Рысь

17

Новая концепция «Рысь-Швейцария» должна была вступить в силу первого мая. Однако, по словам министра Филиппа Роше, некоторые положения документа все еще обсуждались. Роше позвонил Марианне Хильтбруннер, извинился и сообщил, что концепция едва ли будет принята до середины июня.

Зато швейцарские транспортные предприятия, в отличие от политиков, не склонные к излишним раздумьям, вывесили, как всегда, первого мая новое расписание. Беат Бюхи с чрезвычайным облегчением увидел, что на маршруте Гштад-Лауэнен никаких изменений не предвидится, и общинный секретарь Таннер поставил ему по этому случаю «Ривеллу». В «Тунгельхорне», где со времени заключения пари Фриц Рустерхольц не появлялся вовсе, а Альфред Хуггенбергер показывался лишь изредка, в отсутствие Хуггенбергера тему для застольных бесед с Максом Пульвером, Беатом Бюхи и Альбрехтом Фенил ером чаще всего задавал Таннер. Новостями же обменивались и в Сельскохозяйственном товариществе, и в автомастерской Ойгена Хехлера, и в местном магазине. Хотя в последнем разговаривали все меньше и меньше. Когда новая продавщица с точностью до грамма отрезала сыр, или когда из-под рукава ее блузки выглядывал Дельфинчик, то порой — особенно в присутствии мужчин — воцарилась такая тишина и благоговение, какие бывают только в церкви. Во всяком случае, так утверждал церковнослужитель Макс Пульвер.

Помимо повседневных забот, в деревне обсуждали и субсидии, которые владелец отеля Райнер Вакернагель получит от кантона и фонда восстановления природы, если освободит Луибах от искусственного русла и снова даст тому вольно извиваться. Самуэль Таннер больше всех потешался над Вакернагелем и равнинными тупицами, которым извилистая речка была краше прямой. Как и большинство деревенских старожилов, Альбрехт Феннлер хорошо помнил, как наконец-то спрямили русло вечно разливавшегося Луибаха. Феннлер рассказывал, что Вакернагель, дабы заработать побольше деньжонок на прокате биноклей, собирается не только облагородить ландшафт, но и проложить тропу с мерзопакостными деревянными рысями. Фермеры порадовались, узнав, что Феннлер даже не думал продавать Вакернагелю землю в Верхнем Луимосе.

— Хорошо, что скоро парковка у озера будет платной, — сказал Таннер. Пусть Вакернагель знает, что можно в Лауэнене, а что нельзя. С особым удовольствием Таннер посмеялся над общинным советом, которому стоило невероятных усилий договориться о том, какие парковочные автоматы закупать, чтобы потом узнать, что именно этой модели в настоящее время нет в наличии.

Но и рысь по-прежнему оставалась темой для деревенских пересудов. Все прослышали об отравленной в Пэ д’Эно рыси и ломали головы над тем, что делают задумавшие пристрелить рысь Хуггенбергер и Рустерхольц. Макс Пульвер рассказывал, что Хуггенбергер обращался к егерю Шпиттелеру, но не знал, зачем. Самуэль Таннер утверждал, что у Лауэненского озера Хуггенбергер проткнул колесо одному из рыселюбов. Альбрехт Феннлер считал этот поступок бессмысленным ребячеством, а Хуггенбергера — взрослым дитятей.

На вопрос о переводе денег на счет фон Кенеля Хуггенбергер и Феннлер ответили отказом. Хуггенбергер притворился, будто впервые слышит о счете. А Феннлер сказал, что существование счета лишь подзадорит на какое-нибудь чудачество охотников-любителей.

Булавки настенных карт в Вайсенбахе пришли в движение. Благодаря таянию снегов открылся доступ в отдаленные части альпийских долин, и часто удавалось запеленговать двух рысей за один день. Несмотря на утрату Рены, оставалось еще двенадцать рысей с передатчиками, которых надо было регулярно отслеживать — по меньшей мере, дважды в неделю. Ничего особенного во время пеленгований не происходило, хотя Знко подавал повод для беспокойства. Он по-прежнему обитал у штокхорнской гряды, и его синяя булавка двигалась чрезвычайно медленно. Возможно, Зико задрал в этом небольшом районе сразу две жертвы, и поэтому у него не было нужды в дальних странствиях. А может, он заболел.

Поэтому Штальдер отправился на поиски этого самца, чтобы получше взглянуть на него. Спускаясь с возвышенности, он выехал из Зимментальской долины, так и не поймав сигнала, и продолжил поиски в Штокентальской. Подъезжая к Блуменштайну, он наконец услышал Зико. Уже после определения первых координат стало ясно, что за последние четыре дня Зико почти не двигался с места. Самец явно находился неподалеку от дороги, хотя где-нибудь в лесах под Штокхорном мог бы устроить себе дневное лежбище и получше.

Вскоре Штальдер подобрался к Зико достаточно близко, чтобы снизить чувствительность приемника. Он пошел вдоль реки, миновал редколесье с высокими деревьями и достиг крутого откоса, с которого низвергался маленький водопад. Штальдер остановился. За откосом лес снова шел довольно ровно, а потом резко поднимался к штокхорнской гряде. Снизив чувствительность приемника до минимума, Штальдер решил, что Зико расположился на откосе. Вероятно, у самого водопада — среди скал, где ему было легче спрятаться. Приставив к глазам бинокль, Штальдер принялся искать на скалах силуэт рыси. Он уже научился вычленять из полноты визуальной информации две неприметно маленькие кисточки на паре небольших ушей треугольной формы. Однако выше откоса ничего не обнаруживалось. Опустив бинокль, Штальдер еще раз проверил сигнал и вдруг увидел Зико внизу, у небольшого водопада. До него было около сорока метров. Самец стоял у воды, неподвижно, повернув голову к Штальдеру и стоически наблюдая за ним, без всякого прикрытия, без всякой маскировки, словно окаменев.

На Штальдера это произвело странное впечатление. Бдительная рысь не дала бы застать себя врасплох в таком незащищенном месте.

В бинокль он рассмотрел довольно неухоженную шерсть. К тому же, Зико явно похудел. Штальдер хорошо помнил ту ночь, когда им вместе с Хильтбруннером, Беннингером и Геллертом удалось поймать эту рысь. Тогда Зико весил двадцать шесть килограммов и был самым крупным самцом, на которого удалось надеть ошейник.

Штальдеру захотелось узнать, как Зико отреагирует, если он снимет рюкзак и достанет фотоаппарат. Зико не двигался — не шевельнулся, даже когда послышался щелчок фотоаппарата.

Обеспокоенный таким летаргическим поведением рыси Штальдер поспешил обратно.

Штальдер уже покинул станцию и был на пути в Блуменштайн, когда Геллерт и Скафиди вернулись с покупками из Цвайзиммена. Геллерт привез не только продукты, но и бабочку. Покалеченное и неспособное летать существо встретилось ему на пороге супермаркета «Куп», он поднял его и взял с собой. Поставив на столе перед бабочкой блюдце с водой, Геллерт принялся отчаянно листать толстый фолиант, чтобы определить вид насекомого. Это было труднее, чем он предполагал, однако, если специальная литература не врала, утверждая, что не у всех особей на нижней стороне крыла отчетливо распознается черный рисунок, то перед ним была северная болория. Это стало небольшой сенсацией. Этот вид был не только изумительно красивым, но и считался крайне редким. Boloria aquilonaris была внесена в Красную книгу. Хотя Геллерт не понимал, каким образом бабочка, обитавшая на болотах плоскогорий, попала на порог цвайзимменского супермаркета, и не знал, что ему с ней делать, запись в Красной книге придавала его спасательной операции некое биолого-этическое значение. Скафиди же лишь потешался над ним.

— И все-таки мы попробуем, — возразил Геллерт, наблюдая, как бабочка робко высунула хоботок, так и не опуская его в жидкость.

— Ну-ну, — отозвался Скафиди. — Если б мне приходилось есть таким непонятным хоботом, я бы уже давно был в Красной книге.

Вооружившись листом бумаги, Геллерт перенес бабочку на подоконник, чтобы никто не вздумал на нее сесть.

— У нас новое домашнее животное, — смеясь, сказал Геллерт, когда Лен чуть позже вернулся с пеленгации.

— Ученые называют его бабочкой-подоконницей, — съязвил Скафиди. — В Швейцарии он под угрозой вымирания: здесь всюду пылесосы суют.

Лен стащил тяжелые ботинки, снял рюкзак и пошел к подоконнику взглянуть на диковинку.

— Это не шутка: вид занесен в Красную книгу, — пояснил вновь склонившийся над фолиантом Геллерт.

— Крылья выглядят так, словно их отутюжили, — рассудил Лен, не представляя, как бабочка станет жить в гостиной. Лишь уловив неподдельную заботу Геллерта, он вспомнил, что живет с пометанными на своей работе зоологами. Этот случай показался ему весьма абсурдным, хотя и трогательным.

— Представь себе, что ты, как бабочка, можешь обонять ногами, — сказал Геллерт.

— Ну, у моих ног не самый приятный запах, — отозвался Лен. — Кстати, о запахах. Я кое-что принес.

Лен достал из рюкзака черный пластиковый мешочек.

— Мой второй рысий кал, — не без гордости осклабился он. — От Балу, Блуждающего Яичка.

Геллерт взял мешочек и проверил, пахнет ли содержимое рысьим дерьмом. Лен рассказал, где нашел испражнения, заполнил соответствующий бланк и положил помеченный этикеткой мешочек в морозилку.

Ник Штальдер в рекордное время преодолел расстояние от Блуменштайна до Вайсенбаха и обратно, и теперь вошел в лес, где недавно видел Зико. На этот раз в рюкзаке у него были медикаменты, в одной руке — антенна, в другой — духовая трубка. Когда он пришел к водопаду, Зико по-прежнему был там. Теперь он, правда, улегся. Осторожное приближение Штальдера Зико заметил с явным опозданием. Когда он поднялся, чтобы спрятаться от человека, Штальдер уже поднес трубку ко рту. Дротик со снотворным угодил самцу в бедро.

Штальдер тихо порадовался меткому выстрелу. Зико зашипел, неловко забегал, потом оступился, упал и остался лежать.

Штальдер обследовал Зико прямо на месте. Тот весил двадцать один килограмм, зад был испачкан в гное. Надев резиновую перчатку, Штальдер попытался раскрыть анус. Мускулы были сжаты, и пробраться пальцем в задний проход не представлялось возможным. Потеря веса, отсутствие поблизости кала, отсутствие задранной жертвы говорили о том, что Зико страдал непроходимостью кишечника и не мог ни есть, ни испражняться. У воды же он сидел, чтобы иметь возможность пить.

Штальдер озабоченно вздохнул, стянул перчатку, наполнил шприц антибиотиком. Больше он для Зико ничего сделать не мог. Вторым уколом он ввел ему средство, позволяющее быстрее и спокойнее очнуться после снотворного. Потом быстро покинул лес.

Геллерт хотел было удивить Штальдера спасенной бабочкой, но на лице у коллеги явно читалось, что ему сейчас не до этого.

— Не знаю, можем ли мы еще чем-нибудь помочь, — вскользь и ни на кого не глядя, бросил Штальдер. — У Зико просто каменная задница.

На следующий день Штальдер запеленговал Зико на том же месте и еще издали увидел его — тот лежал под откосом, отвернув голову от Штальдера. Даже когда Штальдер подошел совсем близко, Зико не пошевелился. Он был мертв.