Счастье в награду

Глава 9

Лейтенанта перехватили в коридоре, на полпути к кабинету Вивеки Блэр.

— Лукас! Можно тебя на минутку?

— Конечно, Адам. В чем дело?

Но журналист не спешил начинать разговор, пока они оба не оказались в кабинете, за закрытой дверью.

— Тебе обязательно следует знать кое-какие вещи, которых Вивека может и не сказать.

— Или я не стану ее расспрашивать?

— И это тоже. — Адам кивнул. — Ведь кровная вражда между вами так и не закончилась.

Вражда, замешанная на крови. Она не угасла до сих пор. И не пройдет никогда.

— Тогда ты знаешь и ее причину, — заметил Лукас.

Стало быть, Адаму рассказали о том, что случилось между ним и Вивекой шестнадцать лет назад. Он знал все — и успел сделать вывод, что Лукас не станет слушать рассуждения Вивеки, проигнорирует ее попытки объясниться, просто не поверив ни единому слову.

— Да. — Адам многозначительно понизил голос. — Я знаю причину. И я надеюсь, тебе известно, что мы узнали про родство Вивеки и Брэндона уже после того, как они с Марианной стали близкими подругами. И это открытие далось нам нелегко. Мы постарались выдержать. Все мы. Включая и Фрэн. И Джона. Что подводит меня к следующему пункту: Джон и… Гален.

— Джон и Гален? — «Причем здесь Джон и Гален?»

— И Марианна. Наверное, ты помнишь — последний раз Марианна вела новости перед Днем благодарения.

— Да, — подтвердил Лукас. Он заставил себя просмотреть этот выпуск от начала до конца и не мог не отдать должное отваге и стойкости женщины, с которой дружил в детстве.

— Марианна настаивала на продолжении своей работы, хотя многие считали это невозможным, а в ее состоянии еще и вредным. Все мы боялись, что она не переживет того уикенда. Мы с Фрэн решили провести выходные у Марианны и Джона. Она захотела посмотреть телевизор, вероятно, стремясь отвлечься и, может, даже в какой-то степени укрыться от наших испуганных взглядов. Долго перескакивала с канала на канал, пока не попала на «Судебные новости». Вряд ли то дело «Северная Каролина против Вернона» было подходящей темой для праздничной передачи, но все мы не заметили, как увлеклись, и стали следить за делом — вместо того чтобы приглядывать за Марианной. Когда же мы отворачивались от экрана, то видели перед собой пусть мрачное, но чудо — последнюю вспышку жизни. Она прожила еще две недели. «Северная Каролина против Вернона» продлила Марианне жизнь, отвлекла ее, сделала довольной. Репортаж и репортер, которая его делала…

— Гален?

— Гален. — Адам нахмурился и тихо закончил: — Марианны не стало, как только был объявлен приговор.

— И Гален была названа как ее преемница для «Кей-Кор»? — также тихо спросил Лукас.

— Честное слово, я не знаю. Но не сомневаюсь в том, что Джон принял решение взять Гален на работу под влиянием чувства.

— И ошибся?

Адам тяжело вздохнул:

— Скажем так — пошел на неоправданный риск. Гален была репортером, но не более того. Она привыкла работать по горячим следам и освещать не больше одной темы в выпуске.

— Успешно?

— Не то слово. Ей не было равных — как репортеру из зала суда.

— А ей известно, как она оказалась здесь? Что она значила для Марианны?

— Не думаю. Во всяком случае, уж я-то точно об этом не говорил, и сильно сомневаюсь, что ее просветили Вивека или Джон. Гален и так едва выдерживает груз ответственности, к которой не привыкла.

— Когда ты в последний раз говорил с Джоном?

— Вчера утром.

— И с тех пор вы не виделись? Насколько я могу судить, вам с Вивекой стало известно о звонке убийцы сразу после того, как он оставил сообщение для ночного оператора на «Кей-Кор»?

— Да. Нам о нем сообщили сразу.

— Значит, учитывая содержание беседы с Женским Убийцей и желание Джона сделать из Гален телезвезду, я могу прийти к выводу, что вы поспешили сообщить ему эту новость?

— Я попытался, — несколько неуверенно признался Адам. — Мы с Вив пытались к нему дозвониться. Но прошлой ночью Джона не оказалось дома, или он не отвечал на телефонные звонки.

«Или на звонки в дверь», — закончил Лукас про себя. Он и сам делал попытку связаться с Джоном Маклейном. Им требовалось поговорить с глазу на глаз. Лейтенант хотел видеть лицо человека, который всего за несколько часов до того, как Гален позвонил серийный убийца, казался разочарованным, а не довольным тем, что она собирается оставить студию.

— И, — продолжал тем временем Адам, — сегодня он еще не появлялся в студии, во всяком случае, я его не видел.

— Где он может быть сейчас?

— Понятия не имею. — Слова Адама падали тяжело, как камни. — Джону сейчас не позавидуешь, Лукас. После всего, через что он прошел в своей жизни, ему не удалось сохранить единственное действительно дорогое — Марианну. Эта смерть надломила его. Честное слово. Только, в отличие от Фрэн, Джон не отдает себе отчет в том, насколько он сейчас слаб на самом деле. Хотя вряд ли от него стоит ожидать поведения, подобного поведению Фрэн.

— То есть?

— То есть спать круглые сутки. Большинство специалистов считают сон самым эффективным средством лечения душевных травм такого рода. Ведь подсознание работает даже во сне, пусть и навеянном транквилизаторами, и мало-помалу заставляет нас примириться с утратой, принять ее, захотеть жить дальше. Конечно, в каком-то смысле это можно считать бегством от самого себя, а Фрэн никогда не была трусихой, и поначалу она пыталась сопротивляться. Но в конце концов Бринн удалось убедить ее… — Тут Адам снова помрачнел и замялся. — Бринн лечила Марианну, и после ее гибели не стала исчезать из нашей жизни. Она старалась поддержать Фрэн — как специалист и как подруга. Фрэн до сих пор не знает, что ее убили. Она вообще проспала весь этот ужас и ничего не знает про убийства. Может быть, — грустно заключил Адам, — ее сон действительно стоит считать благословением свыше.

— Да, — Лукас кивнул, — может быть.

— Во всяком случае, на протяжении всех шести недель со смерти Марианны Джон наотрез отказывается от любой попытки его поддержать. По-моему, он окончательно утратил способность спать, и вряд ли ему удалось найти какой-либо иной способ сбежать от действительности — хотя он… то и дело исчезает.

— Исчезает?

— Да, по нескольку часов.

— Как по-твоему, что он почувствует, если Гален уйдет?

— Уйдет?.. В каком смысле?

— Уйдет с «Кей-Кор».

— Ох… — вырвалось у Адама. Он ошеломленно потряс головой, словно отрицал саму возможность такого поступка. — Он почувствует, как будто потерял Марианну. Во второй раз.

— Джона нет?

— Нет, — подтвердила Вивека сегодня в студию.

— Он не придет.

Лукас выжидательно молчал.

Однако его собеседница явно не стремилась продолжать разговор.

— Ну, Вивека, и чего ты от меня хотела?

— Это мой вопрос, Лукас. «Кей-Кор» готов оказать любую помощь в поимке преступника.

— И тем самым еще выше поднять свой рейтинг?

— Не буду отрицать. Разве это запрещено законом? В итоге мы все останемся в выигрыше — при условии, что ты не собираешься все нам испортить, как делал это раньше.

— Поосторожнее, Вивека!

Фраза прозвучала почти грубо, вновь пробуждая те же чувства, какие обуревали их морозной осенней ночью шестнадцать лет назад.

— А ведь у нас неплохо получалось, признайся, Лукас? У меня до сих пор не укладывается в голове, что у тебя хватило смелости вытащить ту историю наружу, чтобы… — …чтобы ты стала тем, кем стала?

— А чем я тебе не нравлюсь, Лукас? Тем, что до сих пор привязана к этой семье? Ты же сам предан им по-прежнему, так какого черта цепляешься ко мне? — Раздражение и вызов в голосе Вивеки неожиданно сменились вкрадчивым, игривым тоном: — А ведь мне тогда удалось тебя завести? Ну же, признайся! Мы были тогда на волосок от того, чтобы закончить в постели?

Но Лукас Хантер не собирался ни в чем признаваться.

— И что с того, Вивека? В тот уик-энд ты пыталась заставить меня забыть, что в понедельник будут слушать дело Брэндона?

Его откровенный скептицизм спровоцировал новую вспышку ярости. И хотя Вивека прекрасно понимала, что следует держать себя в руках, ее ответ прозвучал как шипение разозленной кошки:

— Да!

— А когда ты поняла, что просчиталась?

— Так ты был уверен в этом с самого начала? — По его равнодушному взгляду она сама угадала ответ. Лукас всегда относился к ней как к шлюхе. — Тебе до сих пор интересно, что я собиралась предпринять?

— Конечно.

— Почему бы и нет? — Она презрительно повела плечами. — У меня было припасено немного кислоты.

— Кислоты? Для моей глотки или для глаз?

— Для твоих мозгов, Лукас. Это был ЛСД.

Он едва не улыбнулся, услышав про наркотик. ЛСД почти не действовал на него, особенно в те годы, когда он учился в колледже и подвергал свой рассудок и тело гораздо более серьезным испытаниям.

Вивека приободрилась, заметив этот проблеск улыбки в его глазах.

— А ведь мы могли стать отличной парой, Лукас! Да ты и сам это знаешь!

— Я знаю одно: мне было двадцать лет, я был обкурен и пьян. Меня устроила бы любая женщина.

«Ублюдок!» — чуть не взорвалась Вивека.

— Так же как и сейчас, верно? И именно поэтому у Женского Убийцы такой богатый выбор?

Его лицо изменилось едва уловимо, но Вивека успела это заметить. И похолодела от страха. В этот миг вполне можно было решить, что Лукас Хантер сам убивает своих любовниц, если бы не его железное алиби. Ведь он находился в Австралии.

— Давай договоримся раз и навсегда, Вивека. С этой минуты только я имею право решать, что пойдет в эфир, и сообщать об этом я буду только Гален. Сегодня не позднее трех часов я передам ей информацию для вечернего выпуска новостей. Далее, никакого интервью с Брэндоном не состоится.

Вивека воздела к потолку свои холеные, с идеальным маникюром руки:

— Лукас, ты хотя бы слышал о Первой поправке к Конституции? Впрочем, для тебя это наверняка пустой звук! Очередная глупость, выдуманная нерадивыми колонистами!

— Первая поправка тут ни причем.

— Ты хочешь сказать, что все обстоит гораздо хуже? Что Лукас Хантер руководствуется собственными понятиями о законе? И, согласно им, Брэндону суждено до конца дней оставаться за решеткой?

«Нет, — подумал Лукас. — Согласно моим понятиям о законе, Брэндона Кристиансона следовало бы казнить».

— Я выставляю свои требования не как частное лицо, а как уполномоченный по особо важным делам. Пока «Кей-Кор» служит рупором манхэттенскому Женскому Убийце, студия не имеет права приглашать в гости еще одного преступника.

— Но мой брат никого не убивал! Лукас, это же был несчастный случай! Случай!!!

— Что ты называешь случаем, Вивека? Изнасилование и убийство двенадцатилетней девочки? — Лукас говорил бесцветным, леденящим голосом, голосом самой смерти. — Дженни погибла от рук Брэндона. Он давно хотел ее убить. И успел все продумать.

— Ну и черт с тобой! Валяй, продолжай верить в то, что сам вбил себе в башку! Ты всегда так делал!

— В это поверили и Марианна, и Фрэн. Они тоже были там, Вивека, в ту зиму, в Чатсуорте. Они с Дженни были лучшими подружками и знали, что сделал Брэндон. И позволь заверить тебя: никто из них до сих пор не забыл тот ужас. И если слова о привязанности к Марианне и Фрэн для тебя не пустой звук — Брэндон Кристиансон никогда в жизни не перешагнет порог «Кей-Кор».

Вивека знала, что он прав. Это и выводило ее из себя и в то же время приятно щекотало нервы — ведь приходилось выбирать между двумя привязанностями: к кровному родственнику, Брэндону, и к друзьям по работе: Марианне, Фрэн, Адаму, Джону… в особенности к Джону!

И когда наступит час выбора… если он наступит. Вивека предпочитала «если» и старалась забыть «когда». Брэндон уже не раз уверял ее в готовности предстать перед миллионами своих восторженных читателей, чтобы раскрыть тайну, окутывающую его личность и прошлое, включая даже ту трагедию, стоившую Дженни жизни. Брэндона нисколько не смущали последствия такой откровенности. Он твердо верил, его книгу будут читать и восторгаться ею по-прежнему, если не больше. Впрочем, Вивека в этом также не сомневалась.

Брэндон, правда, хотел, чтобы это интервью в прямом эфире вела сама Вивека. Он собирался облагодетельствовать сестру. А заодно и «Кей-Кор». Но Вивека слишком хорошо себя знала и боялась, что в момент выбора она отдаст предпочтение друзьям, горячо поблагодарит Брэндона — и откажется от такой чести».

Лукас был прав. Но Вивека никогда не призналась бы в этом вслух. И уж тем более перед ним.

— А ты по-прежнему не умеешь прощать, не так ли? — Ее вопрос прозвучал издевкой.

— Нет, если речь идет о том, что не подлежит прощению.

— Говорят, время лечит раны?

— Чушь.

— Вряд ли это можно назвать серьезным доводом против интервью с Брэндоном.

— По городу бродит маньяк, Вивека, и одного этого повода более чем достаточно. Женскому Убийце приспичило стать единственным и неповторимым злодеем на весь Манхэттен. И любая попытка отвлечь от него внимание — особенно интервью с другим убийцей — неизбежно спровоцирует новую жестокость. А то, как ведут себя его потенциальные жертвы…

— То есть твои бабы!

У него снова закаменело лицо. Но голос оставался спокойным.

— Я вынужден настаивать на том, чтобы любое упоминание о Брэндоне Кристиансоне было отложено до того времени, пока это чудовище не окажется за решеткой или не получит пулю в лоб.

— Договорились! — раздался от дверей знакомый голос.

— Джон… — выдохнула Вивека. И тут же затараторила, путаясь в словах: — Послушай, я ведь ничего такого Брэндону не обещала! Честное слово! Я просто намекнула, что у меня возникла такая мысль. Неужели я бы стала договариваться о таких вещах, не обсудив их с тобой? Ты же меня знаешь!

— Да, Вив. Я тебя знаю.

Он попытался ей улыбнуться. Вышло жалкое подобие нормальной человеческой улыбки, легкое подрагивание губ на осунувшемся бледном лице прежнего Джона Маклейна.

Адам говорил правду. Джон едва сумел пережить гибель своей жены. Хотя скорее всего он так ее и не пережил.

— Здравствуй, Джон.

— Лукас! Я… я прочел твое письмо с соболезнованиями… оно здорово меня поддержало. Но ты так об этом и не узнал? Мне давно следовало написать ответ!

Разве на письмо с соболезнованиями полагается отвечать письмом с благодарностями? Лукас никогда не разбирался в тонкостях этикета. Но понимал, что это не тот промах, за который Джон Маклейн продолжает казнить себя на протяжении последних недель. Его убивает совершенно иное.

— В этом нет никакой нужды, Джон!

— Ну… Спасибо.

— Не за что. — Лицо Лукаса не дрогнуло, и голос не изменился в отличие от темы разговора, принявшей неожиданное направление. — Похоже, что Гален все-таки останется на «Кей-Кор».

— Останется на «Кей-Кор»?.. — ошалело переспросила Вивека.

— Стало быть, она тебе рассказала. — Джон спокойно смотрел в лицо лейтенанта припухшими от бессонницы глазами.

Лукас, в свою очередь, разглядывал человека, потерявшего все, что ему было дорого в жизни. Во всяком случае, он искренне верил в это вплоть до вчерашнего вечера, когда женщина, избранная предсмертной волей его жены, сообщила о своем намерении уйти.

— Да, Джон, — отвечал Лукас. — Она рассказала.