Сабах - утренняя заря

Большой самолет, принадлежащий национальной авиакомпании НДРЙ «Аль-Йемда», совершает рейс из Адена в Эль-Мукаллу. Тень машины скользит по огромной пустынной стране плоскогорий, лишь изредка пересекаемых вади. Горы высотой около 1000 метров, отшлифованные песчаными бурями, круто падают в море. На них ни кустика, ни деревца. И только в пересохших вади около крошечных деревушек можно иногда различить зеленые пятна растительности.

Вдоль побережья от Адена между морем и горами тянется узкая песчаного цвета полоска земли. Справа в сверкающем одиночестве лежит море. В равномерном гуле моторов самолет летит над застывшей в вечном покое страной, над которой, как и тысячи лет назад, ветер вздымает пески.

Идем на снижение — под нами Эль-Мукалла. Великолепный город, раскинувшийся у лазурного моря! Дома, расположенные чуть дальше от берега, утопают в густой зелени пальм. Город тесно прильнул к горе Джебель аль-Кара, на склонах ее, как птичьи гнезда, прилепились жилища.

Уже много лет в Эль-Мукалле работают в тесном сотрудничестве с врачами НДРЙ советские специалисты разного профиля, которые преподают также в медицинском училище при больнице. Больница, носящая имя народного героя Южного Йемена Ба-Шарахиля, была построена в 1944 г. Тогда в ней находилось всего несколько коек. Женщинам лечиться не разрешалось. Десятки лет там работал один-единственный врач, доктор Ренад, и люди вспоминают о нем с глубокой признательностью и уважением. После 1967 г. госпиталь был значительно расширен, и теперь у него есть современная операционная, различные специализированные отделения, в том числе родильное.

Самолет садится в Рияне — аэропорту Эдь-Мукаллы, в 21 километре восточнее города, недалеко от моря. На взлетно-посадочной полосе горячий ветер метет песок. Местность здесь открытая, а вдали виднеются горы, поднимающиеся все выше и выше. Риян был базой английских ВВС. Теннисный корт напоминает о том времени, когда тут жили британские офицеры.

Под навесом небольшого ресторанчика, в тени, мы спешим утолить жажду. Оба моих спутника из Адена, Али и Ахмед, беседуют с нашими летчиками. Они иностранцы. Своих пилотов пока не хватает. До сих пор приходится приглашать на работу пилотов из Франции, Египта и других стран.

В «лендровере» мы отправляемся в Эль-Мукаллу, обогнав микроавтобус с чемоданами туристической группы из Франции. Дорога, хорошо вымощенная булыжником, проходит по холмистой местности, поросшей акацией, терновником и молочаем. Наш шофер ведет себя как безумный всадник — даже Али и Ахмед просят его сбавить скорость. По пути нам попадаются низкие белые строения из камня или глины с куполами. В таких постройках, представляющих собой как бы большие сосуды, хранится вода, доходящая до круглых окон, расположенных на уровне плеч человека, так что очень удобно черпать воду снаружи. Недалеко от Рияна находится оазис Харджият. Это море зеленых пальм, акаций, обширных зарослей молочая и всевозможных цветов. В оазисе наряду с другими культурами выращивают табак, который охотно покупают жители Эль-Мукаллы для своих кальянов. Недалеко от деревни есть пещера с источником. Жители сделали запруду, и образовалось небольшое озеро. Теперь они там купаются. Женщины и мужчины ходят туда купаться в разное время. Ни один мужчина не осмелится прийти к озеру, когда там женщины, которые тем не менее не доверяют мужчинам и потому выставляют караул.

Из Харджията старый подземный водопровод подает в Эль-Мукаллу хорошую питьевую воду, поэтому за последние десятилетия в городе не было случаев заболевания холерой.

Женщины в сельской местности одеты во все черное, хотя и не закрывают лицо покрывалом, но, заметив, что за ними наблюдают, сразу же отворачиваются. Здесь, как и повсюду в стране, они выполняют самую тяжелую работу, главная же их забота — уход за козами и овцами. Отправляясь на дойку, берут с собой кувшин, ставя его на голову, повязанную черным платком.

У въезда в Эль-Мукаллу по обе стороны дороги сохранились остатки древней городской стены с башнями. Они стоят на пористых скалах из песчаника; время и постоянно дующие ветры продолжают разрушать их. В стене раньше были ворота, перед ними каждый чужеземец, прежде чем войти в город, должен был заплатить дань. У ворот останавливались караваны верблюдов, принадлежавшие бедуинам, которые терпеливо ждали, когда их впустят в город. Сейчас по этой дороге в Эль-Мукаллу мчатся тяжелые грузовики и другие автомобили, и среди них наш «лендровер». Эль-Мукалла — главный город Пятой провинции, одной из самых больших в стране. В нее входят такие важные по своему значению города, как Сейвун, Тарим, Шибам в вади Хадрамаут. Во всей провинции проживает около 450 тысяч человек, из них только в одной Эль-Мукалле примерно 50 тысяч. Город был основан в 1625 г. по приказу султана Бадра из рода Катири. Упрочив свою власть на севере, султан пожелал утвердиться и на побережье, поселив в прибрежной зоне наместников из области Яфи. В 1707 г. они восстали против господства Катири. Роду Катири не удалось удержать власть над Эль-Мукаллой и прилежащими к ней территориями.

Шофер останавливает «лендровер» перед дворцом имени «14 октября», бывшей резиденцией султана, а ныне — правительства. Я несколько удивлен, когда он приглашает нас в рабочие помещения. Оказывается, он — один из сотрудников органов здравоохранения Пятой провинции.

Белый дворец с окнами из разноцветного стекла имеет угловые башни, соединенные между собой галереей, опоясывающей все здание. Прежде в правой части дворца помещался гарем. Деревянные балконы из темного дерева, украшенного искусной резьбой, пристроены к окнам так, что ни один нескромный взгляд не проникал через них и не касался «собственности» султана. Нельзя сказать, что дворец — шедевр архитектурного искусства, но для многих поколений он останется свидетелем образа жизни властителей этих территорий. Внутреннее убранство некоторых его комнат сохранено в прежнем виде. У южнойеменцев были дела поважнее, чем забота о брошенных их хозяевами дворцах, поэтому только теперь, спустя годы после победы революции, они смогли заняться отбором того, что могло бы пригодиться для будущего музея, который уже решено создать в этом здании. Солдаты понимают, что из имущества султана может оказаться полезным для музея. Зачем им, например, картина, на которой султан Куэйти с немецким кронпринцем, или фотография эмира Эль-Мукаллы, запечатленного в июле 1931 г. перед одной из гостиниц в Берлине? Дворец обставлен красивой мебелью. Изящные лампы красного майсенского фарфора излучают по вечерам мягкий свет. Должно быть, неплохо жилось здесь, у моря. Во время приливов наполнялись водой два плавательных бассейна, и можно было купаться, не подвергая себя риску попасть в зубы акулы. Впервые я вижу одежду, которую женщины надевают вскоре после родов, — простое серое платье, украшенное скромным орнаментом. В другом зале экспонируются древние камни с надписями и изображением на них деревьев, листьев, косуль и гроздьев винограда, а также предметы старины, найденные бедуинами или при раскопках теми немногими исследователями, которым удалось здесь побывать.

С крыши дворца город предстает во всей своей красе. На востоке гавань с многочисленными рыбачьими лодками и двухэтажным зданием мечети. Во время сильных штормов внутренние ее помещения заливает вода. Минарет мечети тонкий, изящный, не очень высокий. На западе простирается прекрасный многокилометровый песчаный пляж. Здесь расположён рыбацкий район города Жарег. Рыбаки подтягивают лодки прямо к порогам своих чистеньких, белых, с остроконечными крышами хижин.

Море богато рыбой, и ее часто ловят удочками. Многие мукалльцы проводят за этим занятием все свободное время, стоя по колено в воде. Нередки случаи, когда на них нападают акулы, уродуют им конечности, но, несмотря на это, рыбная ловля — их излюбленное занятие. Рыбу здесь вялят прямо на берегу. Для более эффективного использования рыбного богатства при содействии Советского Союза строится рыбоконсервный завод, а специальный институт занимается исследованием ресурсов моря.

По дороге на рыбный базар мы минуем площадку, на которой сложено около сотни мертвых собак. Зрелище, конечно, не из приятных, и запах тем более. Собаки здесь стали буквально бедствием — город решил избавиться от них. Пройдет немного времени — солнце и стервятники сделают свое дело, и здесь останется лишь небольшая груда костей. Полуодичавшие собаки — бич не только для мукалльцев, но и для аденцев. Были случаи, когда их стаи блокировали взлетно-посадочную полосу в аэропорту, и самолеты могли приземляться только после того, как собак уничтожали. Но сами арабы избегают прикасаться к ним, так как ислам не одобряет этого. На собак никто не обращает внимания, им никто не мешает жить, поэтому они настроены миролюбиво. За время моей работы в этой стране я один-единственный раз лечил больного от укуса собаки. Да и укусила она его потому, что он в темноте нечаянно наступил на нее. Когда собак становится слишком уж много, ими занимаются люди, ответственные за санитарное состояние в городе.

На базаре, раскинувшемся на берегу моря, неописуемая толчея. Предлагают самые диковинные виды рыбы. Чтобы она не утратила свежести, ее периодически тут же, неподалеку от базара, окунают в море. Осьминогов и лангустов мало: местное население почти не покупает их из-за дороговизны.

В Эль-Мукалле есть небольшой завод по переработке лангустов.[50] Женщины ловко заворачивают лангустов в фольгу, затем замораживают. Особенно красивые экземпляры отправляют сразу же, не разделывая, в морозильники, чтобы послать их заказчикам из США или из Англии. Доставка осуществляется по хорошо организованной системе — цепи холодильных установок.

Одеваются здесь женщины в широкие яркие одежды, в которых преобладают красный, зеленый, оранжевый и голубой цвета. Рукава отделаны каким-нибудь другим цветом. Голову повязывают белым платком с пестрой вышитой каймой. Лицо закрывают по самые глаза. В Эль-Мукалле не встретишь женщины без чадры. Мне очень хотелось сфотографировать женщину в чадре, но сделать это оказалось практически невозможно: очень уж фанатично настроены мужья. Не только из страха за свою жизнь (хотя кому она не дорога!), но и из уважения к здешним обычаям я всегда спрашивал разрешения, если хотел кого-либо сфотографировать.

Женщина из более состоятельных семей пользуется «привилегией»: она редко выходит на улицу, а если и выходит, то укутанная с головы до ног. Многие из них носят трехслойную чадру, закрывающую и глаза, — тогда они ничего не видят и их ведут. Нередко и ко мне на осмотр приводят таких женщин. Спадает чадра, и взору открывается красивое лицо с правильными чертами, с прекрасными темно-карими глазами и почти белой кожей. Некрасивых женщин я здесь не видел. Некоторые авторы, занимавшиеся историей Аравии, полагали, что арабские женщины не отличаются красотой и поэтому носят чадру. Я никогда не встречал более красивых женщин, чем в Южном Йемене, а тонкую, прозрачную чадру в определенное время дня и года носят там и современные молодые женщины, чтобы уберечь свою красоту от песчаных бурь и вечно палящего солнца, портящих кожу. Мужчины в этой стране находят, что женщина с белой кожей лица особенно красива.

Если на улице встречается женщина без чадры, то наверняка она приехала откуда-нибудь, например из Египта или из Палестины, и работает здесь учительницей. Это свидетельствует о терпимости южнойеменцев из Элъ-Мукаллы к обычаям других народов. Но их собственные жены обязательно должны ходить по улицам с закрытыми лицами. Однако женщина не была бы женщиной, не будь она хитрой! Чтобы скрыть лицо, многие из них пользуются платком, свободно спадающим на шею с правой стороны. Завидев приближающегося мужчину, она прикрывает им лицо. Любая женщина может определить момент, когда следует прикрыть лицо. Мой друг Ахмед говорит:

— Лицо видишь лишь мгновение, но остаются глаза, а по ним всегда можно определить, красива женщина или нет.

На главной улице Элъ-Мукаллы расположено несколько современных зданий, в которых разместились банк, почта и филиалы крупных фирм. Боковые улочки тесные и темные. В первых этажах домов расположились мастерские, где наряду с пользующимися большим спросом джамбиями делают чудесные украшения из золота — то тут, то там сверкнет вдруг в убогой улочке какая-нибудь драгоценность в заблудившемся солнечном луче. Недалеко от базара находятся оба кинотеатра Элъ-Мукаллы. Для нас, гостей, удалось достать контрамарки, и вечером мы отправляемся смотреть египетский фильм. Если я не ошибся при подсчете, в этом кинотеатре под открытым небом, где демонстрируются только арабские фильмы, 2500 мест. Во втором кинотеатре показывают лишь иностранные ленты, в том числе советские, на языке оригинала, с арабскими титрами. Этот кинотеатр «маленький» — 100 мест. Поскольку многие мукалльцы не умеют читать, его посещают реже.

Южнойеменцы — страстные любители кино: билеты быстро распродаются, а репертуар меняется каждые два дня. Прогрессивные силы страны используют эту страсть к кино, чтобы знакомить массы с передовыми идеями. Но преобладают пока еще вестерны и сентиментальные индийские и египетские картины о любви. С большим волнением 2500 зрителей, стар и млад (многие отцы пришли с детьми), внимают египетской любовной песне. Песня так нравится, что во время демонстрации не раз раздаются аплодисменты.

Фильм окончен, мы идем по тихим, пустынным улицам города. Перед некоторыми ресторанами сидят еще за столиками игроки. Гостиницы с наступлением темноты закрываются. Бар для иностранцев открыт дольше других, но йеменцы из-за высоких цен туда почти не ходят.

В Дис — часть города, где находится нише временное пристанище в Эль-Мукалле, — мы пришли, когда вовсю сияла полная луна; горы отбрасывали длинные тени, и четыре башни на гребне горы, как часовые, мрачно маячили на освещенном луной горизонте.

Правительственная гостиница — современное здание, где в номерах имеются кондиционеры и душ. Управляющий ее уже поджидает нас. Поданная нам еда очень вкусна. Всякий раз, когда мы заканчиваем блюдо, он спрашивает, понравилась ли нам эта рыба. О том, что это была рыба, мы узнавали лишь после его вопроса, настолько блюда из нее разнообразны. Приготовленная с картофелем, бананами, помидорами, красным стручковым перцем, она совсем теряла свой рыбный вкус. Иногда для одного блюда используют два-три вида рыбы. В море около Эль-Мукаллы, говорит управляющий, водится столько всякой рыбы, сколько мерцает звезд на небе.

На стол непременно подается прозрачная холодная вода в голубых стаканах и сладкие (мукалльские) бананы. Мухаммед Абдалла всегда присутствует при наших трапезах и радуется, если мы едим с аппетитом. У него красивые черты лица и темно-коричневая кожа. Если бы не светлые ладони, я принял бы его за уроженца Южной Аравии, ибо у большинства Жителей Эль-Мукаллы кожа именно темно-коричневая и такие, же ладони и ступни ног. Отец Мухаммеда Абдаллы был рабом и работал поваром у султана. Когда его предки были вывезены из Африки, он не знает. До 1967 г. рабство существовало в самых разнообразных формах во всей Южной Аравии. Султаны, да и, вероятно, большинство английских советников при правителях, воспринимали рабство как нечто само собой разумеющееся.

Работорговля продолжалась вплоть до недавнего времени. Из глухих деревень восточного побережья Африки рискованными путями на доу людей доставляли в тайные гавани южного побережья Аравии. Такой гаванью могла служить любая бухта. Бывало, что владельцы доу, если угрожала опасность со стороны судов береговой охраны государств, охотившихся за такими «невольничьими кораблями», просто-напросто сбрасывали «живой товар» за борт. Выброшенные за борт люди мгновенно становились жертвами акул. Однако у южного побережья Аравийского полуострова «невольничьим кораблям» ничто не угрожало.

Когда я спросил управляющего, как звали последнего султана, он сказал:

— Султан встанет по левую руку пророка, и его имя должно быть забыто. Народ больше не знает имени султана. Почему мы должны помнить о нем после того, как его прогнали? Зачем нам помнить его имя?

Сразу же после ужина мы услышали, как у гостиницы остановился «лендровер» и как кто-то попросил охранников впустить его к друзьям из ГДР. Это оказался редактор мукалльской газеты. Мы сердечно поздоровались, и вскоре контакт был установлен. Два года назад этот человек учился в ГДР — он говорит по-немецки.

— Дома в районе Дис, — сказал он, — принадлежат в основном гражданам, которые живут и работают за границей — в Индонезии, Индии, Малайзии, США и Канаде. На деньги, посылаемые оттуда, их жены или родственники строят им дома здесь, в Мукалле. Об этих домах они мечтают там, за границей. Вот, состарившись, возвратятся с чужбины, чтобы дожить остаток дней под солнцем родины, в кругу друзей.

За границей они выполняют самую разную работу — от подметальщиков улиц до директоров банков и акционерных обществ, принадлежащих южнойеменцам. Их особенно много в странах Азии и на побережье Восточной Африки. Примером тому может служить семья Кафов (аль-Каф) из Хадрамаута. Большинство из них не меняют подданства, остаются гражданами Южного Йемена и не забывают свою родину.

— Удивляют масштабы той помощи, которую оказывает каждый южнойеменец не только своей оставшейся на родине семье, — продолжает наш гость, — но и вообще стране. Революционное правительство сумело привлечь проживающих за границей южнойеменцев к участию в осуществлении общих целей в деле построения нового, счастливого Йемена. Например, в городах Калифорнии, в Детройте, Чикаго и Буффало, где живут рабочие из Южного Йемена, недавно состоялись митинги, на которых присутствовало более шестисот человек. В принятых резолюциях рабочие одобрили действия революционного правительства и пожелали больших успехов в деле строительства новой жизни.

Каждый такой рабочий ежемесячно вносит в специальный фонд развития экономики Демократического Йемена по пять долларов. Деньги переводятся в Фонд экономического развития НДРЙ. В Калифорнии был основан Комитет по туризму, поставивший задачу рекламировать туристические поездки по Южному Йемену. Подобные комитеты были созданы в Чикаго, Нью-Йорке и в других городах. Газеты сообщали, что министр иностранных дел НДРЙ посетил рабочих в этих городах, поблагодарив их от имени родины за их труд, а также побеседовав с ними о проблемах, касающихся развития страны.

Лишь очень немногие рабочие могут позволить себе провести свой отпуск на родине. Они собирают деньги вскладчину, чтобы купить билет на самолет нескольким из своих земляков.

Слушая рассказ редактора, я невольно вспомнил о десяти своих пациентах, которых мне довелось лечить два месяца назад в Адене. Они родом из Третьей провинции и приехали домой в отпуск. Правительство организовало для них поездку в глубинные районы страны. Во время путешествия их «лендровер» столкнулся с другой машиной, потому что шофер заснул за рулем. К счастью, все отделались легкими ранениями. Они работают в США уже более двадцати лет. Это представители рабочего класса, участвовавшие в классовых боях американского пролетариата, — уверенные в себе, образованные и политически грамотные люди.

Один из южнойеменцев, с которым я познакомился в горах Яфи, сказал мне:

— Я приезжаю на родину всякий раз, когда представляется такая возможность. В Америке у меня хорошая работа, но тоска по родине не проходит.

В Центре для слепых

«Граждане Мукаллы! Радиостанция Центра передает последние известия, затем — сообщение из Адена!» Это можно слышать несколько раз в день по репродуктору, установленному на крыше невысокого здания, в котором нашли приют слепые Эль-Мукаллы. Здание расположено на рыбном базаре, а построено было в 1938 г. по инициативе и на средства некоей англичанки.

Это старейший на юге полуострова Центр для слепых. Радиостанцию смонтировали сами слепые и очень гордятся ею. Она позволяет им общаться с миром зрячих. Те, кто приходит на рыбный базар, также с удовольствием слушают радио.

Исключительно на счет врожденной вежливости жителей Пятой провинции следует отнести сообщение радиостанции о том, что впервые с целью изучения дела медицинского обслуживания на местах в Эль-Мукаллу прибыла небольшая группа врачей из ГДР, работающая в Адене. Само собой разумеется, мы посещаем и Центр для слепых.

В прохладных помещениях Центра нас приветствует небольшой оркестр народных инструментов Южной Аравии. «Слепые руки» мастерски берут нужный тон, вызывая в моей памяти ассоциации с Центром слепых в Адене. «Аль-амаль» («Надежда») — написано большими белыми буквами по-арабски и по-английски на голубом деревянном указателе, установленном прямо на главной магистрали Хормаксар — Маалла. Почти каждый день я, как и многие иностранцы в Адене, проезжал мимо Центра на своей машине, отправляясь за покупками в Стимер-пойнт или в клуб у моря, но однажды, преодолев свою инертность, свернул на боковую улицу и остановился у Центра. Как живут там люди? На что надеются? Наверное, главным образом на человеческую гуманность, на исцеление или по крайней мере на облегчение страданий. И в не меньшей степени на то, что труд, которым они занимаются в Центре, даст им возможность стать полноценными членами общества. Лишь очень немногие из слепых жителей Южного Йемена могли быть приняты в аденский Центр для слепых, открытый в 1960 г. Средства на его строительство были получены главным образом от пожертвований людей, живущих в разных концах земли, а также от Международного общества слепых. Так возникло это гуманное учреждение. Слепые в аденском Центре сами ведут хозяйство, зрячие здесь только директор и несколько сотрудников. При Центре есть школа, где дети получают четырехклассное образование, и интернат. Лучшим ученикам предоставляется возможность продолжить образование в Каире. «У нас налажены контакты с каирским университетом», — сказал мне 50-летний слепой учитель Мухаммед Ахмед. Сам он тридцать лет назад был водителем тяжелых грузовиков на трассе между Аденом и нефтепромыслами Саудовской Аравии. Однажды случилась авария, и он лишился зрения. Профсоюз помог ему закончить среднюю школу в Каире и затем юридический факультет. Работу по специальности он найти не смог и стал учить слепых. Этот труд приносит ему удовлетворение, он целиком отдается ему. Его жена-египтянка и двое детей живут в Каире, он бывает у них только раз в году, потому что зарплата у него невелика.

В Центре имеется несколько мастерских, в которых после окончания четвертого класса дети получают профессиональное образование. С большим мастерством слепые изготовляют из лыка и древесины стулья, кресла, дорожные корзины, детские люльки. Их изделия скупают торговцы из Адена, а также распродаются в расположенном напротив портовой таможни магазине под вывеской «Помогите слепым». Выручка идет в пользу Центра. Находится он в ведении министерства труда, которое ассигнует деньги на выплату зарплаты и другие нужды.

Я вспомнил, как приехал в аденский Центр в тот момент, когда десять самых маленьких обитателей были в столовой. Они еще не ходили в школу, их взяли в приют, потому что они сироты. Остальные жители этого Центра любовно заботятся о них. Дети с аппетитом ели из небольших жестяных мисок рис (с небольшими кусочками мяса), приготовленный для них слепым поваром, который живет в этом приюте. Они на ощупь пользовались ложками. Меня потряс вид малышей с гноящимися или поврежденными злокачественной опухолью глазами. Медицина часто не в состоянии помочь таким детям: слишком сильны патологические изменения в глазах, слишком поздно доставили их в Центр.

В редких случаях зрение еще можно спасти, отправив детей на лечение за границу. Офтальмологов в стране пока недостаточно. В 1973 г. в Адене был всего один советский специалист-офтальмолог, которому ассистировал местный врач, и еще один офтальмолог-индус работал в Эль-Мукалле.

И тем не менее за годы, прошедшие со дня. провозглашения независимости, для слепых сделано несравненно больше, чем за все предыдущие десятилетия. Ведь причины потери зрения не могут быть устранены только хорошим медицинским обслуживанием. Одной из главных причин потери зрения в странах Африки, Азии и Америки, согласно данным ВОЗ, является недоедание, от которого страдает третья часть населения земного шара. Значительный дефицит белка в организме в совокупности с недостатком витамина А приводит к размягчению роговой оболочки и кератомаляции.[51] При прогрессировании заболевания роговица глаза высыхает, теряет блеск, мутнеет. Ограниченное вначале размягчение расширяется, вызывая дальнейшие осложнения, и приводит к полной потере зрения вследствие ксерофтальмии.[52] Дефицит в организме витаминов группы В вызывает повреждение зрительного нерва и, как следствие, ослабление зрения, а также воспаление роговой оболочки, которые в конечном счете могут стать причиной появления гнойников и рубцов. Патологический процесс не столь драматичен, как при кератомаляции, но вызывает очень сильную амблиопию (понижение зрения), что практически исключает возможность продолжения большинством таких больных их обычной деятельности.

Недоедание во всех случаях влечет за собой повышенную опасность инфицирования глаз. Роговая оболочка теряет сопротивляемость, и самая ничтожная инфекция может стать причиной сильного повреждения глаз. Достаточно микроскопической песчинки, которые постоянно носятся в аравийском воздухе, подгоняемые ветром пустыни, чтобы на поврежденной роговице появились трещинки, в которых мгновенно поселяются бактерии, переносимые нередко мухами. Не вылеченный в начальной стадии воспалительный процесс быстро прогрессирует и приводит к слепоте.

Лишь полноценное питание (хотя бы пол-литра молока ежедневно) и удовлетворительные санитарные условия жизни и окружающей среды могут пресечь губительный для глаза круговорот: дефицит белка — дефицит витаминов — повреждение роговой оболочки — инфекция.

Считается, что число слепых в мире составляет 24 миллиона. Но, как и в НДРЙ, во многих странах точных данных о численности слепых нет, поэтому можно предположить, что фактическая цифра значительно превышает названную. Насколько велик процент людей с нарушенным зрением, вызванным постоянным недоеданием, установить непросто. Известные врачи высказывают мнение, что ежегодно в мире 20 тысяч детей теряют зрение вследствие кератомаляции, обусловленной недостатком в организме витамина А. Сами больные не в состоянии обнаружить ранние стадии нарушений зрения, так как слепнут они часто еще в детском возрасте, а живут в условиях крайней нищеты. Результаты обследования, проведенного в Иордании, показали, что слепота поражает детей в три раза чаще, чем паралич или дифтерия.

Эти данные подтвердил в беседе со мной и господин Абдель-Хасан, посланный в Аден от министерства народного образования Ирака для оказания помощи слепым. Особенно много внимания и сил он уделяет организации медицинской помощи потерявшим зрение. В мае 1972 г. он был делегатом своей страны на Международном симпозиуме в Берлине, посвященном вопросам реабилитации слепых и предоставления им возможности получения высшего и среднего специального образования в условиях научно-технического прогресса. Кроме недоедания, сказали мне в Центре, имеются и другие причины, приводящие к потере зрения у жителей Южного Йемена.

Здесь много людей страдает также «египетской болезнью глаз» (или трахомой). Все еще очень широко распространена гонорея, и нередки случаи, когда дети заражаются ею при рождении. Большинство женщин рожают по-прежнему дома. Профилактических мер по Креде (закапывание в глаза новорожденному слабого раствора азотнокислого серебра) принимающие роды повитухи не знают.

Использование порошка сурьмы в косметических целях вызывает повреждение роговой оболочки глаз как у женщин, так и у детей. Неправильное использование методов народной медицины тоже наносит глазам большой вред. Немало людей слепнут оттого, что им втирают в глаза соки различных растений. В Четвертой провинции принято при болях в висках или в районе лба, а также глаз делать укалывания тонкими, острыми, нагретыми докрасна иглами. Во время такой операции часто бывают повреждены нервы или даже перфорировано глазное яблоко.

Ежедневно на прием в Центр приходили пациенты с гноящимися глазами. Среди них особенно много детей. Они терли своими маленькими грязными кулачками глаза, перенося тем самым инфекцию с больного участка на здоровый. Метод лечения заключался в введении высоких доз витамина А и других витаминов, а также в применении антибиотиков широкого спектра действия, таких, как хлорамфеникол[53] и тетрациклин в виде мазей, но этот метод очень дорог и дает лишь временный эффект. Если пациент приходит снова, лечение возобновляется. Врачи Центра терпеливо разъясняют больным, беременным женщинам и матерям, что им следует покупать молоко, а не дорогие и часто бесполезные лекарства. В отдельных случаях врачи сами стараются достать матерям порошковое молоко из фондов помощи ВОЗ.

Молоко, которое поступает в продажу в Адене, в основном порошковое. Порошок ввозится из-за границы, разводится и фасуется на местной фабрике.

В сельской местности население потребляет козье и верблюжье, а в горах — коровье молоко. Там, где молока достаточно, болезней, вызванных дефицитом в организме витаминов, практически не наблюдается.

Музыка и ритмичные аплодисменты выводят меня из задумчивости и возвращают в общество слепых музыкантов и их слушателей в Центре для слепых в Эль-Мукалле. Когда мы покидаем Центр, не преминув перед тем заглянуть в библиотеку, где есть и произведения немецких авторов, напечатанные специальным шрифтом для слепых, диктор сообщает добрую весть:

— В сотрудничестве с Болгарией и при ее поддержке в дельте реки Абъян осваиваются большие площади сельскохозяйственных угодий. В ближайшие годы будут произведены первые посевы и сняты первые урожаи. Будут созданы современные молочные фермы, которые обеспечат население достаточным количеством молока!

Бир Али

Бир Али, маленькая рыбацкая деревушка, расположена западнее Эль-Мукаллы у подножия Хусн аль-Гураб («Вороньего замка») — скалы вулканического происхождения. Небольшие лодки вытащены на песок, а дельфины, играющие в воде у входа в бухту, свидетельствуют о нетронутости здешней природы.

Неизвестный греческий капитан, оставивший в своем «Перипле Эритрейского моря» описание берегов Аравийского полуострова, так изображает местность Эвдемон: «Аравия (Аден) — это непрерывная прибрежная полоса и бухта, протянувшаяся на двести или более миль, населенная номадами и рыбоедами, которые живут в деревнях, а сразу же за мысом, выступающим из этой бухты, находится еще один торговый город на побережье — Кана в стране благовоний».

Здесь, на этом светлом берегу с естественной гаванью, с источниками питьевой воды, начиналась, стало быть, дорога благовоний. Как и тысячи лет назад, в сторону моря с гор дует горячий ветер, но и сейчас никто не знает, когда, подгоняемые восточными ветрами, сюда приплыли первые корабли с драгоценным грузом. Наше судно входит в бухту, а на берегу нас уже ждут бедуины и рыбаки. Доу, на которой мы прибыли из Мукаллы, не может подойти к самому берегу. Вещи на сушу перевозит небольшая лодчонка-однодеревка, которую местные жители называют «хури».

Я спрыгиваю в воду и вброд добираюсь до берега. После долгого и очень утомительного пути под раскаленным солнцем приятно идти по прохладной прозрачной воде.

Хусейн, сын одного из рыболовов, ведет нас к «Вороньему замку». По черным кремнистым камням взбираться наверх нелегко, а другого пути здесь нет. Во время подъема Хусейн говорит, что ходит в школу и знает о существовании двух немецких государств.

С вершины перед нами открывается чудесный вид. До последнего времени этот район был очень нездоровым. Много жизней уносила малярия. Плиний, римский естествоиспытатель и географ (23–79), был прав, заметив, что «местность эта… поражает чумой» даже тех, кто хотя бы проплывает вдоль ее берегов.

Благодаря созданию санитарных центров и усилиям медицинских работников распространение малярии здесь в настоящее время значительно ограничено. Я спрашиваю Хусейна, известно ли ему что-нибудь о славном прошлом его родины, о городе Кана. Нет, он ничего о нем не знает. Вопросительно смотрят на меня его глаза, и я рассказываю потомку, возможно, одного из тех солдат, что некогда служили в «Вороньем замке», о дороге благовоний и о многом другом.

В 1834 г., когда английский флот, прежде чем напасть на Аден, проводил в этой части побережья, в 400 километрах от Адена, геодезические работы с целью найти подходящую гавань, один из морских офицеров, по имени И.-Р. Уэлстед, поднялся на привлекшую его внимание черную скалу, к «Вороньему замку». Он обнаружил здесь остатки древнего укрепления с мощными дорогами, четыре цистерны и надписи, которые он переписал и отправил в Англию. Там удалось их расшифровать, и тогда было установлено, что они относятся к дохристианскому периоду. Офицера охватила лихорадка исследователя, когда он узнал, что в обнаруженных им надписях город, для защиты которого была возведена крепость, носит название Кана! Через год он приехал туда, глубоко убежденный в своем открытии знаменитой дороги благовоний, вернее, ее начала. Теперь он решил выяснить, как пролегала эта дорога от побережья в глубинные районы страны. В вади Майфаа Уэлстед обнаружил мощную стену, пересекавшую долину, а на стене — надписи. Он хотел продолжить изыскания, но населявшие эти места бедуины не позволили ему идти дальше. С того места, где он был вынужден повернуть назад, его путь в 1843 г. продолжил немец Адольф Вреде, который обнаружил стену у Либны. Длина сохранившейся части стены — 67 метров (прежде длина ее, возможно, составляла около 180 метров, высота — 7 метров). Стена защищала вади с расположенными на ней ценными плантациями пальм от вторжений враждебных племен с юга. Позднее она играла важную роль в защите дороги благовоний, ибо ценный груз из Каны мог попасть на север только через ворота в стене Либны.

В какое время была построена стена, Вреде установить не удалось. Его постигла та же участь, что и его предшественника, и по тем же причинам ему пришлось прекратить поиски. Переодевание в мусульманские одежды с целью продолжить исследовательскую работу под предлогом посещения святой гробницы пророка Худа, находившейся в вади Хадрамаут, повлекло за собой опасные последствия. Его разоблачили и только благодаря заступничеству одного из ученых арабов не казнили, а лишь выслали в Мукаллу.

Вреде выбрал очень неподходящее для своего предприятия время, поскольку тогда к гробу пророка направлялось много паломников из разных стран, и религиозные фанатики с недоверием присматривались к каждому чужеземному страннику. Вреде был первым иностранцем, которому удалось объехать часть Дауан и проложить путь другим исследователям.

День близился к концу. Внизу, в деревне, загорелись первые огоньки. Несколько ее жителей добрались до нас и принесли с собой горячий чай, который подкрепил наши силы. Они присоединились к нам, и я продолжил свой рассказ о дороге благовоний.

Лишь в 1939 г. советник султана Мукаллы, находившийся на службе британского правительства, Гарольд Инграмс вместе со своей женой обнаружил на горном плато Хадрамаута тропу через перевал, проходившую вдоль вади Ирма. Надпись на скале сообщала, что перевал был построен тем же верховным жрецом из Хадрамаута, что и стена под Либной.

Кроме этой тропы была другая, по которой благовония из тех стран, где их добывали, перевозились в Шабву. Эта дорога была самой старой, и ею на протяжении нескольких столетий пользовались чаще, чем другими. Хусейн покупает благовония в Адене, и тот факт, что когда-то неподалеку от его деревни их перегружали с кораблей на верблюдов и караваны проходили через Шабву, направляясь во многие страны, повергает его в изумление.

Где добывались благовония? Подернутые туманом долины Дофара, труднодоступные долины в ущельях Хадрамаута (в прибрежных районах восточнее Шихра) и остров Сокотра — все эти районы были родиной благовоний. В тех местах росло священное египетское дерево, которое, как рассказывает Геродот, охраняли крылатые змеи, каждую весну улетавшие в Египет и уносящие с собой его благовонную смолу. Каждую каплю священного сока, источаемого корой, стерегут лесные духи, и они же сопровождают караваны, идущие по дорогам благовоний.

Плиний писал, что не более чем трем тысячам семей предоставлялось право снимать смолу с деревьев по закону наследственности. Поэтому этих людей называли святыми, и им запрещалось в период подрезания деревьев или сбора смолы каким-либо образом осквернить себя, будь то общение с женщиной или прикосновение к мертвецу.

В «Перипле…» же мы читаем, что благовония собирали рабы короля, которых посылали на эту работу в наказание.

В древности потребность в ароматических смолах была исключительно велика. Нам трудно вообразить себе, какими несметными богатствами располагали страны — обладательницы благовоний и путей, по которым они перевозились.

Деревья, дающие ароматические смолы, относятся к семейству бурзеровых. В их числе, например, аравийское дерево босвеллия священная (Boswellia sacra) и некоторые другие виды.

Небольшими надрезами в коре дерева вызывают истечение сока. Это делают обычно в период между маем и октябрем. Три-пять дней смолистому соку, цветом похожему на молоко, дают подсохнуть, затем его собирают и досушивают на солнце, пока консистенция его не станет зернистой. В Дофаре имеются два вида благовоний, которые называются «красной весенней смолой» и «белой летней смолой».

Самые лучшие ароматические смолы собирают в местах, расположенных вдали от побережья на расстоянии «трех дней пути верблюда»; сорта похуже добывают с деревьев, растущих в прибрежных районах. Благовония тщательно учитывали и охраняли, а затем, погрузив их на плоты и в лодки, доставляли в Кану, откуда во время зимних муссонов груз мог благополучно достичь Запада.

Смолы, собираемые в глубинных районах, в долинах Хадрамаута, отправляли другим путем. Караваны верблюдов, груженные благовониями, шли по тропе, проложенной непосредственно по вади Хадрамаут до самой Шабвы. Есть основания полагать, что существовала еще одна караванная тропа, которая вела из Дофара в Шабву и проходила по вади Хадрамаут, но достаточных доказательств в пользу этого предположения пока нет.

Однако сколько бы ни было дорог благовоний, все они шли через Шабву.

Шабва

Глубоко, в самых недрах бывшей страны благовоний, лежит прежняя столица Шабва. Ее окружают пустыни и безводные, испещренные дикими ущельями горы. В далекие времена они служили ей защитой от нашествия врагов. Около восьмидесяти храмов нашли себе приют внутри ее стен. Войти в Шабву и покинуть ее можно было только через одни ворота. Торговля благовониями началась, по-видимому, во II тысячелетии до н. э.

Шабва приобрела значение важного торгового центра лишь в начале нашей эры, когда римляне взяли в свои руки морской путь в Индию и тем самым поставили под угрозу торговлю благовониями в прибрежных районах, которая велась через Аден. Поэтому ароматические смолы отныне приходилось доставлять в Кану, а оттуда — в Шабву. В Кану шли также благовония из Сомали и Эфиопии. Если начальники верблюжьих караванов отклонялись от установленного маршрута, им грозила смертная казнь.

Весь годовой сбор ароматических смол население было обязано приносить в храмы Шабвы, и никому не разрешалось вывозить за пределы страны ни одного кусочка смолы. Однако попыток нарушить этот запрет, вероятно, было немало. Например, индийские купцы стремились скупать смолы на местах их сбора. Если эти нарушения получали огласку, то смертью карались продававшие смолу.

Рассказывают, что, лишь после того как священник изымал десятую часть всего урожая ароматических смол «для бога», то есть в пользу государства, царь разрешал свободную продажу этого товара. Вот тогда торговцы могли покупать и продавать священный товар.

Из Шабвы караваны в три тысячи верблюдов, нередко растянувшись километров на тридцать, отправлялись раз или два в году, вскоре после окончания дождей. Их путь лежал через семьдесят населенных пунктов, в том числе через Мариб, Неджд, Мекку, Джидду, Медину, Петру и другие, в Газу к Средиземному морю. Такой переход продолжался в среднем не менее семидесяти дней.

В лавках средиземноморских портовых городов, таких, как АлексаНДРЙя, работников в конце дня раздевали и обыскивали, чтобы они не унесли домой ни кусочка смолы. С целью сохранить в тайне дорогу к хранилищам перед воротами торговых контор работникам завязывали глаза тряпкой или надевали на голову густую сетку, поэтому лишь немногим был известен путь к сокровищам. Со временем торговля благовониями пришла в упадок, блеск южноаравийских городов померк. И лишь редкие караваны продолжали ходить по старым дорогам, проложенным задолго до открытия благовоний, перевозя необходимую для жизни соль. В непосредственной близости от Шабвы находятся соляные копи, такие же копи есть под Марибом. Можно полагать, что соль отсюда развозили во все районы Южной Аравии.

«Медленно и неумолимо ложился вечно движущийся песок на древние храмы и дворцы Аравии», — сообщает летописец. Однако славное прошлое не исчезло из памяти людей, оно продолжает жить в легендах и сказаниях. Мраморные плиты храмов теперь служат фундаментами глиняных хижин, а некогда плодородные, орошаемые поля превратились в пустыню. В Европе прослышали о том, что в далекие времена был город Шабва, и в конце 30-х годов нашего столетия начался настоящий ажиотаж вокруг исчезнувшего города в стремлении открыть тайны Шабвы.

«Тайна Шобуа — среди бедуинов Южной Аравии, в глубине царства сабеев» — эта книга вышла в Берлине в 1935 г. и принесла ее автору Гансу Хельфритцу успех, хотя до сих пор неясно, действительно ли он побывал в Шабве.

В то же время англичанка Фрейя Старк отправилась к «южным воротам Аравии». Найти Шабву было ее самым сокровенным желанием. «Шабва от меня, — писала она, — не далее трех дней пути, и нет таких препятствий, которые помешали бы мне приблизиться к ней, однако удар судьбы (лихорадка уложила ее на больничную койку в вади Хадрамаут, откуда на самолете ее отправили в Аден. — Д. Ш.) сделал Шабву для меня недосягаемой… Лишь в мечтах бродила я по её безлюдной царственной улице».

Открытие Шабвы состоялось в 1936 г., и честь его, как полагают, принадлежит Джону Филби, человеку, который сказал про себя, что он «величайший из наследников Аравии» — слова, которые Филби велел высечь на своем надгробном камне. Сорок лет жизни он провел в Аравии, был агентом британской короны, представителем автомобильной компании Форда и нефтяной компании, а также личным советником и биографом Ибн Сауда. Филби объяснил королю, финансовое положение которого оставляло желать лучшего (в то время он еще не имел прибылей от нефти, американцы только начинали тогда поисковые работы), что поток паломников резко сократился из-за требования Международной ассоциации здравоохранения установить карантин для всех паломников, направлявшихся в Мекку и Медину, и что это распоряжение можно обойти, если паломники будут въезжать в страну через южное побережье. Филби было поручено как можно скорее отыскать этот путь. Давно забыты первопричины его путешествия в Аравию, однако помнят, что он неожиданно для себя открыл Шабву. Он считал, однако, что Шабва самая жалкая из всех дочерей Сабы и что там никогда не было восьмидесяти храмов. Но раскопки, которые когда-нибудь непременно начнет молодая республика, покажут, кто был прав — Филби или арабский исследователь Ахмед Фахри, который был убежден, что никакая другая страна на Востоке не сможет внести большего вклада в раскрытие истории древнего мира, чем Йемен, когда начнутся раскопки развалин на его холмах.[54] Внизу у моря полыхает на ветру огонь большого костра: в честь гостей жарят барана — значит, самое время идти туда. У костра Хусейн с гордостью рассказывает друзьям обо всем, что слышал от меня.

Я собирался ехать дальше на север. Никто из присутствующих не решился прямо отсоветовать это, но они надеялись, что мне все равно придется возвращаться мимо «Вороньего замка».

Когда доу отчаливает, чтобы вернуться в Мукаллу, на берегу я вижу портовых рабочих. Может быть, это потомки тех, кто некогда грузил благовония. Их коричневые фигуры резко выделяются на фоне белого песка и долго еще маячат вдалеке.

Сегодня до Шабвы можно быстро добраться из Адена по асфальтированному шоссе. Сейчас город ничем не примечателен. Но когда начнутся раскопки, когда очистят песок с развалин храмов, вот тогда я, пожалуй, хотел бы здесь побывать.

В лепрозории под Эль-Мукаллой

Кожа блестела, словно смазанная маслом, лицо казалось опухшим, на ушных раковинах и над бровями, на которых почти не осталось волос, — плотные утолщения. Обычно темно-коричневая кожа стала грязно-серой. Пациент лет тридцати шести, который пришел ко мне на прием в Адене, уже длительное время страдает сильным насморком и носовыми кровотечениями. Он обращался с этим к многим врачевателям, но ни одно из рекомендованных ими лекарств до сих пор не помогло. Родом этот больной с Севера, работал у одного рыбака помощником и получал от него небольшую плату. При осмотре больного я установил, что изменения на лице носят в основном узелковый характер, а на теле выявляются плоские диффузные изменения кожи. Инфильтраты уплотнили кожу, и в этих местах она была гладкой и блестящей. Я несколько раз уколол иглой кожу на таких участках — пациент никак не реагировал. Если бы он почувствовал боль, это значило бы, что он не болен. Но он не почувствовал ее!

Я вспомнил об этом аденском приеме в местечке неподалеку от Мукаллы, когда наш «лендровер» остановился около человека с «львиным лицом». Он сказал, что посторонним въезд в деревню воспрещен. Но мы показали ему разрешение, после чего он приветливо поздоровался с нами и проводил к местному начальнику.

Мы идем мимо хижин, сложенных из ветвей, камней и глины. Их почти не видно среди зелени пальм, бананов, кустов. Растительность здесь великолепная благодаря хорошему уходу и достаточному количеству воды в близлежащем источнике. Эта деревня — единственная в НДРЙ, где живут только больные проказой.

Большинство врачей Южного Йемена считают, что проказа легко передается от человека к человеку. Здесь, в лепрозории, живут люди, у которых наблюдаются все стадии этого заболевания. Спустя немного времени после начала опухания лица на слизистой оболочке носа образуются нарывы, постепенно разрушающие хрящ и переходящие на скелет лица; в дальнейшем поражаются другие органы. Если лепрозные изменения локализуются на веках, то разрушаются их ткани и мускулатура, они перестают закрываться и не защищенный от солнца глаз высыхает. Болезненный процесс распространяется на весь организм. Вскоре появляются признаки нарушения чувствительности, так как поражаются нервы, в итоге наступает полная ее потеря.

В тени под пальмой лежит больной бедуин с намокшими повязками на ногах. Босиком по каменистым пустыням и плоскогорьям водил он своих верблюдов и об острые камни поранил кожу на ноге, в рану попала инфекция, рана нагноилась. Сначала он не обратил на это внимания, так как не почувствовал боли, ибо лепрозный процесс зашел достаточно далеко. Бедуин перевязал ногу тряпками, смоченными соком какого-то растения, — воспалительный процесс активизировался. Были поражены мышцы ног — человек уже не мог передвигаться. Родственники привезли его в Эль-Мукаллу к врачу. И вот теперь он лежит здесь, в тени пальмы, и ждет своего конца.

Эти ужасающие картины — в наши время! Люди, ослепшие оттого, что их веки не способны больше защитить глаза, люди, потерявшие чувствительность, с язвами, распространяющими смрадный, тошнотворный запах.

Раньше больные проказой подвергались гонениям. В последние десятилетия отношение к ним изменилось. Безусловно, больных с определенными активными формами этого заболевания необходимо изолировать. Но современная медицина способна лечить острые формы болезни, диагностированные на ранней стадии, и остановить не слишком активный процесс. Лепра и поныне продолжает оставаться болезнью бедняков, ибо факторами, благоприятствующими ее возникновению, являются недостаточное питание и неудовлетворительные санитарные условия. Она широко распространена в Африке, Азии, Вест-Индии, в странах Латинской Америки и в европейском «приюте для бедных» — Сицилии.

Лепра (Lepra arabum, Lepra judaeorum), или болезнь Хансена,[55] вызывается микобактериями. Пути их распространения и проникновения в человеческий организм еще не совсем ясны. Например, нам до сих пор неизвестно, чем провоцируются так называемые лепрозные реакции, с. которых начинается переход болезни из скрытой стадии в острую, сопровождающуюся высокой температурой, ознобом и очень плохим самочувствием. Воспрепятствовать этому переходу — неотложная задача лепрологии.

Существуют четыре различные формы лепры. Наиболее частой является лепроматозная форма. Туберкулоидный, недифференцированный и пограничный типы встречаются реже. Они отличаются друг от друга характером течения болезни и неодинаковой реакцией на терапию. Из применявшихся препаратов лучше остальных зарекомендовал себя пока дапсон, главным ингредиентом которого является диафенилсульфон. Врачам из Эль-Мукаллы, приезжающим несколько раз в неделю в лепрозорий, правительство НДРЙ предоставило значительные средства для лечения этих больных. По рекомендации врачей правительство оказывает финансовую поддержку родственникам больных, чтобы воспрепятствовать приходу в деревню жен с детьми, требующих возвращения своих больных мужей домой, потому что в семье иссякли средства к существованию.

Правительство помогает таким семьям, хотя страна испытывает серьезные финансовые трудности. За последние годы в Южном Йемене число больных проказой значительно сократилось. (Уже, например, закрыт лепрозорий в Адене.) И в этом сказывается влияние национально-демократической революции, значительно улучшившей условия жизни южнойеменцев.

Когда я уезжал из деревни-лепрозория, одна пожилая женщина, стоявшая в дверях своего дома, закричала мне вдогонку, что, чем махать руками на прощание, лучше бы я постарался помочь ей — ведь я врач. Ее озлобленность была мне понятна: что мы за врачи, если не способны облегчить ее страдания!

Город хны

В лавочке темно, хоть глаз выколи. Торговец достает из мешка горсточку серо-зеленого порошка и тщательно взвешивает его на ручных весах. Затем, завернув в холщовую тряпицу, протягивает Али. Вокруг нас собралась ватага ребятишек, они внимательно наблюдают, как мой друг покупает порошок, и отпускают всевозможные шутки.

— У тебя же волосы совсем черные…

— Ты же молодой, видно, что мужчина в расцвете лет, — поддразнивают они его.

— Бараны, — кричит он им, — не для себя беру порошок, для жены!

Теперь в атаку идет торговец:

— Почему мало берешь? Разве у тебя дома только одна жена? Почему ничего не возьмешь для матери или тещи?

Али выходит из себя, быстро расплачивается и спешит скорей из лавки. Меня удивляет, что цена за порошок здесь, в маленьком городишке Гайль-Ба-Вазир, очень высока.

Али поясняет:

— В этом городе самая лучшая во всей республике хна. Торговцы знают это и подняли цены. Если бы я не привез жене хны отсюда, она очень рассердилась бы.

В этой местности растет особенно хороший сорт кустарниковой хны (Lawsonia inermis). Хна широко распространена на Востоке и употребляется для самых разнообразных целей. К растертым в мелкий порошок листьям добавляют известковое молочко, и в результате получается краска оранжево-красного цвета. Корни хны используют для приготовления не только краски, но и лекарств. Молодые женщины окрашивают хной лицо, ладони и ступни. Женщины постарше красят еще и волосы, когда начинают седеть. Мужчины к старости также красят волосы, но делают это из желания показать, что они еще полны сил.

Город самой лучшей хны — Гайль-Ба-Вазир — расположен в цветущем оазисе к северо-востоку от Эль-Мукаллы. Из Эль-Мукаллы можно доехать до него на машине часа за два. Он очень красив. Кругом источники, вдоль шоссейной дороги растут великолепные кокосовые пальмы. Загородный дом с бассейном, некогда принадлежавший султану, сейчас отдан народу. При въезде в город возвышается стальная конструкция на которой установлены огромные алюминиевые цистерны. Высоко, на самом верху, развевается красный флаг. Это насосная станция над артезианским колодцем, качающая воду в цистерны. Оттуда под давлением вода идет по трубам на поля и в город. Станция построена с помощью Советского Союза. Помимо нового водопровода в городе работает старый, представляющий собой канаву глубиной 3 метра, где скапливается вода.

Недалеко от насосной станции есть небольшое проточное озеро с прозрачной холодной водой. Здесь мы можем искупаться. Вылезать из озера не хочется, потому что у самой воды на берегу камни так раскалились на солнце, что босиком невозможно ступить. Эта местность богата горячими серными источниками, сюда любят приходить горожане и жители окрестных деревень.

На шее пожилой женщины, у которой мы спросили дорогу, была цепочка с большими старинными монетами — австрийскими талерами Марии-Терезии, которые в недавнем прошлом имели хождение на Юге. Двенадцать талеров соответствовали одному английскому фунту. Бедуинки носили их как украшение, мужчины отделывали ими рукоятки кинжалов и ножны, а бывшие мелкие правители переплавляли их и чеканили потом из них собственные монеты. Талеры всегда пользовались спросом. Национальный банк Индии отправлял серебро через Лондон в Вену, и там чеканили талеры, но непременно с указанием 1780 г., ибо только эти монеты признавали бедуины и другие жители Южной Аравии. Молодые женщины стараются для своих ожерелий приобрести старинные талеры, но на худой конец они делают их и из современных монет.

Было уже поздно, когда мы приехали в Шукру, маленький городок на побережье. Остановились на постоялом дворе и переночевали под открытым небом на обычных для этих краев деревянных топчанах с сетками из пальмового волокна.