отошла мористее в ожидании следующей ночи.

В два часа ночи в субботу, 15 апреля, летчиков бригады с самолетов В-26 собрали в комнате для инструктажа на аэродроме «Счастливая долина» и сообщили, что им предстоит атаковать аэродромы в Сан-Антонио-де-лос-Баньос и Кампо-Колумбия близ Гаваны, а также в Сантьяго и Баракоа в провинции Ориенте.

Аэрофотосъемка, произведенная с самолета U-2 днем раньше, запечатлела военно-воздушные силы Кастро («Фуэрса аэреа революсионарна», или ФАР). Самолеты, стоявшие на аэродромах, тут же презрительно обозвали «сидячими утками». По оценкам ЦРУ, в ФАР насчитывалось около 15 самолетов В-26, штук шесть древних «Си фьюри» английского производства и три учебно-тренировочных, но вооруженных реактивных самолета «Локхид Т-33». Собравшимся пилотам было сказано, что в случае вынужденной посадки за пределами Кубы они должны выдавать себя за дезертировавших из ФАР летчиков.

За взлетающими В-26, несущими под крыльями 500-фунтовые бомбы и ракеты, наблюдал Эл Персоне. Он недоумевал. По его подсчетам, взлетело всего девять В-26. А для выполнения важнейшей задачи уничтожения самолетов ФАР на земле можно было бы отрядить все тринадцать, имевшихся в распоряжении. В то время когда В-26, натужно ревя моторами, направлялись к Кубе, Фидель Кастро спешил в Кампо-Колумбия — он получил сообщение о том, что в районе Баракоа замечены какие-то суда. Объявив боевую тревогу, Кастро направил в Баракоа два батальона. С первыми лучами солнца В-26 с изображением кубинского флага на крыльях и надписью «ФАР» на хвосте пролетел над Кампо-Колумбия на небольшой высоте. Это был самолет бригады вторжения с фальшивыми опознавательными знаками. Кастро услышал глухие разрывы бомб и резкие залпы зениток.

«Это агрессия»,— сказал он спокойно.

В семь утра 15 апреля самолет В-26 с кубинскими опознавательными знаками совершил вынужденную посадку «на брюхо» на аэродроме авиабазы ВМС США в Ки-Уэсте. Его пилота поспешно спрятали от любопытных глаз. Спустя какие-то минуты еще один В-26 запросил разрешения на вынужденпую посадку и приземлился в международном аэропорту Майами. Лопасти одного из пропеллеров самолета были расщеплены. Хотя его пилот также был изолирован, представителям печати разрешили осмотреть и сфотографировать аэроплан с опознавательными знаками ФАР. В капоте двигателя и фюзеляже зияли пулевые пробоины.

В штаб-квартире ЦРУ Дэвид Филлипс поднял телефонную трубку и позвонил Лему Джонсу. ЦРУ содержало его нью-йоркскую фирму по связям с общественностью в качестве рупора «Кубинского революционного совета». Филлипс продиктовал ему заявление для печати от имени председателя «Кубинского революционного совета» Хосе Миро Кардоны. В нем утверждалось, что два летчика дезертировали из ФАР и обстреляли кубинские аэродромы прежде, чем бежать во Флориду.

Постановкой спектакля с перебежчиками руководил Филлипс, который приказал обстрелять майамские В-26 из пулеметов до того, как они взлетели с аэродрома «Счастливая долина». В тот же день кубинский представитель Рауль Роа с трибуны ООН гневно обвинил Соединенные Штаты в поддержке «трусливого нападения из-за угла», которое было осуществлено наемниками, обученными «специалистами Пентагона и Центрального разведывательного управления». Роа заявил, что в результате этого налета семь человек убиты, многие ранены.

Эдлай Стнвенсон поднялся, чтобы произнести речь в защиту. Два дня назад постоянный представитель США в ООН был информирован заместителем директора ЦРУ Трейси Бернсом, что эмигранты ведут военные приготовления и что на острове Суон начал работать их передатчик. Однако Бернс настаивал на том, что Соединенные Штаты к этому никоим образом не причастны. Позже Стивенсон будет вспоминать об этой минуте, как о самой унизительной в своей карьере: он высоко поднял телефото приземлившихся в Майами В-26, указывая на опознавательные знаки ФАР. «Насколько нам известно,— патетически заявил он,— эти два самолета принадлежали кубинским военно-воздушным силам и, как утверждают их пилоты, взлетели с аэродромов военно-воздушных сил самой Кубы».

Во Флориде некоторые проницательные репортеры подметили, что у продемонстрированных им В-26 остекление штурманских кабин сделано из прозрачного плексигласа — в то время как у машин ФАР они были затемнены для защиты от солнца,— что стволы их пулеметов обмотаны тряпками, а бомбовые люки покрыты давней ржавчиной. Но в общем и целом американская печать проглотила дезинформацию ЦРУ и помогла ее распространить. Агентство Ассошиэйтед Пресс в сообщении из Гаваны раззвонило на весь мир: «Сегодня летчики военно-воздушных сил премьер-министра Кастро подняли восстание и подвергли три главных авиабазы режима Кастро бомбардировке и обстрелу ракетами».

Особенно отличилась в хоре дезинформаторов майамская газета «Ньюс», опубликовавшая броско поданную статью Хэла Хэндрикса, сотрудничавшего с ЦРУ. «Теперь совершенно ясно,— писал Хэндрикс 15 апреля,— что никакого массированного вторжения на Кубу со стороны антикастровских сил, собравшихся на базах в Центральной Америке и в Соединенных Штатах, не будет». «Ньюс» утверждала это в течение уже нескольких месяцев».

В полдень воскресенья истекал срок, когда президент еще мог отменить вторжение. Когда он разрешил его начать, штаб-квартиру ЦРУ охватило ликование: все топали ногами, хлопали друг друга по сппне, несмотря на дурное предзнаменование. Аэрофотосъемка с борта U-2, произведенная после налетов предыдущего дня, показала, что самолеты ФАР уничтожены далеко не полностью. Два В-26 и несколько «Си фьюри» оказались даже неповрежденными, а три реактивных Т-33, самые опасные нз всех, стояли в полной боевой готовности на аэродроме в Сантьяго. Чтобы покончить с этим делом, в понедельник на рассвете наметили совершить второй налет. Для успеха десантной операции было абсолютно необходимо полное превосходство в воздухе.

То, что за этим последовало, сделает Джона Кеннеди уязвимым для обвинений в том, что он отменил этот второй налет, сорвав таким образом вторжение. Эти обвинения будут отравлять ему всю оставшуюся жизнь, а для ЦРУ станут основным козырем для оправдания собственных действий. На занятиях с будущими агентами инструкторы ЦРУ станут говорить, что Кеннеди в Заливе свиней просто «перетрусил».

Но человек, находившийся в центре событий, представил совершенно иную версию. Согласно Говарду Ханту, которого нельзя обвинить в любви к Кеннеди, необходимость во втором налете возникла лишь после того, как были изучены материалы аэрофотосъемки, полученные самолетом U-2. В то время как в штаб-квартире ЦРУ ответственный за действия авиации отдавал распоряжения относительно второго воздушного удара, к нему заглянул генерал Кейбел. «Погодите, погодите! Сдается мне, что нам разрешили только один налет на аэродромы»,— произнес он.

«О, нет, сэр,— возразил ему тот,— Приказано была уничтожить кубинские военно-воздушные силы. А число ударов нам не ограничивали».

Но командовал здесь Кейбел. Аллен Даллес находился в Пуэрто-Рико — он решил, что наконец-то настал момент откликнуться на давнее приглашение и приехать туда с выступлениями: пусть ни у кого не возникнет подозрений, будто происходит что-то серьезное. Кейбел решил не рисковать и приказал повременить с налетом, пока он не получит одобрения сверху.

Кейбел направился к Дину Раску[57], который позвонил Джону Кеннеди, уехавшему в Глен-Ора, свой загородный дом в Миддлберге, штат Вирджиния. Субботние воздушные рейды к этому времени уже вызвали ответную реакцию. Кастро, конечно, знал, что никто из его летчиков не дезертировал, и убедительно продемонстрировал всему миру, что эта уловка — дело рук Соединенных Штатов. Кеннеди, очевидно, осознал, что последующие рейды с помощью подобной хитрости прикрыть уже не удастся. Он категорически запретил второй налет. «Произошли небольшие изменения»,— объявил Кейбел в штаб-квартире ЦРУ.

Говард Хант, считавший себя специалистом дезинформации, старательно сочинял радиограммы для трансляции на Кубу радиостанцией ЦРУ на острове Суон. Потом он признавался, что за образец брал передачи Би-би-си[58] военного времени, которые приводили в замешательство разведку противника. Продукция Ханта, возможно, и подошла бы для его дешевых шпионских романов, которые он стряпал на досуге. Её передавали на Кубу на испанском языке накануне вторжения:

«Тревога! Тревога! Следите внимательно за радугой. Первая появится очень скоро. Малыш в доме. Навестите его. Небо голубое. Извещение положите на дерево. Дерево зеленое и коричневое. Письма дошли хорошо. Письма белые. Рыбе не понадобится много времени, чтобы подняться. Рыба красного цвета».

Эта радиограмма Ханта должна была натолкнуть Кастро на мысль, что подполье готово поднять мятеж. Ввести Кастро в заблуждение не удалось.

Ближе к вечеру Ханту позвонил Фрэнк Бендер из Оупа-локи, где он только что взял все руководство «Кубинского революционного совета» под домашний арест. ЦРУ не желало, чтобы вожди «новой Кубы» говорили, пока не будет уверенности, что они скажут то, что нужно США. «Как дела в отеле "Медовый месяц"?» — спросил Хант с несвойственным ему юмором. Лидеры эмиграции не очень-то хотели мириться с карантином. По радио они услышали сообщения о воздушных налетах. Они хотели знать, что происходит. Онн хотели позвонить своим семьям. Им до безумия осточертела их тюрьма. Больше всех хотел из нее вырваться Тони Барона.

Как только ночь опустилась на провинцию Ориенто, Нино Диас вновь направил «Санта-Ану» к берегу. Предыдущей ночью они предприняли еще одну попытку высадиться на берег, которая, по словам находившегося на борту советника ЦРУ, «была сорвана из-за неумелого руководства». На этот раз вернувшиеся на судно разведчики доложили, что видели на дороге джипы, несомненно доставляющие солдат Кастро в этот район, где ночью в пятницу было замечено неизвестное судно. Диас радировал на базу Тайд, что высадка равносильна самоубийству. Ему приказали десантироваться. Он отказался. После этого он получил приказ направить «Санта-Ану» в Залив свиней и ждать там инструкций. ЦРУ утратило запланированный предлог послать морских пехотинцев, корабль с которыми ждал неподалеку от берега.

Вскоре после наступления темноты армада вторжения встретилась у южного побережья Кубы с десантными судами «Барбара Дж.» и «Благер», которые прибыли с острова Вьекеса с танками, тяжелой техникой и аквалангистами на борту. Неподалеку по приказу адмирала Арли Бэрка находился отряд особого назначения Атлантического флота США во главе с авианосцем «Боксер». На борту входившего в отряд эсминца в полной боевой готовности находился батальон морской пехоты.

Бэрк и его коллеги из ЦРУ были убеждены, что Джон Кеннеди, дай ему только удобный предлог, разрешит интервенцию. Говард Хант, как это часто случается в ЦРУ, ничего, очевидно, не знал о плане инсценировать нападение Кастро на Гуантанамо и так никогда и не смог понять, почему морские пехотинцы все же не высадились на Кубу. «Если армаде не было дано задание обеспечить победу,— вопрошал он в 1973 году,— зачем же ее было собирать?»

Около полуночи «Благер» подкрался к берегу, и диверсант ЦРУ Грейстон Линч, натянув костюм для подводного плавания, маску и ласты, уселся с пятью кубинцами в черный надувной плотик. Они пошли к берегу на веслах: в их задачу входило установить разноцветные сигнальные огни, обозначающие зону высадки. Ни одной белой физиономии на берегу — так, что ли, говорил Дик Биссел? Вместо обещанного экспертами-гидрографами из ЦРУ гладкого пологого пляжа диверсанты наткнулись на острые коралловые рифы и скалистый берег.

В некотором отдалении другой американец, Уильям «Рип» Робертсон, которого из-за морщинистой кожи кубинцы прозвали Аллигатором, высадился во главе второй группы аквалангистов и установил знак, светящийся желтой люминесцентной краской: «Добро пожаловать, освободители!» Обе группы были обнаружены и обстреляны патрулями милиции.

Элемент внезапности был утрачен.

В Гаване в 3.15 ночи разбудили Фиделя Кастро. Ему доложили, что, согласно сообщениям двух УКВ-передатчиков, в Заливе свиней происходит высадка десанта крупными силами (шпикам ЦРУ обнаружить эти радиостанции не удалось). Премьер-министр приказал немедленно бросить в бой батальон в составе 900 человек, расквартированный на сахарном заводе в районе десантирования противника. Он также распорядился, чтобы с рассветом самолеты ФАР атаковали флот вторжения.

Получив извещение, что высадка началась, Дэвид Фпллипс разбудил телефонным звонком Лема Джонса в Нью-Йорке и продиктовал от имени так называемого «Кубинского революционного совета» военную сводку № 1, предназначенную для срочного распространения в печати: «Как сообщается, повстанческие силы начали вторжение на Кубу. Миро Кардона заявляет, что сотни человек уже высадились на берег в провинции Ориенте».

Сводка должна была сфокусировать внимание Кастро на отвлекающем ударе (который совпал бы с провокационным нападением на Гуантанамо) в Баракоа. В штаб-квартире ЦРУ еще не знали, что «Санта-Ана», не выполнив своего задания, направляется к Заливу свиней.

Кейбел и Биссел позвонили Дину Раску, умоляя его, чтобы реактивные самолеты на борту «Боксера», находившегося в море неподалеку от района высадки, оказали помощь. Раск был настроен резко отрицательно, но в конце концов согласился соединить их с президентом. Слушая Кейбела, Кеннеди, должно быть, пытался понять, каким образом его первоначальное согласие оказать тайную поддержку контрреволюционерам превратилось в необходимость предпринять полномасштабную вооруженную интервенцию.

«Не пойдет, говорит президент,— объявил Кейбел, повесив трубку, — Сдается, нам придется справляться самим».

На рассвете, когда бригада расширяла плацдарм, захватывая болотистые берега Залива свиней, прибыли самолеты ФАР. Один В-26 был сразу сбит огнем с борта «Хьюстона», но два Т-33 прямыми попаданиями ракет тут же отправили корабль на дно. Затем выскочивший со стороны солнца «Си фьюри» утопил «Рио-Эскандидо», а вместе с ним и большую часть боеприпасов, снаряжения и провианта.

К полудню начали прибывать парами В-26, спешно отправленные из «Счастливой долины» для борьбы с самолетами ФАР и огневой поддержки десантников.

Однако за долгий перелет из Никарагуа В-26 израсходовали почти все горючее — они не могли оставаться над плацдармом, а отсутствие хвостовых стрелков (ради экономии веса) делало их уязвимыми для атак истребителей. Один из Т-33 сумел зайти в хвост самолету Чиррино Пиедры, шурина будущей уотергейтской знаменитости Фелипе де Диего, и тот рухнул в море. Самолеты ФАР сбили еще четыре В-26, Кастро потерял только два.

К вечеру бригада удерживала периметр протяженностью около 36 миль. Но летчики ФАР господствовали в воздухе, а гибель «Хьюстона» и «Рио-Эскандидо» лишила десантников снабжения. Видя, как тонут эти два судна, остальной флот с запасами на борту рассеялся. После одного лишь дня боевых действий Пепе Сан-Роман остался практически без боеприпасов.

Джон Кеннеди понял: если не будут уничтожены самолеты ФАР, произойдет катастрофа. Он дал добро на воздушный налет. Согласно разведывательным донесениям, грозные Т-33 в настоящое время базировались в Сап-Антонио-де-лос-Баньосе — гораздо ближе к фронту, чем Сантьяго. Во вторнпк на рассвете пад Сап-Аптонио появились шесть В-26 из «Счастливой долины». Но аэродром застилали плотные облака. Горючего, чтобы кружить над заданным районом, дожидаясь прояспения облачности, у самолетов не было. И они вернулись в «Счастливую долину».

В 8.45 утра Пепе Сан-Роман собрал свой штаб и объявил, что, если ситуация самым решительным образом не изменится, бригаду вот-вот постигнет Дюнкерк[59]. Кастро повел наступление по трем направлениям, и захваченный плацдарм стал неуклонно сужаться.

Один из помощников Сан-Романа предложил направить бригаду на восток по прибрежному шоссе и с боем прорваться в спасительные горы Эскамбрай. Однако бригада никуда не двинулась, поскольку никто в ней не знал, что такой план выхода из боевых действий существовал и даже был уже одобрен Джоном Кеннеди и его помощниками. ЦРУ намеренно не информировало кубинских контрреволюционеров об этом плане, опасаясь подорвать решимость бригады продолжать сражение, если ей придется туго.

В середине утра «Благер» восстановил радиосвязь с Сан-Романом, который в отборных выражениях высказал им все, что о них думает. Грейстон Линч сам подошел к микрофону, обещая, что той же ночью доставит на берег все необходимое. «К вам летят реактивные»,— объявил агент ЦРУ, и это известие приободрило Сан-Романа. Около трех часов дня появились два самолета «Сейбр» с закрашенными опознавательными знаками. Они пронеслись на бреющем полете над линией фронта и исчезли. В их задачи входила всего лишь разведка.

Ситуация со снабжением была отчаянной. В тот день несколько С-51 из «Счастливой долины» сбросили груз, но неточность пилотов и переменчивый ветер привели к тому, что большинство парашютов упали в болото и в море. Ночью «Благер» и «Барбара Дж.» встретились милях в 50 от берега и начали перегружать тонны боеприпасов, снаряжения и провианта на десантные баржи для доставки на берег. Но матросы, набранные из эмигрантов, которых одна мысль о возвращении в зону боевых действий приводила в ужас, еле волочили ноги, и разгрузка шла крайне медленно. «Благер» радировал на базу Тайд, что до рассвета закончить ее не сможет. «Если к утру нас не прикроют с воздуха,— подчеркивалось в заключение в радиограмме,— мы потеряем все суда».

В Белом доме шел прием, традиционно устраиваемый президентом для конгрессменов и их жен. Появление Джона Кеннеди и Жаклин оркестр морской пехоты встретил бравурной мелодией. Около полуночи все обратили внимание на отсутствие хозяина, хотя Джеки как ни в чем не бывало продолжала переходить от одной группки гостей к другой. Кеннеди — все еще в смокинге — проводил экстренное совещание в Овальном кабинете. Ричард Биссел сообщил ему о панической радиограмме с борта «Благера». Биссел и адмирал Бэрк выдвинули целый ряд предложений: высадить роту морской пехоты; приказать эсминцу обстрелять позиции Кастро; направить самолеты «Сейбр» пикетировать вдоль линии трехмильной зоны — на границе нейтральных вод. Кеннеди отклонил все предложения. Тогда Бэрк подал идею: находящимся на борту «Эссекса» самолетам «Сейбр» с закрашенными опознавательными знаками следует прикрыть бригаду с воздуха. Кеннеди объявил: самолеты «Сейбр» прикроют атаку В-26 из Никарагуа. Это будет «пассивное прикрытие» — американские пилоты вклинятся между В-26 и самолетами ФАР, но открывать огонь не имеют права до тех пор, пока не будут обстреляны сами.

В «Счастливой, долине» уже планировалось оказать плацдарму поддержку извне, но летчиков-эмигрантов не хватало. Десять были убиты, оставшиеся в живых были вымотаны до предела, Некоторые просто отказались лететь. Тогда созрело решение посадить на самолеты, оставшиеся без экипажей, семерых бирмингемских инструкторов. С трех часов утра шесть В-26 начали взлетать парами с получасовым интервалом. После того как улетела первая четверка, поступила «молния» из штаб-квартпры ЦРУ, в которой говорилось: «С 6.30 до 7.30 небо будет чистым». Генерал Достер, командовавший бирмингемским подразделением, бросился на взлетную полосу и взобрался на крыло одного из двух последних В-26, готовившихся к взлету. Достер радостно сообщил пилоту, своему шурину Райли Шембергеру, что их будут прикрывать реактивные самолеты ВМС США.

Светало, когда над Заливом свиней появился первый В-26, пилотируемый Гонсало Эррерой. Эррера был один-одинешенек. Пока самолет выруливал в «Счастливой долине» на взлетную полосу, его второй пилот выпрыгнул из кабины и скрылся в лесу. Летевший в паре В-26 вернулся на аэродром из-за неполадок в двигателе. Эррера заметил скопление милиции в голубой форме и пошел в атаку.

Вскоре прибыли еще два В-26, пилотируемых американскими экипажами из Бирмингема. Летчики Томас «Пит» Рэй и Билл Петерсон выбрали цели и начали обрабатывать их бомбами и огнем из бортового оружия. Немного спустя к ним присоединились Дон Гордон, Райли Шембергер и Хэл Макджи.

Самолет Эрреры подбили, но он сумел дотянуть до своего аэродрома, а вот Питу Рэю и его наблюдателю Лео Бейкеру повезло меньше. «Нам конец!» — только и успел крикнуть Рэй за миг до того, как его машина врезалась в землю неподалеку от взлетно-посадочной полосы в Заливе свиней.

Шембергера пачало тревожить отсутствие реактивных самолетов ВМС США. «Как там насчет наших маленьких друзей? — запросил он по радио у Гордона.— Видел их?»

«Какие еще маленькие друзья?» — Дон Гордон недоумевал: сообщение о самолетах прикрытия пришло в «Счастливую долину» после его отлета.

«Обещали, что с нами будут маленькие друзья,— объяснил Шембергер.— Ну, эти, знаешь, наши ребята». «Никого я не видел»,— ответил Гордон, так и не поняв, о чем говорил Шембергер.

Хэл Макджи видел, как это случилось. Два Т-33 пристроились в хвост самолета Шембергера, когда тот на бреющем полете строчил из пулеметов по наземной цели. Две цепочки трассирующих пуль сошлись на В-26, и его правый двигатель пыхнул пламенем. На крутом правом вираже он вошел в пике и врезался в море, подняв фонтан брызг.

«Прилетели птички «Т»,—прокричал в микрофон Хэл Макджи,— они прикончили Райли!» Дон Гордон услышал эту новость в своих наушниках. Огнем с земли у его самолета был поврежден правый двигатель, и сейчас он находился уже в 50 милях к югу, возвращаясь в «Счастливую долину». Он взглянул на часы: 6.18. Гордон не знал, что самолеты «Сейбр» должны появиться над плацдармом в 6.30. И тут к нему слева пристроился «Сейбр» без опознавательных знаков. Его летчик приветственно помахал изумленному Гордону. Гордон попытался связаться с ним по радио, но их рации работали на разных частотах. Он начал энергично жестикулировать, показывая пилоту реактивного самолета, что ему надо развернуться и лететь к берегу. Тот понял и ушел крутым виражом. Гордон увидел, что за ним последовали еще два «Сейбра», которые летели чуть позади и выше.

Но было слишком поздно. Суда не могли пойти на самоубийственно рискованную попытку разгрузиться среди бела дня.

В 8.30 утра радио Гаваны объявило, что среди обломков В-26 в Заливе свиней обнаружены тела двух американских летчиков. Установлена личность одного из них — Лео Фрэнсис Белл — и «адрес этого пилота-янки: 48, Бикон-стрит, Бостон»,— говорилось в радиопередаче. Под псевдонимом Лео Фрэнсис Белл, придуманном в ЦРУ, скрывался Лео Бейкер.

Летчики бригады слушали передачу в мрачном молчании. Они только что получили задание обеспечить поддержку плацдарму с воздуха и теперь начали осознавать, что положение там быстро ухудшается. Они хотели знать, почему их заданию придается столь важное значение.

«Нам надо продержаться еще 24 часа,— объяснил им советник ЦРУ.— Не надо об этом трезвонить, но еще кое-что должно произойти».

Это был намек на 72-часовой период, по истечении которого следующим утром можно было бы объявить о создании повстанческого правительства, правомочного обратиться за военной помощью извне. Об этом прекрасно знал и Кастро. Впоследствии он скажет иностранным журналистам: «Неотложной политической проблемой для нас было вышвырнуть их оттуда как можно скорее, чтобы они не смогли создать там правительство».

Бригада вторжения, действительно, захватила аэродром в Заливе свиней, и еще в то самое утро там приземлился С-46, доставивший необходимые грузы и принявший на борт раненых для эвакуации. Как только наступит заветный час, временное правительство «Кубинского революционного совета», находящееся в Оупа-локе, будет переправлено в Залив свиней, чтобы объявить там о создании нового правительства Кубы. А уж когда это случится, убеждали себя стратеги ЦРУ, Джон Кеннеди уступит и даст согласие на высадку морской пехоты.

Последнюю отчаянную попытку спасти плацдарм было намечено осуществить при помощи шести истребителей «Мустанг Р-51», принадлежащих ВВС Никарагуа и любезно одолженных генералом Сомосой. Пока никарагуанские летчики, только что перегнавшие самолеты из Манагуа, праздно слонялись по аэродрому, наземный обслуживающий персонал лихорадочно закрашивал опознавательные знаки, устанавливал дополнительные бензобаки, пулеметы и ракеты. Возглавлять желторотых летчиков бригады, никогда в жизни не садившихся в «Мустанг», должен был Бак Персонс, который имел боевой опыт полетов на этом истребителе во время второй мировой войны. Они планировали сесть на аэродроме в Заливе свиней и дозаправиться там горючим из ранее сброшенных бочек.

Незадолго до полудня самолеты и пилоты были готовы к вылету. Но тут по взлетной полосе промчался джип. «Отставить, Бак,— сказал выскочивший из него агент ЦРУ Персонсу,— у них больше нет плацдарма».

Сообщение о падении плацдарма пришло в Белый дом к полудню. Роберт Кеннеди вспоминал:

«В предыдущие три часа президент предпринимал невероятные усилия, чтобы организовать эвакуацию. К тому времени, когда мы получили это сообщение, люди там уже были в воде. Было слишком поздно посылать эсминцы, поскольку их уничтожили бы артиллерийским огнем. Он приказал тем не менее эсминцам курсировать вдоль берега на возможно близком расстоянии, чтобы попытаться подобрать хотя бы некоторых оставшихся в живых».

В «Счастливой долине» в последней попытке оттянуть полное поражение поставили под погрузку боеприпасами и провиантом для бригады самолет С-54. Поскольку кубинский экипаж отказался лететь, добровольцами выполнить это задание вызвались Персонс и еще один бирмингемский летчик. Когда наконец около 2 часов дня последний тюк уложили в самолет и Персонс выбивал ногой колодки из-под его колес, к нему снова подлетел джип. На этот раз это был сотрудник ЦРУ, называвший себя полковником Фрэнком. Он привез дурные вести. «Их всех выбили,— сообщил Фрэнк.— Будешь сбрасывать груз прямо в чужие руки».

В 4.32 дня Пепе Сан-Роман вызвал по радио базу Тайд. «У меня нечем воевать,— сообщил он.— Ухожу в болота. Ждать вас не могу». На «Благере» перехватили передачу и включились в радиообмен, упрашивая Сан-Романа продержаться еще немного: «Мы идем к вам со всем необходимым». Когда ему сказали, что на это потребуется три-четыре часа, Сан-Роман отрывисто бросил: «Не успеете». И отключился от связи.

В 5.30 члены несостоявшегося временного правительства Кубы с застывшими в шоке лицами гуськом тянулись в Овальный кабинет, обмениваясь рукопожатиями с президентом. Церемония была устроена для того, чтобы как-то улестить их после домашнего ареста в Оупа-локе.

Через несколько часов в штаб-квартире ЦРУ Говард Хант диктовал Лему Джонсу в Нью-Йорке последнюю фальшивку. Распространенная в 9 вечера как бюллетень «Кубинского революционною совета» № 6, она гласила;

«Недавнюю высадку на Кубе постоянно, хотя и неправильно, называли вторжением. В действительности же имела место переброска на берег необходимых грузов и подкреплений для наших патриотов, борющихся на Кубе уже на протяжении месяцев... К сожалению, мы должны признать трагические потери, которые в сегодняшней операции понесла небольшая группа прикрытия... героическое мужество которой позволило большей части наших высадившихся сил достичь гор Эскамбрай».

Спустя несколько недель после катастрофы в Заливе свиней Аллен Даллес вновь появился на публике, выступив в телевизионной программе Эн-би-си «Встреча с прессой». «Мистер Даллес,— спросил ведущий,— начиная вторжение в Заливе свиней, вы, очевидно, ожидали, что оно будет поддержано всеобщим восстанием. Но этого не произошло. Как вы могли так ошибиться?»

«Всеобщее восстание? — переспросил Даллес, с удивленным видом попыхивая трубкой.— Это всеобщее заблуждение. Нет, я бы не сказал, что мы рассчитывали на всеобщее восстание. Мы ждали, что на Кубе произойдет кое-что другое... что так и не осуществилось».