Оксана ошиблась. Вадим Гранцов не работал киллером. Грузчиком работал, дворником работал, банщиком работал, а вот киллером — не довелось. Основной его профессией была и оставалась профессия военного разведчика. Просьба не путать со шпионом. Он не похищал документы из сейфа Пентагона и не вербовал премьер-министров. Его делом было наблюдение, дозор, поиск и т. д. И все это — в районе боевых действий.
В молодости, в так называемые мирные годы он накапливал боевой опыт, помогая зарубежным товарищам срывать коварные планы мирового империализма и внутренней контрреволюции. Потом этот опыт пригодился ему и на родине. Правда, новые времена внесли перемены в боевое применение разведывательных подразделений. В Чечне разведчики и в атаку ходили, и окопы рыли, становились то саперами, то карателями. Бывало, что вместе с морской пехотой Гранцов штурмовал высокогорные базы, а потом садился за рычаги танка, чтобы пробиться к осажденному блокпосту, где отбивались такие же разведчики, как и он, только в милицейской форме. Все перемешалось на той войне, все перепуталось. Где свои, где чужие? Кого бить, кого не трогать, и почему не трогать-то? Слишком много вопросов, и никаких ответов. А разведчик не может работать без точно поставленной задачи. Когда майор Гранцов понял, что никому не нужен со своим опытом, он ушел из армии.
На гражданке Вадим старался не терять квалификацию, потому что боялся спиться среди своих новых товарищей, грузчиков да дворников. Он обнаружил в себе охотничий талант, и научился ориентироваться в лесу не хуже, чем в пустыне. Он выписывал «Красную звезду» и «Зарубежное военное обозрение». Он слушал Би-би-си на английском, два-три раза в неделю занимался жесткой физподготовкой и не упускал случая потренироваться в прицельных метаниях чем ни попадя — от гальки до штык-ножа.
Правда, ему не давал покоя один простой вопрос. Зачем? Зачем все это — физподготовка, метания, английский? Зачем ему это состояние консервации, этот самовольный переход в боевой резерв, где он не нужен никому?
Судьба подарила ему шанс. Безобидная туристическая поездка превратилась в настоящую, хоть и маленькую, боевую операцию. Гранцову поручили добыть важные данные, от которых зависит очень много. Надо найти спрятанную в джунглях площадку. Надо связаться с человеком в Сан-Деменцио. Надо выяснить, куда пропали наши ребята.
И вот прошло уже столько времени, а он ничего не сделал для решения этих задач.
Небольшим утешением могло быть разве только то, что с первой минуты пребывания в оперативном районе он начал по привычке собирать специфическую информацию. Например, он отметил, что автоматы у похитителей были албанские и китайские, что вместе с полицией по улицам патрулировали солдаты в оливковой форме на гусеничных броневиках М-113, и что на крышах кое-где виднелись силуэты солдат в касках.
Кирсанов вылетел из тоннеля и остановился, пропуская колонну армейских грузовиков.
— А вот теперь я не знаю, — сказал он. — Налево? Направо?
— Не представляю, — Оксана беспомощно оглядывалась. — Кажется, направо.
— Вижу розовый фургон, — сказал Кирсанов. — На таком нас утром Василь подвез. Точно. «Рено». Розовый, значит, глобовский, да, Оксана? Буду за ним держаться. Рано или поздно фургон вернется в отель.
— Рано или поздно у нас кончится бензин, — сказал Гранцов. — И еще. Не забывай, что нашу машину могут искать.
— Может, пересядем на другую? — предложил Кирсанов, сворачивая за розовым «рено». — В смысле просто возьмем такси? Вон их сколько свободных.
— Такси на улице брать нельзя, — сказала Оксана. — Особенно иностранцам.
— Это мы уже проходили, — сказал Гранцов. — Смотри, он тормозит. Стой, не гони. Что-то здесь не так.
Из розового «рено» выскочил человек в голубом костюме и широкополой шляпе. Он достал из багажника длинную спортивную сумку и вошел в подъезд дома. Наверно, там его ждали, потому что он вышел через полминуты, уже без сумки, и уселся в фургон, который тут же отвернул от бордюра и влился в поток.
— Да это же Василь, — сказал Кирсанов, трогаясь следом. — Ромка говорил, что ему еще сегодня работать.
— Они связаны между собой? — спросил Гранцов.
— Да. Он называл Ромку Олегом.…Что он тут делает?
— Работает на твоего Ромку, — сказал Гранцов, щелкнув авторучкой.
Василь посетил еще шесть адресов и выгрузил из фургона еще шесть длинных сумок. Каждый раз Гранцов записывал номер дома или название магазина, куда тот наносил свой короткий визит. Он не знал, пригодятся ли ему эти данные. Но это уже были какие-то данные о работе Рональда Старка.
Слежка продолжалась до первого блокпоста. Им и до этого попадались броневики и армейские джипы, но, увлекшись наблюдением, Гранцов не обращал на них особого внимания, предполагая, что военизированная суета на улицах как-то связана со вчерашними футбольными страстями. Но вот они застряли в пробке, которая медленно просачивалась между двумя пятнистыми бронетранспортерами. Солдаты в красных беретах и черных комбинезонах проверяли документы и обыскивали багажники.
Розовый «рено» пропустили почти без проверки, а на желтое такси начали поглядывать уже издалека, хотя от поста его отделяли еще две машины.
— Только этого не хватало, — вздохнул Гранцов. — Сейчас Василь оторвется, где его потом искать?
— Что-то мне тут атмосфера не нравится, — сказал Кирсанов, оглядываясь. — Может, сломаемся, пока не поздно? И рассосемся по сторонам.
— Куда тут рассосешься? Патрули на тротуарах. Снайперы на крыше. Что у них тут за осиное гнездо?
— Дворец президента за углом, — пояснила Оксана.
— Так, господа туристы, приготовьте ваши документы, — сказал Гранцов. — В любом случае мы ни в чем не виноваты, чисты перед законом, и за спиной у нас великая страна. Держимся спокойно, уверенно, но…
Он не договорил, потому что подошедший солдат бесцеремонно ударил прикладом по капоту. Другой солдат просунул короткий ствол в открытое окно, ткнул Кирсанова в плечо и что-то спросил. Кирсанов поднял руки, говоря:
— Си, си, бьен…
— Он спрашивает, кого везешь, — начала переводить Оксана, но вдруг ее выхватили и оттащили от машины, и сбежавшиеся солдаты направили на Кирсанова и Гранцова десяток стволов.
Офицер что-то кричал в рацию, наверно, диктовал цифры, ведя пальцем по номеру машины.
— Я же говорил, машина в розыске, — беззаботно улыбнулся Гранцов. — Теперь самое главное не делать резких движений. Напрасно они девчонку забрали. Ты сможешь сказать им что-нибудь по-испански?
— Не очень, — признался Марат.
— Запомни фразу. «Кисьера телефонар а ла эмбахада».
Марат медленно повторил.
— «Требую позвонить в посольство», понял?
Не надо было заканчивать институт иностранных языков, чтобы понять, чего хотят солдаты. Требовалось всего лишь выйти из машины с поднятыми руками, лечь на асфальт и широко раздвинуть ноги. Некоторые нюансы перевода уточнялись с помощью пинков.
Краем глаза Гранцов видел, как Оксану посадили в открытый джип. С ней был человек в штатском, и он записывал в блокнот.
Подняв голову, он увидел более тревожные картины. Офицер перебирал вещи из сумки похитителей. Вот он достал пачку фотографий и начал их рассматривать, и лицо его становилось все краснее и краснее, пока не сравнялось по цвету с красным беретом.
Офицер сложил фотографии в нагрудный карман и отдал длинную звучную команду. Он еще не закончил фразу, а руки и ноги Гранцова и Кирсанова уже были надежно скручены веревкой. Солдаты молча перекинули связанных через борт джипа, и Марат оказался у ног Оксаны. Она закричала по-испански, хватая типа в штатском за руки, но он отмахнулся от нее, продолжая чиркать в своем блокноте. Джип загремел и сорвался с места.
Солдаты, сидевшие на боковых скамейках джипа, удобно расположили свои подкованные ботинки на спинах лежащих пассажиров. Вадим Гранцов вспомнил, что и ему доводилось возить пленных в кузове, и ему порой приходилось тогда ставить ногу на чужой хребет — просто из-за тесноты. Так что обижаться на конвоиров он не стал.
Но когда их выбросили на асфальт во дворе казармы и начали пинать ногами, Гранцов возмутился. Защищая лицо связанными руками и поджав колени, он перекатывался с боку на бок и поливал обидчиков отборными кубинскими матюками. Задержать задержали, связать связали — но почки-то зачем отбивать? Где-то рядом он слышал отрывистые выкрики Марата, тот твердил одно и то же: «Кисьера телефонар а ла эмбахада!»
Вдруг, по команде, все кончилось. Их поставили на ноги, развязали и даже отряхнули. Магическую команду произнес человек в белой сорочке при галстуке, глядящий на них из окна казармы. Через пару минут они сидели в его кабинете и пили ледяное пиво из банок.
Потолок кабинета был затянут маскировочной сеткой. Здесь явно опасались штукатурки, которая может обвалиться от близких разрывов. На стене висел черный комбинезон танкиста, на спинке стула — офицерский китель, на столе отсвечивал монитором распахнутый ноутбук. Хозяин кабинета был удивительно похож на «лицо кавказской национальности» — черные усы, загорелая плешь, толстые волосатые руки. Он радостно улыбался, словно встретил старых знакомых.
— Это полковник Моронадо, — переводила Оксана, вытирая своим платочком слегка подбитые физиономии соотечественников. — Он лично приносит свои извинения. Он готов оказать помощь. Он предлагает отдохнуть у него в казарме.
— Объясни ему, что нас ожидает несколько номеров «люкс», — сказал Гранцов. Он заметил распятие на стене и не удержался: — Господи, дай мне добраться, наконец, до этого «люкса», хоть бы разок отдохнуть по-человечески. Господи, ну почему ты выбрал именно это время для таких испытаний!
— О, — сказал Моронадо.
Оксана повернулась к нему, ожидая продолжения фразы, но ее помощь не понадобилась.
— О… Я…Э… — Моронадо запнулся на секунду и продолжил на чистом русском языке: — Это что-то новое! Русский, в тельнике, молится Богу!
Кирсанов пролил пиво на пиджак. Гранцов развел руками:
— Вы блестяще владеете русским языком, господин полковник.
— А вы, товарищ, блестяще ругаетесь, как натуральный кубинский рыбак. Наверно, все русские туристы проходят подготовку в Гаване?
— Нет, — ответил Гранцов. — Не все.
— Только командный состав, — кивнул Моронадо. — Вы офицер? Какое училище?
— Суворовское.
— Такое не знаю. Я кончил два ваших училищ. Рязань и Киев.
— Два-то зачем? — спросил Гранцов, открывая четвертую банку пива.
— Папа не хотел меня видеть дома, — засмеялся Моронадо. — Я могу вас возить на танке в ваш отель «люкс».
— Зачем же на танке. Мы привыкли на такси.
— Опасно, — сказал Моронадо, — у нас опять революция. Где вы взяли свой такси? Очень плохой такси.
— На нас напали хулиганы, — спокойно объяснил Гранцов. — Увезли к себе, требовали денег. Мой референт вел переговоры, а переводчица отвлекла водителя. Потом мы быстренько сели в их машину и уехали.
Моронадо расхохотался и обратился по-испански к Оксане. Она встала и, бурно жестикулируя, рассказала всю историю, начиная с аэропорта и кончая блокпостом. Она нашла фотографии Гранцова и Кирсанова в роковой пачке, она даже вспомнила про смятые бумажки из тюфяка и отдала их Моронадо. Тот выслушал ее спокойно и больше не говорил по-русски, предпочитая услуги прелестного переводчика.
— Он говорит, что нам очень повезло. Если бы мы попались полиции или гвардейцам, сейчас бы все лежали в морге. Потому что полиция сначала стреляет, потом делает заявление для прессы, а потом задает вопросы.
— А он не полиция? Тогда кто?
— Он охраняет президента. В городе… как это, ну, беспорядки. Народ громит магазины. Все в районе стадиона. Туда ушли все солдаты. Он говорит, очень удобный момент для революции. Вы приехали сюда делать революцию? Он шутит. В отель «Глобо» ехать опасно. Эта ночь может быть опасной.
— Скажи ему, что русские больше не делают революцию.
— В это трудно поверить, — сказал Моронадо.
— Если беспорядки в районе стадиона, это же совсем близко от нашего отеля, — сказал Кирсанов. — Вадим Андреевич, берите танк, не прогадаем.
— Вам будет приятно кататься на моем танке, — полковник поманил Гранцова к окну.
На заднем дворе казармы когда-то было небольшое футбольное поле. Сейчас о нем напоминали только ворота с обрывками сетки. Играть же на поле не смогли бы даже волшебники кожаного мяча, потому что почти все пространство было занято угловатыми зелеными «тридцатьчетверками». Их было девять, и они стояли тройками, строго параллельно задрав стволы орудий.
Сразу было видно, что боевые машины здесь избалованы лаской. Катки, блестевшие черным лаком, были обведены щегольским белым кольцом. На стволах были натянуты черные чехлы без единой складочки. А над башнями раскачивались под ветром гибкие стебли антенн с красными вымпелами.
— Предпочитаете классику? — спросил Гранцов.
— Почему нет? Они достались нам по цене двух старых «шерманов». Но один Т-34 лучше десяти «шерманов»!
— Удачная сделка. Китайские?
— Этого уже никто никогда не узнает. Они направлялись в Чили. Но немного опоздали. Тот, кто их заказал… Ему уже не нужны были танки.
— Семьдесят третий год? — спросил Гранцов.
— Да. Если бы Альенде получил свой заказ вовремя, все могло быть по-другому. Но он не получил. Танки двадцать лет стояли в порту. Закрытый склад. По документам — старое железо. Наш президент был военным министром. Он договорился с хозяином груза. И теперь у меня самые лучшие танки. А у президента — самая лучшая защита.
— Танк в городе не защита, а мишень, — сказал Гранцов.
— Я танкист, — обиделся Моронадо. — Танк — это король войны.
— Не в городе, — покачал головой Вадим. — Пять-шесть гранатометчиков на узкой улице могут остановить танковый полк.
— Э, какие гранатометы? Наши люди боятся даже электробритвы.
— Наши тоже когда-то боялись, — вздохнул Гранцов. — А что, Кирсанов, не переночевать ли нам в казарме?
— А как же наши вещи? — напомнил Кирсанов. — До утра все пропадет.
— Что ж, очень жаль, — сказал Гранцов, протягивая руку Моронадо. — Приятно было познакомиться, господин полковник. Спасибо за пиво. Вернусь домой, буду пить только «Корону».
— Компаньеро Гранцов, компаньеро Кирсанов, — полковник крепко пожал им руки. — Я дам джип и два бойца. Ночью они будут около ваш отель. Если что, сами понимаете. И спасибо за идею насчет гранатометов.
Он добавил что-то по-испански, глянув на Оксану, но она отрицательно помахала рукой и прижалась к Кирсанову.
— У вас хороший эскорт, — заметил Моронадо.
— А у вас хороший русский, — сказал Гранцов.
— О, спасибо. У меня был хороший учитель. Моя жена.
Они забрались в тот же самый армейский джип, на котором их привезли сюда, попирая ногами. Белоснежный костюм Кирсанова еще хранил отпечатки солдатских ботинок, и сопровождающие бойцы, Рауль и Рамон, всю дорогу отряхивали его спину. Гранцов пытался на ходу прикладывать холодную банку пива к подбитой скуле, чтобы не было синяка. Но джип так лихо мчался и так подпрыгивал, перескакивая через тротуары и газоны, что Вадим чуть глаз себе не выбил этой банкой, и пиво пришлось просто выпить.
Он не мог отделаться от ощущения, что едет по знакомым улицам. И только когда увидел вывеску «Сомбрериа», вспомнил, что уже проезжал мимо нее. Наверно, и часа не прошло. Точно! Здесь останавливался розовый фургон одессита, за которым они следили из такси. А вот еще одна примета — сразу за поворотом рекламный стенд Кока-Колы. И здесь Василь спускался в какой-то дукан со своей длинной сумкой, а вышел без нее.
Одессит что-то развозил. Наверно, какую-то контрабанду, которую получил сегодня утром в аэропорту. Вот еще одно знакомое место, угловой дом, старинный, с кариатидами под крышей. Что же получается? Почему Василь заезжал в адреса именно на этом маршруте?
Оказывается, если бы Кирсанов свернул не налево, а направо, то минут через десять они могли оказаться у отеля. Вот уже показались угловые белоснежные башенки над въездом во двор.
Возле чугунных ворот отеля сгрудились десятка два оборванцев. Несмотря на липкую удушающую жару, они были в лыжных шапках, закрывающих лицо. У каждого за плечом висела сумка, из которой они доставали камни и ловко швыряли их сквозь ажурное литье ворот.
Завидев джип, они моментально рассыпались в разные стороны, но Рауль все-таки привстал и пару раз выстрелил в воздух из своего «узи».
Со стороны отеля к воротам подбежали юноши в розовых распашонках, чтобы пропустить джип.
— Оксана, переведи ребятам, — попросил Гранцов. — Нас захватили бандиты. А танкисты прочесывали тот район и случайно нас нашли во время зачистки. И освободили. Понимаешь? Нас освободили эти ребята. Ну, что ты молчишь?
— Как переводится «прочесывали»? — растерянно спросила она. — И что такое «зачистка»? Я таких слов не знаю. Ни по-испански, ни по-русски.
— Эх, пехота, — вздохнул Вадим.