Сафари для русских мачо

Глава 25. Вечера на хуторе близ экватора

Они быстро пересекли городок. Уазик проехал мимо развалин и петлял теперь по лесной дороге. Кирсанов незаметно пошевелил ногами. Он не был уверен, что сможет устоять на них, даже если ему удастся выпрыгнуть из машины на ходу.

Машина остановилась перед заграждением из колючей проволоки. За воротами виднелись домики с узкими окнами. Они были выкрашены в веселые тона — персиковый, банановый, оранжевый — и казались яркими декорациями на фоне темного высокого леса. На крыльце перед одним домиком сидели два мальчугана. Перед другим домиком были натянуты веревки, и на них сохли простыни. В пыли ковырялись черные куры.

Заграждение было двойным, и ворот тоже было двое. Роман сам открыл ворота и пропустил своих пленников внутрь. У Кирсанова мелькнула мысль скрутить его и взять заложником, но ворота уже захлопнулись за ними.

— Ты куда нас привез? — только и успел спросить Марат.

— Дачный поселок «Крылья Родины», — сказал Роман Старицын, закрывая внешние ворота на висячий замок.

Уазик развернулся и уехал, поднимая за собой пыль. Мальчишки попрыгали с крыльца и подбежали ближе.

— Дяденьки, вы русские?

— Русские, русские, — сказал Василь, ортодоксальный украинский фундаменталист. — А охрана-то где?

— Всех Сердюк забрал, у них облава, — доложили пацаны. — А вы у нас жить будете? А чего вы нам привезли? А самолет когда прилетит?

— Самолет прилетит завтра, — сказал Василь.

— Ура! — закричали пацаны и побежали к домикам.

«Завтра улетаем, собираемся, собираемся!», — кричали они.

— Как же, собирайтесь, — сказал Василь.

— Что за концлагерь? — спросил Марат.

— Это и есть фазенда. Элитарный поселок для жен экипажа, — сказал Василь. — Пока мужья гребут валюту, их жены и дети наслаждаются в тропическом раю. Солнце, воздух и вода из скважины. Витамины, бананы и колючая проволока. Раз в месяц свидания в гостинице. Неплохо придумано, да?

— Раз в месяц? Это садизм какой-то, — сказала Оксана.

— Все равно у них первым делом самолеты, — сказал Василь. — А за шесть тонн баксов можно и потерпеть.

— Шесть тысяч в месяц?

— Ну, так говорит Олежек. По-твоему Рома.

— И пока летчики летают, их семьи сидят за колючкой?

— А шо такого?

Они подошли к домику. Из окна выглянула хмурая загорелая женщина.

— Это вы тут переполох поднимаете?

— Нет, — сказал Василь. — Вот, ищем, где бы приткнуться.

— Надолго?

— Как получится.

— Желтую хату видите? Так она свободная. Только света нет. Но жить можно.

— А я вас знаю, — сказал Василь. — Вы, наверно, Нина, жена Семена Тарасовича.

— Да, — женщина насторожилась. — А шо такого?

— А я Василь, мы с ним машины отсюда забираем. Он мне про вас много рассказывал. Сами знаете, дорога долгая, хочется поговорить о чем-то хорошем. И карточка ваша у него прямо на приборной доске.

— Сема и мне за вас рассказывал, — оттаяла женщина. — А что же без вещей? Так вы, наверно, и не обедали? Да заходите, что ж вы через окошко? Леся, убирай все со стола, обедать будем…

Сидя за столом, Марат незаметно растирал ушибленное бедро. А Василь, казалось, и забыл о страшном ударе, только порой почесывал грудь под голубым пиджаком. Хозяйка Нина подала душистый борщ, потом появились огромные котлеты с гречкой, потом арбуз, потом дыня, а потом она сказала:

— Ну вот, скоро вареники сготовим, а там и до ужина недалеко.

Вареники готовили всем хутором: подтянулись соседки. Зарема (жена штурмана) раскатывала серое тесто, Леся (бортинженер) нарезала его тонким стаканом, а Роза (второй пилот) раскладывала начинку и заплетала края. И все наперебой нахваливали свое житье, а пан Старицын был для них и бог, и царь, и самый человечный человек.

Кто бы еще смог создать здесь, на краю света, натуральный уголок Украины? Огородить участок Латинской Америки, засадить его семечками, кабаками, бураками да гарбузами с дынями. Построить хатки под шифером, набурить колодцев — свой личный в каждом дворе, да еще и антенны приспособить так, что хуторяне могли смотреть хоть киевские «новины», хоть московскую «Санта-Барбару». Чем не жизнь?

Не сравнить с тем, как они перебивались в своей Вологодской области, где когда-то жили всем экипажем. Там, в Кипелово, базировался знаменитый авиаполк дальней разведки. Воздушные корабли, взлетая с этой площадки, могли приземлиться, например, на гвинейский аэродром Конакри или на кубинские Хосе Марти или Сан-Антонио. Для летчиков первого класса были привычны трехнедельные командировки, за время которых они успевали побывать над всеми океанами. Однако новые правители России сочли, что легендарные Ту-95 РЦ выгоднее порезать на металлолом, а экипажи пускай занимаются малым бизнесом.

Так дружная команда перебралась на окраину Киева, где всем удалось разместиться в просторном доме командира. Мужчины организовали кооператив, и асы морской разведки стали водителями и грузчиками.

Однажды кооператив получил выгодный заказ на перевозку мебели: Духовный Центр «Сознание Космоса» переезжал из неприглядной хатки в новенький коттедж в районе правительственных дач. Словоохотливый и приветливый заказчик сумел буквально за полчаса выведать у грузчиков все подробности их славного боевого прошлого. И через пару дней сам нашел бывших летчиков, предложив освоить новую технику. Оказывается, в его собственность перешло обанкротившееся авиапредприятие, а во всем Сознании Космоса, как назло, нет никого, кто мог бы отличить «Ил» от «Зила»!

Так состоялось возвращение в родную стихию. Летчик должен летать, а не тягать чужие диваны по лестницам… Большое человеческое спасибо лично господину Старицыну за нашу спокойную старость.

К вечеру Роман подкатил к хутору, как раз когда Марат изучал ограждение. Ворота пан Старицын открывать не стал, поговорил через проволоку с народом, сорвавшимся из-за стола при звуках «хаммера». Завтра будет самолет, но недолго. Разгрузка-погрузка и вперед. Свидания отложим до следующего раза, бодро пообещал Роман. С ним был насупленный мужик в красной рубашке и соломенной шляпе. Марат узнал в нем того скандинава, который командовал легионерами на аэродроме.

— Ну что, брат Кир, — спросил Роман, — так и не вспомнил, где твой Андреич прячется?

— Не получается пока, — сказал Марат. — Смотрю, у тебя тоже не очень получается?

— Да, пока не нашли. Зато нашли кое-что другое. Семь трупов на старой свалке. Мои расстрелянные ребята из Кургана. Ты можешь поздравить меня, Марат. Я думал, что мои люди меня предали, но я ошибался. Предателей у нас нет.

— Поздравляю. Предателей нет, одни уроды.

— Рон, чего он борзеет, — вмешался Сердюк, сдвигая соломенную шляпу на затылок. — Давай я с ним побеседую.

— С ним уже твои лопухи беседовали, — сказал Роман. — Я вот только удивляюсь, как ему это удалось? Один и без оружия. Положил одиннадцать человек и глазом не моргнул. Просто патологический случай.

— Так это он?! — Сердюк, громко матерясь, выпрыгнул из «хаммера».

Между ним и Маратом было три метра стандартного натовского заграждения, три стены колючей проволоки. Но Марату показалось, что лиловая физиономия Сердюка может обжечь даже на таком расстоянии, и он шагнул назад, отмахнувшись ладонью:

— Отец родной, где вы брали такую дивную редьку?

— Я тебе покажу редьку, — прохрипел Сердюк. — Я тебе такую редьку покажу, что жопа треснет!

Женщины, стоявшие неподалеку, бесшумно исчезли.

— Так заходи, побеседуем, — сказал Марат.

— Зайду. Обязательно зайду, — пообещал Сердюк. — Вот только козлу одному яйца отрежу, и сразу зайду.

— Совсем ты, Рома, запустил нулевой уровень, — сказал Марат. — Что за манеры, что за стиль. Смотри, как он дышит тяжело, как глазки выкатываются. Инсульт ему не грозит, мозги и так уже сгнили. Но картина, конечно, неприглядная. Предлагаю немедленно записать солдатика на курсы самообладания. Сто баксов можешь вычесть из моей зарплаты.

— Спасибо за рекомендацию, — засмеялся Роман. — Сердюк, поехали. Потом договорите. Поехали, поехали, всех поднимем, кто еще остался. Писарей, поваров, шоферов. Всем тревога, все уголки прочешем. А потом я тебе их обоих отдам.

— Слово? — Сердюк поднял палец.

— Сука буду, — сказал Роман.

Марат вернулся за стол, на котором уже появилась бутыль с мутноватой жидкостью. Женщины замолчали, глядя на него.

— Ну, так шо, поговорил с дружбаном? — спросил Василь. — А мы тут кое-чего нашли.

— Извиняйте, — сказала одна из женщин. — Мы думали, вы тоже за них.

— За что вы извиняетесь? За обед? — удивился Марат.

— Не, — сказала она. — Мы сразу не поняли. А вы, значит, не от Старицына? Вы, значит, такой же зэк, как и мы? Вы наливайте, наливайте. Это не магазинное, это Роза из винограда гонит. Запах не очень, но на компрессы детям идет.

— Я девушкам объяснил политическую ситуацию, — сказал Василь. — Так теперь ты им нужен как специалист. Ниночка, покажите подарок мужа, будь ласка.

Жена командира выложила на стол что-то, завернутое в платок.

— Вот, на свиданку Сема принес, — заговорила она, сбиваясь на украинскую мову. — Воны нам всегда шось да приносят. Летают-то по всему миру, возят все что хочете. Так вот он принес. А шо с циим добром робыти, никто у нас не знает. Хотели поджечь, а оно не горит. Обещал научить в следующий раз. Может, вы чого подскажете?

— Как же вы это сюда пронесли? — спросил Марат, развязав платок.

— Как всегда, за лифчиком.

Интересно, подумал Марат Кирсанов, перебирая ленты эластичной взрывчатки, отрезки шнура и прочие детали набора «Юный Подрывник». Интересно, какой же номер у такого лифчика?

— И что вы хотели с этим добром делать? — спросил он.

— Ворота открыть. Нам бы только ворота открыть, а до аэродрома мы как-нибудь доберемся.

Смуглая чернобровая Зарема, жена штурмана, добавила:

— Мы в курсе ситуации. Завтра — последний перелет. Старицын уходит. Кто будет вместо него — неизвестно. Что будет с экипажем — неизвестно. Как нам вернуться домой — тоже неизвестно. Поэтому мы должны завтра улететь вместе с ребятами. Вы слышали, что он сказал? Он ничего не сказал! Как будто так и надо! Им наплевать на нас!

— В общем, мы решили так, — мягко вставила свое слово рыжеволосая Леся. — Детей на руки, и бегом на поле. Не будут же они нас расстреливать на глазах у ребят? А ребята должны твердо сказать, без жен и детей мы не вылетаем, и точка. Но мы думали, что сделаем это на свидании. А видите, как все получилось…

— Мы и вас с собой возьмем, — пообещала Нина. — А шо такого? Очень вам оно надо, с циими говнюками оставаться?

— Спасибо, — сказал Марат. — Я постараюсь все устроить. Вам известно время прибытия?

— А оно всегда одинаковое. На рассвете.

— Успеем, — Марат сгреб все обратно в платок и спросил: — Где я могу притулиться, чтобы мне никто не мешал? И еще понадобятся плоскогубцы. Есть в доме какой-нибудь инструмент?

Его практика в минно-взрывном деле ограничивалась установкой растяжек. В Чечне он их выставлял каждую ночь вокруг расположения своей разведгруппы, и каждое утро сам же снимал. За работой настоящих подрывников ему тоже доводилось наблюдать, когда его брали в прикрытие. Он знал, как обжать капсюль-детонатор на конце огнепроводного шнура, как заизолировать стык, как вставить детонатор в тротиловую шашку. Все это он знал, но сам никогда не делал.

Надо же когда-то начинать, рассудил он. И принялся за работу. Василю он поручил пока снять пару дверей с какого-нибудь нежилого дома. Взрыв, скорее всего, повалит столбы, но колючая проволока останется целой, и перебраться через нее можно будет только по самодельным мосткам.

Поставил Марат и вторую задачу перед одесситом. У караульной будки виднелся «уазик» охранников. Самих же охранников еще днем увезли на прочесывание местности. Вряд ли они оставили ключи от машины. Поэтому Василю предстояло сразу после подрыва завести трофейный «уазик».

— А что его заводить? — скривился профессиональный угонщик. — Народу хватает, толкнем, он сам заведется. Как в песне. Цыгане шумною толпою толкали жопой паровоз… Ты мне лучше скажи, как собираешься к воротам подобраться со своим динамитом. Лично я на проволоку не полезу, бо вона пид током.

— От Нины заразился? «Бо вона…» Нэ журись, хлопче! — вспомнил и Марат что-то из репертуара Софии Ротару. — Бачив я пылесос у хати. Короче, собери мне трубки от всех имеющихся пылесосов. Никто под проволокой не полезет. Кстати, как на украинском «пылесос»?

— Не помню. Что «небоскреб» это «хмарочес» помню, а пылесос забыл. Давно я не был на родине, Марик, давненько!

Ближе к рассвету все женщины сбежались к воротам, словно только отсюда можно было увидеть родной «Ильюшин». И он не обманул ожиданий. С первыми лучами солнца красавец-самолет пробился сквозь облака и покачал крыльями, совершая посадочный круг.

— Пора, — сказал Марат, и мгновенно остался один.

Он тряхнул спичечный коробок у самого уха, словно сомневался, есть ли там спички.

— Пора, — повторил он и присел, но никак не мог унять тряску в пальцах.

— Тебе помочь? — спросила сзади Оксана, и он поджег шнур.

Окна в домиках были на всякий случай распахнуты, посуда стояла на полу — потому что с полу некуда падать, а дети были спрятаны в самой дальней хате. Взрыв получился не такой уж страшный, как его боялись.

Остатками взрывчатки, чтоб добро не пропадало, Кирсанов выбил дверь в караулку, и был вознагражден форменной курткой и пилоткой, а также оружием.

«Багаж не берем, — распоряжался Василь, трамбуя пассажиров в уазик. — Брать только документы и деньги». Это распоряжение вызвало у пассажиров саркастический смех. Ни того, ни другого они взять не могли.

Никаких тысяч долларов, и даже сотен долларов — вообще никаких долларов ни летчики, ни их жены не получали. Обещания Романа Старицына из года в год становились все подробнее и красочнее, но дети росли, женщины старели, а мужья все летали и летали. Это было обыкновенное рабство, в которое они когда-то попали по собственной глупости. А шо такого, рабы тоже живут неплохо, и получше многих свободных, сказал Василь.

Может быть, и живут. Но даже такой жизни скоро должен был прийти конец. Потому что жены прознали — этот рейс будет последним. Пан Старицын вывезет на нем все свое богатство — «роллс-ройс», золотые слитки, бриллианты и героин — и сам исчезнет из Сан-Деменцио. Он надумал переехать. Он надумал купить Артек, а потом стать президентом Крыма. А сектанты его всех загипнотизируют, кто голосовать пойдет. У них и машинка такая есть для гипноза, и люди свои на телестудиях. Да он и без гипноза обойдется. А шо, он молодой, богатый, язык подвешен — да ему это запросто. Президент Старицын — это звучит гордо.

Женщины всегда всё знают. Они могут ошибаться в деталях, но суть они знают всегда.

И сейчас они расходились во мнениях только в одном вопросе — какая судьба ждала их, если они не улетят, если останутся на фазенде. Ну, с мужьями все ясно. Их просто разгонят по белу свету и наберут новый экипаж. А жен могли сдать в публичные дома… (Раскатала губу, сказала Нина). Могли отправить в лесной дурдом. А могли и просто перестрелять. А про детей и подумать страшно… Ничего не страшно, вмешались пацаны откуда-то снизу. Пошли бы в партизаны. В лесу полно партизан.

Василь затормозил на площади, где стоял его «Лендровер». Женщины и дети перебрались в него, Кирсанов сел за руль «уазика».

Лобовое стекло было выбито при взрыве. Он смахнул оставшиеся осколки пилоткой и снова нахлобучил ее, машинально приложив ладонь вдоль носа, чтобы проверить — на месте ли звездочка. Какая звездочка? Марат усмехнулся. Сколько лет прошло после армии, а рефлексы сохранились.

Оксана села рядом с ним.

— Твое место в «лендровере», — сказал Марат. — Садись лучше туда, в тесноте, да не в обиде. По Ромкиной тачке стрелять не будут.

— Мое место не там, — сказала она. — Марат, я остаюсь.

— Где?

— Здесь. Дай мне денег. Долларов триста хватит, чтоб добраться до островов.

— А там что? — спросил Марат.

— Там международный курорт. Там нужны переводчики с голландским, русским и испанским. Я бы и раньше уехала. Да то одно, то другое. Потом вот тебя встретила на свою голову.

— Малыш, я не понял. Слушай, другого такого случая не будет, — сказал он. — Ты что, не хочешь вернуться домой?

— Домой? — она пожала плечами. — Если б я знала, где это…

— Я знаю, где это, — сказал Марат. — Тебе понравится.

Она упрямо помотала головой:

— Нет. Я остаюсь. Я не верю, что можно захватить самолет.

— Да никто не захватывает, — сказал он. — Это наш самолет. Там наши мужики. Мы везем к ним их детей и жен. Все очень просто.

— Знаешь, почему я еще живая? — сказала она. — Я чувствую, куда можно идти, а куда нельзя.

— Значит, к самолету ехать нельзя? Значит, все зря?

— Для меня — да. Для тебя — не знаю.

— Ладно, — сказал Марат и протянул ей бумажник. — Возьми все.

— Я выйду у реки, — сказала она. — Скоро будет пароход.

— Ты хорошо знаешь эти места?

— Ромочка возил когда-то.

— Ах, Ромочка, — передразнил Марат.

— Да не злись ты, киллер несчастный, — сказала она. — Ну не могу я с тобой уехать. Не хочу тебе жизнь ломать, понял, дурачок?

Уазик остановился на развилке, Оксана сошла на дорогу.

— Ну что, прощай, — сказал Марат.

— Может, еще встретимся. Мир тесен, — она неловко улыбнулась.

Марат зло ударил по газу, только щебенка из-под колес полетела. «Лендровер» дожидался его перед поворотом на аэродром.

— Что-то подозрительное, — крикнул Василь через опустившееся стекло. — Никакой охраны, ни патрулей, даже жандармов не видно. Наверно, все в лесу. Какая-то жуткая облава.

— Им придется помучиться, — сказал Марат. — Давай гони, а то на самолет опоздаем. Ты пропуск не потерял?

— Какой пропуск! Про наш роллс-ройс уже последняя обезьяна в лесу знает. Давай, не отставай!

Не отставай? Это было сильно сказано. Кирсанов зажег фары и обогнал Василя. Если впереди покажется патруль или блокпост, он примет разборку на себя. На пассажирском сиденье у него лежали два «калашника». Но можно обойтись и без стрельбы. Проскочить, помахать рукой, что-то прокричать. Он потуже натянул пилотку. Раз пошла такая облава, значит, будем прорываться под шумок.

Они вырвались на летное поле, когда от «Ила» уже отползал последний заправщик. Легионеры в серых пилотках что-то кричали Василю, показывая в сторону самолета, и он помчался напрямую по взлетной полосе, и Кирсанов вывернул за ним, переехав через какой-то фонарь.

«Лендровер» скрылся за длинным, бесконечно длинным телом самолета. А Марат остановился посреди поля. Отсюда он мог прикрыть Василя, если понадобится.

Понадобится. Он увидел, что от дальнего края летного поля им наперерез выкатилась пара джипов. На одном из них возвышался пулемет. Водитель держал у уха рацию, но вот он опустил ее, и машина начала разгоняться, а пулеметчик привстал в кузове.

Кирсанов разъехался с заправщиком и увидел, что из лендровера выпрыгивают женщины и дети. На бетонке лежали легионеры, сложив руки на затылке, а над ними возвышался тощий летчик в шортах, и в руках его был автомат. Мелькнул голубой пиджак Василя, и «Лендровер» попятился, пристраиваясь к грузовой рампе. Марат оглянулся и увидел, что джипы охраны разделились. Один остановился по курсу взлета, а второй, с пулеметом, заезжал сбоку.

Кирсанов пристроил автомат на раму лобового стекла, ловя пулеметчика на мушку. Будет стрелять или нет? Джип остановился, чуть отвернув в сторону. До него было метров двести.

Марат поставил предохранитель на одиночный огонь. Он никогда не считал себя снайпером. Характер не тот. Да и практики мало. Правда, на работу его пулемета жалоб не поступало. Но все-таки он считал себя рукопашником, а не стрелком. Кто же знал, что так получится? Кто же мог предположить, что все будет зависеть от одного удачного выстрела?

Спокойно, сержант, сказал он себе. Кто тебе мешает задержать дыхание и плавно подвести мушку в центр ростовой фигуры? Это же обычная мишень, и ты их гасил в горах с любой дистанции, да еще под огнем. А здесь все условия — опора, тишина, никто не гонит… А ремень автомата накинем на стойку рамы, просто идеальная устойчивость. Его зрение обострилось настолько, что он видел даже лицо пулеметчика. Он видел, как тот наклонился к прикладу и потоптался, принимая устойчивую позу.

— Гад, ты что, собираешься стрелять по детям? — спросил его Марат и надавил на спуск.

Автомат дрогнул, но ремень удержал его от подскока — и еще немыслимо долго Марат смотрел на мишень сквозь мушку, пытаясь увидеть результат. Пулеметчик, наконец, дернулся, всплеснул руками и отвалился от пулемета. И только теперь он услышал удар выстрела, и в ушах зазвенело, и вторым выстрелом он попытался настичь водителя, который привстал, оглядываясь — но у того только пилотка слетела.

— Эх, Вадим Андреевич, как мне вас не хватает, — проговорил Кирсанов, падая на водительское место и выворачивая руль, — вот бы мы им на пару показали…

Он сдал назад и увидел, как из бетонки прямо перед машиной взвились белые гейзеры. Пара пуль срикошетила и по борту уазика.

— Это кто же у нас такой меткий, — приговаривал Марат, разгоняясь и уводя за собой преследователей. — Это кто же у нас такой прыткий?

Его охватил радостный азарт. Сейчас он был в своей стихии. Бой без правил. Один против всех. Оставаться живым необязательно. Ну полная свобода действий…

Было только одно ограничение — он старался, чтобы они, стреляя по нему, не попали по самолету. Он выписывал зигзаги по взлетной полосе, а за ним уже мчались два джипа. Удар по тормозам, по рулю, по газу — развернувшись через занос, Кирсанов полетел в лобовую атаку. Из-под капота его машины выбивались клубы пара. Он бросил руль и привстал, давя ногой на газ, припав к автомату и посылая вперед короткие очереди. Он и не хотел, и не мог отвернуть в сторону.

Но столкновения не получилось. Он пролетел сквозь них и глянул в зеркало. Зеркала не было. Он оглянулся. Оба джипа стояли. И в них никого не было. Не считая покойников.

Глянув в сторону самолета, он увидел, что грузовая рампа уже втянулась, и задние створки закрывались.

— Ну, кто еще хочет? — закричал Марат, схватив второй автомат и оглядываясь.

Летное поле было пусто. Он не поверил своим глазам, но на поле не было ни души.

Победа. Иногда она выглядит довольно странно. Пустое летное поле. Чьи-то ноги, свисающие из джипа. И липкое сиденье. «Когда же я успел так пропотеть?», удивился он, ощупывая мокрую поясницу.

Но это был не пот. Кирсанов недоуменно уставился на окровавленную ладонь.

Он подлетел к ревущему самолету. Василь махал ему из грузового люка:

— Ну что ты телишься! Сколько тебя ждать!

— Улетайте без меня, я прикрою!

— Холера! Залазь быстрее!

— Гранцов! — выкрикнул он. — Я его не могу оставить!

— Какой еще Гранцов! — закричал Василь. — Ты теперь за самолет отвечаешь, а не за Гранцова. Залазь давай! Ну, шо ты расселся?

— Да я встать не могу, — сказал Кирсанов внезапно ослабевшим голосом.

— Ну, шо ты там шепчешь!

Василь чуть не за шкирку затащил его в самолет. Марат еле переставлял непослушные ноги. Оглянувшись на свой «уазик», он увидел развороченную спинку сиденья.

— Ты шо, раненый, чи шо? Хорош придуриваться! Я тут ему такую рекламу сделал, а он придуривается!

— Дай хоть перевязаться чем-нибудь, — попросил Кирсанов.

— Сейчас мы тебя перевяжем, мы тебя починим, будешь как новенький, ты только покажись народу, — говорил Василь и на себе тащил его наверх, к командиру.

— Здорово, Москва, — сказал командир. — Все на борту?

— Такой молодой, и полковник ФСБ? — спросил кто-то.

— Обойдемся без формальностей, — сказал Василь. — Товарищ покажет вам все документы сразу после посадки.

— Внимание, — объявил командир, — борт три сотни полста восьмой, поздравляю вас с освобождением. Курс на Москву. Запасной аэродром Ленинград.

Марат, стоя за спиной командира, видел перед самолетом взлетную полосу. Она показалась ему удивительно короткой.

— Иди вниз, полковник, — командир поправил наушники, — посмотри за пассажирами, чтоб пристегнулись.

— Я не полковник, — сказал Марат.

— Значит, будешь полковником, — сказал командир. — Василь зря брехать не будет. Иди, иди, еще наговоримся за одиннадцать часов. Нам главное сейчас через горку перепрыгнуть, так ты уж пристегни всех покрепче.

— Есть, — кивнул Кирсанов и вцепился в спинку командирского кресла.

В конце взлетной полосы зеленой стеной стояли горы. «Один пулеметчик в этой зеленке — и не будет нам ни Москвы, ни Ленинграда», подумал Марат, проваливаясь куда-то.