— Что за шум, мессиры? — послышался знакомый всем голос, который заставил юношей содрогнуться, как от громового раската. В дверях стоял сэр Джемс Ли. Драка мгновенно прекратилась, а её участники поднялись на ноги.
Старшие покорно вытянулись перед своим начальником, но Майлз словно ослеп и оглох от ярости, он не отдавал себе отчета в своих действиях. Белый, как смерть, он стоял, дико озираясь и тяжело дыша. И вдруг закричал:
— Кто ударил меня? Кто ударил лежачего? Я пущу кровь тому, кто ударил меня!
Его взгляд остановился на Бланте.
— Это ты?! Ты, трус, бил меня из-за чужих спин!
С этими словами он готов был пантерой броситься на своего врага.
— Стой! — крикнул сэр Джемс Ли, хватая его за руку.
Ярость застилала Майлзу глаза, он не мог понять, кто держит его за руку.
— Не мешай! — орал он, вырываясь и пиная рыцаря. — Пусти меня! Я убью это трусливое ничтожество!
Тут он почувствовал, что крепко прижат к стене, а потом, как только взгляд его немного прояснился, он увидел перед собой суровое лицо одноглазого рыцаря.
— Узнаешь меня? — послышался хриплый голос.
Майлз тут же прекратил сопротивление, его руки опустились по швам.
— Да, — задыхаясь, произнес он. — Узнаю.
Он с трудом перевел дыхание, и неожиданно его плечи затряслись от рыданий.
Стиснув руки обоих зачинщиков, сэр Джемс повел их к себе в кабинет, за ними робко семенили другие оруженосцы. Но сэр Джемс захлопнул перед ними дверь, оставив шушукаться на каменных ступенях.
— Ну что, Уолтер Блант? — сказал он, усевшись на свое жесткое кресло. — Что все это значит?
— Ну… это… — забормотал Блант, слизывая кровь с губы, — этот парень… Майлз Фолворт, сеял смуту и недовольство с тех пор, как прибыл сюда. …И за то, что он сеял смуту, я его впоследствии и наказал.
— Ты лжёшь! — взорвался Майлз. — Никогда в жизни я не был смутьяном!
— Помолчите, сэр, — сурово сказал сэр Джемс. — До вас дойдет очередь.
— Нет, — возмутился Майлз, — я не буду молчать. У меня здесь нет друзей, но молчать я не буду и не стану терпеть напраслину!
Даже Блант был поражён храбростью Майлза. Со стариком никто ещё не осмеливался так говорить. Сам Блант боялся даже глаза поднять. Какое-то время сэр Джемс хранил молчание, с ужасающим спокойствием глядя на Майлза.
— Сэр, — раздался наконец глухой голос капитана, — вы ничего не знаете о здешних порядках и правилах. Пришло время зарубить их себе на носу. Попробуйте только что-нибудь вякнуть без моего приказа, и я посажу вас в темницу главной башни остудить горячую голову.
В спокойном тоне старого рыцаря звучала такая непререкаемость, что Майлз почувствовал себя совершенно усмиренным.
— А теперь, Блант, — сказал сэр Джемс, поворачиваясь к бакалавру, — расскажи мне все подробности дела начистоту.
На этот раз рассказ Бланта был ближе к правде, хотя и отнюдь не беспристрастен. Потом свой взгляд на случившееся изложил Майлз.
— Ты знаешь, Блант, — сказал сэр Джемс, выслушав Майлза, — что я сам разрешил парням идти на реку купаться. На каком основании ты запретил это одному из них?
— Чтобы наказать за дерзость и непослушание. Он бросил вызов всем старшим.
— Ты прав лишь отчасти, — сказал рыцарь. — Если ты отменяешь какой-либо мой приказ или мое разрешение, сперва приди ко мне. Ясно?
— Да, — угрюмо ответил Блант.
— Ну вот и все, теперь ступайте, — сказал рыцарь, — и сделайте так, чтобы я не слышал больше стука каблуков по черепу. Баталия закончена, а смертоубийства я не допущу. Ещё раз услышу, будьте уверены… — Старик оборвал свою угрозу на полуслове и уставился своим единственным глазом на предводителя бакалавров. — А теперь пожмите друг другу руки в знак примирения, — неожиданно предложил он.
Блант сделал движение навстречу Майлзу, но тот спрятал руку за спину.
— Я не дам руки тому, кто бьет лежачих.
— Так тому и быть, — согласился рыцарь. — Можешь идти, Блант. А ты, Фолворт, останься, я поговорю с тобой ещё.
— Скажи, — сказал он, когда они остались вдвоем. — Почему ты не стал прислуживать этим парням, как это делали другие? Такой уж у них закон. Почему ты не подчинился?
— Потому что мне противно быть холопом, да ещё у таких господ. Если бы прислуживать им мне приказали вы, я бы подчинился. А под их дудку плясать не буду.
— Нет, — сказал рыцарь, — такого приказа ты от меня не услышишь. Но как ты собираешься воевать с тремя десятками дюжих парней?
— Не знаю, — ответил Майлз, — но будь их даже сотня вместо тридцати, они не заставят меня прислуживать.
— Эх, простота! — с едва уловимой улыбкой произнёс сэр Джемс. — Это будет не мужество, а глупость. Когда тебя унижает сильнейший, не стоит бросаться на него, очертя голову, это не принесёт тебе ничего, кроме побоев. Сначала стерпи, стисни зубы, а потом, когда придёт твоё время, нанеси удар. Вот наш любимый король Ричард, чего он мог добиться, когда, будучи графом Дерби, выступил против старого короля? Ему тогда накостыляли похлеще, чем тебе сегодня. Будь я на твоём месте, я бы сначала обзавёлся друзьями, и тогда бы уж…
Старик не договорил, но Майлз хорошо его понял.
— Сэр, — сказал он, чувствуя, как к горлу подкатывает комок, — я благодарю вас за вашу дружбу и прошу прощения за то, что я натворил.
— Дарую тебе прощение, — сказал рыцарь. — Но строго предупреждаю: не образумишься, попадёшь на неделю в темницу. Теперь ступай.
В казарме уже никого не было, кроме верного Гаскойна, который пожертвовал купанием, чтобы остаться со своим другом. И, может быть, этот искренний жест самоотречения в ту минуту был Майлзу дороже всего на свете.
— Ты очень обрадовал меня, Френсис, — сказал он, кладя руку на плечо друга, — даже не знаю, за что ты так меня любишь?
— Так и быть, скажу, — ответил Гаскойн. — Я считаю тебя лучшим бойцом и самым храбрым из всех нас.
Майлз улыбнулся. Стало быть, не так уж напрасно он принял на себя столько ударов в этот день.
— С драками придется подождать, — задумчиво произнес он и рассказал другу о мудрой тактике, придерживаться которой ому посоветовал сэр Джемс.
Гаскойн присвистнул.
— Разрази меня гром! — воскликнул он. — Сдаётся мне, старый медведь на твоей стороне, Майлз. А коли так, я тоже с тобой, и не только я. Скоро увидишь.
— Как бы то ни было, — ответил Майлз, — теперь надо запастись терпением и копить силы.