Окружной прокурор вспоминает о профессии взломщика. Торжественный ужин в доме Круза Кастильо заканчивается плотной порцией любви. Стены имеют обыкновение рушиться. Кейт Тиммонс отступает перед угрозами Лили Лайт. Брик Уоллес заявляет о своем намерении не сдаваться перед радиослушателями.
В тот самый момент, когда Джина и Лили обменивались любезностями в ресторане «Ориент Экспресс», окружной прокурор Кейт Тиммонс осторожно пробирался по саду возле дома Кэпвеллов. Нет, его интересовали не кусты чайных роз и не сейф в кабинете СиСи. Его вообще не интересовал дом Кэпвеллов. Сейчас его целью был маленький уютный домик для гостей, в котором остановилась Лили Лайт, точнее, то, что можно было обнаружить там. Мисс Лайт, наверняка, путешествовала не налегке, и ознакомление с ее архивами очень помогло бы в борьбе против нее.
Вообще‑то окружной прокурор был настроен по отношению к бродячей проповеднице достаточно дружелюбно, во всяком случае, пока у него не было особых поводов искать на нее компромат с тем, чтобы пустить его в дело. То, что он хотел узнать о мисс Лайт, он уже узнал. Собственно, это была достаточно скромная информация, из которой практически нельзя было понять ничего о происхождении Лили Лайт, ни о ее истинных намерениях здесь в Санта–Барбаре.
Окружной прокурор занимал пока выжидательную позицию, точнее, занимал до нынешнего вечера, поскольку Джина вынудила его снова вспомнить о тех временах, когда ради того, чтобы раздобыть или уничтожить улики, он весьма успешно занимался тем, с чем порой по роду основной деятельности должен был бороться. Джина интересовалась Лили Лайт, и не без оснований. Та проявляла явное желание своего антипода. Этот навязчивый интерес не мог оставить Джину безучастной. Учитывая, что Тиммонс был кое–чем обязан ей и помня об этом, он был вынужден исполнить просьбу Джины.
Поскольку дверь домика для гостей, где остановилась Лили Лайт, оказалась запертой, Тиммонсу пришлось воспользоваться короткой отмычкой. С такими талантами, как у него, он вполне мог быть удачливым вором, если бы в свое время не пошел в окружные прокуроры, во всяком случае, запасное ремесло на черный день у него было. Замок в домике для гостей не представлял никакого труда для достаточно опытного взломщика, каким был Кейт Тиммонс. Спустя несколько мгновений он прошмыгнул в дверь и, воспользовавшись фонариком, стал осматривать интерьер.
— Так, где же у нее все это? — пробормотал Тиммонс, шаря лучом фонарика по шкафам для одежды и белья, книжным полкам, столикам и диванам.
Наконец его внимание привлекла небольшая картонная коробка, неприметно стоявшая в дальнем углу платяного шкафа.
— Так, а здесь у нас что?
Тиммонс вытащил коробку поближе к окну и стал копаться в сложенных там бумагах. Среди малоинтересных бумаг и счетов Тиммонс увидел небольшой альбом.
Пролистав его, окружной прокурор опустился на диван.
— Любопытно…
Альбом был заполнен разнообразной информацией, касавшейся Джины Кэпвелл. Здесь были, в основном, газетные вырезки, сообщавшие о разнообразных этапах пути Джины Кэпвелл. Вот ее фотография в свадебном платье под руку с СиСи Кэпвеллом, вот она возле своей булочной. Газетные заголовки сообщали то о ее замужестве, то о ее разводе, а также о разнообразных скандалах, связанных с ее именем.
— Джина, Джина, — пробормотал Тиммонс, разглядывая альбом. — Интересно.
В альбоме также присутствовали заметки, сообщавшие о кое–каких событиях в жизни СиСи Кэпвелла, не связанных с Джиной.
Но пока окружной прокурор не обратил на это внимание. Сейчас его интересовало в первую очередь то, что связано с Джиной.
— Так зачем же она тебе понадобилась, Лили, а? — разговаривал сам с собой окружной прокурор. — Что ты там задумала против Джины? Интересно, интересно.
Круз вернулся домой, когда вечер окутал плотной пеленой Санта–Барбару. За время его отсутствия на работе скопилось столько дел, что их хватило бы Крузу еще на неделю.
Но он ни на секунду не забывал о том, что дома его ждет не истеричная и вечно хныкающая Сантана, а милая, дорогая, любимая Иден.
Включив свет в прихожей, он едва удержался от удивленного восклицания. Но удивило его не то, что он увидел в прихожей, а гостиная. Там стоял уставленный разнообразными кушаньями и напитками стол, а рядом с ним — Иден, в великолепной белой кружевной накидке, сквозь которую» совершенно очевидно просматривались округлости тела. Свечи на столе свидетельствовали о том, что сегодня Круза ожидает необыкновенный ужин.
Безуспешно пряча радостную улыбку, Иден скользнула к Крузу и незаметным движением сунула ему что‑то в рот. Он поначалу опешил.
— Это что такое?
— Нравится?
Она лукаво улыбалась.
— Ты сначала скажи, нравится?
— Угу, — пробормотал он, разжевывая сладкий плод. — Очень вкусно.
— Это виноград.
Торопливо прожевав, он поцеловал Иден в губы.
— Я ждал этого целый день.
Иден ответила ему столь же нежным и ласковым поцелуем.
— А здесь ждали тебя и удивлялись, почему ты задерживаешься.
— Как хорошо дома.
Круз вздохнул полной грудью и снова потянулся к губам Иден.
— Ну хватит, хватит, — смеясь, она отстранила его. — Поначалу тебя ждет кое‑что другое. Ведь ты пришел домой, а что ожидает в первую очередь увидеть дома любой мужчина?
Он сделал вид, что не понимает.
— Что?
— У меня для тебя кое‑что есть, следуй за мной.
Она взяла его за руку и повела в гостиную, где зажженные свечи освещали богатый стол.
— Сначала мы сделаем вот что, — сказала Иден, останавливаясь перед столом и поворачиваясь к Крузу. — Снимай вот это.
Иден показала на пиджак, в который был облачен Круз, и он мгновенно повиновался. Круз остался в рубашке, поверх которой была одета наплечная кобура.
— Теперь это, — сказала Иден, — я очень люблю обезоруживать мужчин перед ужином. Так тебе должно быть удобней. А теперь садись.
Затем она усадила его на стул и, расправив белоснежную салфетку, положила ему на колени.
— Вот так.
— Ну знаешь, — рассмеялся он, — у тебя очень неплохо получается. Наверное, ты брала уроки у своих официантов.
Ухаживая за ним, она сказала:
— Все по высшим правилам. Ты в этом доме хозяин и одновременно самый желанный гость. Я должна делать все так, чтобы ты был доволен.
Круз хитро улыбнулся.
— Я могу предсказать, что будет дальше, — промолвил он, показывая пальцем на большой серебряный поднос, закрытый крышкой, который стоял перед ним на столе. Иден рассмеялась.
— Никакие пари не заключаются, ставок я не принимаю. Просто ты, наверняка, проиграешь.
— Почему это?
— Потому что ты даже представить себе не можешь, что тебя сейчас ожидает.
Она открыла крышку, и Круз восхищенно охнул.
— Ого, что это? Я умер и попал в Париж?
Она удовлетворенно поцеловала его в щеку.
— Что, нравится? Ты пришел с работы и тебя нужно покормить, — любовно сказала она.
— А что это такое?
Иден запечатала ему рот поцелуем.
— Не спрашивай, — сказала она после того, как вволю насладилась. — Раньше ты такого никогда не ел. Давай‑ка я угощу тебя самым лучшим кусочком.
На подносе лежала горка ослепительно белого сочного мяса, окруженного всевозможными приправами и соусами. Оторвав маленький кусочек, Иден помакнула его в приправу и положила Крузу в рот, словно заботливая мама.
— Ну как? Нравится?
В ответ он застонал от наслаждения.
— Великолепно. Но у меня такое чувство, что я это уже когда‑то пробовал. По–моему, это омар. Мы ведь его ели в прошлой раз?
Иден рассмеялась и отрицательно покачала головой.
— Нет, на сей раз ты ошибся. Это краб. Посмотри, здесь все, что ты любишь: вина, папайя, манго. Все, чего только пожелает твоя душа.
Круз почувствовал, как нежное сочное мясо просто тает на языке. Однако не это сейчас интересовало его больше всего.
— Погоди‑ка, — с улыбкой сказал он. Она удивленно посмотрела на Круза.
— Что?
— Одну секунду… — пробормотал он, движением фокусника выдернув из‑под посуды скатерть.
— Ты что делаешь? — изумилась она. Он загадочно улыбнулся.
— Единственное, чего желает моя душа — это ты, Иден, и она не хочет ждать.
С этими словами он расстелил скатерть на полу, жестом приглашая Иден опуститься туда. Она наклонилась к его уху и прошептала:
— Круз, а ты не забыл, что прошлый раз мы были на столе?
Он торжествующе выпятил грудь.
— Прошлый раз мы были дилетантами, а сегодня мы профессионалы…
С этими словами он нежно обнял ее, и они опустились на пол. Очевидным преимуществом кружевной накидки перед другими видами нижнего белья было то, что от нее без труда можно было избавиться. Одним движением руки Иден сдернула с себя тонкое белоснежное одеяние, и Крузу ничего не оставалось, как поскорее избавиться от джинсов и рубашки. Они с такой торопливой жадностью набросились друг на друга, как будто расставались на несколько месяцев. А, между прочим, со времени их последней близости прошло не более, чем несколько часов, поскольку утром, перед уходом на работу, ни Круз, ни Иден не могли отказать себе в удовольствии снова насладиться друг другом. У стороннего наблюдателя, которому пришлось бы ознакомиться с распорядком жизни Круза и Иден за последние несколько дней, могло сложиться впечатление, что они занимаются прохождением интенсивного курса сексуальной подготовки. Они пробовали все, везде и в любое время. И их можно было понять.
Круз и Иден так давно мечтали о том времени, когда, наконец, снова будут вместе, что было бы неудивительно, если бы они не занимались этим несколько недель подряд без отдыха, с перерывами лишь на сон и пищу. Они чувствовали себя, как юные влюбленные, у которых еще все впереди, и которые в то же время бояться упустить даже секунду, не насладившись ею сполна. Физическая близость была для них сейчас наиболее полным выражением того ощущения, того безмерного и безумного счастья, которое они испытывали.
Долго таившаяся под спудом любовь вспыхнула в эти дни с таким жаром и с такой нежностью, что временами они даже забывали о том, какое сейчас время дня или ночи, это не имело никакого значения. Важно было только то, что они рядом и что они будут находиться рядом отныне всегда. Мелкие препятствия были не в счет, все это было преодолимо. Главное, что Круз уже все решил, а Иден готова была ждать его столько, сколько нужно.
Брик задерживался в казино, и его жена Эмми, уложив сына Джонни в постель, сидела в гостиной в ожидании мужа. Вечер был тихий и спокойный, но на душе у Эмми было тяжело. Утреннее происшествие никак не давало о себе забыть. Эмми, как всякая заботливая мать, очень боялась за своего ребенка. А если такие выходки со стороны безумных поклонников Лили Лайт будут продолжаться, ей останется только молить бога, чтобы ничего не случилось. К тому же, Эмми и сама боялась. Неизвестно, на что они еще способны.
Беспокойные мысли одолевали ее, когда внезапно за дверью в прихожую раздался какой‑то подозрительный шум. Эмми увидела мелькнувшую за окном в двери тень и испуганно вскочила с дивана.
— Брик?
Эмми услышала, как поворачивается дверная ручка, и почувствовала, что ноги ее холодеют. Никто не отзывался, а если это не Брик, то… Она торопливо метнулась к настольной лампе, освещавшей гостиную и выключила се на всякий случай. Прижавшись к стене, она почувствовала, как ноги ее начинают дрожать.
С наружной стороны двери по–прежнему дергали ручку. У Брика был свой ключ, и он должен был без труда открыть. Уверившись в том, что ее ожидает худшее, Эмми уже готова была закричать, когда дверь, наконец, распахнулась, и на пороге показался ее муж. Пошарив рукой по стене в прихожей, он включил свет.
— Боже мой, это ты, — радостно крикнула Эмми и бросилась ему на шею.
Он рассмеялся.
— Извини, я тебя, наверное, напугал. Просто в темноте никак не мог попасть ключом в замочную скважину.
Эмми, смахнув слезинку со щеки, объяснила:
— Я увидела чью‑то тень за дверью, и этот шум напугал меня.
Брик обнял и расцеловал жену.
— Малыш, так нельзя, — принялся он успокаивать ее. — Если они увидят, что их боятся, они не отстанут.
Несмотря на то, что Брик был уже дома, Эмми не скрывала своего испуга.
— Но я боюсь.
Он снова обнял ее за плечи.
— Послушай меня, тебя никто не обидит. Ты слышишь меня? Это говорю тебе я, твой муж, Брик. А ведь ты знаешь, что я всегда говорю только правду.
Она кивнула.
— Да. Извини, я сама не знала, что я такая трусиха. Наверное, это из‑за Джонни.
Брик ободряюще улыбнулся.
— Нет, ты самая храбрая из всех.
— Поедем куда‑нибудь, — неожиданно предложила она, — например, на Гавайи. Там я научусь быть храброй. Когда мы вернемся, я всем покажу, какая я смелая.
Брик с нежностью погладил ее по волосам.
— Боже мой, да чего же я люблю тебя. Иди ко мне.
Он снова прижал Эмми к себе и зарылся лицом в ее теплые, пахнущие молоком и еще чем‑то неуловимо детским волосы.
— Извини, — прошептала она.
— Не волнуйся, — успокоил он ее, — через неделю–другую это должно прекратиться. Лили Лайт уберется из нашего города, и все будет спокойно, хорошо? Главное сейчас, набраться терпения. У нас все будет нормально. Главное, хорошенько присматривать за Джонни. Ведь у нас такой милый, очаровательный сын, правда? Она стояла, положив ему голову на плечо.
— Брик, как ты думаешь, они больше не будут запугивать нас?
— Я постараюсь сделать все для того, чтобы этого больше никогда не случилось. К сожалению, полиция не особенно может нам помочь. А потому мне приходится рассчитывать только на самого себя. Но я сделаю так, чтобы никто больше не покушался на наш дом. Ты можешь ничего не бояться.
— Я боюсь не только за себя, но и за Джонни.
— Я тоже думаю о мальчике. Все будет хорошо, все будет хорошо… С этой работы я не уйду, как бы ни хотела этого Лили Лайт или кто‑нибудь еще. Я знаю, что могу принести пользу на этом месте и хочу сделать все от меня зависящее, чтобы поставить на ноги падающий бизнес. СиСи верит в меня, и я верю в собственные силы. Мы найдем способ, как справиться с этими фанатиками. Главное сейчас — терпение.
Кортни даже не заметила, как уснула на плече у Перла. Когда она открыла глаза, он по–прежнему сидел, прислонившись к стене и внимательно вслушивался. Кортни протерла кулаком глаза и, расправив плечи, спросила:
— Который час? Сколько мы уже здесь находимся?
Перл вдруг приложил палец к губам.
— Тс, тише.
Она удивленно осмотрелась по сторонам. Кроме пробивавшихся из‑за неплотно закрытой двери наверху лучей света, ничто не нарушало мрак и покой, царивший в подвале.
— А что случилось? — прошептала она. — По–моему, я ничего не слышу.
Перл немного помолчал, затем сказал:
— Я тоже ничего не слышу. Наверное, наверху уже никого нет. Побудь здесь, я сейчас поднимусь наверх и все проверю. Я скоро вернусь.
Он вскочил и быстрым шагом — настолько быстрым, насколько позволяла темнота — направился к лестнице, которая вела наверх. Кортни неуютно поежилась и отошла от холодной стены. Перл, действительно, очень скоро вернулся.
— Все ушли, — без особой радости сообщил он. — Мы можем начинать.
Кортни испуганно оглянулась.
— Ты собираешься?..
— Да, — кивнул он. — Я думаю, что нужно разобрать эту стену и посмотреть, что за ней. Так, где‑то здесь я заметил выключатель.
Он пошарил рукой по стене и включил тусклую лампочку, висевшую под потолком. Долгожданный свет наконец‑то, изгнал мрачную тьму подвала.
— Ну что ж, наверное, пора приступать, — вздохнув, сказал Перл.
— Ну что, можно начинать, — сказал он. — Надо разобрать эту стену.
Он взял кувалду в руки и нерешительно остановился.
— Может быть, не надо? — робко сказала Кортни. — Может быть, нам лучше позвать полицию, пусть они взломают стену? Это слишком тяжело для тебя.
Он медленно покачал головой:
— Нет, я должен сделать все сам. Я должен узнать, не зря же я прошел через все это. Мне нужно увидеть все своими глазами. Кортни, ты можешь уйти.
— Нет, — тихо произнесла она, — я останусь. Я хочу помочь тебе.
Перл взмахнул кувалдой и ударил по кирпичам. Осколки брызнули в разные стороны, стена понемногу начала рушиться.
— Я хочу поговорить с доктором Роулингсом, — говорил в трубку Пол Уитни. — Я жду уже пять минут. Что значит «не может»? Послушайте, леди, это звонят из полиции, это полиция. Он мне нужен. Алло! Алло!
На другом конце провода положили трубку. Пол в растерянности посмотрел на телефонный аппарат и пробормотал:
— Ничего не понимаю. Куда он подевался?
— Я считаю, что каждый имеет право жить так, как хочет, — сказала Джина, теряя терпение — нравоучительный тон Лили Лайт уже раздражал ее.
— Все это, конечно, так, — возразила проповедница, — но только в одном случае — если поступки человека не мешают жить другим людям. Человек должен всегда помнить о том, что рядом с ним находятся те, кто привык жить по общечеловеческим законам. Джина, я знаю, что вы пытались сделать с СиСи Кэпвеллом. Это ужасно. Счастье, что ваша попытка не удалась.
Джина нахмурилась:
— Чего вы от меня хотите?
Лили доверительно наклонилась к ней через стол:
— Я же сказала, мне хочется изменить вашу жизнь.
В зал ресторана «Ориент Экспресс» решительно вошел окружной прокурор и, заметив за дальним столиком Джину Кэпвелл и Лили Лайт, направился к ним. В руке он держал альбом с вырезками, который нашел в домике для гостей.
Остановившись возле столика, он без особых церемоний швырнул альбом на стол и возмущенно сказал:
— Мисс Лайт, как вы это объясните?
Она растерянно подняла голову:
— Где вы это взяли?
Тиммонс стал, опершись на стул Джины:
— Вы проявляете большой интерес к жизни этой женщины. Может быть, вы пишете о ней книгу? — с издевкой сказал он. — Здесь столько подробностей, что хватило бы на целое исследование.
Подозрительно посмотрев на проповедницу, Джина выхватила альбом у нее из‑под носа и стала лихорадочно листать страницы, заполненные газетными вырезками.
— Вы рылись в моих вещах? — возмущенно воскликнула Лили. — Вы не лучше преступника.
Тиммонс надменно усмехнулся:
— Ну, что вы! Много лучше. Я — окружной прокурор, и я думаю, что вы не станете подавать жалобу на то, что я ворвался в ваше жилище, иначе ваше пребывание здесь сильно осложнится. — Он победоносно улыбнулся. — Так что это такое и что все это значит?
Джина с потрясенным видом разглядывала собственные фотографии и газетные статьи, посвященные ее амурным и прочим похождениям:
— Для чего вам это все понадобилось? Вы что, решили, завести на меня тайное досье?
Лили спокойно встала из‑за стола:
— Это не тайна, мне дал это Мейсон. Я прочитала и поняла, как вам необходима моя помощь.
Джина захлопнула альбом:
— Да вы же просто мошенница! — гневно воскликнула она. — Вы что‑то задумали! У вас заговор против меня! Мало того, что вы пытаетесь учить меня жизни, так еще и интригуете против меня.
Она возмущенно вскочила, но Лили, как ни в чем не бывало, пожала плечами:
— Мне жаль вас обоих, мистер Тиммонс и мисс Кэпвелл. Я знаю, что вы из себя представляете, какие вы на самом деле. Я говорила с Сантаной, и я ей верю.
Окружного прокурора охватил едва ли не истеричный смех:
— Поздравляю! — издевательски заявил он. — Вы — единственная в Санта–Барбаре, кто верит ей. Она же наркоманка. Я вообще не понимаю, как можно слушать этот бред. К тому же, Сантана никогда не отличалась правдивостью, она всегда предпочитала говорить то, что ей было выгодно в данный момент. А то, что вы ей верите, говорит либо о вашей безграничной наивности, либо о каком‑то тайном расчете. Сантана, насколько я помню, лгала всегда и везде.
Лили усмехнулась:
— Нет, вы манипулировали ею. Причем делали это весьма умело. Однако, вы не предвидели одного важного обстоятельства.
Джина бросила на нее подозрительный взгляд:
— О чем это вы?
Лили победоносно выпрямилась:
— Вы не учли в своих расчетах одной крупной величины, вы не знали, что я появлюсь в этом городе. Люди могут не верить Сантане или Крузу Кастильо, но они обязательно поверят Лили Лайт. Если я публично приму ее сторону, то вам будет о чем поволноваться.
Джина снисходительно улыбнулась:
— Зачем вам волноваться о ней? Ведь Сантана не даст вам того, чего вы хотите. Она небогата, и никакой пользы забота о ней вам не принесет.
— Я знаю, — спокойно возразила Лили. — Я еще не решила, как буду действовать, а пока примите мой совет — перестаньте угрожать мне и Сантане, иначе вы потеряете все.
С этими словами она забрала со стола свою сумочку и альбом с вырезками и, оставив Тиммонса и Джину в напряженном молчании, покинула зал ресторана «Ориент Экспресс».
Джина попыталась скрыть свою растерянность, набросившись на окружного прокурора:
— У тебя такой вид, Кейт, как будто ты веришь этой авантюристке. Похоже, ты так и собираешься сидеть, сложа руки, — с наигранным спокойствием произнесла она. — Думаю, что тебе нужно немедленно что‑то предпринять, иначе она действительно так развернется в этом городе, что нам здесь не останется места.
Тиммонс молча отвернулся. Он плотно сжал губы и, казалось, вовсе не хотел говорить на эту неприятную тему:
— Ладно, Джина, — наконец сказал он, — мне нужно срочно позвонить. Ты пока посиди здесь, выпей чего‑нибудь. Я думаю, что тебе тоже нужно успокоиться — Лили Лайт обладает удивительным даром заводить людей.
Джина презрительно фыркнула:
— По–моему, ты испугался. Ладно, звони, похоже, от тебя сейчас все равно никакого проку.
Она снова опустилась на стул и, подозвав официанта, заказала «Шардонне».
Тиммонс направился к стойке бара и попросил телефон. Набрав номер, он дождался, пока на другом конце провода снимут трубку, а затем сказал:
— Это я, Кейт. Слушай, попридержи пока дело по обвинению Сантаны Кастильо. Что? У меня не достаточно доказательств. Да, до завтра. Что? Да, я буду завтра утром. И не надо нервничать, мы во всем спокойно разберемся. Все, пока.
Он раздраженно бросил трубку на рычаг и опустил голову:
— Черт побери.
Джина, которая из‑за своего столика прекрасно слышала, о чем разговаривал Тиммонс со своим помощником, вскочила со стула и, опираясь на палку, приковыляла к стойке бара:
— Что ты тут нес? — возмущенно воскликнула она. — Что все это значит?
Он нервно отмахнулся:
— Не лезь не в свое дело.
— Как это «не в свое дело»? — взвизгнула Джина, привлекая внимание окружающих.
Тиммонс так выразительно поморщился, что Джина перешла на более спокойный тон:
— Что значит «не достаточно доказательств»?
Разумеется, Тиммонс струсил, но, пытаясь хоть как‑то сохранить лицо в глазах Джины, он принялся не слишком вразумительно объяснять:
— Ты понимаешь, мисс Лайт говорила очень серьезно. Она предупредила нас, чтобы мы не угрожали Сантане, это не просто так. Она, между прочим, становится телезвездой и может создавать общественное мнение, а это для нас весьма и весьма небезопасно. Представь себе, что может случиться, если она вздумает натравить на нас тысячи своих безумных поклонников! Нас же разорвут на части! Мы должны вести себя осмотрительно. Лили Лайт — это реальная сила, с которой необходимо считаться.
Джина изумленно покачала головой:
— Я не могу в это поверить. Похоже, что ты перепугался до смерти и даешь ей победить себя.
Тиммонс сделал обиженное лицо:
— Я уступаю давлению обстоятельств. Это говорит не о трусости, а о благоразумии. Какой смысл в том, чтобы бороться с помощью индейского лука и стрел против танков? Если общественное мнение будет на стороне Лили Лайт, то мы не должны подставлять свою голову под эту гильотину.
Джина даже опешила от такого неожиданного заявления окружного прокурора:
— Но это же глупо! — снова воскликнула она, спустя несколько мгновений. — Ты ведь прекрасно знаешь, что она шарлатанка, ты прекрасно знаешь, что такие люди только дурачат легковерных простаков. А то, что ты называешь общественным мнением, не более, чем массовый предрассудок. Лили Лайт просто манипулирует сознанием людей!
Тиммонс криво улыбнулся:
— Да, она — не столп добродетели. Когда‑нибудь мы сможем ее дискредитировать, ей будут верить не больше, чем Сантане.
Без особой любезности он прижал Джину к стойке и положил руку ей на талию.
— Что это ты задумал? — подозрительно поинтересовалась Джина.
Он рассмеялся:
— Ты можешь считать, что я не прав, — он внимательно осмотрел ее с ног до головы.
— Как нога? — ехидно поинтересовался Тиммонс.
Возмущенная его столь бесцеремонным поведением на виду у множества посетителей ресторана Джина попыталась вывернуться из его настойчивых объятий, однако безрезультатно.
— Ну, так что с твоей ногой? — продолжал допытываться он.
— Лучше, намного лучше, — отрывисто бросила Джина. — А почему это тебя вдруг так заинтересовало?
— Вот и хорошо, — не ответив на ее вопрос, сказал он.
— Но я еще не закончила насчет Лили Лайт.
Он лукаво улыбнулся:
— Все, закончила, я больше не намерен разговаривать о ней. Меня сейчас интересуешь только ты. Быстрее поехали отсюда.
— Куда?
— Ко мне. Я больше не могу ждать. Странно, с покалеченной ногой ты интересуешь меня даже больше, чем прежде.
Джина удовлетворенно рассмеялась:
— Ах, вот оно в чем дело! Я ведь тебе уже говорила, Кейт, что ты любишь беспомощных женщин, в тебе есть что‑то садистское.
— А, по–моему, тебе это как раз и нравится, — возразил он, — так что хватит сопротивляться, поехали.
Сполна насладившись друг другом, Круз и Иден лежали на полу, в изнеможении раскинув руки.
— Ну, что ж, — наконец сказала она, — пойду приведу все в порядок.
Он лениво повернул голову:
— Нет–нет, не надо, пусть все остается так, завтра утром уберешь.
Она положила голову ему на плечо:
— Хорошо, не буду. Круз, когда же мы поженимся? Я так хочу, чтобы у нас было много малышей.
Круз улыбнулся, но как‑то грустно:
— Ты так хочешь?
— Да.
— Я тоже мечтаю о детях, — сказал он, — но надо немного подождать.
— Почему?
Круз ответил не сразу, словно раздумывая над ее вопросом:
— Знаешь, я все время был занят, но теперь хочу по–другому тратить время.
Иден ласково гладила его по волосам:
— Я знаю, почему ты увиливаешь, — мягко сказала она, — но я не отдам тебя никаким стюардессам, можешь не надеяться. Теперь ты принадлежишь только мне, только я вправе распоряжаться тобой.
Круз поцеловал ее руку:
— Об этом можешь не беспокоиться, — улыбнулся он.
Она многозначительно сдвинула брови:
— Я должна обо всем заботиться, на мне теперь лежит большая ответственность. Скоро мы станем семейной парой, и я с удовольствием взвалю на себя этот груз.
— Это тяжелая ноша, дорогая, — возразил Кастильо. — Ты сможешь нести ее в одиночку? Думаю, что тебе без моей помощи не обойтись.
Она вдохновенно рассмеялась:
— Круз, давай решим, когда мы это сделаем. Ну, не точное число, конечно, хотя бы примерно.
Круз снова умолк.
— Дорогая, мне кажется, что это все‑таки преждевременно, — после несколько затянувшейся паузы произнес он. — Чтобы получить развод, в Калифорнии нужно, как минимум, полгода. У Сантаны сейчас такое время… Я должен подумать об этом.
В глазах Иден появилась грусть:
— А о чем тут думать? — упавшим голосом сказала она. — По–моему, мы уже все решили.
Круз сжал губы, казалось, он больше не хотел об этом говорить. Но слишком затянувшееся молчание было не в его пользу.
— Ну… Не знаю, вообще‑то, меня очень волнует Брэндон. Как быть с ним? Мальчик столько пережил, и мне не хочется оставлять его одного.
Он медленно повернулся к Иден и успокаивающе сказал:
— Я действительно очень хочу иметь свою семью.
У меня уже, вообще, такое ощущение, словно мы женаты.
— У меня тоже, — шепнула она. — И я очень хочу иметь детей.
Круз кивнул:
— Нам стоит только поставить это на конвейер. Она с облегчением улыбнулась:
— Прекрасно. Значит, я превращусь в фабрику? Они одновременно рассмеялись:
— Ну хорошо, мастер, — с легким вызовом промолвила Иден, — тогда ваша рабочая смена начинается.
С этими словами она забралась на него верхом и стала покрывать поцелуями его лицо, шею, плечи…
Кирпичная кладка в церковном подвале, хотя и с трудом, начала рушиться.
— Перл, может быть, мне помочь? — робко предложила Кортни, увидев, как он вытирает вспотевший лоб и снимает с себя пиджак.
Но Перл отрицательно покачал головой:
— Нет, я сам, дорогая.
— Ты, наверное, уже устал. Эту стену не так‑то легко разрушить.
Перл попытался просунуть голову в образовавшийся проем, однако у него мало что из этого получилось — дыра была еще слишком мала, чтобы можно было разглядеть, что скрывается за стеной. Расчистив ногами пол от обломков кирпичей, он снова поднял кувалду:
— Уже скоро, дорогая, не беспокойся, осталось совсем немного. Если мой брат там, то мы его вот–вот найдем.
— А, может быть, и присоединитесь к нему.
Услышав за спиной знакомый елейный голос, Перл и Кортни резко обернулись — по лестнице, ведущей в подвал, спускался доктор Роулингс. В руке он держал пистолет, направленный на Перла.
— Извините, что помешал вам, — с издевательской улыбкой добавил он, — но, похоже, мистер Брэдфорд, ваши поиски окончены.
— Вот что я сделаю, Эмми, — сказал Брик, — поскольку эта шарлатанка Лили Лайт все время обращается к чувствам людей, умело пользуясь радио, телевидением и газетами, мы тоже не должны пренебрегать этим грозным оружием. Я сейчас поеду на радиостанцию и попрошу, чтобы мне дали выступить в прямом эфире.
— А разрешат ли они? — с опаской спросила Эмми.
— Разрешат, — уверенно сказал Брик. — Ведь они предоставляют эфир Лили Лайт по нескольку раз в день, и это если не считать того, что ее имя постоянно упоминается в новостях. Я, между прочим, тоже заинтересованная сторона и имею право высказать свою точку зрения. Чем большая аудитория узнает о том, что я думаю, тем больше шансов у нас на победу. Не может же вечно продолжаться это оболванивание, они должны услышать и другие голоса.
— Я бы с удовольствием поехала с тобой, но мне нужно остаться с Джонни.
— Не бойся, дорогая, я не надолго задержусь — в десять вечера у них как раз время живых разговорных шоу. Думаю, что они не будут возражать.
Эмми тяжело вздохнула.
— Ну, что ж, я думаю, что ты прав, хоть мне от этого и не легче. Поезжай и быстрее возвращайся, я буду ждать тебя.
Через десять минут Брик уже был на радиостанции KUSB. Сегодня вечером в эфире работала Джейн Уилсон. Брик натолкнулся на нее в редакторской, куда она вышла в перерыве между комментариями.
— Здравствуйте, — сказал он, — я только что созвонился с вашим шефом, и мне разрешили выступить сегодня в прямом эфире.
— На какую тему? — поинтересовалась Джейн.
— Это касается казино, в котором я работаю управляющим.
Джейн озабоченно взглянула на часы:
— Ну, хорошо, только постарайтесь сделать все это покороче и поконкретнее. О чем вы хотите рассказать?
— Это касается того, что произошло сегодня у нас в казино. Лили Лайт организовала там демонстрацию своих приверженцев, заявляя о своем желании закрыть наше заведение. Горожанам пора бы понять, что Лили Лайт и ее приспешники вовсе не так безобидны.
Повалив Джину на диван в своей гостиной, Тиммонс стал торопливо расстегивать на ней блузку:
— О, дорогая, как я соскучился, — дрожащим от возбуждения голосом произнес он. — Мне хочется побыстрее добраться до твоих драгоценностей.
Она вдруг тихо ойкнула и оттолкнула его:
— Не надо, Кейт.
Он недовольно поднял голову:
— А что такое? Ты не хочешь ответить взаимностью на мою пылкую страсть? Посмотри, у меня даже руки трясутся, так сильно я хочу тебя.
Она болезненно поморщилась:
— Подожди, не торопись, у меня болит нога. И вообще, я еле дотащилась сюда, боль просто невыносимая.
Тиммонс с притворным сочувствием почмокал губами:
— Бедняжка, конечно, тебе сейчас не позавидуешь. Но, с другой стороны, я восхищаюсь тобой, ты — мужественная женщина, презрев боль, ты решила встретиться с любимым.
Словно не замечая его иронии, Джина продолжала:
— Между прочим, нога постоянно напоминает мне об этой сумасшедшей Сантане. Интересно, сколько мне еще носить с собой эту память.
Окружной прокурор неискренно рассмеялся:
— Тебе напоминает о ней только нога? Прости, но ты сама спровоцировала Сантану, на этот счет у меня нет сомнений. Я не собираюсь возбуждать дело против нее, вот так‑то.
Джина надеялась, что ей все‑таки удастся переубедить Кейта и заставить его окончательно покончить с Сантаной. Однако, судя по всему, он был настроен совершенно противоположным образом.
— Да, ты легко находишь ей оправдания, — возмущенно заявила Джина. — Ведь она не тебя подстрелила.
Тиммонс разъяренно заорал:
— Меня уже тошнит от этих разговоров о Сантане! Я не могу больше о ней слышать! Я уже не могу слышать о Лили Лайт с ее глупостями, а ты, как назло, любишь о них вспоминать.
Джина оскорбленно отвернулась:
— Спасибо за сочувствие, — саркастически заявила она, — ты принимаешь такое участие в моей судьбе, что я просто на седьмом небе от счастья. Я, между прочим, надеялась на твою помощь. Чтобы не слушать твои гнусные разговоры, включи лучше радио. Может, хоть музыка немного успокоит меня.
Тиммонс нажал на кнопку стоявшего на столике радиоприемника, и из динамика донесся голос Брика Уоллеса:
— Давайте поговорим о новом культурном лидере Санта–Барбары — о феноменальной Лили Лайт, — сказал Брик. — Я слышал, что…
— Ну, уж это — слишком! — в сердцах бросил окружной прокурор и выключил приемник. — Даже здесь говорят только о ней.
Джина осуждающе покачала головой:
— Лили убедила тебя не обвинять Сантану, она просила закрыть дело, и доказательства внезапно испарились. Вместо того, чтобы вынудить ее убраться из Санта–Барбары, ты принес ей ключи от города. Ты непоследователен, Кейт, — возмущенно сказала Джина, — По–моему, это — элементарная трусость. Ты бы хоть осмелился признаться в этом. Нет больше смысла скрывать.
Тиммонс хмуро отвернулся:
— Сантана и так пострадала, — сдавленным голосом сказал он. — Если кого и судить, так это Круза.
У Джины от изумления вытянулось лицо:
— Почему? Не понимаю, какая кошка между вами пробежала.
— Это выше твоего понимания, — не оборачиваясь, ответил Тиммонс. — Лучше не лезь не в свое дело.