Кампания развернулась примерно так, как я и думал. Около половины кандидатов отвалилось еще даже до начала праймериз, когда их исследовательские комитеты начали вести подсчеты и выяснили, что на дальнем горизонте денег не видать. Осталось около полдюжины, но считались только двое – Буш и МакКейн, и оба варианта меня не особо радовали. Я знал, что Буш обернется катастрофой, но увидев, чего намешал МакКейн в своей кампании в 2008-м еще на первой жизни, на его счет оптимистичен я тоже не был.
Буш отделал МакКейна в Айове, но затем МакКейн победил в Нью-Хэмпшире. После этого практически все остальные выбыли из гонки, хоть и оставалась парочка, кто все еще участвовал в праймериз просто потому, что их имена уже были указаны на бюллетенях. Хотя после Южной Каролины все начало оборачиваться против МакКейна. Буш начал вести очень грязную и негативную кампанию, намекающую, что МакКейн зачал ребенка с черной проституткой. Карл Роув, руководитель кампании Буша, поклялся на всем, чем можно, что он не причастен к этому, но ему никто не поверил.
В Великий Вторник все было кончено. Седьмого марта 2000-го года прошло тринадцать Республиканских праймериз, и Буш победил везде, кроме парочки мелких штатов на северо-западе. Это стало последним гвоздем в крышку гроба МакКейна. Собрание было намечено на конец июля в Филадельфии, но уже к концу марта журналисты и политики активно обсуждали то, кого бы Буш выдвинул на пост вице-президента.
Дик Чейни, давнишний влиятельный Республиканец, был назначен главным в поиске кандидата на пост вице-президента у Джорджа Буша в конце апреля. Чейни практически всегда был в Вашингтоне, еще с тех пор, как был интерном у Дика Никсона. Он годами был конгрессменом от Вайоминга, и однажды был на моем месте, будучи организатором Республиканцев. Потом он работал на Джорджа Буша (умного Буша) в качестве министра обороны. С тех пор он был вдали от всеобщего внимания и управлял компанией «Халлибертон» в Далласе. Он также был самой лицемерной кандидатурой из всех возможных на пост вице-президента. После множества обсуждений и прилежного поиска он нашел идеального кандидата – себя самого! Я прямо не мог дождаться того, чтобы снова «удивиться» этому.
Ну, на самом деле я действительно удивился, когда на ужине с Джорджем Уиллом, его женой Мари и Мэрилин, Джордж отметил:
– Я как-то слышал, что ты был в списке кандидатов на пост вице-президента.
Я на секунду уставился на него, прежде чем ответить.
– Думаю, тебе стоит проверить свои источники. Если я в списке, то это наверняка потому, что у зубной феи возник конфликт интересов.
Мэрилин с любопытством взглянула на нас:
– Ты рассматривался на пост вице-президента? И когда ты собирался рассказать мне?
Я приподнял бровь и ответил:
– Как только кто-нибудь сообщил бы. Я думаю, что наш друг просто пытается меня заинтересовать, и посмотреть, проглочу ли я наживку.
– Конгрессмен Бакмэн, как вы могли такое подумать?! – невинно сказал Джордж Уилл. Мари только закатила глаза.
Я указал на него и посмотрел на Мэрилин.
– Угу! Глянь! – и я повернулся обратно к нему и сказал: – Отличная попытка.
– И кто же в списке? – спросила Мэрилин.
Я пожал плечами:
– В предварительном или окончательном? В предварительном списке почти все живые Республиканцы. В окончательном же люди посерьезнее.
Мари добавила:
– По таким меркам, Карл точно в предварительном.
– Итак, господин конгрессмен, каков же ваш ответ? – спросил Джордж.
Я натянул самое серьезное выражение лица, и поправил лацканы, стараясь выглядеть помпезно, и ответил:
– Я собираюсь поддерживать любого из выбранных кандидатов, и помогать им в их кампании в Белый Дом.
– То есть вы не говорите ничего.
– Ты уловил общую суть. Кто же в окончательном списке? – ответил я.
Он пожал плечами.
– Ну, ожидаемые кандидаты. Самый верняк – это МакКейн, просто потому, что он был вторым номером, и это показывает единство партии, но этого не произойдет.
– Почему же нет? – спросила Мэрилин.
– Потому что он не нужен Бушу, да и в целом они друг друга недолюбливают, – сказал я. Затем, повернувшись обратно к Джорджу, я спросил: – Кто еще? А что насчет Лидди Доула? Это бы хорошо сыграло на женских голосах.
– Это интересная мысль, – мы озвучили еще пару имен, и имя Чейни ни разу не всплыло. Джордж закончил: – Итак, ты не заинтересован?
– В чем? В этой игре? Конечно, эта игра мне нравится. В выборах в вице-президента? Думаю, у зубной феи больше шансов. Черт, да закинь свое имя в шапку! Ты все равно умнее большинства из них!
– Не могу позволить себе так урезать зарплату, – рассмеялся он.
Тем вечером, когда мы вернулись в дом на Тридцатой, Мэрилин спросила меня:
– Он все это серьезно говорил?
Я рассмеялся.
– НЕТ! Он просто пытался на меня нажать, чтобы я сказал что-нибудь, с чем он потом мог бы отправиться за каким-нибудь другим болваном. Он просто пытается раскачать котел и посмотреть, что всплывет.
– Вот как. А ты бы хотел баллотироваться на пост вице-президента?
Я раскрыл рот, чтобы как-нибудь сострить, но затем закрыл его. Это на самом деле был хороший вопрос. Я взглянул на нее и сказал:
– Я не знаю. Даже несмотря на то, что шансы этого даже ниже, чем шансы того, что я попаду в рай. Я не знаю. На посту организатора большинства или любого другого лидера Палаты у меня было бы больше власти, чем в качестве вице-президента. Единственной причиной, по которой бы это имело смысл – это если бы я когда-нибудь хотел баллотироваться в президенты.
– А ты хотел бы?
Меня спасло то, что мы уже въезжали на парковку. Спасен звонком, в данном случае – дверным!
Мы вошли в дом, не закончив наш разговор. Я открыл бутылку, и мы распили ее, обнявшись на диване, но все это время я продолжал думать об этих двух вопросах.
Хотел бы я баллотироваться в президенты? Боже упаси! Провести два года, пожимая руки в Айове и Нью-Хэмпшире? Гонять из одного конца страны в другой, прося денег, и неделями не видеть жену и детей? И всё это для того, чтобы журналисты и следователи подбирались к моей заднице так близко, что я мог бы видеть их улыбающиеся физиономии в зеркале, пока чищу зубы? Я содрогнулся от одной только мысли! Если нужна «неиссякаемая энергия», чтобы баллотироваться в президенты, я мог честно признать, что у меня ее не было.
Хотя вице-президент – это совсем другое дело. Во-первых, для этой позиции не нужно разворачивать такую кампанию, как тому же кандидату в президенты. Нужно всего лишь быть в режиме кампании летом и осенью, может, всего четыре месяца. И после этого ты либо проигрываешь и идешь домой, либо ты выигрываешь, и впадаешь в спячку до тех пор, пока президент не умрет. В моем случае, как конгрессмену, мне нужно было провести две кампании, одну на пост вице-президента, и другую на пост представителя Девятого Округа Мэриленда. Похоже, что кандидат от Демократов на мое место был таким же мягкотелым, как и некоторые из его предшественников, так что у меня были все основания думать, что я выиграю. Если бы я проиграл в гонке за место вице-президента, у меня все еще осталось бы мое место. Если бы я победил, то были бы проведены особые выборы, чтобы меня заменить. Это одна из причин, почему номинанты в президенты частенько просят сенаторов стать вице-президентами: если они выберут кого-нибудь, кто не готовится переизбираться, поражение не значит, что он останется без работы.
Одна из лучших причин стать вице-президентом – это если вы собираетесь стать президентом! Если президент хорош и успешен (Рейган, например), то его вице-президент (тот же Буш) имеет все шансы на успех. Но если президент непопулярен и неудачен (как Джонсон), то эту почву будет тяжело вспахать. Хьюберт Хамфри не смог победить Дика Никсона. И все же это хорошо влияет на узнаваемость. Более чем парочка проигравших кандидатов в вице-президенты затем баллотировались в президенты.
Выбор вице-президента одновременно и искусство, и наука. В какой-то момент нашей истории кандидат в президенты выбрал номинанта, который мог подкрепить его самого. Если старший был северянином, то другой был с юга. Майк Дукакис из Массачусетса выбрал Ллойда Бентсена из Техаса, например (то же самое можно сказать и про Кеннеди и Джонсона, что весьма любопытно). А можно так же выбрать и умеренного (Джордж Буш), чтобы смягчить консервативного (Рейган). Или же выбрать кого-то, кто может за вас заняться важным штатом (например, выбрать калифорнийца Никсона, или тех же Кеннеди с Джонсоном).
В любом случае все это просто теория. На практике же получаются очень странные результаты. Кеннеди и Джонсон только закончили жестокий сезон праймериз, и они друг друга просто ненавидели. Предполагалось, что Кеннеди использовал Джонсона, чтобы получить критично важные голоса из Техаса, но я также слышал, что результаты выборов были подтасованы мэром Дэйли, аппаратом Чикаго и подсчетом голосов усопших.
На самом деле куда правдивее то, что номинанты в вице-президенты редко помогают и почти всегда только усугубляют дело. Дэн Куэйл выглядел как нетерпеливый мальчишка рядом с Бушем-старшим, а Сара Пэйлин была трудоголиком с интеллектом уровня мыши. Одни из худших примеров – это когда в 1972-м году Джордж МакГоверн выбрал Томаса Иглтона, и только потом узнал, что Иглтон лечился от депрессии. Его было необходимо заменить, что сотворило чуда с кампанией МакГоверна после его объявления, что он «на все сто процентов!» поддержит Иглтона. И уж точно с моим клеймом «миллиардера-убийцы» никто в здравом уме не захотел бы, чтобы я баллотировался.
Мы допивали наше вино, когда вниз спустились девочки и застали нас все еще обнимающимися на диване. Они были в пижамных штанах и футболках, и Холли спросила:
– Чем заняты?
Мэрилин хихикнула и ответила:
– Обнимаюсь со своим сладким!
– Мам! Ох, это отвратительно!
Я прикусил язык, чтобы не расхохотаться. Мэрилин сказала:
– Тише вы! Откуда, по-вашему, вы обе взялись?
– УЖАС!
Молли вставила:
– Кажется, меня сейчас вырвет!
Они обе издали тошнотные звуки и направились в сторону кухни. Мэрилин снова хихикнула, и схватила меня через штаны.
– Ужас! – сказала она.
– Хочешь пойти наверх и узнать, какие мы отвратительные?
Я со смехом фыркнул и повел ее вверх по лестнице.
– Только если нас не вырвет! – шепнул я.
Через пару недель все стало вдвойне любопытнее, когда на одном из воскресных утренних ток-шоу мое имя было упомянуто, как «рискового» кандидата. Я считался лидером Палаты (насчет позиции организатора это было весьма правдиво, думаю, хотя меня сложно было назвать «прошедшим проверку временем» меньше, чем за один двухлетний срок) и ведущим интеллектуалом в молодом консервативном поколении. Это заставило меня недоуменно почесать затылок, поскольку я не был таким уж консервативным. Утром в понедельник Марти спросил меня об этом, и единственное, до чего мы смогли додуматься, так это до того, что кто-то использует мое имя для продвижения своих идей. Но никто из кампании Буша ко мне не обращался, и это точно.
Через неделю меня выследил Флетчер Дональдсон и позвонил, чтобы спросить о моих мыслях насчет того, что я был в окончательном списке.
– Флетчер, если бы я был в окончательном списке, не думаешь, что кто-нибудь сообщил бы мне об этом? Откуда ты все это берешь?
Он отказался рассказать мне, и я рассказал Марти и Мэрилин об этом последнем слухе. В большинстве случаев, считалось хорошим знаком, если известно, что вы в окончательном списке. Это показывало «серьезного» лидера, достойного внимания высшего кабинета, кто бы такого не захотел? Я даже слышал о конгрессменах и сенаторах, лоббирующих номинантов в президенты, чтобы те говорили, что они в окончательном списке, чтобы это помогло им в их обычном переизбрании.
На второй неделе мая Марти объявил, что у меня назначена встреча с парочкой сотрудников из предвыборной кампании губернатора Буша, но проходить она будет в кабинете организатора. В каком-то смысле это меня не удивило; на самом деле я бы больше удивился, если бы они не хотели встретиться с организатором. Я проехал по подземке из своего офиса в Рэйберне в офис организатора в Капитолии. Что же меня удивило – так это то, что как только их проводили и мы сели, они объявили, что были не от кампании как таковой, а из офиса Дика Чейни.
– Господин конгрессмен, – начал один из них, – мы хотели поговорить с вами о том, было бы вам интересно стать номинантом на пост вице-президента.
Я пытался скрыть удивление. Это точно не походило на то, чего я ожидал от этого разговора.
– Это предложение работы? – улыбаясь, спросил я.
– Это было бы несколько преждевременно, – отметил другой. – Нам просто любопытно узнать ваше мнение о слухах, которые нынче ходят вокруг Капитолия.
– Я слышал об этих слухах. И мне тоже это любопытно. Я точно знаю, что не я это начал, но кто же? Есть идеи, господа?
Сотрудник номер один только улыбнулся и покачал головой:
– Не совсем, господин конгрессмен.
Конечно, это сделали мы.
В это время мои мысли метались из стороны в сторону. Было ли это частью процесса подбора? Слить имя и посмотреть, что произойдет? Начнет ли кандидат как-либо реагировать на это? Начнет ли он проталкивать свое имя в прессе, или говорить, что ему это не нужно, или возмущаться насчет других кандидатов? До этого я не делал ничего из перечисленного. Моими ответами была всего лишь вариация двух фраз, и я снова высказал обе.
– Ну, конечно же, я хочу сделать что-нибудь, что в моих силах, чтобы помочь губернатору Бушу в его стремлении в Белый Дом. Я просто удивлен тому, что мое имя вообще прозвучало, когда есть еще столько более известных кандидатов.
– Господин конгрессмен, вы никогда не выступали в поддержку губернатора Буша во время праймериз. Почему же так? – спросил номер два.
Я отрешенно пожал плечами.
– Я всегда придерживаюсь позиции, что мне стоит поддерживать потенциального победителя. Я забочусь о будущем. Если бы я поддержал губернатора, я бы просто расстроил сенатора МакКейна, а мне с ним еще работать. Если я поддержу сенатора МакКейна, у меня будет ровно та же ситуация с президентом Бушем, если он победит, а даже если он и проиграет, то я не хотел бы оскорбить его отца, первого президента Буша, которого я очень уважаю, – это казалось вполне хорошим аргументом. – К тому же, я почти единственный Респубиканец в Девятом Округе Мэриленда, и не думаю, что я смогу кого-либо еще в штате склонить к тому, чтобы проголосовать за Республиканца. Подозреваю, что Мэриленд будет голосовать за Эла Гора, – я сказал все это с легкой усмешкой.
Я получил улыбку в ответ. Второй спросил:
– Вы же поддерживали отца губернатора, верно?
– Очень даже верно. Он был на посту, когда я впервые побывал на Капитолийском Холме, и я считаю его приятным джентльменом и хорошим президентом. Я точно поддерживал его в его кампании по переизбранию, – четко ответил я.
Первый кивнул и сказал:
– Возвращаясь к теме, почему мы здесь. Так что вы думаете о том, чтобы быть в списке кандидатов?
Я уставился на него на мгновение, а затем переводил взгляд с одного на другого и обратно. Они не улыбались, и было не похоже, чтобы они шутили.
– Серьезно? Меня рассматривают на внесение в окончательный список?
– Да, сэр. Серьезно. Ваше имя было принято на рассмотрение в окончательный список.
От этого я просел в своем кресле. Мысли метались почти в миллион направлений. Где-то спустя полминуты я повторил:
– Серьезно?
– Да, сэр.
Я заморгал.
– Ну, это явно нечто такое, чего я не ожидал. Я думал, что кто-то просто пытается раскачать котел и посмотреть, что всплывет. Все, что я могу вам сказать, что мне нужно серьезно это обдумать.
Второй сказал:
– Я предполагаю, господин конгрессмен, что за последние пару недель, когда эти слухи ещё только начались, у вас уже был шанс это обдумать.
Я строго на него взглянул.
– Есть разница между «думать об этом» и «обдумать это». Мне однозначно нужно обсудить это с женой и семьей.
Они переглянулись между собой и незаметно кивнули. Первый открыл свой дипломат и достал толстый конверт:
– Господин конгрессмен, вы наверняка можете представить, что мы работаем в определенных временных рамках. Мы только начали процесс проверки всех кандидатов. Если вы заинтересованы в том, чтобы попасть в окончательный список, нам нужно знать об этом в течение двух недель, и нам понадобится, чтобы к тому моменту эти документы были заполнены.
На это приподнял бровь:
– Вот как? Что это, заявление на работу?
Первый слегка пожал плечами и еще незаметнее улыбнулся, а второй просто кивнул.
– Это всего лишь небольшой справочный материал, который нужен мистеру Чейни и губернатору Бушу, чтобы помочь в принятии решения.
Я посмотрел на конверт.
– Посмотрим. Я буду на связи.
– Нам нужно, чтобы это было заполнено в течение двух недель, сэр.
– Я буду на связи, – и я поднялся, завершая встречу.
Первый затем сказал:
– Все это должно быть в строжайшей тайне, конечно же.
Я взглянул на него и слегка наклонил голову вбок.
– Ну, вот и сорвался мой план рассказать об этом в New York Times, не так ли? Мне нужно обсудить это с женой.
– Конечно, сэр.
– Хорошего вам дня, господин конгрессмен.
– Хорошего вам дня.
Я проводил работников на выход и закрыл за ними дверь. Затем я вернулся к дивану и сел. Взяв конверт, я вскрыл его и пролистал документы. Это была довольно длинная форма, где было больше восьмидесяти вопросов. Если я думал, что процесс проверки кандидатов был ужасен, когда я избирался в Конгресс, то это было в десять раз хуже! Значительную часть занимали вопросы о моих финансах, они хотели узнать детали о всех моих живых родственниках (и родственниках Мэрилин), которых мы только могли найти, и детали о моем образовании и военной службе, которые я не был даже уверен, что смогу вспомнить. Мне также нужно было предоставить копии моих записей о голосованиях с момента вступления в Конгресс вместе с копиями всех речей, которые я когда-либо давал. Были даже пункты, которые нужно было подписать, чтобы можно было получить протоколы, публичные записи и даже мои медицинские данные. Были даже вещи, о которых я никогда не слышал. Я ни за что не смог бы это заполнить; это бы потребовало участия моего адвоката и бухгалтера. Ответ бы наверняка занял достаточно бумаги, чтобы забить целиком грузовик.
И все-таки ничего из этого не имело значения, пока Мэрилин не даст своего одобрения. Хотел ли я вообще этим заниматься? Может быть, если бы я мог иметь какое-то влияние на Джорджа Буша, если бы меня выбрали, и если бы мы попали на пост. В этом утверждении было очень много «если». В первую очередь самое важное. Я достал свой телефон и прожал быстрый вызов Мэрилин.
– Алло?
– Привет. Занята?
– Не очень. Я только что собиралась переключить стиральную машину с режима стирки на сушку. Что случилось?
– Ты одна?
– Нет, у меня тут чистильщик бассейнов, газонокосильщик, и парочка ремонтников, которые ждут меня в ванной. А что?
– Мэрилин!
– Конечно же я одна! Девочки в школе. Что стряслось?
– Слушай, ты не можешь говорить им, или кому-либо еще. Знаешь, как если бы ты не стала рассказывать своей матери обо том, как тебе нравится всё то, что я с тобой делаю поздними ночами…
– КАРЛ!
– Ладно, ты знаешь про эти слухи о том, что я в окончательном списке кандидатов на пост вице-президента? Это не просто слухи. Меня действительно рассматривают, – сказал ей я.
– Что? Серьезно?
– Примерно так же сказал и я, – признался я. – Ко мне только что приходили двое ребят, из офиса Дика Чейни, и сообщили об этом. Они оставили мне пачку документов, с которыми мне надо разобраться, и мне надо в течение двух недель дать им ответ.
На секунду воцарилась тишина, и затем она спросила:
– И что ты хочешь сделать?
– Я не знаю. Чего бы ты хотела, чтобы я сделал?
– Не знаю. Ты хочешь быть вице-президентом? – спросила Мэрилин.
– Да. Нет. Может быть. Если я действительно смогу что-то сделать, то может быть, но ни в коем случае я не хочу этим заниматься, если ты этого не хочешь.
– Они спрашивали не меня.
– Мэрилин, я серьезно. Я знаю, ты сказала, что мне стоит сделать что-то, если я считаю, что это нужно сделать, но это уже совсем другой уровень странности! Если я скажу «да», и меня выберут, и мы победим в ноябре… ну, это сильно повлияет на всех нас!
– Угу, – пару секунд снова была тишина, и затем она сказала: – Я не говорю «нет», но я хочу это еще вечером это обсудить.
– Звучит разумно. Увидимся.
Я не мог больше думать о том, чего еще можно достичь тем днем, так что я вызвал своего водителя и упаковал конверт в свой дипломат. Где-то через час я уже был дома, приехав прямо сразу после того, как девочки вернулись с занятий чирлидеров. Это был вечер спагетти. Я был не в настроении для мелкой болтовни, но ни в коем случае не стал бы обсуждать это за столом при девочках.
Они тоже это заметили, и Холли спросила:
– Что происходит? Вы двое что-то задумали!
Молли подключилась:
– Да, вы двое что-то затеяли!
Я с самым невинным выражением посмотрел на них.
– Понятия не имею, о чем вы говорите, – Мэрилин улыбнулась и закатила глаза.
– Нет! Смотри! Лицо мамы! Она не умеет хранить секреты! Вы двое пытаетесь что-то скрыть! – настаивала Холли.
Мэрилин скорчила гримасу, хоть я и хотел рассмеяться. Она действительно не умеет хранить секреты и не может чего-либо скрыть. Я пожал плечами, и ответил:
– На самом деле ничего серьезного. Ну, сегодня позвонили из школы-интерната в Швейцарии и сказали, что чек пришел, но еще…
– Не смешно, пап! Не смешно! – взвизгнула наша младшая.
Ее сестра же с негодованием посмотрела на нас.
Я пожал плечами, а Мэрилин уткнулась в свою салфетку, скрывая улыбку. Мы закончили с ужином, и близняшки отправились в гостиную смотреть телевизор. Я помог Мэрилин на кухне, и затем мы отправились в мой кабинет. Я проверил, чтобы дверь была закрыта, и затем поставил свое кресло так, чтобы я мог увидеть, если близняшки попытаются подкрасться и подслушать. Я уже ловил их на этом раз или два, но стояла французская дверь со стеклянными панелями, и я мог видеть, как они приближаются.
Я повернулся туда, где сидела Мэрилин и отметил:
– Знаешь, а та мысль со швейцарской школой-интернатом звучит все лучше и лучше!
– Не соблазняй. Они уже объявили нам, что у нас будет большая вечеринка в июле, когда им будет по шестнадцать, – ответила она.
– Милые шестнадцать лет, и нецелованные?
Она забурчала в ответ.
– Думаю, меня устроит, если они просто будут бездетными одиночками!
Я бросил взволнованный взгляд через дверь в коридор.
– Мне в ближайшее время нужно снова чистить свой пистолет?
Она отмахнулась от этого:
– Нет, до такого еще не дошло. Хотя дай им немного времени. Радуюсь, что они на таблетках.
– ЧТО?!
Она закатила глаза.
– Они помогают им выравнивать их циклы и облегчает спазмы. Я думала, ты знаешь.
– О, Боже правый! – пробурчал я. Я снова взглянул в сторону гостиной. – Мне уже очень нравится идея школы-интерната. Где-нибудь высоко в Альпах, только девочки, управляется монашками, с откидным мостом и ущельем. Очень глубоким ущельем!
Мэрилин фыркнула на это.
– Если ты станешь вице-президентом, может, мы можем поручить Секретной Службе начать отстреливать их парней.
– Надо будет попросить, это уж точно! – и я повернулся обратно к ней. – Ладно, шутки в сторону, ты этого хочешь?
– Может быть. Нам нужно будет на постоянную основу переезжать в Вашингтон? Девочкам еще два года осталось здесь в школе, и их бы это напугало. Где бы мы жили? В Военно-морской обсерватории? – резиденция вице-президента располагалась на территории Военно-морской обсерватории на северо-западе штата.
Я кивнул.
– Да, наверняка это всего в паре километров от места, где мы живем сейчас, если уж так. Не думаю, что нам было бы нужно все время жить там. Всем плевать на вице-президента. Мы можем оставить наш привычный уклад. Летом ты можешь оставаться там со мной. И я думаю, что мне придется больше ездить, чем сейчас. Самая крупная работа – советовать президенту. Я не смогу появляться дома каждый вечер, или даже через вечер. Как только девочки выпустятся, мы сможем жить там постоянно.
– Это точно? – спросила она.
– Вряд ли! Они дали мне заявление на работу длиной в три метра. Если я с этим разберусь, я просто окажусь в окончательном списке, и оттуда уже будет выбирать Джордж Буш. Оттуда уже обычная процедура – публичное объявление парой недель спустя после собрания, и будет это в конце июля. После этого я буду без конца на ногах до выборов в ноябре. Это точно четыре месяца.
– Итак, это только внесет тебя в список. Тебе не придется соглашаться или отказываться до более поздней поры.
– Это если я попаду в список.
– Думаешь, сможешь попасть в список? – спросила она.
– Блять, понятия не имею! Иногда я даже не понимаю, как я оказался конгрессменом! Только дождись, когда мне придется объяснять какому-нибудь недоумку из Алабамы, почему мои родители отреклись от меня, и он согласится с ними, что мне не стоило жениться на янки, католичке и Демократе! – ответил я.
Это заставило мою жену рассмеяться. Я не был уверен, насколько это смешно. В политике вырабатываешь толстокожесть, но переключаться с парочки округов в Мэриленде на целую нацию стало бы трудностью. Дома мне приходилось мириться не больше, чем с парочкой телестанций и одной газетой. А когда шестой канал Мухосранска «Новости, которые нужны Мухосранску», решит преследовать Мэрилин и детей, я легко могу представить, как вырубаю репортера!
В это же время я мог сделать только одну вещь, и я сразу же этим занялся. Достав свой сотовый, я прожал быстрый вызов Такеру и попросил о встрече на следующий день. Поскольку я был единственным клиентом Такера, он согласился встретиться со мной в офисе пораньше. Я бы просто скинул на него эту пачку и уже он с бухгалтерами разбирался бы с этим.
На протяжении следующих пары дней Вашингтон играл в популярную игру «кто номинант?». В воздухе витали имена и другие имена, помимо моего собственного. Колин Пауэлл мог бы занять это место, но хотел ли Джордж Буш парня, который работал на его отца? В остальном же это была обычная смесь из сенаторов с губернаторами вроде Билла Фриста, Тома Риджа или Джорджа Патаки. Самой веселой частью игры было не указать чьи-то конкретные преимущества, а найти недостатки, то есть, почему бы их не выбрали. Этот был слишком либерален (например, я), тот слишком консервативен, а может, кто-то не был так известен общественности, а может, этот был слишком знаком всем. Мое имя было же просто еще одним, которым разбрасывались, и Мэрилин наслаждалась, рассказывая мне о моих различных недостатках, которые поднимались по телевидению.
Мы вернули пакет документов в офис Чейни в середине мая, и мне сообщили, что со мной в какой-то момент свяжутся. С того момента начиналось ожидание, и в самом лучшем случае кто-нибудь примет решение в июне. Как минимум им потребовалась бы пара недель, чтобы распечатать наклейки на бамперы и плакаты, прежде чем начнется собрание в Филадельфии тридцать первого июля.
К концу мая никаких известий я не получил, и после разговоров с несколькими сенаторами, с которыми по моим сведениям тоже обращались, я выяснил, что им тоже ничего не сообщали. Я чувствовал крысу, и звали ее Диком Чейни. Я немного поразмыслил об этом, и затем позвонил Джорджу Уиллу.
– Джордж, ты чем-нибудь занят сегодня вечером? – спросил я.
– Собирался посмотреть игру. А что? Что произошло?
– Приезжай ко мне. Надо поговорить. Могу приготовить нам ужин, или можешь приехать, как поешь.
– И в чем же дело, Карл?
Я не ответил.
– Хочешь что-нибудь эдакое? Я собирался сделать хот-доги с мичиганским соусом.
– Ладно, давай так. Увидимся в шесть.
Джордж появился на моем пороге на пару минут позже шести, все еще в своем офисном костюме. Я же уже был в футболке, шортах и босиком. Он уже бывал в моем доме в качестве гостя на различных ужинах, но было необычно видеть его здесь одного. Он взглянул на мой прикид и сказал:
– Ты про хот-доги говорил серьезно?
– Конечно! Снимай свой пиджак и галстук и устраивайся поудобнее, – и он, пожав плечами, снял свой пиджак с галстуком и последовал за мной на кухню.
Я уже достал сосиски и продукты для хот-догов, и на стойке стояла банка с бобами.
– Будешь два? – спросил я.
– Что это? – спросил он, указывая на небольшую кастрюлю на плите.
– Мичиганский соус.
– Это какой?
– Это что-то вроде чили. Это семейный рецепт со стороны моей жены. Если я тебе расскажу, что в него входит, то ей придется тебя убить.
Он приподнял два пальца, а я открыл упаковку с сосисками. Я достал четыре штуки и включил духовку.
– Пива? – когда он ответил утвердительно, я достал из холодильника пару бутылок Национального Богемского. – НацБоги. Хотя это последние. Пабст закрывает свою пивоварню и собирается ее разделить. Они все еще будут работать, но это будет уже не в Балтиморе.
– Пытаешься доказать, что ты народный человек, Карл?
Я пожал плечами:
– Пытаюсь остаться в своем кабинете, раз уж на то пошло. Это довольно популярный бренд в Мэриленде.
– Так почему ты захотел со мной увидеться? Не похоже, что здесь идет игра, так что я не могу откинуться назад и представить, что я сижу и хлещу пиво с хот-догами где-нибудь на стадионе, – помимо политики Джордж очень интересовался бейсболом.
– Джордж, мы просто пара ребят, которые общаются о политике, ну, за кадром. Что может быть невиннее, – ответил я. – Ну, знаешь, не под запись.
Его уши навострились.
– Не под запись? – фразы «за кадром» и «не под запись» были ключевыми и означали, что он не может ссылаться на меня как на источник. – Ладно, подыграю.
– Ну, давай сперва просто поболтаем, пока едим, и уже затем пройдем в мой кабинет. У меня для тебя кое-что есть, – он настороженно кивнул, и я продолжил: – Слышал что-нибудь от людей в окончательном списке?
– А есть окончательный список? Я думал, что это ты туда пробиваешься.
Я улыбнулся:
– Вот в чем вопрос, не так ли? – я уже поставил бобы на слабый огонь вместе с мичиганским соусом. Я положил сосиски на противень и положил приправы на стол вместе с булками. Я ухмыльнулся ему и отметил: – Это немного неформальнее, когда у нас не полная комната политиков.
– Я бы и не подумал, что ты такой парень, который ест бобы с сосисками, – ответил он.
– На самом деле мы с Мэрилин довольно скромны. Мы всего лишь детишки из среднего класса, которым очень, очень повезло.
– Могу этому верить настолько мало, насколько и хочу. Итак, что там с окончательным списком? Есть такой?
Я наигранно пожал плечами.
– Сам не знаю. А теперь не знаю, что слышал ты, но ты наверняка знаешь куда больше кандидатов, чем я. Как это объяснили мне – если мои ответы в опроснике покажутся нормальными, то меня внесут в список, и затем Джордж Буш пообщается с нами и примет решение.
– Я тоже это слышал.
– Только вот ни с кем не общались, и даже не перезвонили. На какие мысли это наводит? Бушу уже нужно выбрать кого-то до середины июля.
– Больше похоже, что выбирать будет Чейни. Он же глава комитета по номинированию.
– Опять же, на какие мысли это наводит? – хот-доги были готовы, так что я вынул сосиски из духовки и положил их на булки. Я поставил кастрюли с соусом и бобами на подставки и разместил их на столе вместе с ложками. – Налетай.
Мы набрали свои порции, и Джордж попробовал хот-дог. Затем он улыбнулся и сказал:
– А не плохо. Что там?
Я улыбнулся в ответ:
– Это Совершенно секретно, перед прочтением сжечь и все такое. Если я расскажу тебе Мэрилин убьет нас обоих, – затем я откусил еще и сказал: – Это что-то вроде чили, только без бобов и перца.
– Но это не так остро, как чили.
Я покачал головой:
– Да, не остро. Другая смесь специй.
– Ты вроде говорил про Чейни?
– Позволь задать тебе вопрос. Кто умнее – Джордж Буш или Дик Чейни?
На это он издал смешок.
– Джордж получает натянутую тройку и думает, что это то же самое, что и заслуженная.
Я легонько кивнул.
– В их кучке умный – его братец Джеб.
– Ну так, Дик Чейни умнее Джорджа Буша. И что?
– Ну, он в разы умнее. Он баллотируется и на пост вице-президента у Буша и также на свой пост. Как думаешь, кто окажется на этих позициях? Те, кому посодействует Буш или те, кому поможет Чейни?
– Опять же, что с того?
– Ладно, что с того? – и я взял небольшую паузу и запил свой ужин пивом. – Дик проверяет всех нас. Что случится, если он пойдет к Джорджу Бушу и скажет, что у всех нас есть критические изъяны, и мы все стали бы полным провалом в качестве номинантов. Не подходит никто. Никого из списка брать нельзя.
– Это маловероятно, Карл. В списке находятся весьма квалифицированные люди, и я не говорю о тебе! – ответил он.
– Джордж, я все еще не уверен, почему я вообще в списке. Единственное, что я могу думать, так это о том, что он хотел показать одного конгрессмена, что условия для всех равны или что-то такое, и он понял, что ни Хастерту, ни ДеЛэю этот пост не нужен. Но вопрос все еще стоит. Если никто из нас не подходит для поста вице-президента, кого тогда останется выбрать Джорджу Бушу?
Это заставило Уилла приподнять брови.
– Ты хочешь сказать, что Дик Чейни собирается рекомендовать собственную кандидатуру в качестве номинанта в вице-президенты?
Я улыбнулся.
– Джордж! Я ничего не хочу сказать! Мы просто два товарища, которые ужинают и говорят о работе. Если ты порыскаешь и выяснишь, что я ошибаюсь, пожалуйста, дай мне знать.
Мы закончили нашу трапезу, и я поставил тарелки в раковину.
– Ты сказал, что у тебя для меня что-то есть?
– Это в моем кабинете, – и я повел его из обеденной в прихожую, и оттуда уже до своего кабинета.
Он вошел внутрь и сказал:
– Это и есть тот самый пресловутый клуб? Не думаю, чтобы я хоть раз здесь бывал.
– Ты название слышал? – со смехом спросил я.
– Какое, «Клуб ненавистников Демократов Хи-Мэна?». Карл, думаю, мы оба знаем, откуда это.
– Мэрилин же это забавным не показалось, – признался я. Я указал ему на кресло и сел на вращающийся стул у моего стола. Я залез в полку и достал оттуда плотный конверт. – Вот, держи. Это пустая копия для тебя.
– Что это?
– Открой и узнаешь.
Джордж пожал плечами, вскрыл печать и достал оттуда копию опросника, который мне выдали. Ему потребовалось несколько минут, чтобы просмотреть несколько страниц, и затем он взглянул на меня.
– Вам всем нужно было предоставить эту информацию? – и я кивнул в ответ. Он еще раз прошелся по опроснику. – Наверное, единственное, о чем тут не спросили – так это не выпивали ли вы или не употребляли ли наркотики.
– Учитывая прошлое Джорджа Буша, это могло стать обсуждением, которого бы не хотели, – Джордж Уилл поджал губы, но отрицать не стал.
Губернатор уже признавал свои «ошибки молодости», куда входили и проблемы с алкоголем, и также без ответа оставались обвинения в тяжелой зависимости от кокаина в его молодости.
– Похоже, что здесь нет ничего, чего бы кампания не хотела знать о потенциальном кандидате, – отметил он.
– Это очень правдиво, – согласился я. – И все же, они расспрашивают обо всем этом? И у меня есть для тебя еще парочка вопросов. Первое – должен ли Дик Чейни все это заполнять? И кто будет проверять его самого? И второе – давай предположим, что кого-то рассматривают на должность в Кабинет, а Дик его там видеть не хочет. Что мешает ему слить что-нибудь из этих перечней, которые он собирает, в New York Times и уничтожить того пресловутого? Ты бы ему доверился?
– Кого, например?
Я пожал плечами.
– Китинг же в окончательном списке, так? – Джордж кивнул. Фрэнк Китинг был губернатором Оклахомы. – Бывший агент ФБР, бывший помощник министра юстиции, хорошая рекомендация… звучит как идеальный кандидат на место министра юстиции, однозначно. Могу тебе сразу сказать, что Чейни его недолюбливает и видеть даже не хочет. Просто дождись, когда Чейни сдаст данные по Китингу прессе.
– А что насчет твоих?
Я вскинул руки.
– Что в мире вообще прозрачнее моей жизни? Что они вообще могут по мне найти, что еще не использовалось против меня. К тому же, у меня никаких шансов. Я слишком умеренный для тех закоренелых евангелистов, которым потакают Джордж и Карл Роув. Скорее сожгут мое чучело, чем изберут меня в национальную администрацию.
– Так зачем рассказывать об этом мне?
И снова я пожал плечами:
– Я просто подумал, что тебе было бы любопытно узнать, как на самом деле проходит весь процесс. Ты же любознательный, ведь так?
Ответа на это я не услышал, и пару минут спустя он ушел вместе с конвертом.
Все стало интереснее в ту же пятницу. Джордж Уилл, предположительно, проверил мою информацию и в его колонке подробно расписывалось влияние Дика Чейни. Там было детально рассказано о том, как Буш поручил Чейни весь процесс подбора вице-президента и министров. Там также утверждалось, что самого Чейни не проверяли, что Уилл наверняка добыл от кого-то еще. Закончилась колонка интересным заключением.
Утром следующего понедельника мне позвонили из офиса Чейни и запросили о встрече с парой сотрудников для более личной проверки в тот же день. Джо Аллбо, руководитель кампании, прошелся по моим ответам и у него возникло еще больше вопросов. Эти вопросы возникли в связи с моими ответами. Я встретился с ними в кабинете организатора. Для меня очень быстро стало очевидным, что я не был серьезным кандидатом. В нашем диалоге у нас были следующие темы:
Военная служба:
Вопрос: Расскажите подробно о том, как вы получили вашу Бронзовую Звезду.
Ответ: Приношу свои извинения. Тот прыжок занесен под гриф «Совершенно Секретно».
Вопрос: Это критично важно знать, чтобы мы могли корректно использовать это в кампании!
Ответ: Это было классифицировано, как «Совершенно Секретно». Мне не позволено говорить об этом.
Вопрос: Господин конгрессмен, это случилось девятнадцать лет назад. Нам нужно знать детали.
Ответ: Здорово! Теперь же вам только и нужно, что сбегать в Пентагон, убедить кадрового руководителя подписаться под моим нарушением секретности, и принести мне в письменном виде, и я с удовольствием вам все расскажу!
Вопрос: Это не очень помогает делу, господин конгрессмен.
Ответ: «Совершенно Секретно»! Я все еще нахожусь в запасе и имею определенный уровень доступа. В каком подразделении служили вы и какой у вас был уровень? (Это осталось без ответа!)
Благотворительность:
Вопрос: Почему вы жертвуете фонду планирования семьи?
Ответ: Потому что я хочу. Они делают хорошее дело.
Вопрос: Это не станет очень популярно, господин конгрессмен. Вам не стоит жертвовать в фонды, поощряющие аборты.
Ответ: Хорошо, не жертвуйте свои деньги на это. А это мои деньги; и я буду давать их тем, кому сам захочу. (Это также относилось и к числу других моих пожертвований. Либо же я жертвовал не тем, либо не жертвовал тем, кому стоит.)
Церковь:
Вопрос: В какую церковь вы ходите?
Ответ: Я не хожу в церковь.
Вопрос: Никогда?
Ответ: Когда я хожу в церковь – я сопровождаю свою жену в ее церковь. Она член церкви Дамы Милосердия. Они католики.
Вопрос: Важно показывать, что вы христианин и постоянный член церкви, господин конгрессмен.
Ответ: Тогда попросите баллотироваться мою жену.
Бизнес:
Вопрос: Конгрессмен Бакмэн, почему вы вложили деньги в *вставьте название компании – они же назвали несколько*?
Ответ: Чтобы я мог заработать денег. Как вы думаете, зачем я в них вкладывался? (на это эти финансовые кудесники захотели узнать, почему мы выстраивали сделки так или эдак, на что я сказал, что когда они станут мультимиллиардерами, то тогда они могут свободно давать мне советы)
Вопрос: Почему ваш слепой траст инвестирует преимущественно в Бакмэн Групп и связанные с ней компании?
Ответ: Наверное, потому что я основал великолепную инвестиционную компанию, и научил их много зарабатывать. Вам когда-нибудь тоже стоит попробовать.
И, наконец, мое любимое, личное:
Вопрос: Почему ваши родители отреклись от вас?
Ответ: Потому что я им не нравился. (Думаю, к тому моменту эти ребята были с ними согласны!)
Вопрос: Почему вы решили, что вашего брата необходимо застрелить?
Ответ: Потому что он вломился в мой дом и пытался убить меня.
Вопрос: У вас есть черный пояс по каратэ. Почему вы не использовали каратэ, чтобы его обезоружить и обезвредить?
Ответ: Потому что у него был большой нож.
Вопрос: Почему же вы просто не выбили его у него из рук?
Ответ: Вы всегда так глупы, или отдельно на это учились?
К этому моменту интервью закончилось. Мы ни разу не заговорили о моих голосованиях или публичных высказываниях. Уверен, что они вернулись к Дику Чейни с заключением, что я одновременно был и неподходящим, и несговорчивым. Я рассказал об этом Мэрилин тем же вечером, и ее это изрядно повеселило. Она сказала мне:
– Карлинг, твоя главная проблема, что ты не слишком терпим к дуракам, а для тебя большинство – дураки.
– И? Ты вышла за меня замуж. Делает ли это тебя дурой? И тогда как же я тебя терплю?
На это она захихикала и сказала:
– Хочешь, чтобы я продемонстрировала?
Я улыбнулся и кивнул.
– Может, не такая уж ты и дурочка!