Щепотка пороха на горсть земли

Глава 11. Волчье логово

Внимательный осмотр комнаты, на первый взгляд совсем маленькой, занял очень много времени. Они бы управились раньше, но уж слишком много оказалось записей, не заглянуть в которые было бы кощунством. А их внимательное изучение позволило прийти к неожиданному выводу.

Не считая мальчишки, колдунов здесь отметилось двое, причем первый из них, который, очевидно, и устроил это убежище, умер очень давно, наверное, не меньше полувека назад. Он тщательно и кропотливо вел записи и, судя по ним, стремился не к власти, а к знаниям. Вело его любопытство, осторожное и очень деятельное. Рабочие дневники вел аккуратно, записывая даты и все обстоятельства своих экспериментов, и по ним можно было проследить несколько десятилетий его жизненного пути.

Не стоило и пытаться внимательно прочитать все это целиком, на подобное требовалось несколько дней или даже недель, но поверхностный взгляд позволил составить общее впечатление. Этот безымянный колдун был очень одиноким человеком, особенно к концу жизни — в последних дневниках эксперименты все чаще перебивались пространными рассуждениями о преемственности и сетования на сложности с поиском ученика. Кажется, поиски так и не увенчались успехом.

В экспериментах своих он был очень осторожен и много рассуждал о той грани, раз ступив за которую, обратно уже не вернуться. К этой самой грани незнакомый колдун приблизился вплотную и даже, наверное, ступил за нее одной ногой. До ритуалов с человеческими жертвами не дошел, однако к концу жизни очень много времени проводил за изучением трупов. Откуда он их брал, понять не удалось. "Сумел разжиться совсем свежим кадавром" — слишком расплывчатое утверждение для каких-то выводов.

И вот здесь, на последних дневниках, нашлись следы второго колдуна. Многочисленные пометки, сделанные совсем другим почерком. Если первый колдун писал как дворянин или уж всяко человек превосходно образованный и пишущий много и часто, то второй либо был куда проще происхождением и биографией, либо по какой-то причине плохо владел рукой — буквы дрожали и косили. Где-то сильнее, где-то меньше — и почерк становился тверже.

Записи сыщики разбирали у стола. Из интересного и нужного для их дела, кроме бумаг, в ларе нашлось охотничье ружье и пара коробок патронов со средней дробью. И то, и другое было достаточно старым, прошлого века, но в хорошем состоянии. Косоруков бы этими патронами пользоваться не рискнул, но для интереса один разрезал — порох был сухим. Вероятно, хозяин доверял им в полной мере.

Никаких особых отметок, насечек или надписей на ружье, к сожалению, не нашлось, подобное оружие имелись у каждого первого здешнего охотника — добротное, надежное, простое и не капризное. И оно, кажется, принадлежало новому хозяину заимки, а не старому. Точно датировать оружие Дмитрий не сумел, но по всему выходило — оно моложе последней записи в дневнике.

Утверждать, что именно из этого ружья застрелили Шалюкова, никто не мог, но ружье было чистым и исправным. А кроме того, в том же сундуке вместе с ружьем нашлась папка с бумагами казначейского проверяющего и следами крови на ней, а также седельная сумка с другими личными вещами. Так что подозрение подтвердилось: убил бедолагу именно колдун. Правда, по-прежнему оставалось неясным зачем. Разве что профессиональный мотив можно было с чистой совестью отбросить: колдун, судя по почерку, явно не работал ни с какими документами, и проверять его покойный не мог.

Той системностью подхода, что его предшественник, номер второй не отличался, равно как и его щепетильностью. Простыми ритуалами, без жертв, он не интересовался вовсе, зато трупные исследования изучал всесторонне. Что-то дополнял, в отдельных местах вкладывал обрывки бумаги со своими пометками, разобраться в которых вот так с ходу не выходило.

Интересовался астрономическим и анатомическим атласами, и это были едва ли не единственные из интересных ему книг, они даже лежали с записями, тогда как другие не покидали своих мест многие годы и буквально вросли друг в друга. Правда, понять, что именно там было нужно колдуну, не удалось: слишком много оказалось пометок и закладок.

Самое главное, колдун очень настойчиво интересовался теми самыми жертвенными ритуалами, которые предшественник разбирал только в теории, и, судя по всему, проверял их на практике. Пара схем была жирно перечеркнута, в одном месте стояло злое, с сильным нажимом написанное — "Шобня".

— Тоже что-то местное? — уточнил Дмитрий.

— Да. Нечто пустое, но шумное, громкая суета из ничего, — нехотя пояснила помрачневшая Анна.

— Что случилось? — нахмурился Косоруков. В последние пару часов девушка была мрачной и все чаще отвлекалась, погруженная в свои мысли. — Ты хмурая. Предчувствие?..

— Что?.. А, нет, я не поэтому, — она вздохнула, отодвинула тетрадь, которую до этого листала, подперла ладонью подбородок и уткнулась взглядом в лес за окошком. — Я просто не могу отделаться от мысли, что убийца — кто-то из своих. Понятно уже, что это не приезжий кого-то подменил, а свой, который здесь родился. Я с ним, наверное, каждый день здороваюсь. Он, может быть, с отцом дружен был…

— У вас тут что, совсем нет преступников? — озадаченно спросил Дмитрий, который такой ее реакции не понимал. Для него особой разницы не было, приезжий или нет.

— Почему? Бывает. Люди как и везде. И воруют, даже убивают иногда. Просто… Не знаю, как сказать. Все обычно не так, проще как-то. Мужики что-то спьяну не поделят. Сосед соседу позавидует. И там, конечно, смерти и вред, но чтобы вот так серьезно, планомерно… Я такое только в книгах раньше видела. Еще бандиты всякие залетные, конечно, да и война, понятно — в войну всякое случалось. Но сейчас в голове не укладывается. Понимаю, что так проще, чем если бы он под личиной был, но… Да и я хороша хозяйка, столько времени не замечала. Зачем ему это?

— Поймаем — спросим, — рассеянно отозвался Дмитрий. Он пытался продолжать чтение, тем более переживания девушки были, по совести, совсем пустыми. Но отмахнуться от них все равно не получалось. — Знаешь, как говорят — в семье не без урода. И то в семье, а у тебя целый город. И хозяйка ты хорошая, тебя жители любят, — все-таки попытался приободрить ее охотник. Он чувствовал себя неловко и глупо — не привык кого-то успокаивать, поэтому постарался сделать вид, что сосредоточен на записях колдуна.

Анна усмехнулась последней его фразе, но возражать не стала. И стесняться тоже не стала, сжала его запястье и проговорила тихо:

— Спасибо.

Она неуверенно скользнула кончиками пальцев по запястью на ладонь. Хотелось взять за руку, но мало ли как отреагирует?..

Отреагировал хорошо. Не глядя поймал ее руку, слегка пожал — и не отпустил. От этого Анне сразу стало гораздо спокойнее — от сосредоточенного молчания, от тепла шершавой мозолистой ладони и вообще оттого, что он здесь, рядом, живой и настоящий, а не она себе какие-то глупости придумывает.

Некоторое время они так просидели, продолжая листать тетради, прежде чем Анна нарушила молчание:

— Мне кажется, мы уже не успеем в город до темноты.

— Заночуем, — согласился Косоруков, бросив взгляд за окно. — Только воду надо найти, наверняка тут где-то поблизости родник есть.

— Надо, — согласилась девушка. Только никто из них не тронулся с места — не хотелось разрушать это неожиданное и неуместное ощущение уюта и покоя.

Первым собрался с силой воли Дмитрий. Он нехотя выпустил ладонь девушки и поднялся, а после и Анне одной сидеть за столом не захотелось, так что из дома они выходили вместе. В доме нашлось большое жестяное ведро, немного помятое и потравленное ржой по ободу, но вроде бы не дырявое, с ним Косоруков и направился на поиски источника воды — остатки чутья волшебника позволяли не испытывать с этим трудностей. При определенной сноровке, конечно, но за год разъездов пришлось научиться всякому.

Уже вечерело, когда они вновь собрались за столом. Рисковать и жечь свечи колдуна не стали, мало ли из чего они сделаны и какой силой обладали, а вот дровами и посудой воспользовались без стеснения. С помощью туповатого топора и десятка крепких слов Косоруков даже сумел приладить на место ставень — ночью из окна тянуло холодом. Да и гнуса налетело уйма, и, хотя у обоих путешественников были простенькие, но надежные обереги от кусачих насекомых, роящаяся перед лицом мошкара не доставляла удовольствия.

Стреноженные лошади бродили на лугу возле ручья, найденного Дмитрием, — овса с собой взяли немного и решили отпустить их погулять.

Вспоминая встречу с медведем, Косоруков за них опасался, но Анна заверила, что здесь поблизости никаких хищников нет. Хотя причин такого ее спокойствия и уверенности мужчина не понимал, но спорить не стал и предпочел поверить на слово. В конце концов, она местная и в здешних горах ориентировалась уверенно, не было повода думать, будто именно сейчас Анна начала глупить.

Она же собрала в окрестностях каких-то трав и листьев и заварила в небольшом ковшике, и под этот настой ужин удался на отлично. Рисовые лепешки, несколько вареных яиц, трактирщица даже плюшек собрала полную котомку, так что наелись досыта, и назавтра осталось.

За ужином при свете одинокой лучины, прилаженной к подсвечнику, и отсветах огня из печки они без спешки подвели итоги своего сегодняшнего исследования. Ломать глаза во мраке и продолжать чтение не стали, а ужин и разговор особой яркости не требовали.

Все еще теплилась надежда найти что-то, более явно указывающее на личность колдуна, но кое-что уже можно было утверждать с уверенностью. Например, то, что был он местным и не сказать чтобы очень образованным. Колдовству точно нигде толком не учился, опирался на записи предшественника. Но с другой стороны, сумел ведь сам разобраться и дойти до чего-то нового, значит, неглуп и упорен.

Большинство книг, оставленных прошлым колдуном, нынешнего не заинтересовали. Они не имели отношения к ритуалам и управлению силой, в основном это были монографии и учебники. Их прежнего хозяина интересовало все — физика, математика, биология, география, даже философия. Нынешнего — только колдовство, притом больше всего его часть, связанная с мертвецами. Тут он даже добавлял что-то свое, совершенствуя и изменяя. Оценить талант не мог ни Дмитрий, ни тем более Анна, но стая упырей говорила сама за себя.

Чего добивался колдун, понять по-прежнему не удалось. Он вроде бы не стремился к власти над миром и всемогуществу, но не просто же так собирал армию нежити. И звезды еще эти… Дмитрий помнил, что для ритуалов существовали благоприятные и не очень дни, но какие? Для каких?..

На плохое образование колдуна указывал и его почерк, и невысокая грамотность. Предшественник уверенно использовал термины вроде "дисперсии" или "синергидного воздействия", а последователь надписывал для себя перевод, вынужденно пользуясь словарем иностранных слов — третьей и последней часто употребляемой книгой в коллекции.

Поле такого открытия самого подозрительного из местных жителей, Старицкого, пришлось окончательно исключить из числа подозреваемых. Анне он был неприятен, но она отлично знала почерк управляющего, а кроме того, он вряд ли мог делать в личных записях такое количество грамматических ошибок.

Малограмотный, немолодой, возможно уже не очень здоровый — дрожащий почерк говорил сам за себя. Наверное, бывший охотник, промышлявший с этим самым ружьем, а сейчас охотиться мешали неверные руки. Скорее всего, одинокий, потому что с оравой внуков вряд ли останется время на изучение колдовства, да и тяга к исследованию мертвых у него возникла, наверное, не от хорошей жизни.

Это было уже гораздо больше, чем имелось у них утром, но этого отчаянно не хватало: слишком много подходящих было в городе.

— Хоть вешай листок на центральной площади и проси народ опознать почерк, — вздохнула Анна и залпом допила остывший травяной отвар из старой жестяной кружки. — Только горожане же от большого усердия столько подозреваемых натащат, что мы их до старости проверять будем. Половина окажется вовсе неграмотными, другая не будет иметь к происходящему отношения, а на действительного виновника никто не подумает.

— Ты говоришь с таким знанием дела, как будто пробовала, — иронично усмехнулся Дмитрий.

— Не преступника ловить, но было дело. Каждый раз, когда наших людей просят помочь с какой-то мелочью, они охотно откликаются, но заканчивается это… По осени у Маруси Лапиной, есть у нас такая бойкая баба, на рынке зеленью торгует и капустой собственной закваски, появилось подозрение, что муж завел себе любовницу. Мол, видела она его с какой-то рыжей шельмой, и, мол, попадись ей та шельма, уж она бы ей все косы-то повыдрала бы. Пожаловалась подругам, те разнесли на весь город, и началась у нас буквально охота на ведьм — искали шельму. Как результат — с полсотни пострадавших, несколько с переломами. Так и пришлось отца Алексия звать, чтобы вразумил, у него хорошо получается.

— Любовницу-то хоть поймали? — улыбнулся охотник, догадываясь об ответе.

— Смеешься? — хмыкнула Анна. — Два десятка действительно рыжих девушек, один рыжий щуплый писарь, при нотариусе служит и на беду носит недлинную косицу, его вечером и спутали. С пяток старух, которые были ли рыжими — это еще попробуй вспомни, еще несколько явились добровольно, недослышав, кто и зачем нужен. А кроме того, пострадала рыжая кобыла из хозяйства Савина, есть у нас такой крепкий крестьянин, и пара рыжих собак. Обе, что характерно, кобели, — с удовольствием поделилась подробностями Анна.

Ей и сама эта история нравилась, несмотря на жертвы, и то, как посмеивается охотник напротив, тоже нравилось. Сейчас второе даже больше, потому что улыбка очень его красила, а при теплом слабом свете лучины он, такой расслабленный и веселый, выглядел совсем родным и домашним.

— А самое забавное, — подытожила она, — что не было никакой любовницы вовсе. С кумой она мужа видела. Та чернявая, просто была в рыжем платке с кистями. И встречались они по делу, перед именинами кума сговориться о подарке. А с нашим колдуном, наверное, и другая проблема есть. Бог знает, что он придумает, если поймет, что мы уже близко…

— А он будто еще не понял, — вздохнул Косоруков. — Даже если предположить, что упырей на нас натравили по каким-то иным соображением, то об интересе к этой его норе тем более узнает. Колдовство ли какое тут где-то запрятано, или слухи донесут, неважно.

— Тоже верно, — нехотя согласилась Анна. — Ну что, давай спать укладываться?

— Да, пора уже, — согласился он, поднялся и направился к двери.

— Ты куда? — растерялась девушка и тоже встала.

— Пойду потники лошадиные принесу, пол больно занозистый…

— Погоди, какой пол? — растерялась она и поймала его за локоть, потому что мужчина попытался отмахнуться и продолжить путь. — Мы на койке прекрасно уместимся, не выдумывай, она широкая.

— Еще чего не хватало, — проворчал он. Выворачиваться, правда, пока не стал, Анна держала очень цепко и крепко, не применять же к ней силу, — Оставь, ну что ты тоже придумала? Я привычный, ничего не случится, если…

— Я обещаю вести себя прилично, — неуверенно улыбнулась девушка, шагнула ближе и на всякий случай ухватилась и за второй локоть. — А то я тоже привычная, знаешь ли, и на пол лечь могу, — подначила она, насмешливо глядя на мужчину снизу вверх и отчаянно жалея, что не может в потемках разобрать выражение его лица. Света тусклой лучины и углей в печке хватало только очертить силуэт, не больше.

Несколько секунд Дмитрий напряженно молчал, не двигаясь с места. Молчала и Анна, терпеливо ожидая, что победит — упрямство или чувства. Об исходе разговора она не беспокоилась — не побежит же он в ночи до города, а значит, все по-ее будет.

Что упрямство сдалось, она поняла еще до того, как охотник заговорил. По тому, как глубоко вздохнул, как расслабились твердые мышцы под ее ладонями, слегка опустились плечи.

— А за мое поведение кто поручится? — проговорил он тихо и устало. — Аня, ну я же не железный, а ты…

— А я будто возражаю против чего-то, — хмыкнула она, выпустила его руки, но подалась еще ближе и обняла за пояс, прижалась щекой к широкой груди. — Только не здесь же… Хотя, конечно, это зависит от того, насколько ты не железный, а то, может, и плевать на колдуна.

Анна говорила с легкой насмешкой, хотя вовсе не шутила в этот момент. Дмитрий же в ответ негромко и не то смущенно, не то удивленно засмеялся, но, к ее облегчению, окончательно расслабился и обнял в ответ. Сильные ладони легли на поясницу, мягко провели по спине вверх, прослеживая изгиб. Анна охотно приняла эту немудреную ласку, прогнулась и прижалась сильнее, запрокинула голову, чтобы опять посмотреть на его лицо.

Дмитрий же на мгновение сжал ее плечи, осторожно и крепко, но явно не стремясь отстранить. Кончиками пальцев провел по шее вверх, на скулы и виски, потом — мягко очертил овал лица вниз до подбородка, ласково погладил губы шершавыми подушечками больших пальцев. Анна с готовностью подалась навстречу, едва не поднялась на цыпочки, ожидая поцелуя. Мелькнула раздосадованная мысль, что если он сейчас отстранится и скажет очередную глупость, она точно не сдержится, и вот тогда…

А Косоруков и правда сильно сомневался. Он до сих пор не был уверен, что поступает правильно, и ощущал прежнюю растерянность, пусть и не настолько сокрушительную. Наверное, стоило бы сдержаться и отступить до тех пор, пока в душе не наступит порядок и ясность, но не хватило воли. Аня была в его руках — отзывчивая, упрямая, порывистая, и…

Слишком хотелось, черт побери, опять ощутить вкус ее губ. И гори оно все синим пламенем, в самом деле, он честно пытался…

Однако стоило дать себе волю и сделать то, чего хотелось, последствия это получило очень неожиданные. Стало легче и заметно свободнее, будто только что он шел против сильного ветра, а потом шагнул в комнату, где тихо и пусто. И все еще не ушло напряжение из мышц, лицо горит, но… спокойно.

Если до этого он боялся, что просто не сумеет справиться с искушением и внутренне смирился с этим, то теперь прежние сомнения показались глупыми и пустыми — какими и были в действительности. Что за нелепые мысли о потере контроля? Он же человек, в самом деле, а не животное.

Все вдруг стало просто и правильно. Просто ему нравится эта девушка, а ей, как ни трудно в это поверить, нравится он. Просто пора возвращаться к нормальной жизни, для которой в этих чувствах нет ничего необычного или неуместного. Да, все слишком быстро и неожиданно, они знакомы всего ничего, и знакомство это странное, и весь этот город — словно странный сон, но все яснее было понимание: именно так — правильно.

Дмитрий бережно обнимал ладонями лицо девушки и целовал — тоже легко и правильно. Осторожно и мягко, неспешно лаская отзывчивые губы, поглаживая пальцами виски, скулы, шею. Немного дразня, немного предвкушая, немного обещая…

Целовал долго, уверенно, со вкусом и удовольствием. А Анна цеплялась за рубашку на его груди и на несколько минут стала как будто немного не собой — тонкой, нежной, хрупкой и податливой, и это еще больше усиливало ощущение правильности происходящего. В конце концов, мужчина здесь он, именно он должен ухаживать, обнимать, украдкой срывать поцелуи. И ведь было когда-то, и нравилось…

Поцелуй охотник в конце концов прервал неохотно, но со спокойным сердцем и с твердой уверенностью, что он наконец нашел точку равновесия, и теперь все пойдет ровно так, как должно.

Анна в ответ глубоко вздохнула и уткнулась лбом в его грудь, не выпуская рубашку. От этого поцелуя ослабели ноги, и как хорошо, что Дмитрий поддержал и осторожно обнял, словно она была из тонкого фарфора… Ощущение было непривычным, но приятным. И уместным, после такого-то поцелуя…

Опыт в этом вопросе у Анны был небогатым, да и не хотелось сравнивать происходящее сейчас со всеми прошлыми глупостями, поэтому оставалось сравнивать с поцелуем над ущельем. И тут ее поджидала сложная задача: поцелуи только по форме были одинаковыми, а вот по ощущениям отличались разительно, и она никак не могла понять, который ей понравился больше?

В конце концов пришлось сдаться и махнуть рукой на этот сложный выбор. Ей нравилось, когда этот мужчина ее целовал, а уж как именно — это он сам пусть разбирается, у него явно больше опыта.

— Давай ложиться, — мягко предложил Дмитрий через несколько секунд.

— Давай, — глубоко вздохнув, она заставила себя выпрямиться. — Я у стенки. И погоди лучину задувать, я наружу выйду по делу…

— Погоди, на, светец возьми, там уже небось темень кромешная.

Спокойный разговор о простых бытовых вещах, как ни странно, не был попыткой спрятать неловкость: нечего было прятать. Поцелуй неожиданно подействовал словно громоотвод, и не только говорили, но даже спать легли они после этого совершенно спокойно. Конечно, расстилать постель не стали, легли в одежде поверх покрывала — раздеваться и забираться под него побрезгали, но все удобнее, чем на полу.

Анна заверяла, что в случае опасности почует загодя и проснется, и Косоруков не стал спорить, хотя про себя посмеялся. И револьверы положил под рукой, подвинув один из стульев к кровати и вынув оружие из кобуры: в таланты спутницы он не слишком-то верил, а вот на свою реакцию полагался. Хотя никто из них всерьез не ждал нападения: колдун, конечно, кое-что умел и засаду подстроил с умом, но не верилось, что он настолько вездесущ и всеведущ.

Предположения оправдались, ночь прошла спокойно. Настолько спокойно, что не любящая ранних подъемов Анна привычно заспалась и не заметила, как тихо поднялся вскоре после рассвета Дмитрий, не видела, как он разжег тусклый светец, чтобы обуться. Только проворчала во сне что-то недовольное и свернулась калачиком, лишившись тепла обнимавшего ее до сих пор мужчины. В доме к утру стало зябко и душно — неприятное сочетание.

Накрыв ее своей курткой, Дмитрий надел кобуру, привычно надвинул поглубже любимую шляпу и взял ведро, чтобы сходить за водой и заодно умыться. Неодобрительно потер подбородок, заросший колючей двухдневной щетиной, но бритву он с собой не брал, так что с этой неприятностью оставалось смириться.

Погода была не чета вчерашней: выглянуло солнце, вокруг голосили птицы, сквозь ветки пронзительно синело чистое, умытое непогодой небо, трава потяжелела от росы, а воздух одуряюще пах мокрой листвой и влажной землей. С минуту, наверное, мужчина постоял на месте, просто наслаждаясь природой и непривычно легким настроением, но потом все же заставил себя двинуться с места. Зашагал, правда, неспешно, с удовольствием вдыхая утреннюю свежесть и отдыхая взглядом на живых красках леса.

Анна же проснулась только тогда, когда дверь открылась повторно, впуская охотника, свежий утренний свет и волну прохладного ароматного воздуха. Улыбнулась, обнаружив мужскую куртку, но вылезать из-под нее не спешила, только немного потянулась спиной и шеей — так, чтобы не высунуть наружу ничего лишнего.

— Доброе утро, — заметил ее шевеление Дмитрий. Подошел, присел на край постели, немного поправил куртку, словно невзначай убрал волосы со щеки. — Ну и горазда ты спать.

— Это ты меня еще зимой не видел, — насмешливо фыркнула она и улыбнулась еще шире. От мужчины тянуло свежестью, ладонь его была прохладной и пахла чем-то ароматным и очень знакомым, но Анна не сумела вспомнить по мимолетному веянию.

— И завтраком тебя тоже не выманить? — он выразительно качнул перевернутой шляпой, которую держал второй рукой и которую Анна до сих пор не замечала.

— Что там у тебя? — она слегка приподнялась и вытянула шею.

— Завтрак. Правда, не знаю, как ты к такому относишься…

— Я ем почти все, — заверила она и все-таки села, окончательно заинтригованная. Дмитрий поднес шляпу поближе, и девушка наконец сообразила. Разглядеть при слабом свете не получалось, но запах стал ярче. — Жимолость? Откуда?.. — спросила и с удовольствием потянулась к темным ягодам.

— За родником небольшой лысый пригорок, там ее целые заросли. Уже созрела, и на удивление сладкая, почти не горчит. Держи, — он поставил шляпу ей на колени и поднялся.

— А ты?

— Окно выставлю и печку растоплю, воды согреем…

— Имею в виду, а ты-то сам будешь?

— Я не особо люблю ягоды, — он пожал плечами и шагнул к выходу.

Анна проводила его растерянным взглядом и обрела дар речи только тогда, когда мужчина уже вышел. Рассеянно взяла несколько ягод. Те и впрямь оказались хороши — ароматные, сладкие, с легкой горчинкой…

Она отложила куртку, на цыпочках подошла к столу, морщась — босыми ногами дощатый грязный пол ощущался очень неприятно. Аккуратно пристроила шляпу на столе так, чтобы не перевернулась, и села обуваться. За окном послышался шум — Дмитрий занялся окном. Управился он быстро, и девушке пришлось щуриться от хлынувшего в заимку утреннего света.

Когда Косоруков вернулся в дом, Анна уже возилась у печки.

— Завтрак не задался? — растерянно спросил он.

— Одной не так вкусно, — отозвалась она, не отвлекаясь от своего занятия.

Много времени это не заняло, и вскоре Анна уже обернулась к охотнику, занявшему стул у окна. Пегая двухдневная щетина опять придавала ему разбойничий, неопрятный вид, но сейчас это уже не смущало. Больше того, девушка начала находить, что ему идет такая диковатость. Щетина, рубашка с ослабленным воротом и подвернутыми рукавами…

— Что случилось? — озадачился он, поймав ее взгляд.

— Спасибо, — запоздало вспомнила она о вежливости. — За ягоды. Я так растерялась, что сразу не сообразила сказать.

Она подошла ближе, неуверенно остановилась рядом на пару мгновений, но тут же одернула себя и сделала последний шаг, приблизилась вплотную, а там и вовсе — села ему на колени. Улыбнулась, уж слишком озадаченным стало его лицо, пристроила голову на плечо, обняла и с удовольствием потерлась носом о колючий подбородок, когда Дмитрий обнял ее в ответ.

— Не за что, — хмыкнул он озадаченно. — Я, признаться, думал цветов набрать, но куда их здесь девать? Не постоят же совсем.

— Цветов мне? — изумилась Анна и даже подняла голову, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Не себе же, — растерянно пожал плечами Дмитрий и еще больше растерялся от робкого, неожиданно скромного поцелуя, пришедшегося в щеку у уголка губ.

— Спасибо, — повторила она, глубоко вздохнула. — А мне никогда не хватало терпения ягоды собирать, только если в рот…

Они немного посидели вот так, а потом зашипел, выплескивая воду, закипающий котелок, и Анна нехотя поднялась, чтобы заняться травяным чаем. А Дмитрий постарался настроиться на деловой лад.

— Я тут все про колдуна думаю, и мне не дает покоя его интерес к мертвым. Почему?..

— Что ты имеешь в виду?

— Почему он сосредоточился только на той части колдовских ритуалов, которые так или иначе касались покойников? Ведь он даже ритуалы на крови, насколько можно судить, и те рассматривал только в применении к мертвым.

— Может, он считает, что с ними меньше проблем, чем с живыми? Если ему нужна преданная, надежная армия…

— То мертвецы, способные действовать только ночью и опасные только для одиноких путников без чародейского дара, это наиболее бесполезный вариант, — качнул головой Косоруков.

— Наверное. Но у тебя есть какое-то предположение?

— Думаю, это что-то говорит о самом колдуне. Есть что-то болезненное в такой страсти к смерти. Может, он во время войны как-то оказался среди мертвецов? Единственный выживший, раненный на поле боя, например. Или, может, у него вся семья умерла, и он до сих пор тоскует. Или кто-то один, но настолько дорогой, что после утраты человек сильно изменился. Никто не приходит на ум?

— Проще не стало, — честно призналась Анна. — Несколько подходящих вспоминается, но это же ни о чем не говорит. Каждому в сердце не заглянешь, кто как горе переживает. Иной на вид обыкновенный, а внутри — черным-черно…

На этом разговор иссяк, и они опять вернулись к записям.

Косоруков не настолько интересовался жизнью и бытием колдунов, чтобы намеренно изучать их срывы, но некоторые примеры запомнил. Чаще вели их более приземленные побуждения — желание денег, славы, любви и даже вечной жизни, — но и заигрывания со смертью случались. С полвека назад один известный колдун пролил много крови и оборвал много жизней в попытках вернуть умершую возлюбленную, а другой и вовсе замахнулся на библейские масштабы и возомнил себя земным воплощением архангела Гавриила, которому д?лжно поднять мертвецов на страшный суд. И поднял неподалеку от Павлограда, убив для этого десяток человек, и еще больше пострадало от неуправляемой нежити.

Так что, даже при странности избранного пути и интересов, ничего принципиально нового в этом не было, и никакой ясности в цели искомого колдуна его увлечение покойниками не вносило.

Еще из полезного Анне попалась заметка с описанием упырей-вожаков, их повадок и некоторых деталей процесса создания. Полного ритуала не было, только несколько фраз, смысл которых сводился к необходимости для ритуала создания вожака теплого еще тела, умерщвленного бескровным способом. Видимо, что-то подобное сделать с Шалюковым не вышло, пришлось стрелять и пытаться скормить упырям. Тоже почему-то не до конца…

Это подтверждало организацию засады на них с непонятными пока целями, а еще заставило проникнуться к колдуну некоторым уважением. Все же он явно был талантлив — вот так самому во всем разобраться, придумать новые ритуалы, не имея ни прочной образовательной основы, ни наставника, одни только дневники прежнего хозяина заимки.

— Засаду бы на него тут оставить, да проку? — пробормотал Дмитрий. — Сколько сидеть? И придет ли он сюда, а то, может, почуял… Может, сюда с ищейкой хорошей вернуться? Раз охотники есть, то и собака найдется. Хотя когда он еще здесь последний раз был, и дожди вон сколько шли, никакая собака след не возьмет… Ты чего? — прервал он рассуждения, потому что Анна тихо выругалась и со стоном уронила голову на руки. — Что случилось?

— Дура я, вот что, — в сердцах высказалась она и раздраженно захлопнула тетрадь. — У нас ведьма есть, это получше всякой ищейки. Ружье не знаю, а вот записки эти точно должны помочь. Ладно то старье, но эти записи его собственной рукой сделаны. Поехали, нечего тут больше делать. Столько времени зря потратили…

— Аня, постой, не горячись, — он осторожно сжал ее запястье, когда Анна собралась встать. — Во-первых, ты совершенно точно знаешь, что ведьма сможет его найти по этим записям? Я, может, недооцениваю ее силы, но она и сама говорила, что поиски колдуна — дело бессмысленное. Свежей крови я не вижу, а записи… Она такое делала при тебе?

— Конечно, она сможет, она… — по-прежнему пылко заговорила Анна, но осеклась и неуверенно нахмурилась. — Не совсем, — признала после короткой паузы и вздохнула. — Да, ты прав, я могу ее переоценивать.

— Хорошо. А во-вторых, мы не зря потратили время, мы многое узнали про колдуна и подготовились к встрече с ним.

— Узнали да, но каким образом подготовились?

— Мы не знали сил этого колдуна. Теперь — знаем, что он почти ничем не интересовался, кроме мертвецов, и скорее всего от него не придется ждать подвоха в другом, а вот запастись святой водой стоит. Так что не спеши себя ругать, чем лучше ты знаешь противника — тем больше шансов его одолеть.

— Ладно, я тебя поняла, — вздохнула она. — Мы никуда не едем?

— Едем, конечно, просто без суеты, — улыбнулся он. — Надо собрать те тетради, которые исписаны вторым колдуном, ружье, еще что-нибудь из его вещей… Я не знаю, как ведьме проще искать?

— Я займусь, — с готовностью вызвалась Анна. — И портфель управляющего тоже, надо бумаги его посмотреть. Я своим в управу отдам, пусть глянут. Но, сдается мне, знаткой в них и не заглядывал…

— Хорошо, тогда я схожу за лошадьми, я утром их вывел.

Ягоды Анна за утро с большим удовольствием съела, так что шляпа освободилась. Подхватив ее со стола, Дмитрий вышел и на свету недовольно поморщился, разглядывая головной убор. Полинялая подкладка и так выглядела непрезентабельно, а уж теперь, пестрящая темными пятнами засохшего ягодного сока, и вовсе представляла собой жалкое зрелище. В который уже раз подумав, что шляпу неплохо поменять, он перевернул ее, постучал по тулье, вытряхивая оставшиеся мелкие листики и прочий мусор и, ограничившись такой чисткой, надел.

Шел, насвистывая куплеты про девицу на пароходе, качку и бравого капитана — погода очень располагала к таким легкомысленным вещам, а стесняться было некого, хотя и были те куплеты весьма неприличными. Он тут все равно один, а даже если бы и не был, слова все равно помнил плохо, через строчку на третью, и потому вполне удовлетворялся простым прилипчивым мотивом.

Однако возле поляны, на которой он оставил лошадей, свист оборвался озадаченным аккордом: там обнаружился незнакомый человек, и Дмитрий вот так с ходу не сумел определиться, как на него реагировать. Угрожающим или опасным старый чжур совсем не выглядел, но кто этих аборигенов знает.

Одет он был очень просто — потертые штаны с обтрепанными краями, замшевое одеяние с бахромой понизу, также видавшее виды. Босые ноги явно давно не знали обуви, и старика это не беспокоило. Примечательного в нем была только прическа — длинные седые волосы собраны в десяток тонких косиц, переплетенных цветными нитками, — да головной убор. К узорчатому, кожаному с резьбой, очелью крепились длинные плетеные шнурки, украшенные перьями и бусинами, а прямо надо лбом белел небольшой птичий череп.

Чжур сидел прямо на траве вблизи лошадей, и его присутствие скакунов не заботило.

— А вот и хосяин плишел, — проговорил он с заметным акцентом и широко улыбнулся. Глубокие морщины, избороздившие коричневое от времени лицо, пришли от этого в движение, укладываясь немного иначе, однако спрятанные под набрякшими веками глаза оставались непроницаемыми. — Хороший хосяин, — решил чжур и проворно поднялся на ноги, без старческого кряхтения.

— Здравствуйте, — проявил вежливость Косоруков и принялся распутывать ноги Гранату, с интересом поглядывая на старика.

— Очень хороший хосяин, — удовлетворенно кивнул тот. — И ты будешь сдоров.

Больше он ничего не сказал, только стоял и с интересом наблюдал за действиями охотника. А тот тоже не спешил первым заводить беседу — ну смотрит и смотрит, враждебности не проявляет, и ладно. Может, он какой-то местный сумасшедший, а может, наоборот, вождь такой своеобразный, не все ли равно.

В молчании Косоруков распутал лошадей, взял обеих за поводья и потянул к ручью, чтобы напоить. Зорька, как обычно, плелась вяло и лениво, тяжело вздыхая, а Гранат приплясывал и все пытался прихватить зубами за карман, выпрашивая угощение, так что пришлось перехватить его под уздцы.

— Лошадь побелеги, — голос чжура сбоку прозвучал неожиданно и заставил, вздрогнув, обернуться. Старик шел немного в стороне так легко и тихо, что Дмитрий не заметил бы его даже без стука копыт и шумного дыхания скакунов совсем рядом.

Но опасности он как будто по-прежнему не представлял, поэтому охотник решил поддержать разговор:

— О чем вы?

— Лошадь. Лебенок будет, мальсик. Хороший, сильный, — пояснил он. Несмотря на выраженный акцент, говорил чжур уверенно, легко подбирая слова.

— Рад за нее, — вздохнул Дмитрий, насмешливо глянув на Граната — единственного кандидата на роль папаши.

Он не стал спрашивать у незнакомца, как тот с одного взгляда определил жеребость кобылы, которая если и наступила, то не раньше, чем пару дней назад, а тем более определил пол и стать будущего жеребенка. Мало ли, вдруг и правда может. Насмотревшись на здешние чудеса, Косоруков стал гораздо осторожнее в использовании утверждения "это невозможно". Ну а если чжур — просто выживший из ума старик и мелет чушь, то спорить с ним тем более глупо.

Так они и дошли сначала до ручья, потом — до заимки. Желтокожий маячил поблизости и больше не заговаривал, до тех пор, пока его не заметила Анна, вынесшая наружу собранные вещи.

— Шаоци? — изумленно уставилась она на чжура, потом опомнилась и поздоровалась по их обычаю — поклонилась, сложив ладони над сердцем. — Как ты здесь оказался?

Дмитрий едва удержался от глупых уточняющих вопросов вроде "вы знакомы?". И даже вскоре вспомнил, что уже слышал это имя — так Анна называла старшего шамана. Так что на чжура он взглянул с новым интересом.

— Будь сдорова, хосяйка, — ответил он тем же жестом и степенно приблизился. — Посмотлеть хотел. Ийнгджи сказал, встлетил вас, интелесно.

— И как? — с легкой настороженностью уточнила Анна, почему-то бросив на Косорукова напряженный взгляд.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул тот.

— Что именно хорошо? Вы вообще о чем? — полюбопытствовал Дмитрий, который успел за это время привязать лошадей и принялся чистить Зорьку.

— Все хорошо, — улыбнулся шаман, ни на что толком не ответив. И по его непроницаемому лицу было очевидно, что дальнейшие расспросы бесполезны.

Эти двое явно понимали друг друга с полуслова, а вот Косоруков — не особенно. Было ощущение, что все это напрямую касается его, потому что чжур был отнюдь не первым, кто по неведомой причине называл его "хозяином", что в свете именования Анны "хозяйкой" наталкивало на определенные мысли.

Подобное воодушевление местных вроде бы должно было злить — ведь выходило, что за него все решили и как будто лишили выбора, не интересуясь его мнением. Но вместо раздражения оно вызывало озадаченность, потому что Дмитрий не понимал его причин. Да, Анна последние несколько дней разъезжает с ним вместе, но все равно странно, что на этом основании их буквально поженили.

А сердило другое: ему предлагали кота в мешке. Госпожа градоначальница ясно дала понять, что ответы на свои вопросы он получит только в том случае, если согласится остаться, и такой ультиматум вызывал недовольство.

— Шаоци, раз уж ты пришел, может, скажешь что-нибудь про знаткоя, который тут бывал? — оживленно обратилась к шаману Анна, и Дмитрий про себя согласился: это была куда более полезная тема, чем очередные попытки разобраться с местными загадками. — И, может, поможешь на него какую-то ловушку оставить, если вдруг вернется?..