Четверг, двадцатое июля 2000-го года.
Ну все, вот они и поняли! К четвергу им все это изрядно надоело, и они устали. Первая пара дней была интересной. Мы с Мэрилин никогда не возили детей в Кентукки или Теннесси даже на отдых, так что им там все было интересно и в новинку. Мы заезжали в какой-нибудь небольшой городок, и местный Республиканский комитет устанавливал там сцену, где-нибудь в местной школе или в здании суда, или в зале ветеранов. Местный организатор представлял Холли и Молли, которые затем выступали по четыре-пять минут, представляя меня. Затем выходил я, обнимал своих дочерей и давал предвыборную речь. После этого мы встречались с местными репортерами, перекусывали и забирались обратно в автобус. Через два часа мы оказывались уже где-то в другом месте.
Во время всего этого действа меня окружали «консультанты», которые буквально планировали все, что я делал с момента, как утром открыл глаза, до момента, когда я ложусь спать. Был консультант по гардеробу, чтобы я всегда был соответствующе одет. Если мне нужно было надеть костюм, они решали, какого цвета будет сам костюм, рубашка и галстук; если я надевал рубашку, то они решали, насколько высоко должны быть закатаны рукава. Если рукава не держались на нужной высоте, они были счастливы закрепить их булавками. Был и консультант по речам, который по необходимости редактировал предвыборную речь. Был также кто-то, кто отвечал за связи со всеми местными. Были пищевые консультанты, которые говорили мне, где и когда есть. Наверняка где-то там был и туалетный консультант, чтобы позаботиться о том, чтобы я откладывал вице-президентские кучки в соответствующее время.
С консультантами нужно быть чертовски осторожным. Консультанты – это профессиональные переживальщики. Нельзя пошутить, потому что это может задеть кого-то. Нельзя говорить, что вы выступаете за что-то, или против чего-то. Нельзя давать какие-либо детали, потому что они могут быть использованы против вас. Лучшие политики знают, когда игнорировать консультантов и просто позволить всему идти своим чередом. Худшие же заканчивают, как Митт Ромни, который боится сказать кому-либо что-либо без обсуждения с консультантом, и, в конце концов, выглядит фальшиво и глупо.
Повторяйте это все по двенадцать часов в день или больше, и все это очень быстро надоедает. Близняшки уяснили, что с такими вещами лучше не перебарщивать. К концу дня я уже не был уверен, где я нахожусь, и мне уже нужна была помощь, чтобы не облажаться оттого, что я не знал, где я, и с кем я разговаривал. К четвергу девочки сочинили липовые версии своей речи, и наш главный решала поймал их, когда они репетировали их перед хохочущими репортерами в автобусе. Как у кандидата в вице-президенты, вместе со мной были национальные корреспонденты, не столько для того, чтобы записывать то, что я говорю, сколько в надежде, что я крупно облажаюсь на камеру. Меня отправили угомонить моих дочерей, и у того решалы знатно пригорело, когда я сел вместе с репортерами и начал смеяться вместе с ними. После этого я сказал ему, что пока мои дочери подшучивают, репортеры тоже будут смеяться. А если бы они начали шутить над губернатором – я бы их приструнил. Вот же кретин.
Я решил, что позвоню Мэрилин и отправлю девочек домой на выходных. Так бы и они взяли передышку, да и Мэрилин не помешало бы немного женской компании. Скорее всего, я бы не увиделся с ней снова до самого избрания. В два часа мы приехали в Спрингборо, штат Оклахома, который был где-то на востоке от Шони, что располагался на востоке от Оклахома-Сити. Мы уже проехали через Кентукки, Теннесси, Миссисипи и Арканзас. В пятницу и субботу нас бы увидели в Небраске и Канзасе. К воскресенью с липовой речью в хвосте автобуса выступал бы уже я сам!
И все же, все казалось довольно обыкновенным. Было тепло, но не слишком жарко. Прогноз погоды сообщал о сильной грозе в полдень, что тоже было вполне нормальным явлением. Мое выступление было запланировано в старшей гимназии, и, хоть и стояло лето, для оживления обстановки у них там была наготове «Гордость Спрингборо» – баскетбольная команда Спрингборо и команда чирлидерш. Ну, по крайней мере, так предполагалось. Когда мы вышли из автобуса и направились в сторону школы, я сказал девочкам, что было очень похоже на то, что здесь разразится гроза, становилось все темнее и темнее, до самого горизонта все было затянуто тучами, и в этой ровной местности можно было это увидеть за километры.
Мы вошли внутрь и использовали в качестве гримерок парочку пустых кабинетов для первогодок, прежде чем отправиться в физкультурный зал. Небо снаружи становилось все темнее, и казалось, что ветер тоже усиливается. И все же я уже бывал в подобных штормах, и до тех пор, пока работало электричество, всем было плевать. Нас проводили в физкультурный зал, где уже был установлен помост и декорации, и нас провели за них. Почетные гости уже были на месте, среди них были: мэр, директор школы, городской совет и местные Республиканские шишки. Этим же вечером я бы встретился с различными конгрессменами и сенаторами за ужином в Оклахома-Сити.
Через пару минут Холли и Молли вышли на помост под одобрительные возгласы и аплодисменты. Они выступили со своей речью и затем позвали меня. Я вышел, обнял их обеих и отпустил с помоста.
– Спасибо! Спасибо! Я так рад быть здесь! А теперь позвольте спросить вас, эти девочки хороши, не так ли?
Поднялась еще волна одобрений и аплодисментов, и близняшки послушно вернулись, с улыбкой помахали всем еще раз и снова ушли.
– Здорово видеть здесь команду чирлидерш, потому что мои девочки тоже чирлидеры у себя в старшей школе Хирфорла. А что до вас, ребята из баскетбольной команды… – поднялась еще волна шума – баскетбол в Оклахоме очень уважают! – …извините, ребята, они все еще слишком молоды для вас! Может, я разрешу им ходить на свидания, когда им пойдет четвертый десяток! – на что раздались смешки.
Внезапно зазвенела самая громкая сирена в мире, и кажется, прямо над моей головой! Все в зале начали что-то говорить, и я взглянул на кого-то, стоящего рядом со мной, и оказалось, что это мэр.
– Пожарная сигнализация? – спросил я.
– Черта с два! Это сигнал о торнадо, мистер! – и он выхватил микрофон у меня из рук и начал давать указания. – Все, живо в подвал! Время еще есть, но бросайте свое барахло и живо спускайтесь в подвал!
Он продолжил призывать людей шевелить задницами, когда директор школы и парочка членов баскетбольной команды начали выводить людей.
Один из работников кампании заорал мне в ухо:
– Нам стоит уходить!
Ровно в этот же момент я услышал громкий грохот снаружи, вероятно, что-то было подхвачено ветром и начало летать по округе. Я схватил девочек и крикнул в ответ:
– Хрена с два! Мы идем в подвал! – а этот олух может и выйти наружу и на своей шкуре проверить, сможет ли он оказаться в Небраске раньше нас, аэроэкспрессом, так сказать.
Я подтолкнул девочек, стоявших впереди меня, в сторону толпы, которая направлялась к лестничному пролету. Внезапно погас свет, но включилось запасное освещение, и мы обнаружили, что находимся в большом и грязном бетонном подвале. Шум снаружи напомнил мне товарный поезд, и потолок над нами дрожал, и с него сыпалась пыль. Я прижал девочек к полу в углу и налег на них. Потом я почувствовал, что кто-то налег на меня самого, и я обернулся, чтобы увидеть перепуганное лицо Джерри МакГуайра, одного из моих охранников. Я защищал девочек, а он защищал меня.
«Товарняк» становился все громче и громче, слышался лязг скрипящего рваного металла, и вокруг нас опадала пыль с потолка подвала, вероятно, десятилетней давности. Я должен был быть в ужасе, но я и так был напуган. Я держал глаза закрытыми, чтобы пыль меня не ослепляла, и я слышал крики и плач людей вокруг себя. Не думаю, что я был среди них, но я точно знаю, что мои дочери кричали. Со временем «товарняк» ушел, просто резко исчез, и все, что мы могли слышать – это сирены, обычные сирены. Сигнал о торнадо, к счастью, молчал.
Люди начали подниматься на ноги и помогать остальным. Кто-то открыл дверь в школу, начал проступать свет, и люди начали выходить из подвала.
Все уставились на представшее зрелище. От школы оторвало часть крыши, и оттуда и проступал свет. Мы продолжили двигаться. Все мы, кто был в подвале, были грязными, а у близняшек еще и остались ручейки от слез на лицах. Они обхватили меня руками.
– Все хорошо, все закончилось, – сказал им я, – Давайте идти дальше.
Удивлительным для меня стало то, что после того, как пронесся шторм, погода снаружи была спокойной и солнечной. Основная часть движения шла на выход, так что мы пошли туда же. Впервые журналисты меня игнорировали. У них перед глазами была реальная катастрофа! Снаружи стало очевидно, что Спрингборо был разнесен в клочки! Сирена, оповещающая о торнадо над школой, была повалена и расплющена на передней части автобуса кампании. На ближайшее обозримое будущее мы застряли в Спрингборо. Вокруг нас валялись останки нескольких домов. Где-то в стороне появилось огненное зарево, и несколько человек побежали в ту сторону вместе с репортерами.
Люди организовались и все вокруг начало приводиться в порядок. Физкультурный зал в школе и столовая все еще были надежны и безопасны, так что они стали временным убежищем. Пожарный-доброволец и мэр ходили, наводя везде порядок. Еще кто-то из крупных шишек начал собирать добровольцев, чтобы осмотреть ближестоящие дома. Я повернул девочек лицом к себе.
– Вам двоим нужно остаться тут. Я хочу, чтобы вы пошли в зал и помогали. Людям нужна помощь.
Молли закричала:
– НЕТ! Ты должен остаться здесь!
– Молли! Молли! Я должен пойти помочь! Вы помогите здесь, а я смогу помочь там.
– Папа!
– Вы должны помочь! – и я подтолкнул их в руки их охранника, молодой женщины конца третьего десятка лет по имени Аманда Бэйнс. Она вместе с Джерри была записаны в окружение в качестве сотрудников кампании, а не как охрана. Она обняла девочек и повела их в сторону здания.
– Давайте, пойдем приведем себя в порядок и поможем.
Как только они убрались, я повернулся к Джерри и сказал:
– Ладно, пошли.
Я догнал пожарного и спросил:
– Куда нам нужно идти?
Не думаю, что он меня узнал, и он просто указал на следующую улицу, которая казалось не такой разваленной.
– Проверьте там и посмотрите, не завалило ли кого-нибудь, – и он отвернулся от меня, когда кто-то крикнул, что под одной из куч обломков никого нет, и они пошли к следующей.
Я пожал плечами, взглянув на Джерри, и мы пошли в противоположную сторону. Мы прошли где-то около квартала и осмотрелись. Глядя вдоль улицы, казалось, что степени ущерба дома варьируются от тех, которые просто покосились, до тех, которые неминуемо обрушатся.
– Может, нам повезет, и все были на агитации, – сказал я Джерри.
Это могло быть причиной тому, что разрушенный дом был оставлен за мгновение до этого; в маленьком городке Спрингборо все люди знали друг друга и семья могла выбраться на агитацию.
– Будем надеяться, – ответил он.
Из домов начали выходить люди, которые в изумлении уставились на нас. Из того дома, напротив которого стояли мы, никто не выходил. Мы обошли дом, дойдя до заднего двора и крикнули:
– ЕСТЬ КТО ДОМА? – так громко, как только могли.
Мы уже чуть было не ушли, когда Джерри сказал:
– Ты это слышал?
– Что?
– Вон оттуда! – и он пошел вперед за угол, и там слышался плач, исходящий от чего-то, очень похожего на дверь в погреб, нечто вроде холмика с дверями. Теперь уже и я мог это слышать, но мы никак не могли бы спуститься туда. На погреб обвалилась часть гаража, и мы бы никак туда не попали без бензопилы и подъемного крана.
– ВНИЗУ КТО-НИБУДЬ ЕСТЬ?
– СПАСИТЕ ДЕТЕЙ! – тихо раздалось в ответ.
Я взглянул на дом, и потом на Джерри:
– Вот черт!
– Мистер Бакмэн, это место вот-вот развалится!
– Тогда нам надо действовать быстро.
Дом выглядел как вполне обычный двухэтажный дом. Я побежал обратно вокруг дома и взмыл на заднее крыльцо. Под моим весом оно не рухнуло, так что Джерри присоединился и мы смогли отпереть заднюю дверь. Внутри было темно, и все выглядело так, будто со всех полок и шкафов выпотрошили все что можно. Я пригнул голову и медленно вошел внутрь.
– Ох, это плохая идея! – услышал я позади себя, и послышался легкий скрип, когда Джерри вступил на пол.
Я повернулся и сказал:
– Погоди! – я услышал несколько голосов впереди и по одной стороне от себя, – Жди меня здесь. Дай мне минутку.
Я продолжил двигаться вперед через кухню, пока дом скрипел вокруг меня, и подошел ближе к голосам. Они раздавались из-за двери в погреб в стороне от главного коридора, которая казалась открытой. Я лег на живот и просунул голову через проем:
– Тут внизу есть кто-нибудь?
– ПОМОГИТЕ! НАС ЗАВАЛИЛО! ВЫ ДОЛЖНЫ ДОСТАТЬ МОИХ ДЕТЕЙ!
– Ох, черт! – пробурчал я под нос. – МЫ ИДЕМ! – крикнул я вниз.
Я начал дергать дверь, и открыл ее достаточно, чтобы протиснуться внутрь. Я повернулся обратно к Джерри:
– Я спущусь в погреб. А ты наверняка сможешь дойти сюда.
– Я иду с тобой!
– Нет! Я вытащу их наверх. А тебе нужно будет их вывести! – я пролез между дверью в погреб и стеной и уперся в нее спиной, открыв ее еще по шире. Дверь заскрипела от такого порыва, но мне удалось открыть ее достаточно широко, чтобы кто-то мог выйти наверх. – Я сейчас спускаюсь!
В погребе была парочка окон, так что какое-то освещение там было. Помещение, казалось, было около двух метров в высоту. Я прошел половину лестницы, когда раздался громкий треск и я провалился в погреб. Когда я поднялся на ноги, я увидел, что лестница отошла от стены и обрушилась подо мной. Наверху из проема просунулась голова Джерри:
– Ты в порядке?
– Просто замечательно! Оставайся там. Я подниму их наверх.
– Сколько их? – спросил он.
Хороший вопрос!
– Еще не знаю! – и я направился в сторону, откуда слышались голоса и обнаружил источник проблемы. У дверного проема в их маленькое убежище рухнул стеллаж с консервами. Я отодвинул стеллаж в сторону и с легкостью смог открыть дверь.
– Я иду! – выкрикнул я.
И я увидел сцену, которой самое место в каком-нибудь плохом фильме. Там было двое маленьких детей вместе со своей беременной матерью. У нее шло сильное кровотечение из раны на правой икре. В углу была собака, которая выхаживала своих щенков. Все, чего мне не хватало для фильма на тему «катастрофа недели» – так это ряженого беглого заключенного и монашки.
Мама кричала мне, чтобы я вывел детей, но сама она была в плохом состоянии. Я пытался передавить ее рану, но это не помогало. В это же время Джерри орал мне, чтобы я сказал ему, что там происходит, а я не мог ответить. Я бешено огляделся вокруг и нашел рулон веревки для сушки белья. У меня не было выбора. Я соорудил нечто вроде жгута чуть ниже ее колена, использовав кусок деревяшки и обвязав его веревкой. К счастью, она уже потеряла сознание к тому моменту, и я смог поднять ее на руки и отнести к лестнице. Дети поплелись за мной, светя фонариком.
– Где тебя черти носили? – потребовал Джерри.
– На виды любовался! Слушай, она тяжело ранена. Тебе нужно вытащить ее наружу и позвать на помощь!
– Вот дерьмо! Поднимай ее сюда!
Я подвинул несколько ящиков, на которые смог бы встать, и затем поднял молодую мать так высоко, как только мог. Этого не хватало. У меня просто не было сил, чтобы поднять ее над головой так, чтобы Джерри мог схватить ее. Я опустил ее обратно, и рванул обратно за бельевой веревкой. Я бросил ее ему, и он спустил мне достаточно длинный конец, чтобы я мог обвязать ее под мышками. Затем он тянул, я поднимал, и мы смогли ее вытащить из погреба.
– Сейчас вернусь! – крикнул он.
Потолок над нами жутко заскрипел, так что я ухватил детей и мы побежали обратно.
Это были маленькие дети. Мальчику на вид было около пяти или шести лет, а его сестре около трех или четырех.
– Вы кто? – спросил он.
– Меня зовут Карл. А тебя?
– Я Билли. А это Молли. Она не разговаривает с незнакомцами, – ответил он.
– Это здорово. У меня тоже есть дочка по имени Молли. Когда мы выберемся отсюда, я вас познакомлю.
– С мамой все будет в порядке? – спросил он.
Молли же только взглянула на меня самыми большими голубыми глазами, которые я когда-либо видел в жизни. Они оба были светловолосыми и голубоглазыми.
– О, конечно! Еще бы! С ней все будет в порядке! Мы увидим ее сразу же, как выберемся.
Только тогда собаки начали шевелиться, и один из щенков подошел ко мне и начал меня обнюхивать.
– Вы должны спасти щеночков! – закричала Молли. Это было первым, что она сказала. – Мы должны спасти щеночков! – настаивала она.
– Спасем, обещаю! Сколько их?
– Четверо. Три мальчика и девочка, – сказал Билли, – А Мэгги – мама.
Я взглянул на Мэгги, которая выхаживала щенков. Она была крупной лохматой собакой с нотками золотого ретривера. Ситуация становилась все хуже.
– Мы всех спасем! – сказал я.
Я же только надеялся, что кто-нибудь спасет меня самого!
– Вы любите щеночков? Папа сказал, что мы не можем оставить всех. Вы бы хотели щеночка? – спросил он.
Этот малец когда-нибудь станет продавцом! Я удержался от глупой остроты, которую хотел дать в ответ. Мне просто нужно было сказать что-нибудь, чтобы дети оставались спокойны и под контролем.
– Обожаю щеночков! Я бы хотел девочку.
И тогда я услышал голос вверху лестницы и я вернулся туда, за мной пошли и дети. Джерри вернулся, и снова скинул конец веревки.
– Давайте! Давайте валить, пока все это место не рассыпалось!
Я обвязал веревку вокруг Молли, и мы быстро ее подняли, затем наверх отправился и Билли. Снаружи я мог слышать, как Молли кричит о щенках. Джерри крикнул мне:
– Давай, поднимайся!
– Минутку! – я метнулся назад и нашел парочку пластиковых мешков для мусора. Я схватил пару щенков и закинул их внутрь, затем побежал обратно к лестнице.
– Вот! Держи! – и я обвязал мешок веревкой и он поднял его наверх.
В мешке поднялся визг и он крикнул мне в ответ:
– ТЫ СОВСЕМ РЕХНУЛСЯ, ЧТО ЛИ?!
– Да! Сейчас будет еще! – я вернулся и загнал оставшихся двоих щенков в другой мешок и принялся обвязывать их веревкой.
В этот раз за мной последовала и их мать Мэгги, которая выглядела не очень этим довольной. Поднялась последняя пара щенков. Через минуту Джерри вернулся, и я привязал веревку к упряжке Мэгги. Слава Богу, у нее не было ошейника! Ее подняли.
– Это все! Выведи собаку, возвращайся и вытащи меня отсюда! – сказал я ему.
Я слышал, как скрипел пол, когда лающую Мэгги волочили из ее дома. Джерри проклинал животину, но все же смог вывести ее наружу. Тогда я уже слышал сирены вокруг дома, так что кто-то догадался, где в городе было самое веселье. А потом мне стало плевать. Скрип перерос в грохот, и я попытался лечь на пол, и все резко потемнело. Я закричал от того, что мне раздирало грудь и левую руку. А потом все затихло.
Уже после я увидел в новостях, что произошло. Один из репортеров с оператором, таскавшимся со своим оборудованием, пропустили общую спешку к месту взрыва на другом конце города, и заметил, как мы с Джерри направились на другую улицу. Увидев, как Джерри входит за мной в дом, они начали снимать, и тогда начали собираться остальные. К тому времени, как Джерри вынес мать, кто-то вызвал скорую. Когда пронесся слух, что в деле конгрессмен Бакмэн, все репортеры покинули место пожара. Они прибыли ко времени, когда из дома вышли дети. Было решено, что место было слишком опасно больше, чем для одного человека, так что Джерри нужно было вернуться и передать детей и собак кому-то снаружи. После того, как Джерри вывел собак и собирался вернуться ко мне, дом покачнулся и частично обвалился во второй раз. Тогда же что-то и упало на меня, от чего я потерял сознание. Спустя пару минут все угомонилось, и парочка ребят смогли вытащить меня из обломков. Пока меня вытаскивали, я пришел в себя.
Солнечный свет снаружи показался мне довольно приятным. Все тело болело, и наверное, это было хорошим знаком. Надо мной пытался работать фельдшер, и я схватил его своей правой рукой. Левая моя рука не так хорошо меня слушалась.
– Женщина, с ней все в порядке? – спросил я.
Я не хотел, чтобы накладывали жгут, но у меня не было выбора. Если облажаться – то можно сделать больше худа, чем добра!
– Успокойтесь, господин конгрессмен.
– Женщина, она выкарабкается? – потребовал я уже с большим нажимом.
– Да, она в порядке. Она уже на пути в Шони. Вы поедете следующим, – сказал он мне. – А теперь успокойтесь.
От этого я откинулся назад. Может, я и не лишил ее ноги.
– А дети?
– С детьми все хорошо. И с собаками тоже. Это было глупо, господин конгрессмен! – сказал он мне.
Я не мог с ним спорить. И тогда я услышал яростные крики и слова "ПАПА! ПАПА!". Холли и Молли прорвались через окружающих меня людей.
Я ухмыльнулся им и показал правой рукой большой палец, на что поднялась волна одобрений и аплодисментов вокруг меня. Их удерживал полицейский, но они прошмыгнули мимо него и добежали до носилок, на которых я лежал.
– Со мной все будет в порядке. Не волнуйтесь за меня.
Началась последняя часть всей заварушки, когда маленький светловолосый мальчик ухитрился проскочить мимо всей толпы и пройти мимо полицейского к носилкам.
– Эй, мистер! Хотите вашего щеночка?
Я смог достаточно повернуть голову, чтобы увидеть, что у Билли в руках был скулящий коричневый комок шерсти.
– Ох, мой милый страдающий Боже! – пробормотал я.
Холли и Молли уставились на меня, а затем на маленького Билли и щенка.
– Папа?!
Я рассмеялся, и это было больно.
– Холли, позаботься об этих двоих ребятах. Молли, позаботься о моем щенке!
Холли хотела возразить, а Молли просто в замешательстве уставилась на меня.
– Мы поедем с тобой.
– Мест нет! – ответили ребята из неотложки.
– Позаботьтесь о детях! – приказал я ей. Затем что-то вошло в мою руку, и перед глазами все начало расплываться. – Позаботьтесь о детях… – и снова кромешная тьма.
Когда я очнулся, у меня было это типичное ощущение больничной палаты. Было светло и ярко, и краем глаза я мог видеть окно. Я попытался немного повернуть голову, и я немного застонал. Потом я услышал какой-то шорох, и продолжил поворачивать голову и увидел довольно милое зрелище. Рядом с моей кроватью в дешевеньком кресле сидела Мэрилин, которая не спала, но сидела и потирала глаза. Она увидела меня и улыбнулась.
– Нам пора прекратить вот так встречаться!
Я с улыбкой рассмеялся, хоть это и было болезненно, и я сказал:
– О, не начинай шутить. Где я?
– Ты в Шони, штат Оклахома, в больнице. Как себя ощущаешь? – и Мэрилин поднялась и подошла ко мне, – Ох, Господи, почему ты продолжаешь меня так пугать?!
Она наклонилась и чмокнула меня. Я слегка застонал.
– Даже это было больно! – улыбаясь, сказал я. – Как девочки?
– Они в порядке. Они остались в Спрингборо, заботятся о детишках, которых ты спас.
– А? – о чем это она? – Что происходит? Кстати, как ты сюда попала?
– Что, у тебя амнезия или что-то такое?
Я бросил на нее полный недоумения взгляд:
– Нет. Последнее, что я помню – меня вытащили из погреба, и я говорил с парнем из неотложки и с девочками. Затем он воткнул в меня иголку и вот я здесь. Что произошло? Какой сейчас день?
– Сегодня пятница. Только день прошел. Ты стал национальной новостью, Карл!
– А?
– Несколько репортеров ухитрились вещать через спутник, пока ты был в том погребе. Они в прямом эфире показали, как ты спасал Торквистов. Они даже влезли между полуденными сериалами и Опрой. Я видела, как тебя достают из того дома! – сказала она мне.
– Кто такие Торквисты? Это их фамилия? Мы особо друг другу не представлялись.
– Не шучу. Это их фамилия. Андреа позвонила мне, когда тебя вытащили из того дома, всего окровавленного, и она сказала мне, что Гольфстрим уже на заправке и чтобы я тащила свою задницу сюда. Я прилетела прошлой ночью, пока ты был в операционной.
– Аа! Они в порядке? В смысле, Торквисты. И почему девочки там? И можно мне воды?
Мэрилин улыбнулась мне:
– Конечно, герой, – она налила воды в стакан и поднесла его с соломинкой к моим губам. Я высосал всё досуха. – Да, все в порядке, все, кроме тебя самого. И миссис Торквист. Она сейчас в интенсивной терапии, и прошлой ночью родила ребенка.
– О, Господи! – это было все, что мне нужно! – Итак, что с Холли и Молли?
– Ты не помнишь? Последнее, что ты им сказал, прежде чем тебя загрузили в машину скорой? Ты приказал им позаботиться о детях. Они сказали, что ты продолжал это повторять, это и еще что-то насчет щенка. Ты взял нового щенка, Карл? – ухмыляясь, спросила она.
Ко мне начали возвращаться те события, то идиотское обещание маленьким детям в погребе, и та сцена около машины скорой. Я застонал и снова пробубнил:
– О, Боже!
Я взглянул на Мэрилин:
– Я это сделал? – она ухмыльнулась и кивнула. – О, Господи! Так девочки все еще там? Почему?
– Они сказали что-то о том, что ты отдавал им последние, посмертные указания. Молли была очень мелодраматична, описывая все это. С ними все в порядке. Сестра миссис Торквист живет поблизости, и она приютила детей, собак и близняшек у себя. Прошлым вечером я там побывала после того, как у тебя началась операция, но они настояли, чтобы остаться там.
– Где их отец?
– Он дальнобойщик. Его отследили в Калифорнии. Я отправила за ним самолет. К полудню он будет здесь.
– Тебе лучше бы им позвонить и сообщить, что я все-таки выкарабкался. Боже правый! Мои посмертные указания?! Ты же шутишь, да? – и я закатил глаза. – Итак, ты прилетела сюда из дома, повидалась со мной, поехала в Спрингборо, повидалась с девочками и потом вернулась обратно? Тебе поспать вообще удалось? Ты что, Суперженщина?
– Способна обскакать высоких мужей в один прыжок!
Мэрилин открыла свою сумочку, достала оттуда сотовый телефон, и в палату вошла медсестра:
– Господин конгрессмен! Вы очнулись!
Я кивнул, что было болезненно, и спросил:
– Что со мной случилось? – насколько я сам мог понять, большая часть моей левой руки была перебинтована, и я чувствовал боль и какую-то зажатость в груди, и что-то на левой стороне моей головы ощущалось как перевязка.
– Я позову доктора! – и она умчалась из палаты.
Я взглянул на свою жену, которая говорила по телефону.
– …он в порядке. Он уже очнулся и гоняет медсестер по палате. Вот, можете с ним поговорить, – и она протянула мне трубку. – Это твои дочери!
Это никогда не бывает хорошим знаком. Я взял трубку и приложил к уху, и все это вызвало боль.
– Кто это?
– ПАПА! – закричала Холли. Затем я услышал, как она кричит кому-то на фоне: – ЭТО ПАПА!
– Привет, я в порядке. А теперь вы обе освобождаетесь от обязанности! Дайте этим бедным людям отдохнуть, и сегодня позже увидимся, – внезапно на меня навалилась усталость, и Мэрилин взяла трубку обратно.
Она улыбнулась мне и сказала в трубку:
– А теперь вы обе угомонитесь? Я приеду где-то к обеду и спасу людей, у которых вы остались, – даже со своего места я услышал из трубки.
– Это не смешно!
Моя жена повесила трубку и повернулась обратно ко мне:
– Сколько, говоришь, тебе было, когда твои родители выставили тебя из дома?
– У нас есть еще пара недель до того, как они будут в том возрасте.
– Тебе лучше?
– Воды, пожалуйста.
Мэрилин налила мне еще воды, и тогда вернулась медсестра с другой женщиной примерно того же возраста, но с более серьезным выражением лица. Она улыбнулась, увидев, что я уже пришел в себя.
– Конгрессмен Бакмэн, я доктор Элизабет Шустер. Как вы себя чувствуете?
Я слегка улыбнулся ей:
– Я думал, что это вы мне должны сказать, док. Что со мной произошло?
Она взглянула на Мэрилин.
– Он всегда такой? – улыбаясь, спросила она.
– Нет, обычно он намного, намного хуже.
Я пожал плечами, но это отдалось болью.
– А что насчет того, что у меня все болит?
– Этого стоит ожидать, но это пройдет. Ладно, вот что с вами произошло. Когда здание обрушилось, что-то зазубренное, вероятно, деревянная балка, ударилось о вашу голову с левой стороны, и затем продолжило опускаться вниз, и оказалось в вашей левой грудной мышце, и… – она прервалась, когда увидела, что я не понимал, что она говорит. – Она прошла здесь и здесь… – объяснила она, показав пару точек на своей груди. – …и также вошла в ваше левое предплечье, – для понимания она похлопала свою руку. – Пока все это происходило, у вас также треснула пара ребер с левой стороны. Хотя они не сломаны. Вы также потеряли много крови. Так что, когда вас привезли – мы закачали в вас немного крови, удалили щепки и осколки, затем сшили вас обратно и закрепили ребра.
– А теперь что?
Она пожала плечами и улыбнулась.
– А теперь просто поправляйтесь. Мы держим вас на сильных антибиотиках и на обезболивающих. Вы пробудете здесь пару дней, и потом мы сможем отпустить вас домой. Еще пару дней побудете в бинтах, но вы в отличном состоянии. Через три месяца у вас останется только парочка шрамов на память, – она сказала это так, будто бы закончила, но она не уходила, и казалось, будто хочет задать вопрос.
В обстановку вмешался зазвонивший сотовый телефон Мэрилин. Ее глаза широко раскрылись, когда она увидела появившееся имя на маленьком экране. Она раскрыла телефон и сказала:
– Губернатор?
После пары минут разговора она передала мне трубку:
– Это губернатор Буш.
Я не был удивлен.
– Карл, как ты себя чувствуешь? Я слышал, что ты уже прошел операцию и очнулся.
– Со мной все хорошо, губернатор. Приятно, что вы позвонили. Спасибо.
– Слушай, я прилечу позже. Я сейчас в Денвере на благотворительной акции. Мы можем поговорить и набросить парочку планов, сделать пресс-конференцию, или что-нибудь в таком духе.
– Конечно, сэр. С нетерпением жду.
– Ну, поправляйся! Черт знает, что ты учудил, хочу, чтобы ты это знал. Черт знает что!
– Спасибо, – телефон щелкнул и я закрыл его обратно. Мэрилин взяла его назад. Я посмотрел на остальных. – Приедет Джордж Буш. Мы проведем пресс-конференцию.
– Об этом я и хотела поговорить с вами, господин конгрессмен. Снаружи больницы разместились репортеры, которые пытаются попасть внутрь. Губернатор, в смысле губернатор Оклахомы, приказал соблюдать порядок! Все хотят увидеть вас и поговорить с докторами и всеми остальными! Это просто сумасшествие какое-то! – сказала доктор Шустер.
– И теперь и Джордж Буш приедет? – добавила Мэрилин. – Что он пытается сделать?
Я улыбнулся своей жене. Порой она была такой наивной.
– Он собирается купаться в лучах отраженной от меня славы, или что-то вроде того. Основы политики, дорогуша. Все хорошее происходит, потому что Джордж Буш хороший и мудрый; все плохое же случается оттого, что Эл Гор злой и подлый. Тебе бы стоило это знать. К тому времени, как Джордж со всем этим разберется, Спрингборо переименуется в Бушвилль, поскольку он был достаточно мудр, чтобы послать меня спасти этот город от торнадо, виной которому Эл Гор.
– Когда я выходила за тебя замуж, ты не был таким циничным, – сказала она мне.
– Я просто хорошо это скрывал, – и я повернулся к доктору. – Ладно, как насчет того, чтобы мы с вами и с руководителем больницы по связям написали пресс-релиз. Так завтра мы сможем провести пресс-конференцию.
– Я спрошу у него. Вернусь где-то к обеду.
– Мне нужно найти твоих дочерей. Что мне сказать, когда репортеры начнут меня расспрашивать в приемной? – спросила Мэрилин.
– Просто скажи, что я в сознании и чувствую себя намного лучше, и что скоро меня выпишут.
– О, и кстати, я поговорила с Таскером и Тессой, и еще с Марти и с твоей сестрой, пока ты был в отключке, но тебе тоже стоит позвонить им, – Мэрилин чмокнула меня, и потом я закрыл глаза и заснул.
Я проснулся около полудня, когда Мэрилин уже вернулась с нашими дочерьми, которые несли большую картонную коробку. Они с довольными взвизгиваниями вошли, поставили коробку у края кровати, где та начала шевелиться. Я взглянул на их мать.
– Только не говорите мне, что это…
– О, да, это оно самое! – и она откинула крышку, и оттуда высунулась гигантская темная лохматая голова.
Девочки вытащили собаку из коробки и положили мне на грудь.
– Мы назвали ее Шторми! – объявила Холли.
– Да, в честь шторма, – добавила ее сестра.
Я сдержался, чтобы не сострить, и просто предупредил:
– Если эта штука меня описает…
Шторми меня не описала, но она подползла ближе и начала вылизывать мне лицо. Как можно отказать щенку, который вылизывает тебе лицо? Я положил на нее свою здоровую руку и начал гладить по шерсти, а она в свою очередь начала лизать уже мою руку. У этой штуки был просто неиссякаемый запас слюны. Она вернулась к вылизыванию моего лица, а я вытер руку о простыню.
В это время вошла доктор Шустер в сопровождении некого офисного работника и с медсестрой, которая несла еду, и для проформы возмутилась видом собаки в больнице. Она смягчилась, когда положила на животное руку, которая тут же была облизана. Мы отправили семью из палаты с наказом найти ошейник и поводок. Я с волчьим аппетитом проглотил свое желе и сок, пока мы составляли пресс-релиз. В нем говорилось всего ничего, кроме того, что я был жив, здоров и в сознании. Ожидалось, что я выкарабкаюсь и через пару дней выпишусь, так что мы надеялись завтра провести пресс-конференцию. Руководитель по связям добавил еще абзац, где я благодарил больницу за отличное лечение, которое я получал. Я поблагодарил его, хоть и несколько суховато, что он исправил мою оплошность. Затем мы отпустили его восвояси, доктора Шустер отправили домой отдохнуть, а я снова заснул.
Через пару часов я снова проснулся, когда вернулись Мэрилин с девочками, уже без собаки.
– Эй, а где вы взяли чистые вещи? – спросил их я.
– Автобус разнесло в клочья, но мы смогли залезть в багажное отделение. Мы достали все наши вещи и твои тоже, – объяснила Молли.
– Мы оставили Шторми в мотеле. С ней все будет в порядке там, пока мы не заберем ее домой, – добавила ее сестра.
– Карл, гостей принимать сможешь? – спросила Мэрилин, кивнув головой в сторону двери.
– Собирается компания? – спросил я. Она молча кивнула. – Я нормально выгляжу?
– Нет, ты выглядишь, как будто на тебя рухнул дом.
Она направилась к двери и открыла ее.
В палату тут же заскочил губернатор Буш, окруженный двумя людьми из своей свиты. С ним был фотограф, который сделал несколько снимков того, как губернатор пожимал мне руку и так заботливо на меня смотрел, будто готовился провести на мне операцию. Мы немного пообщались и ему было интересно знать, почему мы не можем провести пресс-конференцию сегодня, а не завтра.
Когда он задавал этот вопрос, вошла чернокожая медсестра и сказала всем выметаться, и ответила на вопрос губернатора фразой:
– Он не может провести пресс-конференцию сегодня, потому что тогда наложенные швы разойдутся, и он умрет от кровотечения. А теперь все вон! Мне нужно сменить ему перевязки! – она была устрашающей женщиной, и все, кроме Мэрилин, удрали.
Я улыбнулся медсестре:
– Спасибо вам.
– С удовольствием. Кстати, я Демократ. Может, я смогу сделать больно.
Я рассмеялся на это, и это уже было достаточно больно. Перевязка не заняла много времени, но потом они с Мэрилин протирали меня губками. Прежде чем я мог провести пресс-конференцию, мне нужно было нечто более серьезное. Медсестра сказала, что сегодня ночью она вынет мой катетер, и даст мне попробовать подвигаться, и если все будет хорошо, то завтра они снимут бинты и дадут мне попробовать сидячий душ и посмотреть, смогу ли я побриться. К тому времени, как они закончили, губернатор со своими ребятами уже ушли.
Тем вечером Мэрилин спала в кресле, и она проспала весь мой ужин из бульона, салата из зелени без каких-либо добавок, и зеленый чай без кофеина. Такими темпами я бы начал проситься обратно в погреб. Когда моя жена проснулась, я поцеловал ее на прощание и отправил обратно в мотель, чтобы она переночевала с девочками. После этого медсестра вынула мой катетер и помогла подняться на ноги, чтобы дать мне походить и размять мышцы. За дверью моей палаты на посту стоял полицейский штата Оклахома, так что мой сон мог нарушить только очень предприимчивый ищейка.
На следующее утро я проснулся, чувствуя себя лучше, намного лучше! Общая боль прошла, хотя и осталась пульсирующая боль в моей руке и груди, и резкая боль в ребрах, когда я ходил. Мэрилин с близняшками пришли, когда я уплетал свой готовый завтрак с обезжиренным молоком и пил свой апельсиновый сок. Я не знал точно, когда выберусь отсюда, но первой остановкой стал бы МакДональдс! После завтрака я перезвонил своим друзьям и семье, уверяя их, что я все еще был жив, и потом вошла доктор Шустер, осмотрела меня и сказала, что я здоров. Она дала добро на душ и бритье перед пресс-конференцией. Мне пообещали, что медсестра по имени Пэт Ричардс будет мне помогать.
Пэт Ричардс оказался медбратом. Он увидел мое удивленное лицо и ухмыльнулся:
– Не так ты себе представлял душ с медсестрой?
– Едва ли! Сделай мне одолжение и не говори моей жене.
Он злобно ухмыльнулся:
– Я сделаю хуже! Я расскажу репортеру!
Я только издал стон и сдался. Он расхохотался, достал пленку, покрыл ей мои бинты и затем подвез меня на инвалидном кресле к душу для инвалидов. Я сел на специальное сиденье, и он помогал мне, пока я мылся одной рукой, а затем нанес немного геля для бритья мне на щеки и вручил мне одноразовую бритву. Я почти ощущал себя человеком ко времени, когда мы вернулись в палату.
Уже в палате я обнаружил, что пока я был в душе, звонил Чарли. Новости и репортаж о спасении показали на его корабле, и попытка позвонить заняла у него почти целых два дня. Он пообещал попробовать позвонить еще раз на выходных, и затем сказал своей матери передать мне, что я уже слишком стар для таких выходок, и мне стоит вести себя по сдержаннее. Я сказал ей, что он был прав! Она от души над этим посмеялась.
Ричардс поменял все мои бинты, когда мы вернулись в палату, что поразило моих дочерей и стало противно моей жене. Большая часть отеков уже прошла, и у краев швов почти не вытекала кровь. Они смогли сократить количество бинтов на моей голове до пары бантиков. Моих дочерей отправили прогуляться в коридор, пока я одевался. Надеть трусы и брюки не составило трудности, но с рубашкой возникли сложности. Моя левая рука была закреплена на уровне груди, но это мешало надеть рубашку. Было решено, что я надену рубашку, а затем мою руку положат на подвязку, но нам пришлось попотеть, надевая рубашку поверх бинтов. Мэрилин предложила просто отрезать левый рукав, поскольку подвязка бы скрыла, что его нет. И это неплохо сработало.
Пресс-конференция была назначена на полдень, и если бы я вел себя достаточно хорошо, то смог бы потом сбежать. Это было впечатляющее предложение, так что я решил соблюдать порядки. Неудивительно, что появился губернатор Буш, но меня удивило появление Фрэнка Китинга, губернатора Оклахомы, вместе с Доном Никлсом, одним из двух Республиканских сенаторов, и половины конгрессионального объединения Оклахомы – Стива Ларджента, Джей Си Уоттса и Фрэнка Лукаса.
– Парни, спасибо, что пришли. Я правда очень признателен. Это много значит, – сказал им я.
Я пожал всем руки. Они организовали своего рода почётный караул, когда Мэрилин с девочками вели меня на пресс-конференцию. Я спросил Дона, с которым я работал над «Защитой Второй Поправки»:
– Если вы здесь, то кто, черт возьми, заправляет делами в Вашингтоне?
– Никто. Ты уже должен бы это знать, Карл!
Джордж Буш «помог» мне войти в помещение, где проходила пресс-конференция. Когда я появился, все начали хлопать. К счастью, он позволил моей семье сесть рядом со мной. Он же с остальными важными людьми встали в шеренгу за мной. Все хотели немного феномена Карла Бакмэна. Конечно, если бы я облажался – они же первыми и бросили бы меня на съедение волкам!
Меня усадили по правую руку от помоста за очень длинный переговорный стол, накрытый скатертью, свисающей с передней стороны стола с логотипом больницы, и на столе стояло несколько микрофонов. Один стоял прямо передо мной. По левую руку от меня села Мэрилин, а по правую – девочки. Рядом с Мэрилин была доктор Шустер. За ней была другая женщина возрастом около конца четвертого десятка лет, или начала пятого, и она улыбнулась и помахала девочкам, когда мы вошли, и они помахали в ответ. Самой угрожающей вещью была огромная картонная коробка, стоявшая на полу рядом с нами, которая шевелилась сама по себе. Я шепнул жене:
– Это то, о чем я думаю?
Она широко ухмыльнулась мне:
– О, ты и сам все знаешь!
– Да, ну, тогда надеюсь, что у кого-нибудь здесь есть газетка!
Мэрилин на это выпучила на меня глаза, и я в сторонке заметил одного из помощников Джорджа Буша. Я жестом привлек его внимание, и он состроил удивленное лицо в духе «Кто? Я?». Я кивнул и позвал его. Когда он подошел и наклонился, я шепнул ему:
– Нам понадобится газета!
– Зачем? Почему?
– Потому что в той коробке щенок, который еще не приучен. Лучше бы найти газету. New York Times подошла бы идеально!
На него внезапно дошло, и он широко ухмыльнулся и вышел через дверь в сторонке. Джордж Буш бросил на меня полный любопытства взгляд, на что я молча улыбнулся и жестом показал ему, что все в порядке.
Когда все были на местах, доктор Шустер посмотрела на публику и спросила:
– Мы все готовы?
Большая часть команды была готова, но один из ребят с телевидения крикнул что-то о проблемах с вещанием. Мы подождали еще пару минут, пока он с чем-то возился, и затем он крикнул:
– Попробуйте еще раз!
– Попробовать еще раз что? Я никогда таким не занималась, – ответила доктор.
– Отлично!
Она в замешательстве взглянула на меня, а я положил на микрофон руку и сказал:
– У нас все в порядке. У тебя тоже. Можешь начинать.
Она кивнула и села обратно, начиная говорить. Вокруг нас загорелось несколько софитов, и вспышки от камер слепили глаз.
– Здравствуйте. Благодарим всех вас за то, что пришли. Меня зовут доктор Элизабет Шустер, и я лечащий врач-хирург конгрессмена Карла Бакмэна. Со мной также консультировались по поводу лечения миссис Сильви Торквист. Конгрессмен Бакмэн и миссис Торквист стали единственными жертвами торнадо, который прошел по Спрингборо два дня назад, которые лечились здесь. И, как я сама понимаю, единственными двумя жертвами, которые не отделались просто порезы и царапины. Думаю, мы все можем порадоваться тому, что уровень травм был таким низким.
Это было довольно приятным описанием того разрушения, которое я видел в Спрингборо. Доктор Шустер продолжала:
– Здесь со мной сам конгрессмен Бакмэн со своей женой Мэрилин и детьми… – и она посмотрела на учетную карточку, прежде чем продолжить, – …Холли и Молли. С другой стороны от меня миссис Анна Симпсон, сестра миссис Торквист, которая сможет дать пару фраз от имени семьи Торквистов, – миссис Симпсон широко улыбнулась и помахала всем.
Она была блондинкой, как и ее сестра, хотя она была старше и пошире.
– Я спросила, не желает ли полиция или пожарный участок Спрингборо принять участие в этой пресс-конференции, но они подчеркнули, что они слишком заняты действиями в Спрингборо, чтобы прислать кого-нибудь. Но они пожелали поблагодарить конгрессмена, и сказали, что он видел все произошедшее так же, как и все остальные, и что он может высказаться за них.
Спасибо за уверенность, парни. А теперь смотрите, как я буду чудить!
Хотя доктор еще не закончила.
– Как доктор, я буду говорить о состоянии здоровья этих двух пациентов.
Она отклонилась и достала медицинский манекен, у него была только верхняя часть туловища, и поставила его на стол.
– Конгрессмен Бакмэн был ранен, когда на него обрушился дом Торквистов, после того, как он спас их семью. В то время он получил легкое сотрясение и пару ссадин на левой стороне его головы. Также имела место проникающая травма от деревянных обломков в левой части его груди и предплечья вместе с двумя треснувшими ребрами, – когда она рассказывала про каждую из травм, она показывала все на манекене. – Хоть ранения конгрессмена Бакмэна были значительны, они не угрожали его жизни, и конгрессмен хорошо перенес операцию и лечение. Я предполагаю, что мы можем выписать конгрессмена или позже сегодня, или же завтра утром.
Я улыбнулся Мэрилин. Я хотел этого как можно скорее.
– Ранения миссис Торквист были куда более серьезными, и все усложнялось тем фактом, что она была беременна. Я получила разрешение Торквистов на предоставление информации по этой ситуации. Прежде, чем конгрессмен смог добраться до миссис Торквист, она была ранена падающими полками в своем погребе-убежище, от чего получила очень глубокий порез на задней стороне ее правой икры, проткнув и частично разрезав ее заднюю большеберцовую артерию, – затем она достала ногу манекена и показала все на ней. – Конгрессмен Бакмэн смог наложить на нее жгут и вынести миссис Торквист из погреба, откуда ее перевезли сюда. Дальнейшее медицинское обследование потребовало, чтобы мы в экстренном порядке провели кесарево сечение здесь, и тогда мы перевезли миссис Торквист в больницу Университета Оклахомы в Оклахома-Сити для проведения операции на сосуде, чтобы возместить нанесенный ее ноге ущерб. Хоть я и не специалист по сосудам, врачи в Университете Оклахомы ожидали, что миссис Торквист полностью восстановится и сможет в относительно короткие сроки вернуться домой. В дополнении к этому, хоть роды и не были ожидаемыми, рождение произошло всего лишь на неделю раньше, и состояние ребенка удовлетворительное. За большими деталями по семье Торквистов вам нужно будет обратиться к сидящей здесь миссис Симпсон, как к представителю семьи. А теперь я сяду и позволю высказаться остальным здесь присутствующим.
И поднялся балаган!
Все начали наперебой что-то спрашивать, и это ошарашило и доктора, и миссис Симпсон. Наконец я встал и здоровой рукой потребовал всех замолчать, и затем сказал в микрофон:
– Так, вопросы по очереди, как будто мы все снова в первом классе! – на это раздалась пара смешков, так что я сел и указал на кого-то в первом ряду: – Вы первый.
– Господин конгрессмен, почему вы отправились в погреб? Почему вы не дождались подготовленных спасателей?
– Тогда на это не было времени, – ответил я. – Когда мы кричали, чтобы выяснить, был ли там кто-нибудь, нам было сказано спасти детей. Это крайне изменило все дело. Нам нужно было идти туда сразу же. Кстати, моя часть работы была еще легкой. Все, что я делал – это ошивался в погребе-убежище. Парень, которого нам все стоит поблагодарить – это член моей команды, Джерри МакГуайр. Это он был тем парнем, который входил и выходил из дома, выводя Торквистов, – осмотрелся, но не увидел нигде Джерри.
Этот крысеныш наверняка смылся, когда услышал, что мы упоминаем его.
Еще один репортер спросил:
– Почему вы не спасли сначала детей?
– Потому что травмы миссис Торквист были довольно серьезными. Я не врач, но она очень быстро теряла кровь. Дети же не пострадали. Я просто сделал все, что мог в то время.
В этот момент вмешалась доктор Шустер:
– В этом господин конгрессмен прав. Миссис Торквист потеряла огромное количество крови, прежде чем он наложил жгут. Если бы он протянул еще хотя бы пару минут, спасая детей, и миссис Торквист, и ее еще не рожденный тогда ребенок бы погибли. Также во время перевозки ей потребовались значительные переливания плазмы и переливания крови уже по прибытию.
Ого! Я и не знал!
Последовал следующий вопрос, и он был весьма глупым!
– Конгрессмен Бакмэн, а вам не было страшно заходить в дом, который был на грани обрушения?
– Конечно, было страшно, но нельзя позволять страху вас остановить. Все, о чем я думал – это о том, что там были люди, как минимум женщина с детьми. А оказавшись внизу, я уже больше боялся напортачить со жгутом, чем чего-либо еще. Как я уже сказал, я не врач, но я знаю, что можно что-то сделать неправильно, и другой от этого очень сильно может пострадать! – и я взглянул на доктора с миссис Симпсон, – С ней будет все в порядке?
– С ней все будет хорошо, – заверила доктор Шустер.
В процесс включилась и миссис Симпсон, что меня вполне устроило.
– Этим утром я поговорила с Томом. С Сильви все хорошо. Хирурги считают, что все травмы был полностью излечены, и она сможет вернуться домой в срок от еще одной недели до десяти дней. Она крепкая девушка. Они с Томом попросили, чтобы я обязательно передала вам благодарность за спасение ее жизни. О, и еще я хотела сказать, что ваши дочки просто очаровательны. Детям они понравились.
Холли с Молли просияли от этого, и разговор переключился на них. Еще один репортер спросил:
– Как вы познакомились с дочерями господина конгрессмена?
– Они две ночи провели у нас. Вчера вечером приехала миссис Бакмэн и навестила их, но казалось, что у них было указание от их отца, чтобы они позаботились о детях, – затем она повернулась к нам и спросила: – А ведь и к чему было все это?
Я закатил глаза, а Молли ответила:
– А, папа сказал нам позаботиться о них прямо перед тем, как его увезли в больницу. Мы подумали, что это, ну, вы знаете, его последняя просьба?
Наверное, тогда я хлопнул себя по лбу и посмотрел на небеса, но в помещении снова раздались смешки. Я взглянул на них и сказал:
– Ну уж простите. Я услышал о своих «предсмертных указаниях» вчера. И я очень благодарен, что вы за ними присмотрели.
Она отмахнулась:
– Все было в порядке. С тех пор, как мои мальчики съехали, у нас было свободное место, и они хорошо поладили с детьми и собаками.
Репортер спросил:
– Вы действительно подумали, что ваш отец умирает?
Холли взглянула на сестру, которая легонько пихнула ее и шепнула что-то, и затем Холли повернулась и сказала:
– Ну… может… я не знаю… просто… – она бросила взгляд на всех нас на мгновение и продолжила: – Всю мою жизнь – все наши жизни – мы слышали о том, какой папа всегда храбрый, герой, и все такое, а для нас он всегда был просто… папой, понимаете? А затем во время торнадо, когда мы были в том подвале, мы были на полу, а он был над нами, как будто ничто не могло до нас добраться, не пройдя сперва через него. Потом, после всего этого, я просто хотела убежать и спрятаться, но он сказал «нет», и сказал, что нам нужно помочь людям. И теперь… просто… я… Мы… внезапно поняли, что папа всегда настроен помогать другим людям, а не себе самому. Никогда речь не заходит о папе. И он сказал нам помочь Билли и Молли, и вот, что мы собирались сделать, несмотря ни на что, – и она слегка пожала плечами.
Я не знал, что сказать. Я взглянул на Мэрилин, и она улыбалась, а ее глаза сверкали. Великолепно!
– Миссис Бакмэн, когда вы узнали о том, что ваш муж спасал эту семью? – выкрикнул кто-то в зале.
Мэрилин широко раскрыла глаза, когда она поняла, что этот вопрос адресован ей. Я передал ей микрофон, и она ответила:
– Наверное, тогда же, когда и все. У меня был выходной, и я смотрела телевизор, когда передачу прервали, и я увидела, как его вытаскивают из погреба.
– Что вы тогда чувствовали?
– По большей части, я испугалась, но когда вышла вся история, я гордилась им. Все именно так, как сказала Холли. Я знаю Карла еще со времен колледжа. Он не думает о себе, он всегда рвется помогать другим. Я вышла замуж за героя.
Политики, сидящие позади нас, начали аплодировать этому.
В то же время все это шло в прямом эфире. Нет необходимости говорить, что следующий вопрос был о собаках. Я оглянулся и увидел того помощника в стороне, он улыбался. Я поманил его, он пригнулся и подбежал. Я взял газету, это была вчерашняя копия New York Times, и шепнул ему:
– Побудь рядом, – и он кивнул.
Настало время неотвратимого вопроса:
– Господин конгрессмен, вы правда взяли себе щенка во время спасательной операции?
Я рассмеялся на это:
– Мне пришлось! Я пообещал детям, что я спасу их, и я не хотел бы нарушать обещания, данного во время кампании! – и я повернулся, чтобы взглянуть на губернатора Буша. – Губернатор, мы же сдерживаем свои обещания, ведь так?
Он улыбнулся в ответ и крикнул:
– Безусловно!
В этот момент я повернулся обратно к его помощнику и тихо сказал:
– Давай сюда коробку.
Он поднял коробку на переговорный стол, где она зашевелилась.
– Позвольте мне представить вам нового члена семьи Бакмэнов. Мои дочери назвали ее Шторми! – я снял крышку с коробки, и щенок послушно высунул голову наружу и начал осматриваться.
Я неловко запустил здоровую руку в коробку, поднял ее и она начала лизать мне лицо. Зал взорвался от аплодисментов и одобрений.
У меня было странное ощущение, что должно было случиться нечто, так что я сказал этому помощнику:
– Оставь мне первую страницу, а остальную газету расстели там.
Его глаза немного расширились, но он улыбнулся и положил первую страницу на стол. Я повернулся назад ко всем и сказал:
– Извините, но эта девочка еще щенок. Думаю, что нам нужно ее посадить.
Тот парень подобрал Шторми и поставил ее на газетку, и она послушно присела и изрядно пописала. Я покосился на публику и кивнул им. Большая часть политиков, казалось, была в ужасе, но никто из публики этого не увидел. Когда она закончила, она осмотрелась и попыталась уйти, но помощник подхватил ее и поставил обратно на стол. Она подошла и снова лизнула мое лицо.
Осталось сделать последнее! Я поднял первую страницу New York Times, возможно, самую либеральную газету в стране. Я держал ее так, что все могли видеть заголовок. Я наклонился к микрофону и сказал:
– Шторми предпочитает New York Times, потому что она особенно мягкая и впитывающая. New York Times – опробовано Шторми, одобрено Шторми!
Хохот поднялся просто оглушительный, и нам надо было заканчивать. Я подтолкнул щенка по столу к близняшкам и поднялся, взяв в руки микрофон:
– Думаю, пора отпустить некоторых домой. Я бы хотел извиниться перед людьми из Спрингборо, что я не смог повидаться с большим количеством людей в тот день, когда нас так грубо прервали. Вот еще два предвыборных обещания. Во-первых, люди, сидящие за мной, а именно – ваш губернатор, сенаторы и конгрессмены – будут надрывать свои задницы, чтобы помочь Спрингборо снова встать на ноги, и ваш следующий президент Джордж Буш будет в этом активно помогать, – я обернулся назад, и люди позади меня громко соглашались с этим. – Во-вторых, еще пару дней я сам буду восстанавливаться, и после этого отправлюсь на собрании в Филадельфии. Но моей первой остановкой после него станет Спрингборо, и я посмотрю, чем смогу помочь им сам!