— Вы уверены? — спросил Танеев, заполняя бумаги. — Странный какой-то выбор.
— Нормальный, — сказал Ломтев.
— Обычно новоявленные дворяне выбирают более звучные фамилии, говорящие об источнике их могущества, — заметил Крестовский.
— Это какой-то пещерный символизм, — заявил Ломтев. — Я уверен, что в современном мире он не работает.
— Ну а ваш выбор? — не унимался Крестовский. — Разве это не символизм?
— Символизм, — согласился Ломтев.
— Только он в существующем контексте какой-то… упаднический, — заметил граф. — Отрезанный ломоть, да?
— Мне нравится, — уперся Ломтев.
— Князь Ломтев, значит?
— Мне подходит.
Крестовский вздохнул и кивнул Танееву. Пиши, мол, контора.
Контора принялась писать.
— Итак, я теперь князь, — сказал Ломтев, подходя к окну и вытаскивая из кармана трубку. Но закуривать он не стал, Танеев наверняка был бы против, а спорить с хозяином кабинета по пустякам Ломтев не хотел. — Самый настоящий. Клан Громовых, как вы и хотели, уже ослаблен. Экономически — на треть, если я правильно понимаю. Политически… тут сами разбирайтесь. Где моя дочь?
— Вы увидите ее, — сказал Крестовский.
— Когда?
— Завтра, — сказал граф. — После того, как вступите во владение особняком.
— Давайте лучше перед тем, как, — сказал Ломтев. — Особняк, я думаю, никуда от нас не убежит.
— Хорошо, — кивнул Крестовский. — Теперь о других активах. На ваше имя будут открыты счета в банках, куда поступят деньги… вашей бывшей семьи. Мне не претендуем на эти средства, но будет лучше, если счетами будет заниматься наш бухгалтер и все траты вы будете согласовывать с ним.
— Хорошо, — согласился Ломтев. — Пусть будет так. Пока.
Крестовский кивнул, пропустив мимо ушей это ломтевское «пока».
— Особняк старинный, и семья им уже больше десяти лет не пользовалась, — сказал он. — Однако, его поддерживали в нормальном состоянии и капитального ремонта он не требует. Так, может быть, где-то что-то надо будет освежить по мелочи, но в целом он вполне готов для проживания. Разумеется, вместе с особняком вам будут положены слуги, но среди них, как вы понимаете, могут быть шпионы Громовых…
— Наверняка будут, — согласился Ломтев.
— Поэтому я предлагаю уволить их всех и набрать новых, — сказал Крестовский. — Мы можем предоставить список…
— И среди них будут уже ваши шпионы, — сказал Ломтев.
Граф вздохнул.
— Александр…
— Виктор, — поправил его Ломтев. — Называйте меня Виктором, граф. Так будет правильнее.
— Да, безусловно, — согласился Крестовский. — Виктор, мы вам — не враги.
— Конечно, — сказал Ломтев.
— Мы должны быть настроены на длительное плодотворное сотрудничество.
— Верните мне мою дочь, — сказал Ломтев. — А потом мы поговорим об остальном.
— Мне казалось, вопрос с вашей дочерью мы уже закрыли.
— Да? — спросил Ломтев. — Что-то я ее тут не вижу.
Крестовский вздохнул.
— Теперь вы войдете в княжеский совет дворянского собрания, — сказал он. — У вас будет право голоса, такое же, как у вашего сына….
И сыночка это наверняка раздражает, подумал Ломтев. Но тут уже начинаются политические дрязги, в которых я не разбираюсь, да и, положа руку на сердце, не особенно стремлюсь разбираться.
— Главный вопрос, по которому дворянское собрание не может прийти к согласию, это вопрос о возвращении наших дальневосточных территорий, — сказал Крестовский. — Ваш сын, как и большинство молодых князей, придерживается мнения, что ДВР нужно оставить в покое… еще на некоторое время. Старые князья разделяют мнение императора и стоят за немедленный возврат.
— Не понимаю, почему вы до сих пор не воюете, — заметил Ломтев. — Разве смысл империи не в том, чтобы последнее слово всегда оставалось за императором?
— Все несколько сложнее, — сказал Крестовский. — Императору нужно большинство голосов дворянского собрания.
— Вы ради этого все затеяли? — спросил Ломтев.
— Нет, — сказал Крестовский. — Более того, я попросил бы вас, чтобы вы не обсуждали… свое видение этого вопроса..
— Ваше видение, — уточнил Ломтев.
— …. с кем-либо со стороны, — закончил свою мысль Крестовский. — Видите ли, это принципиальный момент, и мы пока не готовы выложить все козыри на стол, тем более, что ваш голос, хоть он и мог бы прибавить весомости партии войны, все равно не станет решающим.
— Кто меня вообще спросит? — поинтересовался Ломтев.
— Да кто угодно, — вздохнул Крестовский. — Вы теперь — князь, и вам придется участвовать в светской жизни империи. Более того, я уверен, что в ближайший месяц вы станете гвоздем сезона и главной темой для обсуждения в московских, да и не только московских, гостиных. Данила Георгиевич, сколько приглашений уже пришло?
— Дюжина или две, — сказал Танеев, на мгновение отрываясь от бумаг. — Званые ужины, балы, два приглашения на охоту.
— Кстати, об этом, — сказал Ломтев. — А как я отношусь к охоте?
— Строго отрицательно, — сказал Крестовский, и Ломтев облегченно выдохнул. — Вы считаете, что это баловство.
Приятно осознавать, что хоть в чем-то мы со старым князем сходимся, подумал Ломтев. Он тоже не любил охоту и считал ее баловством.
Это насилие-лайт. Тот, кто строил собственный бизнес в девяностые, вплотную сталкивался со старым добрым ультра-насилием, и в свое время Ломтев наелся им досыта.
Заменители, пусть даже и со вкусом натуральных, ему были не нужны.
— Вы можете игнорировать всю эту суету еще несколько дней, — сказал Крестовский. — Время, которое нужно, чтобы заново войти в дела, так сказать. Но потом вам придется реагировать. Потом вам придется посещать если не все, то хотя бы часть мероприятий, на которые вас приглашают. Это — часть образа жизни, и от него нельзя отказываться, чтобы не вызывать лишних вопросов.
— Хорошо, — сказал Ломтев. — Не сомневаюсь, что вы составите для меня список мероприятий, которые мне следует посетить.
— Конечно, — сказал граф.
— Я вам прямо сейчас еще зачем-нибудь нужен? — поинтересовался Ломтев.
— Прямо сейчас? Нет, — сказал Танеев. — Нужно будет подписать целую пачку документов, но это подождет. Я еще не все подготовил.
— Надо будет, найдите меня в саду, — сказал Ломтев и вышел из кабинета, опираясь на трость.
Но опирался он уже больше для вида, ходить он мог уже и без поддержки.
— Я заметил, что вы старательно обходите в беседах этот момент, — сказал Танеев, когда дверь за Ломтевым закрылась. — Поэтому не могу не спросить. У него есть сила. Вы учитывали хотя бы в одном вашем сценарии, что у него будет сила?
— Как раз сейчас мы вносим соответствующие коррективы, — сказал Крестовский.
— То есть, ответ на мой вопрос — нет?
Крестовский промолчал.
— Откуда она вообще у него взялась? — поинтересовался Танеев.
— Не знаю, — сказал Крестовский. — Зачерпнул слишком много эфира при переходе, быть может. Откуда вообще берется сила? Почему у меня она есть, а у вас — нет? Мы до сих пор слишком мало об этом знаем.
— Но вы же отдаете себе отчет в том, что он теперь…э… настоящий князь? По праву испытания? И контролировать его действия станет куда сложнее. Когда он узнает правду….
— Не узнает, — сказал Крестовский. — Как бы там ни было, ему восемьдесят девять лет. Сомневаюсь, что в этом теле он протянет еще хотя бы год. Есть биологические законы, которые никому не под силу преодолеть. Вы занимайтесь бумагами, Данила Георгиевич. А мы позаботимся обо всем остальном.
— Но…
— Это ничего не меняет, — отрезал Крестовский. — Да, у него есть потенциал, но он его не контролирует. Мы имеем дело со спонтанными проявлениями силы, обусловленными эмоциональными всплесками. До осознания, и, тем более, до полноценного контроля там еще очень далеко. иные выходят на пик десятилетиями, а времени, как я уже говорил, у него не так уж и много.
Выйдя в сад, Ломтев сразу же закурил трубку и скосил глаза налево, где соткалась из воздуха полупрозрачная фигура старого князя.
Ломтев обернулся, убеждаясь, что «путилинцы» следуют за ним, но не слишком близко, выпустил к небесам клуб дыма и поинтересовался:
— Ну что, ты доволен? Ты не завалил испытание и не стал посмешищем. Более того, твой сыночек отозвал свою писульку, и ты/я все еще князь. Кроме того, мы откусили треть от вашего семейного состояния.
— Это был неожиданный результат, — согласился старик. — Колебатель тверди, значит?
— Похоже на то, — сказал Ломтев.
— Постыдное зрелище, — сказал старый князь.
— Что опять не так?
— Топорная работа, — сказал старый князь. — Ты оперируешь голой силой. В этом нет изящества, в этом нет искусства, ты выдаешь минимальный КПД при максимуме вложенных усилий. Если ты будешь продолжать в том же духе, то исчерпаешь своей ресурс меньше, чем за год.
— Так научи меня, — сказал Ломтев.
— Это не мой профиль, — сказал старый князь. — Насколько я понимаю, речь, без малого, идет об управлении гравитацией, перенаправлении потоков, и это в корне отличается от того, что делаем мы, Громовы. Это совсем другое направление силы. Потенциально — куда более опасное, но наверняка и более сложное в освоении.
— И что же мне делать?
— Изучать, — отрезал старый князь. — Тренироваться, осваивать новые техники.
— Как? — спросил Ломтев.
— Похоже, что самостоятельно, — сказал старый князь. — В любом другом случае я посоветовал бы тебе найти учителя, перекупить или арендовать его у другого рода, такие практики существуют, но в империи больше нет колебателей тверди. Последними были Троезубовы, а их род был уничтожен больше полувека назад.
— За что?
Старый князь пожал плечами.
— Дела давно минувших дней, — сказал он. — Кого это интересует?
— Меня, — сказал Ломтев. — Кто их уничтожил?
— А в сети ты не искал?
— Искал, — сказал Ломтев. — Там ничего нет. Видимо, кто-то подчистил следы, или просто хроники прошлых лет до сих пор не оцифровали. Так кто?
— Император, — сказал старый князь. — Был какой-то заговор, я, по молодости лет, не особо вникал.
— Должны были остаться книги, — сказал Ломтев.
Конечно, семьдесят лет прошло, но ведь что-то должно было остаться, так? Это же, в том числе, и боевые техники, это полезная информация, которая может пригодиться, даже если пока их потенциальных носителей на горизонте нет.
— Должны были, — сказал старый князь. — И я тебе больше скажу, они и остались. Но я сомневаюсь, что мой сынок ими со мной поделится. Или с тобой, если уж на то пошло.
— А причем тут он?
— Отец был большим книгочеем, — сказал старый князь, и Ломтев не сразу сообразил, что речь идет об его отце, еще одном князе Громове, только совсем уж древнем. — В свое время он наложил лапу на часть библиотеки предателей.
— И где сейчас эти книги?
— В родовом поместье, полагаю, — сказал старый князь. — Сынок мой до книг не слишком охоч, в то же время, он понимает их ценность и не стал бы ничего с ними делать без крайней необходимости.
— Понятно, — сказал Ломтев.
— Конечно, есть еще один вариант, — сказал старый князь. — Наверняка что-то найдется в закрытой части императорской библиотеки.
— И как попасть в закрытую часть императорской библиотеки?
— Испросив личного разрешения у императора, конечно же, — сказал старый князь. — Для этого надо сначала договориться об аудиенции… Но ты же с ним встречался уже, ты должен понимать.
И неизвестно, какой вариант лучше, подумал Ломтев. Сыночек, конечно, настроен не так дружелюбно, как высочайший старинный друг, но он хотя бы человек, и реакции у него человеческие.
А император… Даже если он и даст доступ, то что он потребует взамен? Можно ли быть ему должным еще больше, чем до этого момента? С князем хотя бы поторговаться можно, а этому что предложить? Он ведь по определению владеет тут уже всем.
Хотя он, как верховный глава, должен быть заинтересован в том, чтобы его подданные становились сильнее… Но тут еще неизвестно, как заговорщики отнесутся к подобной попытке контакта…
Слишком много вводных. Слишком много переменных в одном уравнении. Ломтев решил, что подумает об этом позже.
Сначала он должен был увидеть дочь.
Путилинский броневик приехал в десять часов, Ломтев с Танеевым как раз закончили завтракать. Минут через десять после этого прибыл и Крестовский, передвигающийся на спортивном купе с трехлучевой звездой, подозрительно смахивающий на «мерседесовскую», и от того крайне непатриотичной. Танеев, разумеется, от поездки отказался, сославшись на необходимость заниматься текущими делами, и пообещал, Ломтеву, что они увидятся позже.
Ломтев и граф загрузились в броневик.
— Далеко ехать? — спросил Ломтев.
— Где-то с час, ваша светлость.
— Час — это не единица для измерения расстояния, — сказал Ломтев. Охранники задраили люки и бронеавтомобиль, слегка раскачиваясь, тронулся в путь. — Если вы говорите о часе, уточните, с какой скоростью нужно ехать.
— Не волнуйтесь, — сказал граф. — Ваша дочь в безопасном месте.
— У вас есть дети, граф?
— Нет.
— Тогда не давайте мне таких советов, — отрезал Ломтев. — Кроме того, мне не нравится, что вы все время возите меня в этом танке и даже в окно посмотреть не дозволяете.
— Это ради вашей же безопасности, — сказал граф.
— Ну да, — сказал Ломтев.
Крестовский вытащил из портфеля папку и подсунул ему.
— Я тут набросал ряд мнений по насущным вопросам империи, — сказал он. — Следующая сессия дворянского собрания уже через полторы недели, и я хотел бы, чтобы перед голосованием вы ознакомились с этими документами.
— Непременно, — сказал Ломтев и небрежно швырнул папку на сиденье. — Куда мы едем? И, пожалуйста, без общих фраз. Дайте мне какое-то конкретное название.
— Мы едем в императорский госпиталь для ветеранов, — сказал Крестовский. — Это очень спокойное и очень защищенное место, в котором трудятся лучшие специалисты…
— И много этих специалистов в курсе?
— Нет, — сказал граф. — Знают только те, кому надо.
— Кто стоит за всем этим? — спросил Ломтев.
— Возможно, позже вы будете представлены друг другу, — сказал граф. — А сейчас вам этого знать не нужно. Посмотрите, пожалуйста, документы. еслиу вас возникнут какие-то вопросы…
Ломтев взял папку.
Весь остальной путь он делал вид, что читает, хотя приведенные «мнения» его не особенно интересовали. Что-то там про земли, что-то там про налоги… Ломтеву не было дела до этого мира и этой империи, гори она огнем. Он собирался изображать из себя политика ровно столько, сколько необходимо для спасения Ирины, и ни секундой дольше.
Императору хочется вернуть Дальний Восток? Пусть развязывает войну, Ломтев все равно уже слишком стар, чтобы в ней участвовать…
Императорский госпиталь для ветеранов утопал в зелени. Их броневик, судя по совсем короткой остановке, без особых проблем въехал на тщательно охраняемую, по словам Крестовского, территорию, и остановился перед одним из трехэтажных корпусов.
Ломтев и Крестовский выбрались из машины, охрана осталась на месте. Очевидно, здесь за безопасность Ломтева отвечал кто-то другой.
Пациентов видно не было. На редких скамейках в парковой зоне сидели только представители местного персонала. Ломтев попытался найти на здании хоть какую-то вывеску, и не преуспел.
Они вошли внутрь, спустились на лифте в подвал, там же, на выходе из лифта, их встретил седовласый благообразный старичок с залихватски закрученными усами. Граф Лемешев, заведующий отделением. Очевидно, один из тех, кто в курсе и кому надо.
Они прошли метров сорок по стандартному больничному коридору, затем граф пригласил их в палату и…
— Это какая-то шутка? — спросил Ломтев.
В палате никого не было. Там даже кровати не было, стол, несколько стульев, картотека…
— Никаких шуток, ваша светлость, — сказал Лепешев, щелкая выключателем.
Одна из стен оказалась стеклянной, и открыла Ломтеву вид на соседнее помещение. Там была вполне обычная палата, с кроватью, пациенткой и подключенной к ней системе жизнеобеспечения, отчего Ломтев нахмурился пуще прежнего.
— Значит, это какая-то шутка? — спросил он.
— Нет, — сказал Крестовский. — Это ваша дочь.
Ломтев посмотрел еще раз. Лицо девушки, конечно же, было ему незнакомо. Миленькая, на вид — лет восемнадцать, длинные волосы аккуратно зачесаны назад, а больше ничего и не скажешь…
— Она в медикаментозной коме, ваша светлость, — заверил его Лемешев. — Для ее же собственной безопасности.
Ломтев сжал кулаки.
— И как вы прикажете мне это понимать? — тихо спросил он. — Я играю по вашим правилам, я делаю все, что вы скажете, я сэкономил вам полгода судебного процесса, я ослабил клан Громовых одним только фактом своего существования, я лишил его трети ресурсов, а в итоге вы показываете мне какую-то незнакомую девушку в коме, и говорите, что я старался вот ради этого? И вы думаете, что я вам поверю? Рассчитываете на дальнейшее сотрудничество? Вы либо глупцы, либо считаете таковым меня.
— Это ваша дочь, — быстро сказал Крестовский. Он покраснел, на лбу у него выступили жилы, по щекам стекал пот. На его плечи словно свалился какой-то невидимый груз, и все силы графа уходили на то, чтобы держать его и хотя бы стоять ровно. — Мы ввели ее в кому, чтобы избежать культурного шока от пребывания в нашем мире…
— Как ввели, так и выведите, — сказал Ломтев. — Прежде, чем я сделаю для вас хоть что-то еще, я должен удостовериться, что это она. И что с ней все в порядке.
— Это потребует какого-то времени, ваша светлость, — вмешался Лемешев. — Нам нужно вывести ее организм из комы, потом потребуется работа психолога, чтобы примирить ее с ее новым телом, подготовить к встрече с… вашим новым телом…
— Сколько? — спросил Ломтев.
— Неделя, ваша светлость.
— Это много.
— Пять дней.
— Три, — сказал Ломтев. — Три дня. Либо вы покажете мне ее, живую, здоровую и мою, либо все наши договоренности отправятся в тартарары.
— Согласен, — выдавил из себя Крестовский. Судя по лицу, ему было совсем уж нехорошо. — А теперь прекратите это.
— Но я ничего и не делаю… О, — Ломтев обнаружил, что сжимал кулаки настолько, что ногти пробили кожу и на пол капает кровь. С некоторым усилием он разжал руки, и Крестовского сразу отпустило. По крайней мере, выглядеть он стал чуть лучше.
— Три дня, — напомнил Ломтев. — И еще одно. Если вы мне лжете, если эта девушка — не моя дочь, если вы держите ее в коме не просто так, и ее рассудок повредился при переходе, или как-то еще, если с этим телом обнаружатся какие-то проблемы, или даже сейчас с ней все в порядке, но в дальнейшем хотя бы один волос упадет с ее головы…
— Вы убьете меня? — спросил Крестовский.
— Нет, — Ломтев покачал головой. — Я убью вас всех.
И что-то такое было то ли в его голосе, то ли в его фигуре, то ли в том, как он белоснежным платком вытирал с ладоней кровь, что Крестовский даже не улыбнулся.
И ни на секунду не усомнился в услышанном обещании.