Самый жаркий день (СИ)

Глава 8

В чем сложности адюльтера в наш просвещенный век? Нет, даже не в сохранении тайны, не в поиске места для свидания и не в последствиях в виде людской молвы.

Труднее всего, тем более для приличной женщины, коей требуется блюсти надлежащий внешний вид, — это одеться после амурных утех. Невольно позавидуешь простой крестьянке, у которой из одежды летом — сарафан на голое тело. Да и мужчине с этим проще, все же брюки на кальсоны натянуть — не юбки одну на другую. И сейчас Великий Князь Михаил Павлович, шипя ругательства, помогал мне с многочисленными застежками.

— Чем Вам немецкая принцесса не угодила? — спросила я его.

Как только мы выбрались из постели, вся фамильярность в общении тут же исчезла.

— Не столь она сама, Александра Платоновна, сколь претит мне мысль жениться на незнакомой девице из Германии. Насмотрелся я на мучения Константина с его супругой, не хочу так жизнь прожить.

— Вы же маленький совсем были, когда они разошлись, как может помнить?

Михаил смутился. Все же его предубеждение против бывшей жены брата было основано прежде всего на рассказах со стороны мужа. В Петербурге Анну Федоровну вспоминали с теплотой, по сей день звали ее не иначе как «вечерней звездой».

— Все равно не хочу никаких немок, — упрямо ответил Великий Князь.

Я даровала ему легкий поцелуй и, проверив в зеркале порядок костюма, прислушалась к тому, что творится за дверью. Осторожно ее открыла и столкнулась взглядами с Тимкой. Охранник молча кивнул, дав понять, что можно выходить.

— Опасная забава, — сказал он мне уже в карете.

— Если ты все сделал, как надо, то последствий не будет. Тем более что и продолжения не будет, это оговорено.

Тимофей кивнул, но вопрос в глазах его не исчез.

— Сама, сама я, — улыбнулась я. — Ударило в голову. И это было очень даже неплохо. Даже немного жаль, что отказала Михаилу, теперь вот в Индию придется поход возглавить.

— Значит, поедем в Индию, — спокойно ответил Тимка.

— Ты со мной?

— Конечно, — удивился охранник моему изумлению. — Мы приставлены к Вам личным указом Императора, который никто не отменял. Поэтому будем готовиться к путешествию.

Этого я не знала, думала, что берегут меня по распоряжению Ростопчина, данному два года назад.

В этот раз никаких нежданных гостей дома не оказалось, Танька миловалась с Асланом, и я сразу же огорошила голубков новостью о предстоящем мне долгом приключении. Девушка взвыла коровой, черкес же принял известие спокойно — служба такая. И тогда мной было озвучено решение: завтра же будет зарегистрирована вольная, и никаких препятствий к предстоящей свадьбе не останется. А то, что молодой муж на долгое время оставит жену, так сама его такого полюбила, поэтому слезы лить прекратить следует. Готовься к венчанию, дура!

Мысли о близком торжестве моментально высушили Танькины слезы, и она упала мне в ноги с благодарностью, и теперь мои глаза уже были на мокром месте. Горничную свою я любила, и простое счастье ее настроило на сентиментальный лад.

— Спасибо, Александра Платоновна, — тихо сказал Аслан. — Мани клянусь, что отплачу за доброту, жизнь отдам.

— Даже не думай! Жизнь твоя теперь с ее связана, не смей вдовой оставлять! Делов-то: скатаемся в эту Индию и вернемся.

— Я с вами! — крикнула с пола Танька.

— Ты останешься тут и будешь следить за хозяйством, — отрезала я. — Не на прогулку собираемся.

Тимофей же наказал Григорию найти любые сведения о далекой стране и путях в нее от Оренбурга. Он и сам отмечал разумность и начитанность своего сослуживца, верно определив того, кто лучше всего справится с таким делом. Когда-то Гриша поразил меня тем, что знает французский не хуже любого дворянина, поэтому даже иностранные мемуары не станут для него препятствием.

Большего пока решить не могли, следовало дождаться приглашения незнамо от кого для получения приказа и подробного описания миссии. Ведь сейчас никто из нас не представлял, в чем заключается ее конечная цель. Завоевать Индию? По мне, так это глупо, ведь провести через пустыни и горы большую армию будет совсем не просто, а о силах англичан там никто не имеет ни малейшего представления, но думается, что их там не мало. Все это казалось какой-то безумной авантюрой.

Но некоторые приказы не обсуждаются. Павел Петрович талантом своим полагал, что не пойти в Индостан походом будет ошибкой. Теперь Николай Павлович, открывший суть своего дара, утверждал, что поход этот — дело правильное. Не мне спорить с волей Мани.

Уже совсем в ночи, расположившись в гостиной за чаем, я еще раз спросила своих охранников, желают ли они сопровождать меня в столь дальней и опасной поездке. Ответом было единодушное согласие. Но мне требовались настоящие мотивы их решения, помимо служебного долга.

Тимофей, мерно помешивающий сахар в чашке сказал просто: он готов защищать свою барышню везде и всегда, хоть в диких лесах далекой Бразилии. Так далеко за океан я не собиралась, и поинтересовалась, почему именно там. Оказалось, что Тимке понравилось когда-то само название, звучащее так необычно, и он теперь следил за событиями в этой португальской колонии, которая всеми силами сейчас старалась отложиться от метрополии.

Григорий сослался на долг и симпатию ко мне лично, а еще заявил, что ему просто интересно совершить путешествие за столько верст от дома, ведь в жизни такой оказии больше не представится.

Аслан молча поцеловал фаравахар, что сказало больше любых слов.

А Андрей заявил, что он как все, и выделяться из общества не намерен, чем вызвал смех за столом. После уже серьезно добавил, мол, чувствует Божий промысел в службе своей, а для него это важнее любых иных причин.

На следующий день дела завертелись с немыслимой скоростью. Сначала было решено завершить оформление вольной на Таньку, и здесь было два пути. Можно было бы сунуть мзду чиновнику, и необходимая подпись появилась бы за неделю-другую, а не когда-нибудь по прихоти начальства, но я предпочла устроить скандал, устрашая чернильные души карами от самого Аракчеева. Конечно, попервой мне никто не поверил, мало ли эти стены видели ругающихся дворян разного пошиба, и графский титул не значил здесь ничего. Вот только после моего приказа Аслану отправить в приемную к Алексею Андреевичу с жалобой старший писарь нутром почуял, что в этих словах блефа нет, и он рискует навлечь на себя гнев человека, о котором и вспоминать страшно. И волшебным образом отпускную грамоту выправили тотчас же. С этого момента Татьяна Иванова считалась свободной мещанкой, и никаких обязательств в связи с прекращением кабалы от меня на нее не возлагалось.

Следом я отправилась на завод, и там развернула кипучую деятельность. Заперлась с Вяжницким в его конторе и огорошила его известием:

— Степан Иванович, волею судьбы и высочайшим приказом я вынуждена покинуть Россию на время. Вам могу рассказать, но при сохранении этого в строжайшей тайне: будет военный поход в Индию, и мне придется принять в нем участие.

— Там же англичане, — растерянно пробормотал управляющий.

— Вы за них переживаете?

— Да что Вы такое говорите! После того, как они хотели Вас убить и завод сжечь?! Но ведь сами к ним в пасть лезете.

— Поэтому и давайте думать, как мне зубы в этой пасти будет сподручнее выбить. Новый револьвер — сколько сможете сделать к середине сентября?

— О, это Вы хорошо спросили! Кутасов не уймется никак, еще новее сделал! А к нему еще и припас из латуни! Если бы не цена его, то о бумажных патронах совсем забыть можно было бы.

О металлических патронах мы с инженером мечтали давно, но он никак не мог придумать механизм, который бы позволил делать их мануфактурным способом без того, чтобы вытачивать или спаивать каждый вручную. Если Семен сумел смастерить нужную машину, то заслуживает личного дворянства как минимум.

Вяжницкий вышел и вскоре вернулся с коробкой, в которой обнаружился новый пистолет и желтоватые припасы. Я взяла в руки блестящий сталью револьвер и внимательно его осмотрела. В первую очередь бросился в глаза уменьшенный калибр ствола.

— Три с половиной линии[1] всего, долго сталь подбирали, литейщики аж похудели, пока не нашли рецепт нужный!

— Не мало? — усомнилась я.

— Потому и подбирали материал, чтобы навеску пороха можно сохранить было, а пуля легче, потому и быстрее летит. Ох, сколько лет паровыми машинами занимался, а с Вами прямо оружейником заделался, ха-ха! Это Вы еще не знаете про успехи немца нашего. Понять бормотание этого басурманина — отдельный труд, но результат того стоит, уж поверьте. Смотрите, видите в чем суть?

Степан Иванович взял один из патронов. Я смогла отметить лишь то, что этот латунный бочоночек был по-хищному красив. Покатые бока сужались ближе к слегка вытянутой тупой пуле, фланец капсюля, кажется, представлялся единым целым с остальным корпусом.

— Маленький.

— Именно! — просиял управляющий. — А теперь извольте посмотреть.

Вяжницкий вставил припас в камору барабана, провернул его и внезапно выстрелил в стену напротив. В контору тут же влетел Аслан, сжимающий свое оружие, но сразу палить не начал, посмотрел на меня. А я сидела премного удивленная.

И не самим поступком улыбающегося Степана Ивановича, а тем, что дым, всегда сопровождающий выстрел, хоть и появился, но было его донельзя мало! И запах! Совсем не тот, что дает сгоревший порох, а какой-то кисловатый, немного раздражающий. Я велела черкесу успокоить всполошившихся сотрудников, но те и сами не проявляли испуга, будто и привыкли к таким происшествиям.

— Совершенно новый припас! Не дает почти дыма и гораздо мощнее даже лучшего пороха!

— Сколько можете сделать такого? — в голосе моем была жадность.

— Увы, — смутился Вяжницкий, — пока сие вещество преподносит сюрпризы и при его выработке, и при использовании. Гизе чуть Богу душу не отдал, когда в первый раз взорвалось.

— В первый?

— Уже трижды бабахало! Говорит, что нужно лучше очищать исходное, но бес его разберет. И в снаряженном состоянии не все слава Господу пока, но профессор клянется, что найдет нужное сочетание. Так что пока это только похвастаться успехами. Новые патроны снаряжаем порохом, делать можем по три сотни за день уже. А вот с этим порошком, которому еще и названия не придумали, можно будет еще уменьшить калибр и вес припасов.

— Сделайте латунных как можно больше, заберу все. Бумажные тоже, сколько успеете. Теперь об управлении в мое отсутствие.

Степан Иванович тут же загрустил:

— От министерства поставят надзирающего? Как Арсений Петрович ушел, так оттуда истинных вурдалаков присылают.

Коломин и впрямь покинул Министерство, но я за него только порадовалась, ведь он был принят на службу в Корпус инженеров путей сообщения, где и жалование было выше, но главное — чиновник сумел перешагнуть пресловутый чин «титуляшки», став коллежским асессором, а, значит, выправив и потомственное дворянство[2].

— Нет, поступим по-другому. Честность Вашу и опыт я давно оценила очень высоко, ценю Вас, сами знаете. Поэтому до отъезда своего оформим на Вас пять долей завода, так что далее будете заботиться не только о моем деле, но и о своем.

От такого предложения Вяжницкий забыл, как дышать, ведь кто как не он знал о доходах мастерских, и теперь двадцатая часть прибыли полагалась ему лично помимо обычного вознаграждения. Он явно собирался начать возражать, что недостоин такой чести, но не стал к моему удовлетворению. Управляющий был умен, за что и пользовался доверием моим.

Но о своем обещании я не жалела, ведь каждый человек может поддаться соблазну: или скрадет, или предаст из алчности. Испытывать безгрешность Степана Ивановича не хотелось, именно поэтому и стоило записать его в компаньоны: у себя воровать не станет, потеряет гораздо больше, если откроется преступление.

Дальнейшие наши разговоры вертелись вокруг дел привычных — хозяйственных. Заказы на паровые машины продолжали расти, завод справлялся уже с трудом. Военное министерство неожиданно затребовало еще пять паровозов сверх утвержденного ранее количества, и сейчас Степан Иванович срочно изыскивал возможности удовлетворить их настойчивую просьбу, тем более что совершенно неожиданно высокие чины в мундирах предложили увеличить цену в связи со срочностью. Под новые стапели он планировал использовать еще не до конца возведенный цех под Гатчиной, а также нанять еще рабочих. Благо сманивать хороших мастеров сейчас для нас было и привычно, и просто.

— Зачем им столько паровозов? — задумчиво спросила я.

— Не могу знать. Но из требований к ним еще странность есть — топки нужны на каменный уголь.

Это совсем интересно. Все машины, которые сейчас строились нашими силами, рассчитывались для угля древесного и обычных поленьев, пусть и размером с целое бревно при надобности. А вот топить их антрацитом следует с осторожностью: жар этот камень дает уж очень большой, и прогар может случиться. То есть надо усиливать котлы.

— Давайте подумаем, Степан Иванович. Между новой и старой столицами курсируют сейчас восемь гражданских поездов. Больше не получится, пока не будет два пути везде, и не придется разъезжаться на станциях.

— Кстати, об этом. Мне донесли идею, что можно не один паровоз пускать от Петербурга до Москвы, а менять их на станциях, все равно там вагоны долго стоят. Тогда и машинистам не нужно будет весь путь от начала до конца делать.

— Интересно, посчитайте.

— Сделаем.

— Дальше ветка к Астрахани. Ее дотянули до Борисоглебска, и на ней работают сразу восемь паровозов, возят зерно, скот и лес в основном.

— Все так. Год как ввели в строй, а товаров вывезли уже столько, что скоро затраты окупятся.

Я кивнула.

— До Казани только начали тянуть, как и до Киева. При этом военное ведомство уже забрало семь больших «Вяток». Где они их хранят — то даже мне неведомо. Но на путях их нет.

— Этого я не знаю, — развел руками Вяжницкий.

Зато знала я. В организации перевозок пришлось принимать самое деятельное участие, и служба расписания была моим детищем. Ее сотрудники занимались обеспечением строжайшего порядка на колесопроводах, и до сего дня ни одного происшествия не случилось. Поезда следовали в полном соответствии с принятым и утвержденным планом, от которого не отступали ни на минуту. Даже недавно назначенный московский генерал-губернатор, опаздывавший к отправлению, не смог задержать его, хотя его вестовой и грозился сослать главного станционного смотрителя на каторгу, если он не предпримет мер. Но тот с вежливостью, но непреклонно отказал менять расписание даже на минуту, и паровоз, дав протяжный гудок, ушел греметь по стыкам чугунки без светлейшего князя Голицына. Дмитрий Владимирович, отягощенный скарбом и супругой, появился спустя четверть часа, орал так, что слышно его было, наверное, и в Кремле. Однако никаких последствий для чиновника от транспортного ведомства не последовало, а губернатору из Петербурга пришло строгое письмо с пожеланиями следить за вверенным городом и личным временем.

Так вот, никаких особых перевозок от военных на колесопроводах не было, паровозы так и стояли где-то в тайном месте.

— По другим делам у нас тоже есть интересные открытия. Павел Львович своей гальваникой всем головы заморочил, но опыты интереснейшие проводит.

— Это который Шиллинг? — уточнила я.

— Он самый.

Этого изобретателя мне сосватал Аракчеев два года назад, и пожалеть о таком приобретении ни разу не пришлось. Пусть практических применений пока было немного, но сами исследования завораживали. У Павла Львовича постоянно что-то искрилось, между железными шарами проскакивали молнии, а медной проволокой была опутана вся его лаборатория.

— Он обнаружил, что если по намотанной проволоке пропускать электричество, то такой моток становится магнитным. Это и до него вроде как обнаружили, но Шиллинг дальше пошел! При вращении мотка среди магнитов этот самый ток начал появляться! Представляете себе, какое это открытие?

Я вежливо улыбнулась, соглашаясь, что, наверное, это новый шаг в науке о гальванике, но в ней я совершенно ничего не смыслила, поэтому восторгов управляющего (и теперь уже скоро своего делового партнера) разделить не могла. Поэтому попросила провести меня к Кутасову, у которого в подчинении уже трудились сразу пять инженеров, придумывавших новые приспособления для умерщвления людей. Семен встретил приветливо и целый час рассказывал о новых разработках, которые перевернут представление о военном деле. И он тоже с жаром принялся доказывать, что новый огнебойный состав господина Гизе станет прорывом и в их деле.

— Александра Платоновна, перспективы приятнейшие! С таким припасом мы уменьшаем вес патронов, и солдат сможет нести их больше. При этом сила образующихся газов будет избыточна в большинстве случаев, и у нас есть затеи, как ее использовать, но это пока вопрос даже не ближайшего времени. Кстати, наши револьверы уже пытаются повторить за границей. Вот, смотрите, что из Бельгии привезли.

Инженер с брезгливостью на лице достал из ящика настоящего монстра: очертания пистолета чем-то повторяли наши изделия, но даже на первый взгляд было видно, что сделано все грубее и проще. Убедившись, что барабан пустой, я щелкнула спусковым крючком. Курок ударил по пустой каморе, даже промежуточного штифта за ним не оказалось, поэтому ход его оказался слишком длинным. Ни о каком надвигании патрона в ствол речи и не шло.

— Позвольте, так тут же пороховые газы будут изо всех щелей бить!

— Именно, Ваша Светлость, зазоры огромные. Близко к лицу выстрел лучше не производить, точность и дальность боя катастрофическая. Но новость все равно плохая: начали работы свои басурмане. И ни о каких приоритетах не беспокоятся!

Я задумалась. Конечно, допустить к продаже в России эти поделия без моего согласия никто не сможет, но надеяться, что и в Европе мы сможем запретить их распространение было бы глупо, особенно, если этим оружием станут снабжать армию. Впрочем, прямо сейчас на доходы завода это не влияло никак, но стало понятно, что начался бег наперегонки, в котором у нас пока солидное преимущество, но и останавливаться теперь нельзя.

— Для Гизе сделайте все возможное, чтобы он не нуждался ни в чем. Что сейчас нужно в первую очередь?

— Хлопок просит чистый. Пока все тряпки извел, уже у старьевщиков скупаем, — ответил Вяжницкий. — Но хлопок у нас почти не растет, хотел испросить разрешение заказать должное количество в Америке.

— Закупайте, — кивнула я. — И выясните, где еще он растет, может, дешевле будет.

— Это я и так скажу: в Индии его растили всегда, но в последние годы из-за англичан все меньше возделывают.

— Значит в Индии…

— Именно там, — сказал Степан Иванович и посмотрел так значительно.

Что ж, поход начал обрастать некоторыми смыслами для меня лично.

— Еще в Персии много, но с ней сейчас торговля слабая, война на пороге. Из Китая дорого везти. Лучший — американский, но немцу любой пойдет, главное, как он говорит, очищать нужно тщательно. Еще просит устроить цех по выработке азотной и серной кислот, но это и так в планах, потому что и нам для своих надобностей много нужно. Но вынесем в Гатчину, потому как дело это и опасное, и дюже вонючее. Однако нам дешевле закупать селитру и делать самим, чем за готовую огромные деньги платить. Уж про пережигание серы и не говорю — запах такой, что легкие выкашливаешь.

— Стройте, но так, чтобы здание проветривалось хорошо. И работников меняйте чаще, иначе не напасетесь их.

В цехах по производству паровиков порядок был идеальный. Мастера, видя меня, отвлекались от работы только для того, чтобы вежливо поклониться. С недавних пор здесь произошли большие изменения: теперь не один человек от начала и до конца собирал двигатель, а делал только одну часть, передавая ее дальше. Выделка сразу же увеличилась, а количество негодных машин снизилось. В дальнем закутке уже третий месяц несколько работников возились с самобеглым экипажем, как они его называли. Трудились над ним больше в свободное время, на что я дала свое разрешение и велела выделять материалы. Это казалось нелепой забавой, но почему-то прекращать затею умельцев не хотелось. Пока это чудо могло кататься взад и вперед, чадя дымом и паром, оглушительно стрекоча и громыхая, однако не умело останавливаться в нужном месте, а скорость оказалась сравнима с шагом больной кобылы. Сейчас мастера ладили механизм для поворота, старший из них начал было объяснять, но я слушать не стала, пожелав удачи в нелегком деле изобретательства.

— Баловство, — хмыкнул Вяжницкий. — Пар — не самая подходящая вещь для столь малой повозки, слишком много воды и дров с собой приходится везти.

— Пусть маются, глядишь, из этой затеи какие другие полезные идеи появятся. Помяните мое слово, Степан Иванович, пройдет время, и о лошадях мы забудем, будем передвигаться вот на таких смешных каретах.

— Не верится, Ваша Светлость.

— Кто бы мог поверить, что от Петербурга до Москвы будете за день доезжать? — парировала я, и управляющий не нашелся с ответом, однако скепсис свой сохранил.

С завода я отправилась к Аракчееву, где обнаружился и Бенкендорф. Ко мне Александр Христофорович подошел с поклоном и извинениями за проваленное задержание агента. Что меня подкупило — он не стал валить неудачу на Горголи, признавая свою вину.

— Каюсь, что не принимал Вас всерьез, Александра Платоновна. Но сейчас понимаю, почему с таким пиететом к Вам относятся и Алексей Андреевич, и Федор Васильевич.

— Льстите мне.

— Ни в коем разе! Впечатлили Вы меня своей атакой на пироскафе, Богом клянусь. Меж тем позвольте доложить, что все дно чуть ли не до залива обыскали, но сумки англичанина никакой не нашли. «Саванна» сгорела полностью, там тоже ничего не осталось.

— Плохо, — зло бросила я. — Не с пустыми же руками он приехал.

— Плохо, — согласился Бенкендорф.

В этот момент адъютант Аракчеева пригласил нас пройти в кабинет графа. Даже не здороваясь, новый начальник Тайной полиции продолжил:

— А вот в Красном селе интересно вышло. Там оказались и Лунин, и Бурцев. Пытались подбить Чернышева на сопротивление, но он их сам повязал, когда узнал, в чем обвиняют его гостей. Оба при допросе подтвердили, что имели переписку с господином Дюпре, который науськивал их на покушение против Императора и установление народовольческой власти!

— Вот только никаких бумаг обнаружить так и не удалось кроме того письма, что в доме Лунина нашли, — хмуро сказал Аракчеев.

— Тогда не понимаю, в чем толк от меня сегодня, — удивилась я. — Раз ничего неизвестно.

Граф встал и вручил мне толстый конверт, украшенный императорской печатью.

— Здесь, Александра Платоновна, высочайший указ о Вашем путешествии в известное место и подробные сведения о подготовке. Ознакомьтесь, запомните, с кем и где следует обговорить свое участие и сожгите. И будьте осторожны, граф Каледонский объявил Вам войну и перешел к наступлению. Сам он сидит в Лондоне и носа оттуда не кажет, гадит с расстояния.

— И Ваша служба во дворце отменена быть не может, — добавил Бенкендорф. — Безопасность будущего Императора превыше всего сейчас, до коронации совсем немного времени. Сначала в Москве, потом в столице.

Я задумалась и дала один совет:

— Если Николай Павлович в Москву и обратно поедет поездом, то пусть скорость снизят. Лучше ехать будет дольше, но в случае чего никто не пострадает.

Мужчины переглянулись с удивлением, и Алексей Андреевич хмыкнул. Об возможной устроенной аварии на колесопроводе никто из них не подумал.

[1] Линия — ⅒ дюйма, 2,54 см.

[2] До 1845 года коллежский асессор становился потомственным дворянином, после даровалось только личное дворянство, не передающееся по наследству. «Природные» дворяне таких выскочек в любом случае не жаловали.