С мертвого никто не спросит

3

Реймонду Крузу казалось, что он присутствует на съемочной площадке: кругом огни, место действия подсвечено прожекторами. Он представил себе актера в телерекламе, который произносит: «Костюм жертвы голубого цвета, кровь темно-красная, гравий серовато-белый». Он видит полицейских, садящихся в бело-синие «плимуты», патрульные машины, машины «Скорой помощи» и фургон из морга.

— Наконец-то кто-то порешил гада, — услышал Реймонд голос Джерри Хантера.

Трудно было поверить, что жертвой убийцы стал Элвин Гай.

— Знаешь, о чем я подумал, когда мне позвонил Херцог? — спросил Реймонд. — Давно пора.

Он стоял у ограждения с Хантером и сержантом Норбертом Брилом.

— Кто его обнаружил?

— Патрульная машина из одиннадцатого участка, — ответил Брил. — Судья из машины вызывал 911, телефонистка спрашивала, где он находится. Через несколько минут позвонила женщина с соседней улицы и сказала, что слышала выстрелы. Сообщение поступило в час тридцать пять.

— Как насчет свидетелей?

— Пока никак. С позвонившей сейчас разговаривает Уэнделл, а Морин обходит квартал. Магазин противопожарного оборудования ночью не работает, но, по-моему, вряд ли судья Гай приехал сюда, чтобы купить огнетушитель.

— Патрульные узнали его в лицо?

— Нет. В лицо они его опознать не смогли. Но рядом валялся его бумажник.

Реймонд тихо, но серьезно сказал:

— Раз они опознали Гая, какого черта не подбросили труп в Хейзел-парк? Им и надо было проехать всего два квартала!

— Лейтенанты полиции такое говорить не должны, — заметил Брил. — Хотя сама идея — подбросить труп на другой участок — мне нравится. Пусть бы соседи занимались им. Патрульные не были уверены, что судья мертв, и вызвали «скорую». Медики приехали, взглянули на убитого и вызвали труповозку.

— Так они не поняли, что он мертв? — удивился Хантер. — Три пули попали судье в рот и две в грудь. Все ранения навылет. Выходные отверстия с кулак, и он, по их мнению, еще мог быть жив?!

Тем временем эксперты-криминалисты снимали на поляроид труп, автомобиль убитого, измеряли расстояния, составляли схему места преступления, подбирали с земли корешки ипподромных билетов, кредитные карточки и окурки. Им еще предстояло отогнать машину судьи в полицейский гараж на Джефферсон, а потом снять с нее отпечатки пальцев. Санитар из морга, в рубашке и штанах цвета хаки, перекинув через плечо огромный пластиковый мешок, молча наблюдал за ними. Брил приступил к работе над протоколом.

Было два часа пятьдесят минут ночи. Элвина Гая застрелили чуть более часа назад. Реймонд Круз, и. о. начальника отдела в темно-синем костюме, который он надел, отправляясь на встречу с корреспонденткой из «Ньюс», чувствовал, как стремительно бежит время.

— Ну что ж, давайте пройдемся по близлежащим домам, — сказал он. — Без свидетелей нам с места не сдвинуться. Постараемся их найти. Мне не хочется в поисках подозреваемых рыться в картотеке. Чтобы знать, в каком направлении вести следствие, нам нужна хотя бы какая-то зацепка. Хочу взять убийцу еще тепленьким, так сказать, вытащить его из постели. Убит судья; если мы не раскроем дело, нас живо отправят в отставку, и придется нам околачивать кокосы во Флориде, чего мне очень не хочется.

Сержант Норберт Брил, замначальника седьмого подразделения убойного отдела полиции Детройта, раз в месяц подбривал седеющие виски и стригся в парикмахерской на Восточной Седьмой Миле. Он любил темные рубашки и светлые галстуки — сейчас на нем была темно-коричневая рубаха с бежевым галстуком — и затемненные очки в тонкой металлической оправе. В руке сержант держал большой электрический фонарь.

— Hе будем отбрасывать ограбление как единственный мотив убийства, — сказал он.

— Стреляли через переднее ветровое стекло, — ответил Реймонд. — Пули попали Гаю в рот. Грабителя надо бы поймать прежде, чем он сотворит что-нибудь более серьезное.

Через пару минут лейтенант пошел искать телефон, чтобы связаться с инспектором Херцогом. Они никогда не обсуждали подробности убийств по рации.

Из темноты выступил Уэнделл Робинсон, одетый в светло-серый костюм-тройку. Он нес небольшой коричневый пакет.

— Ну, как успехи? — спросил он. — Только что разговаривал с женщиной, вызвавшей полицию. Говорю: «Вы, надо понимать, слышали выстрелы». Женщина отвечает, что не только слышала выстрелы, но и видела стрелявшего мужчину. Он вышел из машины, и она увидела и его, и пушку. Я попросил описать его, и она сказала, что он живет на той же улице, в доме номер двадцать два пятьсот одиннадцать. Я пошел туда, поднял этого мужика с постели и спросил, есть ли у него пистолет. Мужик долго думал спросонья, а потом говорит, что никакого пистолета у него нет. Я говорю, мол, дамочка, его соседка, видела, как он идет по аллейке с пушкой в руке. Мужик говорит: «А, вот вы о чем! Старье. Я хотел крыс пострелять, а пушку нашел вчера, как раз в той самой аллее».

Уэнделл поднял свой пакет.

— Вот эта вещица, — сказал он. — Выстрели мужик из такой штуковины, наверняка остался бы без руки.

— Да они оба тебе наврали, — сказал Хантер. — Причем нагло, прямо в глаза.

Перед бесплатной благотворительной столовой на углу Франклина и Орлеанс был застрелен еще один сидевший за рулем машины мужчина. Убийца, как стало известно позже, прятался неподалеку. Дождавшись, когда приедут полиция и «скорая», он вскочил в автобус на Джефферсон-авеню и уехал.

Вокруг темно-синих «плимутов» без номеров толпились зеваки из числа местных жителей. Одни — наспех одевшись, другие — накинув на себя халаты вышли из своих квартир и смотрели, как работают полицейские. Большинство из них были черными. Женщины, словно на морозе, стояли на углу дома, обхватив себя руками. Была светлая ночь, на улице где-то плюс пятнадцать-восемнадцать. Октябрь в этом году выдался теплым.

Хантер, теребя пшеничные усы, пристально всматривался в зевак. Затем он повернулся к Брилу и удивленно спросил:

— Если это ограбление, то как судья оказался в этом районе?

— Может, заехал отлить, — предположил Брил. — Откуда мне знать, как его сюда занесло. Во всяком случае, его ограбили, и это единственное, что пока нам известно.

— По-моему, его заказали, — заявил Хантер. — Убийц было двое. Они увидели судью на дороге, остановили и предложили купить дозу. Один из них сел в машину судьи, якобы для заключения сделки, а другой не мог стрелять в боковое окошко, поскольку мог попасть в напарника. Так что он пальнул в лобовое стекло. Из пистолета сорок пятого калибра.

— Вот, уже и пистолет установил, — усмехнулся Брил. — Откуда ты взял, что пистолет сорок пятого калибра?

— Оттуда же, откуда ты определил, что судья заехал сюда отлить. В любом случае его заказали. Речь идет о предумышленном убийстве.

— И один из киллеров сидел в машине, когда судья звонил по 911? — с иронией в голосе произнес Уэнделл Робинсон.

— Ребята, вы зацикливаетесь на деталях, — заметил Хантер. — Мы пытаемся определить мотив убийства. Мог ли у убийцы быть мотив помимо ограбления?

— Наверное, — кивнул Брил. — Я дам тебе работенку — составь список всех подозреваемых. Если у тебя хватит бумаги и карандашей, то будешь составлять его около месяца. Представляешь, сколько туда придется внести имен? В список предполагаемых заказчиков убийства придется включить всех адвокатов, всех обвиняемых, которых Гай когда-либо признал виновными, всех сотрудников окружного суда общей юрисдикции… Ну, я человек сдержанный, поэтому скажу: не всех, но точно половину детройтских полицейских. Так что у тебя скоро наберется около трех тысяч подозреваемых.

— По-моему, он огорчился, — заметил Уэнделл Робинсон, посмотрев на Круза.

— Еще бы. Он прямо в лице изменился, — ответил Хантер. — Судью заказали, и он об этом прекрасно знает.

Из темноты вынырнула Морин Дауни; она слушала разговор коллег, прижимая к груди блокнот и сумочку. Так школьницы прижимают к груди портфель. Поймав на себе взгляд Хантера, она спросила:

— Если убийство было заказным, надо выяснить, зачем судья сюда приехал.

— Чтобы принять ванну, — съязвил Хантер. — Морин, поехали отсюда в мотель!

— Сначала посмотрю, удастся ли нам установить имя второй жертвы.

— Полагаешь, что сможешь удивить меня своими детективными штучками? Да ты с ума сошла. Морин, ты же девчонка!

— Знаю, — улыбнулась Морин. Она вообще была улыбчивой и никогда не обижалась на подковырки; да и вид огнестрельных ран ее не пугал. Она была шатенкой с отличной фигурой бегуньи на длинные дистанции, весила пятьдесят килограммов. Четырнадцать лет Морин прослужила в полиции Детройта, пять из которых — в убойном отделе. Хантер постоянно напоминал ей о том, что она женщина. Он как будто специально подтрунивал над Морин, чтобы полюбоваться ее красивыми зубами, когда она улыбалась.

Брил коснулся фонариком ее руки.

— Морин, а что со второй машиной?

Из «плимута» вылез Реймонд Круз и подошел к ним.

— Кто хочет заняться вторым убийством? — спросил он и понизил голос: — Белая женщина, лет двадцати пяти — тридцати. Прилично одетая. При ней никаких документов. Застрелена, возможно изнасилована. На внутренней поверхности бедер пятна, похожие на следы от ожогов. Ее нашли полчаса назад в Палмер-парке.

— Укусы насекомых, — сказал Хантер. — Они могут выглядеть как ожоги. Помните того малого? Как его звали? Ну, того, из фирмы «Дженерал моторс». На нем тоже были пятна, похожие на ожоги, а позже выяснилось, что он был покусан муравьями.

— Тот труп пролежал в траве пару дней, а наша совсем свеженькая, — возразил Реймонд. — В два часа ночи патрульные из двенадцатого участка заметили какого-то типа на поле для гольфа. Они направили на него фары, а он бросился бежать. Они погнались за ним и чуть не переехали труп женщины.

— Так они его поймали? — спросил Брил.

— Пока нет. Но парни уверены, что он еще в парке.

— Скажи им, — вмешался Хантер, — если хотят установить личность убитой, пусть едут в Вудворд. Не помню, как называется там то место, где собираются проститутки и «голубые».

— Херцог сказал, что на проститутку она не похожа. Возможно, что труп туда просто подбросили. Херцог интересовался, как у вас идут дела. Я ответил, что не имею понятия. Сказал, что, если надо, будем работать весь день, и нам, скорее всего, потребуется подкрепление.

— Не забывай, что появилась вторая машина, — сказала Морин. — А неподалеку околачивался один паренек — допросим его, и тогда многое может проясниться.

Реймонд с улыбкой посмотрел на нее.

— Стоит мне на пять минут отвернуться, как ты уже раздобываешь свидетеля. Интересно, будет ли от него толк?

— По-моему, он тебе понравится, — открывая блокнот, ответила Морин.

В своем заявлении двадцативосьмилетний Гари Соуви написал, что у него на прошлой неделе угнали машину. Совершенно случайно один его приятель накануне вечером вдруг увидел ее. Она находилась на стоянке возле массажного салона. Прихватив с собой бейсбольную биту, Гари тотчас отправился по указанному адресу. Прибыв на место, он стал ждать, когда из дома выйдет угонщик и сядет в его «фольксваген-сирокко». Гари затаился за зданием штаб-квартиры профсоюза рабочих автомобильной и авиакосмической промышленности, рядом с которым находится магазин по продаже противопожарного оборудования. Около половины второго ночи Гари увидел, как мимо на огромной скорости промчался серебристый «линкольн-Марк VI», за которым, словно пришпиленный, гнался черный «бьюик». Услышав визг покрышек, он решил, что машины свернули на Ремингтон. Поскольку Гари находился на северной стороне улицы, он не видел, что происходило на стоянке возле магазина противопожарного оборудования. Однако он слышал хлопки, похожие на звуки выстрелов, и мог с уверенностью сказать, что их было ровно пять. Буквально через минуту ему показалось, будто он слышит женский крик. Уверен ли свидетель, что «Марк VI» преследовал именно черный «бьюик»? Гари ответил, что совершенно уверен. Более того, он назвал и модель — «Ривьера-80», с красной полоской по бортам.

— По поводу женского крика… — начал Реймонд и прервался. — Нет, сначала хотелось бы узнать, поймал ли Гари угонщика своей машины.

Морин ответила: как выяснилось, угнанная машина находилась на стоянке два или три дня, и владелец салона уже собирался звонить в полицию. Так что Гари сильно расстроился.

— А что касается женского крика, — продолжила Морин, — то об этом мы с Гари еще поговорим.

— Если с судьей была женщина, то убийца непременно должен был убить и ее, — заметил Реймонд. — Но почему он не убил ее сразу же?

— Отвез женщину в парк, а перед тем, как убить, немного с ней позабавился.

— Ребята, да вас заслушаешься, — сказал Брил. — Еще неизвестно, существовала та женщина или нет, а вы уже решили, что именно ее труп нашли в парке. Произошло два отдельных убийства, между ними ничего общего, за исключением того, что совершены они практически в одно и то же время. Судью убили здесь, а женщину в Палмер-парке, в четырех-пяти милях отсюда.

— Да, а дом судьи находится напротив, в Палмер-Вудз, — заметил Реймонд.

Брил задумался.

— Отлично, — наконец произнес он. — Если тебе так хочется их объединить, тебе и карты в руки. Если между убийствами есть связь, то сегодня же мы об этом узнаем. А пока я не стал бы прыгать от радости — знаете, почему?

Они расступились, давая проехать фургону из морга. Последних слов Брила Реймонд не слышал, но заранее знал, что тот скажет. Норб Брил не станет прыгать от радости именно потому, что он — Норб Брил. Сержант всегда прежде оценивает все факты и только потом приходит к какому-то выводу. Свое мнение он до поры до времени держит при себе. Разумеется, он скажет примерно следующее: «Причину смерти точно установит только вскрытие, а ты уже толкуешь о серии убийств».

Брил уже создал себе имидж, а вот он, Реймонд Круз, над своим еще работает.

Тридцать шесть лет… Кем он хотел стать, когда вырастет? Реймонд с малых лет мечтал стать полицейским. И он им стал. Но каким он должен быть? Замкнутым, суровым? До какого чина ему хочется дослужиться? Стать полицейским начальником? Или занять административную должность в какой-нибудь крупной фирме, например «Дженерал моторс», стать со временем заместителем босса и сидеть в большом офисе, окна которого завешаны тяжелыми шторами?

Реймонд мог бы стать таким же суховатым и серьезным, как Норберт Брил, или хладнокровным, как Уэнделл Робинсон, или грубоватым и немного бесшабашным, как Джерри Хантер. Засунув руки в карманы темного костюма, он мог бы предстать перед корреспонденткой из «Ньюс», сурово сдвинув брови. Но та, увидев его, сказала бы, что он изображает вольного стрелка из Додж-Сити времен освоения Дикого Запада.

Как же ему следовало разговаривать с журналисткой? В голове у Круза мелькали картины, образы. Он инстинктивно чувствовал, что два убийства действительно связаны; о том говорит и помада на окурках. Потом результаты баллистической экспертизы наверняка подтвердят его предположение… А может, экспертиза не установит связи — вот почему вид у полицейских часто скучающий. Они редко на что-либо надеются, и потому их трудно разочаровать… раз уж речь зашла о позерстве. Полицейские бывают разные. Как, например, бывают разные священники и бейсболисты. Почему она назвала его позером? Никакой он не позер. Позером можно назвать полковника из фильма «Апокалипсис сегодня», который обожал серфинг. Как же его звали? Да, Роберт Дюваль. Спрыгнув с вертолета, он бежит по берегу, на ходу сбрасывает с себя рубашку и, запрыгнув на доску, плывет под парусом. А тем временем вьетконговцы палят по нему из автоматов. Вот что такое позерство.

— Кто со мной в Палмер-парк? — спросил Реймонд Круз своих сержантов, провожавших глазами отъезжающую труповозку. — Ты, Морин?

В дороге до самого парка они не проронили ни слова. Морин полагала, что Реймонд обдумывает ход расследования. Если ей нечего было сказать по делу, она всегда молчала.

В девятом классе она написала сочинение, которое называлось «Почему я хочу служить в полиции», и для осуществления своей мечты уехала из Нэшвилла в Детройт, поступила в полицейскую академию и, окончив ее, девять лет проработала в отделе, занимавшемся расследованием преступлений на сексуальной почве. Джерри Хантер иногда, хитро прищурившись, спрашивал Морин, почему ее направили именно в тот отдел. Потом он просил ее рассказать о сексуальных отклонениях, с которыми ей пришлось сталкиваться, расследуя преступления. Как-то Морин рассказала ему о мужчине, который обожал слизывать мед с ног своих любовниц. «А что тут плохого? — удивился Хантер. — Нет, Морин, расскажи мне о настоящих извращенцах!» Морин отшучивалась: «Боюсь, если я тебе о таком расскажу, то ты сразу же захочешь это попробовать».

Ей нравились все ее коллеги. Возможно, немного больше ей нравилось работать с Реймондом Крузом. В основном он молчал, но когда открывал рот, то мог сказать нечто неожиданное или задать вопрос, который, как казалось, к делу совсем не относился.

Вот и сейчас, сидя в синем «плимуте», Реймонд после долгого молчания вдруг спросил Морин, видела ли она фильм «Апокалипсис сегодня». Она ответила, что видела и он ей очень понравился.

— Кто из актеров тебе понравился больше всего?

— Мартин Шин. И еще тот тощий на катере. Ну, который чуть было не помер от страха, когда на него прыгнул тигр.

— Тебе понравился Роберт Дюваль?

— Да. Он в том фильме просто потрясающий.

— А ты видела фильм «Стрелок»?

— Не помню. Кажется, нет.

— Старый фильм с Грегори Пеком в главной роли… Его показывали по телевизору позавчера вечером.

— Вряд ли я его видела…

— Там есть одно место, — прервал девушку Реймонд, — где Грегори Пек сидит за столиком в салуне. Рук его не видно. Они, судя по всему, лежат у него на коленях. И тут в салун входит парень. В каждой руке у него по револьверу. Ему хочется подраться, и он начинает приставать к Грегори Пеку, спрашивает, есть ли у него оружие.

— Там у Грегори Пека большие усы? — спросила Морин.

— Да. Просто огромные.

— Да, мне кажется, я видела тот фильм. Они похожи на твои.

— Что?

— Его усы.

— Может быть. Так вот, парень задирается, а Грегори Пек сидит спокойно. Наконец, он говорит задире: «Что, пришла охота пострелять? А может, у меня под столом ствол сорок четвертого калибра, и я держу твое брюхо под прицелом!» Тот молокосос никак не может решиться вытащить пушку. Понимаешь, он ведь не знает, есть у Грегори Пека оружие или нет. Наконец, парень трусит и, пятясь, уходит из салуна. И тут камера крупным планом показывает, что лежит на коленях у Грегори Пека: маленький перочинный ножик, которым он чистил ногти.

— Да, фильм я видела, — подтвердила Морин. — Но тот эпизод как-то не запомнила.

— Отличный фильм, — сказал Реймонд и вновь замолчал.