Щепотка пороха на горсть земли

Глава 7. Танцы с упырями

Лошади не очень-то радовались принятому решению, но Гранат все же ускорил шаг, и наемная кобыла нехотя затопала быстрее. Порой Анна поднимала жеребца в размашистую рысь, когда дорога была наиболее ровной, но щадила его и делала это ненадолго. Зорьке только и оставалось, что тяжело вздыхать и дробно трюхать следом, вызывая недовольные гримасы Косорукова: рысь у кобылы была такой же нескладной, как она сама.

Что до дождя они не успеют, стало очевидно вскоре. Впереди оставалась изрядная часть пути, когда из-под надвигающихся туч дохнуло первым ветром — горячим, пыльным, пока еще не приносящим облегчения. Небо с востока заливала густая свинцовая хмарь, настолько плотная и непроглядная, что казалась не обыкновенной, пусть и сильной грозой, а чем-то сверхъестественным, зловеще-мистическим, и частые яркие вспышки молний под брюхом тяжелых туч лишь усугубляли впечатление. Дмитрию во время службы доводилось видеть очень грозные штормы, но то ли они поблекли в памяти от времени, то ли сказывались странности этой местности и впечатления от нее, но он то и дело порывался обернуться и хмурился, с подозрением разглядывая мрачное небо. Внутри крепло неопределенно-дурное предчувствие, хотелось лишний раз перекреститься и пришпорить вялую Зорьку.

Несмотря на долгое ожидание, гроза все равно разразилась вдруг. Солнце скрылось за накатившей свинцовой волной, сразу стемнело. Резко поднялся ветер, взметнул лошадиные гривы и непременно лишил бы всадников головных уборов, но Анна заблаговременно убрала свою забавную шапочку в сумку, а Дмитрий — затянул шнурок под подбородком, не позволявший шляпе слететь. Хотя она честно попыталась.

На востоке опять полыхнуло зарево, гром прокатился по горам, и в пыль упали первые крупные, тяжелые капли. Обеспокоенные непогодой, лошади поднялись в рысь легко, даже Зорька непривычно взбодрилась и несколько раз попыталась обогнать Граната.

— Не успеем, — бросила через плечо Анна. — Сейчас начнется.

Охотник только понимающе хмыкнул в ответ: они не добрались еще даже до того места, где нашли труп Шалюкова, как тут успеть.

И оно действительно началось. Дождь, к счастью без града, хлынул стеной, так что одежда вымокла в пару секунд. Вода была на удивление теплой, но ветер все равно мгновенно выстудил, словно они выскочили из бани и нырнули в холодное озеро. От внезапного перепада пробрала дрожь, на мгновение перехватило дыхание… А потом Косоруков от души подхлестнул кобылу на кстати подвернувшемся ровном участке. Зорька поднялась в тряский галоп, и мужчина приподнялся в стременах, а через мгновение их нагнал Гранат, опередил на полкорпуса, но тем и ограничился.

Ветер хлестал в лицо, швыряя целые пригоршни воды, из-под копыт разлетались брызги и мелкие камни — по дороге уже потекли ручьи. Густо заштрихованный ливнем пейзаж стал мутным, неразборчивым, стемнело, словно не день был в разгаре, а наступил уже поздний вечер. Молнии то и дело вспарывали небо, высвечивая причудливые резкие тени.

Все это походило на светопреставление, от вида этакого буйства стихии пробирало жутью. Вот только Дмитрий неожиданно поймал себя на том, что не просто улыбается, а смеется — просто так, без причины, от накатившего чувства восторга и облегчения. Уже очень давно — а может быть, никогда, — он не чувствовал такой невероятной легкости. Словно он не скачет в седле, а летит, подгоняемый ветром.

Да, он утратил чародейский дар, да, боялся теперь широкой водной глади и старался вовсе не приближаться к морю, но…

Он всегда любил дождь. Особенно грозу. Такую вот летнюю, яростную, и мальчишкой еще, прилипнув лицом к прохладному стеклу, всегда зачарованно наблюдал за буйством природы. Кто бы его отпустил гулять в такую погоду. А так хотелось…

Пара минут галопа показалась вечностью, но вскоре Гранат сбился с шага на рысь, и Зорька не пожелала вырываться вперед, сбавила шаг. Анна вгляделась в небо и что-то крикнула, махнув рукой. Слова унес ветер и разбил гром, но жест Дмитрий понял правильно. Не сразу, правда, сообразил, на что указывает спутница, а когда заметил…

Первым порывом было тряхнуть головой и протереть глаза, чтобы отогнать видение. Но это не помогло.

По небу среди грозовых туч мчалось нечто огромное, сверкающее, дымчато-серое, больше всего похожее на коня. Копыта выбивали из облачных громадин молнии, за гривой куделью тянулись облака, небо взрезали три антрацитово-черных загнутых рога, расположенных треугольником: два — вроде козлиных, между ушей, и третий — посреди храпа.

Дмитрий придержал кобылу и уставился на странное явление зачарованно и растерянно, но долго любоваться не пришлось, за ним вернулась спутница.

— Быстрее, едем. Заметит — беда, — прокричала она, с трудом перекрывая вой ветра.

Опять лошади поднялись в рысь, часто оступаясь и сбиваясь на шаг. Вода текла по дороге, порой ее было столько, что заливало бабки. Минут через десять Гранат вдруг споткнулся так, что едва не покатился кубарем, хозяйка чудом удержалась в седле. Но жеребец отчетливо захромал, припадая на переднюю ногу.

Тихо ругаясь себе под нос, девушка остановила коня и спешилась, чтобы осмотреть повреждение. Спрыгнул на землю и Дмитрий, склонился над копытом вместе с хозяйкой. Оказалось, подкова потеряла несколько гвоздей и откровенно болталась.

— Сейчас снимем, а то покалечится, — решил Косоруков и полез в седельную сумку.

Клещей у него при себе не было, но кое-какой инструмент вроде небольшого топорика имелся. Да тут навскидку должно было хватить любой прочной железки, чтобы поддеть. Хоть бы даже ножа, но его было жаль.

Передав Анне поводья Зорьки, Дмитрий примерился к копыту — зажал конскую ногу между коленей, перехватил топор за обух поудобнее. Гранат на процедуру реагировал спокойно, только с любопытством попытался зажевать воротник охотника. Дмитрий негромко, со смешком ругнулся, передернул плечами.

Подкова отвалилась на раз. Охотник выпустил лошадиную ногу, выпрямился и шагнул к своей кобыле, чтобы убрать топор обратно на место и туда же пристроить подкову — он не приучен был бросать на землю. Анна легко вспорхнула в седло и, слегка придерживая поводья, раскрутила фляжку, чтобы напиться.

Дмитрий едва успел убрать топор. Зорька вдруг жутко всхрапнула, мотнула головой, поддала задом и рванулась с места, выдернув поводья из руки едва ли не с самой этой рукой. Гранат, до сих пор сохранявший невозмутимость, тоже шарахнулся в сторону, лягнул воздух и рванул за подругой. Анна к такому оказалась не готова: вскрикнув, вылетела из седла и выронила фляжку.

— Какого?.. — растерянно пробормотала она, пытаясь подняться.

Вместо ответа Косоруков молча подал ей руку и буквально вздернул на ноги. Анна, наступив на левую, сквозь зубы ругнулась: лодыжку прострелило болью. Кажется, дернуло стременем, когда она падала.

Дмитрий ничего на это не сказал, лишь крепче стиснул челюсти и едва не скрипнул зубами. Он взялся за револьверы и быстро обернулся вокруг своей оси, оглядываясь и оценивая обстановку. И Анна, последовав его примеру, тоже заметила их — тех, кто так напугал лошадей.

— Не пали издалека, пусть подходят, — резко скомандовал Косоруков через плечо, повернувшись спиной к спутнице. — У Торка кучность паршивая.

— Еще меня стрелять поучи, — огрызнулась она, следуя его примеру и проверяя заботливо разложенные в гнезда патроны на ремне кобуры.

Набель знала у своего Торка единственный недостаток: шестизарядный барабан.

Больше всего это походило на засаду, хотя Дмитрий никогда прежде не слышал, чтобы нежить была способна на подобные действия — спланированные и коллективные. И тем не менее действовали они удивительно слаженно, на случайное совпадение не спишешь.

Упыри стекались со всех сторон. Изуродованные тлением, искаженные посмертным существованием фигуры — с непропорционально удлинившимися руками, с кривыми когтями на тонких костистых пальцах и острыми желтоватыми зубами. Мокрые лохмотья, оставшиеся от одежды у некоторых из них, висели на тощих телах и облепляли их, сквозь бесчисленные прорехи проглядывала серая кожа, обтянувшая скелеты.

В частых сполохах молний фигуры упырей выглядели особенно гротескно и зловеще. Они словно двигались рывками, мгновенно перемещаясь из одной позы, подсвеченной молнией, в следующую, и также рывками приближались.

Ходячих трупов было не меньше пары десятков, а у людей на двоих — восемнадцать патронов.

Не в их пользу арифметика, но не так все плохо, как могло быть.

— Крикни, когда понадобится перезарядка. Прикрою.

Вместо ответа Торк в руках девушки бабахнул первый раз. Выстрел оказался удачным — в голову ближайшей твари. Сорок четвертый калибр с трех саженей разнес гнилой череп, словно перезрелый арбуз. Труп сделал еще шаг по инерции — и упал под ноги менее расторопных покойников.

Расставив руки в разные стороны и стараясь разом охватить взглядом все пространство, Дмитрий тоже дернул спусковой крючок, дождавшись, пока два упыря окажутся на одной линии. Убойной силы вполне хватало на сквозное ранение, так почему не попытаться снять двоих одним выстрелом?

Хватило. С перерывом в долю мгновения рявкнул револьвер в другой руке, взрывая голову еще одному упырю.

А потом Дмитрий увидел свет. Голубой, чистый, почти незаметный за вспышками зарниц, он бледной дымкой окутал его собственные руки. Задавать вопросы было некогда, но ответ на один из них пришел со следующим выстрелом.

Обыкновенная пуля расколола череп очередной нежити — и упырь вдруг лопнул, словно мыльный пузырь, разлетелся серебристо-голубоватыми клочьями. Но самое странное, та же участь постигла двух ближайших к нему мертвецов, которым пули не досталось.

"Интересный расклад", — мелькнула в голове мысль, пока руки четко и размеренно делали свое дело.

— Пусто, — крикнула Анна.

Голос заглушил грохот грома, но обрывок возгласа Дмитрий услышал. Развернулся на месте, с разрывом в секунду разрядил револьверы в двух упырей, подобравшихся слишком близко, благо Анна была ниже и не перекрывала линию обзора. Не показалось, упыри снова лопнули мыльными пузырями.

Чертыхаясь, девушка в это время вытряхнула стреляные гильзы и принялась заталкивать в барабан патроны. В мокрых руках те скользили, один вывернулся и канул в траву под ногами. Охотник в это время еще раз выстрелил, развернулся спиной…

Перезарядив, Анна успела сделать еще два выстрела, а потом все стихло.

Несколько секунд они стояли, не опуская оружия и настороженно вглядываясь в сумрак, но в отсветах молний двигались только ветви деревьев, которые трепал ветер. Упыри закончились.

— Что это было? — спросила девушка, оборачиваясь. Странное действие пуль Косорукова на упырей она, конечно, заметила. — Ты же утратил дар?

— Утратил, — растерянно согласился Дмитрий, разглядывая свои ладони. Свечение с них пропало. — И я ни черта не понимаю, почему они вдруг начали лопаться.

То ли ветер чуть успокоился, то ли дождь, но стало тише, и хотя приходилось повышать голос, но слова собеседника было слышно. Только раскаты грома порой заставляли делать паузы.

— Погоди, — опомнилась Анна, раздраженно утерла текущую по лицу воду столь же мокрым рукавом и убрала налипшие пряди волос. — А ты случайно вечером пули не освящал в церкви?

— Я вообще в нее не заходил. Но со священником вашим познакомился, — пожал плечами он.

— Так ты вчера с отцом Алексием разговаривал. И он тебя небось благословил? — она облегченно рассмеялась. — Это все объясняет. Что ж ты сразу не сказал, можно было и пули на них не тратить. Сами бы упокоились.

— Ты что, серьезно? — растерянно уточнил Дмитрий. — Никогда на моей памяти это не помогало. Да еще вот так буквально. Я же не первый раз с нежитью сталкиваюсь, и всегда местный священник считает своим долгом благословить охотника. Толку — никакого.

— Тебя раньше отец Алексий не благословлял, — отмахнулась Анна и, добавив два патрона взамен истраченных, убрала револьвер в кобуру. — Идем, здесь напрямки до города недалеко. Обратил внимание, где мы?

— Там, где Шалюкова убили, — опознал он место. — Чуть ближе к городу. Что?.. — нахмурился он, когда Анна шагнула и тут же, вскрикнув от боли, вцепилась в его локоть.

— Нога. Когда с лошади упала, повредила. Забыла во время перестрелки, а сейчас… Ты что делаешь?

— Осматриваю твою ногу, — отозвался Дмитрий, опускаясь на корточки. — Держись.

Стаскивать сапог и тем еще сильнее вредить ноге он не стал, пощупал так. Подвигал стопу, спрашивая о состоянии, и по всему вышло — ни перелома, ни вывиха не было.

— От этого не легче, — вздохнула Анна, которая почти никогда не болела и терпеть это не могла. — Здесь и дождь переждать негде…

— Сколько, говоришь, до города? — спросил Дмитрий, так и оставшись сидеть на корточках, только запрокинул голову, чтобы взглянуть девушке в лицо. Фыркнул, отплевываясь от попавшей в лицо воды, тряхнул головой, сбрасывая капли.

— Ну… до самого без малого три версты, но ведьма поближе живет, до нее двух не будет.

— Тогда пойдем к ведьме, — решил он. — Уж пару верст я тебя как-нибудь донесу.

— Как? — растерялась она от такой перспективы.

— Да хоть бы и вот так… Осторожнее, не брыкайся, — предупредил он на всякий случай и легко, без видимого напряжения подхватил девушку на руки. — Держись, а то ты, конечно, легкая, но не настолько.

— Шляпа…

— Шляпу сними, — разрешил он со вздохом, сообразив, что поля упираются его ноше в шею и мешают. — Показывай дорогу. Лошадей бы отловить, да где их сыщешь…

— Не надо их искать, у меня Гранат ученый, он в конюшню вернется, — успокоила Анна. — А твоя Зорька за ним пойдет, она его как вожака приняла.

— Будем надеяться, — вздохнул Дмитрий. Из всех ценностей он взял с собой на прииск только карабин, но зато карабин был хороший, и его было жаль потерять. Жаль куда больше, чем дурную кобылу. — Расскажи пока, что это такое в небе было? Не привиделось же?

— Нет. Индрик. Индрик-зверь. Он тут живет… где-то. В грозы часто показывается. Любит он их, — пояснила Анна. Куда пристроить шляпу она так и не придумала, поэтому надела на себя. Села та из-за пучка кое-как, но, главное, не должна была потеряться.

— Я скоро перестану чему-то удивляться. Сказочные звери, подумать только… И часто он на людей нападает?

— Он не нападает, он спускается поиграть. А он ростом чуть меньше мамонта, только прыти как в жеребенке и силы немерено. Убить не убьет, но покалечить ненароком и лошадей спугнуть — за милую душу. Только Индрик ладно, а вот откуда взялись упыри? Понятно, гроза помогла, солнце спрятала, вот они и полезли… Но так много, и именно здесь — уж больно на ловушку похоже. Как думаешь?

— Похоже, — хмурясь, кивнул он и резко дернул головой, стряхивая капли с лица. Потом шепотом ругнулся и попытался почесать нос о свое плечо. Только безуспешно.

Анна тихо засмеялась и почесала ему кончик носа, смахнув несколько капель.

— Спасибо, — отозвался Дмитрий.

И умолк. А его ноша мысленно заметалась, пытаясь придумать новую тему для разговора, потому что иначе думалось совсем не о том, о чем стоило. Тщетно; мысли разбегались, гораздо больше занимали собственные ощущения.

Ее не носили раньше на руках. Тем более вот так. Тем более чтобы это делал мужчина, которым она пару часов назад любовалась во время купания и теперь просто не могла не думать о том, что вот она цепляется за эти широкие плечи, и мокрая рубашка совершенно не мешает чувствовать жар чужого тела. И хочется прижаться как можно теснее, чтобы согреться, но, конечно, не только для этого. И от мокрых волос пахнет неописуемо, но так приятно, что едва удается сдерживаться и не уткнуться в них носом. Вот в это место за ухом, которое прямо перед глазами.

А ведь еще есть его руки — сильные, твердые и тоже очень горячие. И совершенно непонятно, когда она умудрилась так замерзнуть, что сейчас он почти жжется. И в холоде ли дело?..

— Часто у вас упыри действуют вот так разумно, сообща? — вдруг нарушил молчание Дмитрий.

— Что ты имеешь в виду?

— Они нападали стаей, организованной и сплоченной. Я первый раз такое видел. Притом готов поручиться, что у стаи этой был вожак, он держался чуть позади остальных и не лез под пули, в отличие от товарищей, — пояснил Косоруков.

— Не знаю… — растерянно отозвалась Анна, с трудом разгоняя сладкий дурман в голове и вспоминая подробности драки. — Да, ты прав, и впрямь странно себя вели. Только я тоже подобного не припомню. Они вообще редко встречаются группой, а тут еще такая большая. То есть может, конечно, и встречаются, но никто рассказать не сумел… Да нет, не было, — она тряхнула головой. — Иначе бы кто-то да знал.

— Кто-то — это ведьма или шаман?

— И они тоже. Мне кажется или ты уже говоришь о них без насмешки? — улыбнулась она.

— После столь действенного благословения от местного священника я готов поверить в любые небылицы, — поморщился он и опять тряхнул головой, пытаясь убрать лезущие в глаза мокрые волосы, с которых вода текла на лицо.

Анна с затаенным трепетом и глубоким внутренним удовлетворением помогла, не дожидаясь просьбы — провела ото лба вверх, путаясь пальцами в густых волосах, откинула неровные пряди набок.

— Спасибо, — сказал Дмитрий и опять на несколько секунд умолк. Но все же упрямо продолжил: — Как думаешь, кто из них лучше разбирается в нежити? Священник или ведьма?

— Мы все равно сейчас к Джие идем, начнем с нее. Думаю, все же она. Отец Алексий очень хороший священник, но знаний обо всем таком у него нет, разве что от ведьмы почерпнул, они часто чаевничают вместе.

— И почему я уже не удивляюсь, — пробормотал Косоруков себе под нос и опять замолчал, хмурясь.

Под пологом деревьев было сумрачно, но все же не настолько темно, чтобы не разглядеть в упор сосредоточенное и суровое выражение его лица.

— О чем ты так напряженно думаешь? — не выдержала Анна через несколько секунд и воспользовалась прекрасным поводом опять прикоснуться к его лицу. Опять убрала упавшие на лоб волосы, провела пальцами по спинке носа, смахивая воду, и насилу заставила себя этим ограничиться.

— Да все о том же, — отозвался Дмитрий нехотя.

Не признаваться же, о чем он думал на самом деле.

Потому что Косорукову тоже не так уж часто приходилось носить на руках девушек. А уж девушек настолько… малоодетых — и вовсе никогда. А мокрая рубашка Анны из тонкого белого полотна не только плотно облепила хозяйку, но еще и просвечивала.

И хорошо еще, тучи очень плотные и под деревьями сумрачно и плохо видно, а еще надо смотреть под ноги и по сторонам, так что есть на что отвлечься. И он честно старался не глазеть и думать о чем-то постороннем, но это и прежде не всегда получалось, теперь же… не железный он, в самом деле.

И не глазеть еще полбеды, а вот не ощущать — это как прикажете? Да, держал он ее в основном за пояс и кобуру, благо широкие и прочные кожаные ремни позволяли, вот только легче от этого было исключительно в физическом смысле, потому что тащить удобнее. Замерзшая девушка жалась к нему всем телом, цеплялась за плечи, а порой и вовсе — словно нарочно, словно дразнясь, — касалась нежно и осторожно. Хорошо, успел себя одернуть, когда она ему волосы принялась поправлять, не потянулся, как какой-то плешивый кот, за лаской.

И поговорить бы о чем-нибудь, потому что разговор отвлекал от лишних мыслей, но, как назло, ничего путного в голову не шло…

— Дим, — вдруг решила спасти его Анна. — А ты ведь инженер, чародей, хоть и бывший, и вообще моряк… Где ты так лихо стрелять наловчился, с двух рук? Неужели моряков так учат? Или ты за то время, что охотником разъезжаешь, этак вот навострился? Ты извини, если вдруг тема неприятная…

— Ты уж меня совсем в немощь какую-то записала, — усмехнулся он в ответ. — Прекращай поминутно извиняться. А стрелять… Нет, это я сам, еще в училище. Из-за фамилии.

— То есть?

— Косоруков же. Я поначалу жутко злился, когда над этим смеялись. Сейчас-то уже наплевать, и понимаю, что дразнили больше потому, что очень легко на всякие глупости велся. Но тут, как говорится, нет худа без добра, и я многим дельным вещам со зла или на спор научился. Стрелять вот. Драться тоже еще тогда научился. Починить что-нибудь. Жонглировать могу, хотя пользы от этого умения, конечно, никакой.

— Жонглировать? — с искренним восхищением переспросила она. — Покажешь? К нам как-то балаган приезжал, и вот там один лихо умел… У нас вся детвора тогда пыталась выучиться, но только у меня так и не вышло.

— До балаганного артиста мне далеко, — самокритично признал Дмитрий. — Но покажу, чего бы и нет…

Жонглирование вообще оказалось неожиданно полезной штукой. С обсуждения его и циркачей они легко перешли на детские воспоминания, и тема эта оказалась очень благодатной: у обоих детство оказалось счастливым, и вспоминать было приятно. Дмитрий рассказывал, как они с другими мальчишками проказничали в большом городе, плавали в холодном заливе, искали старинные клады, выслеживали брекских шпионов. Ни одного, правда, не поймали, но зато было весело. Анна со смехом призналась, что у них игры были похожие, разве что вместо темных дворов, чердаков и подвалов, в которые еще надо было как-то просочиться, к их услугам были все окрестные горы, а вместо брексов воевали, конечно, с чиньцами. Или с желтокожими дикарями, по настроению, причем с последними — почти на самом деле, дети из соседних чжурских поселений нередко приходили играть вместе. Но на команды, чтобы никому не было обидно, разбивались по жребию.

Дмитрий, конечно, немного терялся от таких откровений, все же собеседница — девушка, но объяснение быстро нашлось. Оказалось, что мать Анны умерла родами, повторно отец не женился и явно куда больше был занят службой и городом, чем воспитанием дочери. К обучению ее подошел ответственно, но вот времени на то, чтобы следить за досугом и поведением, уже не оставалось. Всерьез обидеть ее тут никто не мог, а остальное господина Набеля не волновало.

Через некоторое время нести девушку на руках Косоруков устал и, с ее согласия, перехватил иначе, животом себе на плечи, поддерживая с одной стороны под колено, с другой — за локоть. Почти по инструкции, как раненых положено переносить. Анна такому положению не особо радовалась, потому что было оно менее удобным, но не ругалась, а больше хихикала, чувствуя себя очень глупо, и пыталась устроиться поудобнее.

Пик грозы к этому моменту миновал. Порой погромыхивало, но больше к западу, далеко, а не прямо над головой. Серая стена ливня тоже ушла вслед за молниями и первой волной штормового, порывистого ветра, и дождь, тихо шелестевший сейчас листьями, был спокойным и монотонным. Он не угрожал и не пугал, а приносил облегчение исстрадавшейся от засухи земле. И заодно ее обитателям. Остывший, посвежевший воздух пах сыростью, прелостью и умытой листвой, дышалось не в пример легче, чем днем.

Лесные обитатели тоже ожили. Свистели в кронах птицы, кто-то то и дело шуршал в траве, один раз за стеной деревьев дробно простучали легкие копытца. Косоруков вскидывался на каждый подозрительный звук и по сторонам смотрел очень внимательно, несмотря на заверения Анны, что здесь уже ничего серьезного встретить нельзя, город слишком близко, в худшем случае — еще пару блудных упырей.

Кто тут еще "серьезный" водится, кроме упырей, она, правда, не ответила, отделалась расплывчатым "ну мало ли". А Дмитрий и настаивать не стал. Вот как только вспомнил огромного серого зверя с рогами, скачущего по небу, и рассыпающихся светящимися клочьями упырей, так и понял, что не надо ему во все это лезть. Легенд и страшных сказок в мире множество, и зачем с ними лишний раз по собственной воле встречаться? Нет уж, без них голова целее будет.

Дом ведьмы стоял на отшибе, среди деревьев, но это единственное, чем он соответствовал своему названию. Аккуратный, крепкий, на каменном основании, с нарядными резными наличниками на окнах. Забора вокруг дома не было, даже символической оградки, только тянулись во все стороны ровные грядки, некоторые из которых больше походили на клумбы.

В травах Косоруков не разбирался совершенно, но знал, что как раз ведьмы ими промышляют, так что здравый смысл подсказывал — все это не для красоты. Поэтому ступать старался аккуратно, чтобы не раздавить нечто особо ценное. Нехорошо бы вышло.

Крыльцо у дома было высокое, в четыре крутых ступеньки, на него Дмитрий и сгрузил свою слегка притихшую ношу. Анна, морщась, обняла столбик крыльца, приподняв пострадавшую ногу, и прикрыла глаза.

— Никогда не думала, что меня может укачать, — призналась она. — Уф. И голова кружится. Держи…

— Сейчас пройдет, — сочувственно ответил Косоруков, забирая у нее шляпу.

Но дальше предпринять ничего не успел, потому что входная дверь с мелодичным скрипом открылась, выпуская наружу… Наверное, хозяйку.

— Заходите, горемычные, — велела она, коротко склонив голову в приветствии, и скрылась в доме, не дожидаясь ответа.

А Дмитрий еще пару секунд стоял молча и неподвижно, глядя на то место, где только что стояла ведьма, и пытаясь осознать увиденное.

После знакомства с шаманом, историй Анны о детстве и с учетом имени Джия он не сомневался, что местная ведьма — чжурка. С этими бесчисленными косичками, наверное, и с перьями в волосах или еще какими-то атрибутами.

Но тут хватило одного взгляда, чтобы понять: перед ним настоящая чинька, притом не какая-то крестьянка, а женщина из высшего сословия. И дело было не в традиционной крестьянской чиньской одежде — свободных штанах и прямой рубашке с воротником-стойкой на крупных обшитых пуговицах; собранные в аккуратную прическу блестящие черные волосы, движения, этот поклон и, наконец, черты лица.

Причем, вопреки ожиданиям, она была достаточно молода. Не юная девушка, конечно, но и не зловещая старуха, какой невольно представлялась ведьма. И, при всей чуждости черт, она была несомненно красива. Выразительные чуть раскосые глаза, светлая кожа, миниатюрная стройная фигура…

Родовитых чинек вблизи Дмитрий видел несколько раз. Один — когда несколько из них посетили госпиталь с благотворительным визитом. Кто это были такие, он до сих пор не знал — пленным никто не собирался переводить, напутствовали только, чтобы не смели глазеть и рты открывать. Наверное, жены каких-то высокопоставленных чиновников. В Чиньской империи царил очень строгий патриархат, но все же некоторые вещи вроде заботы о больных и у них исторически считались женским делом. Ну и на рудник его хозяин порой приезжал с семьей, и это был второй случай в его жизни.

Конечно, те женщины были одеты совсем иначе, в длинные шелковые платья, расшитые и расписанные тонкими узорами, в прическах блестели драгоценные камни. Конечно, на посторонних мужчин, да еще и пленных, они никогда не смотрели прямо. Конечно, и взгляды были другие — искоса, любопытные, немного смущенные, и уж точно — без той строгой властности, которой окатила гостей ведьма.

Но сомнений не было. Зато сразу появилась куча вопросов.

— Ну что, полегчало? Идем? — предложил он спутнице.

— Да, сейчас… — очнулась она и примерилась, чтобы запрыгнуть на ступеньку выше.

— Ну брось, что я тебя, еще пару саженей не пронесу? — Дмитрий поймал беглянку за локоть и легко поднял на руки. — Дверь только подержи.

Сени в доме оказались чистыми и пустыми. Пол устилали плетеные соломенные коврики, с одной стороны стояла низкая лавка, с другой была ниша, занавешенная парой льняных полотнищ. Дверь в следующую комнату была распахнута настежь, но проход закрывала штора из ниток, унизанных деревянными бусинами, так что свет в сени оттуда пробивался, но разобрать, что происходит внутри, не получалось. Сбоку от порога стояли легкие кожаные тапочки, явно мужские.

— Погоди, разуться надо, положено, — предупредила Анна своего спутника. — Да и грязи натащим, вон сапоги какие.

Он не стал возражать, только пожал плечами и опустил ношу на лавку. И если сам Косоруков с сапогами управился достаточно быстро, то у девушки со вторым возникли предсказуемые затруднения. Морщась и кусая губы, она пыталась стянуть обувь. И, наверное, справилась бы сама, перетерпев, но смотреть на это было больно, и Дмитрий не выдержал, опустился перед ней на колено:

— Давай помогу. Ты так совсем себе ногу покалечишь. Ах ты ж, зараза. Опухла, кажется, надо было все-таки сразу снять…

Анна согласно вздохнула и на всякий случай изо всех сил вцепилась обеими руками в лавку так, что пальцы побелели.

Но ничего, управился, и получилось гораздо аккуратнее, чем у нее, и не так больно. Не то просто ему было удобнее, не то она сама отвлеклась от боли в ноге на горячую ладонь, сжавшую ногу под коленом, и вид мужчины перед собой.

Нет, с этим точно надо что-то делать. Или постараться выкинуть из головы, или, что звучит гораздо приятнее, убедить охотника остаться навсегда. С ней, конечно, а не просто так. А для этого первым делом стоило с глазу на глаз переговорить с Джией, благо вот она, под рукой.