Сабах - утренняя заря

— Добро пожаловать в Аден, столицу Народной Демократической Республики Йемен, — говорит сосед, показывая на город, раскинувшийся под крыльями «Кометы». Аден тонет в восхитительно пестром море зеленых, красных, белых и голубых огней, целые гирлянды которых висят над городом; ярко-желтая линия фонарей протянулась вдоль портовых сооружений. Суда в гавани кажутся мерцающими островками.

На аэродроме нас встречают граждане НДРЙ и ГДР. Они протягивают нам букетики цветовлишь позднее мы по-настоящему смогли оценить, какой чудесный дар получили. Воздух напоен своеобразным ароматом; пахнет какой-то удивительной смесью алоэ, современных духов и соленого воздуха близлежащего моря. Никогда больше мне не довелось ощущать таких запахов, как в тот, первый день моего приезда в Аден. Мне было трудно дышать. Казалось, я вот-вот задохнусь. Я весь покрылся липким потом. Ветер с моря почти не приносит прохлады.

Формальности быстро улажены, и, вот мы уже перед зданием аэропорта, где нас ожидает машина. Она доставляет нас в один из кварталов Хормаксара.[6] До 1967 г. здесь жили служащие британской армии: в домах, рассчитанных на одну семью, жили офицеры со своими домочадцами, в больших бараках — солдаты без семей. По-прежнему стоят бетонные столбы, и кругом валяется колючая проволока, окружавшая британский лагерь. У входа в него стоит полуразвалившаяся сторожевая вышка и рядом собачья конура. На голубой очень ветхой табличке по-английски обозначено расположение помещений. Каждый из бараков носит имя какого-нибудь члена английского королевского дома. Сейчас в этих домах живут в основном служащие вооруженных сил республики со своими семьями. Мы подъехали к одноэтажному крепкому дому, окруженному садом. Здесь я буду жить со своей семьей. В доме есть все необходимое — ванная с душем, мебель. Вода в душе теплая, но освежиться все-таки можно. Бак с водой установлен на крыше дома и целый день находится под палящим солнцем, поэтому неудивительно, что днем и особенно к вечеру она становится горячей. Питьевая вода поступает по центральному водопроводу, в санитарном отношении она безупречна. Но мы все-таки ее кипятим, так как в ней содержится много солей, которые при кипячении оседают. Таким образом мы надеемся обезопасить себя от почечной колики, очень распространенного в этой местности заболевания. Весь дом пропитан запахом инсектицидов, которые здесь используют для борьбы с термитами. В нашем распоряжении два кондиционера. Один в детской, другой — в спальне. Правда, это всего лишь два допотопных ящика, но мы и им рады: без них было бы немыслимо уснуть. Под потолком на полную мощность работает вентилятор.

Несмотря на кондиционер, в первую ночь я долго не могу уснуть. Лежу на кровати прикрытый лишь тонкой простыней и думаю об этой стране. Какая она? Хорошо и интересно ли будет здесь жить? Сумеем ли я и мои коллеги из ГДР помочь здешним жителям? Мне хотелось бы надеяться, что сумеем, но это, «если пожелает Аллах» (Иншаллах!)

Первые дни в Адене

Мы едем на машине из Хормаксара по направлению к морскому порту. В полдень нас должны официально представить в министерстве здравоохранения, а пока есть время для первого ознакомления с городом.

В старых описаниях города встречаются сведения о том, что Аден — порт с пышной растительностью, обильными осадками и мягким климатом. Уже в VI–III вв. до н. э. Аден был известен как крупный торговый город. Легендарная царица Савская, которую в народе называли Билькис, будто бы отдыхала здесь на берегу, наблюдая за работой моряков, строивших суда для ее флота. Аден — родина знаменитых доу, их делали из дерева, скрепленного веревками из пальмового волокна. Это были суда водоизмещением 100 тонн и более — они могли выходить в открытое море. Когда начинали дуть муссоны, разные в разные времена года, доу уходили под парусами во всех направлениях. Из портовых городов — Адена, Эль-Мукаллы и Сейхута, расположенных на южном побережье Аравийского полуострова, эти суда везли вяленую рыбу, благовония и другие товары в далекие страны, вплоть до Индии и южных берегов Африки. Ярко раскрашенные корпуса доу с наклонными мачтами теперь, как и прежде, отражаются в водах Мааллы, специальной гавани для доу. Вдали виднеются четырех- и шестиэтажные строения прибрежной части города. До 1967 г. эти дома с прекрасными, кондиционированными квартирами населяли англичане и богатые торговцы. Этот жилой массив прорезает четырехрядная автострада. Поздно вечером по ней гонят на бойню пестрые стада коз, которых днем обычно выгружают в гавани, где стоят доу. Коз доставляют сюда морем из Сомали, и это обходится дешевле, чем перегонять их по бездорожью из глубинных районов страны.

Особенно красивы сомалийские доу. По пути в Тавахи, где пристают пароходы, мне вспоминаются строки Редьярда Киплинга: «Но давным-давно, задолго до того, как появились (у европейцев) первые суда, были уже джонки и доу, и у каждой нос и корма, мачта и корпус. И они в одиночку пускались в путь, бороздя океан на свой страх и риск». «Там удобные якорные стоянки и питьевая вода чище и лучше, чем в Оцелисе» — так говорится в сообщениях древних мореплавателей об Адене. (Оцелис был небольшим поселением на севере побережья.) В настоящее время трюмы судов в Адене загружаются не только пресной водой и углем, но и жидким топливом. Вода поступает из естественного резервуара, лежащего глубоко под землей и расположенного между Аденом и Лахджем примерно в получасе езды на автомобиле, а в прежние времена воду в гавань доставляли в мешках из козьей кожи на спинах верблюдов или на неуклюжих громыхающих повозках.

Сейчас весь город имеет центральное водоснабжение, оно осуществляется с помощью современных насосных станций по водопроводу.

В Аденском порту нет причальных сооружений, погрузка и разгрузка ведутся с барж и понтонов. До закрытия Суэцкого канала Аден был вторым в мире по величине и по перевалке грузов портом. После того как закончится модернизация и канал будет снова открыт,[7] порт восстановит свое значение важного источника валюты для страны. На это рассчитывает и основная масса торговцев, лавки которых рассыпаны вокруг порта и которым сейчас приходится довольствоваться лишь редкими покупателями. Раньше Аден был зоной свободной торговли и товары в соответствии со статусом порта были дешевыми. Еще и сейчас повсюду можно видеть вывески: «Tax free shop» («Беспошлинная торговля»). Торгуют главным образом промышленными товарами, в основном японского производства. Торговцы быстро распознают неопытного покупателя, прельстившегося вывеской: «Special price for you» («Цена только для вас»). Для непосвященных цены здесь слишком высоки. Купленную вещь можно возвратить, потом ее продадут другому. Сейчас в лавках, вероятно, знали, что мы приехали надолго — товар нам предложили безупречного качества и по сходным ценам, поскольку торговцы были заинтересованы в сохранении клиентуры. Того, кто покупает дорогую вещь, угощают чаем, но чаще всего кока-колой, чтобы, освежившись, покупатель мог спокойно и не торопясь выбрать лучшее из того, что есть в магазине. Сервис, разумеется, включен в стоимость товара, и при такой жаре, как здесь, приятно, когда тебя обслуживают. Весьма нелепо выглядят в здешнем климате выставленные в витринах меховые манто и другая зимняя одежда.

Здания в этой части города вполне современные. На вывесках некоторых фирменных магазинов можно видеть индийские фамилии. Напротив Тавахи, на стороне, противоположной той, где находится въезд в порт, расположена Бурейка (Литл Аден, или Малый Аден) с нефтеперегонным заводом и портом, для захода танкеров. Строительство нефтезавода, одного из самых крупных предприятий на территории арабских и африканских государств, началось в ноябре 1952 г., а в мае 1977 г. оно было национализировано. Завод способен перерабатывать до 8 миллионов тонн сырца в год.[8] Порт принимает в месяц 40 танкеров водоизмещением 32 тысячи тонн. Первоначально завод предназначался только для снабжения английских военно-морских и военно-воздушных баз, но вскоре стал крупным экспортером нефти во многие страны. Возник новый городской район, где живет более 2 тыс. рабочих, дли которых, кстати сказать, построена своя больница. Тридцатидвухкилометровое шоссе связывает Бурейку с центром Адена. В районе, примыкающем к Малому Адену, прежде находились хорошо оснащенные британские базы, там был и ракетный полигон. После завоевания независимости южнойеменцы категорически отвергли просьбу англичан сохранить за ними хотя бы тот участок, где располагался полигон, несмотря на то что за него была предложена огромная сумма. Отказ свидетельствует о сильном стремлении народа нового Йемена к самостоятельности.

На полпути между Бурейкой и Аденом находится Мадинат эш-Шааб (город Народа), который раньше назывался Эль-Иттихад (бывшая столица ФЮА — Федерации Южной Аравии). В настоящее время здесь расположились многие министерства. Из Тавахи видны пригороды Адена — Шейх-Осман и Мансура с ярко выраженным арабским колоритом.

Далее мы направляемся к самой южной части полуострова, в городской район Кратер, то есть в центр города в кратере вулкана. Эта трасса очень загружена. Постепенно мы привыкаем к левостороннему движению и лишь на перекрестках непроизвольно застреваем в потоке машин. При ослепительно ярком солнце невозможно различать световые сигналы, поэтому шоферы левой рукой указывают направление.[9] Круговое движение руки означает поворот налево, поднятая рука — стоп, вытянутая вперед — поворот направо. Транспорт идет непрерывным потоком по многорядной автостраде и кольцевым развязкам.

В Кратере находятся старейшие кварталы Адена. Когда местные жители говорят «Аден», то имеют в виду «Кратер». Остров Сира, откуда англичане держали под прицелом Аден, захватив его в 1839 г., лежит прямо перед Кратером и связан с ним километровой дамбой. Кратер имеет, типично арабский колорит, хотя центр его застроен современными зданиями. На базаре царит многоголосая, оживленная суета. Атмосфера рыночной суматохи распространяется и на близлежащие улицы. Торговцы предлагают гирлянды похожих на жасмин цветов, которые пахнут одурманивающе. Такую гирлянду белых цветов может подарить только муж своей жене.

Ряды на рынке мы окрестили сами: портняжный, хозяйственный, обувной, мануфактурный. В мануфактурном можно без устали любоваться изумительными разноцветными воздушными шелковыми тканями. На этом базаре продаются товары, привезенные со всех концов мира. Каждый торговец демонстрирует свой товар, тряся его в руках или выставив на повозках. Все в движении. В бесчисленных небольших закусочных подают горячий сладкий чай с молоком. Мальчишки снуют вдоль рядов, разнося на круглых алюминиевых подносах стаканы с чаем торговцам, сидящим на корточках среди разложенного товара. Многие дети помогают своим родителям в лавках, часто тут же делают уроки. Фирменное угощение в Кратере — самбуса — небольшие треугольные пирожки с мясом, овощами и обязательно со специями.[10]

Их готовят в кипящем масле в больших черных кастрюлях на газовых или керосиновых горелках. В горячем виде они необыкновенно вкусны и часто вносили приятное разнообразие в наши ужины. Очень любят здесь лепешки. Торговец делает их с необычайной ловкостью, подбрасывая многократно в воздух, манипулируя пальцами, растягивает, не забывая время от времени добавлять яйца, смешанные со специями, затем бросает на горячую жестяную пластину… Глядя на толчею в торговых рядах, трудно себе представить, что в 1830 г. в Адене было всего 90 каменных домов, построенных по тому же образцу, что и все арабские дома, которые служили надежной защитой от солнца, песчаных бурь и нападения врагов. Внутри помещение делилось на мужскую и женскую половины. Мужская половина и комната для гостей находились на первом этаже, а наверху — женская половина и общая комната. Стены домов были толстые, окна — узкие, незастекленные, но со ставнями — расположены невысоко, так что, сидя на полу, можно было видеть, что делается снаружи. Современные дома строят с круглыми окнами с жалюзи. Лестничные клетки имеют просветы, что обеспечивает хорошую вентиляцию здания.

Покинув Кратер, мы возвращаемся в Хормаксар по асфальтированной, местами занесенной песком дороге мимо аэропорта, многочисленных посольств, в том числе и мимо расположенного на центральной площади посольства ГДР. Над зданием с фасадом, облицованным итальянским мрамором, на фоне залитого солнечными лучами неба развевается флаг. Вечером на фронтоне здания светится герб.

Министерство здравоохранения также находится в районе Хормаксара, занимая современное одноэтажное здание, построенное из серого тесаного камня. Я облегченно вздыхаю, ступив в прохладные, просторные коридоры. Нас, врачей из ГДР, сердечно принимает один из секретарей министерства. А когда мы расположились в удобных, обтянутых полотном креслах перед столиками с прохладительными напитками, нас приветствовал министр. Он выразил благодарность от имени своей страны за помощь ГДР в сфере здравоохранения. Но скоро его вызвали к телефону, и с обстановкой в стране нас ознакомил секретарь. Он говорил по-английски, и уже не было надобности в переводчике, тем более что вопросы и ответы формулировались предельно лаконично. Он дал небольшую информацию о стране, в которой нам предстояло работать.

На севере НДРЙ граничит с ЙАР, на северо-востоке — с пустынными районами Саудовской Аравии, на востоке — с Оманом; Индийский океан и Красное море образуют южные границы. Острова Камаран, Перим, группа островов Сокотра образуют отдельную административную единицу, входят в состав Первой провинции[11] и управляются специальным уполномоченным премьер-министра.

В республике насчитывается около 2 млн. человек, площадь равна 336,5 тысячи квадратных километров. В административном плане она делится на шесть провинций и на два отдельных округа — Тамуд и Сокотра с островами. Первая провинция, куда входит Аден, занимает 2 процента всей площади республики, но здесь представлено более 20 процентов всего населения страны, в то время как в Шестой провинции, занимающей 27 процентов территории страны, проживает лишь 5 процентов жителей.

Среднегодовое количество осадков в Адене, выпадающих в основном в период с декабря по май, составляет около 35 миллиметров. Этот уровень постепенно снижается в направлении к востоку, и на севере и востоке страны, там, где отроги уходят в Аравийскую пустыню, осадков почти не бывает, дожди выпадают раз в 5, а то и в 10 лет.

В то время как в Адене до 1967 г. существовало более или менее налаженное медицинское обслуживание, разумеется на частной основе и в основном для власть имущих, за пределами Адена население оставалось почти без врачебной помощи. Бильгарциоз, шистоматоз, малярия, холера, тиф, амебная дизентерия и туберкулез были и все еще остаются подлинным бедствием для жителей сельских районов. Смертность детей в раннем возрасте была чрезвычайно высока, а средняя продолжительность жизни южнойеменцев не превышала 35.лет. Отечественных врачей было очень мало, да и сейчас в них ощущается большой недостаток, особенно в специалистах. В 1972 г. в Адене был всего-навсего один педиатр-южнойеменец. Благодаря помощи социалистических стран и ВОЗ в настоящее время (70-е годы) в Южном Йемене работает не менее 200 иностранных врачей. После 1969 г. по инициативе широких народных масс, а также при поддержке других арабских государств, в частности Кувейта, в НДРЙ началось строительство небольших больниц, на 80 коек каждая. В этом деле активное участие приняли медицинские сестры и фельдшера. В Первой провинции (ныне Аден) имеются две государственные больницы с 851 койкой. Самая большая и современная из них — республиканская. Сейчас в стране 45 больниц и поликлиник и, сверх того, более 200 амбулаторий и других лечебных пунктов. Служба здравоохранения армии и полиции имеет собственные лечебные учреждения, они работают в тесном контакте с органами государственного здравоохранения. В конце беседы секретарь подчеркнул, что врачи из ГДР снискали себе добрую славу, и пожелал нам на новом рабочем месте — в больнице на окраине Адена — больших успехов. И да поможет тебе Аллах, доктор!

Работа в больнице

В 7 часов мы, врачи из ГДР, покидаем свои квартиры с кондиционерами. От порога дома до машины всего несколько метров, но пока проходишь их, становишься мокрым от пота. Трудовые будни в тропиках очень тяжелы. Климатические условия влияют на физическое и моральное состояние человека. Работа требует постоянной напряженной активности и внимания, а духота тормозит и то и другое. Когда в приемной ожидает много пациентов, а время не терпит, любая досадная мелочь, которую в другой ситуации можно было бы обратить в шутку, вызывает раздражение. А здесь пустяк может мгновенно разрушить с трудом установившиеся отношения доверия между врачом и пациентом. Со временем каждый из нас научится избегать этих напряженных моментов. Мы просто прерываем прием и устраиваем чаепитие, по возможности подальше от кабинета.

Общение с больными на первых порах возможно лишь при посредстве медицинских сестер и санитаров, говорящих по-английски. Но они не всегда бывают рядом, часто их внезапно посылают куда-то по делам, поэтому возникает острая потребность как можно скорее приобрести элементарные знания арабского языка чтобы общаться с пациентами.

Помимо работы, связанной. с лечением больных, в нашу обязанность входят занятия с персоналом больницы, на которых мы делимся опытом организации социалистической системы здравоохранения в ГДР.

Нас приводят буквально в отчаяние случаи, когда, несмотря на все усилия, ребенок умирает у нас на руках. Поэтому каждый день — это еще и борьба с пассивностью, унынием — словом; «малиш» («ничего не поделаешь»). Сознание того, что мы необходимы больным, что если не всем, то многим мы все-таки способны помочь, подхлестывает нас, как, впрочем, и ободряющие слова товарищей по работе. Никому в голову не приходит отказаться от работы, хотя каждый из приехавших врачей успел порассуждать на эту тему и теоретически допускал эту возможность, особенно в самые первые недели, и по пути в больницу, проезжая мимо аэродрома, с тоской глядел вслед самолетам, уходившим в северном направлении.

У ворот больницы, окруженной забором и всегда охраняемой полицейским, мы расстаемся. Я иду в клинику и после недолгой беседы с заведующим отделением Мульхи начинаю обход, а мои коллеги, врачи разных специальностей, направляются в амбулаторию. Все вместе мы делаем обход больных лишь раз в неделю, иначе не осилить приема огромного числа пациентов, ждущих в амбулатории. Совместные обходы необходимы для того, чтобы посоветоваться друг с другом в трудных случаях.

Больница разместилась в трех одноэтажных зданиях, окруженных обширным парком, В ней 80 коек для мужчин и несколько — для женщин. Есть небольшая операционная. Лаборатория и рентгеновская установка помогают диагностировать многие заболевания. Амбулатория находится рядом со стационаром. В двух ее отделениях принимают раздельно мужчин и женщин. Мужчине разрешается входить на женскую и детскую половины лишь в исключительных случаях, и даже наши санитары, которым дозволено это, очень редко заходят туда. Главный врач больницы — южнойеменец, специальное медицинское руководство осуществляет врач из ГДР; такое сотрудничество дает хорошие плоды. На собраниях, в которых участвуют все врачи и руководящий персонал больницы, обсуждаются проблемы текущей работы, а также вопросы перспективного развития этого учреждения, и прежде всего повышения квалификации. Вот, например, одна из тем, посвященных повышению квалификации: «Точное измерение температуры тела и его значение». Она необходима, ибо некоторые из сестер ленятся ставить градусники больным и ограничиваются тем, что спрашивают больного, есть у него температура или нет. Если он говорит, что нет, сестра и отмечает в истории болезни нормальную температуру. Многие больные, да и здоровые тоже, из-за аденского парникового воздуха к вечеру чувствуют в теле жар, «хомма филлель». Хотя температура у них нормальная в их историях болезней отмечена повышенная. Нам пришлось составить целую диагностическую и терапевтическую программу, чтобы выяснить причины возникновения такой температуры и способы борьбы с ней. Кроме того, большинство медсестер обучались измерять температуру тела по Фаренгейту, в нашей же больнице были термометры только со шкалой Цельсия, а в истории болезни температурные данные заносились опять-таки по Фаренгейту. Пересчет с одной шкалы на другую как для врачей, так и для сестер был очень утомителен и, чтобы избежать ошибок, каждая из сестер получила переводную таблицу. Спустя несколько недель эта проблема забывалась и всплывала вновь, лишь когда приходили новые сестры, но ненадолго, так как наши «ученики» становились учителями и обучали новеньких.

Готовность персонала больницы учиться была очень велика, и мы, врачи, не всегда могли удовлетворить все их желания, ибо каждое занятие требовало тщательной подготовки. К тому же весь учебный материал надо было переводить на английский язык, чтобы один из санитаров, хорошо владевший этим языком, мог перевести на арабский. Все занятия строились таким образом, чтобы на основе уже имеющихся знаний дать новые, результаты которых были бы очевидны и ощутимы для сестер и санитаров в их повседневной работе, чтобы они снова и снова могли убеждаться в пользе обучения.

Закончив работу в стационаре, я шел в амбулаторию помочь товарищам на приеме. Но сначала я заходил ненадолго в аптеку — ахиллесову пяту нашей больницы. Бывали дни, когда мы все молча стояли перед пустыми аптечными полками и спрашивали себя: что же мы дадим сегодня больным? Для одного или двух младенцев мы еще могли раздобыть лекарство, иногда за собственный счет, но для двух-трех сотен больных? К тому же следует учесть, что аптеки при больницах в Адене снабжались всегда несколько лучше, чем в отдаленных районах страны. Но таких тяжелых дней бывало все меньше. Редко теперь не оказывалось какого-нибудь лекарства, которое несколько месяцев назад удавалось отыскать с величайшим трудом.

Молодая республика предоставляет драгоценную валюту для закупки импортных медикаментов. При этом НДРЙ испытывает большие трудности вследствие огромного роста цен на западном фармацевтическом рынке. Значительна и ощутима помощь ВОЗ, и особенно социалистических стран. Мы всегда радуемся, когда в аптеке появляются медикаменты из социалистических стран, ибо знаем, что они прошли государственный контроль, и, естественно, радуемся вдвойне, когда распаковывают ящики, прибывшие из ГДР, и тоже именно потому, что эти лекарства надежны, тогда как в аптеке нам ежедневно приходится иметь дело с медикаментами из капиталистических стран, состав которых нам неизвестен и не указан ни на упаковке, ни в прилагаемой инструкции. В этом случае мы вынуждены рыться в толстом справочнике ВОЗ, чтобы получить информацию о свойствах закупленных лекарств, ибо фирменные проспекты-рекламы, как правило, обещают чересчур многое.

Наши провизоры всегда очень внимательно следят за сроком годности лекарств, так как крупные концерны, когда приближается конец срока годности медикамента и когда его уже трудно куда-либо сбыть, часто продают по низкой цене. А если принять во внимание время, необходимое на транспортировку, то в результате оказывается, что некоторые поступившие в аптеку лекарства уже негодны для употребления.

Имеющиеся в нашем распоряжении препараты мы должны использовать в высшей степени экономно и рационально. Поскольку лекарств не хватало и они были дороги, нередко их дозы занижались, а больные, которым требовалось длительное лечение, не могли получить его. Так, слишком заниженными дозами лечили амебную дизентерию, и, хотя у многих пациентов симптомы этой болезни исчезали, полного выздоровления не наступало. Пришлось выдержать многочисленные, долгие, требовавшие немалого терпения диспуты с нашими сотрудниками, прежде чем удалось ввести терапию, которая действительно обеспечивала бы полное излечение пациента.

Исключительно важна задача изготовления лекарственных средств из местного сырья и недорогих импортируемых исходных компонентов. Необходимо также создать квалифицированный персонал фармацевтов и их помощников, которые могли бы сами изготовлять мази, пилюли и микстуры. В НДРЙ по сегодняшний день нет собственной фармацевтической промышленности — все, вплоть до простейших таблеток, ввозится из-за границы.

Хотя больные здесь, как и у нас, считают, что дорогие тюбики с мазью и другие иностранные лекарства лучше отечественных, именно последние наиболее эффективны для лечения многих заболеваний. Поэтому немало часов мы проводим в аптеке, помогая нашим аптекарям-ассистентам, обучая их приготовлять мази, например цинковую, которая хорошо помогает при экземе, которой в Адене страдают очень многие. Большинство аденцев сбривают по мусульманскому обычаю все волосы на теле. Часто это делается тупыми, загрязненными лезвиями. Сильно насыщенный влагой воздух, а также то, что люди, стараясь одеваться по моде, носят тесную одежду, создают благоприятную среду для бактерий, мгновенно поселяющихся на мацерированной коже, и как следствие этого возникает острое воспаление. На воспаленных участках появляется сильный зуд. Во время сна их расчесывают. Со временем развивается ярко выраженная хроническая экзема, которую в условиях Адена лечить очень трудно. Чаще всего больным ничем помочь нельзя, главным образом потому, что большинство их живет в плохих санитарных условиях. Многие из таких больных приходят на прием каждый день, некоторые мечутся от одного врача к другому. Этот вид экземы лечат годами средствами, снимающими лишь зуд. Здесь могла бы помочь смена климата, но кто же поедет в горы, если в Адене у него хорошая работа?

Побывав в аптеке, я иду в свой кабинет в амбулатории. У двери уже поджидает Али, амбулаторный «чайный» мальчик. Прежде чем Корт успевает помешать ему, он уже стрелой влетает в комнату, ставит перед нами два стакана и наливает из термоса черный, очень сладкий чай с молоком, в который добавлен хель, то есть кардамон. За каждый стакан чаю Али получает 5 филсов, мы ему даем побольше. Но затем наш Али должен нас оставить. Ему очень не хочется уходить ведь так интересно разговаривать с доктором из ГДР. Несколько конфет, которые всегда припасены у меня для детей, быстро утешают его. В кабинет в сопровождении молодой супружеской пары входит главный врач больницы. Он представляет супругов. Они хотели бы, но не могут иметь детей. Из разговора с мужем я узнаю что несколько лет назад он работал в порту и у него были беспорядочные связи с женщинами. Заметив гнойные выделения из мочеиспускательного канала, он купил в одном из магазинов лекарство и принял его. Выделения прекратились. Но гонорея не была излечена, исчезли на некоторое время ее симптомы. Эта болезнь, конечно, и была причиной бездетности супругов.

С проституцией, печальным наследием прошлого, мы вынуждены часто сталкиваться в нашей практике.[12] Лишь после завоевания страной независимости этот процветавший прежде вид «промысла» был практически ликвидирован. Правда, изредка еще и сейчас в узких переулках портового квартала Адена, в матовом свете редких уличных фонарей можно увидеть женщин, заманивающих мужчин. Многие из них больны венерическими болезнями. Мужчины, заразившись от них, передают болезнь своим женам или другим женщинам, с которыми вступают в интимные связи. Контактная инфекция может привести к заражению всей семьи. Заболевшие мужчины, как правило, приходят на прием одни, категорически отказываясь привести с собой зараженных ими жен, ибо те не должны знать, чем больны их мужья. Таким же образом ведут себя женщины. Е этих случаях иногда помогают даваемые нами обещания ничего не рассказывать партнеру. Установить диагноз несложно, если клиническая картина указывает на все признаки гонореи. Но если клинической картины нет, поставить точный диагноз в высшей степени трудно, так как практически невозможно взять мазок из влагалища женщины и исследовать его под микроскопом на гонококки. Гинекологическое обследование приходится делать вслепую, под хедда,[13] да и на это соглашаются далеко не все женщины. Поэтому для выявления гонококков исследуется моча.

Для успешного лечения гонореи необходимы высокие дозы препаратов: приходится делать инъекции ежедневно, но некоторые пациенты приходят нерегулярно, и тогда каждый раз нужно все начинать сначала. Некоторые, как и этот молодой супруг, предпочитают покупать лекарство в каком-нибудь магазинчике и пользоваться им, не имея на то врачебной рекомендации. Хроническая гонорея, развившаяся из острой формы, — одна из главных причин широко распространенного среди молодых супругов бесплодия. Даже после излечения ее у женщин часто остаются в фаллопиевых трубах спайки, вызывающие бесплодие. Господствующие и поныне нравы и обычаи почти исключают возможность выявления первопричины заболевания. От пришедшей к нам молодой пары, в основном с помощью Ахмеда и Корта, мне удается добиться согласия на диагностическое обследование и лечение обоих супругов. Я не могу им обещать, что после этого у них непременно появится ребенок, но по крайней мере вселяю в них надежду на это. Супруги благодарят и уходят из кабинета вместе с Кортом.

Ахмед спрашивает, не могу ли я пойти с ним на склад: поступила новая аппаратура. Любого непосвященного привело бы в восхищение медоборудование, которым мы располагаем. Но это только на первый взгляд. Большая часть, например, оборудования для подачи наркоза непригодна к употреблению, потому что в нем не хватает какой-либо маленькой детали. Так, чтобы наполнить баллоны закисью азота или кислородом, их надо отправлять в Индию — хоть и не самым коротким, но зато самым дешевым путем. Некоторые из отправленных баллонов вначале возвращались пустыми, так как резьба на баллонах неанглийского производства не подходит к индийским разливочным агрегатам. Чтобы помочь делу, мы сами изготавливали отсутствующие детали, но они часто терялись при транспортировке. Приобрести запасные части для некоторых приборов, хотя они стоят гроши, очень сложно. Для приборов, сделанных в ГДР, мы быстро, минуя бюрократические сложности, получали необходимые детали с помощью нашего министерства или через отпускников и командировочных. Вот так помимо работы с больными ежедневно приходилось решать множество дополнительных проблем.

Прежде чем закончить работу, примерно в 14 часов и отправиться домой, дежурный врач докладывает о вновь поступивших больных. На первых порах мы наталкивались на непонимание фельдшеров и медсестер нашего требования ставить дежурного врача в известность о каждом новом пациенте, а также о случаях резкого ухудшения состояния больных. Вначале они нас звали по любому, самому незначительному поводу, но спустя несколько недель обращались только в тех случаях, когда консультация врача была действительно необходима. Через некоторое время и пациенты, и медицинский персонал согласились, что это «тамам» — «хорошо», и мы были рады, что продвинулись еще на один шаг в деле обслуживания больных.

В такие дни все мы возвращаемся домой в приподнятом настроении. У садовой калитки меня встречает Торстен, младший сын. Обычно он приезжает домой на школьном автобусе в 12 часов. Мимоходом здороваюсь с Петером и Путци, нашими кошками, любимчиками детей, мою руки и сажусь за стол обедать.

После обеда — отдых в прохладной комнате, а затем в плавательном бассейне, где в тридцатиградусной воде, под прохладными сводами я набираюсь сил для следующего напряженного трудового дня в больнице.

Сабах

Сабах — имя медицинской сестры, с которой я работаю на женской и детской половине амбулатории. Каждое утро она встречает меня приветливым «Сабах аль-хейр, хаким!» («Доброе утро, доктор!»). Я отвечаю ей: «Сабах аль-хейр, Сабах!» Если я еще добавляю, что мне очень нравится утро, она хватается обеими руками за голову, опирясь локтями о стол, удивленно смотрит на меня своими карими глазами, обрамленными густыми темными ресницами, и говорит: «Доктор, тан!» («Доктор, и не стыдно вам!»)

Сабах восемнадцать лет, она уже два года замужем и счастлива. Ее муж работает санитаром в нашей больнице. Сабах очень ревностно следит за тем, чтобы ни один из больных мужчин не заходил на женскую половину, и очень сердится, когда мне приходится осматривать отца с ребенком на женской половине. Она говорит, что женщины нарочно посылают туда своих мужей, чтобы им не приходилось долго ждать в приемной.

У дверей кабинета всегда толпится много женщин с детьми, желающих попасть на прием к двум врачам и Фатме, нашему фельдшеру. Фатма получила хорошее образование и работала три года в Каире. Она великолепно говорит по-английски и для нас неоценимая помощница. Но у Фатмы есть причуды: она любит время от времени препираться с больными. Когда эти препирательства становятся слишком шумными и я прошу ее уйти в свою комнату, потому что это мешает вести прием, Фатма так злится, что просто заболевает и уже не в состоянии больше работать. Очень скоро мы смирились с этим свойством ее характера и старались обходиться с ней ласково, ибо без нее нам работать еще труднее. Присутствие Фатмы очень важно, так как в некоторых случаях она умеет справляться сама, и тогда у нас, врачей, остается больше времени для тяжелобольных. И все-таки бывают дни, когда каждому из нас приходится принимать до двухсот пациентов.

Женщины приходят в амбулаторию почти всегда со всеми своими детьми и всех показывают врачу, даже здоровых. Приходится тратить очень много времени, чтобы выяснить, какой же из детей действительно болен. Обычно все матери стараются показывать детей с видимыми, но безобидными болячками на теле, а тех, у кого бледно-синие губы, затрудненное дыхание и сильный, кашель, они прячут, и врач лишь случайно замечает их. У таких детей подчас обнаруживается тяжелая форма воспаления легких, а матери удивляются, почему врач обращает внимание именно на больных, а не на здоровых детей.

Сабах объясняет мне, что до сих пор было принято скрывать больных детей и сейчас еще случается, что матери не приводят их в амбулаторию, предпочитая показывать врачу здоровых и красивых детей, а больного ребенка оставляют дома и просят выписать для него рецепт. Но благодаря тому что медицинское обслуживание значительно улучшилось, а просветительная работа среди населения приняла широкий размах, во взглядах южнойеменцев в отношении больных детей произошли изменения.

Большинство женщин охотно идут к врачу не только потому, что нуждаются в медицинской помощи, но еще и для того, чтобы у кабинета встретить знакомых и поболтать с ними. Ведь всегда любопытно узнать, что у кого болит, и посочувствовать. В первые дни работы здесь в мой кабинет устремлялось одновременно 10–15 женщин вместе с детьми и, усевшись на корточках на полу, с интересом слушали, что говорят другие о своих болезнях. Постепенно это стало надоедать и мешать приему больных, тем более что некоторые женщины приходили сюда только затем, чтобы поделиться со мной новостями, услышанными от других. И мы запретили входить в кабинет сразу нескольким женщинам.

Изящная Сабах и ее помощница с трудом сдерживали натиск толпившихся в передней и ломившихся в кабинет женщин. Я все еще мысленно вижу перед собой ее полусмеющееся, полуплачущее лицо, когда женщины просто-напросто вытаскивали ее из кабинета и окружали плотным кольцом. Тогда Сабах ссылалась на меня: доктор сказал, что продолжит прием, если в приемной они будут вести себя благоразумно и освободят кабинет.

Всякий раз это был настоящий цирк, роль комедиантов в котором исполняли врач, медсестры и пациенты, и всем было весело, особенно Фатме и маленькой, толстенькой Тефле, хохотавшим всегда до упаду. Были среди ожидавших и женщины, которым просто хотелось попасть в наш прохладный кабинет. Какая-нибудь из них инсценировала в приемной обморок, и тогда Сабах и пришедшие на прием больные тотчас же вносили ее в кабинет. Но, оказавшись в нем, она забывала о своем обмороке. Поскольку двери кабинета на какое-то время оставались приоткрытыми, некоторые матери просовывали в щель своих маленьких детей. Ребенок сразу же начинал плакать, и Сабах была вынуждена поскорее впустить в кабинет его мать.

Меня всегда поражало большое число пациентов, обращавшихся к нам по поводу заболеваний желудка. Немного овладев арабским языком, я обнаруживал у них и другие болезни, о которых Сабах, переводя их жалобы на английский, умалчивала.

Я спросил ее, почему она так делает, и она, смеясь, ответила, что у большинства женщин обычно нет ничего серьезного, разве что легкий гастрит, и что прочие жалобы не стоят внимания. Мы объяснились, и с тех пор Сабах стала переводить точнее и даже сама спрашивала больных, нет ли у них еще каких-либо жалоб на здоровье. Число пациентов с гастритом резко сократилось.

Однажды после какого-то мусульманского праздника Сабах не явилась на работу, и я вынужден был вести прием один. Обычно на нее можно было положиться, она всегда была пунктуальной. Если ей необходимо было остаться дома, она предупреждала меня заранее, с тем чтобы я мог подменить ее другой медсестрой. На следующий день мне стала известна причина невыхода на работу ее, а также еще шестерых сестер. В честь праздника они нанесли визит одной «художнице» в Кратере, и та разрисовала им руки и ноги узорами и изречениями из Корана. С большой гордостью они показали свои руки. Я подивился сложности рисунков, сфотографировал их, но оказалось, однако, что мои медсестры теперь не могли иметь дело с водой. Дальше события развивались очень быстро: наш главный врач Ахмед Шаир приказал девушкам смыть узоры, те не послушались, и он повез их в министерство. Там приказ утвердили и их всех оштрафовали, вычтя из зарплаты по одному динару.[14] Сабах уплатила штраф, сказав «малиш», но рисунки не смыла.

Благодаря беседам с Сабах я понял, почему детям в Йемене все дозволено. На приеме я нередко поражался тому, как они ведут себя: кричат, дерутся, могут даже кусаться, но их никогда не наказывают, и это потому, что здесь принято считать, что если ребенок ведет себя плохо, то виноваты взрослые.

Детей до 11–12 лет воспитывают женщины, отдавая им всю свою любовь. Разумеется, чуткость и гуманность взрослых южнойеменцев по отношению к подрастающему поколению, вызывающая у нас чувство симпатии, объясняется полученным в младенческом возрасте воспитанием.

Только благодаря помощи таких медсестер, как Сабах, мы, врачи из ГДР, могли успешно справляться с работой. Они помогали нам не только в больнице, но и при решении многих проблем, и нередко нас связывала настоящая дружба. Поэтому я искренне огорчился, услышав от Сабах, что она собирается оставить эту работу и перейти на должность секретаря в министерство, потому что там спокойнее, а она ждет ребенка, и ей необходимо щадить свои нервы.

Это для меня было неприятным известием, ибо Сабах любила свою работу и делала ее весьма квалифицированно. Она довольно интеллигентна и очень любознательна, ие говоря уже о том, что не лишена обаяния, свойственного южнойеменкам, которое трудно передать словами и которым они славились уже тысячи лет назад. Думая об этом, я вспомнил один небольшой музей рядом с Аденским морским портом. В нем я видел женскую головку из алебастра, вероятно очень древнюю. Красивое лицо озаряла едва заметная улыбка, а когда солнечные лучи касались алебастра, казалось, что оно начинало оживать. Может быть, это изображение царицы Савской? Вряд ли. Но скульптура могла быть сделана в те далекие времена.

Не столь уж много знаем мы о временах царицы Савской, да и маленький музей с его несколькими древними экспонатами мало что может рассказать о них. Куда девались многочисленные сокровища, найденные при раскопках Мариба, Тимны и в других местах Южной Аравии? Во всяком случае, в НДРЙ их нет.

О прекрасной царице Савской у народов Южной Аравии сохранилось много легенд, которые передаются из поколения в поколение. С детства мы знаем о ней из Библии (Третья книга Царств). Когда-то, видимо между 965 и 923 гг. до н. э., царица Савская отправилась на Север к царю Соломону, говорит легенда. Царь Соломон не воевал и покровительствовал торговле. Царица Савская пустилась в путь к нему, чтобы договориться о безопасности конечного пункта дороги благовоний. Соломон в союзе с финикийцами направил из залива Акаба к побережью благовоний торговый флот — караванная торговля и прибыли государств, расположенных на пути следования караванов с благовониями, оказались в опасности. Но для стабильных морских связей время еще не наступило, и «торговые переговоры» царицы Савской благодаря этому обстоятельству увенчались успехом.

Она щедро одарила царя Соломона и предложила ему долю в прибылях от торговли благовониями. В Библии, в Третьей книге Царств, об этом сказано так: «Царица Савская, услышав о славе Соломона во имя господа, пришла испытать его загадками»; «И пришла она в Иерусалим с весьма большим богатствам: верблюды навьючены были благовониями и великим множеством золота и драгоценными камнями…»; «И подарила она царю сто двадцать талантов золота и великое множество благовоний и драгоценные камни; никогда еще не приходило такого множества благовоний, какое подарила царица Савская царю Соломону…»; «И царь Соломон дал царице Савской все, чего она желала и чего просила, сверх того, что подарил ей царь Соломон своими руками. И отправилась она обратно в свою землю, она и все слуги ее».

Но при дворе Соломона, прежде чем царица простилась с царем, случилось многое. У нее, разумеется, было немало врагов, пытавшихся оказать влияние на Соломона, чтобы тот по-иному решил вопрос о торговле благовониями; еще до того, как она переступила порог дворца Соломона, ее уже очернили в его глазах: говорили, будто бы она в дружбе с дьяволом и у нее козлиные ноги, обросшие шерстью;… Царь, не всегда умевший противостоять наговорам и желавший взглянуть на прекрасную царицу, приказал сделать в одном из залов хрустальный пол, а под ним бассейн с водой. Когда царица вошла в зал, она, как и предполагал Соломон ступила на стекло и приподняла платье, чтобы не замочить его. Но царь увидел вовсе не козлиные ноги, а человеческие, только очень волосатые. Возвратясь в свою страну, царица Савская родила сына от царя Соломона и нарекла его Менеликом. Он и стал основателем государства Эфиопия. Не исключено, что мать сама отослала его в подчиненную ей колонию и там в силу сложившихся обстоятельств он стал самостоятельным правителем.

Когда солнечные лучи покинули маленький музей, застыла в неподвижности алебастровая головка, улыбка исчезла, остался лишь устремленный в вечность взгляд.

Холера

Духота знойного дня угнетающе давит на врачей и медсестер: пациенты нервозны и нетерпеливы. Неожиданно из приемной доносится многоголосый шум. В кабинет вносят женщину. Она без сознания, пульс едва прощупывается и сильно учащен. От пришедшей с ней женщины я узнаю, что у нее на рассвете начались сильный понос и частая рвота. Больная живет в барачном поселке неподалеку от Мансуры. Нам удается сделать внутривенное вливание глюкозы. Постепенно ее состояние улучшается. Через полчаса она приходит в сознание и уже может говорить. Мы сделали ей повторное вливание, она улыбается мне, и по этой улыбке я узнаю eё. Это Фатма, которая часто бывала у нас, мать семерых детей. С тех пор как в возрасте пятнадцати лет Фатма вышла замуж, она рожала каждый год, трое из ее детей умерли. Несмотря на все, что ей пришлось перенести она не утратила жизнерадостности, и все ее существо излучало материнскую любовь. К полудню Фатму уж можно было перевезти в специальную клинику для больных холерой. Да, летом 1972 г. в Адене и его окрестностях свирепствовала холера.

В 1883 г. Роберт Кох открыл похожий на запятую вибрион, возбудитель классической холеры.[15] Но в южной части Аравийского полуострова встречается и другая форма холеры, вызываемая вибрионами, которые продолжительное время остаются непатогенными. В 1905 г. их обнаружил Готшлих в одной из египетских деревень, называвшейся Эль-Тор.[16]

В 1936 г. от эпидемии холеры, вызванной вибрионом Эль-Тор, умерло 75 процентов больных на острове Целебес (Сулавеси). С 1961 г. этот вид холеры гуляет по всему миру.

Холера по-прежнему остается страшной болезнью, в особенности для нищих и голодных. Свои жертвы он отыскивает в их среде, потому что защитная реакция организма у них значительно ослаблена. В результат сильных поносов и рвоты, которыми сопровождается холера, организм человека теряет много воды, тело, особенно в условиях тропиков, буквально высыхает за несколько часов. Местные жители в таких случаях говорят: «Жизнь вытекает из его тела». Заболевшие холе рой малолетние и грудные дети часто умирают в тот же день.

Широко распространен обычай при любом заболевании, в том числе и поносах, день, а то и два совсем не кормить больного и давать ему очень мало воды: При некоторых болезнях такой способ лечения, может быть и оправдан, но при холере он приводит к смертельному исходу. Грудных детей приносят к врачу, как правило, слишком поздно, и тогда лишь в редких случаях удается помочь им интенсивным введением в организм жидкости и лечением хлорамфениколом или внутримышечным вливанием метициллина.

Иногда трудно распознать холеру, ибо на прием ежедневно приходит много больных с жалобами на понос. Не всегда удается установить его причину; возможности для диагностических исследований в больницах весьма ограничены. Поэтому в тропиках по-прежнему считают, что, если появился понос, значит, у человека холера. Даже небольшая задержка в лечении может обернуться для пациента смертью. До 1967 г. многие из заболевших этой болезнью умирали.

В малонаселенных районах страны холера вряд ли находила для себя благоприятную почву, но зато ей было предостаточно пищи в трущобах Адена и некоторых других больших городов. В кварталах нищеты селились жители деревень, сохраняя свои старые деревенские привычки, а санитарные условия здесь были хуже, чем деревне. Не было ни уборных, ни других санитарных устройств, а главное — доброкачественной воды. Ее доставляли сюда на верблюдах в небольших канистрах, и стоила она очень дорого.[17] Даже тот, кому довелось жить какое-то время в этой стране, с трудом может представить себе, каково приходится человеку в такую жару, когда он не в состоянии утолить жажду. Только при демократическом правительстве был издан закон, по которому каждому гражданину НДРЙ предоставляется вода, и к тому же бесплатно. Быстрыми темпами идет строительство центрального водопровода для снабжения питьевой водой населения Адена. Комитеты народной обороны, имеющиеся в каждом районе города, мобилизуют население на это строительство. Снабжение жителей хорошей питьевой водой, энергичная просветительская работа, проводимая по всей стране, повсеместная вакцинация позволили молодой республике уже к 1973 г. ликвидировать холеру. Окунувшись в работу, я почти забыл о своей пациентке, которая когда-то болела холерой. И вот однажды она входит в мой кабинет со своей лучезарной улыбкой, держа за руку детей, и благодарит нас всех за то, что мы спасли ей жизнь, не оставили в беде.

День здравоохранения

Бюро доктора Басаи, руководителя отдела профилактической медицины в министерстве здравоохранения республики, работает как генеральный штаб, где планируются и осуществляются мирные бои за здоровье граждан. На картах Народной Демократической Республики Йемен и на карте мира отмечены районы, в которых зарегистрированы наиболее частые вспышки инфекционных заболеваний. Маленькие голубые флажки обозначают районы эпидемии оспы, черные — чумы, белые — холеры и желтые — желтой лихорадки. На карте страны отмечены районы, в которых большая часть населения подвержена заболеваниям малярией, бильгарциозом, тифом и другими инфекциями. Доктор Басаи и его сотрудники внимательно следят за ходом борьбы с болезнями, постоянно уточняют карты и принимают новые меры к ликвидации эпидемий.

Я в его кабинете — гость. Слушаю, как он инструктирует группу медицинских работников ВОЗ, прибывших сюда для борьбы с малярией. Эта группа отправится в Абъян. Во время беседы ему вручают радиограмму в которой сообщается, что на острове Сокотра успешно завершена вакцинация населения против оспы.

Доктор Басаи работает осмотрительно. Как руководитель, он пользуется авторитетом у своих сотрудников. Отдел профилактической медицины несет ответственность за профилактику инфекционных и других заболеваний и подчиняется непосредственно министру, так же как и отдел лечебной медицины, в ведении которого находятся все вопросы, касающиеся медицинского обслуживания гражданского населения.

Доктору Басаи 52 года, родом он из Хадрамаута. Его родители были торговцами в городе Сайвуне. Он учился в университетах Каира, Бейрута, Лондона и Гарварда, долгое время работал судебным медиком, а в Адене живет с 1963 г. Басаи говорит, что мог бы найти себе хорошую работу в любой части света, но он — южнойеменец и хочет служить своей родине. Вот и остался здесь, хотя после 1967 г. большая часть из немногих местных врачей постыдно, ради денег, покинула молодую республику. Теперь он повседневно ощущает признательность пациентов за то, что. не оставил их в трудной ситуации.

Когда он протягивает левую руку, чтобы взять из пачки сигарету (курение — единственный мой грех, заметил доктор, улыбаясь), видно, что она деформирована полиартритом. Болезнь не только причиняет ему большие страдания, но и доставляет много хлопот, хотя это никак не отражается на его работе. В том, как ему тяжело, я убедился во время поездки в Мадинат эш-Шааб, куда он пригласил поехать вместе с ним. В пути пришлось останавливать машину, чтобы доктор смог размяться и принять несколько таблеток.

В Мадинат эш-Шаабе меня поразили празднично украшенные дома, и весело настроенные люди. Я тогда еще не знал, что этот день-15 июля 1972 г. — вошел в историю НДРЙ.

Машина остановилась у современного здания, построенного из стекла и бетона, в котором размещался высший орган государственной власти страны — Верховный народный совет, созданный по решению Генерального командования Политической организации Национальный фронт (ПОНФ) в январе 1971 г. В ближайшее время путем свободных демократических выборов должны быть избраны члены Верховного совета, а также члены создающихся народных советов. Верховный народный совет издает законы, обсуждает все вопросы внешней и внутренней политики, а на период между сессиями (то есть на три года) избирает председателя и членов Президиума ВНС, премьер-министра и Совет министров.[18] В этом здании 30 ноября 1970 г. была принята конституция страны. [19] Она определила такое направление в развитии здравоохранения, которое гарантирует каждому гражданину бесплатное медицинское обслуживание.

Пока я пробираюсь к своему месту на трибуне для гостей, представители здравоохранения, съехавшиеся сюда из разных районов, с присущим южным арабам темпераментом снова и снова скандируют здравицу революции и ее вождям. Некоторые из участников праздника вооружились мегафонами — и лозунги слышны даже за воротами здания.

В президиуме министр здравоохранения и другие руководители заняли места под портретами членов правительства. Когда на трибуну поднялся министр, волнение в зале прекратилось и наступила напряженная тишина. Речь министра синхронно переводится на английский язык, и я изо всех сил стараюсь ее понять. Министр говорит, что настало время претворить в жизнь гарантируемое конституцией право всех граждан на бесплатное медицинское обслуживание. В ближайшее время будет прекращена частная врачебная практика и закрыты частные клиники. Все сферы здравоохранения будут национализированы. Учреждения здравоохранении должны обслуживать как бедных, так и состоятельных граждан. По всей стране диагностика заболеваний и их лечение производятся бесплатно. Пациент вносит плату за каждый рецепт в размере 1 шиллинга.[20] Улучшится медицинское обслуживание в городах, и в соответствии с высокой потребностью населения для оказания медицинской помощи будет введено дополнительное время. Врачи сверх своих приемных часов будут дополнительно принимать больных в тех же больницах и поликлиниках. Поэтому зарплата врачей и остального медицинского персонала увеличится. Впредь врач-терапевт будет получать ежемесячно 150 динаров, а специалист — до 200 динаров. Должен признаться, мне не верилось, что эти грандиозные планы смогут осуществиться. Однако народ, обуреваемый революционным энтузиазмом, способен совершить и не такое.

Поговорка «Раз ты беден, то должен умереть раньше» относилась преимущественно к большинству населения Юга Аравии. Немногие практиковавшие — в основном в больших городах — врачи брали высокий гонорар. За визит к врачу, а также диагностическое обследование и терапевтическое обслуживание приходилось платить до 10 динаров, что нередко составляло треть месячного заработка семьи. Социальное страхование на случай болезни предоставлялось лишь рабочим порта и нефтеперегонного завода, принадлежавшего «Бритиш петролеум компани» в Малом Адене. Нередко больные умирали буквально на пороге кабинета частного врача, потому что у них не было денег на лечение. Капиталистическая система превратила большинство врачей в дельцов.

В своей речи министр подробно останавливается на задачах здравоохранения. Необходимо максимально локализовать бильгарциоз[21] в пораженных им районах, а в провинциях Абъян и Лахдж по возможности ликвидировать его совсем. Малярия должна перестать быть бичом страны, в. равной степени это касается и туберкулеза и оспы. Следует увеличить заботу по охране материнства. Существенно возрастет число медицинских учреждений по обслуживанию матери и ребенка. Необходимо только, чтобы люди поняли: они работают на себя!

— Если в прошлом, — говорит министр, — нерадивое отношение к работе и прогулы часто были единственным средством защиты себя от эксплуатации, то теперь эта практика отжила свое, ибо она будет мешать всем. Нужно использовать каждый час, работать день и ночь, чтобы наверстать то, что до сего времени не было сделано для народа. Вывести страну из отсталости можно только собственными усилиями, упорным трудом. Ценную помощь в этом нам могут оказать также и другие государства.