С весны до осени

ВЕТЕР АПРЕЛЯ

Процесс должен быть обоюдным: школа готовит работников для ферм, а хозяйство не пассивно, сложа руки, ждет пополнения, — активно готовится к встрече, то есть строит комплексы или хотя бы модернизирует старые фермы.

Первым желанием, когда я приехал вечером в «Красную пойму», было наскоро попрощаться и, пока еще ходили автобусы, вернуться в райцентр. Я был ошарашен. Еще бы! Не успел переступить порог, мне открыто и резко заявили, что я напрасно спешил и мое присутствие здесь нежелательно.

Но в последний момент заместитель директора Иван Сергеевич Свиридов, не то чтобы сменив гнев на милость — гнева не было, просто, как легко было догадаться, он привык выражать мысли без дипломатических прикрас, — решил объясниться.

— Поймите нас правильно, — сказал он с привычным для него напором, — крупных побед, о которых можно рассказывать в печати, мы не знаем. Зато в ворота ломится одна беда за другой. И, хотя мы первыми в районе идем по надоям, гордиться нечем.

По Свиридову выходило, что хозяйство находится в аховом положении. Но меня еще в Москве предупреждали, что в «Пойме» не все гладко, однако и не столь мрачно, как может показаться с первого взгляда, что хозяйство это достаточно сильное, а процессы, которые здесь происходят, во многом показательны для нынешней нечерноземной деревни.

И я остался. Тем более, если говорить откровенно, ехал я не вообще в «Пойму», а к главному зоотехнику Михаилу Щемерову, сравнительно молодому специалисту, о котором приходилось слышать немало добрых слов. Интересовала меня и работа здешней комсомольской организации.

Про зоотехника даже строгий Свиридов и тот не мог сказать ничего худого. К месту заметить, Свиридов в те дни загрипповал, больше мы с ним не встречались, а тот неприятный осадок от ежовой встречи вскоре окончательно иссяк.

…С виду сухой и замкнутый, Щемеров оказался общительным человеком. Но всегда, при любых обстоятельствах — в конторе ли, на ферме или дома у него — говорил он исключительно о работе, словно ничего кроме его не трогало. Тумбы его стола в кабинете и книжные полки в квартире были забиты книгами по зоотехнии и по строительству. Видя мой немой вопрос, он охотно объяснил:

— А как иначе? Живем как на строительной площадке. В сельском хозяйстве слишком много накопилось старья, потому много ломаем и много строим. Сколько ферм на подпорках стояло? Все на снос, Но, чтобы строить, надо же знать, что строить. Вот и приходится вникать.

«Стройкой века», конечно, для хозяйства стал молочный комплекс на 1200 голов. Щемеров здесь дневал и ночевал. Теперь затевается стройка телятника. Да и в тех дворах, что уцелели и еще продолжают служить, — всюду видны переделки, на которых настоял зоотехник: то кормушки по новейшему образцу из журнала, то подача воды и удаление навоза. Зоотехник, он вынужден быть и механиком и инженером-строителем. Перестройка отрасли, перевод ее на промышленные рельсы — процесс повсеместный. И неспроста вузы страны теперь зоотехников не готовят, только зооинженеров. То не формальная смена терминологии — профессия богаче и сложней стала в эпоху промышленного перелома…

Еще, что Щемеров особенно ценит, — умение дорожить временем. По окончании Мордовского университета был он направлен зоотехником в колхоз. И там его сразу «проучили». Колхоз закупал кур, а они дохли как мухи. Кормов им нужных недоставало. Щемеров поехал на ближайшую птицефабрику взять в обмен недостающий корм. Отыскал тамошнее начальство, седого благообразного старичка, и все объяснил.

— А ты кто будешь? — спросил старичок после короткой паузы.

— Как это кто? — не уловил Щемеров. — Я зоотехник.

— Ну раз зоотехник, — ответил вежливый старичок, — то езжай, браток, назад. Ничего мы тебе не дадим. А своему председателю передай, что такую ерунду, как обмен кормами, он мог поручить экспедитору. У тебя, сынок, дела поважнее…

Тогда он обиделся как мальчишка. Но с годами, вспоминая тот эпизод, открыл в нем ранее не замеченную скрытую мудрость. Понял он: самое дорогое — это время и труд. Агроном весной посеял — осенью снял урожай. А зоотехник? Пока корова отелится, пока теленок тоже станет коровой, то есть пока настанет время судить, что же из него получилось, пройдет не менее трех лет… Время для всех невозвратно и не имеет цены, но, кроме обычных календарей, у каждой профессии свои секундомеры.

После колхоза пошел было Щемеров по научной стезе, но не прельстила его теория, а потом случилось так, что жизненные обстоятельства привели его на Оку, в «Красную пойму».

«Красная пойма» — это крупное молочное хозяйство, созданное без малого лет пятьдесят назад. Тем же именем назван и центральный поселок. Выстроен он на чистом, ранее нежилом месте и, наверное, потому вышел, как и было задумано в проекте, очень правильной прямизны и очень недеревенского покроя, а уж что касается строений последних лет, то жилые многоэтажные дома, Дворец культуры и отделанный мозаикой въезд на главную улицу придают селению и вовсе городское обличье.

Поселок расположен на высокой песчаной горе, а внизу, за крутым спуском, как с колокольни, видны обширные, до горизонта луга. И где-то там, в глубине пространства, летом зеленого, а зимой белоснежного, у самой реки, которую издали различить невозможно, прилепились к руслу Оки стародавние села: Дединово, Любичи, Ловцы, Здешние села исстари жили и земли не пахали. Кормила и поила Ока. А заливные поемные луга давали отменное сено — что не водить скотину? — и Приочье всегда было крупнейшим поставщиком молока. Животноводство здесь, иначе говоря, отрасль исконная и составляет основной источник дохода. До недавних пор старые села по надоям шли впереди. До пяти тысяч литров на корову считалось нормой, а «Пойме» похвастаться нечем было. Единственный раз — то было в 1957 году — скакнула она на 4485 литров на корову, обычно же даивали здесь около трех с половиной тысяч. А потом в стародавних селах надои вдруг упали до трех тысяч, а «Красная пойма» вроде как лидером стала. Но велика ли честь быть первым без заслуг?

В таком состоянии и застал «Красную пойму» Михаил Щемеров, когда пригласили его на главного зоотехника.

Почему же все-таки по надоям молока «Красная пойма» топталась на месте, в гору не шла? Эта мысль не давала Щемерову покоя. Увеличение поголовья и сокращение лугов ради овощей — причина серьезная. Но ведь и без овощей не оставишь городское население. Правда, лет семнадцать назад с перепашкой лугов здорово переборщили, оттяпав у коровьего племени тысячу гектаров луга. И хозяйство, расположенное в богатейшей пойме Оки, кормилось завозной соломой.

Полумиллионные убытки за год и голодные коровы на фермах заставили внимательно пересмотреть капустно-огуречные плантации, им оставили 300 гектаров, а 700 вновь залужили. Дела на фермах стали поправляться. Разбирая архивы, Щемеров обратил внимание и на другую особенность. Из года в год молодых телок пускали в случку, когда они едва достигали 300 килограммов веса. А им надо вес иметь 400. И теленок от нее рождался слабый, и сама она хирела, по-козьему мало давала молока. Вскоре Щемеров получил командировку под Ленинград, в племхоз «Лесное» — никакого сравнения с «Поймой». Там, под Ленинградом, работали грамотно и профессионально. В частности, он убедился, что правильная подготовка телок к случке и нетелей к отелу дает возможность получать от них до шести тысяч литров молока за лактацию. А в «Красной пойме» телки-недомерки давали не больше 2900 литров. Было о чем подумать.

А тут подвернулся случай — ушел в отпуск техник по искусственному осеменению, и «Пойма» на месяц прекратила случку. В районе встревожились. Главного зоотехника — к ответу. Щемеров прикинулся простаком, уверяя, что «наверстывает», и всячески оттягивал сроки. Уже и техник из отпуска вернулся, а Щемеров не спешил, пока его телки не нагуляли 340 килограммов, — уже не было сил объясняться перед районом, — а когда они отелились, проследил — каждая дала за год по 3700 литров молока.

— Удалось, — радуется Щемеров, — Я теперь всем говорю: смотрите, где мы теряли молоко. Мы же рубили сук, на котором все держится. Все внимание, все корма отдавали корове, желая получить сиюминутное молоко. А не хотели смотреть вперед — молодняку оставляли «объедки», и тех не досыта, ведь теленку скормишь концентраты, а молоком он тут же не отплатит. Какой же резон? Уж лучше корову накормить — сегодня же надои подскочат. Вот и получалось, в погоне за «сегодняшним» молоком мы теряли завтрашнее.

— Да, опыт удался, — продолжал Щемеров. — Цифры убеждают лучше всего. И я теперь ставлю целью довести вес случных телок до 360 килограммов. Если, конечно, никто не помешает.

— Вы главный зоотехник, хозяин отрасли. Кто может помешать?

— Кто? — невесело усмехнулся Щемеров. — У нас ведь как, в сельском хозяйстве, все разбираются… Совещания, накачки, «давай-давай» — где оно, доверие специалисту? А я так понимаю: дали план — дайте инициативу, не мешайте. От накачки молока не прибавится. Надо думать о завтра. Жить одним днем нельзя.

Главный зоотехник полон планов. Простая вроде бы вещь — собрать в едином дворе всех высокоудойных коров. Почему-то никто этого прежде не сделал. Ленились? В стаде полторы сотни коров с удоем от 4500 до 6000 литров. Но все они разбросаны по фермам. Вот и задумал Щемеров выделить их в особое племядро. Будут хлопоты, расходы — что ж, все окупится и обернется добавочным молоком.

…Почти одновременно с зоотехником появился в «Красной пойме» и новый ветврач Михаил Михайлович Кожемяков. Люди они оказались разные и по характеру и по опыту жизни. Один приехал из Мордовии, другой — из-под Орла. Щемеров был молод, еще и тридцати не исполнилось. Кожемякову за сорок перевалило, что называется в зените. И с людьми они разно сходились: один легко и просто, у второго простоты и открытости не всегда хватало. Но так или иначе оба попали в одну упряжку, они даже в кабинете лицом к лицу сидят, стол в стол. И когда Кожемяков включает вентилятор — а он его включает даже зимой, — то ветер колышет бумаги и у зоотехника и у ветврача. У них и телефон общий, на двоих.

Есть много родственного в работе зоотехников и ветврачей. На ферме страда круглый год. Корову на консервацию не поставишь, как сеялку или трактор, — и летом и зимой продукцию выдавай. Агроному в поле навредила засуха или дожди — с него не потребуют плановой цифры урожая. А для фермы стихийного бедствия не существует — хоть выгорело все на пастбище, хоть вымокло, молоко дай.

— Корову постоянно надо кормить, не временами, — сказал мне знакомый зоотехник из-под Воронежа. — Кормов на зиму процентов семьдесят запасаем, а продукцию с нас требуют на все сто. Вот и крутись.

А недокормленная корова восприимчива к болезням. Одна и та же палка бьет и зоотехника и ветеринара. А чья голова болит, когда хозяйству верстают структуру посевных площадей? Опять же у специалистов животноводства. Потому что поголовье растет, а посевы кормовых культур сокращаются до предела. Сначала под хлеб отведут землю, под свеклу, подсолнечник и картошку, а кормовые, смотришь, и размещать негде. Они в графу «остальное» попали. Ходи, жалуйся. А на кого жаловаться? Письма строчи, а плетью обуха не перешибешь, ради фермы хлебный клин никто не тронет, боже упаси сократить хлебный посев. Дальше — сахарная свекла. Это культура техническая — тоже не смей сокращать. Подсолнух — стратегическая, а молоко, как говорит мой знакомый воронежский зоотехник, — продукт политический, на честном слове держится.

Ветврач — это быть или не быть стаду здоровым. На зоотехнике вся организация работ, и корма, и люди, не вышла доярка, приболела или в гости уехала, хоть сам под корову садись, ее недоенной не оставишь. Потому и тот и другой раньше всех вместе с доярками просыпаются утром. И последними, за полночь, ложатся спать.

— Можно сказать, мы хлеба наелись, — говорит Щемеров. — У каждого к обеду есть и белый, и черный, и пироги, и пышки. С этим решено, хотя тоже не все легко и просто. А с колбасой и маслом посложней, потому и приходится недосыпать.

Ветеринар на селе всегда был уважаемым человеком. В русской литературе описаны случаи, когда крестьяне порой не обращались к доктору, если даже хворали дети, но заболела лошадь или корова, и, если поблизости проживает ветеринар, за его помощью не преминут обратиться. Корова и особенно лошадь означали благосостояние семьи, и человек, спасающий их, не мог не пользоваться почетом. Что такое для семьи корова? Коснись ей телиться — хозяйка ночей не спит, всякий шорох и стук чутко ловит. Чуть что, ноги в валенки — и с фонарем до коровы. А корова, как королева — черное тело на рогожной соломе, — хрумкает жвачку, будто в старинных часах двигаются шестеренки. Бывает, выскочишь, а теленок уже у ее ног лежит. Тыкаясь в него носом, она вылизывает его от глаз до подхвостья, заботливо перевернет с боку на бок и снова, как бархатом, протрет языком.

Счастье дому и радость, коли вот так, не мукнув, отелится корова. А если не все гладко? Тогда бегут за ветеринаром. Чаще всего коровы телятся ночью — не может ветврач жить от людей на запоре.

Свежая струя в работе ветеринаров появилась с переводом животноводства на промышленную основу. Полгоря, если на крестьянском дворе околеет курица. Зарыли ее на меже, а из цыплят взамен выбрали молодку — и вся недолга. А взять птицефабрику, где на одном «насесте» сидит миллион куриц. Если на них мор нападет? Какими слезами оплакать убытки? Не легче и на свинокомплексах. И на комплексах по откорму крупнорогатого скота, и на молочных. Малейшей искры, случайной бациллы достаточно, чтобы поиметь невосполнимые потери. Будь осторожен, ветеринар!

…Коснулись перемены и «Красной поймы». Вот он, красавец молочный комплекс на 1200 коров. Настоящие заводские корпуса. Но с ветеринарной точки зрения комплекс не санаторий. И запахи и сквозняки похуже, чем на старых коровниках. С «новоселья» не минуло и полгода, а каждая четвертая корова обезножела. Цементный пол, как наждаком, снял копыта, и животные остались «босиком».

— Молочные комплексы — дело перспективное, но неосвоенное, — сказал директор «Красной поймы» Сергей Иванович Сычев. — Вот и у нас получился пока обычный коровник, только разве увеличенный в размерах. Теперь надо доводить его до ума. Главный зоотехник предлагает вместо бетонного пола настелить деревянный — корове так лучше будет. Что ж, придется деревянный. Всякое крупное дело должно пройти период обкатки.

— А меньше всего продумано, как и где должен работать ветеринар, — это дает оценку Кожемяков. — Даже укол корове негде сделать. Негде ее осмотреть. Негде взвесить. Простудилась корова или еще что — держим в общем ряду, в соседстве со здоровыми. Никакого изолятора не предусмотрено.

— А все же не будь комплекса, школьники не пошли бы в доярки. Недоделки есть, но они поправимы. Главное, меняется характер работы. И молодежь это чутко отметила, — сказала Надежда Иванаева, совхозный комсорг.

Мне вспомнилась недавняя встреча в райкоме комсомола. Был полдень. Под окнами райкома ВЛКСМ, как одуванчики на лугу, светились молодые липы, укрытые инеем. Стояла пора рождественских морозов, и город кутался в белое дыхание печных труб. И, хотя до весны оставалось бог весть как долго — даже трудно заметить, насколько увеличился день и сократилась ночь, — в холодном солнце различалось апрельское тепло. А возможно, что это только казалось.

Нас было трое. Первый секретарь Луховицкого РК ВЛКСМ Валерий Животовский, в синем модном костюме, храня сдержанность, солидно молчал. Зато секретарь по школам Татьяна Адаева — в каждом слове любовь и симпатия к «Пойме» — говорила горячо и страстно.

— Всего лишь год отделяет, как нас «били» и как стали хвалить. Допустим, идет совещание и надо предоставить трибуну для сельской школы. А кому выступать? Некому! Не о чем говорить. «Пойме» тоже гордиться было нечем. Не парадокс ли? Производство отлажено, доходы солидные, а молодежи в хозяйстве мало. А откуда сила у деревни возьмется, если не из школы? Вчерашний школьник при известном навыке способен управлять любой машиной. Он легко усваивает новые знания, готов учиться на курсах, поехать в училище. Это не то что пожилой человек. Ведь известно, деревня получает сложную современную технику, а эксплуатировать ее часто не может. Знаний, грамоты не хватает. Вот в чем дилемма. А руководители хозяйства не сразу поняли, что ключ к ее решению находится в школе. Первой на поклон к школе в нашем районе пошла «Пойма».

— Не «Пойма», уточняю, а комсорг из «Поймы» Надежда Иванаева, — вставил от себя Валерий Животовский. И, обращаясь ко мне, добавил: — Наш лучший комсомольский секретарь, между прочим. Поимейте в виду.

Об Иванаевой я был наслышан и раньше. Они с мужем приехали с Урала. Муж тракторист. Она студентка-заочница педвуза. Став секретарем комитета комсомола, она во многом переиначила всю жизнь «Красной поймы». Животовский это охотно подтвердил.

— Бывало, даже взносов оттуда по полгода не получали. А при Иванаевой за неполный год комсомольская организация выросла с 48 человек до 120. Каково?

— А вот и она. Легка на помине, — радостно сказала Адаева. — Входи, входи. О тебе говорим. Присаживайся, не стесняйся.

В дверях стояла — полушалок и ресницы в инее — Надежда Иванаева. Пахнуло морозом и стерильной свежестью снега… Позже мы вместе ждали у вокзала автобус, а к вечеру были в «Пойме».

…Она действительно с Урала. А по отцовской линии — коренная москвичка. Приехали с мужем погостить и остались. «На комсомол» попала случайно, не думала и не гадала, что выберут секретарем. Робела. А тут еще предшественница нашептывала:

— Не соглашайся. Это ж кабала, не работа. Спрос огромный. Кому не лень, каждый шпыняет. А чтобы помочь, так никого. Не связывайся, говорю. На личном опыте убедилась.

Иванаева «связалась», не послушалась. А «шептунью» она раскусила — сидела та безвылазно в конторе, словно приставленная караулить канцелярский стол. Ни комсомольских собраний. Ни молодежных вечеров. Она и комсомольцев своих едва в лицо знала.

Между тем приближался конец учебного года. То был особый год для «Красной поймы». Бывшая восьмилетка готовила первый выпуск десятиклассников. Разве не событие? И одновременно на краю поселка, над крышами старых коровников, высоко и картинно поднялся комплекс, рассчитанный на 1200 дойных коров. Одетый в стекло и цинк, с невиданными доселе сенажными башнями, похожими на кафедральные соборы, он будил любопытство, как загадка.

Было известно, что с пуском комплекса возникнет острая нужда в доярках. Вот почему Иванаева зачастила в школу. А за ней и директор совхоза Сергей Иванович Сычев. Любил он выступить перед молодежью. На обычную лекцию, хоть все столбы афишами оклей, не дозовешься. А в школе ждут. И если комсорг проводы в армию организует или комсомольский «Огонек» — тоже народу битком. Сычев говорил о профессиях, а чаще о сельском хозяйстве, важнее которого нет ничего.

— Можно прожить без «Жигулей». Без телевизора. Но за обеденный стол мы садимся ежедневно. А кто возьмет на себя ответственность кормить людей? Кто станет пахать землю и сеять хлеб?

Предметом исключительных забот для Сергея Ивановича было жилищное строительство. Благоустройство поселка — его конек. Всего несколько лет минуло, как Сергей Иванович привез похожий на детскую игрушку макет будущего поселка. Никто и не верил, что он воплотится в явь — или мало каких обещаний слыхивали на веку! Когда-то все сбудется? Но выросла одна многоэтажная «изба», другая — не узнать поселка.

— Главное, чтобы люди поверили, что жизнь можно перестроить, сделать ее зажиточной и содержательной.

Выступая перед школьниками, Сычев говорил всегда просто, тихо, без барабанной натуги. И про коров. И про хлеб. И про перемены в жизни. И про тоску человека, которая неизбежно настигнет, когда покидаешь родные места… Это тоже талант — кроме мысли, донести до человека чувство…

Последнее комсомольское собрание в школе состоялось в мае. Из сорока выпускников двадцать подали заявления с просьбой принять их на работу в совхоз. Мальчишки пошли на трактор. Девочки — на комплекс. Была среди них и секретарь школьного комитета комсомола Таня Фокина. Отличница — только две четверки в аттестате, по географии и физкультуре, — она первая заявила, что останется дояркой. Ее даже учителя отговаривали: дескать, в институт надо сразу, не для отличниц под коровой сидеть.

Кроме Фокиной, пошли в доярки Валя Савельева, Тамара Лобачева, Таня Селкина и Лена Ягудина — пять подруг из 10-го «Б» класса.

…Существует мнение: молодежь не идет работать на фермы — виновата школа. Не ведет профориентации. Возможно, доля истины в этом есть. В сельских школах не везде изучают основы профессий, нужных животноводству. Какой вроде бы резерв. Конечно, резерв! Если иметь в виду не поголовный охват, а трезвое, без восторженных переоценок отношение к проблеме. Можно считать крупной удачей, что первый же выпуск десятиклассников Краснопойменской школы дал хозяйству пятерых грамотных мастеров машинного доения. И райкому комсомола есть чем козырнуть, и школьному персоналу. А разве не бывает, что в школе и профориентация на должном уровне, но отшумел выпускной бал, а на ферме вновь, как и прежде, не слышно молодых голосов. Так от выпуска к выпуску — и школа старается и в пример ее ставят, — а практический результат усилий равен нулю.

В этой связи хочется вспомнить мне одного знакомого председателя. Его колхоз находится недалеко от старинного города Кириллова. У него и на пашне и в животноводстве порядка больше, чем у других. И вспомнил я его вот почему. Года три назад здешняя школа прославилась тем, что взяла шефство над колхозными фермами. Между тем почин скоренько погас. И погасил его — трудно поверить — сам… председатель колхоза. За что, естественно, схлопотал выговор.

— Да, — говорил он мне, — я запретил школьникам показываться на ферме. Еще ненароком в навозе утонут. Нет, мысль сама по себе добрая — любовь к труду воспитывать. А ведь мы-то не любовь — отвращение часто воспитываем. Вот, говорю, приведем ферму в божеский вид, тогда милости просим.

Продуманности, с какой он реконструирует дворы, позавидует любой НИИ. Мой знакомый очень осторожно прицеливается к школе.

— При желании можно агитнуть целым классом пойти на ферму. А смысл? Девочки придут, хлебнут трудностей, только их и видели. Я думаю, лучше годик-другой подождать. Прежде чем звать школьников на ферму, надо обеспечить им условия для работы. Эдак-то лучше, чем ежегодно встречать да провожать доярок.

Конечно, северная деревня не чета подмосковной — близость к столице кое-что да значит, — однако общие закономерности существуют. Хотя, разумеется, и различий в возможностях не перечесть. Кирилловский председатель добился, что вологодское объединение «Снежинка» командировало в колхоз двух опытных кружевниц. На обучение к ним записалось около тридцати школьниц. «Снежинка», всему земному шару известная вологодскими кружевами, намерена открыть в колхозе дополнительный цех. А ради чего хлопочет колхоз?

— Смотрите, — рассуждает председатель. — Девочка на кружевах заработает восемьдесят рублей. Пока она у родителей под крылышками, ей этого хватает. А замуж вышла? Глядишь, и нехватки начались. А соседка Дуня, доярка, ежемесячно получает в колхозе до трехсот рублей. Не говорю, за коровой ходить — не кружева плести, да ведь мы на ферме условия создаем. Пойду-ка я, размышляет кружевница, в доярки…

Нет, прямым путем, чтобы в лоб, — продолжал председатель, — на ферму не дозовешься. Слишком мы «постарались» в прошлом, слова «деревня», «доярка» стали пугалом, синонимом отсталости. Вроде кличек. Из сознания этого сразу не вытравишь.

— А как же с профориентацией? — спросил я. — Может, не нужна она вовсе?

— Почему? Полезна и необходима. Однако процесс должен быть обоюдным: школа готовит работников для ферм, а хозяйство не пассивно, сложа руки ждет пополнения, — активно готовится к встрече, то есть строит комплексы или хотя бы модернизирует старьте фермы. Без надлежащих условий труда молодежь в сферу животноводства не привлечь. Современность — это соответствие мировым стандартам, сегодняшним требованиям.

Как часто и легко мы толкуем про комплексы, уповая на промышленные формы производства на селе. Будто перемены явятся сами по себе: вот появятся комплексы, как грибы после косых дождей, и мясо-молочные проблемы автоматически будут решены. Так ли? Нет, ни надоев молока, ни мясных привесов автоматически не прибудет без тонкой и кропотливой отладки производственного механизма. И хорошо, что зоотехник Михаил Щемеров педантичен и въедлив — по его настоянию и чертежам строители многое переделывают на комплексе. Хорошо, что его старания находят поддержку у руководства. А как иначе?

Нынешний переход к промышленному содержанию скота — качественно новый этап. В «Основных направлениях развития народного хозяйства СССР на 1976—1980 годы» записано о необходимости «улучшить ветеринарное обслуживание, снизить заболеваемость и падеж скота». Задача сверхважная, она требует повсеместно высокой ветеринарной культуры. Промашки, допущенные при закладке ферм при переходе отрасли на промышленные рельсы, способны аукнуться непоправимыми последствиями. В лексиконе животноводов уже родилось полустальное выражение «болезнь индустриального животноводства». Не фраза, а черная металлургия. И это не пустое сотрясение воздуха — за непривычным сочетанием слов встают проблемы, истинных размеров которых мы, возможно, пока не сознаем.

Никогда молодняк крупного рогатого скота не страдал от инфаркта. Никогда прежде коровы не знали гиподинамии, их не лишали пастбища и не прятали на долгие годы в стенах комплекса… Не болела корова маститом от машинной дойки… Не было такой фантастической концентрации тысячных стад на крохотных пятачках под единой крышей… Всего не перечислить. Докопаться до первопричин, найти ответы — задача первостепенной важности.

Но, может быть, самое важное, от чего будет зависеть конечный успех, — это то, насколько по душе, насколько в удовольствие работать на новых комплексах для человека. Вот тут и настало самое время вернуться к пятерым подругам из «Красной поймы». Сказать откровенно, настроение у них незавидное.

— Нам обещали работу на комплексе, а послали на обычный полевой стан, где все держится на ручном труде. А когда дождались комплекса, то и здесь многое оказалось не так, как нам рисовали. Опять не столько корову доишь, сколько ее отмываешь (это Валя Савельева).

— Хоть мы и числимся операторами машинного доения, все равно как были доярками, так доярками и остались. Транспортеры ломаются. Кормов не хватает. Всю смену в воде находишься (Таня Фокина).

— Ничего, девочки, потерпите до весны, — успокаивает молодых доярок зоотехник Михаил Щемеров. — Тогда мы стадо выгоним в луга и к осени весь комплекс доведем до кондиции. Переиначим ему всю «начинку» на новый лад.

И наконец, последний, вроде бы малозначащий аспект. Молодых доярок, вчерашних выпускниц школы, почему-то, разлучив, разбили по разным сменам. Опять же в самом начале решалось, и договорились, что будет создан комсомольско-молодежный коллектив, что все они станут работать в одной смене. А вышло? Можно понять трудности с отладкой механизмов, погрешности в проекте, но собрать комсомольцев воедино зависит не от министра сельского хозяйства. Надя Иванаева, комсомольский секретарь, не раз подымала этот вопрос перед руководством. Но то ли Сычеву, директору, некогда, то ли зоотехник Щемеров считает строительные проблемы более важными, однако вопросы ее остаются без ответа.

— Нам многое удалось, — говорит Иванаева, — но недоверие к молодежи еще окончательно не сломлено. Создавали молодежное звено по выращиванию кукурузы — агроном был против, дескать, молодежь загубит дело. Создали — лучший урожай по хозяйству получился в том звене. Теперь вот заминка с молодежным коллективом на комплексе. Рутины, в общем, хватает. Но мы с ней поборемся…