С чистого листа главы 100-165

Глава 111. Собачьи бои и Законодательство

Последний комментарий Рика Санторума звучал правдиво:

– Мы разведем целую драку из-за этого!

План был такой: мы сразу же собираемся со своими командами и придумываем способ передать полное расследование в комитет по этике. Также мы начнем выступать в Палате, и меняясь с остальными по очереди. Нас было восемь человек, так что практически каждый мог выступать по разу в неделю. Начали бы мы выступать с начала следующей недели.

Когда совещание закрывалось, я предложил использовать свой дом в качестве штаба по всем связанным с этим планом вопросам. Если кто-либо хотел собрать совет вне кабинетов конгрессменов, нужно было просто позвонить, и я бы сообщил охране, чтобы их пропустили. Затем, когда я провожал всех на выход, я легонько похлопал Ньюта по плечу, и он задержался на мгновение.

– Я хотел бы встретиться с тобой насчет одного законопроекта, который хотел бы спонсировать. Когда я могу приехать?

Он удивленно поднял бровь:

– И ты хочешь обсудить это со мной, а не с главой комитета?

– Уверен, что скоро с ним встречусь, но он Демократ, и я хотел бы в первую очередь обсудить это с тобой.

Одним из изъянов Гингрича была его личная гордыня, и чувство собственной важности, об которое он сам же порой и спотыкался. Лучше бы быть с ним на дружеской ноте; у него память, как у слона!

Он одобрительно кивнул.

– Пусть кто-нибудь позвонит завтра в мой офис. Я передам своему помощнику, что ты хочешь встретиться.

– Спасибо.

Следующим утром я начал работать над своей речью, которую дам где-нибудь на следующей неделе. Чего многие люди не знали, так это того, что когда C-SPAN, телевизионная сеть, которая освещает события в Конгрессе, ведет трансляцию выступлений, обычно этого никто не слушает. Камеры гоняют туда-сюда целый день, и официально идет сессия Конгресса, но единственный случай, когда все действительно входят в главный зал – это когда проводится голосование. Оставшуюся часть времени там почти пусто, не считая говорящих голов, которые надеются сказать что-то громкое, и попасть в новости позже. Поскольку в новости хотят попасть все, и обычно все речи предсказуемы и скучны, все продумывают способ, как все-таки попасть в эфир.

Я старался сделать акцент на двух вещах сразу. Первое:

Я был бизнесменом. Если бы я управлял банком так, как это сделали Демократы, банк бы давно рухнул, а я бы оказался за решеткой!

Вторым было:

Демократы говорят, что все это сложно и запутанно. Ну, каждый день теперь избиратели должны проверять свои чековые книжки. Насколько же это сложно?!

Одним ли способом, или иным, нужно долбить их этим посылом. Это бизнес, и избиратели этот бизнес понимают. Кто-то из моих соратников собирался делать акцент на возмущении и стыде, заставляя большинство признать существование проблемы. Мы также собирались изучить возможность воздействия через другие преимущества нашей работы, таких, как конгрессиональная почта, или тренажерный зал и парикмахерская.

Я урвал пятнадцать минут утром следующего вторника, чтобы встретиться с Ньютом. Когда я прибыл в его кабинет, в углу кабинета стоял телевизор, включенный на канале C-SPAN. Ньют жестом поманил меня, и включил звук кнопкой на пульте.

– Иди сюда, сейчас Бейнер будет выступать!

Я повернулся к экрану и увидел, как мой друг фигурально взрывался по поводу только изданного отчета, и сколько возмущения сошло с его губ!

– Думаешь, это попадет в вечерние новости? – спросил я.

– Нет, но это отличное начало. Продолжайте давить, и рано или поздно это окажется в новостях.

– А что насчет тебя? Ты будешь выступать? Или это обернется проблемами?

Он пожал плечами.

– Нет, тут вся надежда на вас, ребята. Восемь конгрессменов-новичков, возмущенных поведением Демократический партии – это сыграет намного лучше, чем если подключусь еще и я. Насчет проблем – не знаю. Может, у меня самого и есть пара превышений, но банк настолько запущен, что мы просто не знаем.

– Это будет одним из моих акцентов. Это отвратительный способ вести бизнес.

Он кивнул.

– Ты хотел встретиться со мной насчет какого-то законопроекта.

– Да. Я получил несколько жалоб от избирателей. Несколько человек из войск, вернувшихся из Кувейта и Саудовской Аравии, имеют проблемы со здоровьем, а клиники помощи ветеранами просто не придают этому значения. Они не могут понять, поэтому думают, что такого нет, и все такое.

– Какого рода проблемы?

– Усталость, боли, сыпь, проблемы пищеварения… Вроде бы базовые симптомы, но все это началось только после войны на Заливе. А что, если мы наблюдаем первые симптомы чего-то, похожего на последствия Agent Orange после Вьетнама? Вспомни, как они отнекивались тогда, мол, это не болезнь, они симулируют, и подобное? А что, если это та же история? Agent Orange оказался настоящей проблемой.

– И что ты хочешь сделать?

– Заставить службу помощи ветеранам начать относиться к этому серьезно. Начать расследование. Я не ищу больших средств, но хотя бы что-то, от чего они зашевелятся. Надо разобраться, как минимум, – объяснил я.

– Цена вопроса?

– Для начала исследований и тестирований? Без понятия, но думаю, что хватило бы десяти или двадцати миллионов. Если они разберутся – то больше. Само же лечение уже будет проходить за счет средств из бюджета службы помощи ветеранам и армии.

– …

Ньют снова пробурчал что-то. Иногда его было сложно понять.

– Не думаю, что все настолько ужасно, но я бы хотел, чтобы ты тоже повлиял.

– Тебе нужен будет сенатор, чтобы представил эту идею там у себя.

– Я думал или про Боба Керрея, или Джона Керри. Они оба прошли Вьетнам, и я хотел бы связать это с Agent Orange. Я еще не говорил с ними.

Лицо Ньюта скривилось, когда я упомянул про Керрея и Керри. Они оба были Демократами.

– Почему не Джон МакКейн? Он тоже там был.

Я кивнул:

– Да, я тоже задумывался о нем, и вижу его в качестве коспонсора, но я хочу сделать что-то междупартийное. Я знаю, что тебе это не по нраву, но я Республиканский конгрессмен от округа Демократов. Я обязан работать с ними, иначе я стану чудом одного срока. Керрей и Керри оба – очень уважаемые люди. Если я смогу урвать к себе хотя бы одного из них, и подвязать еще парочку ветеранов Вьетнама в Конгрессе, то мы сможем это реализовать. Зуб даю, что смогу вовлечь еще и Уэйна Гилчреста и Рэнди Каннингэма в качестве коспонсоров от Палаты.

– Ты уже говорил с Сонни?

Гиллеспи "Сонни" Монтгомери был председателем комитета Палаты по вопросам ветеранов. Он был Демократом их Миссисипи, и ветераном Второй Мировой и боевых действий в Корее.

– Еще нет. Я хотел сперва обсудить это с тобой.

Ньют проворчал:

– Ну, начни тогда что-нибудь расписывать. Под этим я подразумеваю – собрать команду, чтобы выяснить, какой исследовательский центр для дела подойдет лучше всего. Может сгодиться даже что-то проще, чем вы распишете. Все никак не пойму, почему бы тебе просто не вовлечь МакКейна.

– Ньют, когда я был в бизнесе, мне приходилось обговаривать сделки так, чтобы все остались довольны. Это должна была быть выигрышная ситуация для всех, или же ничего бы не сработало. Я сделал кучу денег, работая вместе с людьми, а не против них. Это же лучше и для меня. Этот банковский скандал никак не скажется на Сенате. У них нет своего банка, в отличии от нас в Палате. А это позволит мне вручить им своего рода оливковую ветвь. Нам не нужно злить всех сразу.

Он снова заворчал:

– Ну, начни расписывать. Только никому пока ни слова. Дай мне время подумать до следующей недели.

– Вполне устроит, – и я поднялся, пожал ему руку и покинул его кабинет.

Гингрич был превосходным тактиком, но он был очень узкопартийным и не делал акцента на стратегии. Он был из тех людей, которые спалят дотла целый дом, чтобы избавиться от крыс, живущих в нем, и затем бы долго и громко заявляли бы, что избавились от крыс, в то же самое время бранясь со всеми, кто ищет что-нибудь уцелевшее в тлеющих углях.

На следующий день я сообщил об этом Шерри и Марти, и поручил им разбираться с деталями. Как я и сказал Гингричу, я представить не мог, как ценник на что-то такое мог резко вырасти, но сразу подготовился к неприятным сюрпризам. Одобрит ли это Сонни Монтгомери или нет? Ошибался ли я, полагая, что ветераны в Конгрессе вспомнят про "Agent Orange" и решат, что это хорошая идея, или посчитают ли они нынешних ветеранов сопляками-нытиками? Поддержит ли меня Гингрич? По этой ситуации я не имел ни малейшего понятия. Ничего из моих воспоминаний о будущем не помогало мне разобраться.

Ньют позвонил мне в конце недели. Он бы позволил мне обратиться к Керрею или Керри, но на этом все. Если они оба откажутся, а я все же захочу продвинуть проект, то я должен буду поговорить с Джоном МакКейном, и удачи мне во всем дальнейшем продвижении проекта. Я поручил Минди связаться с Бобом Керреем и напроситься на обед; я бы начал с него. Я только надеялся, что не проглочу язык, встретившись с ним. Он получил Медаль за Отвагу во Вьетнаме. Моей естественной реакцией было бы стоять по стойке "смирно" и обращаться к нему "сэр!"

Сама болезнь должна была получить название "синдрома Войны в Персидском Заливе". Я знал достаточно об этом из будущего, чтобы понимать, что это станет серьезной проблемой для многих ветеранов Персидского. Симптомы были похожи на те, которые проявляются после дозы паралитического газа чуть ниже смертельной, который был у иракцев, и чьи бункеры нам также пришлось бомбить. Произошел малый выброс газа в воздух, который затем распространился по всей территории. В то время еще никто не знал про газ Зарин, да и было еще достаточно всякой гадости, о которой многие чесали затылки. Были ли это первые запуски ракет с обедненным ураном из танковых пушек? Ходил слух, что, когда такие сталкивались с броней противника, они сжимались настолько, что провоцировали взрыв гамма-лучей. Что насчет токсичных паров от сожженных полей с нефтью? А что насчет тех ребят, которые случайно использовали паралитический газ на самих себе? Это ли все вызывало болезни? Взаимодействовало ли это со всем, что стояло на линии огня?

Это во многом напомнило мне то, что произошло с «Agent Orange» в 70-х. «Agent Orange» был химическим дефолиантом, которым посыпали с модифицированных C-123 над джунглями. Посыпьте этим джунгли, и через пару недель джунгли погибают. Не остается ничего, кроме голых деревьев, и плохим парням негде прятаться. Официальная информация того времени гласила, что это вещество безвредно для людей, что мне всегда казалось большой натяжкой (это убивает все, кроме нас?), а официальные инструкции требовали носить защитный костюм вроде костюма химзащиты при взаимодействии. И все же, это были жаркие джунгли, и те ребята, которые высыпали все это, и которых посыпало, бегали практически голышом, и чуть ли не купались во всем этом.

После войны все эти ребята вернулись домой со всевозможными болячками, включая рак, генетические мутации и неврологию. Служба помощи ветеранам и лечебные учреждения отмахивались от всего этого, как от кучки увиливащих от непопулярной войны. Оказалось, что процесс изготовления приводил к выделению малоизвестного вещества под названием Диоксин, которое, кстати, было смертельным, и было опасно даже находиться рядом с ним. Огромный «уууупс!» момент! Было очень много схожего и у этого нового синдрома Персидского.

Я смог назначить встречу с сенатором Керреем в середине следующей недели, и он был весьма великодушен. Ходит огромное число мифов о героях, получивших Медаль за Отвагу. Большая часть служащих военных отдают им честь, и их ранг выше для этого ритуала, чем даже у генералов и адмиралов – другими словами, это генерал будет отдавать честь рядовому с Медалью за Отвагу, а не наоборот. Я вспомнил, как как-то разговаривал с одним из флота, который сказал, что знает сержанта с Медалью за Отвагу за Вьетнам. Во время проверок он просто клал медаль на свою койку, и офицеры просто проходили мимо. И опять же, большинство получивших эту медаль уже умерли, так что было бы неплохо быть учтивым с теми, кто еще жив.

Он выслушал мое объяснение и согласился продвинуть проект в издании Сената, хоть он и не был уверен, насколько успешно оно продвинется. Я уже выступил с пламенной речью в зале Конгресса, и Демократы не слишком ею впечатлились. Я пообещал направить ему копию того, над чем работаю, чтобы его команда могла что-либо сделать со своей версией. Мы назвали это Актом Исследования и Излечение Синдрома Войны в Персидском Заливе. Нужно было попробовать, как дело пойдет.

Я понимал, что именно имел ввиду сенатор Керрей насчет недовольства Демократического большинства моей речью. Обычно пишут речи со множеством звучных выражений и коротких вставок в надежде, что это попадет в эфир хотя бы на десять-пятнадцать секунд. Мои комментарии подхватили и NBC, и CBS.

– Нашим избирателям приходится выверять свои чековые книжки дома! И почему же конгрессмены-Демократы не должны делать того же?! И почему это они не хотят, чтобы избиратели об этом знали?!

ABC вообще не обратило внимания на сегодняшнюю шумиху. Мы все ожидали, что скоро они это сделают, так как Джим Нассл пообещал дать свое выступление, надев на голову бумажный пакет в знак своего «стыда», что он является частью Конгресса! Мы все чуть не лопнули от смеха, когда он рассказал об этом!

Наши действия бы привели к тому, что Демократическое большинство в Палате начало бы болтать от том, как мы раскачиваем лодку. Нам даже не нужно было, чтобы Ньют Гингрич сказал нам о том, что будут жалобы о новичках-Республиканцах, которые не понимали систему, тем самым унижая честь и достоинство этого великого учреждения. Это бы привело к моментальной ответной реакции, где мы бы спросили, а что же именно они хотят скрыть. Если бы они попытались как-либо затормозить наши законодательные проекты, это бы просто стало темой речи на следующую неделю с осуждением их авторитарной тактики и страха, что после расследования что-то всплывет.

В пятницу утром после моей речи мне в офис позвонил Тим Рассерт, и попросил меня поучаствовать в воскресной «Встрече с Прессой». Конечно же, я согласился. В этом я был везунчиком, поскольку Джим не собирался проворачивать свой фокус с пакетом до следующей недели, когда всем станет наплевать уже на меня! Они все будут обсуждать его выходку! Я согласился приехать, и он сказал мне, что я буду проводить дебаты против Дэйва Бониора, новенького организатора Демократов Палаты. Мне нужно было собраться и подготовиться! Эти ребята хотели меня захоронить, предварительно вогнав мне кол в сердце и поджарив.

Лучшая защита – это нападение. Если бы Бониор слишком резко отреагировал на мое прямое нападение на Хаус-Банк, я бы загнал его в угол, подняв тему почтового скандала. Почтовая Инспекционная Служба американской почты только-только раскрыла свой отчет почтовому министру Палаты, Роберту Рота, который незамедлительно отдал его жене Тома Фоули, спикеру Палаты, который хотел это закопать поглубже. Если бы я смог убедить Рассерта начать задавать вопросы Бониору, мы бы смогли его распилить!

Я много времени тогда провел в дороге! В пятницу вечером я полетел домой вовремя, чтобы испечь пиццу и расслабиться со своей семьей. В субботу утром мы играли в футбол (мальчики проиграли, победа девочек). Вечером в субботу я повез Чарли и его байк на гонку в округе Харфорд (и он победил!). Ночью в субботу я полетел обратно в Вашингтон, чтобы появиться на «Встрече с Прессой», после чего полетел обратно домой на весь остаток выходных. Я бы полетел обратно в понедельник утром. Мне нужно было завести график получше, потому что я был истощен!

Техника распила на Бониоре сработала отлично. Он не ожидал моего захода со стороны насчет почтового скандала. Я продолжал гнуть свою линию о том, что «Обычным американцам приходится играть по правилам. Почему же этого не должны Демократы в Конгрессе?» В этом случае это было:

– Вы говорите, что это сложнее, чем кажется. Так объясните проще, для всех нас. Все здесь присутствующие были на почте. Что же делает вашу почту настолько особенной, что ее не нужно осматривать? – Рассерт подхватил эту идею, и продолжил тем, что не бывает дыма без огня.

Почему же это не было хорошей мыслью выяснить, а есть ли там проблемы? Глупый вопрос! Причина же в том, что они не хотели никаких расследований, потому что там была проблема, и они не хотели ее светить!

В октябре сенатор Керрей и я начали продвигать наш проект в систему. Сонни Монтгомери сразу же сообщил мне, что скорее в аду будет снежно, чем любой представленный мной проект выйдет за пределы комитета, уже не говоря об одобрении в Демократическом Конгрессе. Я только улыбнулся, кивнул, и затем нанес ответный удар. Я разместил статьи на всю страницу в ноябрьских выпусках Army Times, Proceedings of the Naval Institute, Air Force Magazine, Coast Guard Magazine, и Leatherneck (журнал о флоте), предоставив четкое описание, что будет делать этот закон, и подчеркивая важность этого закона. Я также уточнил, что сам ветеран, и что я оплачиваю все статьи из собственного кармана, а не за счет средств налогоплательщиков или бюджета кампании. Читателям стоило бы позвонить своим конгрессменам и лидерам из Демократической партии с требованием пропустить этот законопроект. Когда известие дошло до Вашингтона, мне уделили еще десять минут на «Встрече с Прессой»!

Мы с Мэрилин отвезли детей в Ютику на пару дней в рождественские каникулы, чтобы провести время с их прародителями. После этого мы отвезли их в Хугомонт на весь остаток выходных. В понедельник утром я оставил Мэрилин на Багамах, и отвез детей обратно в Ютику на остаток недели, и затем развернулся и полетел обратно, чтобы провести неделю с ней.

Мэрилин встретила меня у дверей дома, когда я приехал туда. На ней была узкая юбка, топик на узких бретельках и туфли на высоких каблуках, когда она поприветствовала меня. Когда я вошел в дом, она очень горячо меня поцеловала, и, когда я обхватил ее руками, я почувствовал, что под одеждой у нее ничего нет. Я немного потер ей задницу и почувствовал ее приятное ерзание в ответ.

– Почему мне кажется, что у тебя уже есть какой-то план? – спросил я ее.

Мэрилин просто улыбнулась:

– Понятия не имею, о чем ты! Я просто пытаюсь встретить мужа, как подобает хорошей жене!

– Хм… прикид одобряю. Как же так получается, что ты никогда не встречаешь меня так дома?

Моя жена рассмеялась:

– Вот уж тогда детям было бы, что обсудить!

– Напомни мне еще раз, зачем мы хотели детей. Я постоянно забываю.

Она снова расхохоталась:

– Я тоже уже не помню. Холли и Молли уже начали подшучивать над учительницей. Они меняются одеждой в туалете и меняются партами.

– Иии как ты это выяснила?

– Они болтушки. Они рассказали друзьям, и весь класс начал хихикать, и кто-то проболтался миссис Маркелл.

– А я-то думал, что трудности будут с Чарли! – я только покачал головой и издал смешок/ – И что же сделала миссис Маркелл? Пометила их фломастером?

– Хуже! Не обратила внимания. Я слышала об этом на родительском собрании.

Мне больше понравилась моя идея. Теперь осталось дождаться, когда они выкинут такое со своими парнями.

Мэрилин села на диван и похотливо раздвинула ноги, растянув свою юбку.

– Ну, ты хочешь поговорить о детях, или сделать кое-что иное? – спросила она.

Я со смехом стянул с себя майку:

– Уоу! Вот это давление! Что на тебя такое нашло?

Мэрилин раздвинула половые губы:

– Ничего! В этом и беда! В меня ничего не вошло!

Я сбросил с себя туфли и снял брюки с трусами.

– Сейчас посмотрю, что получится сделать, – с этими словами я забрался на диван и устроился между ее ногами.

Как только я вошел в нее, Мэрилин обхватила меня руками и ногами, и начала стонать, пока я трахал ее медленными долгими движениями. Я не забыл и потрясти ее зад, и потереться о клитор.

Она подвывала:

– Трахни меня, трахни! – и она дважды кончила, прежде чем извергся я.

Я опустился на нее, тяжело дыша. Спустя минуту Мэрилин выдала:

– И это все? А ну работать, мистер! Никакого передыха на работе!

Я, смеясь, фыркнул и скатился с нее:

– Ноешь, ноешь, ноешь! Одни жалобы на этой работе! Дай мне дух перевести!

Мэрилин продолжала:

– Не отлынивать! Тебе еще есть, над чем работать!

– Ух я тебе покажу работу! – и я снова залез на нее, и начал щекотать ее под ребрами, попутно расстегивая ее топик.

Мэрилин взвизгнула и попыталась бороться, визжа и вскрикивая, но я перевешивал, и продолжал свое, пока она не умудрилась меня с себя сбросить. Я же быстро схватился за нее и закончил ее раздевать, оставив в одних только туфлях. Неудержимый, я забрался ей на живот и начал щипать за задницу. От этого она еще громче начала вскрикивать, дергая задом, и пытаясь меня остановить. Когда я снова затвердел, я отодрал ее раком. Это успокоило ее задницу!

После всего этого я сполз с нее, и скатился на пол. Мэрилин отметила:

– Мне нужно в душ. По чьей-то милости я теперь вся потная.

– Ты права! Тебе однозначно нужно в душ! – театрально шмыгнул носом я.

– И чья же это вина?

– Эй, я всего лишь выполнял приказ! – я поднялся и взял свою одежду. – И какой план на день?

– Он не подразумевает одежду на тебе, – ответила она.

Я взглянул на нее и улыбнулся:

– Амбициозно, но думаю, что ты обнаружишь, что в таком случае я заляпаю всю мебель, если последую этой идее.

– Фу!

Я согласно кивнул:

– Да, фу. Думаю, будет лучше, если ты останешься без одежды, а я хотя бы в трусах похожу, а не наоборот.

– Да? Правда? В этом твой план?

– По мне, звучит достаточно просто.

– Может, мне стоит просто купить тебе плавки Speedo.

– Милочка, у вас денег не хватит на то, чтобы достать мне Speedo!

– Я просто возьму деньжат у своего муженька. Он понимает, что мне нужен мальчик для игр!

– Иди в душ! – приказал я.

Господи! Speedo? Слава Богу, что мы установили будку для охраны. Она была спрятана за парочкой деревьев, но это давало нам определенное ощущение "приватности". Больше никакого веселья и игр на открытом воздухе, но хотя бы в доме мы были одни.

Я вычистил нашу одежду, пока Мэрилин была в душе, и когда она вышла – я помылся сам. Потом, одетые, но без нижнего белья, мы выбрались на ужин. Когда мы в ожидании ужина потягивали напитки, Мэрилин спросила:

– Интересно, а международные перелеты без нижнего белья являются для конгрессменов нарушением Федерального законодательства?

– Нет, но это нарушение в вопросе вкуса и достоинства для большинства из них. Ты можешь себе представить Ньюта Гингрича без трусов? – ответил я.

– Фуууууу! Не за столом же!

– Эй, это мне с ним работать после этого! Ты же можешь только фантазировать о нем.

– Кажется, наш ужин окажется на тебе.

На ужин были оладьи из моллюсков и креветки, поданные вместе с парочкой ромовых пуншей. Пока мы ужинали, Мэрилин спросила:

– Итак, когда тебе нужно возвращаться в Вашингтон?

– Мы снова собираемся третьего числа, как и в прошлом году, в эту пятницу. В субботу мы все снова разбежимся, скорее всего. Вообще чудо, что в этом городе хотя бы что-то делается.

Она с любопытством взглянула на меня:

– Жалеешь, что избрался?

Я хотел сострить в ответ, но остановился.

– А ты жалеешь, что я избрался?

– Что ты имеешь ввиду?

– Ну, помнишь тот раз, когда мне предложили сделать карьеру в армии? Я ответил положительно, но мне нужно было обговорить это с тобой. Ты знала, что я это сделаю, но не подписывалась на это. Помнишь? – Мэрилин отпила немного, а я продолжил: – Ну, я хочу сказать, что ты не подписывалась на то, чтобы быть женой политика! Как ты относишься к тому, что произошло? Прошло уже два года, как я сказал, что попробую. Ты хочешь, чтобы я продолжал, или снял с себя полномочия?

– И как я уже говорила насчет армии, здесь дело не во мне. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Ответь мне – ты счастлив? Как ты думаешь, ты помогаешь? – ответила она.

– Думаю, что да. Это похоже на то, как будто пытаешься сосать патоку через соломинку, но все же да. Проект о синдроме Персидского, например, кто-нибудь все равно бы это сделал, но я сделал это раньше, и, скорее всего, он пройдет. Может быть, каким-то ветеранам это поможет, нежели чем они будут ждать, пока служба помощи ветеранам зашевелится и начнет решать это сама.

Это тоже было правдиво. Проект был не очень дорогой, но очень воодушевляющий. Боб Керрей подвязал к спонсированию проекта почти всех ветеранов в Сенате, и я также привлек к делу множество Республиканских ветеранов Палаты. Боб также добавил еще парочку свистов и звоночков по отношению к ветеранам, с чем я мог жить, включая расширение льгот на образование ветеранов, прошедших войну в Заливе. Единственные, кто не хотел, чтобы этот проект прошел – это лидеры Демократов в Палате, которые хотели, чтобы я медленно и мучительно загнулся. Гингрич был в восторге от этого, и высказывался о возмездии Демократам. Из-за этого он попал на воскресные утренние ток-шоу.

– Вот и твой ответ. Мы будем держаться с тобой. Не переживай обо мне или детях. Ты же не катаешься между Вашингтоном и Калифорнией. Вот на это бы я еще могла пожаловаться.

– Уоу! Еще бы-то!

Мэрилин спросила:

– Итак, ты хотел получить мое одобрение на повторные выборы? Разве тебе это нужно не в следующем году?

– Каждые два года, хочу я этого или нет! Я сказал Брюстеру МакРайли, что сообщу ему на этой неделе.

– Он опять будет руководителем твоей кампании?

Я усмехнулся:

– Вроде того. Он будет руководить парочкой конгрессменов в этом году, и у него уже есть помощники на каждого из нас. Думаю, он хочет стать лавочкой по покупке выборов. Найми его компанию, и ты будешь избран. Он будет напрямую работать с кем-то новеньким из Вирджинии, и будет руководить помощником, который будет работать со мной, – и я пожал плечами. – Я созвонюсь с ним завтра и встречусь с ним в своем офисе на следующей неделе. Ему нравится со мной работать. Я всегда оплачиваю его счета вовремя.

– Кто будет баллотироваться против тебя? – спросила моя жена.

– Еще пока не знаю. В праймериз против меня никто не выступает. Я слышал пару имен со стороны Демократов, но я не знаю, насколько они серьезные противники, и попадут ли они в праймериз. Думаю, есть один окружной комиссар в Кэрролле, и один член окружного совета Третьего Округа Балтимора. Кроме этого, увы, я ничего не знаю. Против меня точно кто-нибудь выступит. Это все еще округ Демократов, и они его мне так просто не отдадут!

– Ты победишь. Я знаю тебя, – Мэрилин улыбнулась. – Может, нам стоит сфотографировать тебя в плавках Speedo, ради женских голосов!

Я чуть не выплюнул свой напиток, и начал хохотать.

– Ты можешь себе представить, как бы это обыграл Энди Стюарт? А может, фото, где ты в ремнях? Если я должен носить Speedo, то тебя нужно связать ремнями!

– Боже мой! Я не хочу об этом даже думать!

– О, знаю! Достанем тебе светлый парик, наденешь то красное вечернее платье, которое я тебе купил. Вот скандал-то будет!

– Мечтайте, господин конгрессмен! – заухмылялась она.

Когда мы вернулись в Хугомонт, к нашей двери была прикреплена записка с приглашением на ужин в честь Сочельника в Доме Правительства. Мэрилин согласно кивнула, так что на следующее утро я позвонил и дал согласие, и затем мы забронировали лимузин и водителя. Мы захватили с собой хорошей одежды, как минимум костюм для меня и несколько симпатичных платьев для Мэрилин. Мы бы пообщались с Багамским правительством, выпили бы по бокалу или по два, а затем бы отправились на Райский остров и закрыли бы ночь там. С небольшой удачей мне удалось выиграть немного мелочи за столом, где играли в "очко".

В остальном же мы провели остаток недели, валяя дурака и творя глупости. У нас был небольшой скрытый сейф, вмонтированный в тумбочку в спальне, где мы хранили парочку мелочей, которые бы мы не хотели, чтобы нашел кто-либо другой, кто бывает в доме. А точнее, Мэрилин хранила там свои вибраторы и порнушку. Она не слишком переживала за свой ящик с нижним бельем, но от "Двадцатисантиметрового «Как Живой» СуперМакс с массажем точки G" и копий "Похотливой домохозяйки" она бы точно сгорела со стыда! В Новый Год мы открыли этот сейф, вставили новые батарейки в игрушки, и смотрели фильмы. Мэрилин оставалась без одежды весь день.

В четверг мы полетели в Ютику, забрав плоды наших чресел, отправились обратно в Хирфорд. В пятницу утром я улетел в Вашингтон, и вернулся к своему священному долгу в представлении своего Девятого Округа Мэриленда, держа сво. клятву в преданности высшим принципам нашей нации. Ну, по крайне мере, что-то вроде того. В каком-то смысле все вернулось к старой доброй рутине. Восемь из нас уже стали бельмом на глазу у Демократов, которые называли нас «шайкой восьмерых» на публике. Дом на Тридцатой улице теперь был известен, как «Здание клуба», хоть мы сами его так не называли. Это стало так, потому что мы стали называть себя, как в старых фильмах «Пострелята», «Клуб Ненавистников Демократов Хи-Мэна»! Моего друга Джона Бейнера в прессе уже называли главой нашей небольшой группы, но я был удивлен, найдя себя в качестве его «второго по старшинству». Я спросил Рика Санторума, сколько приказов я отдал ему, а он только рассмеялся, и сказал мне, что прессе просто нужно было что-то написать.

Мы вернулись к еженедельным выступлениям, в этот раз размазывая их по поводу займов из Хаус-Банка на финансирование своих следующих предвыборных кампаний. Президент Буш активно настаивал, чтобы Конгресс продолжал расследовать этот вопрос, предлагая помощь Министерства Юстиции. Мы также прошлись по Демократам на тему почтового скандала, который казался настолько же крупным, как и и банковский скандал. Что-то должно было сработать.

Обрушение произошло в марте 1992-го года. К середине месяца и пристав Палаты, Джек Расс, и почтовый министр Роберт Рота с позором покинули свои посты. Оба находились под уголовным расследованием. Банковский скандал был передан в комитет Палаты по этике, после чего большинство сдалось, приняв голосование в Палате о разглашении всех данных о том, кто превысил свои лимиты, насколько, и как часто это это делал. Административный комитет Палаты бы поступил также и по поводу почтового скандала.

Как я и сказал Мэрилин, мне не пришлось столкнуться с Республиканскими праймериз. Два Демократа, Бад Хоули из Третьего Округа Кэрролла и Томми Хоффман из Третьего Округа Балтимора, решили сразиться за право надрать мне задницу и выставить меня на улицу, где хороший и правильный Республиканец и должен быть. С точки зрения аутсайдера, все, что я мог сказать, так это то, что это были мутные праймериз, и потенциальный победитель, Бад Хоули, вышел бы оттуда не в лучшем виде.

Нам всего лишь нужно было дождаться ноября, а там увидим.