Сад Поммера

XIV

Сход выборных заседает в полном составе. Не часто бывает, чтобы все были в сборе — члены совета и два помощника волостного старшины. Но сегодня необычный сход, и все эти хуторяне в серых домотканых сюртуках тратят день на то, чтобы узнать, что получится из дела, раз уж его не миновать.

А что произойдет что-то, ясно всем. На нескольких последних сходах только и судили-рядили о том, что делать с квитанциями и счетами, против которых сход выборных бессилен, потому как денежные дела в ведении волостного старшины. Возможно, все обернулось бы немного иначе, если бы не замерло строительство школы.

А какая веселая была толока, как распрекрасно и дружно их маленькая бедная волость возила кирпич! И вот теперь все замерло! Строительный мастер, которого нанял волостной старшина, бросил работу на половине и ушел.

Материал и деньги!

На сей раз писарь Хырак перебирает квитанции волостного старшины. Одни счета и напоминания. Белая рука писаря повисает в воздухе, держа между пальцами бумаги. Он будто играет в карты и размахивает тузами и королями, которые решат исход игры.

Долг кредитной кассе.

Счет от кирпичной фабрики.

Квитанция от помещика — деньги за древесину.

Адвокат волости фон Фикк сообщает из Риги, что волость все равно проиграет долго длящийся процесс против помещика, и просит разрешения взять из окружного суда иск.

Строительный мастер требует за проделанную работу сто рублей.

Краавмейстер сидит на обычном своем месте, лицо его опухло от пьянства, глаза красные, взгляд блуждающий, вялый. Медленно, тягуче дает он объяснения. Эту сумму надо взять отсюда, эту оттуда — из кассы богадельни, из паспортной кассы.

Из этих касс не возьмешь и десятой доли, — уверен писарь.

Н-да, ведь и год еще не кончился, многие не заплатили налогов.

Оно верно, но это не решает дела.

Краавмейстер думает. Письмо из Риги сегодня ему не поможет. Если пришло бы… Есть дела, которые при всем желании не свалишь на школьного наставника Поммера.

Внезапно он впадает в гнев. Что им надо, этим серым крысам! Кто помогал тратить эти деньги, кто пропивал их? Все они, не считая трезвенника Кообакене, участвовали. Неужели они не знали, откуда бралась водка и пиво, были слепы и глухи? Превозносили его, «чествовали!» Поколе не съеден сыра круг, дотоле и друг! А теперь хватают за глотку.

— Я должен еще посмотреть дома, каковы дела с этими счетами, — устало говорит он. — Сейчас у меня нет полной картины. Дело в том, что многие налоги, которые люди платили, не внесены в кассовую книгу… Кое-что, пожалуй, забыл, дел было столько, что всего до копейки не удержишь в голове.

По лицам людей видно, что они не верят таким разговорам. Недоверие заражает всех, как эпидемия.

Сход выборных не хочет больше ничему верить. Строительство школы замерло, и ящики с известкой мокнут под дождем.

— Я заказал на фабрике еще материалу, кирпич, значит, как сход выборных поручил мне, — говорит Юхан Кууритс, который сегодня необычно оживлен. — Но дать не захотели, сказали: заплатите за прежнее, тогда дадим еще. Кому охота свое имущество на ветер швырять, все знают, что наша волость была в денежных затруднениях и что два волостных старшины отстранены от должности за злоупотребления.

— Туда же загремит и третий, как пить дать, — восклицает Кообакене. — Говорите, что хотите, это вам по должности положено, но я скажу, что волостной старшина допустил обман, вот и все!

Слышны голоса:

— Долго, что ли, веревочка будет виться!

— Долго еще эта комедь с деньгами продлится?

— Тихо, мужики, тихо! — успокаивает волостных мужей Якоб Патсманн. — Выслушаем все, что может сказать старшина, и примем решение.

— Ежели ему есть, что сказать, пусть говорит, чего он губами шлепает, — произносит Юхан Кууритс. — Что он нас дурачит и время тянет!

В зале волостного правления становится тихо. Выборные настойчиво смотрят на Краавмейстера. Что он хочет еще сообщить?

Наконец Кообакене обрывает ожидание, говорит:

— Я считаю, что сход выборных должен поручить писарю послать в Тарту, крестьянскому комиссару, письмо и изложить в нем помехи нашего волостного правления. Пусть комиссар покумекает и посоветует, что делать… За что он там жалованье получает…

Но вот волостной старшина все же раскрывает рот.

— Я еще раз проверю дома все бумаги — до этого не пишите комиссару, — убито говорит он.

— Сколько ты будешь проверять их! Два раза сход выборных собирался из-за твоей цифири, два дня из-за тебя пошли прахом. А ты все ищешь да проверяешь! Ежели б у тебя было что проверять, давно бы нашлось, — сурово говорит Юхан Кууритс.

— Теперь вопрос: как будет со школой?

Вопрос Кообакене как нельзя кстати — в самом деле, что будет со школой?

— Что, дом под школу нанят?

Краавмейстер трясет головой.

— А чему там еще быть, — говорит Кууритс. — Волость должна попытаться заплатить хотя бы за кирпич, тогда можно заказать еще. С мастером тоже надобно помириться…

— Деньги помирят всех, но мастер уже начал строить дом в волости Лёэви, — сообщает Якоб Патсманн. — Залога мы от него не потребовали, ничем его теперь уже не заманишь…

Опять препятствие.

Все долго молчат. Затем тишину обрывает Кообакене:

— Хотите, я предложу вам мастера!

Озабоченные лица оживляются. Так уж и предложишь! Где Пеэпу взять хороших каменщиков?

— Яан Поммер.

Ну, уж это несуразица! С чего Поммеру знать ремесло каменщика, какой бы он ни был умный и славный.

Но скотник объясняет:

— Он в молодости на строительстве православной церкви в Лаатре был на подручной работе…

Быть-то был, но с тех пор прошел не один десяток лет. Кто знает, хорошо ли помнит он, как класть стены? Уж не хотят ли опять навязать волости сомнительное дельце?

Волостные выборные посапывают недоверчиво, как быки, но Кообакене говорит, что он попытается устроить все так, что пошлет в помощь Поммеру своего старшего внука, и за месяц-полтора, что остались до школьных занятий, можно сделать много, если только есть желание. Желание — это главное, но у учителя его хватает, Пеэп знает твердо.

— Откуда ты все знаешь? — спрашивает Юхан Кууритс.

— Это же всякому видно! — отвечает Пеэп.

На сей раз подписывает протокол вместо волостного старшины его помощник Якоб Патсманн.

Краавмейстер низвержен, он ушел вслед за двумя предыдущими волостными старшинами, с которыми волость судится немало лет, чтобы вернуть свои деньги.