Самый лучший комсомолец. Том шестой [СИ]

Глава 28

Позавтракав с Кимами в ресторане азиатской кухни — тут у нас сразу Китай, Корея и Вьетнам представлены — мы забрались в РАФик и сквозь продолжающую заметать Хрущевск метель, по полчаса назад почищенной дороге, поехали к выделенному корейским гастарбайтерам жилому дому. Одному из — всего у нас пять «хрущевок» ими заняты, самая большое национальное меньшинство Хрущевска получилось. Но как приехали, так и уедут, и однажды в эти дома заселятся Советские граждане.

— Улица имени товарища Ким Ир Сена? — разглядел табличку на доме номер один Юра.

— Будучи представителем коммунистической молодежи, я глубоко чту заслуги старших товарищей в нашей борьбе с империализмом, — кивнул я. — Многоуважаемый товарищ Ким Ир Сен — не исключение, и я счел возможным назвать улицу и завод в моем городе в его честь.

— Это — достойно, — одобрил довольный Ким.

Любит он папку, не сильно в этом отличаясь от нормального ребенка.

— Я рад, что ты так считаешь, — улыбнулся я.

Микроавтобус въехал во двор, пустая детская площадка — это нормально, корейцы на работу приезжают без детей — они сейчас в круглогодичных пионерлагерях, отъедаются, корейских учителей им выдали, ведь образование маленький гражданин получать обязан! — и мы вышли в метель, совершив короткую пробежку до подъезда.

— Заводы работают круглосуточно и без выходных, поэтому товарищей рабочих поделили на смены со «скользящими» выходными, — пока мы поднимались по чистенькой лестнице и любовались рассаженной в горшки на подоконниках растительностью — корейцы большие молодцы, следят за временным жильем без всяких напоминаний и понуканий — поведал я Киму. — Сейчас заслуженный выходной у товарищей из квартиры тридцать один и тридцать два. Туда мы и идем.

— Уверен, что им совершенно не на что жаловаться, но отец приказывал, — в очередной раз оправдался Юра.

— И это — совершенно правильно, мой дорогой друг, — успокоил его я. — Крепкие союзные отношения держатся на внимании и кропотливом исполнении договоренностей. Проверки важны, потому что они укрепляют взаимное доверие.

Мы добрались до четвертого этажа, и я доверил Киму позвонить в квартиру номер тридцать один. Дверь открыли почти сразу, и мы увидели сонного, растрепанного, успевшего наесть щеки и обрасти мышечной массой, одетого в майку и семейные трусы в цветочек корейского пролетария тридцати лет отроду.

Пара секунд на осознание, и он согнулся в глубоком поклоне:

— Мое сердце ликует от радости при виде вас, многоуважаемый товарищ Ким! Простите мне мой ужасно неподобающий вид!

Я же никого не предупреждал. Проверка — значит проверка!

— Доброе утро, — кивнул в ответ Юра. — Как вас зовут, уважаемый товарищ?

— Хан Бём, товарищ Ким! — отвесил кореец еще один поклон.

— Уважаемый товарищ Хан, я здесь по поручению Великого Вождя, — важно поведал Ким. — Он велел осмотреть бытовые и рабочие условия наших граждан.

— Забота Великого Вождя трогает меня до глубины души, — прослезился (!) Хан Бём. — Прошу вас, входите! Товарищ Ли, просыпайся, к нам пришел сам товарищ Ким Чен Ир!

Из глубины квартиры раздался грохот, который я квалифицировал как «падение с кровати», а мы тем временем вошли в прихожую.

— Могу ли я попросить у вас возможности подобающе одеться, многоуважаемый товарищ Ким? — спросил хозяин жилища у с любопытством осматривающего убранство коридора Юры.

Смотреть особо нечего — квартиры типовые: пол устлан линолеумом, слева — прибитая к стене вешалка и шкаф, справа — шкафчик для обуви и тумбочка для мелочей. На кухне — газовая плита, холодильник, стол с четырьмя стульями и пара шкафчиков для круп и прочей фигни — на полноценный гарнитур деньги есть, но купить их столько физически невозможно — своих бы граждан обеспечить.

— Вы в своей квартире, и у вас заслуженный выходной, товарищ Хан, — улыбнулся ему Ким. — Уверяю вас — ваш внешний вид нисколько нас не смущает.

— Товарищ Ким! — пискнул пролетарий, прикрыв рот ладошками и роняя слезы из глаз.

У него сегодня самый счастливый день в жизни — столько внимания и заботы от монаршей семьи! Тут из дальней комнаты в коридор выбежал сосед Хана по квартире, такой же слегка отъевшийся, но успевший облачиться в мятый костюм и кое-как пригладить волосы кореец. Поздоровались-познакомились, количество счастливых слёз удвоилось, и мы пошли смотреть комнаты. На прикрытом занавесками окошке — горшочек с геранью. Слева от окна, у стены — односпальная кровать, сейчас «разобранная», потому что из нее выдернули товарища Хана. Напротив — шкаф и комод. На последнем — черно-белый телевизор. Линолеум чист, на мебели — ни пылинки, за что проверивший поверхности белым платочком Юра выразил товарищу Хану свое расположение. Слезы пошли бурным потоком.

Навестили вторую комнату — отличалась отсутствием телевизора (слишком жирно будет два на квартиру выдавать) и аккуратно заправленной кроватью. Напоследок сходили на кухню и заглянули в холодильник — полнёхонек! — оценили содержимое шкафов — тоже не пустуют — и Юра, с формального позволения хозяев жилплощади, отведал ложку холодного, подернувшегося слоем жирка, супа из холодильника.

— Жирно и специй в меру! — вынес вердикт. — Кто готовил этот суп?

— Я нарезал продукты, но остальное — заслуга товарища Ли! — ответил Хан.

— Дружба и совместный труд — это важно! — одобрил Юра. — Скажите, товарищи, есть ли у вас какие-нибудь жалобы?

— Мы совершенно ни в чем не нуждаемся и никому не завидуем! — верноподданически тараща глаза на маленького вождя, ответил товарищ Ли. — Мы работаем по восемь часов пять дней в неделю, высыпаемся и едим трижды в день! Единственное, что нас печалит — тоска по Родине.

Не скажи он последнего, Ким мог бы решить, что здесь его гражданам лучше чем дома и ОЧЕНЬ на них обидеться.

— Сергей, выполняют ли товарищи Ли и Хан должностные обязанности в полной мере? — обратился ко мне Юра.

— Абсолютно все корейские товарищи работают образцово-показательно, и, когда их пребывание у нас закончится, я обязательно напишу письмо с благодарностью за таких замечательных рабочих, — ответил я чистую правду.

Эксцессы, конечно, случаются — например, любители дружбы народов в виде наших комсомольцев любят спаивать гастарбайтеров (без злого умысла, конечно!), что порой сказывается на их продуктивности, но это — нормально, и ломать корейским товарищам жизнь из-за этого я не буду.

— Продолжайте добросовестно трудиться ради торжества коммунизма, товарищи, — выдал наказ Юра. — Уверен, вы и дальше будете являть собой образец корейского трудолюбия, не посрамив чести нашей Родины.

Корейцы проорали свой аналог «Служу Советскому Союзу», я сфотографировал их с Юрой и Джехвой на прихваченный «Зенит» — ну конечно вы получите фотографии, товарищи Ли и Хан, я же понимаю, насколько эта картонка может изменить ваш статус внутри лучшей Кореи — и покинули квартиру тридцать один, позвонив в соседнюю.

Здесь восторга и слез было еще больше, потому что в квартире проживают корейские дамы — их у нас тоже немало, семейные пары живут вместе, а эти — холостые. Очень больно бьем комсомольцев по рукам за понятные поползновения — хочется экзотики, а нам потом разбирайся. Бьем по рукам и одиноких дам — не хочется объяснять корейским чиновникам почему не пьющий, скромный и легко «подкаблучиваемый» северный кореец должен остаться здесь, с молодой женой.

Юра счел две посещенные квартиры достаточно репрезентативной выборкой, и мы покатили на кирпичный завод имени его отца, посмотреть на рабочие условия. Производственный сектор ожидаемо привел Кима в восторг — всё в соцреалистических орнаментах, барельефах и плакатах, колесит техника, и нам даже пришлось пропустить неспешно прошедший по железнодорожным путям товарняк — работа кипит, а это у нас нынче почти признак святости.

На проходной мы показали сопроводительные документы — Юра не обиделся, так ведь положено — надели каски и прошлись по цехам, вгоняя корейских товарищей в слезы похвалами и напутствиями. И ведь даже не предупреждал — образцовость и показательность нужно поддерживать всегда, а не только перед визитами важных шишек.

Удовлетворившись увиденным, Ким пожелал осмотреть подсобные хозяйства, мы отзвонились куда следует с запросом добыть нам сухпай — поездка затянется до вечера — и поедая шаурму покинули город, следуя за торящим нам дорогу Уралом — грейдеров на каждый проселок не напасешься.

— Вот поэтому мы и не могли ввести в Польшу войска, чтобы навести порядок, — шаурма закончилась одновременно с неспешным монологом о проблемном вассале. — Но так будет не всегда — товарищи из Политбюро ясно дали понять нынешнему правителю, Эдварду Гереку, что в случае допущения кровопролития в будущем церемониться не станут.

Кредит полякам выписали — хрен они его когда отдадут, гребаная беспокойная черная дыра — повышение закупочных цен «откатили», остатки митингующих успокоились, и теперь тамошнее правительство считает убытки и наводит порядок. Хорошо, что в Новый год Соцблок войдет без крупных проблем — это же символично.

— Вашей стране во многом приходится сложнее, чем нам, — признал Ким. — Наша страна — это монолит, граждане которого шагают в светлое будущее нога в ногу. Единственная наша боль — это оккупированные капиталистическими марионетками территории, но однажды мы освободим наших братьев. Вам же приходится контролировать непокорных соседей и сражаться с империалистами за влияние в других регионах мира.

— Я очень рад, что ты так высоко оцениваешь геополитические успехи нашей страны, — поблагодарил я его. — Но мы — не империалисты, и к обретению колоний не стремимся. Прогресс во всем мире ускоряется, и вместе с ним выстраивается глобальная экономика. Наши страны под надуманным предлогом обложили санкциями, надеясь с их помощью замедлить наше развитие. Самонадеянные глупцы с той стороны Занавеса решили, что это поможет, но в своем расизме упустили важнейшую деталь — если ряд стран «выключить» из глобальной экономики, они сформируют собственную глобальную экономику. Все действия, которые СССР за прошедшие два года предпринимал на международной арене, направлены именно на это. Будет непросто, но нашим народам к трудностям не привыкать. Через пятилетку перестраивание СССР закончится окончательно, и наша страна станет локомотивом, который рванет вперед. Наши союзники — Корея в их числе — на этом пути станут не нагружающими состав вагонами, но дополнительными локомотивами. Вместе нас ничто не остановит!

— А Япония? Это ведь колония США! — задал Юра самый неудобный из возможных вопросов. — Неужели ты веришь, что этих марионеток можно оторвать от хозяев?

— Япония — самое слабое место во всей схеме, — кивнул я. — Но у нашей страны есть некоторая деформация — у нас мощнейший ВПК, прекрасная научно-промышленная база, но, увы, в гражданском автомобилестроении и кибернетике мы безбожно отстали. Мы позволим японцам сгладить эти проблемы, взяв их технологии и привязав множество их влиятельных корпораций к СССР экономически — это позволит нам диктовать свою волю. Если не перегибать, эта рыбка уже никогда не соскочит с крючка, ведь наживкой служит Сахалин. Девяносто девять лет — огромный срок, и в договоре есть пункты, которые позволят нам в случае непокорности япошек его расторгнуть, оставив себе их заводы, фабрики и технологии в качестве компенсации за предательство. Но это — дела далекого будущего и худший из возможных вариантов. Так уж вышло, что европейцы в своей слепоте из всей Азии видят только Японию. Получив в своих экономических зонах присутствие японцев, мы создадим прецедент — с СССР работать выгодно и хорошо. Вслед за японцами потянутся другие, а больше всего капиталистические элиты любят деньги. Пока их народ одурманен пропагандой и не способен на Революцию, нам придется работать с этими ублюдками. Когда выгоды от сотрудничества с СССР перевесят таковые от сотрудничества с США, они не задумываюсь угодят в расставленную нами ловушку. Это будет долгий процесс, но история не любит торопливых. Первые шаги сделаны, и теперь осталось как следует поработать над нашим экономическим контуром, обеспечив народам процветание и вызвав тем самым жгучую зависть у народов по ту сторону Занавеса.

— Я постараюсь внести свой вклад, — пообещал Юра.

— Я верю, что он будет огромен, — с улыбкой кивнул я.

Лес закончился, и мы выехали на заснеженные — не простаивают, озимые зреют — поля. Пурга мешает любоваться окружающими красотами — жаль, я обожаю зимние пасторальные пейзажи.

Головной Урал посигналил, и на обочину свернул груженный сосновыми чурками гужевой транспорт в виде запряженной в сани лошади. Хозяин в виде одетого в ватник и шапку-ушанку мужика снял варежки и закурил «Беломорину», провожая нас любопытным взглядом.

— Товарищ Сергей, не украл ли этот человек древесину у государства? — заподозрил неладное Юрий.

— Конечно нет! — уверенно ответил я. — Этот товарищ едет из лесного хозяйства номер семь, — указал рукой назад и влево. — Любой гражданин может выписать там себе нужное количество дров. Обычно их доставляют грузовым транспортом, но этот человек радуется покупке лошади — это разрешили совсем недавно — поэтому даже в метель катается на санях, наслаждаясь заслуженным выходным.

— Какой замечательный товарищ! — умилился Ким.

Все, кроме механизма выдачи дров в этой истории я придумал, но какая разница? Хочет человек в метель аки впитавшийся в генетическую память ямщик в санях гонять — ради бога, у нас же тут кровавый режим и тоталитаризм.

Вскоре мы въехали в деревню, ничем не отличающуюся от тысяч других русских деревень — деревянные домики с заснеженными крышами обнесены штакетником, печные трубы жизнеутверждающе дымят. Что России все эти «измы»? Русская жизнь — она вне времени и пространства, тянется из глубины веков в далекое будущее, переваривая и мало изменяясь в зависимости от политической и экономической надстройки. Точно так же трубы дымили сотни лет назад, и в будущем… А в будущем дымить они перестанут, потому что построим тут ТЭЦ, перестроим дома в кирпичные и протянем центральное отопление, водопровод и канализацию. Но там, куда Сережа пока не дотянулся, они дымить продолжат вне зависимости от происходящий в стране перемен. И вообще дым здесь — только метафора.

А вот здание совхозной администрации новенькое, кирпичное и двухэтажное. ДК строить не понадобилось — немного отремонтировали старый, и будет он стоять ближайшие два десятка лет без необходимости «капиталить». Отряхнув валенки — корейцы не стали комплексовать и нормально отнеслись к такой обуви — прошли внутрь, напугав бабушку — вахтера, которая с охами и ахами проводила нас на второй этаж, к директору, не забыв по пути сунуть в руки по карамельке. Посмотрев на сунувшего гостинец за щеку меня — ну какой тут нафиг яд? — Кимы последовали моему примеру с явным удовольствием.

— Здравствуйте, Фёдор Егорович, — поздоровался я с директором.

— Здравствуйте! — оторвавшись от бумаг, через толстые очки посмотрел на нас упитанный низкорослый седой дяденька шестидесяти одного года от роду. — Не ждали, но очень рады. А кто это с тобой, Сережа?

Пока он выбирался из-за стола и шел к нам, я успел представить гостей.

— Ничего себе! — восхитился директор, пожимая руку Юре. — От имени совхоза «Новые методы хозяйствования» (я же глубоко ироничный, на потешные названия не скуплюсь) позвольте вас поприветствовать, — отвесил кривенький поклон. — Вы, как я понимаю, хозяйство посмотреть? — переключил внимание на меня.

— Ага, — подтвердил я. — Проводите или заняты?

— Не настолько занят, чтобы таким гостям совхоз не показать, — улыбнулся Фёдор Егорович и достал из шкафа дубленку.

Одеваясь, он не забыл оставить инструкции бабушке:

— Елена Андревна, вы — за старшую. Я вернусь через… — он вопросительно посмотрел на меня.

— Часа полтора, — прикинул я.

— Часа полтора, — продублировал он. — Васька-тракторист прийти должен, попросите, пожалуйста, подождать.

— Все сделаю, Фёдор Егорович, — пообещала она.

С усилением вернувшись в автобус, мы принялись угощаться пирожками под чай из термоса, и директор начал вещать:

— Раньше здесь был колхоз «Дальневосточный пахарь», но теперь мы — совхоз, и столпами нашего экономического процветания стали перепелиные птицеводческие хозяйства…