Самый жаркий день (СИ)

Глава 29

Древняя Бухара встречала русскую армию едва ли не празднично. Войска шли бесконечным потоком, местные узбеки высыпали на улицы. И пусть кто-то зло сплевывал в песок, но большинство радостно приветствовали солдат, будто ожидая от них некоего чуда, которое облегчит их тяжелую жизнь. Я с интересом осматривала город и удивлялась соседству беспробудной нищеты с красотами, которых никогда ранее и не видела. Хива по сравнению с Бухарой казалась теперь уездным городком.

Рядом на черном жеребце ехал мой теперь уже супруг. Серж Фатов до сих пор пребывал в опьянении от счастья, никак не мог забыть тот момент, когда отец Михаил объявил нас связанными Господом в любви своей. Но и здесь я умудрилась нарушить традиции, отказавшись не только брать фамилию мужа, но и присоединять ее к своей. Осталась Александрой Болкошиной. Гусар на это лишь махнул рукой, заявив, что сын будет Фатовым, а дочь сохранит семейное имя матери. Иерей нахмурился, но возражать не стал. Часть войска, которая прошла со мной путь от Оренбурга до Хивы, ликовала и бросала в воздух кивера, остальные смотрели на этот праздник с недоумением: подумаешь — барышня замуж выходит! Но ветераны экспедиции на такие взгляды внимания не обращали, а авторитет Сержа почему-то вознесся среди них до немыслимых высот.

Ну да, окольцевал Белую Ведьму, значит, не простой офицер.

Увы, но насладиться семейной жизнью времени нам не дали. Брачная ночь случилась всего одна, и в ней мы не сомкнули глаз. Серж брал меня раз за разом, я же, едва живая от наслаждения, только он изливался, смыкала уста на члене, заставляя его наполняться силой и вновь входить в мое лоно. Удивительно, но привычные наши утехи обрели новую яркость после свадьбы, словно в самом деле благословил нас Мани. И на следующий день я чуть не сверзилась с Жана, убаюканная мерной поступью верблюда.

Сержу однополчане завидовали.

Отец Михаил лишь усмехался в бороду и косился на мрачного кавалерист-девицу. Да, Павлов был главным проигравшим от моей свадьбы. Яэль, привыкшая к капитану, крутилась рядом с ним, отвлекая от мрачных мыслей. Жидовка собрала свой нехитрый скарб, за которым к ее дяде пришлось идти с солдатами, и, как само собой разумеющееся, присоединилась к экспедиции.

До Бухары армия дошла без единой задержки, в городах оставались небольшие гарнизоны, и, что было необычно, во всем виделась упорядоченность, совсем не характерная для русского духа. Будто у генерала Эссена был план, и каждый его офицер знал свои действия наперед.

Эмир Хайдар оказал экспедиции честь: встречал ее у ворот Арка — странного вида крепости в черте самой Бухары. Ее стены не обрывались привычно вертикально, а будто бы являли собой холм с крутыми склонами. Но высота их впечатляла, брать такую фортификацию штурмом мало бы кому хотелось. Правитель восседал на деревянном кресле, украшенном затейливой резьбой, но, как только генералы Эссен и Ланжерон спешились, встал и радушно приветствовал их по-узбекски.

Сам эмир выглядел… уставшим. Еще не старый человек словно тащил на себе небесную твердь, а сейчас получил надежду скинуть с себя часть груза. Родословная Хайдара своими корнями, как рассказал мне полковник Некрасов, уходила по одной линии к самому Чингисхану, по другой — к пророку Магомету. Это должно было бы вознести его авторитет к облакам, но на деле положение Бухарского ханства сейчас было плачевным. С запада на него напирал Хорезм, и эту угрозу, получается, устранила Россия. Но на севере — агрессивный Коканд, ташкентские ханы постоянно тревожат границы. Вот только главная беда для государства притаилась внутри него. Местная аристократия своего эмира не ставит ни в грош, правитель отвечает жестокостью, пытается сбивать спесь с баев, меняя их на иноземцев, выжимая налоги. Но Бухара агонизирует. Полковник давал этому государству в лучшем случае пятьдесят лет жизни, после чего оно само исчезнет, развалившись на куски, сжигаемые в усобной войне. Уже сейчас часть наместников из таджиков, что родственны больше персам, а не туркам, которыми являются узбеки, но даже такие кардинальные шаги не слишком помогают Хайдару. Восток страны как раз сейчас охвачен бунтом китай-кипчаков. Нет, это не китайцы, как сначала подумала я, это родственные монголам племена, доведенные от отчаяния поборами и рекрутчиной. А всей армии у эмира — двадцать пять тысяч кавалерии и несколько старых персидских пушек, к которым и лафетов не было. Пикантности тут добавляло то, что артиллерией ханства руководил оренбургский капрал, некий Андрей Родиков[1], когда-то попавший в плен, да так и прижившийся в Бухаре.

С последним, кстати, уже сговорился свидеться отец Михаил, к которому еще на въезде в город обратился еще один бывший оренбуржец — тоже пленный дьячок, избежавший рабства в худшем его виде. Оказалось, топчу-баши бухарской артиллерии, несмотря на высокий чин в армии эмира, завел тут молочную лавочку, где немногочисленные русские, имеющие хоть какую-то свободу, по воскресеньям запираются и, как могут, отправляют православные обряды. А теперь просят иерея провести настоящую службу и отпустить грехи.

— Приветствую в великом городе дорогих гостей из могучей страны, что простерлась от восхода до заката! — провозгласил эмир Хайдар пусть на плохом, но русском языке.

Большего он сказать сам не смог и махнул рукой толмачу, что с поклоном выступил вперед.

— Абдаллах Амир Хайдар султан саййид сузумиз просит присоединиться к разговору Белую Ведьму, чья слава летит впереди нее! — крикнул переводчик. И его произношению могли бы позавидовать многие подданные Империи.

Серж помог мне спуститься с верблюда, и я подошла к генералам. Кратко, но с выраженным уважением поклонилась правителю Бухары и ответила:

— Для меня честь приветствовать мудрого эмира Хайдара. И мне лестно, что он знает обо мне.

— Мне радостно видеть ту, что повергла коварного врага нашего, — улыбнулся узбек. — Я приглашаю вас в свои покои, где вы сможете отдохнуть, и мы поговорим. Нам многое надо решить, слуги русского хана, и это будет долгий разговор.

В покои эмира были приглашены Ланжерон, Эссен, я, полковник Некрасов, без зова заявился и иерей. Мне хватило времени смыть с себя пыль и переодеться, с чем уже привычно помогла Яэль, теперь заменявшая мне Таньку. Зал для приемов радовал глаз чуждыми узорами на стенах и потолке и обилием ковров. Принимающая сторона оказалась представлена самим Хайдаром, его главным министром и двумя сыновьями, и вот те на пришлых смотрели волками. Толмач за важную персону хозяевами не почитался и скромно устроился сбоку. Я бы предпочла иметь под боком Алмата, но его во дворец и не пустили, к сожалению. Сам кайсак жаловался, что чем дальше от родных мест, тем хуже он понимает знакомый вроде бы язык.

Вопреки ожиданиям, эмир Бухары не стал издалека, с красивыми славословиями подходить к главной теме беседы и начал серьезный разговор сразу:

— Генерал Петар, — обратился он к Эссену, — ты знаешь мое положение и знаешь цену, которую я хочу платить. У тебя своя цена, и сейчас мы с тобой, как два купца на базаре.

— И у меня есть товар, который жизненно важен для тебя, эмир Хайдар, — ответил Петр Кириллович.

— Видит Аллах, что это так, — бухарский правитель примолк на несколько мгновений. — Словно проклял кто-то род Мангытов, чтобы ни делали мы, жизнь становится все хуже. Сахибы не успевают успокаивать бунты, теперь китаи возмутились и уже стоят под стенами Самарканда. Я приказал давать бесплатно неурожайные земли, если кто-то сможет их орошать, но не хватает всего. Налоги выбивают из подданных, но их все равно не хватает, хотя я собираю два раз по столько, сколько мог мой отец.

— Блистательный Хайдар, — вставил свое слово Некрасов, — люди бунтуют от твоих мытарей. У них забирают последнее, но невозможно брать там, где уже ничего нет. Вот, — полковник достал кипу бумаг, — показания моих людей о том, как обстоят дела в Бухарском ханстве. У него нет будущего. Караваны не идут сюда, потому что это тупик: Хива и Коканд не пускают товары дальше. Да, Хорезм теперь не страшен, но есть Ташкент.

— Но теперь же вы откроете путь на запад для нас? — спросил эмир.

— Бесплатно в этом мире никто ничего не делает, — отрезал Эссен. — Русский солдат не будет платить кровью за то, чтобы Бухара богатела. Россия хочет получить свою выгоду, и она ее получит.

Эмир тяжело вздохнул, а вот дети его принялись яростно перешептываться. Строгий взгляд отца одернул их, но ненавистью от царевичей так и разило.

— Есть ли в Бухаре мануфактуры? — спросила я.

Хайдар даже сначала не понял, о чем речь, но ответил снова Некрасов. С промышленностью в ханстве дела обстояли даже не печально — прискорбно. Ее просто не было. Мастерских, где работали бы больше четырех человек, не существовало. Умелые мастера могли создавать настоящие шедевры: ткани, посуда, оружие, но все это оставалось результатом ручного, штучного труда. Теперь ситуация стала понятна и мне. В наше просвещенное время без больших фабрик, только на том, что родит земля, государству выжить невозможно.

И тогда начался торг. Эмир всячески старался сохранить для себя больше власти, но при этом заручиться защитой большой империи, которая успокоила бы бунты и покарала соседей. Эссен настаивал на полном протекторате и власти русских чиновников даже на местах. Оба были предельно вежливы, но каждый не стремился уступить ни в чем. И тогда Петр Кириллович спросил мое мнение.

— Я не сильна в политике, — призналась я. — Но власть принадлежит даже не тому, у кого оружие, а тому, кто контролирует деньги. Страна сия бедна, но может стать богатой, если приложить к ней капитал. И власть будет у того, кто будет его держать. Пустите сюда русских купцов и заводчиков, дайте им послабления в налогах, и они сами построят здесь цветущий сад. Защитите их от произвола мытарей и разбойников.

— Сила все равно нужна, — не согласился Эссен.

— Здешняя армия не сможет противостоять Вашим войскам, — отрезала я. — Вам нужно вникать в местные перипетии, держать в узде здешнюю знать? Оставьте им видимость власти, но поставьте себе на службу деловой дух наш. Следите, чтобы наш закон исполнялся, чтобы по нему судили.

— У нас есть свой закон, — вставил свое слово эмир. — Он дан Аллахом, и не земным царям его отменять.

— Право Аллаха — право справедливости, — уважительно ответил Некрасов. — Но человек слаб и подвержен искусам, поэтому земной закон должен быть единым и понятным. Я полагаю, что мы можем согласиться с тем, что шариат должен главенствовать в жизни правоверных, но, когда речь идет о коммерции, суд следует назначать светский и беспристрастный.

Я хмыкнула, но комментировать не стала. Отец Михаил словам полковника кивнул и добавил:

— Эмир Хайдар, что ведет свой род от Пророка, должен защищать магометян, — Хайдар в ответ на это вежливо поклонился, — и православная Церковь не имеет намерений вмешиваться в духовные дела Бухары. Она просит только позволения построить свои храмы и защитить христиан от посягательств. В свою очередь Церковь обещает любую защиту бухарским магометянам в любом городе России.

— Ты говоришь, как простой имам? — спросил эмир.

— Я говорю, как полномочный представитель Синода. Мои слова — слова Церкви. И мы подпишем о том договор.

Хайдар кивнул, такие условия его устроили. Мне же стала понятна теперь цель похода с экспедицией отца Михаила. Не просто полковой священник он, а чиновник от попов.

— Это касается только православных?

— Дела католиков и протестантов нас не касаются, — ответил иерей.

Я же отметила для себя, что Хайдар прекрасно осведомлен о расколе среди христиан.

— Мне нужна дорога из железа, — озвучил новое требование эмир. — Я наслышан об этом чуде, и оно нужно здесь.

— Это и нам нужно, — согласился Эссен. — Временную протянем быстро, потом уже будем основательную строить.

— Спокойствие на юге. Кундуз союзен мне, но Будакшан…

— Будакшан будет замирен и присоединен к эмирату, — прервал эмира Некрасов. — Это есть в наших планах. Кундуз же имеет сношения и с Кокандом, Мурад-бек[2] должен будет выбрать, с кем он.

Хайдар задумался. Сейчас речь шла о материях, в которых я совсем ничего не понимала. Даже не знала о том, где находится этот самый Кундуз и Буда-как-ее-там.

— На Мурад-бека давят пуштуны с востока. Злой народ, дикий, но их поддерживают англичане. Мне этих собак у себя под боком точно не надо.

— А почему, Ваше величество? — спросила я.

Мне и в самом деле было интересно.

Эмир погладил бороду и без доли снисхождения пояснил:

— Когда-то за Афганистаном была сильная и богатая Индия. Оттуда приезжали купцы, наши товары расходились на индийских базарах. Но когда пришли англичане, они стали откусывать от нее кусок за куском, и ни разу не подавились. Эти псы сеют раздор, а затем в пламени пожара войны подгребают под себя ослабевших правителей. Аллах не дал мне многой мудрости, но я знаю, что мой эмират будет раздерган ими на аулы. Я согласен пойти под руку русского царя и сохранить свой род и трон для своих потомков, я готов поступиться гордостью, чтобы получить многое. Англичане мне этого не дадут, я знаю судьбу Великих Моголов, что6 хотя и называются царями, живут подачками англичан и не имеют власти вне пределов дома своего. Красные мундиры уже не раз бывали тут, и речи их коварны и злы. Я ответил на твой вопрос, Белая Ведьма? Скажу еще лишь — пусть хранит тебя твой пророк, и пусть его силы помогут тебе против этих шайтанов. Я — мусульманин, но я уважаю силу пророка Мани. Вот только она не отведет от тебя клинок предателя или яд подлеца. Что ж, представители русского царя, я готов согласиться на защиту. Про-тек-то-рат — так это называется?

Старший из сыновей эмира зашипел что-то на узбекском, и эмир резко ответил ему. При этому зло кивнул толмачу, чтобы тот перевел и семейный разговор.

— Блистательный Мир-Хусейн, старший сын великого эмира Хайдара посмел оспорить решение своего отца, — промямлил бледный переводчик, которому совсем не хотелось сейчас пересказывать суть спора правителей. — Эмир ответил, что слепота его сына — наказание за грехи его. И что оба сына отправятся в Петербург на обучение.

После приема я с Сержем устроилась в отведенных нам покоях, но на пиалу чая напросился полковник Некрасов. Я была совсем не против, тем более что произошедшее вызывало во мне интерес. Фатов внимательно слушал то, что рассказывал «интендант», сразу уловив суть полномочий этого офицера.

— У эмира пять сыновей, — вещал полковник. — Старший Хусейн. Горячий, но бестолковый. Второй — Умар. Его отец к себе даже не подпускает. Все дни проводит в пьянстве и разврате, чем привлекает к себе некоторых сановников, которые видят в нем будущую ширму для своего правления. Третьего вы сегодня тоже видели — Насрулла.

— Вот дал же Бог имя, — хмыкнул Серж.

Я строго посмотрела на него, но тоже улыбнулась. Имя и в самом деле смешное.

— Вот этот молодой человек очень непрост, — не обратил внимания на глупые смешки Некрасов. — Верю я, что именно он так или иначе унаследует трон бухарского эмира. И для спокойствия здешних мест лучше отправить его в Петербург. Как и говорил его отец — на обучение. Пусть юноша привыкнет к столичному блеску. Упрямство в вере может помешать, но и тут есть, кому поработать…

— Когда мы дальше выступаем? — спросила я.

— Через месяц, думаю. Сейчас отдыхаем, снаряжаемся. Эмир должен отправить указы о полном нашем снабжении до самого Афганистана. С гонцами пойдут войска Эссена для замирения местных беков. Отдельная бригада выдвинется на Самарканд, чтобы раздавить бунтовщиков китаев и кипчаков. Кстати, если будет оказия, рекомендую съездить в этот город, благо недалеко. Сам не был, но доносят о нем мне только восторженные речи. Экспедиции он не по пути, так что через пару недель можно и сделать путешествие. Мне же за то время надо наладить отношения с некоторыми людьми на юге. Кундуз… эмир считает, что там друзья, но я в этом не уверен. Готов был бы пожертвовать этим ханством ради… мда… Та еще задачка у нас, господа мои хорошие.

— А Вы разложите ее нам, — предложил Фатов. — Вдруг что и подскажем.

Некрасов хитро посмотрел на гусара, словно оценивая его полезность в рассуждениях о далеких землях. Но все же согласился.

— Тогда смотрите, штабс-ротмистр, что у нас сегодня за суп. То, что принято называть Афганистаном, еще три года назад было Жемчужной империей — ею правил род Дуррани, что переводится как раз как «жемчуг». Но когда двадцать пять лет назад где-то умер Тимур-шах, за власть сцепились его сыновья, и там, я скажу вам, такая мрачная история на истории, что и рассказывать противно. И ослепляли друг друга, и казнили, но сейчас последний дурранийский шах бежал в город Герат, а остальные провинции захватили дети главы племени баракзаев, что были у шахов военачальниками.

— Предали?

— Спорно, мон шер. В банке с пауками нет предателей. Была там какая-то история с казненным министром дурранийского шаха, который сам из баракзаев. Но теперь и они грызутся друг с другом, и с кем из них договариваться — вопрос серьезный. И мнится мне, что следует поставить на младшего из двадцати братьев, который, как мне доносят, не по годам умен и хитер, а главное — тянется от англичан. Наперед думает туземец, еще держава растаскана, а он уже союзников на будущее ищет. Дост Мухаммед зовут его, и пока я полагаю делать дело с ним.

— Есть ли у него власть? — удивилась я.

— У него, Александра Платоновна, есть то, чего нет у других правителей тамошних земель. Ум и полное отсутствие чести. Впрочем, последнего у всех там — хоть умаляй, лучше не станет. Но тогда надо…

Некрасов вытащил из своих бумаг весьма подробную карту, в которую тут же вцепился Фатов.

— Вот Кундуз, и через него нам бы следовало пройти. От Дуррани он отделился уже лет тридцать как, но афганцы считают его своим. Правят там узбеки, поэтому Бухара с ними пытается дружить. Дальше идут провинции, которые сейчас держат баракзаи. Вот Герат. Если мы дружим с кем-то из баракзаев, то Герат будем проходить войной. Жарко сейчас и тут, — полковник ткнул пальцем в землю, названную «Кашмир». — За нее воюют с Сикской империей и неудачно. Тамошний царь… сейчас… — полковник пошелестел листами, нашел нужное и, кивнув, продолжил: — Ранджит Сингх рьяно взялся за дело, войском у него командует француз по имени Жан Франсу Аллар. Это уже фактически Индия.

— Так, может, нам с ним иметь дело?

— Не выгодно. Дорога оттуда ведет высоко в горы, где нам точно делать нечего. Нет, нам надо вот сюда, на юг, тогда мы выйдем к морю и богатым провинциям. И окажемся в самом подбрюшье англичан. Но с этими сикхами все равно связь наладим, они красные мундиры тоже ненавидят. И очень взаимно у них это. Так что, как видите, путь у нас будет далекий и очень сложный в организации. На кого ставить? Вот и я сомневаюсь.

— Кундуз под нож, поддержим этого младшего туземца, Герат под нож, — легко предложил Серж.

— Эк у Вас все по-гусарски, — рассмеялся «интендант». — Но настрой мне нравится. А что, штабс-ротмистр, пойдете в мою команду?

— Это в соглядатаи что ли? — растерялся Фатов.

— В них, родимых. Аль не по чести?

Теперь задумался мой супруг. С одной стороны, да — не по чести, но вот сложность и нужность работы полковника Некрасова он оценить успел. Я бы была категорически против такой службы Сержа, но не посмела высказаться на этот счет. Его жизнь, его судьба, невместно жене вмешиваться в такое. Согласится — значит доля моя такая. Ждать и кусать губы от переживаний.

— Знаете, Ваше высокоблагородие, а вот не вижу тут умаления ее я. Но и сразу согласием не отвечу. Не решаются такие дела с гусарской лихостью.

— Вот за такой ответ особенно ценю, Ваше благородие, — улыбнулся полковник. — Но и я серьезен. Надумаете — дайте знать.

И с этими словами вышел.

Я смотрела на притихшего Сержа и не знала, что ему сказать. Супруг мой сам подметил мое состояние и обеспокоенно поинтересовался причинами грусти.

— Дурак ты, Сережа. У Некрасова его соглядатаи в самое логова врага то тайно, то явно проникают, но над каждым из них меч занесен. Тут тебе не храбростью надо, а лицедейством и умом.

— То есть не только дурак, но и глупец? Последнее-то обидно! — рассмеялся любимый мой.

— Дурак! Склад ума тут нужен особенный. И опыт. Там, где ты битые горшки увидишь, опытный прикинет, сколько солдат с тех горшков кормилось. И таких вот мелочей много. Я уж сколько с полковником путешествую, так все никак границы его опыта не разгляжу. Паук он! Впрочем, решать здесь тебе. Я твой любой выбор приму.

— Думать надо, — буркнул Серж.

Я подошла к нему и обняла со спины, обвив руками шею. Супруг чмокнул мое запястье, но игривость не проявил. Все же задели его слова о качествах соглядатаев. Некрасов свою службу называл разведкой, пусть она и не имела ничего общего с обычными дозорами. Сергей же в ней видел сейчас приключения и геройство. Однако мне полковник говорил, что если кто-то из его людей проявляет геройство, то с работой своей он не справился.

Мужа я оставила в покоях, он решил прилечь, да так и уснул. Тревожить его я не стала, вышла во внутренний дворик. Здесь столкнулась взглядами с третьим сыном эмира — со смешным именем. Еще юный, но с очень умными и колючими глазами — Насрулла. Он поманил меня к себе, показав пальцем просьбу не шуметь. Это было странно и опасно, но любопытство опять взяло верх, и ноги сами понесли меня в какой-то закуток дворца. И там я с удивлением увидела старого Алмата.

— Бикеш Саша, сардар Насрулла попросил меня перевести тебе, но так, чтобы об этом не узнали, — поклонился кайсак.

Царевич что-то сказал и Алмат с поклоном сказал:

— Сардар спрашивает, может ли Белая Ведьма помочь ему обойти своих братьев?

Просьба была очень необычной, и я растерялась. Вмешиваться в дворцовые интриги Бухары мне совершенно не хотелось. Но было что-то в этом молодом человеке такое, что не позволяло мне просто развернуться и уйти.

— Почему сардар, — это, как я уже знала, означает «вождь» — полагает, что он лучше братьев?

— Потому что старший глуп и жаден, средний погряз в грехе, а младшие еще неразумны.

— Что хочет сардар от власти? Если сохранения старых порядков, то я уйду сейчас и не вспомню, что этот разговор был.

— Сардар думал и согласился со своим отцом. У Бухары нет будущего, одной ей не выжить. Сардар хочет увидеть своими глазами главный город урусов. Если он так хорош, как о нем говорят, то он хочет сделать Бухару такой же.

Сразу же я отвечать не стала. Складывалось интересное дело, в котором я ухватила свою выгоду. И даже на несколько мгновений озарила себя Светом, чтобы вспомнить многое из того, о чем говорила со своими людьми. Хлопок для Гизе. Здесь его много, и он дешев. Металл и земляное масло. В пустоте же Бухарского эмирата у меня не будет соперников, если я первая успею открыть здесь мануфактуры. Цифры в голове складывались в числа, даже письма составлялись в мыслях — кому и что направить.

— Скажи, Алмат, ты хочешь со мной в Индию?

Кайсак ответил сразу:

— Нет, бикеш. Долгая и сложная дорога, да и буду я там бесполезен. Языков тамошних я не знаю совсем.

— А в Петербург поедешь?

— Если попросишь, бикеш, то и поеду, — улыбнулся Алмат.

А я видела, как загорелись его глаза. Хочет же!

— Эмир отправляет своих детей в нашу столицу. Будь его, — я показала на принца, — человеком, но так, чтобы об этом мало кто знал. Я скажу тебе, с кем его свести в Петербурге. И постарайся научить его нашему языку хоть немного.

Кайсак поклонился, принимая службу.

— Сардар Насрулла, я не буду тебе обещать ту помощь, о которой ты можешь думать, но дам тебе другую. В Петербурге ты встретишься с важными людьми, которые могут тебе помочь, если ты заинтересуешь их. Смотри внимательно по сторонам, запоминай, сравнивай. И я надеюсь, что в будущем ты не забудешь мои хлопоты. Я передам тебе письма с Алматом. Если мы с тобой не встретимся, то Алмату я передам, что хотела бы сказать тебе. Надеюсь, помощь женщины тебе не претит, и ты не забудешь своих слов.

— Белая Ведьма — человек Мани. Сардар чтит его последователей, будь то мужчина или женщина.

Насрулла весьма низко поклонился, оглянулся и выскользнул из этого темного угла.

Алмат прижал руки к сердцу, а я же взяла его руку и пожала ее так, как если бы договаривалась о сговоре с кем-то из купцов.

Еще не улеглись мысли о разговоре с бухарским принцем, как из-за угла появились оба русских генерала.

— Александра Платоновна! — радостно поприветствовал меня Ланжерон, словно и не сидели мы совсем недавно все вместе на переговорах. — Какая-то Вы задумчивая.

— Все думаю, Александр Федорович. Все думаю.

— И о чем же? — спросил Эссен.

Я взяла бравых военных под руки, встраиваясь между ними, и сказала:

— О том, что пришло время вырвать из короны Англии ее самый большой алмаз.

[1] Участник посольства в Бухару в 1820 году П. Л. Яковлев писал, что Андрей Родиков был не пленным, а беглым, но точных подтверждений этому нет.

[2] Мухаммад Мурад-Бек — узбекский правитель из рода Катаган, эмир Кундузского ханства.

Друзья, вот и завершена вторая книга цикла про графиню Александру Болкошину. Надеюсь, что вы нашли в ней что-то интересное и даже полезное для себя. Пусть это и жанр альтернативной истории с элементами мистики, но я старался бережно относиться и к эпохе, и к событиям, и к реальным людям.

Ваши комментарии и лайки очень приветствуются. Они дают стимул творить дальше.

Следующая книга цикла: https://author.today/work/317634