Санкт-Петербург

Глава 5

Утром похмельный с вчерашнего Дмитрий поспешил переварить скромный завтрак — «чай», который в действительности был травяным настоем, без сахара, понятно дело, пару вареных яиц с куском свежего хлеба. Куриных яиц было немного, да и в основном они оставлялись пока для высиживания цыплят, чтобы полом вырастить куриц. Но Дмитрий на правах хозяйства иногда мог себе позволить съесть несколько штук.

Плоховато было с продовольствием в Санкт-Петербурге, чего уж тут греха таить. И не только в количестве, но и в качестве и многообразии. Однако, в принципе, не совсем радикально хреновато и ситуацию можно было как-то еще исправить. Ведь массового недостатка поступающих продуктов пока не было.

Этот критический момент в городе не наступал, и Дмитрий прямо или косвенно понемногу населению помогал. Ну и маленечко зарабатывал, хотя и не все было благополучно.

Вот, например, его хлебопекарня. Работающая на муке от его же мельницы, она отдавала хлеб своим трактирам и паре открывшихся ночлежек, а все излишки поступали в свободную продажу.

Проблема только состояла в том, что мельница было одна и ее мощности явно не хватало на весь город. Муку поставляли дозировано и очевидно мало. В итоге, хлеб разбирали с визгом, криками и драками.

Или тот же громоздкий скотный двор. Частично он был похож на обычный боярский — несколько видов скота и птицы для кормления своего дворянина и его многочисленной дворни. Но, присмотревшись, поймешь, что заметно отличается. Кроме коров и свиней, были еще кролики, которых практически не знали, для мяса и шкурок, были хорьки и выдры, которых держали исключительно для пушнины.

Весь скот держали пока для размножения, Дмитрий не разрешал резать скот даже для великого праздника. Есть будем потом. Так что продажи были еще маленькими и практически не играли на спрос.

Так что думай, Дмитрий, думай. Здесь масса голодающих ртов с денежками, а где-то огромный массив ненужного пока продовольствия. Ты должен их соединить!

Дмитрий покривился. Да что еда. Как он и предполагал, плохо было даже с солью — единственным минералом, которым человек активно питается, и без которого существовать не может. А вот мало или дорого, или вообще нет.

Вчера, во хмелю, Петр опять матерно ругал Алексашку Меньшикова, поминая о недостатке соли, и грозил ему палкой. Он и сейчас бы его отлупил что было мочи, но куда-то с пьяну положил свою любимую трость, а другой не оказалось.

Как понимал Дмитрий из разговора с царем и из трактирной практики, ставка на торговлю с другими регионами страны или заграницей не получилась. Когда собирались строить Санкт-Петербург, думали, все будут доставлять обозами и кораблями, как изнутри России, так и из Европы. Ага, как же! Посмотрели бы в окно, господа Хлестаковы, авось бы призадумались.

Сухопутные дороги по стране были плохие, водные артерии единого целого не составляли, в российской провинции дешевого товара не нашлось. В Европе же продукты всегда были еще дороже и, честно говоря, хуже.

Пока привезешь соль из Соли Камской (Соликамск в ХХI веке) через все страну да с государственными пошлинами, она из достаточно дорогой становиться чуть ли не золотой. С соответственной ценой для питерского потребителя. Совершенно дикой по сравнению с умеренным государственным жалованьем, которое почти всегда задерживалось.

Даже в трактирах потребителям в горячие и холодные блюда соль почти не клали, за отдельную плату предлагали на стол в солонках по большой цене. Желающих было очень мало.

Устав ругаться с пьяным Меньшиковым, не менее пьяный Петр с криком обратился к Дмитрию с требованием наладить солеварение. Он помнил, как еще в Москве тот жаловался на соль и предлагал в Санкт-Петербурге обязательно наладить солеварение.

Вот ведь памятливый! Уж куда не было времени, а придется поработать. Хотя может и обойдется. Ему не то, чтобы это не нужно — некогда. Не может он все один делать, пусть господа гвардейцы задницы отдерут, да и побегают.

— Надо патент получить на соль, — громко кричал Дмитрий, не менее хмельной, — он дорогой, а у меня денег нет. Все на железо ушли.

Это, конечно, было откровенной лукавинкой, но, попробуй, поищи! На железо он действительно много потратил. Металл всегда был дорогим в средневековье. И при ручном малоэффективном производстве, и при покупке.

На это Петр не отставал, он кричал, что в виде исключения патент будет для Дмитрия бесплатный, и налогов он почти не будет платить, сам проверит, чтобы зазря не волокитили. И, вообще, если они более дешевую соль сюда не привезут, то с Санкт-Петербурхом можно завершать, а самим спокойно уезжать. Иначе половина населения сдохнет, а другая половина просто сбежит.

Сказано это было громко-матерно, очень пессимистично и любого из них немедленно бы под белы рученьки повели молодцы из Преображенского приказа — каяться на дыбе под перекрестьем огненного (горящего) веника. Там все скажешь и вспомнишь, даже и то, что никогда не было.

Но самого помазанника Божьего на небе и хозяина на земле, разумеется, никто трогать не решился, благо основная масса свидетелей была мертвецки пьяна. А ведь правда была! Только царь мог открыто сказать то, о чем остальные только думали.

А соль, тем не менее, нужна. А еще больше в крупном объеме и дешевая.

За «пьяным» завтраком, где то ли питаешься, то ли похмеляешься, он вдруг вспомнил, что у него были специальные солевары, купленные за не очень дешево в Москве специально на этот случай. Где же они? В последние месяцы он про них не слышал. Надо им окупать большие деньги. А то купил и забыл, как паршивый хозяин. И ведь ни одна гнида даже не пискнула об этом!

Дмитрий до сих пор все не мог привыкнуть к привычке относиться к простонародью, как скоту, как молчаливой вещи. В его бы время забытые люди немедленно бы возмутились, начали бы громко ругаться-причитать. Сам бы застеснялся, закручинился о беднягах.

А сейчас нет. Как будто положено так. Будто у барина в голове Дом Советов и он о каждом обязательно в крупном уже многотысячном хозяйстве помнит. Как царь с целой страной справляется?

Прямо из-за стола с завтраком он раздражено потребовал:

— Где они, такие-растакие?

Окрик барина эхом разнеся громовым ревом по окрестностям, наведя панику среди слуг, и вскоре ему извинительно сообщили, что оные солевары действительно в хозяйстве существуют, но, поскольку, указаний от благородного барина не было, их временно распределили: женщин на землю, растить и обрабатывать овощи и картофель, мужчин часть на животноводство, часть — на строительство. В общем, где руки нужны, туда их и отправили. Но они работают, не ленится.

Поевший Дмитрий, сытый, но еще похмельный, был тверд, сердит и деловит. Солевары немедленно были собраны в группу и нацелены на поиск и добычу соли. Он еще их и матерно отругал, что ему не напоминают, а они и не возражали. Хорошо быть господином крепостных!

Кое-как заговорили о технической части. Насколько Дмитрий помнил, в России был популярен вариант добычи путем выпаривания соли из соляного раствора. Технология простая, подходящая, но минус в том, что надо дров много и регулярно!

Исходя из этого, солевары получали инструменты, в первую очередь котлы, подсобных рабочих, продовольствие в расчете на оставшийся летний сезон. И с задачей — получить много дешевой соли.

Нужно максимально подготовить их к эффективной работе. Иначе, он опять о них ненароком забудет и они будут месяцами ждать, сложа руки. Хотя он уже предупредил своих помощников, что бы те помогали старателям, или, что еще лучше, нашли возможность сообщить ему.

Получив поддержку от «начальства» — своего барина, — солевары в свою очередь сообщили, что, по слухам, совсем недалеко от Санкт-Петербурга, буквально в нескольких верстах, охотники нашли соленые ключи с горькой водой. Охотникам они оказались не нужны, а им, если будет раствор «силен», очень могут пригодиться.

И, действительно, отправленные на ключи солевары нашли, что место хорошее, «баское». Их старший Савва Гущин не очень грамотно писал, что соленая вода легко вываривается в соль, кругом леса, с дровами будет не проблемно. Соль вкусная и недорогая. И водный путь недалек. Можно будет возить много и дешево: туда — продовольствие и разные полезные грузы для производства, обратно — соль.

Дмитрий на это покивал, но выводов не сделал. Он знал, что в этих случаях очень много привирают и ему надо все делить на двое, как минимум. И делать будем выводы по факту — сколько привезут и по какой себестоимости.

А через некоторое время к солеварам отправились приказчики — проконтролировать, вывести соли, сколько набралось, и узнать, какие нужды возникли. Короче, на сколько и как оправдались их обещания.

Приказчики вернулись с добрыми вестями. Ключи действительно оказались крупные, соли в них добрые, дрова рубят буквально у ключей — расчищают площадку под мастерскую и склад. В доказательство хорошего положения привезли большой мешок соли. Передали мнение солеваров — такими темпами могут в год получать триста — триста двадцать пудов. Не зашибись, но примерные нужды населения Санкт-Петербурга вытянут.

На это Дмитрий только осклабился, хлопнул по плечу своего тезку приказчика Дмитрия Буду. К этому времени солевая проблема в городе несколько смягчилась. Отечественные купцы, подгоняемые Петром, исхитрились привезти несколько десятков пудов соли и немного снизить цены буквально за счет своей прибыли. Приплыли и несколько европейских кораблей с вином и солью.

Но все равно с солью в городе было сложновато, как по количеству, так и по высокой цене. Недавний недостаток солью вполне понятно приводил к ажиотажу в торговле. Всю соль буквально сметали с торговых прилавков.

Ничего и эту проблему решат. В этом Дмитрий был уже убежден.

Санкт-Петербургу в год необходимо примерно триста пудов — населению на еду, воинским командам, матросам, на засолку скота и овощей. И его соль будет полностью расходиться, и привозную будут разбирать.

И спекуляции прекратятся, так же как и ажиотаж спроса, когда покупатели увидят регулярные поставки. Человеку нужно в год несколько фунтов в год. Плюс минус. Купит хозяйка несколько пудов по дешевке — сама будет мучаться. Ведь в лавках все равно продается!

Пораскинул мозгами. Часть привозимой соли придется отдать его трактирам (их уже стало четыре). Трактиры пошли под незатейливым брендом «Под стаканом», при чем один из них, получив статус «господский», стал называться «Под бокалом». Туда, по указанию Дмитрия, пускали только в господском платье, а оборванцев вежливо отворачивали. Нечего простонародью смотреть, как господа отдыхают.

Сначала трактиры Дмитрия были единственными и он вовсю снимал сливок за счет, прежде всего, количества. Но потом появились конкуренты, чуть ли не по указанию царя. И хотя цены здесь были немного выше, часть потребителей из трактиров Дмитрия все равно уходила.

С этим приходилось мириться, но не забывать. Хорошо просоленные дешевой солью блюда будут дополнительным условием дальнейшего существования трактиров.

Но по-настоящему он закрыл «солевой вопрос» только в конце лета, когда уже в Санкт-Петербург приехала Даша и актуально прозвучала тема их свадьбы.

Закрыл он, если и не громко, то очень эффективно. Специально пригласил Петра на свой рынок. К тому времени ему перестали нравиться городские рынки и он выклянчил-выбил у царя разрешение открыть на своей земле собственный рынок под своим контролем. Его люди — крестьяне и ремесленники — производили большой объем продукции и он не понимал, почему он должен отдавать это важное, пусть и трудоемкое, и, господа, прибыльное дело.

Петр, разумеется, был не дурак, и Дмитрию пришлось не только клятвенно обещать три НЕ: не врать, не утаивать прибыли и не прятать продукцию, продавая вне города, но и выполнить условие: царь поставил трех приставов, имеющих право влазить во всякие мелочи рыночного хозяйства, но не имеющих право как-либо вмешиваться. И, что особенно понравилось Петру, со всех продавцов согласно данным приставов, в совокупности выводилась единая сумма пошлин, которые барин немедленно платил государство, а уже потом потихоньку возвращал себе с продавцов.

Такая щедрость Дмитрия была вызвана тем, что помимо государственного налога, с продавцов брали много других повинностей, полузаконных и совсем незаконных. Большую часть Дмитрий сразу же закрыл, но часть оставил, и теперь они составляли его чистую прибыль.

Проще говоря, денег Дмитрий с продавцов и покупателей брал куда больше, чем платил государству, и этого было достаточно, чтобы он вцепился в рыночную тему.

Но, главное, через рынок он осуществлял контроль ремесленной и сельскохозяйственной продукции. Рыночный принцип: если продукция излишне дешева, скупать ее на свои склады, слишком дорога — наоборот, продавать. Покупателям тоже выгодно: во-первых, разнообразие, во-вторых, умеренная рыночная цена. Ну а если есть где цена дешевле, то пожалуйста, мы не запрещаем, покупайте там!

Вот на такой рынок привел Дмитрий царя. Обозрев рынок, Петр обиженно засопел. Сразу увидел, тут всего былобольше — товаров, продавцов, покупателей. И, конечно, денег.

— Рыночные повинности все оплачиваются? — спросил он, естественно, не Дмитрия, а старшего пристава Николая Пщеницина.

Николая по обычаю того времени, частично купили, частично припугнули и Дмитрий был за него спокоен. Если что, ему было обещано, «посодействовать» отправку его в кузницу или на лесопилку. Работу не только более тяжелую и страшную, но и менее оплачиваемую.

И старший пристав не подвел. Он ни на мгновение не задумался, уверенно кивнул, а затем объявил, что все отчетности им присылаются.

— Смотри, государь, что я тебя вел-то, — Дмитрий торжествующе показал рукой. Про повинности он сознательно не говорил, зато про рынок мог рассказывать часами.

Петр посмотрел, забыл о своих вопросах. На досочке, прямо на траве, в небольших берестяных емкостях была рассыпана соль. Белая, мелкая, так и просящая в рот. Привозная же издалека на этот раз была серая, сорная, совсем не сравнимая с местной.

Петр, по своей монаршей привычке никого не спрашивать, схватил щепотку соли-, бросил в рот. Дал оценку:

— Вкусно, черт побери. Хорошо работаешь!

Это был уровень воспитания той эпохи. Что царь, что крестьянин или горожанин, лезли в кринки или берестяной стакан, не раздумывая. И ничего, что руки грязные, все в бактериях и микробах.

Продавщица — ядреная молодая баба, поставленная самолично Дмитрием, тоже ничего в этом не увидела, только мило улыбнулась. Улыбка ей очень подошла.

Петр задал следующий вопрос:

— Почем?

Ответ для царя был не вдохновляющим:

— Четыре гривенника.

Получалось, даже дороже, чем привозная. Красивая и дорогая, — в глазах царя вырисовывался вывод: — проще все же брать серую.

Дмитрий не выдержал и зло закричал:

— Варька, кобылья дочь, я тебя как учил отвечать!

— Ай, — попыталась разжалобить барина проштрафившая баба. Помня, что еще красива и пригожа, построила барину глазки, жалобно сказала:

— Все же и так спрашивают в пудах. Что ж повторятся, али больше нечего сказать?

Дмитрий этим не был утешен. Уйдет царь, обязательно прикажет высечь. Вот ведь дура, так подставила перед государем. Ничего, он еще научит ее родину любить. Да, кстати и бабьим языком вертеть. Ну а пока все внимание царю. Не дай бог, он что-то прослушает или тот не поймет, не увидит.

— Пуд — сорок копеек? — Петр, наконец, обрадовался, он-то как раз спрашивал в фунтах, оттого и не утешился. Довольно повернулся к Дмитрию, — довел-таки солевое производство до массового объема. Многие не верили. Я, честно говоря, тоже. А ты вон как, молодец! А баба, — он взял ее за подбородок, поднял лицо вверх, полюбовался, — красивая, тело приличное. Больше с нее и не требуется, сам думай!