Самый лучший комсомолец. Том шестой [СИ]

Глава 12

До конца дня Леннон так и не позвонил, поэтому вечером мы с Виталиной запросили отчеты «наружки». Ознакомившись со стенограммой, девушка выдала свое профессиональное заключение:

— Хорошо работает, даже не ожидала — ни одной ошибки. На комплименты не поддается, на капиталы Леннона не зарится. Хорошо, что ты ему о доходах ее отца рассказал — звезда-звездой, но капиталистические пережитки никуда не денешь: в его глазах она быстро превратилась из простушки в даму из среднего класса. Более того — сама она ограничивалась только формальными комплиментами, наравне общаясь на общие темы — гастроли, приемы, пресс-конференции. Вот еще пункт интересный, — Виталина указала на нужные строчки. — После разговора о будущем Джон едва заметно приуныл. Это зависть — у него ведь «золотая пора» уже закончилась одновременно с «Битлами», а у нее все только начинается. Реакции может быть две, в зависимости от характера объекта — либо потеря интереса, чтобы раздражитель не маячил перед глазами, либо желание покорить такую интересную женщину, доказав себе, что он ещё ого-го. Судя по тому, что он пошел с Амааной встречаться с рабочими коллективами, Леннон выбрал второй вариант.

— Для меня главное, что она про музыкальный фестиваль ему рассказала, — ответил я. — Так-то и сами справимся, но процесс будет сложным, долгим и затратным. Затраты останутся, а вот с первым и вторым Леннон может сильно помочь, если напряжет связи. Я думал дедушка про это уже забыл, а гляди-ка — нет.

— Аппарат! — веско заметила Вилочка. — Один человек может что-то упустить, но аппарат — никогда. Полагаю, завтра Леннон составит нам компанию на студии.

— Скорее всего, — согласился я.

Вилочка пролистала оставшиеся в папке, не относящиеся к гостям донесения, и показала мне бумажку:

— Твой Крылов третий день в запое, с женой ругается.

— Это печально, — вздохнул я. — Но ничего не попишешь — когда человек настолько разумист, никакая терапия с зависимым поведением справиться не поможет — он и сам про все это знает, понимает, но не считает нужным прекращать, находя миллионы оправданий. Если дойдет до домашнего насилия, негласно посадим в «одиночку» на пару дней, в назидание, а жене поможем с разводом, если захочет. Ну а пока отправь, пожалуйста, товарища, который очень вежливо напомнит о необходимости ходить на работу трезвым.

— Ага, — откликнулась Виталина и пошла звонить.

Я тем временем помыл оставшуюся после ужина посуду и отправился в большую комнату — она у нас и гостиная, и кабинет. Вскоре девушка присоединилась ко мне, и я выдал ей инструкции:

— Будем книжку писать, на инглише, буду первооткрыватель жанра!

С улыбкой закатив глаза — ишь ты, «первооткрыватель»! — Виталина убрала со стола машинку с отечественной раскладкой и водрузила на ее место англоязычную.

— Название — «Neuromancer».

Спустя пару глав Виталина заметила:

— У нас такое не издадут.

— Пока! — поправил я. — И на Западе скорее всего провалится, но через десяток лет, когда мир немножко догонит мой гений, поймут и возведут в культ.

— Посмотрим, — хихикнула Вилка и продолжила печатать до самого «отбоя», уже в кровати заметив. — Я бы не хотела, чтобы в моей голове торчала железка, через которую можно подключиться к ЭВМ.

— А я бы хотел! — признался я. — Но лучше не железка и шнур, а беспроводное соединение, которое активно все время, пока человек бодрствует. Представь — в любой точке планеты, в любое время, ты можешь получить любую информацию, посмотреть кино пока, например, рубишь дрова или связаться с другим человеком. Опасно, конечно — так и до технологий контроля разума недалеко, но прогресс неотъемлемо связан с риском. Тебе бывало грустно из-за того, что очень хочется показать другим, например, красивый пейзаж, но фотоаппарата или мольберта с нужными навыками нет?

— Бывало, — подтвердила Виталина.

— Столько чудесных, неповторимых мгновений кануло в Лету! — вздохнул я. — А ведь будь у нас возможность фотографировать окружающий мир прямо глазами, отправляя картинку другим людям, ощущение утраченной красоты не угнетало бы.

— А может именно «неповторимость» и «утрата» и делают такие моменты по-настоящему прекрасными? — не согласилась со мной Вилка.

— Может, — признал я правоту ее слов. — Но дело не столько в самих моментах, сколько в невозможности разделить их, например, с тобой.

— Это очень мило, — хихикнув, прижалась ко мне Виталина.

— Хорошо, что ты почти все время со мной, — обнял я ее в ответ.

— Оля растет и хорошеет, — вредным тоном заявила она.

— Это факт, — подтвердил я. — Повезет ее мужу.

Вилочку ответ устроил, и она полезла рукой под одеяло. Нам такое надо!

С утра, за завтраком, мы знакомились с прессой. Про Леннона, ясное дело, ни слова, но интересные новости посреди вала классики об удоях и перевыполнении плана нашлись. Первая — волнения в Польше задрали весь соцблок, поэтому Председатель Госсовета ГДР выкатил предложение ввести в Польшу как следует, радикально решив проблему. Инициативу, понятное дело, зарубили, но сигнал понятен — давайте уже скорее, а то будет плохо.

Вторая новость тоже касалась ГДР — из ФРГ в социализм за текущий год сбежало больше пяти тысяч человек, что, конечно же, очень хорошая иллюстрация превосходства социалистического уклада жизни. В моей реальности из ФРГ тоже поначалу бегали, а потом, когда СССР начал стагнировать, побежали обратно в капитализм, и такое положение дел сохранялось до самого конца. Теперь, получается, снова всё как надо — зачем гнить в капитализме, если можно процветать при нормальном строе? Тут ведь как — если основа политического блока процветает, она тянет вверх и сателлитов. Польша — исключение, потому что элиты у них всю историю придурошные. Ладно, передергиваю — дотационных, условно-лояльных (потому что боятся) союзничков хватает, но это нормально, это привычно, и со временем научатся жить нормально, будем совместно процветать.

Новость третья — бичевание исправительно-трудовой колонии номер такой-то, где несколько дней назад зарезали некоего Алексея Васильевича С. «С» — это Суклетин, который после нынешней отсидки должен был выйти на свободу и начать самореализовываться в качестве людоеда, за что и был помещен в «Инфобомбу». Система продолжает переваривать ее содержимое, и теперь кредита доверия хватает, чтобы выдать «торпеде» заточку, указав цель. Да, внесудебная расправа и вообще негуманно, но гражданин Суклетин уже успел наворотить достаточно дел, чтобы никто особо не рефлексировал, отдавая приказ на ликвидацию. Ну а «снятый с должности» начальник лагеря спокойно переедет на другую должность, в процессе получив благодарность.

Новость четвертая…

— Золото Колчака⁈ — перебила читающего газету меня Виталина.

— Просто ох*еть! — согласился я и процитировал подробности. — «Во время работ по углублению русла реки Амур рабочими И. В. Хулапом, К. Н. Мышаевым и С. Т. Лебедевым были найдены закопанные контейнеры. Товарищи сразу же сообщили о находке бригадиру Т. Л. Федорову, который принял верное решение привлечь археологов. Каково же было удивление рабочих и ученых, когда в контейнерах обнаружили почти сто восемьдесят тонн золота в царских червонцах, слитках и украшениях. Так же были обнаружены сопроводительные бумаги, согласно которым клад был сделан по приказу самого так называемого „Верховного правителя России“, пособника империалистических элит и предателя А. В. Колчака. По решению правительства СССР найденное золото будет направлено на строительство тоннеля на Сахалин».

— Если тоннель строим целиком мы, значит и плату за проезд по нему тоже брать будем мы, — заметила немножко «окапиталистиченная» любителем кооперативов-Сережей Виталина.

— Приятная находка и приятные перспективы, — с улыбкой кивнул я и отложил газету.

— Здравствуйте, мистер Уилсон, — пожал я руку встретившему нас у студии послу.

— Здравствуйте, мистер Ткачев, мисс Чугункина, — он поручкался со мной и чмокнул ручку Виталине. — Отличная погода сегодня!

И он поднял воротник пальто, защитив шею от пронизывающего ветра.

— Солнечно, — согласился с ним я. — Но нашей погодой лучше любоваться через окно.

Посол гоготнул, и мы вошли в студию. Гардероба здесь нет, поэтому повесили верхнюю одежду на вешалку и уселись на диванчики в фойе в ожидании остальных.

— Как провели вечер, мистер Уилсон?

— Неплохо, — благодушно ответил он, немного ослабив галстук. — Проводил мистера Смита на самолет до Москвы, потом позвонил дочери.

— Которая замужем за румынским пианистом-виртуозом Раду Лупу? — чисто чтобы убить время спросил я.

— Англичанином румынского происхождения, — с улыбкой поправил посол.

— Не понимаю я академическую музыку, — вздохнул я. — Сочинять сочиняю, но слушать не могу — прямо скучно.

— Удивительное признание, — оценил мистер Уилсон. — Учитывая, как много позитивной критики получает бывший оркестр Дома Железнодорожников.

— Не вылезают из гастролей, — кивнул я. — Прозвучит как хвастовство, но я критику и отзывы уже и не читаю — смысла нет, потому что доходы говорят сами за себя.

— Вы — очень странный коммунист, мистер Ткачев, — ухмыльнулся посол. — Вам не кажется, что капиталистический строй смог бы предоставить вам гораздо больше возможностей для самореализации?

— Королева даст мне собственное баронство? — гоготнул я.

— Вы считаете Хрущевск своим баронством? — гоготнул он в ответ.

— Разумеется нет! — фыркнул я. — Просто шучу. Нынешнее положение дел меня устраивает на тысячу процентов — для самореализации мне нужны производственные мощности, а не роскошный особняк с обилием слуг. Мощностей СССР мне отгружает по полной программе — вы же видите. А еще, если я уеду, моя любимая Родина получит мощный идеологический удар, и я этого ни за что не допущу — я люблю свою страну, люблю социализм и просто до безумия обожаю соотечественников. Видели, какие глаза у наших людей? В них спокойствие, свет и уверенность в завтрашнем дне. А еще — искренняя любовь и вера в меня. Как я могу их подвести, мистер Уилсон? — со счастливой улыбкой закончил я монолог.

— А еще вам позволяют сожительствовать со взрослой женщиной. Мисс Чугункина, вы не боитесь быть уличенной в педофилии?

— У вас неправильная информация, мистер Уилсон, — с вежливой улыбкой ответила она. — Мы с Сергеем — законопослушные граждане, и ждем достижения им возраста согласия. Сейчас я просто помогаю ему решать бытовые и профессиональные задачи.

— Девственность и целомудрие! — возвестил я.

Ни капли лжи — я же ничего не утверждал.

— Что ж, как у вас говорят, «я свечку не держал», — проявил дипломатические способности посол.

— Когда приходится высылать посла домой из-за распускания сплетен о чужой личной жизни, это очень неприятно, — согласно кивнул я. — Слухов-то обо мне немерено ходит, и этот станет всего лишь еще одним.

— Позволю себе заметить, что в вашем творчестве регулярно мелькает Англия — и магическая школа расположена в Лондоне, и в кино о поросенке ферма английская. И мистер Лис конечно же. Но, судя по вашим словам, вы нас ненавидите.

— Никогда такого не говорил, — отмахнулся я. — Ненавижу я капиталистические элиты, которые разжигают по всему миру конфликты и угнетают собственных и чужих пролетариев ради сверхприбылей. К населению и культуре вашей страны я отношусь замечательно. В конце концов, вы пришли сюда еще в XVI веке, и ваша культура неплохо приживается по всему миру. Конан Дойля, например, у нас издают совершенно поразительными тиражами. А еще у вас был профессор Толкиен, который изобрел жанр «фентези». Мы его издаем уже, скоро вся страна узнает про Фродо и Гендальфа. Я потом тоже фентези напишу, и не одно.

Дверь открылась, и в фойе вошли Леннон и Амаана — последняя, держась на приличном расстоянии, держала Джона под ручку. В другой руке икона рока держала бумажный сверток. С улыбкой помахав гостям, я продолжил:

— Ненавидеть Англию — невозможно, потому что такая вот у вас сущность. «Англичанка гадит» — это очень меткая фраза, которая полностью характеризует наше к вам отношение. Ваши элиты — народ не при чем, потому что его не спрашивают — жутко зазнавшиеся, предельно националистические хладнокровные рептилии. Враг как он есть. Но ненависть к врагу делает слабым и заставляет совершать ошибки, поэтому мы с вами сейчас друг другу улыбаемся, но держим в голове возможность подставы. А так у вас не самая плохая страна — бесплатная медицина, бесплатное образование — пусть образование нашего уровня стоит очень дорого, но читать и писать у вас добросовестно учат, а талантливый ребенок, если повезет, даже попадет в хороший университет. Социальное жилье предоставляется — это тоже хорошо, пусть и продиктовано страхом перед массовыми бунтами. Но это все — полная ерунда, леди и джентльмены, потому что мы несемся на маленьком шарике через космическую пустоту, и в любой момент этот путь может прерваться, похоронив человечество как таковое. Динозавры, например, вымерли из-за падения огромного метеорита — пыль наполнила атмосферу, много лет не пропуская солнечные лучи. Можно ли быть уверенным, что ничего такого не повторится? Людям надо сплотиться и как можно быстрее освоить космическое пространство, создав колонии, а ваши элиты направляют прогресс туда, где они получат больше бабла и власти. Общество потребления — тупик, и ваши люди это чувствуют — отсюда у них стрессы и депрессии.

— Аллилуйя! — привычно сыронизировал посол.

— Страшновато, — признал Леннон.

— А что там у тебя? — кивнул я на сверток.

— «Итальянская шаурма», — исковеркав последнее, непривычное ему слово, Леннон аккуратно приоткрыл сверток. — На всех купил. Даже для вас, мистер Уилсон.

— Спасибо, я тронут, — с утрированной благодарностью покивал посол.

— Спасибо, — одобрил я. — Мы здесь надолго, так что шаурма очень в тему. Идемте! — поднялся с дивана и повел делегацию в собственно студию. — Я совершенно не хочу обидеть вашего зятя, мистер Уилсон, но вы знали, что румынская армия — самая сильная в мире?

— Почему? — послушно спросил посол.

— Потому что с Гитлером дошла до Москвы, а потом, со Сталиным, до Берлина.

В нужную дверь мы ввалились с хохотом, слегка напугав обнаружившегося на рабочем месте Семена Степановича.

— Здравствуйте, Семен Степанович, — поздоровались мы со звукорежиссером, и я представил гостей. — Знакомьтесь — Джон Леннон, тот самый, а это — Дункан Арчибальд Уилсон, действующий английский посол.

— Гуд морнинг, — спокойно пожал руки звукач.

Семен Степанович очень хорошо осознает наше нынешнее место в мировой музыке, поэтому никакого пиетета не испытывает.

— Располагайтесь, дамы и господа, — указал я на стулья вокруг стола — мы тут часто перекусываем, пришлось озаботиться.

Гости и охрана расселись, а Виталина подхватила электрический чайник и пошла наливать воду.

— Амаана, давай начнем с отечественного? — предложил я.

— «Люди труда»? — уточнила она.

— Ага, — кивнул я, и девушка пошла в будку.

— В нашей стране каждый исполнитель должен иметь в репертуаре песни о любви к родине, пролетариату и так далее, — пояснил я для Леннона. — Можно обвинить государство в давлении, но я так не считаю и с огромным удовольствием сочиняю гражданскую лирику. Послушаешь? — предложил певцу наушники.

— Амаана, ты не против? — запросил он подтверждение.

— Не против, — улыбнулась она и скрылась в кабинке окончательно.

Леннон пересел на табурет, надев девайс на голову. То же самое сделал и я. Семен Степанович включил записанную оркестром города Хабаровска минусовку. Певица, ясное дело, тренировалась, поэтому вступила вовремя:

— Висит на орбите в холодной дали… [Горькие усы — Люди труда] [ https://www.youtube.com/watch?v=zyjB310h_a0&ab_channel=%D0%93%D0%BE%D1%80%D1%8C%D0%BA%D0%B8%D0%B5%D0%A3%D1%81%D1%8B].

Песня сложнее, чем привычный Амаане репертуар Boney M, но за два с половиной часа мы добились нужного результата, а Джон заваливал певицу комплиментами. И заслуженно! Перекусив итальянским блюдом «шаурма», перешли к записи экспортного сингла:

— I wanna call the stars… [Diana Ross — When You Tell Me That You Love Me] [ https://www.youtube.com/watch?v=c0pIjB7OsMs&ab_channel=TOPMUSICHOME]

Эта песня попроще, главное — нежное придыхание, и Амаана блестяще с ним справилась. Ну а Леннон… А Леннон, судя по роже, уже продумывает стратегию развода с Йоко Оно, глядя на нашу якутку щенячьими глазами.

КГБ по-прежнему работает идеально.