Санкт-Петербург

Глава 13

Они вели этот разговор на улице. Тогда, по большому счету ему просто было не охота снова заходить в контору, и он отговорился тем, что деньги он отдаст завтра. А завтра совсем было некогда.

Вот и оставил людей голодать и, похоже, никто его и не собирается обвинять! Обычная практика заводчика сэкономить на трудящихся. А что голодали, так это даже полезно!

Молча протянул руку слуге. Сметливый, тот понял, что от него хотят. Положил на руку тяжелый кошель с мелочью.

Прилюдно объявил:

— Здесь хватит на двухмесячное жалованье, да дополнительную десятину всем пострадавшим. Остаток отдашь на машину, опять, наверное, им не хватает.

Дмитрий уже не говорил казначею о контроле и воровстве. Один раз тот был пойман, несильно бит в воспитательных целях и предупрежден, что второй раз он с ним говорить не будет — с треском выдвинет с должности. А поскольку тот тоже был из крепостных, то такое свое будущее представлял четко и очень черно. И потому старался зря нагло не воровать.

Взял саблю, на виду всех заменил старую, тоже острую, но хуже этой. И хотя она была красивей и представительней, только для клинка это не важно. Потому заменил без сожаления. В бою главное клинок!

В парадной зале дома князей Трубецких народу было много. Высокая фигура Петра среди такой массы не терялась, и громогласно что рассказывал. Впрочем, похохатывает, значит не сердит. А вот милую, незабвенную Дашу он не видел, хотя и чувствовал — здесь!

Пока царь был занят своим окружением, он бы с нею поговорил, всласть расцеловал. Сколько они уже не общались!

Но пока он ее не видел, хоть и пытался рассмотреть среди множества людей. Где же она, лукавая чертовка!

Он все пытался ее разглядеть среди разных гостей обоего пола, но никак не удавалось. Внезапно глаза ему закрыли теплые ладони, а до одури знакомый голос проворковал на ухо:

— Вот ты и попался, паршивый негодяй. Немедленно оправдывайся!

Дашка! — восторженно он почти прошептал.

Бережно отнял ее ладони со своего лица и, не постеснявшись, поцеловал ее среди людей. И поцеловал бы еще, но рядом раздался голос царя:

— Ах ты, камрад, совсем истосковался. Но вначале, извини, дело. А камрад? — и Петр крепко шлепнул его по спине.

Дмитрий повернулся к царю. Вернее, пытался повернуться, но Даша и не собиралась отпускать из объятия своих рук. Более того, она сцепила их замком и подогнула ноги. Тащи, потерявшийся муж!

Он и не собирался сопротивляться. Так они повернулись к Петру. Счастливые, влюбленные, улыбающиеся.

Царь, занятый строительством и обороной, только крякнул на чужое амурное счастье. Самому его с женитьбой не повезло, и он немного завидовал всем удачным семейным парам.

— Благословляю вас, — серьезно сказал он, — желаю всего лучшего: деток, семейного достатка, счастья.

— Спасибо! — радостно сказала Даша, — у нас уже есть сын Александр, но мы еще не откажемся. Да, дорогой!

Она была такой счастливой и красивой, что Петр перехватил ее у Дмитрия, обнял и расцеловал в обе щеки.

— Не сердись, — передал он Дашу обратно Дмитрию, — если до сего момента думал я, что здесь, прежде всего, меркантильные интересы Хилковых и твои тоже, то теперь вижу — семья ваша будет держаться на истинной любви мужа и жены.

Взгляд Петра стал гораздо колючей:

— С делов семейных перейдем к государственным. Удрал, значит, к красивой жене. Теперь понимаю, почему. А вот то, что меди не достал, могу только отругать.

Дмитрия уже начала надоедать ссылки на Дашу. Кто же так настропаляет Петра в его отсутствие?

Он посмотрел по сторонам и почувствовал жгучий взгляд Меньшикова. Ага, уже не стоит искать. Все же полез драться на место, ах ты!

Залихватски предложил:

— Да медь-то я привез. Хорошая. Давай, государь, на спор. Я предлагаю слиток меди, а ты человека. Если он занесет один сюда медь, значит, ругай меня, сколько хочешь и как хочешь.

Но если не сможет — больше не будешь меня так зло ругать. Обижусь.

Петр хмыкнул, что-то хотел сказать, махнул рукой:

— Александр, принесешь?

Меньшиков кивнул и буквально побежал на улицу. Такое счастье свалить выскочку князя Хилкова! Он ведь много не мог принести!

Петр еще поговорил с Дмитрием и Дашей минут десять, пока ему не надело. После этого он пробормотал то ли извинение, то ли ругательство в адрес одного лентяя, и вышел на улицу искать Меньшикова.

Даша осторожно обняла Дмитрия:

— Ты не боишься так разговаривать? — прошептала она на ухо, — государь за меньшее посылал на виселицу или на плаху.

Дмитрий улыбнулся:

Ну, во-первых, он понимает, что я ему не враг. И сейчас я спорю даже не с ним, а с этим дураком Меньшиковым. Вот ему и достается!

Во-вторых, я его предупредил, что по своему положению, я себя вешать не дам. Можно рубить голову или, в качестве паллиатива, расстреливать. Но не менее.

А, в-третьих, он и сам обрадуется, что проспорил.

— О-о-о! — удивилась она, — если бы батюшка так настаивал, он давно был бы извращенно казнен, а я в лучшем случае отправлена в Сибирь, в ссылку простой селянкой. Ведь Уложение 1649 года ясно говорит, что такое оскорбление правящей фамилии и как за него наказывают. М-м-м.

«Дашенька — девочка умная и начитанная, — констатировал попаданец, временами это льстит, временами — злит, поскольку приводит к такому процессу, как болтология. И тогда я поступаю радикально, как наш незабвенный монарх. Только предпочитаю не отрубать голову, ибо это событие одноразовое, а жарко целую».

До сих пор действовало. Она переставала умничать и привередничать. Правда, здесь было много людей и все сразу обращали внимания, как правило, покрываясь черной завистью.

Ну, Дмитрию на общее внимание было наплевать. Даше, как он обнаружил к своему удивлению, — почти тоже.

Она прижималась ко нему, — счастливая и умиротворенная — и ей на все было наплевать. Нет не на все. Она оторвалась от мужа и внимательно осматривала окрест, игнорируя любопытные взгляды:

— Кстати, о батюшке. Потерялся, что-то я его не вижу. Поищем?

Дмитрий лениво поддержал:

— Пойдем, поищем, пока царь медный слиток с Меньшиковым несут. Все равно надо ждать.

В принципе, ему было все равно. Взрослый же мужчина, практически дедушка, целый сиятельный князь! Не может же с ним чего-нибудь стать на ассамблее? Но раз дорогая жена беспокоится и кручинится…

А Даша только покачала головой. Бойкая по природе и, частично, по положению, она все же понять не могла дерзость Дмитрия к царю, помазаннику Божьему.

Но ничего на это не сказала. Пусть мужчины сами занимаются своими мужскими занятиями. Не бабье это дело. Нужно будет, она и поможет, по лбу щелкнет, а потом поцелует, а сама лезть не будет.

И побежала догонять своего почти мужа, который искал князя Александра, умудрившего пропасть посреди людской круговерти.

Отец Даши меж тем скромно сидел на боковой скамье. Он виновато улыбнулся, когда дочь ему об этом заговорила.

— Трудно мне с ним говорить, — сказал князь, — полчаса побеседовали, в как будто весь день камни в каменоломне таскал. Как ты, князь Дмитрий, целыми днями говоришь.

Он покачал головой, радуясь и тревожась за родственника.

— Как бы еще говорил, — не выдержала Даша, — как ты отошел, он просто взял и поспорил с государем Петром Алексеевичем!

— И что? — удивился/встревожился князь Александр.

— А ничего, — подчеркнула Даша, — царь до сих пор где-то выискивает предмет их спора, а глупый муж только посмеивается.

— Вы смотрели мой дом, — перевел тему разговора Дмитрий, — как он вам?

Хилковы переглянулись, словно решая, переключаться на другую тему, поговорить с немногого еще с сумасшедшим почти родственником.

— Дом ничего, кирпичный, — первым заговорил князь Александр, — правда, я привык в деревянном, но тебе, наверное, видней. Тем более, я слышал, Петр Алексеевич запретил строить деревянные здания. Зато какой дом, большой, двухэтажный. Властители его должны жить, как настоящие князья!

— Дом хороший, но кое-что я бы хотела переделать, — не выдержала Даша, — вот например…

Что уж она там перестроить в доме, осталось в тайне, поскольку пришел Петр, громко ругающий шагающего рядом Меньшикова. Александр шутливо отбивался, но чувствовалось, что он обескуражен и обеспокоен.

Войдя в дом, Петр сразу увидел Дмитрия, и буквально вцепился в него. Рев царя испугал всех собравшихся на ассамблее гостей и обеспокоил Дмитрия. А как у него вдруг сердце не выдержит от такого крика?

Естественно, что после такого события царь видел среди народа только попаданца и начал его попрекать, но не гневно, а насмешливо.

— Смотри, до чего ты дитятю довел, плачет и стенает, — показал он на Меньшикова.

Половозрелый «дитятя» выглядел действительно нехорошо, но жалеть его Дмитрию не хотелось. Он скосил на него свой взгляд, понял, что совершить подкоп под его позицию ему не удалось, но и тому как-то пошатнуть его позиции в глазах государя не получилось.

Царь, человек умный и сметливый, конечно, видел их подковерную борьбу около него, но вставать на чью-то сторону он не захотел. Ибо царь думал не о чьих-то личных позициях конкретно, а о России в целом. Стране (и ему тоже) была нужна деятельность обоих и поэтому им и думать не стоило об отставке одного из них.

— Нет, вы скажите мне, что за это за человек? — обратился он к Хилковым, как важным свидетелям, показывая на Дмитрия. Те, не зная, что ответить, робко молчали. Ругать его? Запищать? Попробовать объяснить? Страшно!

Как оказалось, такой безмолвный ответ вполне устраивал Петра. Он принялся сам объяснять деятельность Дмитрия:

— Никто не мог мне найти железную руду около Санкт-Петербурха. Никто! Я немцев выписал из Европы, они мне на четырех языках объяснили, почему руды здесь никогда не будет. А потом пришел этот неумеха, этот нелюбитель современной науки и молча за пару суток нашел!

То же самое с медью. Я уж не стал звать заумных немцев, подождал, понял, что никто не может найти. Вызвал Дмитрия. Тот сказал — медь есть, но мало, можно одному человеку унести.

Вы сами видели — я этого одного человека вызвал, — кивнул он на Меньшикова, — не унес, хотя и надрывался, что было сил. И понятно, видано ли дело, слиток в полтораста килограмм утащить.

За сколько дней выплавил? — спросил он у Дмитрия.

— Ну, — начал вспоминать тот, — наверное, за семь.

Петр счастливо захохотал:

— Я посмотрел. Медь лучшего качества. Хоть на пятаки, хоть на пушки. Ведь нашел же!

Он посмотрел на Дашу и так же громко, что бы все слышали, сказал:

— Нам, Господом Нашим Вседержителем, сильно повезло. Он дал его, — кивнул он на Дмитрия, — тебя — прекрасного мужа, а мне — старательного поданного.

Он широко перекрестился: — «Спасибо тебе, Господи!»

Потом повернулся к Дмитрию:

— Теперь о награде тебе. Мы уже поговорили о железном руднике и о его населении. Все люди, которые там есть, переходят в твою крепость. И те же самые людишки, которые работают на медном руднике, то же твои! Оба рудника — твое имущество и твоих детей на веки вечные!

Дмитрий оценил широту подарка. На северо-западе России, в районе Санкт-Петербурга он будет единственным поставщиком черной и цветной руды. И один из поставщиков других металлов. А, поскольку, везти надо недалеко, его товары будут самыми дешевыми и ходовыми.

— Спасибо, государь! — наклонил он голову.

— Тебе спасибо, — отрывисто отмахнулся царь, — давай металл и руду больше и лучше. Вот будет твоя благодарность.

— Накануне сделана плавка железа, а потто стали. Вот, государь, эта сабля сделана из этого металла.

Дмитрий аккуратно вытащил из ножен клинок. Опытные воины, знающие поле битвы и высоко ценящие качество сабли, оценивающие смотрели на лезвие. Не очень опытные — смотрели на красоту рукояти, лезвия. И, поскольку, украшениями сабля не выделялась, гости, разгоряченные спиртными напитками, относились к ней все больше скептически.

Дмитрию это все меньше нравилось.

— Ну ты, красавец, — обратился он к Апраксину, который был одним из самых громких, — давай сравнимся. Рубанемся, как можем, у кого сломается, тот отдаст свой клинок.

Апраксин, оценивающе посмотрел на свою шпагу, украшенную бриллиантами и золотом, и простую саблю Дмитрия, отрицательно покачал головой.

Дмитрий посчитал этот отказ справедливый.

— И пятьсот рублей с меня, если проиграю! — добавил он.

Это был весомый вклад, и Апраксин согласился, но поставил условие:

— Я рублю!

Дмитрий не возражал. Сабля была абордажная, массивная, шпага гораздо тоньше, скорее сломается.

Приготовились. Дмитрий покрепче прихватил саблю горизонтально. А Апраксин посильнее рубанул шпагой:

— Ах!

И едва по инерции от удара не свалился на пол.

— Ну ты силен! — удивился Петр, — а со шпагой-то как? Сабля, вижу, целая.

Апраксин задумчиво посмотрел на обломки шпаги. Эфес и часть лезвия составляла одну часть, большую часть лезвия — другую.

— Черт побери! — прочувственно сказал Апраксин, — сам себе отрубил шпагу, как будто пальцы снес. Жалко ведь, хоть плачь!

— Дай-ка, — Петр отобрал саблю у Дмитрия, посмотрел на лезвие, даже потрогал его. Хмыкнул:

— Даже ведь щербинки нет. Либо у Федора Матвеевича шпага такая дрянь, либо у тебя сабля столь хорошая. От шпаги мне пользы никакой нет, а саблю дай. Понравится, в кавалерию отдам. А то там клинки разные, и, как правило, дрянные. А тебе свою отдам.

Дмитрий прочувственно поклонился. Не так как по-русски — глубоко, раболепно, а по европейски, изящно и с достоинством.

Петру это понравилось:

— Вот так и надо кланяться, а не по-дурацки до земли. С саблей решили? — повернулся он к Дмитрию.

Тот молча, с таким же поклоном, отдал свою саблю.

Царь пообещал:

— Пару дней сам поношу, а потом дам кому из новиков — детей боярских, пусть иву порубает, да мне скажет, как получилось.

Князь Хилков осторожно подошел со спины к Дмитрию и тихо попросил вслед за царем:

— Позволь, родственник, пристать тебе к докукой. Лезвие шпаги у меня тоже сломалось. Не заменят ли кузнецы? А я уж постараюсь, оплачу и кузнецам за работу и за сталь.

Дмитрий не успел ни согласиться, ни отказаться.

Петр подозрительно на них посмотрел:

— Что там шепчетесь? В голос говорите.

Дмитрий вздохнул. Что поделать, у Петра была сложная жизнь в детстве. Поневоле станешь подозрительным.

И он громко сообщил:

— Мы, государь, ту же проблему решаем, что и Федор Матвеевич. Нужно сломанный клинок у князя заменить.

— Хм, заменишь?

— Да обоим заменю. Клинки у меня откованы. Не знаю вот только, как мастеровые с украшениями смогут.

— Пусть делают, хорошие клинки ныне в цене.

Петр решил, что вопрос с клинками решен и заговорил о другом:

— Свадьба в Санкт-Петербурхе когда будет? А то выпить хочется, да и времени нет свободного.

Отец и дочь Хилковы переглянулись, глазами посоветовались. С одной стороны, свадьба дело неторопливое и уж, тем более, не княжне торопиться. С другой, — государь спрашивает. У него забот и тревог много. Откажешь — как бы себе не хуже сделать. И так уже протянули. Хотели в этом году провести, да Дмитрий никак не вырвался.

— Как прикажите, государь, — покорно поклонился князь Александр.

— Я, государь, вот что думаю, — вмешался Дмитрий, — спешить, конечно, надо. Но мы хотели на днях поехать на рудник черной руды и за одним посмотреть на пароходы.

А саму паровую машину сделают за неделю, и еще несколько дней будут подгонять. Вот в эти дни свадьба идолжна уложиться.

Петр фыркнул. Срок его явно не устраивал. Дмитрий поспешил добавить:

— На это время, государь, я могу познакомить с секретами металлургии, их никто не знает!

— Никто? — порывисто повернулся к нему царь.

— Никто! — твердо сказал Дмитрий, — зуб дам!

— Х-км, — хмыкнул Петр, — ну если ты зуб даешь.

— А потом посмотрим английскую паровую машину с моими переделками. Англичане, кстати, уже видели, предложили продать за двести тысяч фунтов стерлингов.

— Ого! — удивился Петр, — деньги взял?

— Нет еще, — признался Дмитрий, твердо пообещав, — но обязательно возьму!