Сафари для русских мачо

Глава 24. Макс, человек-луноход

Лежа на траве с руками за головой, Гранцов больше всего опасался, что его укусит какая-нибудь ползучая тварь. По щеке его бегала букашка, и Вадим безуспешно пытался ее сдуть, выпячивая нижнюю губу. Ему еще повезло — он успел одеться, а вот Татьяна лежала рядом с ним голая, и по ее руке уже взбиралась лохматая гусеница, отчего рука вздрагивала все сильнее и сильнее.

— Может быть, достаточно? — вполголоса спросил он. — Пусть хотя бы дама приведет себя в порядок. А я могу и полежать, если уж так надо.

— Молчать! — резко ответил человек, стоявший за кустами. — Татьяна, одевайтесь!

— Между прочим, — продолжал Гранцов, выплюнув бесстрашного муравья, — если бы в меня стреляли с берега или с моста, я бы тоже прикинулся утопленником. Упал бы с лодки со страдальческим криком и двинулся под водой против течения. Главное, кричать погромче, чтобы хорошо провентилировать легкие. Потом глубокий вдох, хороший груз в одну руку, и нырок по вертикали. Но у меня одна беда, я курящий. Мне больше минуты не продержаться, а за минуту далеко не уплывешь. А вы не курите?

— Татьяна, кто это? — спросил человек.

— Как вы меня напугали, Макс! Я же была уверена, что вас убили! Это мой знакомый из Петербурга. Я сделала ему приглашение по туристическим каналам.

— Что этот турист делает на реке? Ночью?

— Мы спасались от легионеров, — ответила Татьяна.

— Будем считать, что спаслись. Можете подняться, гражданин турист. Где вы живете в Питере?

Вадим назвал адрес, по которому был прописан.

— Общага? — спросил человек за кустами. — Отставник бездомный?

Гранцов понял, что теперь его не убьют.

— Ну вот, началось, — сказал он. — Конечно, легко обзываться, когда держишь человека на мушке.

— Да какая там мушка, — человек вышел из-за кустов.

В руке у него был посох с заостренным белеющим в темноте концом.

— Я держал вас на пике.

— Тоже неплохо, — согласился Гранцов.

Волосы Макса были коротко острижены и торчали неровными клочками. Так всегда бывает, когда стрижешься ножницами и без зеркала. Одет он был в красноармейскую гимнастерку, со стоячим воротничком, но обрезанными по локоть рукавами.

— Ваши дальнейшие действия? — спросил он.

— Переночевать тут, — ответил Гранцов. — Отсидеться днем. Когда все стихнет, уйдем на катере. До Кальенте. Оттуда автобусом. У меня самолет пятого числа, мне нельзя опаздывать. А ваши планы?

— Мои планы — это мои планы. Почему вы убегаете? Что случилось?

— Наверно, они боятся, что я увезу с собой вот это, — Гранцов показал сложенные тетрадные листки.

— Что это?

— Записки сумасшедшего. Нашел в сортире за колючей проволокой. Хочу показать дома своим знакомым. Пусть посмеются.

— Пошли за мной, — приказал Макс, — нечего тут маячить под луной.

Он привел их к своему жилищу. Жил Макс в микроавтобусе «Фольксваген-Каравелла», который во время наводнения несколько лет назад выбросило волной на островок. Рядом висел его гамак и стояла самодельная печка, сделанная из железной бочки.

— Как вы могли продержаться тут столько времени? — спросила Татьяна. — Почему не пришли ко мне?

— Ходок я неважный, — ответил Макс. — А продержаться можно в любом месте, была бы вода и еда. Воды у меня хватает, а еда сама приходит.

Он выдвинул из-под «каравеллы» деревянный лоток с листьями, на которых белели какие-то стручки. Гранцов с любопытством наклонился над ними:

— Личинки съедобного жука? Слышал, что они очень питательны. Можно попробовать?

— Пожалуйста.

На вкус личинка напоминала сырой яичный белок, смешанный с крахмалом.

— Ну, как? — спросил Макс.

— Вполне, — сдержанно ответил Вадим, с трудом проглотив шевелящуюся массу. — Очень даже ничего. Похоже на творог, да?

— Не знаю. Я их ем жареными.

Кроме «съедобных» личинок, рацион Макса включал в себя разнообразные консервы. Во всяком случае, он предложил гостям поужинать гусиным паштетом.

Татьяна, как единственная дама, заняла лучшее спальное место — под крышей «каравеллы», а Гранцов натянул свое пончо между двумя деревцами, наконец-то догадавшись, для чего предназначены два длинных шнура в углах этой универсальной накидки.

Но спать он лег не сразу. Они еще долго сидели с Максом у реки, вслушиваясь в голоса, разносившиеся над водой. За деревьями метались, раскачиваясь, лучи фар, урчали моторы «уазиков», доносились резкие команды.

Макс рассказывал о лагере, из которого бежал вместе со своим погибшим приятелем. Зачем он передал Татьяне эту информацию? Просто хотел что-то сделать в память о друге. Только и всего. А спасать заключенных он и не собирался. Некого там спасать. Да и не нужно им это.

В лагерь попадали разные люди, но очень скоро все они становились одинаковыми. Их уравнивал строго однообразный быт, их сплачивал коллективный труд, их объединяли простые ритуалы — утренняя молитва перед котлом с варевом, и ночные хороводы вокруг костра, сначала в одежде, потом без нее, потом в обнимку с ближайшей женщиной. После утреннего ритуала пленники строем шли на работу. После вечернего парочками разбредались по кустам.

Гранцову показалось странным, что от лагерной баланды у кого-то еще возникает желание разбредаться парочками по кустам.

Но Макс объяснил, что баланда была вполне питательной. Во всяком случае, от голода никто не помирал. Кроме того, все дело в зелени. Кисловатые вяжущие листья, которые надо было жевать во время вечерних ритуалов, возбуждали не хуже виагры. Правда, сам Макс никогда ими не пользовался и, положив для виду в рот, незаметно выплевывал. Уклоняясь от развития этой темы, он рассказал о своих русских соседях по бараку.

Они называли себя протестантами, но за весь год Макс так и не смог выяснить, к какому направлению они все-таки примыкали. О Лютере они не слыхали, также как о методистах, адвентистах или кальвинистах. Протестанты — и всё тут. В Казахстане они, оказывается, подвергались беспощадному преследованию, и какой-то «международный центр» помог им эмигрировать в Эквадор. Там они попали в обычное рабство на креветочной ферме. Через полгода ферму разгромила полиция, и сектанты оказались в тюрьме с неграми и метисами. Оттуда их вытащил добрый русский старичок Федор Ильич. Он предложил им переехать в Аргентину, и они, собравшись всей оравой, с женами и детьми, погрузились в самолет, который и привез их сюда. Когда Макс попытался объяснить им, что до Аргентины отсюда шесть часов полета, протестанты осуждающе отвернулись и больше с ним не говорили.

Другие были не лучше. Почти все попали в лагерь, можно сказать, добровольно. Зачем таких спасать?

Все равно их жалко, сказал Гранцов. Я их понимаю. Наверно, они там неплохо жили, в своем Казахстане, пока не началось новое время. Все их лучшие друзья и соседи вдруг оказались немцами и быстренько перебрались на историческую родину. А этим-то что делать? В Россию их никто не звал, а уехать хочется. А тут подворачивается такая возможность — записаться в протестанты и слинять в Америку. Трудно удержаться от соблазна. И ведь их не обманули. Они оказались в Америке. Только в Южной.

Все равно они уроды, ответил Макс. Такие же, как и все остальные. Бывшие кришнаиты, астральные чистильщики кармы и прочие. После обеда сидят, строчат свои дневники. Им за них оценки ставят. Отличники освобождаются от работ, становятся вроде ефрейторов. Что характерно, дневники разрешают писать всем, но пишут только русские. Нация писателей. Конечно, были среди заключенных и другие персонажи. Например, многих захватили какие-то бандиты, работавшие под таксистов. Налетели прямо на улице, увезли в зиндан, или как это у них называется. Поначалу хотели выкуп получить. Потом продали в лагерь.

Им удалось бежать. И если бы не напоролись на минное поле…

Мины — это отдельный разговор. В лагере две лаборатории. В одной гонят кокаин, в другой делают взрывчатку. Не простую, а уникальную. С виду — тряпка тряпкой. Разработана одним русским технологом. Обычное на вид толстое полотно. Трехслойное, если приглядеться. Приложил, придавил. Инициируешь. Взрыв только с одной стороны ткани. Нет ни пыли, ни дыма. Дробит поверхность.

Идеальный инструмент для проделывания отверстий нужной формы. Но можно использовать и в военном деле. Как и все прочие изобретения русского гения. Ох уж этот русский ум, бессмысленный и беспощадный.

Кстати, изобретатель скончался. И вместе с ним погибло все производство. Обмотался всей произведенной продукцией, и инициировал. И сам исчез, и единственный образец. А почему он это сделал? Свихнулся, наверное. Наверно, слишком увлекся жеванием листьев, перевозбудился.

— Наверно, это был не единственный образец продукции, — сказал Гранцов. — Я видел в городе во время беспорядков такую тряпку. Позиция гранатометчика на чердаке, а на лестнице — растяжка на всякий случай, чтоб не входили без стука. Струна идет к фановой трубе, за ней какая-то тряпка. Больше ничего. Ни взрывателя, ни контактов каких-то, ни шашки. Взрыв, чугунные осколки, труп.

— Взрыватель там тоже хитрый, — сказал Макс. — Пьезо. Микроскопический. После взрыва — никаких следов. Так ты говоришь, волокно уже поступило на вооружение? Хреново. Но не страшно. Все равно технология утрачена. А что за беспорядки?

— Переворот. Иностранцев эвакуируют. Можем подбросить тебя до посольства.

— Нет, не надо, спасибо. Сам-то выберешься?

— Да у меня самолет пятого числа, я-то выберусь. Должен выбраться. Ребята ждут новостей. Будет что рассказать. За технолога они, конечно, порадуются.

Вадим Гранцов знал, что этому человеку бесполезно задавать вопросы. Почему он не хочет уйти отсюда? Что его здесь держит? Он не ответит, потому что никому не доверяет. И правильно делает.

— Тебе винтовка не нужна? — спросил он.

— Не помешала бы, — подумав, ответил Макс.

— Я тут зарыл неподалеку трехлинейку. Могу принести, пока темно.

— Тебе это надо?

— Так пропадет же. А тебе, глядишь, и пригодится. Я быстро обернусь.

— А спать когда?

— После войны отоспимся, — Гранцов поднялся, растирая затекшие колени.

— Постой, майор, — Макс оперся на свой посох и тоже поднялся. — Постой. Всякое бывает. Может, ты вернешься, может — нет. Или придешь, а тут засада. Всякое бывает. Давай так договоримся. На всякий случай. Перед уходом я заглянул в канцелярию. Там график работ висел. Так вот. На третье апреля у них намечена разгрузка и погрузка самолета. Больше он в этом году на площадку не придет. Последний срок. Я это число запомнил на всю жизнь. Третьего апреля самолет надо встретить. Я его встречу. Но в жизни всякое бывает. Хорошо бы меня подстраховать.

— Зачем он тебе, этот самолет?

— Не знаю. Как-то не думал об этом. А ты сам как думаешь, зачем?

— Думаю, хочешь рассчитаться. За себя. За Куликова.

— Фамилию эту забудь, — сказал Макс. — Она, конечно, условная, но ты все же забудь. А рассчитаться, конечно, хочется. Он хороший был парень. Он один стоил больше, чем вся эта сволочь. Я-то — что, я никто и звать меня никак. Ты говоришь, посольство. На кой черт мне посольство? Что я забыл в этом посольстве? Возвращаться мне некуда. Из России я давно уже слинял. Дом у меня в Чехии. Гоняю «мерседесы» из Голландии на Украину, свой маленький бизнес. Был. Да не о том речь. Не о том. Короче, я остаюсь, чтобы встретить самолет. Что он больше не летал. Но со страховкой мне спокойнее будет, если что. Ты понял?

— Я бы с тобой остался, — сказал Гранцов. — Но у меня жена дома. Беременная. Ждет, понимаешь? Была бы хоть какая связь, предупредить…

— Связь? Была бы связь… — Макс закашлялся. — Сука, вода в легком опять накопилась. С таким чахоточным в разведку не ходят. Была бы связь, я б тебя не просил. Ты — моя связь, понял? Помощник мне не нужен, сам справлюсь, у меня все готово. Ты понял, майор? Третье апреля. Можешь это передать кому-нибудь?

— Передам.

— Все. Давай, двигай за стволом, только поосторожнее там.

Гранцов использовал автобусное сиденье, чтобы переправить свою сумку с островка на берег. Чекист был прав, всякое могло случиться за остаток ночи, а оставаться без своих вещей Вадиму очень не хотелось.

К водопаду он вышел легко, хотя это и заняло почти час. Труднее оказалось подняться наверх. В темноте, оказывается, можно заблудиться даже на вертикальной стенке. Гранцов промахнулся мимо удобного камина и долго переползал то влево, то вправо, пытаясь нащупать знакомый корень.

Но сложнее всего было найти спрятанную винтовку. Он проклинал себя за то, что не оставил никакого ориентира. Днем он сунул ее под корягу и прикрыл ветками просто по привычке, потому что оружие не должно валяться где попало. Сейчас, при свете луны, местность неузнаваемо изменилась, и он уже начал подумывать, что вышел на какой-то другой водопад.

Присев, он водил вокруг лучом фонарика, прикрывая его панамой, но так ничего и не нашел.

До рассвета оставался еще час. Возвращаться с пустыми руками Гранцов не мог — и решил дождаться восхода солнца. Чтобы не спать на земле, он просто расстелил свое пончо поверх подходящего куста и лег на прогнувшиеся ветки.

Хотя бы час, но он поспит. Это уже третья ночь, когда ему не дают спать. Неплохо проводим время, подумал он. Неповторимая атмосфера праздника. Рафтинг на катере. Дайвинг тоже имел место, хотя и непродолжительный, к счастью. И угроза сверхпланового петтинга была вполне реальной. Если бы не внезапно воскресший чекист…

Что бы там ни рассказывал Макс, Гранцов воспринимал его слова по-своему. Макс не врал ему. Он просто излагал легенду. А что за ней скрыто — это уже никого не касается.

Но кое-что он все-таки приоткрыл. Итак, они прибыли сюда вдвоем, работая по теме «Технолог». Их захватили бандиты. Наверно, те самые, которых спустя год уничтожил Гранцов. И, наверно, бандиты могли погибнуть и раньше, если бы не додумались отправить пленников в Буццо. Потому что, услышав волшебное слово «Буццо», наши ребята решили не прорываться из захвата, а, наоборот, нырнуть в это дерьмо еще глубже. Потому что там, на самой глубине, в секретных лабораториях Буццо, и скрывался тот самый технолог, ради которого они сюда прибыли.

Они смогли к нему подобраться. И смогли выполнить задачу: технолог уничтожен вместе с технологией. Вот уйти они не смогли, но это, скорее всего, и не входило в задание. Таких специалистов называют «луноходами». В память о той симпатичной лупоглазой черепашке, которую забросили на Луну, и которая выполняла там свою задачу, пока не прервалась связь. А возвращение в задачу не входило…

Засыпая, он думал о том, что ГРУ и ФСБ передерутся между собой, выясняя, кому достанется самолет. Наверно, на самом верху будет принято решение об отправке «Вымпела», а Дед предложит для работы «за большим кордоном» своих проверенных ребят. Чекисты увязнут в составлении и согласовании планов, в кропотливом выяснении мельчайших подробностей будущей операции. У них в распоряжении всего один месяц, даже меньше. Им надо знать всё — от уровня воды под мостом до розы ветров по состоянию на третье апреля. А Дед просто перебросит группу, которая всю информацию получит на месте. Какая там роза ветров… И пока «смежники» будут согласовывать и утверждать, работа уже будет сделана. Скорее всего, самолет не сможет взлететь. Такие машины уничтожают на взлете, чтоб наверняка. Полные баки, тяжесть груза, никакого маневра. При этом в обломках найдут остатки кокаина, а не украденное с наших складов вооружение. И не трупы очередной партии придурков. Это грубая работа, но это результат. «Смежники», конечно, хотели бы провернуть все изящнее. Они бы постарались внедриться в экипаж и угнать борт, чтобы вернуть его в воздушный флот Родины, да еще с грузом. Экипаж даст показания, а кокаин поступит в закрома отечественной фармакологии. Не работа, а песня!

Хорошо бы затесаться в команду, думал Гранцов. К тем или другим, все равно. Проводником. Или переводчиком. Да нет, им не нужны пенсионеры, чтобы захватить этот проклятый самолет…

Он заснул, наверно, на слове «самолет», потому что снились ему «Аннушки» и «илы», боевые «грачи» и мирные «тушки». Они то кружили над ним, то хищно пикировали. Просыпаясь, он слышал трескотню вертолета, летавшего над лесом. Голубоватый луч прожектора прыгал по верхушкам деревьев. «Хорошо ищут, стараются», — похвалил Гранцов своих преследователей и снова заснул, и снова до самого рассвета снились ему самолеты. Проснувшись, он все еще слышал гудение могучих моторов.

Самолет гудел где-то за облаками. Гранцов посмотрел на часы. Он спал ровно сорок минут, и солнце уже осветило реку. Гудение самолета усиливалось. И это был большой самолет. Очень большой. Когда Гранцов вытащил винтовку из-под коряги, самолет вдруг вывалился из облаков, слегка накренившись, описал дугу над лесом, над рекой, и скрылся за горой. В утреннем сумраке он показался темно-зеленым. Гранцов успел разглядеть четыре подвешенных турбины и высокий Т-образный киль. Он протер глаза. Наверно, это все-таки «Глобмастер», подумал Гранцов. Но как похож на «76-й»…

Самолет снова выпал из облаков, приветственно покачал крыльями и, плавно снижаясь, пролетел над рекой, оставляя за собой шлейф копоти и дрожащего воздуха.

На аэродроме горели все огни. Сияла диспетчерская вышка, тянулись пунктиры на ВПП, вспыхивала голубая мигалка лоцманской машины, неразличимой в утреннем мраке. «Ил-76» заходил на посадку, и Гранцов никак не мог его остановить.

За свою относительно длинную и, безусловно, бурную жизнь Вадим Гранцов еще никогда не испытывал такого чувства. Ему доводилось побеждать, ему приходилось и проигрывать. Но такого явного, такого наглядного поражения еще не случалось.

Вот он, самолет, за которым столько охотились. Вот он спокойно садится на свою тайную площадку в джунглях. Сейчас его грузовая кабина освободится от ящиков с каким-то вооружением. Предположительно, это ракетные системы, которые можно будет подвесить на обычные вертолеты и этим весьма удивить охрану президентского дворца. Российские инженеры просто умирают от чувства законной гордости за тактико-технические данные своих ракет. И очень удивляются, что эти ракеты купила страна, не имеющая ни одного боевого вертолета.

Самолет садится, завывают турбины. Уже готовы колонны бритоголовых грузчиков, они вручную, бережно перенесут ящики со стертыми надписями на замаскированные склады. Самолет заправят. Загрузят в него другие ящики, и он взлетит, унося в Россию тонны кокаина. Ну, может и не тонны, одернул себя Гранцов. И уж, наверно, не в ящиках. Наверно, наркотики как-то замаскируют. Это не важно. Важно, что самолет прилетел, и он улетит обратно.

Но почему они изменили дату прибытия? Неужели из-за утечки информации? Измена, кругом измена, сокрушался Гранцов, вынимая и разглядывая патроны из трехлинейки. Их было только четыре вместо пяти, но выглядели они вполне прилично.

Придется отказаться от своих планов. Хорошо еще, что этот отказ не надо ни с кем согласовывать.

Третье апреля. А сегодня что? Сегодня четвертое марта. Он ударил себя по лбу — нет никакой измены! Макс видел эту дату в плане работ? Он видел 03.04.1999! Так ведь америкосы пишут сначала месяц, потом число! Вот ведь уроды…

Он еще раз осмотрел винтовку, вынул затвор, заглянул в ствол на свет. Оружие было в идеальном состоянии. Байковые прокладки вокруг ствола и даже вокруг шомпола говорили о том, что винтовка использовалась для точной и редкой стрельбы, скорее всего, для охоты на крупного зверя. Он вставил носик пули в дуло и с силой провернул. На пуле остался поясок потертости, который наглядно свидетельствовал о высоком качестве ствола.

Вадим Гранцов перекинул ремень винтовки через плечо. Попрыгал на месте. Ничто не гремело, не лязгало — только щелкали коленные суставы, когда он приседал.

Он разложил на траве карту с компасом, наметил маршрут. Разгрузка, погрузка и заправка займут не меньше двух часов. Он успеет выйти на рубеж.

Если же взлет назначен на какое-то другое время, что ж, он будет терпеливо ждать этого момента. Сидеть в засаде — привычное дело.

Он миновал солдатские бараки и кухню под навесом, где остро пахло горящим керосином и подгорелым хлебом. В куче мусора он разглядел знакомые желто-зеленые баночки из-под гусиного паштета. Кроме двоих поваров, на кухне не было никого, и Гранцов уверенно шагал по натоптанной лесной дороге, по которой ночью ушли к летному полю отряды бритоголовых людей в грязно-зеленых балахонах.

Он видел эти балахоны сохнущими на веревках в лесу.

Кроме балахонов, на веревках сушилась и другая одежда, и Гранцов не устоял, утащил гимнастерку. Если и заметят пропажу, то нескоро, и к тому времени все будет кончено. Это была ветхая гимнастерка со стоячим воротничком и накладными карманами. На ней, к сожалению, не было пуговиц, ни одной пуговки с красноармейской звездочкой. Но он все же надел ее, а натовскую майку спрятал в сумку. Вот теперь он был экипирован на все сто.

На половине пути он услышал приближающийся топот множества ног и свернул в глубь леса. Бритоголовые прошли мимо него, неся длинные зеленые ящики. Они двигались медленно и размеренно, по шесть человек вокруг каждого ящика. Гранцов уже собрался идти дальше, прячась за деревьями, как вдруг раздалась резкая команда, все остановились, и ящики опустились на дорогу. Вадим застыл за кустом.

Чирикнула вторая команда. Гранцов с трудом удержался от смеха, потому что по этой команде неожиданно выявились половые различия между бритоголовыми существами. Одни из них присели на обочине, задрав балахоны. Другие отвернулись к кустам стоя. Послышалось массовое журчание и вздохи неподдельного облегчения.

Еще одна команда, и ящики поплыли дальше, покачиваясь над лесной дорогой. Гранцов вспомнил, как Марат называл сектантов тараканами. Видел бы он их сейчас, целое стадо дрессированных тараканов.

Подобравшись к летному полю, Вадим увидел, как от самолета в разные стороны тянулись колонны таких же существ. Он насчитал шесть групп, до сотни голов в каждой. Их никто не сопровождал, не было видно и начальников. Команды раздавались прямо из толпы.

Колонны втягивались в лес, а из леса уже выходили другие колонны с такими же ящиками. И все это происходило под присмотром трех легионеров с автоматами и нескольких членов экипажа. Летчики были в шортах, и Гранцов отличил их по бледным ногам.

Он бесшумно двигался вдоль летного поля, выбирая позицию. Больше всего его удивляло и тревожило то, что куда-то пропала охрана. На одном краю поля стоял джип с пулеметом, на другом — пара таких же машин с автоматчиками. И все. Куда-то исчезли целые отряды народных легионеров, которые еще недавно группировались на аэродроме. Возможно, тогда они ожидали сигнала к вылету, а теперь всё отменили. Возможно, это и были те самые солдаты губернатора, которые его искали весь день и до сих пор, наверно, ищут. А возможно и то, и другое. Чтобы там ни было, задача Гранцова оставалась неизменной.

Итак. Что мы имеем на данный момент. Винтовка Мосина, выпуска до 1931 года (все цифры вытравлены, но ствольная коробка граненая, а не круглая). Четыре патрона. (Пару придется потратить на пристрелку, значит, не четыре, а два. Да хватит и одного…) Огневой рубеж — по курсу взлета цели. Цель — 180 тонн металла, керосина и наркотиков, плюс семь — десять человек.

Он вспомнил всех своих знакомых летчиков. Может быть, кто-то из них сейчас оказался на борту. Летчик должен летать, и не он выбирает маршруты.

Что ж, ребята. Надеюсь, вы успели потратить деньги, которые вам платили за риск.

Если повезет, то самолет загорится и рухнет, перелетев через стрелка. Если не повезет, то самолет рухнет на стрелка. Других вариантов нет.