Тускло переливаясь в лучах закатного солнца, многотонная башня танка уже не наводила былого ужаса. Погнутый ствол орудия безобидно вгрызся в бетонные обломки, пока остальная часть монструозной машины, искря катками об арматурины, тщетно пыталась выбраться из собственной могилы.
Или это лишь предсмертные конвульсии? Могут же у танка быть конвульсии?
Не, бред какой-то. Походу, опять контузию поймал, раз о такой фигне думаю.
Впрочем, сомнительно, что из экипажа кто-то выжил. В прожженный кумулятивом борт, как мне кажется, можно слона затолкать. Наверное, мертвое тело мехвода придавило рычаг, заставляя подбитую технику медленно вращать катками, невзирая на слетевшие траки. Ну, или что там за управление у этих иностранных коробок? Джойстик или руль?
Я вновь попытался откинуть с ног придавивший меня бетонный обломок. Нифига. Весит тонны две, не меньше...
Ну, зато теперь я знаю, почему танки избегают таранить здания. А то все гадал, чего это консерва в объезд многоквартирного дома поехала, а не тупо пробилась через подъезд. Так ведь и быстрее и внезапнее. Пробил всеми своими семьюдесятью тоннами бетонную плиту и — хопа! Иностранная делегация передает пламенный привет автоматизированным станциям помех! Бурные овации встречающих, слезы счастья на глазах делегатов и полсотни трупов несчастных срочников, у чьих командиров не хватило мозгов организовать периметр вокруг своей дислокации. Опять нам отдуваться пришлось... И, судя по количеству обожженных ошметков родного пикселя — в последний раз.
Чертовы рэбовцы! Ну не могут не обосраться! Вечно нас под монастырь подвести норовят. Мы, между прочим, радиоэлектронная разведка, а не носовые платки, чтоб им сопли утирать!
Ладно, хоть подвал выручил. Оказывается, танки именно из-за них здания не таранят. Пол их не выдерживает. Проваливается. Отчего дорогущая махина намертво застревает в руинах. Заклинивший башенный привод, слетевшие гусеницы да поломанный ствол — эта коробка еще легко отделалась!
— Ну, или не очень... — натужно прохрипел я, упирая трубу одноразового гранатомета в навалившийся бетонный блок.
Опять нихрена. Ни на миллиметр не сдвинуть. Черт, еще и ног совсем не чувствую. Походу все — отвоевался.
Я оглядел разрушенный недавней бомбардировкой квартал, но так и не нашел никого из своих. Походу, весь взвод положили.
Ну да, тут пара обугленных автоматов, там чей-то шлем валяется, а вон и тело «микрофонщика» прямо надо мной со второго этажа выглядывает. Судя по отсутствующей половине лица и исчезнувшей левой руке, рядовой уже никогда не побравирует знанием португальского с английским. Да и про свои азиатские порно-мультики о сиськах и перерождениях больше никому не расскажет.
Блин, нехорошо как-то над своими же потешаться... Зачерствел, что ли? А хотя, как иначе-то. Уже третья военная кампания по счету и бог знает какой двухсотый в почетном списке взвода. Тут либо черствей, либо в дурку отправишься. А без юмора, пусть и трижды черного и тупого — в нашем деле никуда. Сердце на полку, а чувство вины в унитаз. После победы поплачем. Все вместе. Кто от счастья, кто от горя. И вообще, пошел этот микрофонщик в жопу! Капитан может его сколько угодно отмазывать, но я-то знаю, кто в тот дом с гражданскими гранату кинул...
Ладно, к черту. Надо выбираться, прежде чем иностранцы прочухают, что их танковый взвод вместе с сопровождением елдой накрылись.
Почувствовав подступающую боль, я вынул из пенала и заглотил еще одну таблетку кеторола. Промедол попривычнее, конечно, но и так сойдет. Ладно, отдохнули и хватит. Пора бы и делом заняться.
Отстегнув автоматный ремень, я, кое-как, метнул его в сторону. Мимо. Подтянул и метнул еще раз. Опять мимо... С пятой попытки, карабин наконец зацепился оторванный кусок камуфляжа.
— Говорил же дураку, под погоном лямку не продевать... — скрежеща зубами от натуги, я подтянул к себе почерневшую от копоти конечность.
Запекшаяся кровь на пустом погоне, равно как и выглядывающие лоскуты мертвой плоти волновали меня куда меньше, закрепленной на оторванной руке рации.
— Прогресс, елки-палки... — порадовался я новенькой шестьдесят-восьмерке.
Вся в крови, один тумблер куда затерялся на дисплее с частотами ничего не разобрать, но...
— Хрипит, родная! — радостно воскликнул я, положив наушники на плечо.
Пальцы едва слушались, но частота РЭБовцев нашлась быстро. Белым шум. Ладно, резервная. Обратно шум. Хрен с ним, давай общую. Вакуэйшн? Что еще за Вакуэйшн? С каких это пор басурмане на общей частоте сидят? И куда это они эвакуируются? Город-то почти за ними, разве нет?
Пальцы снова застучали по клавишам, но в наушниках ничего не изменилось. Шум, хрип, чьи-то истеричные вопли, механический голос, монотонно ведущий обратный отсчет
Из-за коптящего угла здания, высекая искры на повороте, вдруг показалась рэбовская мотолыга. Красуясь не свернутой антенной, словно парусом, гусеничный вездеход не сбавляя скорости, понесся по раздолбанной воронками дороге.
В противоположную от меня сторону.
Вот же задроты конченные! Нет, чтобы раненных поискать — за свои жопы трясутся! Ну ничего, я до них еще доберусь... Все под трибунал пойдут, ссыкуны очкастые! Элита доморощенная! Вечно задницы из своих кунгов показать боятся!
Вслед за первой мотолыгой показалась вторая, третья, четвертая... За ними запылила наша буханка с «арбалетами» и командирский «Тигр». В отличие от старого «Газика», новомодный «Тигр» не справился с управлением и, задорно кувыркаясь, улетел в кювет. Ни одна машина даже ход не сбавила. Будто не заметили.
— Ох, не к добру все это...
Нервно сглотнув, я потянулся в нагрудный карман за сигаретой. Буржуйский табак отыскался сразу, а вот зажигалка куда-то запропастилась. Тем временем на частотах происходило что-то страшное. Кто-то из иностранцев молился, кто-то из наших матерился, а кто-то разъяренно требовал вертолет.
Поиски зажигалки прервались истошным визгом. Все сигналы мгновенно оборвались, и из рации доносился лишь пронзительный хрип. Солнце, что уже склонилось за горизонтом, отчего-то поднялось обратно, освещая окрестности все усиливающимся светом.
Темно-синее небо приобрело неестественные бледно-белые оттенки. Многочисленные розовые облака испарились за секунду. Сильный подземный толчок обрушил пяток этажей прямиком на завалившийся танк. Сквозь резкий ветер, перерастающий в бурю прорывалась лишь истеричная статика из наушников.
Походу, все же отбегались. Все и разом. Как в нашем любимом анекдоте про рэбовцев — ребята решили повоевать, но полем боя стала их жопа...
Тени от разрушенных домов стремительно вытягивались, стремясь в мою сторону подобно щупальцам бесплотного кальмара, пока, в одно мгновения, они разом не испарились во сиянии бушующего пламени.
— Ну пизде... Стоп, что?! — только и выдохнул я, уставившись в красивое голубое небо.
Очень красивое, очень голубое, и совершенно незнакомое. Ни дыма, ни розовых облаков, да и солнце какое-то больно утреннее...
— Ух, е! — грудь что-то сильно обожгло, и я немедленно вскочил на ноги.
Под удивительно чистенькие берцы рухнула, какая незнакомая железка. Дымящаяся, бесформенная — будто толстый лом в плавильную печку сунули.
Секунду, да это же автомат! Елки-палки, точно он! Вон, приклад весь почернел и тлеет!
— Что за фокусы... — покачав головой, я жадно затянулся табачным дымом и удивленно уставился на зажженную сигарету.
Не понял. Я же не успел прикурить, разве нет?
Истлевший бронежилет, кусок расплавившегося пластика вместо наушников, рация вообще хрен пойми где, от кобуры только лямки остались, а вместо штанов — изорванные лохмотья. Только китель и берцы не пострадали.
Дальше — больше.
Вместо руин вечернего южного города — утренний лес средней полосы. Вместо осени — цветущая весна. Вместо ангелов или чертей — поющие птички и насупленный еж, самозабвенно жрущий каких-то насекомых у поросшего мхом камня неподалеку.
Ни рай, ни ад, ни военкомат. Может я сбрендил? Ну, тронулся на почве посттравматического синдрома и не в весеннем лесу кукую, а дурке галоперидол с ложечки кушаю? Или это чистилище какое?
Очень надеюсь, что нет. Ибо если сейчас придет бог и спросит меня, зачем я загубил столько людей, то что я ему скажу? Что делал свою работу? Про присягу или политику расскажу? В устав ткну? Было бы забавно...
Промыкавшись по крошечной полянке с пару часов, я так и не дождался ни ангелов, ни демонов, ни даже санитаров. Только комарье познакомиться прилетело.
Странная какая-то фигня. Может то не взрыв был, а телепортация? Ну, как в кино? Инопланетяне похитили? Не, фигня какая-то. На кой ляд инопланетянам мог понадобится несчастный старлей? Пользы никакой, а для анального зондирования топ-модели и чиновники существуют. Первые симпатичные, а у вторых задницы большие.
Хотя, в тех мультиках, что микрофонщик врубал, нечто похожее было. Типа, идет какой-то студентик нарисованный, а его — бац! И маршрутка японская сбивает. А там фигак-фигак и малолетка какая-нибудь с бидонами вместо груди. Типа богиня азиатская. Ну и пошло поехало — супер-силы, темные властелины, кошкодевочки и порядочные да беспорядочные половые отношения со всеми разом. Из этого следует вопрос: а моя-то богиня где? По почте затерялась или их выдают только тем, кто под машину попал? Типа, ядерный взрыв уже не считается? Или сисястые девицы у них только для японцев?
— Что за дискриминация, блин... И кстати, что за «они»?
Конечно, я не думал о всяких богинях или инопланетянах всерьез. Но без юмора никуда, а все эти неуместные размышления и всплывшие в памяти мультяшные кривляния кое-как помогли побороть подступающий приступ паники. Скинув с себя всякий хлам, типа расплавившейся зажигалки или истерзанного броника, я решил отправиться, куда глаза глядят.
В конце-концов, раз такая мистика творится, то может я здесь не один? Вдруг и микрофонщик где-то шарится? Правда, он минут на пять пораньше меня откинулся, но... Блин, может это, правда инопланетяне похитили? Ну не может быть такого, что я и впрямь помер! Бред же полный. Скорее уж какие-нибудь эксперименты по телепортации или предсмертные галлюцинации.
А впрочем, про загробную жизнь не просто же так из поколения в поколение верят? Или все же, просто так? Ай, да какая разница?!
К исходу первого дня, в окружающем лесу не нашлось ни богов, ни инопланетян, ни даже скрытой камеры. Только какая-то мелкая лохматая коняшка странного фиолетового оттенка, заслышав мои шаги, испуганно ломанулась в ближайшие кусты.
Не считая одежды, из вещей у меня осталась только полусгоревшая пачка импортных сигарет пара охотничьих спичек из сухпайка да расплавленный автомат, который я таскал чисто по привычке. Пришлось ночевать не жрамши, не пивши но хоть с костром. Не то, чтобы я был не способен развести огонь с помощью палки и сплетенной из стеблей веревки, но... То в теории, а спичками как-то привычнее.
Первая ночь была самой хреновой. Нервно сжимая расплавленный автомат и вздрагивая от доносящихся шорохов, воя и клекота неизвестных ночных зверей я все подбрасывал хворост в и без того огромный костер.
Еще и луна эта чертова... Вроде обычная, но, по-моему, кратеры как-то не так расположены. Да и оттенок какой-то фиолетовый. Может атмосферная аномалия?
Второй день был похож на первый, за тем исключением, что искал я жратву, а не солдат. Правда, в итоге сам едва едой не стал.
Поплутав по лесу до полудня, я, наконец, заслышал прорывавшийся сквозь ветки шум. Расследование привело меня к широкой речке переходящей в пологий водопад. В бурном потоке пенящейся воды, меж острых камней задорно плескались крупные рыбы.
Не бог весть что, но попить да помыться можно. Благо вода оказалась на удивление чистой и вкусной. Долгожданное утоление жажды портило лишь собственное отражение. Бровей нет, волос тоже, а количество застарелых шрамов, кажется, только увеличилось. Но в остальном ни царапинки.
Поглядев на весело плавающую рыбу, я решил, что пора бы и перекусить. Удочки или сети у меня не было, зато была нога. Старый трюк — копаешь ямку у самой реки, прокапываешь канальчик между ямкой и рекой, и швыряешь в ловушку хлеб или червяка какого. А дальше только сидеть и ждать, пока какая-нибудь несчастная рыбешка приплывет полакомиться угощением. Как только заплывет в ямку, ставишь ногу в горлышко канала, дабы не сбежала, и достаешь несчастную голыми руками.
Наловив несколько совершенно незнакомых, но очень аппетитных рыбин, я едва ли не вприпрыжку ломанулся поближе к лесу, дабы поскорее развести костер и наконец-то пожрать.
Гастрономические эксперименты с загробной фауной были отложены в виду обнаружения инопланетного жилища. Ну, вернее шалаша. Обычный такой шалашик, с обычным кострищем, обычным шестом для копчения мяса и обычным жертвенным алтарем.
Я посмотрел достаточно голливудских фильмов, чтобы как следует обосраться, при виде хитросложенного стола из черепов и костей животных. Выложенные в причудливом узоре птичьи и звериные останки хоть и выглядели жутковато, но в пот меня бросило от вида пары человеческих черепов испещренных непонятными то ли рунами, то ли иероглифами. И, что самое хреновое, на одном из них все еще виднелись следы сравнительно свежей крови.
К несчастью, едва я развернулся, чтобы побыстрее свалить подальше, как встретился взглядом с петухом. Нет, серьезно! Натуральный петух! Ярко-красный гребень, мощные крылья, толстые когтистые лапы, бешеные глаза, полный клюв игольчатых зубов и два метра роста.
От его разъяренного клекота у меня заложило уши, а нутро заледенело. Пользуясь замешательством, гуманоидная птица ломанулась прямо ко мне, норовя вскрыть мою черепушку. Лишь несчастные рыбешки, хлестнувшие по пасти твари, остановили неизбежное. Пока петушара недоуменно выкашливал жабры и плавники из чересчур острых зубов, я успел, как следует зарядить берцем по короткой куриной лапе. Результатом стало мощное крыло, со всей дури хлестнувшее по лбу. Сообразив, что одними ногами с петухом не разобраться, я взялся за расплавленный автомат. Но толстые перья твари смягчили удар двухкилограммового лома и вместо победы, я огреб когтистой лапой по и без того изорванным штанам.
Вспышка боли, и блеск собственной крови заставили меня вернуться к первоначальному плану — валить отсюда нахрен! Но увы, петух оказался тем еще спринтером. Нагнав меня у самого берега, он одним прыжком впечатал мою тушку в песок. Игольчатые зубы норовили вцепиться в глотку, пока когтистые лапы вгрызались в колени. Птица весила не меньше пары центнеров, и спихнуть ее с себя никак не удавалось. Уворачиваясь от хищной пасти, вырывая охапки перьев и даже кусаясь, я кувыркался с гигантским петухом по мягкому песку, покуда тот не сменился потоком кристально чистой воды.
Намочив перышки, птичка испуганно отпрянула, явно желая как можно быстрее оказаться снова на берегу, но хрен там! Сообразив, что уродец не просто так воды испугался, я ухватил инопланетного петуха за толстые крылья и оттащил куда поглубже. Благо, несмотря на высокий рост, у птички довольно короткие лапы и до дна она уже не доставала.
Честно говоря, я хотел утопить петушару, но многочисленные перья служили ему неплохим спасательным жилетом. Птица наотрез отказывалась погружаться, бултыхаясь, словно поплавок и попутно пытаясь откусить мне половину лица.
Отпрянув, я нечаянно упустил сопротивляющегося мутанта, позволив реке разобраться с ним самостоятельно. По мере того, как течение уносило пернатого дальше от меня и ближе к острым камням, разъяренный клекот все чаще срывался на нечеловеческий визг.
Выбравшись на берег и дойдя до водопада, я с удовлетворением отметил, что пузырящаяся пена внизу приобрела прозрачно-алые оттенки. Пернатый зад, красуясь парусом из пары безжизненных куриных лапок, продолжал свое отважное плавание по водам загробного мира.
Вид перевенутого вверх ногами петуха несколько приободрил пошатнувшийся боевой дух. Возвращаясь за потерянным автоматом и стискивая в кулаке подвернувшуюся палку, я ожидал, что из чащи на меня выскочит еще несколько двухметровых аборигенов, но все было тихо. Наконец сообразив, что в тесном шалаше больше одного петуха не поместится, а больше жилищ в округе не видать, я, наконец успокоился.
Понятия не имею, как тот пернатый разводил огонь. Может он огнем плюется — хрен его знает, но ни растопки, ни огнива так и не нашлось. Пришлось использовать последнюю спичку. Благо, бешеной птичке были не чужды блага цивилизации, и возле кострища покоилось несколько крупных глиняных горшочков, в которых я решил забацать уху. Предварительно помыв у реки, конечно. Мало ли что этот петух в них делал? Не зря же их в тюрьмах недолюбливают...
К сожалению, кроме черепов, горшочков, неизвестного мяса и ржавого ножа, в логове чудовища ничего интересного не нашлось. Впрочем, мне и его самого хватило. Здоровая тварь. Мышцастая такая. Одни когтистые лапищи чего стоят — все ноги изодрал, гад! И перья плотные, будто броня. Блин, если в загробной жизни все население такое, то Марианская впадина — всего лишь выбоина на дороге, по сравнению с той жопой, в которую я угодил.
Наварив горячей похлебки и быстренько все сожрав, я решил уйти как можно дальше от логова этой непонятной твари. Мало ли, может у него тут друзья неподалеку? Да и жутко оно, возле этого алтаря ночевать. Все эти черепа, кости, мясо непонятно чье...
Прихватив ржавый, но очень острый ножик да пару горшочков, я отправился вниз по реке.
На обязательных для контрактников курсах выживания, помимо пьянок, походов по бабам и покупке самогона у местных селян учат еще и выходить из экстремальных ситуаций.
Ну, типа, если ты вдруг выпал с вертолета и оказался где-то в незнакомом лесу, то просто найди речку покрупнее да топай вдоль нее. Мол, люди всю историю основывали поселения вдоль всяких рек. Ну, вода, рыба, транспорт и вот это все.
К счастью или к сожалению, но до вечера поселения я так и не нашел. Зато нашел новое приключение на свою уставшую задницу.
Решив, что пора бы организовывать убежище на ночь да разжигать костер, я неожиданно для себя обнаружил, что лес кончился. Впереди открывалась залитая закатными лучами полянка. По самому берегу реки, через какой-то примитивный и полуобвалившийся каменный мост протянулась узкая заросшая дорога.
Рассматривая плоды цивилизации, я не сразу заметил ее основы, которые сидели не дальше чем в десятке метров от меня. Больше десятка хмурых и небритых мужиков, что грелись у костра на самой опушке, удивленно уставились на меня. Их кольчуги, дубины, копья, и топоры, переливаясь фиолетовыми оттенками в свете костра, не сулили ничего хорошего. Но они хотя бы были людьми, а не адскими демонами.
— Не было печали, так предки поднасрали. Эка страсть по лесам шарахается... Здрасте вам просраться, мил человек! — воскликнул сидящий на бревне высокий старик и ткнул в меня какой-то потертой деревяшкой. — Парень, ты дракона в десны жахал, али в печку заместо пирожков сигал? Чего такой подгоревший-то?
Остальные же, как бы невзначай, потянулись к своим примитивным дубинам да копьям. Из взбудораженных перешептываний, я понял, что являюсь привидением, колдуном, бабайкой и заблудившимся сельским пьяницей в одном лице.
— Да тут на десяток лиг ни одного дома!
— Говорю же, призрак это! Того безголового покойника у дороги! Явился наказать нас, за то, что не похоронили!
— Так у этого же башка на месте! Волос только нет!
— Он же призрак! Ясен-красен, что на месте! Как привидение без башки-то жить будет?!
Забавно, но хоть они и говорили на совершенно незнакомом языке, я их прекрасно понимал. Может я и впрямь колдун?
Перепалку взбудораженных идиотов прервал резкий окрик. Сидящий рядом со стариком высокий парень в железном панцире, поднялся с бревна и ткнул в меня древком толстого копья:
— Честные люди ночами у чужих костров не разнюхивают... Что задумал? Откудова явился?!
— Да так, товарища искал... Мужики, а вы тут петуха не видели? Большой такой — в речке купался? — спросил я первое пришедшее в голову.
Отчасти, для того чтобы убедится, что и они меня понимают. А отчасти, чтобы зубы заговорить, да свалить по-быстрому. Уж больно рожи у них бандитские...