Рыба красного цвета

«Ты провалил все дело!» — так приветствовал Джозеф Кеннеди-старший своего сына, когда тот прибыл в семейные владения в Уэст-Палм-Биче, Джозеф Кеннеди понес ощутимые убытки. Ему на пару с ирландским тенором Мортопом Дауни принадлежала монополия на производство кока-колы на батистовской Кубе. После революции все это досталось народу. И вот теперь Кастро наглядно демонстрирует иностранным корреспондентам в Заливе свиней, как его войска унизили захватчиков — ставленников янки. Джо Кеннеди был вне себя от ярости. По его убеждению, сын доверился не тем людям. «Я знаю эту лавочку,— сказал он, имея в виду ЦРУ,— и я бы не стал платить им по сотне долларов в неделю».

Пока в Уэст-Палм-Биче отец вразумлял сына, получавшие по сотне долларов в неделю люди ЦРУ были по горло заняты тем, что Аллен Даллес со свойственной ему страстью к эвфемизмам называл «ремонтом». С аэродрома в «Счастливой долине» взлетел С-46 и направился в сторону Карибского моря. В ста милях от берега он плавно накренился на крыло, и экипаж выбросил десятки ящиков, автоматически открывающихся в воздухе. Белое бумажное облако — листовки Дэвида Филлипса с лозунгом «Кубинцы, вы будете свободны!» — медленно кружась, начало опадать в море.

На базе Треке агенты ЦРУ выкопали яму, свалили в нее документы бригады 2506 и пустили бульдозер. Гватемальские солдаты и вольнонаемные рабочие снесли лагерь и увезли на тачках весь мусор, в том числе и обломки бетонных фундаментов казарменных бараков. Ведущая в лагерь дорога была перепахана. Скоро джунгли возьмут свое, и от базы Треке не останется и следа.

В городе Майами спешно прилетевшие из Вашингтона агенты ЦРУ обрабатывали родных и близких солдат бригады. Они заклинали их молчать о роли ЦРУ во имя самого что ни на есть святого: национальной безопасности и освобождения Кубы. На реке Майами другие агенты ЦРУ срезали автогеном орудийные лафеты, установленные на палубе торгового судна, которое должно было участвовать во вторжении, но не было подготовлено к сроку.

В Вашингтоне штаб-квартира ЦРУ получила вахтенные журналы двух судов компании «Юнайтед фрут», которые во время вторжения обеспечивали снабжение. Через некоторое время, рассказывал бывший вице-президент компании Томас Маккэни, вахтенные журналы были возвращены, «все обляпанные сургучными печатями. Насколько мне известно, они и по сей день лежат в сейфах компании, навсегда скрытые от глаз общественности, эти официальные свидетельства нашей причастности к фиаско».

В Бирмингеме Алексу Карлсону, адвокату, представляющему «Дабл-чек корпорэйшн», выпала малоприятная задача — сохранить в тайне гибель американцев во время вторжения. Он навестил вдов Пита Рэя, Райли Шембергера, Лео Бейкера и Уэйда Грея и сообщил, что их мужья пропали во время перевозки грузов на самолете С-46 в Центральной Америке. «Он сказал, что муж мертв, и мне надо начинать новую жизнь,— вспоминает миссис Грей.— Он также сказал, что был среди тех, кто видел один из моторов самолета плавающим в море. Не думаю, чтобы моторы могли плавать».

Вдовы с негодованием отвергают любые предположения, что их мужья были обыкновенными наемниками. Однако, сколько они ни старались узнать что-либо в Вашингтоне, ничего определенного, кроме уклончивых ответов, добиться не смогли. Вскоре каждая из них стала получать по почте чеки — на общую сумму шесть тысяч долларов в год. Сначала они поступали из банка «Майами спрингс» и были подписаны Карлсоном. Затем их стала отправлять нью-йоркская фирма «Банкерс траст компани» от имени фонда, учрежденного анонимными лицами.

Генеральный инспектор ЦРУ Лаймэп Киркпатрик разъезжал в своем кресле на колесах по коридорам штаб-квартиры ЦРУ, проводя служебное расследование, как и полагалось ему по должности, когда какая-нибудь операция срывалась. Он подготовил доклад, в котором вся тяжесть ответственности возлагалась на «неумелых руководителей», обвиняющий перст прямо указывал на Аллена Даллеса. Эти «руководители», отмечал Киркпатрик, «предпочли действовать вне организационной структуры как ЦРУ, так и разведывательной системы в целом».

В заключение Киркпатрик подчеркивал, что с самого начала вся операция в Заливе свиней была обречена на провал. Опросив более трехсот сотрудников ЦРУ, привлеченных к «Кубинскому проекту», он обнаружил, что никто «серьезно не задумывался», насколько реальна возможность свергнуть Кастро и не является ли она плодом вздорных фантазий эмигрантов. «Согласно разведывательным данным, поступающим из союзнических источников, Кастро пользуется поддержкой большинства кубинского народа».

«Если сопротивление Фиделю Кастро и существовало,— отмечал генеральный инспектор ЦРУ,— то главным образом в Майами».

Подобные выводы противоречили всем правилам «ремонта». Даллес вызвал Киркпатрика и предложил ему написать смягченный вариант доклада. Киркпатрик переписал доклад, однако и в новом варианте он не стал для Даллеса более приемлемым. Верным соратникам Даллеса удалось похоронить доклад в архивах ЦРУ, он так и остался документом, не подлежащим рассекречиванию.

Глубоко в недрах Пентагона в кабинете без окон Бобби Кеннеди лихорадочно записывал в блокноте показания проходящих перед ним печальной чередой свидетелей бойни в Заливе свиней. Среди них были Роберто Сан-Роман, брат Пене, которому удалось спастись на весельной лодке, Грейстон Линч и Уильям Робертсон, диверсанты ЦРУ, которые высадились на берег первыми и отступили последними. Среди них были Джейк Эстерлайн, отвечавший за «Кубинский проект», Дин Раск, Макджордж Банди и вереница различных чинов Пентагона.

Роберт Кеннеди возглавлял закрытое расследование, которое проводила «группа изучения Кубы» — своеобразный чрезвычайный трибунал, созданный его братом. Даже на этой первоначальной стадии — работа группы продолжалась в течение почти всего мая — братья Кеннеди были исполнены решимости расквитаться с Кастро. «После Залива свиней и Джек, и Бобби считали себя опозоренными и ни о чем другом не могли думать, кроме как о Кубе,— говорил бывший заместитель директора ЦРУ Рой Клайн.— Они оба понимали, что дали маху... Их истинно ирландская воинственность всеми возможными путями искала выхода».

Генерал Эдвард Лансдейл, которому было поручено руководить «Кубинским проектом» в его новой фазе, отмечал, что Куба безраздельно овладела всеми помыслами братьев Кеннеди. «Причем Бобби переживал гораздо сильнее, чем Джек,— говорил генерал.— Он всегда старался защитить брата и сейчас, считая, что Джеку в Заливе свиней нанесли оскорбление, стремился отплатить за него как можно скорее».

Братьям Кеннеди удалось избежать такой крайности, как публичное расследование, поскольку в катастрофе в Заливе свиней были повинны обе партии[60]. 1 мая бывший президент Эйзенхауэр высказался против расследования по типу «охоты за ведьмами». «Что нам теперь меньше всего нужно, так это детальное и официально запротоколированное разбирательство»,— заявил он.

Возглавил «группу изучения Кубы» генерал Максуэдл Тейлор, известный поборник идеи «гибкого реагирования». В её состав вошли Аллен Даллес, Арли Бэрк, Роберт Кеннеди, полковник Джеймс Кинг и полковник Флетчер Праути, осуществлявший связь между Пентагоном и ЦРУ. Праути был ярым ненавистником ЦРУ и рассматривал создание этой группы как «операцию СУД». На долю Говарда Ханта выпало давать показания членам группы от имени ЦРУ. Он считал, что они поставили перед собой задачу «обелить новую администрацию и свалить всю вину на ЦРУ».

Роберта Кеннеди, кажется, потрясли факты двуличия ЦРУ, вскрывшиеся во время слушаний за закрытой дверью. Согласно показаниям Макджорджа Банди, Даллес и Биссел заставили Белый дом поверить, будто вторжение ускорит всеобщее восстание на Кубе. «Успех этой операции всегда ставился в зависимость от взаимодействия внутренних кубинских сил»,— заявил Банди. И в то же время выяснилось: всего за четыре месяца до вторжения в специальном прогнозе ЦРУ отмечало, что нет никаких оснований предполагать «сколько-нибудь существенного сдвига общественного мнения в худшую для Кастро сторону».

ЦРУ также ввело Белый дом в заблуждение относительно уровня боеготовности, боеспособности и морального состояния кубинских вооруженных сил (Роберт Кеннеди нацарапал в своем блокноте: «...никогда бы не пошли на эту операцию, если бы (мы) знали, что кубинские войска столь хороши и окажут сопротивление»). Первыми американцами, высадившимися в Заливе свиней, были Линч и Робертсон. Очевидно, в ЦРУ твердо верили, что Джон Кеннеди передумает, когда ход будет сделал. Сан-Роман и другие оставшиеся в живых свидетели утверждали в своих показаниях, что советники ЦРУ еще в Гватемале обещали вооруженную помощь со стороны Соединенных Штатов, если таковая потребуется.

Лишь два года спустя, когда была распущена бригада вторжения, всплыл факт о наличии у ЦРУ резервного плана. В ту пору, когда бригада находилась еще на базе Треке, полковник Фрэнк собрал ее командиров и признался, что «определенные силы в администрации» пытаются отменить повторное вторжение. Если это случится, бригада должна продолжать подготовку. Фрэнк в этом случае известит их, когда и как следует переправиться в Никарагуа, и посвятит «в детали плана».

Но главный секрет ЦРУ остался за семью замками. На протяжении всего расследования Аллен Даллес не обронил ни словечка о террористическом заговоре ЦРУ и мафии, целью которого было убить Кастро до высадки в Заливе свиней.

«Группа изучения Кубы» не отказалась от милитаристских устремлений. Один из оставшихся в живых участников десанта, А. Эстрада, вспоминает, что на следующий же день после того, как он и несколько его товарищей давали показания в комиссии, их пригласили в Белый дом на встречу с президентом. На ней также присутствовали Роберт Кеннеди и агенты ЦРУ, известные как Рип и Грей — Уильям Робертсон и Грейстон Линч» «Роберт Кеннеди спросил меня, не хочу ли я снова работать против Кубы»,— сказал Эстрада.

Многие разделы доклада «группы изучения Кубы», который подготовил генерал Тейлор, остаются засекреченными и по сей день. «Рекомендуется оценить ситуацию на Кубе в свете всех известных в настоящее время факторов,— подчеркивал генерал,— и выработать новое направление в политической, военной, экономической и пропагандистской деятельности против Кастро».

Тейлор рекомендовал произвести радикальную реорганизацию правительства, чтобы расширять «холодную войну» на всех фронтах. «Мы ведем борьбу не на жизнь, а на смерть»,— писал он. С присущим ему воинствующим шовинизмом генерал предложил президенту обдумать вопрос о введении в стране чрезвычайного положения, пересмотреть договоры, препятствующие «максимально полному использованию всех ресурсов в «холодной войне», и изучить адекватность президентских "чрезвычайных полномочий"».

Это был жесткий курс. Бобби Кеннеди, которого один из хороших знакомых характеризовал как «несгибаемого ястреба», одобрил его с энтузиазмом. Джон Кеннеди избрал компромиссное решение. Он не реорганизовал правительство. Но зато реорганизовал тайную войну.

Президент стремился подлатать «Кубинский проект». Из Белого дома посыпались меморандумы. Номером 55 Комитету начальников штабов предписывалось досконально изучить имеющиеся «военные и полувоенные силы и средства», оценить их боеготовность и резервы совершенствования. «Я надеюсь, что начальники штабов проявят себя как творческие руководители и внесут свой вклад в успешное осуществление военных и полувоенных аспектов программ "холодной войны"»,— объявил он.

В номере 57 речь шла о ЦРУ. Кеннеди еще раз подчеркнул тот главный принцип, что тайные операции должны быть действительно секретными и легко опровергаемыми. В этой связи он критически заметил, что операции в Заливе свиней не было присуще ни то, ни другое. Отныне любая операция, которая по своим масштабам потребует тылового обеспечения со стороны армии, немедленно переподчиняется Пентагону — кстати, то же рекомендовал в своем докладе Тейлор.

Как бы Кеннеди ни был зол на двуличие ЦРУ, он все равно нуждался в его услугах, дабы осуществлять свои тщеславные планы подавления освободительного движения по всему миру. Ужесточая контроль над ЦРУ, он одновременно принимал меры по укреплению управления. Как-то президент сказал Артуру Шлезингеру: «Из всего этого дела я понял одно — без ЦРУ нам не обойтись». Следить за деятельностью ЦРУ президент назначил человека, которому доверял больше всех, — своего брата.

Это были трудные времена для министерства юстиции: на Юге нарастала волна выступлений за гражданские права, только-только набирала силы кампания борьбы против организованной преступности. Но ЦРУ для Роберта Кеннеди стало делом первостепенной важности, ежедневная «текучка» в министерстве юстиции была перепоручена Байрону Уайту, бывшему футбольному асу.

Белый дом изводил эмигрантов намеками о новом выступлении против Кастро. 4 мая президент «Кубинского революционного совета» Хосе Миро Кардона имел встречу с президентом, уходя с которой так и светился улыбкой. Позже он заявит, что президент лично «официально утвердил соглашение, предусматривающее новое вторжение». Последующие встречи с Кеннеди способствовали тому, что Миро Кардона объявил о согласии Соединенных Штатов предоставить средства и военных специалистов для обучения, вооружения и снаряжения эмигрантской армии, организации саботажа внутри Кубы и поддержки «партизанских групп» с тем, чтобы они были способны оказать помощь, когда «будет нанесен основной удар».

Шло типичное для Белого дома совещание. Главный вопрос — Куба. Президент сидел в любимом кресле-качалке. Вместе с ним в Овальном кабинете были Тэд Шульц, корреспондент газеты «Нью-Йорк таймс», и Ричард Гудвин, автор президентских речей и верный сторонник лагеря братьев Кеннеди.

Вдруг президент спросил: «Что бы вы подумали, если бы я приказал убить Кастро?»

Шульц был поражен. Он промямлил, что в принципе выступает против политических убийств. Ликвидация Кастро вряд ли поможет решению проблемы.

Кеннеди, вспоминает Шульц, откинулся на спипку кресла, расплылся в улыбке и заявил, что он только испытывал своих собеседников, поскольку советники из разведки, имена которых он называть не будет, оказывают на него сильный нажим, требуя убрать Кастро. Кеннеди сказал, что сам он решителъио возражает против политических убийств, поскольку Соединенные Штаты по моральным соображениям никогда не должны быть к ним причастны. «Рад, что вы думаете так же»,— объявил он.

Позже Шульц много раз спрашивал себя, не хитрил ли с ним Кеннеди. «Затрудняюсь сказать,—писал он,— насколько тогда, в ноябре, он был осведомлен о плане, разработанном офицерами разведки ВМС вскоре после Залива свиней (и о котором в то время я знал лишь в самых общих чертах). Целью плана были убийства Кастро и его брата Рауля, заместителя премьер-министра и министра обороны. Предполагалось воспользоваться помощью снайперов из кубинских эмигрантов, которых намеревались переправить на Кубу через военно-морскую базу США в Гуантанамо на юго-восточном побережье острова».

Подробности гуантанамской проделки остаются скрытыми за темной и весьма удобной завесой многочисленных заговоров Белого дома, однако разнообразные источники предоставляют достаточно фактов, чтобы обрисовать ее общие черты. Двойное убийство намечалось на 26 июля, день революционного праздника — не прошло и трех месяцев после вторжения в Заливе свиней. В этот день оба брата Кастро появлялись на народных митингах. Фидель находился в Гаване на торжествах по случаю приезда в страну советского космического героя Юрия Гагарина. Рауль отправился в Сантьяго. Он собирался выступить там в связи с восьмой годовщиной штурма казармы Монкада.

Сведения, которыми располагал Тэд Шульц, вполне достоверны. Военная разведка оказалась замешана. Вернее, одно из ее подразделений — ONI, управление военно-морской разведки. После того как в январе 1961 года было закрыто американское посольство в Гаване, значение военно-морской базы в Гуантанамо возросло вдвое, так как она превратилась и в разведывательную резидентypy, и в центр подпольных действий. ЦРУ тесно сотрудничало с хозяевами-моряками, но данным заговором с целью убийства, очевидно, заправляло ONI. Непосредственным руководителем являлся лейтенант ВМС, а один из убийц, Лупе Балбуэна по кличке Эль Гордо (Толстяк), являлся давним агентом ONI. Балбуэна до того, как стал работать на базе Гуантанамо, был театральным кассиром в провинции Ориенте. В свое время он присоединился к организации «Движение 26 июля», боровшейся против режима Батисты. Балбуэна лично знал Фиделя и Рауля. Следователь майамской полиции, который допрашивал его в 1963 году, докладывал: «В начале 1959 года он включился в антиправительственную деятельность, стал связным между разведкой ВМС США и подпольем в Ориенте». Балбуэну избрали в антикастровский совет кубинских служащих базы Гуантанамо, который вел контрреволюционную деятельность.

Другого снайпера звали Алонсо Гонсалес. О нем известно только то, что он был священником епископальной церкви и рассчитывал после устранения Кастро стать епископом Кубы. Как утверждают, Гонсалес прошел обучение в «академии» ЦРУ в Вирджинии, известной как «Ферма». Во время сенатского расследования Балбуэна признался, что в 1961 году работал вместе с Гонсалесом в Гуантанамо, и подтвердил, что тщеславный священник весьма искусно обращался с огнестрельным оружием. Прочие подробности Балбуэна согласился рассказать только при условии сохранения их в полной тайне.

Гонсалесу удалось тайком выскользнуть из Гуантанамо. Но по пути в Гавану он бесследно исчез. Что касается Балбуэны, то он заявил полиции Майами о своей причастности к «попытке покушения на жизнь Рауля Кастро», которая была «раскрыта кубинским правительством». Он признался, что был вынужден в связи с этим укрыться на военно-морской базе (его вывезли в Майами в 1962 году).

Каким образом кубинцам удалось раскрыть заговор, так и осталось неизвестным, по, видимо, знали они многое. Через две недели после празднеств 26 июля, которые не омрачил ни единый инцидент, министр промышленности Че Гевара на сессии Межамериканского экономического и социального совета[61] в Уругвае огласил длинный список актов американской агрессии против Кубы. В их числе фигурировало обвинение в том, что Соединенные Штаты организовали попытку покушения на жизнь Рауля Кастро (имя Фиделя не упоминалось) 26 июля. Следы заговора ведут на базу Гуантанамо. Организаторы заговора, заявил Гевара, планировали после убийства обстрелять базу из минометов, чтобы создать впечатление, будто разъяренные кубинцы мстят за гибель Рауля от рук контрреволюционеров, Это «неопровержимое свидетельство» кубинской агрессии явилось бы предлогом для вооруженного вмешательства Соединенных Штатов.

Для Дика Биссела настали тяжелые времена. На протяжении лета ЦРУ предпринимало спорадические рейды против Кастро. Но делалось это как-то по инерции — словно для отвода глаз. Братья Кеннеди вызвали Биссела на ковер. В Белом доме и президент, и министр юстиции «вкатили Бисселу по первое число за то, что... он просиживает штаны и ничего не делает для того, чтобы избавиться от Kacтpo и его режима».

Вскоре после этой головомойки были разработаны два параллельных плана убийства Кастро. Один осуществлялся отделением ЦРУ в Майами, другой — кубинскими подпольными группами, хотя ЦРУ о нем и знало.

Главным действующим лицом по майамскому плану был некто Лупе Тороэлья, бывший служащий кубинского казначейства, который прошел курс обучения во Флориде и ко времени вторжения в Заливе свиней прибыл в Сантьяго-де-Куба, где стал членом подпольной группы под кодовым названием «Амблад». ЦРУ снабдило её деньгами, оружием и предоставило яхту. Связь с ЦРУ «Амблад» поддерживала через подставной «почтовый ящик» в Кито, Эквадор. Для передачи срочных сообщений Тороэлья пользовался прямой радиосвязью с отделением ЦРУ в Майами, что было менее надежно и более опасно.

24 сентября кубинское правительство объявило о разоблачении группы «Амблад». Что там произошло, выявить так никогда и не удалось. 12 членам группы предъявили обвинение в том, что они намеревались, укрывшись в гараже напротив гавайского стадиона, обстрелять Фиделя Кастро из базук во время его выступления на митинге. Кроме Тороэльи, которого затем казнили, в списке значились Октавио Барросо из действовавшего в провинции Ориенте отделения «Унидад» — подпольной коалиции, сколоченной ЦРУ, и бывший губернатор Ориенте Сегундо Варгес.

Вскоре был раскрыт и второй заговор. Роль снайпера в данном случае исполнял Рейнол Гонсалес (однофамилец Алонсо Гонсалеса, участника гуантанамского заговора), член подпольной группировки Мануэля Рэя. Его арестовали 24 октября, когда он скрывался на пригородной ферме, принадлежавшей сторонникам Рэя. Разработал этот план Антонио Весьяна Бланш, бухгалтер, который, по сообщению журнала «Ю.С. ньюс энд Уорлд рипорт», «вступив в сговор с другими бухгалтерами, расхищал правительственные средства в Гаване с тем, чтобы финансировать антикастровское подполье». В квартире, которую мать Весьяны снимала неподалеку от президентского дворца, было обнаружено оружие. Весьяне и его матери удалось бежать и добраться до Майами. Он стал первым руководителем «Альфы 66», одной из самых воинственных и живучих эмигрантских группировок. Это была не последняя его попытка покушения на жизнь Кастро.

Что знала администрация Кеннеди о множащихся в геометрической прогрессии террористических заговорах? Специальная сенатская комиссия по расследованию деятельности разведывательных органов во время слушаний 1975 года этого вопроса не касалась. Комиссия тщательно изучала террористические планы ЦРУ и мафии. Но о гуантанамском заговоре, заговорах с участием «Амблад» и Весьяны не было даже упомянуто.

Представляется, что комиссия сделала это сознательно. Хотя члены комиссии с удовольствием выслушали рассказ Тэда Шульца о том, с какой неприязнью отзывался Кеннеди о политических убийствах, информацию того же Шульца о гуантанамском заговоре, которая незадолго до этого появилась на страницах журнала «Эсквайр», они пропустили мимо ушей. Комиссия игнорировала заявление Че Гевары на сессии в Уругвае точно так же, как и чрезвычайно важные подробности гуантанамского заговора, к которым относится деятельность, да и сама личность Луиса Балбуэны.

Большинство в комиссии составляли демократы. Им удалось сохранить репутацию демократической администрации незапятнанной. Дик Биссел заявил сенаторам о своем глубоком убеждении в том, что Аллен Даллес «по тем или иным каналам» информировал Джона Кеннеди о «подпольном заговоре», чтобы президент всегда имел про запас «правдоподобно опровергаемое». Кеннеди ринулся в осуществление планов устранения Кастро со скоростью торпедного катера. Он распорядился подготовить доклад, в котором была бы дана оценка последствий смерти Кастро и перспектив вооруженной интервенции. Специальная сенатская комиссия указывала в 1975 году:

«Были подготовлены два документа. Меморандумом за номером 100 государственному департаменту поручалось изучить новые направления действий, открывающиеся перед Соединенными Штатами в случае устранения Кастро с кубинской сцены, и совместно с министерством обороны подготовить план на случай непредвиденных обстоятельств, предусматривающий вооруженную интервенцию. Упор в этих документах делался на возможных направлениях действий, открывающихся перед Соединенными Штатами на послекастровской Кубе, а не на способах устранения Кастро. Однако убийство не исключалось из числа возможных средств, с помощью которых можно было бы устранить Кастро».

ЦРУ подготовило прогноз под названием «Если бы Кастро умер», в заключительной части которого говорилось: «Его смерть сейчас — в результате убийства или естественных причин — будет иметь дестабилизирующий эффект, но, почти наверняка, не окажется фатальной для режима». То есть сама по себе смерть Кастро не принесет ничего, если не предпринять шагов, чтобы воспользоваться ею с выгодой. Военный план на случай непредвиденных обстоятельств был разработан весьма тщательно. Вот как описывал его Флетчер Кнебел в журнале «Лук»:

«В октябре 1961 года президент Кеннеди, все еще не пришедший в себя после катастрофы (в Заливе свиней), отдал Комитету начальников штабов секретный приказ подготовить план вторжения на Кубу. На разработку этого совершенно секретного плана ушли месяцы, но, когда стратеги и компьютеры завершили работу по учету каждого потребного самолета, корабля и штурмовой группы, было подсчитано, что первые подразделения смогут достичь кубинских берегов через восемь дней после сигнала к атаке».

Похоже, что в Белом доме определенные силы пришли к согласию в случае чего взвалить всю вину на Бобби Кеннеди. Обнаружилось это в марте 1967 года, когда Дрю Пирсон и Джек Андерсон указали на Бобби Кеннеди как на человека, одобрившего планы убийства:

«Опрошенные нами высокопоставленные официальные лица согласились, что заговор с целью убийства Фиделя Кастро «обсуждался» на высшем уровне в Центральном разведывательном управлении как раз в то время, когда за ЦРУ надзирал Бобби... И действительно, в одном из источников прямо указывается на то, что Бобби, жаждущий отомстить за фиаско в Заливе свиней, играл ключевую роль в разработке этих планов».

Нигде не задокументировано, что Роберт Кеннеди был инициатором подобных планов или даже утверждал какой-либо из лих. Принцип «правдоподобно опровергаемого» продолжал действовать. Ричард Хелмс, ставший впоследствии директором ЦРУ, в своих показаниях заявил, что «каждому, привлеченному к операции, дали ясно понять, что цель ее — избавиться от режима Кастро и от него самого... подчеркивалось, что для исполнения этого приказа все средства хороши».

Шла весна 1960 года. Хозяева званого обеда — сенатор Джон Кеннеди с супругой. Среди приглашенных — журналист Джозеф Олсон, художник Уильям Уолтон, несколько представителей высшего света Вашингтона и человек из ЦРУ. Почетным гостем был любимый писатель Джона Кеннеди Ян Флеминг.

За кофе, который разливали из серебряных кофейников, Кеннеди спросил Флеминга, что бы сделал его Джеймс Бонд, получи он задание избавиться от Кастро, Флеминг служил в британской разведке и был автором проекта документа, который лег в основу организационной структуры УСС. Он не задержался с ответом. Как пишет его биограф Джон Пирсон, Флеминг решил немного позабавиться. Он заявил, что Соединенные Штаты преувеличивают значение фигуры Кастро. Сенатор Кеннеди спросил тогда, какой подход избрал бы сам Флеминг. «Подверг бы его осмеянию»,— ответил тот.

Затем, многозначительно подмигнув, Флеминг изрек, что для кубинцев только три вещи имеют значение: деньги, религия и секс. Поэтому и удар надо нанести по трем направлениям.

Флеминг в тот свой приезд в США останавливался в доме английского журналиста Генри Брэндона. На следующий же день Брэндону позвонил директор ЦРУ Аллен Даллес и попросил к телефону Флеминга. Журналист ответил, что его гость уже уехал из Вашингтона,

Даллес выразил величайшее сожаление: он слышал о потрясающих идеях Флеминга о расправе с Кастро; очень жаль, что он не может обсудить их с Флемингом лично.

Вдохнуть жизнь в деятельность ЦРУ, направленную против Кубы, президент Джон Кеннеди призвал генерал-майора ВВС США Эдварда Лансдейла, который называл свою задачу не иначе, как «заставить американский гений работать» на уничтожение Фиделя Кастро. Генерал обладал достаточно широкими взглядами, чтобы осознавать, что Кастро, как он выражался, «снискал значительную любовь к себе лично среди кубинского населения». А после вторжения в Заливе свиней его положение еще более упрочилось.

Идея Лансдейла заключалась в том, чтобы «коренным образом изменить курс» осуществления «Кубинского проекта» и перейти от «беспокоящих» операций к попыткам взломать режим Кастро изнутри. Теоретик подавления освободительных движений предложил создать «необходимую политическую базу», то есть руководящее ядро кубинской эмиграции, и одновременно использовать «все способы успешного внедрения на Кубу», для организации «деятельности внутри страны». Самое главное — добиться свержения режима Кастро «самим народом, а не в результате усилий Соединенных Штатов». Основная линия подобной стратегии заключалась в том, чтобы лишить Кастро популярности, хотя сам Лансдейл не очень-то представлял, как это сделать.

Предложенный Лансдейлом подход к проблеме давал возможность избежать лишней шумихи. В тот момент это как нельзя лучше подходило Кеннеди. Как бы страстно он ни желал убрать Кастро с пути, он не мог сделать это открыто. 30 ноября появился меморандум. Программа Лансдейла, говорилось в нем, может «использовать все имеющиеся у нас ресурсы, чтобы... помочь Кубе свергнуть коммунистический режим». На языке Лансдейла это называлось операцией «Мангуста». Мангуста — похожее на хорька животное, известное своей свирепостью в истреблении ядовитых змей.

За два дня до этой директивы, 28 ноября, автомобиль увозил Аллена Даллеса из сверкающей новизной штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли. Он был уволен после восьми лет пребывания на посту директора ЦРУ. На торжествах по случаю открытия этого огромного здания выступил Кеннеди. В его словах, адресованных собравшимся сотрудникам ЦРУ, для Даллеса таилась особая ирония. «О ваших успехах,— сказал президент,— молчат, зато трубят о ваших неудачах». Самой шумной неудачей Даллеса стал Залив свиней: «кое-что другое», на что он рассчитывал, так и не произошло.

Даллес предчувствовал, что придется уйти. Ему вежливо ограничили доступ в Овальный кабинет. Его не приглашали на чрезвычайные заседания специальной группы. Бобби Кеннеди, готовя Даллеса к закланию, обращался с ним чуть ли не подобострастно. Словом, все было обставлено в классическом для Кеннеди стиле. Президент выждал приличествующее время. В последний день пребывания Даллеса на посту Джон Кеннеди наградил его «медалью национальной безопасности». Ему предоставили статус консультанта ЦРУ для проведения «исторических исследований» и разрешили продолжать пользоваться пуленепробиваемым кадиллаком.

Свое неудовольствие работой ЦРУ Кеннеди выразил тем, что назначил директором человека со стороны. На место Даллеса пришел Джон Маккоун, республиканец, промышленник, сколотивший в судостроении огромное состояние. С 1958 года он возглавил Комиссию по атомной энергии. Но смещение Даллеса было лишь одним прутиком в большой метле Кеннеди. Чарльза Кейбела, чья лояльность Белому дому стала вызывать сомнения, сменил генерал Маршалл Картер. Генерал Лаймэн Лемнитцер был отправлен в Париж командовать войсками НАТО, а его место председателя Комитета начальников штабов занял Максуэлл Тейлор. Последним убрали Ричарда Биссела, предложив ему синекуру в Институте оборонного анализа — кладезе военной мысли.

Преемником Биссела на посту шефа тайных операций стал Ричард Хелмс, вышедший из передряги провалившегося вторжения без единой царапины. («Представляете, в ЦРУ нет ни единого клочка бумаги, связывающего Дика Хелмса с Заливом свиней»,— восхищенно сказал однажды своим коллегам один из сотрудников ЦРУ.) Высокого роста, с редеющими волосами, Хелмс в свои 48 лет пробился на верх иерархической лестницы ЦРУ, в совершенстве играя роль законченного бюрократа. Его Стилем были расплывчатые формулировки, ни к чему не обязывающие словесные увертки. Он избегал наживать себе врагов: если какая-либо операция ему не нравилась, он предпочитал медленно удушить ее, нежели рубить с плеча.

Хелмс вступил на пост заместителя директора ЦРУ по оперативной части в феврале 1962 года. Это на него была возложена задача привести «Мангусту» в действие.

Дом № 6312 по Ривьера-драйв в Корал-Габлс был одним из солидных зданий, выстроившихся по обе стороны тихой, окаймленной пальмами улицы в нескольких кварталах от Университета Майами. Приходящих и уходящих в самые неурочные часы кубинцев принимали за слуг, которых в большом количестве поставляла «Малая Гавана». От посторонних глаз двухэтажное здание с черепичной крышей скрывали каменная стена с железными воротами. Крышу дома венчал купол. Задний двор выходил на протоку Корал-Габлс, впадающую в Бискейнский залив. Пассажиры проплывающих мимо прогулочных судов скользили рассеянным взглядом по совершенно невинному с виду катеру, ошвартованному в крытом эллинге. Этот катер был специально переоборудованным вооруженным рейдером, принадлежащим ЦРУ, а дом № 6312 по Ривьера-драйв — «военно-морской базой», используемой состоявшими на службе ЦРУ кубинскими катерниками-асами. Среди них был и Эухенио Мартинес, которому через десять лет предстояло стать матросом «уотергейтского флота».

В районе дороги Тоймайами-трейл в самом сердце национального парка Эверглейдс извивающаяся к северу тропинка обрывается у болота. Здесь установлен знак «Охотничий лагерь «Уоллус глейдс». Частная собственность. Проход воспрещен». На поляне — два сборных цельнометаллических дома казарменного типа. Частенько здесь приземляется вертолет «Белл Н-13», доставляющий «очень важных лиц». Этот «охотничий лагерь» — одна из оперативных баз ЦРУ.

Среди коралловых рифов неподалеку от островка Эллиот-Ки группа кубинцев толпится на песчаном пляже у ветхой хибары. Эти кубинцы — подразделение десантников, лачуга — их конспиративная квартира. В углу гостиной — скульптура непорочной девы из Кобре: в память о павших товарищах. Раз в неделю кубинцы отправляются катером в Майами на свидание с семьями.

Упомянутые «заведения» — лишь небольшая часть многочисленных замаскированных баз, которые создавало ЦРУ по всей Южной Флориде по мере того, как разворачивалась операция «Мангуста». Агенты ЦРУ толпами валили в Майами, и его местное отделение стало крупнейшим в мире. Ежегодный бюджет отделения превышал 500 миллионов долларов, штат сотрудников-американцев составлял 500—600 человек. Во всех основных зарубежных резидентурах ЦРУ по меньшей мере один сотрудник получил задание заниматься исключительно сбором разведывательной информации, имеющей отношение к Кубе, распространять враждебные Кастро слухи в стране пребывания и шпионить за кубинскими официальными лицами с целью их вербовки. Донесения этой разветвленной сети сходились в майамском отделении ЦРУ для сравнения, координации и выработки плана действий.

Дневной рейс авиакомпании «Истерн эйрлайнс» из Вашингтона в Майами стал считаться в ЦРУ «своим», поскольку обычно не менее половины его пассажиров составляли штатные сотрудники управления. Агенты ЦРУ, которых переводили в Майами для участия в операции «Мангуста» (многие прибывали с семьями), буквально наводнили город, вызвав бум на местном рынке недвижимости.

Отделение ЦРУ прикрывалось теперь бессмысленным кодовым названием JM/WAVE. Оно переехало из Корал-Габлс на пустующую авиабазу ВМС Ричмонд к югу от Майами. Во время второй мировой войны база Ричмонд использовалась для электронного обнаружения германских подводных лодок во Флоридском проливе. Огромные ангары были разрушены ураганом, обнажившиеся фундаменты и торчащие во все стороны балки создавали фантастическую картину. ВМС передали этот участок земли Университету Майами для полевых изысканий и последующей застройки. На картах он значился как «Южный университетский городок». В свою очередь Университет услужливо впустил ЦРУ на правах арендатора. Окруженное колоннами белое каркасное здание штаба, приведенное в порядок и подновленное, превратилось в «главную контору» подставной компании «Зенит текникл энтерпрайзис», служившей ЦРУ «ширмой» во время вторжения.

ЦРУ не пожалело усилий, чтобы придать достоверность фирме «Зенит», которая по идее должна была заниматься исследованиями в области электроники. Капитан Бредли Эрл Айерс, прикомандированный к JM/WAVE из армии, вспоминал:

«Я убедился, что они не упустили ни малейшей детали, устраивая «ширму» — «Зенит текникл эптерпрайзис». На стенах были развешаны фальшивые графики производства и сбыта продукции, лицензии федерального правительства и правительства штата. Около входной двери висело объявление для коммивояжеров, уведомляющее о приемных часах в различных отделах. Последним — и таким эффективным — мазком была почетная грамота, которой Объединенный благотворительный фонд наградил «Зенит» за активное участие в сборе пожертвований».

Главой отделения JM/WAVE был Теодор Шекли. Высокий, с изысканным бостонским выговором, Шекли руководил резидентурами ЦРУ в Лаосе и Сайгоне — в излюбленном районе генерала Лансдейла, затем был откомандирован в Берлин под начало Уильяма Харви. Вскоре после Залива свиней его отозвали в штаб-квартиру ЦРУ и включили в группу, которая изучала «слабые и сильные стороны» режима Кастро. В феврале 1962 года Шекли прибыл в отделение JM/WAVE.

Заместителем шефа отделения был Гордон Кемпбелл, щеголявший военной выправкой. Кемпбелл курировал морские операции, имеющие решающее значение в действиях против острова Куба. Он и жил на яхте, стоявшей на якоре у эспланады Диннер-Ки в южном Майами. Верзила из штата Нью-Мексико по имени Дэйв держал в ежовых рукавицах оперативный отдел.

По мере расширения JM/WAVE начало напоминать своего бюрократического прародителя в Лэнгли. «Я ожидал увидеть гибко и бесперебойно действующую организацию,— говорит Бредли Айерс,— но она оказалась растущим на глазах бюрократическим монстром». В общей сложности автомобильный парк JM/WAVE насчитывал более сотни машин, для обслуживания которых отделение располагало собственной бензоколонкой.

Самой многочисленной группой в штабе отделения были «гувернеры», под бдительным надзором которых находилось почти три тысячи агентов, кубинцев по национальности. Многих из них рекомендовали родственники или друзья, уже находившиеся на службе ЦРУ. Но ненасытному управлению требовалось еще и еще. Новички, прошедшие через фильтрационный центр ЦРУ в Оупалоке, заполняли самые разнообразные вакансии: от рулевых-мотористов катеров и лодок до поваров и уборщиков в лагерях десантников.

В целях маскировки ЦРУ создавало подставные корпорации и частные компании в таком количестве, что их едва поспевали ставить на учет. Таких «ширм» было 55. В ряде случаев были просто заменены вывески на входных дверях подставных компаний, учрежденных еще во времена подготовки вторжения в Заливе свиней. А с «Радио Суона», пропагандистской радиостанцией ЦРУ в районе Карибского моря, произошло чудесное превращение, однако для этого потребовались большие усилия. В сентябре 1961 года центральная контора подставной фирмы «Гибралтар стимшип корпорэйшн», дочерней компанией которой числилось «Радио Суона», переехала из Нью-Йорка в «Лэнгфорд билдинг» в деловой части Майами. Любопытные репортеры заметили, что багаж, который грузчики вносили в помещение конторы, был помечен именем Джорджа Уэсса, предположительно сотрудника «Радио Суона». После этого «Гибралтар стимшип корпорэйшн» бесследно исчезла с лица земли, но зато появилась фирма «Вэнгард сервис корпорэйшн», предлагавшая услуги в качества «консультанта». Исчезло и «Радио Суона», чтобы возникнуть в качестве «Радио Америкас», дочернего предприятия фирмы «Вэнгард».

Действовало в данном случае ЦРУ весьма неуклюже. «Вэнгард» сохранила за собой помещение компании «Гибралтар» и ее номер телефона — несмотря на полную смену штата и руководства. Президентом стал хорошо известный во Флориде бизнесмен Уильям Уэст, которого, впрочем, очень скоро сменил Рузвельт Хаузер, директор крупного Национального банка Майами. Руководитель «Радио Америкас» Роджер Баттс характеризовал свое заведение как «принадлежащую частным лицам коммерческую радиостанцию на острове Суон», которая финансируется за счет «поступлений от заказчиков рекламных программ». Однако радиостанция не передавала рекламы и даже не имела соответствующей лицензии Федеральной комиссии связи США.

Еще одну подставную фирму «Пэрегенэйр сервис» учредили в штате Делавэр. Бредли Айерс, прикомандированный к «Пэреген эйр сервис» под псевдонимом Дэниел Уильямс, рассказывал:

«Деятельность компании по своим масштабам являлась международной и сосредоточивалась в Южной Флориде и бассейне Карибского моря. Компания располагала конторой в Майами, номером телефона и почтовым адресом, банковскими счетами, адвокатами, бухгалтерами и другими атрибутами взаправдашнего бизнеса. В «Пэреген айр сервис» можно было позвонить по телефону, к аппарату, установленному в отделе прикрытия (отделения JM/WAVE), подходил один из сотрудников отделения. Мой псевдоним Д. Уильямс подкрепляли послужной список, карточка социального страхования, характеристика и кредитная карточка на это имя».

Айерс пользовался то настоящим, то вымышленным именем, и, как сейчас говорит, ему «порой было трудновато упомнить», под которым из них он «выступал в той или иной конкретной ситуации».

Для переброски десантных групп на Кубу ЦРУ собрало целый флот модифицированных катеров, которые базировались на эспланаде Хоумстед, неподалеку от отделения JM/WAVE, и других причалах, разбросанных по бесчисленным флоридским островкам. Катера были зарегистрированы, как принадлежавшие компании «Эйс картографи», учрежденной в июле 1962 года в качестве фирмы, ведущей «морские изыскания». Значившийся на бумагах компании адрес, как оказалось, принадлежал некоему майамскому адвокату, числившемуся ее вице-президентом. Гораздо больший, однако, интерес представляют имена ее зарегистрированных, как того требовали законы Флориды, агентов. Ими были не кто иные, как Уильям Робертсон и Грейстон Линч — «Рип» и «Грей», первые янки, высадившиеся на берег в Заливе свиней.

Операция «Мангуста» предусматривала беспрерывные диверсионные рейды на Кубу, поэтому ЦРУ набрало из числа контрреволюционеров группу аквалангистов, обученных подводным взрывным работам. Они числились в штате подставной компании «Марин инджиниринг энд трейдинг», созданной вслед за «Эйс картографи». В качестве адреса компании указывался адрес адвокатской конторы в пригородном Хоумстде, а финансирование осуществлялось через Федеральный резервный банк в Атланте. Экономить деньги американских налогоплательщиков ЦРУ старалось только в одном: контрреволюционеры получали 275 долларов в месяц в период обучения и 325 долларов — во время выполнения заданий.

Операции тайной войны из Флориды предполагали сотрудничество с представителями местного истэблишмента. Десантники-эмигранты могли получать жалованье чеками, выписанными из фондов заработной платы местных частных фирм и универсальных магазинов Майами. Эти и другие «особые» чеки оплачивались — «вопросов не задаем» — Первым национальным банком Майами на бульваре Бискейн. В других банках смотрели сквозь пальцы на откровенно липовую информацию в заявлениях о предоставлении займов.

Неограниченные услуги оказывал существующий на частные пожертвования Университет Майами. Его факультеты служили «крышей» для агентов ЦРУ, а ряд армейских офицеров, прикомандированных к ЦРУ, числился в несуществующей группе, которая якобы вела в Университете научно-исследовательские работы в области подводного и другого секретного оружия.

Газеты Майами, как и во время подготовки вторжения в Заливе свиней, неизменно оказывали услуги. Бывший сотрудник отделения JM/WAVE вспоминает:

«В какой-нибудь газете вроде «Геральд» один-два репортера специализировались по Кубе. Им был открыт доступ в отделение. Таким образом мы снабжали их нужной нам информацией, а они делали карьеру на наших готовых текстах. Эти парни быстренько научились не вредить нам. Время от времени, когда на то были важные причины, мы запускали им здоровенную «утку». А вообще газеты всегда старались с нами ладить».

Редактор майамской «Ньюс» Билл Боггс являлся близким другом братьев Кеннеди, а ведущий репортер по латинской Америке Хэл Хендрикс был тесно связан с ЦРУ. Тесная взаимосвязь федеральных властей с властями штата была необходима еще и потому, что ЦРУ нарушало все существующие законы. Документы частных компаний содержали заведомо ложные сведения. При уплате подоходных налогов сообщались фиктивные источники дохода. В нарушение правил Федерального авиационного управления подавались липовые карты полетов, наклеивались регистрационные номера самолетов. Перевозка взрывчатки по дорогам Флориды осуществлялась вопреки законодательству штата. Противоречили существующим законам и нелегальное хранение взрывчатых веществ и других военных материалов, приобретение автоматического оружия. Каждый раз, когда катер отплывал на Кубу, нарушался закон о нейтралитете США, каждый раз, когда он возвращался, обходились правила таможенной и иммиграционной служб.

ЦРУ негласно добилось того, что на него действие законов не распространялось. Полиция и шерифы от Майами до Ки-Уэста тут же отпускали сотрудников ЦРУ независимо от того, за что они были задержаны: будь то нарушение границ частных владений или управление автомобилем в нетрезвом состоянии.

Точно так же закрывали глаза на проделки людей ЦРУ и чиновники таможни, иммиграционной службы, казначейства, агенты ФБР. Была разработана целая система опознавания, предусмотрены особые номера телефонов, по которым следовало звонить в случае затруднений. Экипажам катеров, например, сообщался пароль, которым они могли воспользоваться при задержании морской пограничной службой.

Роберт Пламли, числившийся пилотом в подставной фирме «Додж корпорэйшн», рассказал авторам этой книги, как ему благодаря контактам ЦРУ с армией удавалось избегать обнаружения радарами. Вместе с заданием лететь на Кубу он получал от служащего фирмы «Додж», пакет с инструкциями, картами и координатами укромного места на Кубе, где ему предстояло приземлиться, Пламли перелетал на островки Мэресен-Ки или Локса-хатчи и выжидал там точно предписанного момента взлета. Разработанный для него маршрут вел через временную «мертвую зону» на экранах радаров, которая возникала, когда огромные самолеты «Локхид констеллэйшн» разворачивались и ложились на обратный курс на границе района патрулирования. «"Додж" получала расчеты времени от военных»,— утверждал Пламли.

Фрэнк Стерджис являлся одним из многих «сезонников» тайной войны. Номер его телефона был засекречен. Обычно ему звонил Хоакин Санхепис, командир группы «Операция 40». Стерджис выполнял «ознакомительные полеты», как их называли на той стадии операции «Мангуста», когда велась интенсивная разведка. После звонка Санхеписа он отправлялся в аэропорт, взлетал на своем самолете и следовал определенным маршрутом, сознательно вторгаясь в воздушное пространство Кубы. Стерджис был «подопытным кроликом». В его задачу входило привести в действие систему береговой обороны. Растревоженные гулом моторов его самолета и «зайчиком» на экранах радаров, кубинцы начинали переговариваться по радио, включали следящие устройства и принимались прогревать двигатели ночных истребителей МиГ. По темному небу начинали шарить стволы страшных счетверенных зениток, управляемых радаром, а ракетчики усиленно «ловили» нарушителя на экранах слежения за целью.

Электронные сигналы, возникавшие в результате этих приготовлений, перехватывались американскими шпионскими кораблями «Оксфорд» и «Поконо», которые по очереди дежурили в нейтральных водах неподалеку от кубинских берегов. Благодаря изучению этих сигналов в Вашингтоне удавалось многое выяснить о характере и эффективности обороны. За службу в качестве летающей «приманки» (Стерджис рассказывал, что не раз попадал под обстрел) ему платили 600 долларов за вылет, на случай гибели предусматривалась двойная выплата вдове — и только.

Стерджис также был привлечен к операции «Фантасма» — от испанского слова, означающего «призрак»,— которая проводилась в рамках операции «Мангуста». Он и другие летчики, нанятые ЦРУ по контракту, разбрасывали листовки над провинциями Камагуэй, Сьенфуэгос и Матансас (Центральная Куба), призывающие кубинцев объединяться в подпольные «ячейки» для осуществления саботажа и диверсий. Членам «ячеек» полагалось всегда иметь при себе спички, чтобы при любой возможности поджигать плантации сахарного тростника, оставлять снятыми трубки телефонов-автоматов, чтобы нарушать телефонную связь, и любыми иными способами досаждать правительству. К тому же призывали в передачах «Радио Америкас» с острова Суон.

Один из полетов в рамках операции «Фантасма» окончился трагически. 14 декабря 1961 года самолет «Пайпер апаш» вылетел из аэропорта Форт-Лоудердейл в восточном направлении. На борту находились пилот Роберт Томпсон, второй пилот Роберт Суопнер и Стерджис.

Чтобы их не обнаружили, перешли на бреющий полет. Приземлились на рифе Нормана (Багамские острова), где Стерджис устроил перевалочную базу. Самолет загрузили листовками, после чего Томпсон и Суоннер срочно взлетели, направляясь на Кубу. И не вернулись.

Через три дня после исчезновения самолета Стерджис позвонил жене Томпсона и сообщил ей, что «Пайпер апаш» пропал в открытом море. Незадолго до рождества она получила по телеграфу анонимный денежный перевод на 500 долларов. «Веселого рождества»,— было написано на бланке. «Я знала, что деньги посланы... Стерджисом и ЦРУ, потому что это была точная сумма, которую выплатили бы мужу, если бы он вернулся», — говорит миссис Томпсон. Муж признался ей, что он один из пилотов, завербованных для выполнения секретных заданий.

Эухенио Мартинес, катерник ЦРУ, тоже был «сезонником». Ежедневно он отправлялся из своего дома в Майами на «военно-морскую базу» ЦРУ на Ривьера-драйв или на один из рассыпанных по островкам мелких причалов, где стоял флот ЦРУ. Экспансивный жгучий брюнет с блестящими черными глазами, Мартинес был когда-то владельцем больницы, отеля и мебельной фабрики в своей родной провинции Пинар-дель-Рио. Теперь его съедала жажда разделаться с Кастро. Пытаясь свести до минимума причастность ЦРУ к «Уотергейту», Ричард Хелмс принизил роль Мартинеса, назвав его осведомителем, который «вел беседы с эмигрантами» и поставлял скудную информацию за какие-то сто долларов в месяц. Такой отзыв о друге, которого он называет «Роландо», привел Фрэнка Стерджиса в ярость. «Роландо получал двенадцать сотен в месяц, и если бы Компания платила ему двенадцать тысяч, то и этого было бы мало. Роландо никогда не был никаким осведомителем. Он командовал катером ЦРУ, который нелегально доставлял агентов на Кубу или забирал их оттуда и переправлял в Ки-Уэст. Более опасной работы не сыщешь. А Роландо занимался ею десять лет — дольше всех... Вот вам и осведомитель!»

Мартинес — один из тех контрреволюционеров, занятых на оперативной работе, которые знают береговую линию, как свои пять пальцев. «Я лично выполнил по заданию ЦРУ 350 рейсов на Кубу»,— с гордостью заявил Мартинес после «Уотергейта». Мартинес хотел вывезти с Кубы своих родителей, но не добился разрешения от ЦРУ. Там боялись, что его могут схватить, а это затруднило бы морские операции.

Высадив десантников, экипажи катеров поддерживали с ними связь посредством портативных раций типа «уоки-токи» с тем, чтобы подобрать их по окончании рейда.

У катерников были свои винтовки, и они могли, если возникала необходимость, обеспечить огневое прикрытие. Иногда они и сами сходили на берег. Их снабжали кубинскими песо и подложными документами на тот случай, если их отрежут от судна. При задержании им было приказано говорить, что они ведут «изучение морских ресурсов». Самым опасным и рискованным заданием считалось снятие ранее высаженного десанта: всегда существовала возможность, что группа будет схвачена и принуждена открыть время и место встречи с катером.

В нескольких милях к югу от отделения JM/WAVE пыльная дорожка ведет через сосновую рощу от Куэйлруст-драйв к невзрачному бледно-голубому строению. Здесь размещалась школа кубинских агентов-новобранцев.

Эта школа — один из многих разбросанных по Южной Флориде учебных лагерей, где преподавались самые разнообразные предметы — от тайных средств связи до приемов партизанской войны. Их выпускники пополняли быстро растущую подпольную армию, снабжение и оснащение которой требовало больших усилий. Близ штаб-квартиры отделения JM/WAVE в Южном университетском городке располагался полувоенный «супермаркет» — огромный склад, в котором было все, что может представить себе воображение: от формы армии Кастро до гробов. В старых бункерах, когда-то принадлежавших ВМС США, лежали тонны военного снаряжения и оружия. Планируя операцию, ее руководитель имел возможность составить список необходимого оружия, руководствуясь 54 страницами каталога. Чтобы облегчить составление и выполнение заказа, все «товары» были разбиты по категориям, указывался номер каждого из них по каталогу. Но были проставлены только цены.

Начало операции «Мангуста» не предвещало ничего хорошего, ЦРУ спешно обучило оставшийся личный состав бригады 2506 тактике диверсионных действий на базе близ Ки-Уэста и направило одну из групп с заданием взорвать железнодорожное депо и мост на северном побережье. Десантники, проходившие подготовку под руководством Грейстона Линча, должны были высадиться в ночное время совершенно не замеченными с тем, чтобы, согласно сценарию операции - «Мангуста», диверсию отнести на счет местного подполья. Но кубинский сторожевик обнаружил их судно, и вылазка сорвалась. «Мы не имели права обстрелять их, потому что получили приказ тайком высадиться на Кубе, взорвать мост и атаковать депо,— объяснял Роберто Сан-Роман.— Нападение предполагалось осуществить таким образом, чтобы создать впечатление, будто это дело рук самих кубинцев».

Затем был разработан куда более дерзкий план: взорвать огромный медедобывающий комплекс Матаамбре а провинции Пинар-дель-Рио. Вывести из строя эти рудники — значит нанести жесточайший удар по экономике Кубы. «Они здорово нас подготовили,— говорит Сан-Роман.— На моделях-копиях шахт мы изучали, как руда подается на-гора. У нас было специальное взрывное оборудование для крупных объектов. Тренировались в течение двух недель. И вот после этого они дают нам никуда не годное судно. Уже в море сел аккумулятор, вышел из строя один двигатель, открылась течь, рация отказала». Грейстон Линч вынужден был пересесть в катамаран, который они вели на буксире, и отправиться за помощью. Его подобрало проходящее грузовое судно, с борта которого Линч радировал морской пограничной службе о бедственном положении дрейфующих десантников.

Такое положение вещей никого не устраивало. Братья Кеннеди решили подстегнуть операцию «Мангуста». В состав специальной группы были введены Бобби Кеннеди и Максуэлл Тейлор. Она стала называться расширенной специальной группой и занималась теперь почти исключительно Кубой. Согласно заметкам, которые сделал сотрудник ЦРУ во время заседания специальной группы 19 января 1961 года, Роберт Кеннеди витиевато объявил, что «решению кубинской проблемы правительство Соединенных Штатов придает первостепенное значение. Мы не пожалеем ни времени, ни денег, ни усилий, ни людских ресурсов. Вчера президент указал ему, что последняя глава еще не написана, но она должна быть и будет написана».

В то время как Белый дом ужесточал экономическое эмбарго против Кубы, агенты ЦРУ в Европе оказывали нажим на судовладельцев, стремясь вынудить их отказаться от перевозки кубинских грузов. Специальная техническая группа в штаб-квартире ЦРУ занималась разработкой акций — от блокирования кубинских кредитов за границей до отравления экспортируемого Кубой сахара. Во Франкуфурте-на-Майне одного из владельцев шарикоподшипникового завода уговорили поставить на Кубу децентрированные шарикоподшипники; в Англии автобусы марки «Лейланд», изготовленные по заказу Кубы, были выведены из строя в доках.

Однако братья Кеннеди считали все это недостаточным. Стремясь получить более ощутимые результаты, они оказывали постоянный нажим на Лансдейла, которого чуть ли не ежедневно вызывали к министру юстиции. Лансдейл намекал, что «нам, возможно, придется добиваться результата вне утвержденной программы, осуществление которой мы сейчас форсируем». Хотя впоследствии он и отрицал, что под этим высказыванием он имел в виду террор, вопрос о политических убийствах часто обсуждался постоянной группой. На ранней стадии разработки операции «Мангуста» Лансдейл представил план «Основные направления действий», в котором предлагал убивать руководителей революционной Кубы, а также сотрудников кубинской разведки, советских и чехословацких специалистов. Однако, поскольку недовольство безрезультатностью операции «Мангуста» росло, министр обороны США Роберт Макнамара однажды напрямик спросил: «А не обсудить ли нам устранение или убийство Кастро?»

Джим О’Коннелл притаился за кустом, откуда был виден оставленный на пустыре через дорогу трейлер. Рядом с ним скорчился Джонни Роселли. Было это апрельским утром 1962 года в Майами. Начинало припекать солнце, но они хотели убедиться, что трейлер попадет в надлежащие руки. В него было загружено добра на пять тысяч долларов: взрывчатка, детонаторы, винтовки, пистолеты, рации и судовой радар.

Забрать трейлер должен был Тони Варона или кто-нибудь из его людей. Роселли, все еще пользовавшийся изрядно затасканной «легендой» о том, что он действует от имени дельцов с Уолл-стрит, уговорил Тони Варону возобновить попытки убить Кастро в обмен на упомянутое снаряжение. Он уже передал Вароне ключи от трейлера. Трейлер был арендован Тедом Шекли, начальником отделения JM/WAVE, и Уильямом Харви, руководившим теперь «особой кубинской группой W» и прибывшим вместе с О’Коннеллом из Вашингтона, чтобы помочь раскрутить операцию «Мангуста».

О’Коннелл обливался потом и беспрерывно поглядывал на часы. Наконец на пустырь медленно вполз автомобиль. Озираясь, из него выбрался кубинец. Роселли тронул агента ЦРУ за плечо и молча кивнул: все в порядке. Кубинец прицепил трейлер и поспешно укатил с пустыря.

Операцию самовольно предпринял Билл Харви, которому были не по нраву существующие ограничения. Специальная группа установила жесткий контроль за «Мангустой», отложив осуществление плана Лансдейла, в котором, в частности, предлагалось использовать «гангстерские элементы» для нападения на «главных руководителей» Кубы. Харви восстал против этих ограничений. Он жаловался директору ЦРУ Маккоуну, что не может проводить сколько-нибудь «серьезных операций, выходящих за рамки сбора разведывательной информации», без предварительного утверждения расширенной специальной группой.

Харви был несказанно рад, когда получил, по его выражению, «совершенно определенный приказ» от Ричарда Хелмса возродить к жизни проект Роселли, не обращаясь за разрешением в расширенную специальную группу. В своих показаниях специальной сенатской комиссии в 1975 году Хелмс признался, что не получил распоряжений поступить именно так, но в то же время никто ему этого не запрещал. Хелмс не посвятил в свои планы даже Маккоуна. «Дело выглядело не совсем благовидно: речь шла о связях с мафией,— объяснил он,— а мистер Маккоун пришел в нашу организацию сравнительно недавно...»

После поездки в Майами Харви решил, что Мэхью и Джанкана «ненадежны» и только «мешают», и отстранил их от операции. Его недоверие к этой парочке, похоже, было вызвано печально известным эпизодом с неудавшейся установкой подслушивающего устройства в Лас-Вегасе.

21 апреля Харви вновь прибыл в Майами и привез с собой четыре таблетки с ядом, изготовленным отделом технической поддержки ЦРУ. Он заявил Роселли, что они «сработают в чем угодно, в любом месте и в любое время». Роселли передал таблетки Тони Вароне, после чего доложил Харви, что исполнители нацелились не только на Фиделя, но и на Рауля Кастро и Че Гевару. Харви одобрил их замысел, сказав: «Хорошо, пусть что хотят, то и делают».

Тот, кому доводилось стать объектом ярости Бобби Кеннеди, помнил это долго. «Если вы видели, как глаза мистера Кеннеди приобретают стальной оттенок, как он стискивает челюсти, слышали, как его голос становится тихим и размеренным,— вспоминал бывший генеральный советник ЦРУ Лоуренс Хьюстон,— вы чувствовали, что душа у вас уходит в пятки». В мае полковник Шеффилд Эдвардс, один из инициаторов планов убийства Кастро, был вызван к министру юстиции после того, как кто-то донес Роберту Кеннеди, что ЦРУ и мафия заключили союз. Эдвардса сопровождал Хьюстон. Перетрусивший полковник «выложил все», даже тот факт, что Мэхью поручили «предложить Джанкане 150 тысяч долларов, чтобы нанять какого-нибудь бандита, который отправился бы на Кубу и убил Кастро». Кеннеди вышел из себя, так как ему ничего не сказали об этом.

Совместные проделки ЦРУ и мафии приводили к осложнениям. Незадолго до Залива свиней Эдвардс воспрепятствовал расследованию ФБР дела об установке подслушивающего устройства в Лас-Вегасе, имеющей отношение к подружке Сэма Джанканы, на том основании, что следствие не только раскроет «разведывательную операцию», связанную с вторжением, но и сорвет планы на будущее, которые еще «принесут плоды». Эдгар Гувер злорадно направил меморандум Кеннеди, сообщая о вмешательстве Эдвардса и о том, что ЦРУ использует Мэхью в качестве «посредника» в сделке с Джанканой, который помогает в «тайных усилиях» против правительства Кастро, имеющих неопределенный характер. Эдвардс, правда, не открыл, с какой целью устанавливался подслушивающий аппарат в Лас-Вегасе.

Меморандум Гувера создал проблему. Кампания Роберта Кеннеди против организованной преступности начинала набирать силу, а Сэм Джанкана в списке числящихся в розыске занимал одно из первых мест. Теперь же оказывалось, что гангстер сотрудничал с федеральным учреждением,— ситуация, которая подразумевала, что он защищен от судебного преследования за любое преступление, кроме, разве что, измены или особенно злодейского убийства. Однако, по формулировкам меморандума Гувера, можно было предположить, что альянса между ЦРУ и мафией более не существует. И Роберт Кеннеди написал на полях меморандума: «Надеюсь, будут приняты самые энергичные меры».

ФБР с готовностью подчинилось, установив суровую слежку за Джанканой, которая вскрыла еще один подводный камень — амурную историю как раз для бульварных газеток. Некая женщина по имени Джудит Кемпбелл регулярно звонила в Белый дом из чикагской квартиры гангстера. Далее обнаружилось, что звонила она самому президенту. Мисс Кемпбелл была представлена Джону Кеннеди Фрэнком Синатрой и, по ее собственному признанию, встречалась с ним на протяжении нескольких месяцев. Однако неизмеримо более огорчительным был тот факт, что подружка президента продолжала одновременно видеться и со своими старыми приятелями из мафии — Джанканой и Роселли. Нетрудно представить, к каким неприятным последствиям могло все это привести.

В феврале 1962 года Эдгар Гувер забил тревогу, информировав обо всем Бобби Кеннеди и помощника президента Кеннета О’Доннелла. Через месяц директор ФБР устроил неофициальный завтрак для Джона Кеннеди, во время которого, вероятно, они и обсудили эту проблему. Согласно докладу специальной сенатской комиссии 1975 года, «последний телефонный контакт между Белым домом и подругой президента имел место через несколько часов после завтрака».

И если на этом с мисс Кемпбелл было покончено, то немаловажная проблема Джанканы оставалась нерешенной: вполне вероятно, что в случае судебного преследования он выложит все, что знает о любовнице президента. Последовала кропотливая работа, направленная на то, чтобы заставить ЦРУ расхлебывать эту кашу.

На следующий день после завтрака с президентом Гувер направил Эдвардсу меморандум, в котором извещал, что министерство юстиции хотело бы знать, будет, ли ЦРУ «возражать или нет против возбуждения уголовного преследования» за установку подслушивающего аппарата против Мэхью и того, кто был непосредственным исполнителем. Имя Джанканы в меморандуме не упоминалось. Ответ Эдвардса можно было предсказать заранее. ЦРУ будет возражать, поскольку, как докладывал потом Гувер, «преследование Мэхью, несомненно, приведет к разглашению совершенно секретной информации, связанной с неудавшимся вторжением на Кубу в апреле 1961 года, в результате чего будет нанесен огромный ущерб правительству Соединенных Штатов».

Вооруженное этим затрагивающим «национальную безопасность» протестом, министерство юстиции уведомило ЦРУ, что не предвидит «серьезных трудностей в прекращении судебного преследования». Никаких трудностей, естественно, и не возникло. Именно в этот момент Бобби Кеннеди вызвал Эдвардса на ковер для объяснений по поводу того, как ЦРУ ухитрилось спутаться с мафией. Во время этой беседы Кеннеди узнал и о заговорах с целью убийства. И хотя Билл Харви передал Роселли содержащие яд таблетки всего двумя неделями раньше, Эдвардс заявил Роберту Кеннеди, что ЦРУ от проектов убийства отказалось. Так что поводом для ярости Роберта Кеннеди послужило лишь то, что его не информировали о Джанкане. Он не осудил политические убийства как аморальные, не запретил ЦРУ иметь дело с мафией в дальнейшем. Он просто потребовал, чтобы ему сообщили первому, если ЦРУ опять свяжется с гангстерами. «Я настаиваю на том, чтобы вы держали меня в курсе подобных дел»,— цитировал Эдвардс Роберта Кеннеди.

Эдвардс понял, что сам себя загнал в угол, но теперь уже не мог повиниться министру юстиции в обмане. Вернувшись в Лэнгли, он вызвал Харви и в общих словах изложил ему содержание беседы. Однако, дабы обезопасить себя, Эдвардс пишет служебный, меморандум, в котором заявляет: «Сегодня меня посетил мистер Харви. Он дал понять, что отказывается от каких-либо планов использовать объект (Роселли) в будущем». Харви узнал об этом документе только во время допроса в специальной сенатской комиссии в 1975 году. Его возмущение не знало границ. Он тут же объявил, что «это неправда, и полковник Эдвардс энает, что это неправда».

Цель подобной фальсификации — продемонстрировать, что Эдвардс «уже не несет ответственности», если операция сорвется.

Буквально через несколько дней Харви получил первое донесение от Роселли о ходе операции: таблетки и оружие благополучно переправлены на Кубу. В июне гангстер сообщил об отправке туда группы из трех убийц, а в сентябре — о готовности второй группы проникнуть в Гавану и попытаться внедриться в охрану Кастро. «Лекарство» — имеются в виду таблетки — по-прежнему находится на Кубе «в целости и сохранности».

Выходящая в уругвайском приморском курортном городе Пунта-дель-Эсте ежедневная газета «Диа» однажды февральским утром 1962 года преподнесла читателям интересную новость: «Посол Моррисон представил отчет о расходах за день: завтрак — 1,5 доллара; такси утром — 2 доллара; второй завтрак — 2,5 доллара; такси днем — 3 доллара; обед с министром иностранных дел Гаити — 5 ООО ООО долларов».

Речь в заметке шла о представителе Соединенных Штатов в Организации американских государств (ОАГ) Делессепсе Моррисоне. Несколько дороговатый обед на самом деле был обязательством перед Гаити построить в Порт-о-Пренсе современный аэропорт. А фактически это было взяткой за то, чтобы Гаити проголосовало за исключение Кубы из ОАГ. Именно на Делессепса Моррисона администрацией Кеннеди была возложена немаловажная задача — изолировать Кубу от других государств Западного полушария. Выполнение этой задачи в ходе тайной войны требовало как наступательной дипломатии, так и некоторых закулисных махинаций.

Хотя Моррисон и носил титул посла, фактически же он был у Джона Кеннеди «разъездным аварийным монтером». После убийства Трухильо он оказался в Сьюдад-Трухильо, где по поручению Джона Кеннеди лично присматривал за тем, чтобы сын Трухильо при разделе власти, не дай бог, не подпустил коммунистов к «сладкому пирогу».

В августе 1961 года Моррисон возглавлял делегацию Соединенных Штатов на сессии Межамериканского экономического и социального совета в Пунта-дель-Эсте. Главной ее темой был Союз ради прогресса[62], который, как обещал Джон Кеннеди, «поможет свободным людям и свободным правительствам сбросить оковы нищеты». Было намечено в первый год существования Союза оказать экономическую помощь в размере миллиарда долларов — ожидалось, что такая соблазнительная приманка окажется неотразимой для слаборазвитых стран. Повесив перед их носом столь солидную золотую морковку, Соединенные Штаты рассчитывали нанести сокрушительный удар по широко распространенному в Латинской Америке мнению, что, как сформулировал Эдлай Стивенсон[63] после своей ознакомительной поездки в июне, «кубинский крестьянин обрел свое место под солнцем»,

В составе американской делегации был и Ричард Гудвин, автор речей Кеннеди, который стал в Белом доме «специалистом» по Латинской Америке. Моррисон любил повторять анекдот о Гудвине: вскоре после того, как Гудвин пришел в Белый дом, он как-то остановил одного из журналистов и спросил: «Меня собираются назначить на высокий пост в Латинскую Америку. Не посоветуете ли, какие стоящие книги прочитать?»

К неудовольствию Моррисона, его молодой коллега проявил интерес к Че Геваре, главе кубинской делегации.

«Хотел бы я знать, чем он дышит»,— обронил Гудвин, наблюдая за Че, окруженным толпой восхищенных поклонников в фойе перед залом заседаний.

«Дик, я бы держался от него подальше,— ответил Моррисон неодобрительно.— Мы просто не должны иметь ничего общего с этой компанией».

«Ну, не знаю, не знаю,— гнул свое Гудвин, жуя сигару.— А мне все равно интересно, что за личность эта борода».

Гевара пошел ему навстречу. Во время пленарного заседания он передал коробку кубинских сигар, украшенную национальным гербом. «В ней лежала написанная по-испански записка от Че,— вспоминает Гудвин,— Там говорилось: „Поскольку у меня нет визитной карточки, приходится писать от руки. Поскольку трудно говорить с врагом, я протягиваю руку”».

Позже, на приеме, устроенном для делегатов конференции представителем Бразилии, Че пригласил Гудвина в отдельную комнату. Гевара улыбыулся: «Будем вести эту встречу, как враги на нейтральной территории или как два частных лица, желающих обсудить общие проблемы?»

«Как враги, — ответил Гудвин, — Хочу также напомнить, что я не уполномочен говорить от имени президента Кеннеди или от имени американского народа».

Че выразил желание вести переговоры с Соединенными Штатами без предварительных условий, однако Гудвин сомневался, что администрация Кеннеди на это согласится. Че Гевара объявил, что Куба не вступает ни в политические, ни в военные союзы ни с какой страной, и никогда не вступит, если США возьмут на себя обязательство не предпринимать нового вторжения. Их беседа длилась час.

Моррисон осудил эту закулисную встречу, которая едва не разрушила все его планы добиться «исключения Кубы Организацией американских государств из межамериканского сообщества». После беседы с Гудвином Че тайно встретился с президентом Аргентины Фрондиси и призвал к сосуществованию. Каким-то образом об этом стало известно, произошел невероятный скандал. Отбиваясь от нападок, Фрондиси упрямо твердил: «Если Соединенные Штаты сочли возможным встречаться с майором Геварой, как мог отказаться я?»

Конференция в Пунта-дель-Эсте завершилась принятием странами — членами ОАГ хартии Союза ради прогресса. Ставя подпись за Соединенные Штаты, Дуглас Диллон, щепетильный делец с Уолл-стрит, занимавший пост министра финансов, предупредил, что Куба не получит никаких денег до тех пор, пока находится «под контролем иностранной державы, а именно Советского Союза».

Докладывая Джону Кеннеди о своей поездке, Гудвин передал ему коробку сигар, подаренную Че Геварой, «Он взял одну и начал ее раскуривать, — вспоминал Гудвин. — Потом посмотрел на меня и сказал: „Первую сигару должен был выкурить ты”».

Кубинский консул - в Буэнос-Айресе, карьерный дипломат Виталио де ла Торре неожиданно подал в отставку после того, как много лет занимал свой пост — при режимах Прио и Батисты. Из сейфа посольства Кубы он прихватил 82 документа, которые и передал эмиссару «Кубинского революционного совета» в Майами. Документы до мельчайших деталей подтверждали существование разработанного в Гаване плана свержения правительства Фрондиси путем внедрения мятежников в деловую и политическую жизнь Аргентины.

«Кубинский революционный совет» придержал документы, намереваясь использовать их с максимальным пропагандистским эффектом во время государственного визита Фрондиси в Соединенные Штаты. Однако за неделю до выезда аргентинского главы государства выходящая в Буэнос-Айресе газета «Насьон» опубликовала пространную статью, иллюстрировав ее фотокопиями документов.

Статья вызвала бурю возмущения против Кубы, однако революционное правительство заявило, что документы подделаны кубинскими эмигрантами, действующими в союзе с ЦРУ. Так оно и было. Подделка этих документов явилась началом кампании, ставившей своей задачей «доказать», что Куба «экспортирует» революцию, осуществляя подрывную деятельность против стран ОАГ. Главной же целью было помочь Моррисону добиться исключения Кубы из ОАГ.

Однако «Авансе», журнал кубинских контрреволюционеров, ненароком сболтнул лишнего. Он сообщил, что де ла Торре предпочел просить политического убежища, нежели подчиниться распоряжению Гаваны встретиться с Че Геварой во время предстоявшей конференции в Пуп-та-дель-Эсте. Указывалось, что де ла Торре взял документы из консульства в тот самый день, когда подал в отставку, и передал их Тони Вароне, который «совершенно случайно» находился в это время в Буэнос-Айресе. Но настоящей уликой стало хвастливое заявление журнала о том, что де ла Торре уже более года был связан с кубинской эмиграцией в Аргентине. И если консул столь долго был агентом-двойником, то его побег с разоблачительными документами как раз накануне важнейшей конференции едва ли можно считать простой случайностью.

После исчерпывающих допросов де ла Торре государственный департамент США пришел к выводу, что документы «являются подлинными». Аргентина, пытавшаяся после Залива свиней придерживаться нейтрального курса, была настроена скептически. Она сама хотела тщательно изучить документы. «Кубинский революционный совет» передал аргентинцам фотокопии, но наотрез отказался представить оригиналы. Аргентина настаивала на том, что для экспертизы необходимы подлинники. В итоге «Кубинский революционный совет» передал 33 документа, которые, как он заявил, имеют прямое отношение к делу.

Аргентинских экспертов изумила грубость подделки. Лишь один из 33 документов соответствовал ранее присланным фотокопиям, но и на нем красовалась фальшивая подпись, да и отношения к делам государственным он не имел никакого. Тони Варона весьма бессвязно объяснял, что «Кубинский революционный совет» не выдал всех документов Аргентине, поскольку не доверяет ее министерству иностранных дел и не одобряет того, что между Буэнос-Айресом и Гаваной сохраняются дипломатические отношения.

В то же время Куба представила собственные доказательства подделки. 9 октября заместитель министра иностранных дел Карлос Оливарес, чья «подпись» фигурировала на многих документах, встретился в Гаване с главами ряда дипломатических миссий и подчеркнул, что обычно корреспонденцию подписывает не он, а глава министерства иностранных дел. Далее, указал Оливарес, когда министр иностранных дел Рауль Роа или он сам подписывает документ, их подписи скрепляются особой сургучной печатью. В дополнение к этому, подчеркнул он, перепутан порядок регистрационных номеров, что подтверждает книга регистрации министерства.

Аргентина объявила дело закрытым. В нем чувствовалось что-то знакомое: уж очень это все напоминало действия антикастровской группировки, которая год назад в Перу «выкрала» из кубинского посольства в Лимо письмо, «доказывавшее», что Гавана готовит в Перу мятеж. (Это было именно то самое поддельное письмо, с помощью которого Уильям Поули добился обещания предоставить перуанских морских пехотинцев для участия во вторжении в Заливе свиней. Ходили упорные слухи, что к изготовлению подложного письма приложил руку Говард Хант.)

Однако для Моррисона, посла Соединенных Штатов, подозрительные аргентинские документы были что чистое золото. 13 октября Перу по поручению Соединенных Штатов предложила созвать совещание министров иностранных дел стран ОАГ для обсуждения вопроса об исключении Кубы в связи с ее подрывной деятельностью. Моррисон направил письмо генеральному секретарю ОАГ, в котором поддержал позицию Перу, приложив к нему «вещественные доказательства». В этом качестве фигурировали поддельные документы.

Конференция в уругвайском курортном городе открылась 30 января 1962 года. С самого ее начала стало ясно, что легкой победы Моррисону ждать нечего. Он был откровенно разочарован, когда бразильский делегат «начал распространяться о „сосуществовании"», пользуясь аналогией: «Почему мы не можем считать для себя Кубу тем же, чем Финляндия является для Советов?» Мексика и Аргентина, которые вместе с Бразилией представляли две трети населения Латинской Америки, придерживались того же мнения. Моррисон, столь рьяно ратовавший за демократию, обнаружил, что должен обхаживать такие репрессивные режимы, как парагвайский, никарагуанский и гаитянский, чтобы заполучить необходимое для исключения Кубы большинство в две трети голосов.

Именно в этот момент Моррисон и устроил министру иностранных дел Гаити обед стоимостью в пять миллионов долларов. Гаити подала решающий голос за исключение Кубы.

Это был волнующий момент для Чепа Моррисона. Дин Раск произнес прочувственную речь, на глаза Моррисона навернулись слезы. «Должен признаться — никогда не был более горд тем, что я американец»,—заявил он.

Ровно в 22 часа 30 минут 24 августа 1962 года два катера, на борту которых находилась группа «Директората», проскользнули под лучом радара, охранявшего Гаванский залив, потом мимо двух сторожевиков. Их целью была гостиница «Икар», расположенная на берегу в пригородном районе Мирамар. Подпольная организация «Директората» на Кубе донесла, что вечером каждой пятницы вновь прибывшие иностранные советники и технические специалисты встречались в пустующем театре «Бланката», потом пешком шли в близлежащую гостиницу «Икар», где проводили вечер. Частенько к ним присоединялся Фидель Кастро. Один из катеров был вооружен 20-миллиметровой пушкой. Другой — крупнокалиберным пулеметом. Если все будет хорошо, Кастро умрет под градом пуль и снарядов, не тут-то было.

«Все шло гладко, пока мы не подошли достаточно близко,— говорит Хосе Басулто, стрелок на катере «Хуапин».— Но тут дал течь один из запасных пластиковых бензобаков, и горючее растеклось по всей палубе. Мы не знали, что делать. Бензин плескался прямо под пушкой, а я-то уж собрался из нее стрелять. Теперь мы боялись, что из-за какой-нибудь искры при выстрелах мы все взлетим на воздух. Но Куба — вот она, рукой подать, мы зашли слишком далеко, чтобы отступать».

Медленно скользя по мелководью, катера вышли на ударную позицию. Налетчики уже различали силуэты людей в форме, расхаживавших взад и вперед перед гостиницей. Катера открыли огонь. Чехословацкий врач, гулявший по гостиничному газону, увидел цветные цепочки трассирующих пуль. «Стреляли они из рук вон плохо, и пули летели далеко мимо цели,— рассказывал он журналистам.— Но вскоре началось столпотворение, обитатели гостиницы в пижамах и ночных сорочках ринулись из здания на улицу. И паника представляла большую опасность, чем сам обстрел». Стены «Икара» зияли пробоинами от снарядов, в холле царил невероятный кавардак, но жертв не было.

Через пять минут катера пустились наутек. Бросившиеся в погоню кубинские реактивные самолеты потеряли их из-за плохой видимости, и налетчики сумели добраться до своей базы на островке Мэресен-Ки во Флориде. Кастро обвинил Соединенные Штаты в причастности к попытке покушения на его жизнь. Государственный департамент ответил, что инцидент является актом частных лиц, предпринятым без ведома правительства.

На деле же налет был тщательно спланирован и одобрен отделением JM/WAVE. Связи «Директората» с ЦРУ имеют давнюю историю. Во время революции его члены, большинство которых составляли студенты Гаванского университета, боролись при поддержке бывшего президента Карлоса Прио против Батисты в горах Эскам-брай. Открыв там своего рода второй фронт, они надеялись войти в Гавану прежде, чем это сумеет сделать Кастро. В период подготовки к вторжению в Заливе свиней группы внедрения, сколоченные из числа членов «Директората» и обученные Центральным разведывательным управлением, высаживались на Кубу, но там она оказывались буквально брошенными на произвол судьбы. 74 человека были схвачены: грузы, которые им обещали сбросить с самолетов, так и не прибыли. ЦРУ «никогда не обеспечивало обещанных нам поставок, никогда не делало того, что ему следовало»,— жаловался один из лидеров «Директората».

Хотя «Директорат» был обижен на ЦРУ, не тянуться к его «сладкому пирогу» он не мог. Один из служебных документов ЦРУ сетовал на непредсказуемость поведения группировки, лидеры которой выделялись только своей изворотливостью в добывании денег любыми путями. Однако «Директорат» располагал действенным подпольем на Кубе, а именно это имело жизненно важное значение для операции «Мангуста». ЦРУ обучало студентов шпионскому и диверсионному искусству в майамском мотеле «Модерн», а взрывным работам — неподалеку от крупной строительной, площадки. Затем их на катерах отправляли на Кубу.

Завершившийся с военной точки зрения полным провалом налет на гостиницу «Икар» тем не менее дал «Директорату» возможность устроить пресс-конференцию. Основатель «Директората» Хуан Салват, пухленький коротышка с детским личиком, который возглавлял дерзкую вылазку, и шкиперы катеров в мельчайших деталях поведали о своих «подвигах». Их рассказ был опубликован газетой «Нью-Йорк таймс». Герои «Директората» были приглашены в Вашингтон на аудиенцию к Бобби Кеннеди и Дику Хелмсу, мастеру «правдоподобно опровергаемого». Рекламная шумиха принесла щедрые пожертвования — в общей сложности около 200 тысяч долларов — и поддержку расчетливого Уильяма Поули. Бывший посол возлагал на «Директорат» большие надежды. Он и его друг Джастин Маккарти сумели уговорить нескольких своих хорошо обеспеченных знакомых пожертвовать средства: каждый из них согласился приобрести по катеру и взять на содержание его экипаж.

10 октября 1962 года Кеннет Китинг, сенатор-республиканец от Нью-Йорка, получавший разведывательную информацию от подполья «Директората», заявил, что он убежден в том, что Советский Союз разместил на Кубе наступательные ракеты. Через четыре дня «U-2», пилотируемый Рудольфом Андерсоном, кружил над Кубой на высоте 13 миль и производил аэрофотосъемку. Как только он приземлился на военно-воздушной базе Поулин в Техасе, кассеты с фотопленкой были переправлены самолетом в Вашингтон.

В то время, как специалисты хлопотали над отснятыми Андерсоном фотоматериалами, Рип Робертсон на базе Саммерленд-Ки близ Ки-Уэста проводил инструктаж экипажа катера, которым командовал Эухенио Мартинес. Их целью снова был медедобывающий комплекс Матаамбре в Пинар-дель-Рио. Если уничтожить гигантские башни-опоры канатной дороги, по которой руда доставляется в порт Санта-Лусиа, работа рудников остановится на целый год. Мартинесу и его людям внушали, что этому заданию придается чрезвычайное значение. «Вы или сделаете дело, — сказал им Робертсон, — или живыми не возвращайтесь».

На следующее утро, когда Джону Кеннеди докладывали, что произведенная Андерсоном аэрофотосъемка обнаружила русскую ракетную установку, Мартинес, экипаж его катера и восемь десантников отплыли с Саммерленд-Ки на 45-метровом корабле-матке ЦРУ «Эксплоурер II». В район Санта-Лусии они прибыли после наступления темноты. Мартинес переправил десантников на берег на своем катере, который привели сюда на буксире. Десантники поползли к башням-опорам, чтобы заложить взрывчатку С-4, но были обнаружены милицейским патрулем и под огнем отступили. Двое так и не вернулись на катер. Мартинес каждую ночь подбирался к берегу, надеясь — хотя с каждым разом все меньше и меньше — установить контакт с пропавшими без вести десантниками.

22 октября Мартинес вновь крался в сумерках к берегу, выжидая наступления темноты, когда его радист настроился на Майами и узнал, что президент Кеннеди будет выступать с речью. Мартинес и его экипаж слушали, как Кеннеди объявил о блокаде Кубы. Мартинес и его люди пришли в неописуемый восторг. Они были уверены, что вот-вот начнется вторжение на Кубу. Когда Мартинес вернулся с Саммерленд-Ки, сотрудник ЦРУ сообщил ему, что вторжение не за горами. Агент ЦРУ спросил, не вызовется ли Мартинес спрыгнуть с парашютом в родную провинцию Пинар-дель-Pиo перед приходом американских войск. Мартинес согласился.

Вооруженные силы США уже были приведены в боевую готовность. В начале месяца, когда сенатор Китинг выступил со своим заявлением, Джон Кеннеди на пресс-конференции обронил любопытную фразу: «Я против вторжения на Кубу — сейчас», вызвав смех присутствующих. Дела президента опровергли его слова. В зоне Панамского канала и на юге Соединенных Штатов были развернуты даже амфибийные дивизии, а Атлантический флот готовился к «учениям» в Карибском море. В день знаменитого полета «U-2» лидеры так называемого «Кубинского революционного совета» встречались с представителями Пентагона и государственного департамента. Как заявил Миро Кардона, они потребовали «массовой мобилизации всех кубинцев подходящих для военной службы возрастов», в том числе и вновь прибывших, «которые должны поступить на военную службу прежде, чем будут зарегистрированы в качестве беженцев».

По мнению Билла Харви, не было никаких сомнений в том, что ракеты придется убрать только силой. Он отправил на Кубу несколько групп агентов, приказав им готовиться поддержать американские военные операции. Когда об этом узнал Бобби Кеннеди, произошла ужасная сцена. Кеннеди считал, что самовольные действия ЦРУ могут сорвать переговоры с Москвой. Как деликатно потом сформулировал в показаниях специальной сенатской комиссии Харви, во время имевшего место «обмена мнениями» у министра юстиции «возникло множество возражений». Это навсегда рассорило Харви с братьями Кеннеди. Один из сотрудников ЦРУ говорил, что Харви «заработал еще одну плохую отметку за недисциплинированность».

После завершения «ракетного кризиса» Джон Кеннеди и не думал прекращать враждебных акций против Кубы.

Операция «Мангуста» была приостановлена, но только потому, что проводилась, по мнению Бобби Кеннеди, уж слишком «благовоспитанно». На заседании специальной группы накануне «ракетного кризиса» Роберт Кеннеди выразил разочарование отсутствием ощутимых результатов — два налета на рудники Матаамбре и те провалились — и пообещал уделять «больше личного внимания» операции. Расширенная специальная группа была заменена межведомственным «Кубинским координационным комитетом», которому поручили разработку секретных акций.

Важность этой новой меры была подчеркнута созданием внутри Совета национальной безопасности Постоянного комитета по делам Кубы, которому вменялось в обязанности подготовка будущих операций тайной воины. Председателем ее стал брат президента. Как выразился генерал Лансдейл, Бобби Кеннеди хотел устроить «трам-тарарам» на острове Куба.