Сам-семьсот, или Повесть о трех фантазерах

Глава ВОСЕМНАДЦАТАЯ в которой станет ясно, что такое «сам-семьсот»

Прометеев с Иваном Алексеичем сидели за столом, приготовившись ужинать. В тарелках рдели соленые помидорчики, золотилась квашеная капуста, стояла запотевшая пузатая кринка с молоком. Из кухни доносился запах печеного теста.

— Поделился бы секретом, — шутливо подмигнул Прометееву Иван Алексеич. — Что за клад такой в наших коровниках запрятан. Очень любопытно было бы узнать.

Ромка навострил уши, услыхав про клад. Оказалось, что новый управляющий имел в виду самое обыкновенное молоко.

— Сколько вы надаиваете его в год от своих коров? — спросил он у Ромкиного отца и сам же ответил: — Семьсот тонн. А сколько стоят эти семьсот тонн, если взять по закупочной цене? Триста тысяч рублей, почти треть миллиона!

— И что с того? — не сразу понял Иван Алексеич.

— Да как это «что»? — удивился его непонятливости Прометеев. — Если наши коровы, — он так и сказал «наши», — если наши коровы станут давать молока в два раза больше, то еще триста тысяч как с неба свалятся. Это тебе не клад?

— Ишь ты! — усмехнулся Иван Алексеич, поддевая вилкой капусту. — И за сколько же лет мы достигнем таких удоев?

— Если хорошо поработать, то и года не пройдет, — с серьезным видом ответил Борис Васильич. — Чего тянуть-то?

— Ну ты и шустрый, однако! — хохотнул Иван Алексеич. — Года не пройдет… Не говори больше никому этого — засмеют!

— Ничего смешного не вижу! — рассердился Прометеев. — Коровы у нас на ферме породистые. Только худые больно.

— На одном силосе сидят — вот и худые! — обиделась за совхозных коров Ромкина мама Клавдия Семеновна. Она как раз ставила на стол румяные, пышущие жаром ватрушки. — Ты поешь-ка одну кислую капусту или соленые огурцы — погляжу на тебя!

Клавдия Семеновна работала на ферме дояркой и, конечно, больше других знала, отчего ее коровы дают мало молока.

Прометеев ее поддержал:

— Правильно, кормить коров надо, как полагается. Тогда и молока будет много. А силос — это не еда. Силос коровам — как нам огурчик к обеду. Кормить коров надо сеном.

— Ты нам его из города, что ль, привез? — пристыдила Прометеева Клавдия Семеновна. — Сколь вон они, наши механизаторы, его заготавливают — только-только телятам хватает. А коровушки сена и в глаза не видят!.. — махнула рукой и ушла.

— Сенокосов у нас мало, — стал оправдываться Иван Алексеич. — Да и погода: скосишь траву, а тут дождь, и сгнило сено…

— Для своей-то коровы где его берешь? — спросил Прометеев.

— А вон у меня половина огорода травами засеяна, — кивнул Иван Алексеич в сторону окна.

— И огород не так уж велик, — усмехнулся в усы Прометеев. — Я подсчитал: в Клюквиной на каждую совхозную корову приходится в двадцать раз больше земли, чем на каждую личную корову. Вот и выходит, что на ферме коровы должны кушать сена куда больше, чем твоя Ромашка. А почему-то не кушают.

— Так ты чего равняешь мой огород и совхозные поля! — загорячился Иван Алексеич. — На своем-то огороде я все успеваю — и полью, и подкормлю травушку вовремя. Не жду, когда перестоит да огрубеет, — скашиваю, пока в самом соку…

— В поле-то почему нельзя успевать? — с недоумением спросил Прометеев. — Ну не в двадцать, так хоть бы в три раза больше получать от совхозной земли, чем она сейчас дает!

— Ты что — в три раза! — изумился Иван Алексеич. — На совхозном поле? Да столько и не вырастет. В три раза! Чудак…

— Вырастет! — твердо сказал Прометеев. — Я подсчитал — еще больше вырастет, если только взяться за дело по-хозяйски.

— В три раза! — продолжал изумляться Иван Алексеич. — Да мы и тот урожай, который выращиваем, не успеваем убирать. То дожди, то техника подводит. И людей не хватает…

— Это потому, что чужим его считаете, урожай. Я который день захожу на машинный двор, а ты все ремонтируешь трактор.

— Восемь дней полагается на такой ремонт, а сегодня еще только пятый, — обиделся Иван Алексеич. — Послезавтра закончу. На день раньше срока. Я вообще всегда норму перевыполняю.

— И на своем огороде тоже? — язвительно спросил Прометеев.

Иван Алексеич посмотрел на него как на сумасшедшего:

— Какая может быть норма на своем-то огороде? Тут об одном только и думаешь — чтоб все сделать как лучше и скорее.

— Вот-вот! — закричал Прометеев. — Вот и подумаем, как лучше и быстрее все делать на совхозных полях! Представим, что совхозные поля — наш огород. И мы — хозяева…

— Ну давай! — согласился Иван Алексеич. — Представим…

И тут с ним случилось что-то непонятное. Он обеспокоенно заерзал на стуле, поглядел в окно и молвил:

— Боронить пора, а мы чего-то ждем!

— Пора, — согласился Прометеев. — Я утром объехал поля — кое-где земля уже поспела. Утром непременно надо боронить.

— Ах ты, горе какое! — сокрушенно хлопнул себя по коленям Иван Алексеич. — Трактор у меня не на ходу! Как же это я… — И засобирался: — Пока светло, хоть двигатель опробую. А остальное — завтра. Да ты не сомневайся, Васильич, — успокоил он Прометеева. — В девять утра как штык в поле буду…

Прометеев кивнул. Как ни в чем не бывало. Словно все так и должно быть. А когда Иван Алексеич, надевая на ходу спецовку, убежал на машинный двор, Прометеев подмигнул Ромке:

— Твой папка не верит, что наша земля может в три раза больше давать. Это еще что! А ты про урожай сам-семьсот не слыхал? Когда из одного зернышка вырастает семьсот зерен…

— Такого не бывает! — усомнился Ромка.

— Если верить преданиям, такие урожаи в древние времена получали армянские крестьяне. Без тракторов и комбайнов: мотыгой обрабатывали землю и руками разбрасывали семена!

— Это, наверное, сказка, — вздохнул Ромка.

— Может, и сказка, — не стал возражать Борис Васильевич. — Но один человек, живший в шестнадцатом веке, рассказал, какой хлеб он видел под Витебском, в Белоруссии. Этот хлеб, по его словам, был подобен лесу: всадник на коне въедет и скроется с головой — даже шапки не видно!..

— Обма-анываете! — Ромка так и разинул рот.

— Ну а великому Ломоносову ты поверил бы? — спросил Прометеев. — В одном очень серьезном журнале есть свидетельство…

Ломоносову Ромка, ясно, не мог не поверить. Тем более, что Борис Васильевич пересказал это свидетельство слово в слово:

— «В здешнем императорском саду, что у Летнего дворца, старший садовник Эклебен прошлого года…» — Двести с лишним лет тому назад, — уточнил Прометеев, — «…сеял пшеницу и рожь на пробу искусства своего в размножении разного севу. Сие тем ему удалось, что почти всякое зерно взошло многочисленными колосами, наподобие кустов. В одном из оных, из единого посеянного зерна, вышло 2375 зерен. В другом кусте начтено 47 колосов спелых да 12 неспелых, из коих один колос состоял из 62 зерен, а всех в целом кусту было 2523…»

— Вот это да! — воскликнул Ромка. — Нам бы столько вырастить! А почему только в старые времена получали так много зерен? Разве сейчас нельзя получить столько?

— Видишь ли, — сказал Прометеев, — чтобы столько получить, надо знать, как сеяли такой хлеб древние хлебопашцы. Кое-какие сведения до нас дошли. Но далеко не все. У древних хлебопашцев были свои секреты. Известно, например, что озимую рожь для такого богатырского урожая они сеяли не под зиму, как это делается обычно, а с весны. Да еще вместе с ячменем, смешивая семена и обрабатывая их особым образом. А вот как и чем обрабатывали — этого никто сейчас не знает…

— А если не обрабатывать семена — совсем ничего не вырастет? — спросил Ромка.

— Почему не вырастет? — улыбнулся Прометеев. — Какой-то урожай непременно будет. Осенью ячмень поспеет, а рожь уйдет под снег и на другой год тоже нальется зерном.

— А сколько будет? Сам-семьсот?

— Не думаю, — откровенно признался Прометеев. — Хотя кто знает. Да пусть не сам-семьсот, а сам-семьдесят. И обычный урожай — тоже неплохо. А что, Рома, может, проведем опыт?

Еще бы Ромка стал возражать!