— Положи его на диван, я сейчас, — скомандовал Север, а сам побежал в сторону кухни.
К нему наконец вернулись силы. А ко мне только-только пришло пугающее осознание — у меня теперь нет дома. Нет ни документов, ни вещей. Все поглотило пламя. Да у меня даже веры в то, что с мамой все в порядке, не было. Ничего, кроме живого (слаба богу) Киселя, телефона и Севера, пришедшего мне на помощь.
Я опустила ослабшего Киселя на диван, присела рядышком с ним. Не переставая, гладила его шерстку. И плакала, плакала, плакала...
Как только приехали пожарные, один из них похвалил Севера за самоотверженность, за храбрость духа и обнадежил нас, сказав, что тот успел вовремя. Еще пару минут — и Киселя было бы уже не спасти.
Однако в другом надежды не было. Дом сгорел дотла. Пожарным оставалось лишь потушить возгорание, разгрести завалы и выявить причины возникновения огня.
Вскоре до нас дошла хорошая новость — никого внутри дома не оказалось.
Тогда Север предложил пойти к нему домой. Мне нужно было успокоиться. Нужно было набраться сил для выстраивания дальнейших планов. А пока их не было. В голове звенящая пустота.
Север...
Он правда герой. В моих глазах так уж точно. Я безмерно благодарна ему за спасение жизни Киселя. За то, что он появился очень вовремя. Без него я бы сошла с ума. Но и рядом с ним меня не покидала мысль, что еще немного — и я свихнусь окончательно.
Он — мое спасение и моя погибель. Сочетание холодной невозмутимости и всеобъемлющего хаоса. Лед и пламень в одном флаконе. Пугающее затишье, а потом буря, сметающая все на своем пути. Любовь и ненависть...
Да. Кажется, я... влюбилась в него, но я чувствую, как моя любовь отравляет меня же. Как она глубоко пустила во мне гниющие корни. Но когда это случилось, я пока не могу понять...
— Наверняка у него обезвоживание, надо как-то постараться напоить его, — сказал Север, вернувшись в гостиную.
Он поставил рядом с котом миску, наполненную водой, а сам приземлился на пушистый ковер у дивана и пристально наблюдал за действиями Киселя.
А тот сначала приподнял головку, обнюхал воду и в результате принялся лакать ее потихоньку, вызвав на наших лицах улыбки.
— Откуда у тебя кошачья миска? — поинтересовалась я после затяжной паузы.
— Осталась от кота. Он умер весной. Девятнадцать лет прожил у нас.
Я шокировано выпучила глаза.
— И как его звали?
Север едва заметно ухмыльнулся.
— Котом и звали. У бати с фантазией раньше хреново дела обстояли. Хорошо хоть меня не мальчиком прозвал, — хохотнул он и я ответила тем же.
— Мне нравится твое имя. Оно крутое. И редкое. Подходит тебе очень.
Север расплылся в обольстительной улыбке и смущенно накрыл ладонью лицо.
Ну надо же! Он тоже умет краснеть...
На время мы забыли о случившемся. Напоминали лишь едкий запах гари, проникающий внутрь дома, и ноющая боль в руке. Я мельком посмотрела на уродливую рану с волдырями и болезненно сморщилась.
А Севера уже не было рядом. Он вновь скрылся в кухне, но буквально через минуту возвращался ко мне уже с аптечкой в руках.
Он опустился на колени рядом со мной, поставил аптечку на журнальный столик и с сосредоточенный видом принялся доставать из нее лекарства и бинт.
— Давай сюда.
Подхватил мою руку, аккуратно протер рану обеззараживающей салфеткой и окропил пораженный участок перекисью.
Кровь зашипела. Я зашипела. Север тоже зашипел.
— Потерпи, крох.
Он подул на больное место, поймав на себе мой завороженный взгляд. Наградил меня легкой улыбкой и выдавил на кисть заживляющую мазь. Втер круговыми движениями, внезапно поцеловал возле ранки, еще раз подул и тщательно перевязал ладонь бинтом.
Сердце замерло. Я таяла. Все это время я не дышала. Не моргала, только бы не упустить из виду причудливый момент. Немного заботы с его стороны — и моя любовь существенно расширила свои границы. Еще глубже запустила корни. Это нечестно...
— Ну вот. Теперь мы с тобой хоть в чем-то похожи, — поднял вверх правую руку, ладонь которой также была забинтована тонким слоем.
Кот уснул. Мы пошли в кухню, где Север налил мне чай, а себе сварил крепкий кофе. Все бы ничего, но нервы мои по-прежнему были на пределе.
— Ты говорил, видел маму с каким-то типом. Это был Арсений Андреевич? — спросила я, слоняясь из угла в угол точно маятник.
Север отхлебнул глоток кофе и мотнул головой.
— Не-е-е. Точно не Бергер. Тот неприметный особо был. Высокий, худой. Весь в черном. Они уехали на задрипанной "Королле".
Замерла у окна, уйдя в раздумья, а потом вновь подорвалась как угорелая. Поставила кружку на стойку, вынула телефон из кармана толстовки и набрала мамин номер, а механический голос ответил: аппарат выключен или находится вне зоны действия сети.
— Не нравится мне это!
— Есть кому еще позвонить?
Север натолкнул меня на мысль, отчего я зажевала нижнюю губу.
— Вообще-то есть, но тебе это не понравится.
Он принял напряженную позу. Откинувшись на спинку барного стула, скрестил руки на рельефной груди и окатил меня выжидательным взглядом исподлобья.
— И что конкретно мне должно не понравиться?
Я уселась на высокий стул напротив него, спрятала руки под стойкой и неосознанно принялась выворачивать себе пальцы. Нервно было просто жуть.
— Вроде как у мамы роман с отцом Яна. Я могла бы позвонить Яну, чтобы он передал Арсению Андреевичу о случившемся. И о том, что мама пропала. Это не шутки. На нее такое совсем не похоже. Она же обещала вернуться за мной, а уже вечер поздний! С ней точно что-то не так! А еще пожар... С чего бы? Вдруг у мамы появились недоброжелатели? А Арсений Андреевич может быть в курсе, раз у них... ну, чувства.
— Звони! — резким тоном распорядился Север.
Он вскочил на ноги и отошел к окну, желая понаблюдать за моим домом. Вернее за тем, что он него осталось.
К счастью, Бергер не заставил себя долго ждать. Ответил уж после первого гудка.
— Ян, а твой отец дома? — спросила скрипуче.
— Дома был, а что?
— Передай ему, что у нас дом сгорел, а еще мама куда-то пропала. Может, он как-то сможет помочь?
— Дом сгорел? В натуре? — выпалил он чрезвычайно шокировано. — Вас чё, подожгли? Кто? Ох, нихрена себе! Ты как? Все нормально? Мне приехать за тобой? Забрать?
Позади себя расслышала шумный вздох. Крайне раздраженный. И колоссальная тяжесть сразу же опустилась на плечи, придавила к полу. То был взгляд Севера. Цепкий и невероятно тяжелый. Очевидно, он слышал каждое слово Бергера. Слышал и едва сдерживал себя, чтобы не вырвать из моих рук телефон и не размозжить его о стену, а заодно и голову Бергера.
— Не нужно, я в порядке. Просто передай Арсению Андреевичу. И пусть позвонит мне, как только что-нибудь узнает. Я волнуюсь за маму.
— Лады! Я уже ищу его. Все щас передам! И позвоню, как только разузнаю что-нибудь. Лин, ты там держись только!
— Спасибо! — намеренно скупо ответила и сбросила вызов.
В голове в тот момент эхом отзывались слова Яна:
"Вас чё, подожгли? Кто?"
А что, если это правда был поджог. Пожарные ничего ведь толком не сказали. Что, если наш дом, сиротливо теснящийся среди крутых особняков, кому-то помешал? Кому-нибудь из соседей...
— Север, а где ты был, когда начался пожар? — поинтересовалась после затяжного мозгового штурма, надеясь, что он заметил что-нибудь подозрительное.
— Дома был, сидел тебя жд... — внезапно он осекся и медленно развернулся на пятках. В глазах плавилась сталь и тогда он грубо выплюнул: — Зорина, ты охренела?! Еще скажи, что это я поджег вас!
Вот и буря тут как тут. И я оказалась в самом ее эпицентре.
— Заметь, я этого не говорила. Ты сам сказал.
Погано фыркнув, он многозначительно покачал головой. Очевидно, не верил своим ушам. Не верил, что я могла подумать на него. Но я и не думала. И мысли не было. Сам гребанул.
А Довлатова уже было не остановить. И буря внутри него постепенно набирала мощь, превращаясь в двенадцатибальный ураган. Мне грозили неминуемые разрушения.
— Ответь, когда я стал для тебя монстром?
— Честно? — затравленно на него посмотрела.
— Естественно! — рявкнул, всплескивая руками. — А как иначе?
— В самый первый день моего пребывания в гимназии. Когда ты назвал меня блондурочкой. От нечего делать! Просто потому что тебе так захотелось! А потом все подхватили и даже учителя за глаза начали называть меня БЛОН, гребаный рот, ДУРОЧКОЙ!
Север понимающе кивнул. Но нифига он не понимал на самом деле. Запальчивость уже застелила его разум и он не понимал главного — я простила его за все... практически, а он ведь даже не просил меня об этом.
Резким жестом Север зачесал волосы назад. Он убрал руки в карманы спортивных штанов и стиснул зубы до характерного скрежетания.
— И в чем я, по-твоему, еще виноват? Давай, поделись со мной, раз начала. Мне самому аж интересно стало!
Ох, и зря он выводил меня на эмоции.
Рядом с ним я сама становилась бомбой замедленного действия. У него отсутствовали тормоза и у меня они периодически начали заклинивать. Все по причине дурного влияния. Из-за помешательства. Кроваво-красного. Как сигнал бедствия.
— Я почти уверена, что ты со своими дебильными дружками причастен к отравлению Вожака.
Миг — и у Севера рот перекосился.
Он крепко зажмурился, пережал двумя пальцами переносицу и удивил меня совершенно демоническим гоготом.
— Какая же ты дура! — выдавил он сквозь смех, по щелчку пальцев принял серьезнейший вид и вперился в меня гневным взглядом. — Что еще? Покушение на твою целку тоже входит в этот гребаный список?
— Нет, но...
— А хотя, можешь не продолжать! — хлестко оборвал меня, выставив руку вперед. — Я все понял!
— И что ты понял?
— Что ты считаешь меня куском засохшего говна. Недочеловеком! Мразью! Спасибо, конечно! Вот только неужели ты на полном серьезе думаешь, что я осознанно хочу навредить тебе?
— Я не думаю. Север, я знаю.
— Хм... да неужели? — иронично протянул, нервно вынимая из пачки сигарету. Он зажал ее между зубов, но не подкурил.
— Да. Что бы ты ни делал, в конечном счете все это вылезает мне боком! Ты не представляешь, насколько бываешь эгоистичным! Твои слова имеют чудовищную силу! Ты ранишь меня ими, совершенно не задумываясь о последствиях! Ты плетешь интриги у меня за спиной! Ты бьешь людей! И порой мне кажется, что в очередном приступе гнева ты и меня можешь ударить!
Его плечи дрогнули и застыли. Как и взгляд, ставший неподвижным и стеклянным. Север в момент превратился в каменное изваяние, сигарета выпала изо рта. И выражение его лица хоть и тоже было каменным, в нем все же отражались тени изумления и шока. Непривычного и пугающего.
Он будто бы провел какое-то время в коме. Пришел в себя, а мир вокруг изменился до неузнаваемости. Все стало незнакомым. Не таким, к чему он привык.
— Нет, кроха... не говори так, — хрипло отозвался, смотря будто сквозь меня. — Я никогда не подниму на тебя руку... Я быстрее отрублю ее себе, чем причиню тебе боль.
Хотелось бы верить, однако он всякий раз втаптывал мою веру в грязь. И меня туда же.
— Ты делаешь мне больно, не поднимая на меня руку! Север, пойми, мы друг другу никто, но ты из раза в раз причиняешь мне боль. Тебе даже заморачиваться для этого не нужно! Но почему... почему так выходит?
И вновь его настроение резко переменилось. Он вышел из шокового состояния и едко хмыкнул:
— Никто, говоришь?
— А кто я для тебя? Кто, ответь, Север? Ответь, потому что сама я не могу никак понять! Сколько бы ни думала на эту тему, я всегда приходила к одному и тому же выводу! А ты же постоянно уходишь от ответа! Но я знаю, зачем ты морочишь мне голову!
— Ну-ка, ну-ка?
— Ты ждешь момента, когда я влюблюсь в тебя, чтобы потом швырануть меня и похвалиться подвигом перед своими дружками!
— А разве ты не уже? Разве ты еще не влюбилась в меня, м? — самонадеянно он произнес.
Уверенности в нем было в избытке. Это же очевидный факт. Он видел меня насквозь, потому мне хотелось казаться невозмутимой и пустой. А не краснеть постоянно перед ним. Не выдавать свои подлые чувства, которые ему еще нужно постараться заслужить. Но прежде ему нужно заслужить мое доверие. А его даже близко нет. Мы ходим по замкнутому кругу и этот круг с каждым днем сужается в радиусе. С каждым последующим часом.
— Нет! — выдавила я, после чего он обсмеял меня. Как обычно. — А знаешь, почему я не могу позволить себе полюбить тебя? — спросила серьезно, на что тот вопросительно изогнул бровь. — Все по тому же! Потому что я для тебя — никто! Значила бы я что-то для тебя, ты бы не пошел этим же вечером к Козловой! Не стал бы трахаться с ней в машине сразу после того, как у нас все произошло! Не стал бы спорить на меня! Не стал бы встречаться с другими телками! Ты был бы честен со мной! Как и обещал! Но твои слова стали пустышкой в этот же, сука, день!
Север побелел. Серьезно. Стоял передо мной весь белый, как неподвижная статуя, и сверлил меня недоуменным взглядом. И только вздымающаяся грудь и трепещущие крылья носа выдавали в нем живого человека.
— Чего я делал с Козловой? — проронил голосом, лишенного силы и выразительности. — В машине трахался? Это кто тебе такую дичь сказал?
Я закатила глаза на его попытку прикинуться дурачком. Я, значит, толкнула сверх эмоциональную речь, а его возмутила только Козлова.
— Ян вас видел! Вчера поздним вечером ты был в "Черном Золоте", а потом вы пошли в машину!
— Сученыш..., — выдавил он злостно и впечатал кулак в свою же ладонь. — Мало я его отпиздил! Надо было еще и челюсть раскрошить этому долбоящеру!
Осточертело. Поперек горла уже. У него одна истина — все кругом виноваты. Один он у нас весь такой белый и пушистый.
Не желая более разговаривать, я нацепила на лицо маску вселенского пофигизма и пошагала в гостиную.
Довлатов чертыхнулся глухо, побежал за мной и, хватанув за плечо, развернул к себе.
Вот сейчас... Сейчас я видела, как изъедала его совесть... или что-то другое мучило его.
Блин, никогда мне не научиться определять его истинные эмоции.
— Я правда был вчера в "Черном Золоте", и я действительно виделся с Козловой, она там с Максом зависала. Но позвал я эту ебанашку в машину совершенно по другой причине. Бергер же балабол! Провокатор херов! Нашла кого слушать!
— По другой? — изумленно протянула, утопая в волнах осуждения. — По какой же?
— В аптеку круглосуточную нужно было сгонять позарез! — ответил как ни в чем не бывало, окатив меня еще и волной стыда.
— З-зачем?
— А таблетки от нежелательной беременности как мне покупать надо было? Самому, что ли? Меня полгорода знает! Стремно так-то! Это же не гондонами затариваться, да и слухи могли поползти! Вот и пришлось Козлову отправлять! Она уже бывалая. Макса в прошлый раз выручала.
— Гм... Правда?
Тело от глубочайшего стыда обмякло. Север воспользовался секундной оторопью и притянул меня к себе. Голову прижал к груди. К сердцу, что билось за рёбрами в размеренном ритме.
— Чистейшая! Она купила и я отвёз ее обратно в клуб! Отвечаю, я и пальцем к ней не притронулся! Кстати, вот держи, — достал из заднего кармана штанов помятую упаковку экстренной контрацепции и засунул в мою толстовку. — Не медли с этим только.
— Ладно, — прохрипела я, и пока Север шёл на контакт, я решила не терять время даром: — А что касаемо пари?
— Какого к черту пари? — легкое раздражение угадывалось в его тоне.
— Ты поспорил на меня с Рамилем?
Грудь Довлатова напружинилась под моими ладонями и стала гораздо твёрже обычного. Однако я вовсе не ожидала, что он начнет беззвучно хохотать. Надо мной!
— Ну и кто тебя просил лазить в моем телефоне, а? Тебе нос откусить или как? — отчитывал меня, но как-то по-доброму, а затем прикусил таки кончик моего носа. Так... слабенько, чисто для профилактики.
— Ох, — выдохнула стыдливо.
— Не нужно читать чужие переписки, чтобы потом вот так не охать, — произнес совершенно беззлобно.
— Извини. Я больше так не буду, — клятвенно заверила, а Север недоверчиво покачал головой. — Так и что с тем пари?
— В начале хоккейного сезона мы с пацанами зарубились на дискву. Кого первого из нас отстранят от тренировок, тот и будет проставляться. Я проиграл пари, потому что подрался с Бергером. Ты тут вообще ни при чем.
Какая же я идиотка! Тошнит от самой себя!
— Тогда ты должен понимать, я прочитала все, и знаю о встрече с Наташей. Кто она такая? И зачем ты с ней встречался?
Внезапно Севера затрясло. В нем снова клокотала злоба. Руки его отяжелели и соскользнули с меня. Он отошел к окну, сплел пальцы в замок на затылке и соединил локти, скрывая свое лицо. Казалось, в таком положении он простоял целую вечность. Он мучил меня затянувшимся молчанием, пока...
— Я соврал тебе, — признался он слабо на выдохе.
Нутро стянуло тугим жгутом и сердце разучилось биться.
Морально я готовилась к самому худшему, однако все оказалось куда сложней.
— Моя мать не умерла. Тринадцатого октября она отказалась от всего, что у неё было... Она отказалась и от меня. Поменяла документы, изменила свой возраст и умотала в Дубай к какому-то богатому ублюдку.
Я судорожно хапнула ртом воздух. Стоило воскресить в памяти один из наших разговоров, как все снова перевернулось вверх дном.
Шейхи, девушки, превратившиеся в вещь, деньги...
Тогда я думала, он говорил о бывшей девушке, а тут вот оно что...
— Татуировку я набил, чтобы не забывать, кто она есть на самом деле. Помнить, что как мать, она давно для меня сдохла! Да вот только надо было на лбу бить, чтоб наверняка! — слетел с его губ горький смешок. — Я ненавижу ее! Но ненавижу не потому что она отказалась от нас. Нет, я смирился, и сейчас даже рад этому. Нахер нам упала такая прошмандовка! Я ненавижу ее из-за того, что после долгих лет она вдруг вспомнила обо мне... Прикинь? Когда этот ублюдок с арабской жопой отпиздил ее до полусмерти и выставил на улицу, она вспомнила, что у нее когда-то был сын. Пиздец! А я же ездил забирать ее, помог вернуться ей в Россию и обосноваться здесь. Я не хочу ей помогать, но меня всего корежит... Ломает на части! В итоге я снова ей помогаю, несу деньги за каким-то хером, покупаю продуты и лекарства, чтобы она не подохла. Отец вообще не в курсе, что сука Наташа причалила обратно. Он ее убьет. На куски покромсает и меня заодно, если узнает.
Потребовалось время для переваривания. Причем нам обоим. Мне — чтобы понять первопричину ненависти, живущей в нем. А Северу — смириться с тем, что он сам указал мне на свое самое больное место.
— Я не монстр, Лин... Но по мне, так лучше быть им.
— Нет... не говори так... не лучше, — осторожной поступью подошла к нему.
Я не тот человек, который мог бы раздавать советы. Впрочем, Северу не нужны были советы. В момент минутной слабости он нуждался лишь в утешении, понимании.
Руки потянулись к его часто вздымающейся груди, плавно очертили твердые мышцы, скользнули выше и обвили напряженную шею.
— Не лучше, Север, — повторила я шепотом. — Ты не монстр, и никогда им не станешь. Пообещай мне.
Его неровное дыхание обожгло лицо, опустилось на пересохшие губы.
— Обещаю, — произнес, опутывая меня сильными руками.
Я первой осмелилась поцеловать его. Мягко коснулась губ, нежно провела языком по ним. Север простонал, содрогнувшись, словно под воздействием разряда тока и больно стиснул мою талию.
Я хотела лишь на время облегчить его бремя. Ослабить оковы, мешающие ему дышать. Сейчас он нуждался во мне больше, чем я в нем. И в моих силах было дать ему то, чего он хочет.
Однако утешение стремительным образом переросло в очередную дозу безумия. И нежных поцелуев стало катастрофически мало. Теплых объятий стало не хватать. Вскоре мы сплетались языками, как дикари. И одежда летела с нас в разные стороны, пока Север нес меня на второй этаж.
Я хотела его. Безумно. Боже, я думала об этом весь день. Мечтала, словно мечтать больше не о чем.
Я мечтала ощутить его руки на своем теле. Его губы на каждом сантиметре кожи. Его дыхание на в хлам истерзанных губах. Его сумасшедший напор, превращающий меня в маньячку. Я обо всем об этом мечтала. И, оказавшись в его комнате... Лежа на его постели, я получала все это в десятикратном объеме.
— Если будет больно, скажешь, — предупредил Север и нетерпеливо вошел в меня.
От чувства наполненности я запрокинула голову назад. От ощущения трения горячей плоти по узким стенкам выгнулась и впилась ногтями в его спину. Глаза от кайфа закатились под веки, с губ сорвался сладкий стон.
Боли совсем не чувствовалось. Если бы боль была такой, я хотела бы болеть чаще. Напротив, мне было приятно. Настолько, что захотелось кричать. Чтобы все в округе узнали о том, как мне чертовски хорошо.
Капец.
Моя жизнь скатилась в пропасть. Я лишилась практически всего, что у меня было еще вчера. Я не знала, что преподнесет мне завтрашний день. Но в настоящий момент я будто бы находилась в непроницаемом коконе, где не существовало проблем. Где не было никакого пугающего "завтра". Где было только здесь и сейчас. А здесь и сейчас я парила в невесомости.
Ощущения были совершенно иными. Дикими и в то же время слаще сахара. Каждый толчок Севера отзывался во мне сладостной дрожью и приятной пульсацией. Каждый жадный поцелуй рождал необузданной силы желание. Наслаждение. Наивысшее удовольствие.
Мое тело любило Севера. Губы ласкали каждую клеточку солоноватой кожи. Пальцы переплетались с его. Стенки сокращающегося влагалища сжимали его до искр из глаз.
Между нами была не только химия. И даже не физика. Между нами была сумасшедшая магия... любовь...
— Ли-ин, — позвал Север, существенно замедляя темп.
— Да...
Я разлепила тяжелые веки, инстинктивно двигая тазом. Север смотрел на меня сверху-вниз с неприкрытым трепетом волнения.
Непривычная робость и упрямая решимость конфликтовали между собой в его безумных глазах. Никогда ничего подобного не видела в них.
— Я....
— Что... что такое... говори... я что-то не так делаю? — предположила озадаченно.
— Нет, все так, — одарил теплой улыбкой, вжимая свои губы в мои. — Все так...
Он так и не сказал для чего потребовалась мимолетная заминка.
Все последующее время мы общались на языке наших тел, губ, языков. Ровно до тех пор, пока меня не скрутило в сладких судорогах, а вслед за мной к финишу пришел и Север.
Вот только телефонный звонок не дал нам даже отдышаться, не говоря уже о том, чтобы чуточку насладиться возникшей идиллией.
— Одевайся, я сгоняю, — Север подорвался на первый этаж, где мы оставили мою толстовку, в которой был телефон.
К моменту его возвращения, я уже была практически полностью одета. Голожопый Север запрыгнул на кровать и передал мне телефон.
— Да, слушаю! — выпалила, нетерпеливо отвечая на звонок с неизвестного номера.
В ожидании ответа сердце в груди замерло и сжалось в микроскопический комок.
— Лина, это отец Яна Бергера, — отозвался басом Арсений Андреевич. Я приземлила задницу на кровать на всякий случай. — Я звоню, чтоб сказать, что нашел твою маму. Надя сейчас в отделе полиции. Она составляет заявление. На нее покушались.
— К-кто? — ошарашенно вымолвила.
— Потом все. Я сейчас еду к ней. Могу тебя забрать по пути.