Считая шаги (СИ)

Это началось еще в ее скромной квартирке, когда вокруг порхали стилисты, во главе с Джейн, творя свое волшебство. Приняв все за волнение перед предстоящим выходом в свет, Эмма отмахнулась от тлеющего и горячего содрогания всех внутренностей. Ладони потели, мысли путались и легкая улыбка то и дело мостилась на губы Эммы помимо воли.

И вот сейчас, ей стала очевидна причина этих переживаний. Никогда эта девушка прежде не теряла головы от мужского внимания, хотя по работе приходилось общаться с разной публикой. Умные, очаровательные, красивые, брутальные, интересные мужчины не были для нее в новинку. Она умела абстрагировать и профессионализм не позволял видеть ни в одном из них нечто большее, чем клиента.

Стоило на мгновение остаться наедине со своими мыслями и в голове всплыл образ Ллойда. Он не шел из головы.

Вчера Ллойд все же отвез ее домой. Ллойд не позволил себе ни одного лишнего движения, хотя Эмма жаждала его прикосновений каждой клеточкой тела. Они еще долгое время стояли на тротуаре, рядом с его машиной. Никто не решался первым уйти.

Ллойду предстояла поездка в Чикаго на неделю с лишним и он настаивал, чтобы увидеться с Эммой перед отъездом. Она завороженно покачала головой, и ветер бросил ей в лицо прядь волос. Подняв руку, Ллойд едва касаясь убрал ее с лица девушки, медленно пропуская их между пальцами.

Едва дыша, Эмма напомнила про прием у Селестино и по ее лицу было видно, что она немало огорчилась, поняв, что не сможет пренебречь приглашением Мэдсена.

Тогда, позволь мне забрать тебя после приема. У меня есть неплохая идея и я надеюсь получится удивить тебя.

Поверь для этого много не надо, — улыбнулась Эмма, не сводя глаз с лица Ллойда. Им можно было любоваться бесконечно.

Тогда договорились? — Ллойд действительно сомневался даст ли Эмма согласие. Ее поведение трудно было предугадать и эта балансировка на грани играло жестокую шутку с нервами, вытягивая их буквально в струну.

Да. Но не раньше двенадцати, хорошо?

Ллойд просиял, из его глаз мгновенно улетучилась настороженность и он едва склонил голову, соглашаясь на любые условия.

Он не сел в машину, пока Эмма не скрылась в подъезде.

А она, припав к стене спиной, пыталась восстановить дыхание, чувствуя как пылают щеки, а грудь раздирает истома. Эмма еще долго там стояла, пытаясь понять в какой момент задача от Фло и Арти затащить этого красавца в постель, стала обрастать всеми условиями для съемок очередной Золушки.

Впав в полную прострацию, Эмма пришла в себе, когда гостей начали обслуживать официанты. Она обвела взглядом всех, кто сидел за столом и дойдя до Стива, подкатила глаза. Он до сих пор на нее пялился. Его реакция ничуть не удивила.

Знакомый вожделеющий блеск читался без труда. Мужчины слепы и пока в них не тыкнешь очевидными достоинствами, а сами их раскрыть в женщине не в силах.

Перед Эммой опустилась тарелка и она едва не взвизгнула от восторга.

Не может быть так все хорошо!

На первое подавали омаров.

Характерные мясистые хвосты, были уложены поверх сложного гарнира. Эмма быстро пробежала глазами меню и все взвесив, решила не теряться.

Официант почувствовал, что рукав его белоснежного фрака трещит по швам.

Девушка с ангельской внешностью, вцепилась в него с недюжинной силой, кивком головы призывая наклониться, чтобы что-то сказать.

С невозмутимым видом, официант склонился над гостьей.

Солнце мое, вот то, что дальше в меню после омаров….

Это лобстеры, — мягко поправил он.

Не суть! Вот мне то, что дальше в меню не приноси…. Хорошо? Мне нужны только омары.

Лобстеры, — упорствовал паренек.

Ты меня понял! — Эмма очаровательно улыбнулась.

Как пожелаете, — растаял парень и освободившись от хватки этого хрупкого на вид создания, удалился с невозмутимым видом.

Оливия невольно подслушала этот диалог и Эмма это прекрасно осознавала. Наверняка, эта утонченная леди пребывает в шоке, от подобной бестактности, но посмотрев на свою соседку, Эмма встретила все ту же добродушную улыбку.

Я их просто обожаю! — пояснила Эмма с виноватым видом. Она сделала, глоток шампанского и в очередной раз поразилась его отвратительному вкусу.

Миссис Грэнсон кивнула и только шире улыбнулась.

Вы весьма непосредственны, Эмма и очаровательны.

Благодарю.

И позвольте посоветовать Вас Гранд Анне. Я тоже не люблю Периньон.

Это Периньон? — Эмма покосилась на свой бокал, испытав разочарование. За что же тогда все хвалят эту кислятину?!

Увы, — пожала плечами миссис Грэнсон и шепнула своему официанту, чтобы Эмме заменили бокал.

Спасибо, миссис Грэнсон. Я немного нервничаю и одна надежда была на то, что шампанское спасет положение. Вам, наверняка, не в первой быть на подобных приемах, а для меня это невероятный стресс.

Что ж… Весьма занятно. Дело привычки. Я выхожу в свет более тридцати лет. Скука смертная… А Вы внешне воплощенное спокойствие. Отлично держитесь! Вы бы понравились моему старшему сыну Бенджамину. Он жаден до людей, которые не боятся быть самими собой. Жаль, что его практически невозможно оторвать от работы.

Оливия пожала плечами.

Гости принялись за угощение и, кажется, этот вечер просто не мог стать лучше. Эмма наблюдала за людьми, потягивала шампанское и смаковала лобстеров, испытывая твердое намерение объесться ими сегодня.

Но эти планы были грубо нарушены. Рука Стива Грэнсона была протянута так не вовремя. Он приглашал на танец.

Позволишь? — он наклонился слишком близко, полностью игнорируя недовольное выражение лица Мэдсена.

А нельзя позже? Убери руку! У меня тут омары и я не выйду из-за стола, пока их не доем, — прошипела Эмма, едва сдерживая негодование. Но шесть пар глаз уставились на нее, следя за каждым движением.

Дались тебе эти омары, никуда не убегут. Я настаиваю!

Чертовы манеры! Здесь их стоило придерживаться и сцепив челюсти Эмма выдавила улыбку.

От Стивена изрядно несло крепким алкоголем. Присоединившись к еще нескольким танцующим парам, он крепко прижал к себе Эмму, обхватив одной рукой за талию.

Кто бы мог подумать, что ты такая…, - прошептал Стив, едва не касаясь губами ее уха.

Эмма попыталась немного его отодвинуть, но безуспешно.

Какая такая? — ее недовольный тон Стив проигнорировал.

Ты слишком хороша…, - пояснил он со вздохом. — Почему всегда так не выглядишь?

Чтобы избежать встречи с такими милыми людьми как ты.

Ой, да брось… Мы знакомы уже сто лет. А Джейсон знает, какой лакомый кусочек он потерял?

Комплименты у тебя сомнительные и я бы не хотела разговаривать о Джейсоне.

Ну, конечно…, - слащавая физиономия Стивена растянулась в наглой улыбке. — Так значит, ты сейчас с Мэдсеном? Крепкий орешек. Поздравляю!

Не неси чепухи! Мы общаемся только по работе?

Неужели?! Ты хоть видишь, как он на тебя смотрит?

На меня многие сейчас смотрят, но только ты один позволяешь себе лишнего, — Эмма снова попыталась его одернуть.

Оркестр плавно проиграл пассаж и смолк. На сцене погас свет, чтобы через секунду зажегся всего один прожектор, выхватывая из полутьмы Мартина Брина, который сидел на высоком стуле перед микрофоном.

Послышались мягкие звуки двух гитар игравших в унисон. Через несколько тактов, они разошлись по партитурам и бархатистый голос мужчины запел на португальском песню Гаетано Велозо Escandalo.

Стивен почувствовал, как кто-то прикоснулся к его плечу.

Позволите? — Хьюго Селестино не дождавшись ответа, перехватил запястье Эммы и Стивену не оставалось ничего другого, как следуя манерам откланяться с натянутой улыбкой.

Кажется, я Вас спас, — выдал он свой вердикт Селестино.

Держась на положенном расстоянии от партнерши, Хьюго всмотрелся в лицо девушки и прочитал на нем явное облегчение и растерянность.

Вы не производите впечатление прожженной светской львицы. То и дело, Ваше лицо сияет от восторга, а это чувство положено тщательно скрывать, дабы не произвести впечатление простушки.

Вы проницательны, сеньор… Ох, простите! Хьюго…

Так то лучше! Так значит Вы дизайнер. Мэдсен Вас хвалит. А что Вы сами скажите о своих способностях?

Я не самоуверенна и хвалить себя не умею.

А зря! Упускаете такой момент…, - Хьюго иронично скривился, но его глаза все также блестели и были полны странной печали, будто он успел дважды разочароваться во всем, что вмещала в себя жизнь. — Вы скромничаете, милочка и если будете теряться, Вас сожрут сегодня же на десерт. Позволите совет?

Вопрос риторический, — ответила на сарказм Эмма.

Верно! Выкиньте из головы эти опасные иллюзии на счет приличий и добрых чувств. Нет ничего опаснее доверия, ничего губительнее понимания и страшнее любви. Знаете, во что я свято верю?

Догадываюсь, но хотелось бы услышать от Вас.

Деньги и секс! Это старые верные друзья, которые держат на коротком поводке весь мир. Они не предадут, всегда поддержат и порадуют, а все прочее ширма для лицемеров. Я к чему веду… Для меня очевидно, что Вы восхищаетесь моим творчеством и мною лично. Мэдсен пытается произвести на Вас впечатление и то, что он нас познакомил должно сыграть ему на руку в ближайшее время при попытке Вас соблазнить.

Мы с мистером Мэдсеном…, - Эмма попыталась объяснить, что Хьюго ошибается.

Нет, нет… Дослушайте! Это Вы себе расскажите про деловые отношения с ним. Для меня наше знакомство забудется завтра же. Вы очень красивы и довольно неопытны, судя по всему, а что еще хуже, совершенно не искушены… Поэтому поясню… Чтобы заинтересовать меня, Вы можете хоть из кожи вон лезть. Имя я себе сделал не благодаря своим красивым глазам и харизме. Талант! Я ищу в людях только талант. И только эту монету я принимаю, разменивая свое время. Только так и не иначе меня можно заинтересовать. Ну, и не следует забывать о выгоде. Я бизнесмен и каждый мой шаг это холодный расчет на получение прибыли. А потому, задавая вопрос о Ваших способностях, я рассчитываю на неординарный подход, эксклюзив и штучный товар, а не вялые слова об отсутствии самоуверенности. Вы верно думаете, что деньги всех портят и я не исключение.

Каюсь, мелькнула такая мысль.

Нет, Эмма. Если человек сволочь, то с деньгами он станет просто богатой сволочью. А лично мне деньги подарили свободу быть самим собой и не притворяться хорошим и воспитанным человеком, как многие из присутствующих здесь. Потому то, мысли о том, насколько Вы хороши в постели мелькают у меня каждые пять секунд, — Хьюго посахарил свою речь сомнительным комплиментом, чтобы немного ошарашенный вид Эммы схлынул.

Вы весьма откровенны. Позвольте поинтересоваться, а кто же тогда Вас удивлял в последнее время?

Даже минуту на размышления не возьму, — не моргнув глазом ляпнул Хьюго. — Минь Кейто!

Кейто? — Эмма не поверила своим ушам.

Слышали о ней?

Разумеется.

Я не могу выйти на нее. Несколько месяцев тщетных попыток отследить ее в сети, привели к неудачам. Но бьюсь об заклад, эта темная лошадка живет не в Корее. У нее слишком развязаны руки, а в этой стране девочку давно бы повязали. Но ее работы это нечто. Уникальный подход. Вы видели, что она сотворила с пентхаусом в Лиссабоне?

Да, удивительного таланта человек, — Эмма поразилась насколько Селестино восторженно отзывался о кореянке.

Вот ее бы я взял к себе без раздумий, даже если бы она мямлила и пускала слюни. Итак, если Вам есть чем меня заинтересовать, буду рад ознакомиться с материалом.

Рука Хьюго нырнула во внутренний карман пиджака и он незаметно вложил Эмме в пальцы визитку.

Номер личный. Это все, что я могу Вам предложить. Дело за малым, — он с видом истинного джентльмена проводил девушку до ее столика и похлопал Мэдсена по плечу.

Санта умер, единороги повесились, зубная фея наглоталась таблеток… Грубые и откровенные слова Хьюго Селестино пульсировали в голове Эммы в разделе «жестокая правда».

Крепко сжав визитку, Эмма почувствовала, как ее мутит и залпом осушила бокал шампанского.

Эмма, Вы в порядке? — Мэдсен участливо повернулся к девушке. В его голосе слышалась неподдельная тревога.

Все хорошо. Слишком много впечатлений и мне надо немного перевести дух. Спасибо, мистер Мэдсен.

Ну, что ж… Если легче не станет, только скажите и я увезу Вас отсюда.

Эмма благодарно кивнула и едва улыбнулась столь трогательной заботе. Это внимательный и деликатный человек никак не вписывался в слова Хьюго и Эмма твердо решила послать всех к черту при малейшей возможности и сбежать с этой ярмарки тщеславия.

Она отсиделась за столом, отвергая многочисленные приглашения потанцевать. Официант исправно подносил ей новые порции лобстеров, пока Эмма не поняла, что еще кусочек и платье просто порвется при очередном вдохе.

Она затюкала свой телефон проверяя время. С одиннадцати, оно словно остановилось. Уже не радовал ни прием, ни музыка, ни еда, ни роскошный наряд.

Заметно погрустнев, Эмма подхватила клатч и отправилась в дамскую комнату. Широкий коридор, отделанный черным мрамором имел много ответвлений. Здесь было тихо и витал более свежий воздух. Не пахло бешеной смесью дорогих духов и не гудели голоса.

Эмма, задержалась у окна, чтобы полюбоваться ночным городом, как вдруг ее грубо схватили и припечатали спиной к стене, затаскивая в темный угол. Это был Стивен.

Не теряя времени, он впился поцелуем в губы Эммы, не дав ей возможности и пискнуть. Она попыталась его ударить, но он уже начал задирать ей платье. Чувствуя, насколько он возбужден Эмма дернулась и ее нога оказалась в аккурат рядом с его мужским достоинством. Резкий удар и онемев от боли он повалился на пол, схватившись руками за причинное место и изрыгая ругательства.

Мразь, — процедила сквозь зубы Эмма. — Попробуй только прикоснись ко мне еще раз.

Она медленно поправила платье и отдышавшись вышла из темного тупика, стараясь усмирить сердце, удары которого отдавали в ушах. Не стоило придавать ситуации излишнего трагизма.

Эмма со счет сбилась, сколько раз она бывала в подобных ситуациях, пока не поняла, что внешность совершенно не играет ей на руку. Стивен порядком набрался и явно не контролировал себя. Наверняка, завтра даже об этом и не вспомнит. Он получил по заслугам и Эмма довольно быстро пришла в себя.

Вернувшись за столик, Эмма еще раз глянула на телефон. До полуночи оставались считанные минуты и в голову пришла отличная идея.

Миссис Грэнсон, можете мне помочь? — она повернулась к женщине, которая только что вернулась к столику, чтобы перевести дух от танца с мужчиной, который ее сопровождал весь вечер.

Что-то случилось?

Хочу сбежать с этого приема по-раньше!

Как я Вас понимаю, — улыбнулась Оливия, поняв, что девушка совершенно очаровала ее.

Сможете отвлечь от меня мистера Мэдсена, буквально через минуту?

С большим удовольствием!

Отыскав Мэдсена, Эмма рассыпалась в извинениях и сослалась на банальную головную боль.

Хорошо. Я отвезу Вас домой, — Мэдсен решительно кивнул, даже не возразив.

О, Райан. Я тебя искала! — в игру вступила Оливия, подхватив Мэдсена под руку. — Ты обещал познакомить меня с мистером Брином.

Мистер Мэдсен, не хочу Вас отвлекать! — Эмма почувствовала, как в клатче завибрировал телефон. Значит Ллойд уже ее ждет.

Сердце тут же сладко сжалось от предвкушения.

Оливия подмигнула Эмме, чтобы та скорее исчезла и девушка благодарно кивнула своей спасительнице.

Ускоряя шаг, Эмма вышла в огромный холл, где несколько гостей наслаждались тишиной и свежим воздухом. Двери на улицу были распахнуты и холодный воздух беспрепятственно проникал внутрь. Проходя мимо внутренней колоннады, Эмма обвела взглядом присутствующих и достала телефон, чтобы позвонить Ллойду.

Едва прошел первый длинный гудок, он появился в дверях. В спину ему светили уличные фонари, скрывая лицо полутенью. Его высокая, красивая фигура так и застыла. Черный смокинг сидел как влитой, а на лице на секунду промелькнуло удивление, чтобы тут же смениться сдержанной улыбкой.

Ллойд с нетерпением ждал встречи и надеялся не наткнуться на знакомых, которых здесь было пруд пруди. Он пунктуально прибыл в назначенное время и решил зайти внутрь отеля, чтобы встретить Эмму, как вдруг телефон зазвонил, но ответить Ллойд не успел.

Она шла к нему навстречу, девушка, которая вчера поразила его своей красотой, а еще раньше привлекла непосредственностью и смешливостью. Сегодня она была богиней, которая тревожно искала его глазами и когда нашла, ее лицо озарилось невероятной улыбкой.

Гибкая, стройная и не реальная, она на ходу укуталась в манто и даже успела чертыхнуться, когда зацепилась каблуком за платье.

Ллойд смотрел на нее, как зачарованный и очнулся лишь тогда, когда этот дивный мираж назвал его по имени.

Тебе идет смокинг!

Опять опередила с комплиментами!

Эмма остановилась в шаге от Ллойда, который не сводил взгляда с нее. Она стушевалась и покраснела. В глазах этого мужчины бушевало настоящее пламя и читалось неподдельное восхищение.

Как же ты хороша!

Благодарю, — Эмма театрально склонила голову и волосы тяжелой волной качнулись к ее плечу. Ллойд снова невольно ею залюбовался и протянул руку. Вложив свои пальцы в его ладонь, Эмма не отказала себе в удовольствии сделать это медленно, наслаждаясь этим сдержанным прикосновением. Она подняла на него взгляд и заметила, что он стал серьезен, а глаза скользнули по ее губам.

Этот момент отпечатается в ее памяти навсегда, потому что именно сейчас Эмма поняла, что значит влюбиться со всей страстностью. Сопротивляться этому чувству просто не было больше сил. Отдавшись на милость судьбе, Эмма почувствовала, как Ллойд сжал ее руку и повел за собой, украдкой кидая взгляд.

Ему уже не хотелось никуда везти эту женщину, которая плавила его сердце одной только улыбкой. Он не хотел смотреть на дорогу, а только на нее. Он с ужасом думал о предстоящей командировке, которая не позволит видеть ее каждый день. Эта горькая мысль, едва не выдавила из него мучительный стон.

Не расскажешь куда мы едем? — нарушила молчание Эмма.

Тогда какой из этого сюрприз? — послышался хрипловатый голос Ллойда.

Если честно я не люблю сюрпризы, — возразила Эмма, чувствуя, как по всему телу пробежали мурашки. Она тяжело дышала. Казалось, что воздух между ними буквально раскаляется. Нежнейшее манто, стало душить.

У меня эксклюзивный пропуск на выставку античного и современного искусства в Эвери Фишер Холл. И в данный момент, там сейчас проходит репетиция одного из лучших оркестров Европы. Дирижер, мой хороший приятель.

Эмма пошла бы сейчас куда угодно за этим мужчиной, который упорно пытался не ударить в грязь лицом, даже не подозревая, что она не услышит ни звука и не оценит красоты экспонатов. Ее мир уменьшился и принял вполне четкие очертания, удивительного мужчины по имени Ллойд.

10 глава

Эвери Фишер Холл, был расположен в Линкольн плаза. Этот грандиозный культурный комплекс включал в себя 12 зданий.

Ночью, величественные фасады из золотистого мрамора, подсвечивали и казалось, они изнутри сияют теплым пламенем, будто гигантские камины.

Вот уж действительно светоч, во всех смыслах.

Ллойд частенько выбирался сюда, чтобы насладиться джазовой и классической музыкой. Филармонический оркестр считался одним из лучших в штатах.

Театр его не так прельщал. Там были слова, чувства, балансирующие на грани, неправдоподобные, утрированные, каких никогда не бывает в реальной жизни. Музыка была Ллойду намного ближе, она никогда не навязывала определенных переживаний, вытягивая из души каждого тонкие нити с нанизанными на них переживаниями, спрятанные настолько глубоко, что человек даже не подозревает о их существовании.

Эмма никогда не была здесь ночью. Мягкий, оранжевый свет сочился из огромных окон, которые делали здания невесомыми на фоне черного зимнего неба. Она замерла около фонтана, расположенного в центре архитектурного ансамбля, но Ллойд уверенно взял Эмму за руку и повел в сторону Метрополитен-опера.

Не стоит мешкать. Нас ждут! — его тихий густой голос едва заметным эхом разлетелся среди колоннады.

Кто? Все давно закрыто!

Я же обещал сюрприз, — без тени самодовольства Ллойд взглянул на Эмму любуясь, как мягкий свет плавно скользит по ее лицу.

Красивые брови девушки иронично изогнулись, она едва приоткрыла губы и покачала головой, выражая сомнение.

У тебя круглосуточный вип-пропуск или Питера Гельба хорошо знаешь?

Гельб птица гордая и любит порядок, а наш ночной визит явно не вписывается в его представление о последнем, — Ллойд подошел к центральному входу и к дверям с противоположной стороны тут же подоспел охранник, который важно кивнул. Мужчина распахнул двери. — Но с Джеймсом Ливайном я действительно знаком.

Эти слова не произвели на Эмму особо впечатления. Она восприняла сказанное как должное и Ллойд окончательно перестал понимать, что сможет ее удивить. Совершенно очевидным было, что для Эммы не чужды громкие имена и фамилии, но это было общение с высшим светом на правах человека, который будет привязан к сфере услуг и никогда не будет ровней. Что, впрочем, абсолютно не мешало и не коробило ее, вызывая невольное восхищение.

Добрый вечер, Стэнли, — Ллойд пожал руку охраннику.

Давно тебя не было, — темнокожий охранник широко улыбнулся.

Джеймс на репетиции?

А где же еще!? Загонял подчиненных совсем. Мисс, — важно кивнув в знак приветствия Эмме, охранник переглянулся с Ллойдом. Было заметно, что он сдерживался чтобы не прокомментировать ситуацию, но такт взял верх. — Ну, что ж проходите. И да, Ллойд! Правила ты знаешь!

Конечно.

Ну, тогда, желаю хорошего вечера!

Спасибо, Стэнли.

Эмма была рада, что внимание Ллойда переключилось на другого человека. То, как он на нее смотрел просто выбивало землю из под ног, а она и так на них едва держалась, колени дрожали и бывалая старая подруга неуверенность смазывала всю картину.

Морозный воздух улицы лишь на время прогнал жар, который буквально плавил все внутри.

Благо, что сейчас можно было отвлечься. Величественный холл, кружил голову высотой стен. Эмма никогда не ходила в театр, не видела ни одной оперы. Она любила музыку, но не понимала почему надо отдавать бешеные деньги, чтобы ее послушать, сидя на жестких креслах без возможности сменить композицию, если та не придется по вкусу.

В здании было тепло и мех, в который была укутана девушка быстро согрел, разрумянив щеки. Нащупав застежку, Эмма сняла манто погрузившись в изучение интерьера. Она любовалась классической отделкой, подмечая мелкие интересные детали и отмечая необычные подходы к отделке.

Здесь потрясающе красиво, — едва прошептала она, словно разговаривая сама с собой. Ее взгляд мягко скользил по барельефам, лепнине и колоннам, пока она снова не встретилась с глазами Ллойда и задержавшись на несколько секунд дольше смутилась окончательно. Его лицо было серьезным, он стоял излучая уверенность, силу, стройный и высокий, восхитительно красивый в элегантном смокинге.

Идем. Обещаю, тебе понравится, — его голос едва осекся.

Они медленно шли по длинному проходу в полной тишине, лишь издалека были слышны плавные пассажи музыки, которые разбегались по пустынным залам, наполняя их чем-то эфемерным и волшебным.

Кстати, как тебе Селестино? Удалось познакомиться? — Ллойд нарушил молчание.

О да! Удалось… Этот человек, просто апогей цинизма и вызывающей откровенности. А ты с ним знаком?

Пересекались несколько раз по работе, — уклончиво ответил Ллойд. — Да, Хьюго не любитель пустых светских бесед и даже в неформальной обстановке, он будто отсеивает невыгодных ему людей и не подпускает к себе ни на шаг. Как он сам любит говорить, у него каждая минута на вес золота.

Ллойд произнес это со странным выражением: то ли разочарование, то ли обида сквозили в его словах.

Да… Счет шел на минуты. Наш разговор проходил в странном ключе и я так и не поняла он меня оскорбил или похвалил.

Да… — Ллойд согласно кивнув. — В этом весь Хьюго Селестино. Ты разочарована?

Какой в этом смысл? Мои ожидания — мои проблемы. Мало ли что я там напридумывала у себя в голове, я стараюсь принимать людей такими какие они есть и грубость не самое худшее, чего можно ожидать…

Эмма схватилась за этот разговор, как за соломинку, которая ее едва удерживала от безумного желания не отрываясь смотреть на мужчину, который шел рядом. Он него потрясающе пахло, голос дразнил, а глаза сводили с ума. Но ведь красота для Эммы не в новинку. Она судорожно копалась в себе, желая найти нечто, что не давало ей покоя.

Стив, Мэдсен и даже Селестино в свои тщательно скрываемые пятьдесят… Они могли вскружить голову любой девушке и Эмма не чувствовала себя так странно, хотя любого из них можно было записывать в красавцы.

Но Ллойд таил в себе нечто не поддающееся описанию, это его странная сдержанность, удивительная манера говорить коротко и емко, ловко переплетая слова. Он держался, как истинный представитель высшего света, но не чурался здороваться за руку с простым охранником.

Ну, а как тебе сам прием?

Ох… Красиво, утонченно, разумеется, там был Мартин Брин, мэр, Анита Паклин и Джерард Сойер… Уже на них мои глаза едва не ослепли. Все было слишком, слишком…, - мимика Эммы снова ожила, плечи расправились, будто она забыла, что режим смущения включен на полную. — Слишком, понимаешь? Но не чересчур….

Ллойд тихо рассмеялся.

Понимаю.

Музыка становилась все громче и распахнув широкий позолоченные двери, Ллойд с удовольствием услышал, как Эмма ахнула.

Огромный зал был пуст, стройные ряды и портеры отдыхали от посетителей, а музыка витала и пропитывала воздух так, что казалось его можно мять руками.

Музыканты были одеты в удобную одежды, ни фраков, ни вечерних платьев. Дирижер стоял спиной к центральному проходу в джинсах, кедах и свитере.

У них сейчас новая программа, призванная открыть слушателям новые произведения. Некоторые из них весьма неожиданны, учитывая кто написал музыку.

Эмма почувствовала, как Ллойд наклонился к ее уху, стоя сзади. Он нашептывал ей слова тихим вкрадчивым голосом и его дыхание щекотало ей кожу, от чего внутри все стянуло в тугой узел, а из легких вышел весь воздух разом.

Музыка не прервалась ни на секунду, когда они вторглись на репетицию. Оркестр исполнял классическую композицию, которую Эмма ни разу не слышала. Пассажи волнами расходились и стихали, после чего пошли такты с более динамичным и тревожным ритмом.

Заметив, как кожа девушки покрылась мурашками, а из груди вырывались неровные, короткие вздохи, Ллойд с упоением понял, что видимое равнодушие Эммы, это способ контроля. Он прекрасно понимал, что его сюрприз удался по ее полуоткрытым в удивлении губам и неподдельному восторгу.

Благодаря небеса за то, что на них никто не смотрит, Ллойд с трудом вспоминал, что он там дальше напланировал. Сейчас он готов был послать ко всем чертям и свою командировку и целомудренные намерения.

Музыка стихла. Дирижер сделал некоторые замечания и последний отрывок оркестр проиграл еще раз.

Вальс Хопкинса, — донесся голос со сцены и музыканты зашуршали нотами в поисках нужной партитуры.

Раздался стук дирижерской палочки о пюпитр. Музыканты замерли, будто шла калибровка и синхронизация, дирижер едва приподнял плечи и сделал плавное, призывающее движение.

Мгновенно, послышался глухой струнный басс, эту осторожную вальсовую поступь в три четверти подхватили фаготы тенорового регистра и с третьего такта задрожал более звучный и густой звук фагота, играя сольную партию. Аккомпанементу начали вторить щипковые струнные и вступили скрипки, заливая печальной мелодией все вокруг. Она нарастала и в итоге перешла в форте, стилем напоминая душераздирающие творения Джо Хисаиши.

Эмма восторженно вздохнула, чувствуя, как эти дивные звуки копошатся в душе и вытаскивают наружу самые теплые чувства и тоску.

Внезапно Ллойд протянул руку приглашая на танец.

Эмма улыбнулась едва сдерживая слезы. Мелодия была подхвачена духовыми, нарастая по сложности, но сохраняя основной мотив.

Ллойд явно умел танцевать и не позволил себе фривольной близости, но рука, которая легла на талию Эммы на мгновение отвлекла ее от музыки.

Замерев на секунду, он качнулся в сторону и повел девушку в танце. Никаких сложных пассажей и пируэтов, но классическая простота вальса закружила зал, от чего Эмма окончательно перестала различать, что реально, а что превратилось в волшебство. Ллойд не сводил с нее глаз и казалось, сговорившись с прекрасными звуками, норовил ввести Эмму в состояние транса.

Она и не сопротивлялась, полностью отдавшись его движениям и послушно следуя за каждым его шагом. Впору было начинать молиться, чтобы этот Хопкинс расписал партитуру листов на двадцать, но, вот прозвучали последние торжественные аккорды и мелодия тихо сошла на нет.

Танцующая пара все же привлекла внимание и многие музыканты заулыбались, когда музыка стихла, а двое застыли, не в силах разомкнуть скромные объятия. Джеймс Ливайн обернулся, чтобы разглядеть тех, кто потревожил священное действо репетиции и тепло улыбнулся, признав в высокой фигуре мужчины, облаченного в смокинг, своего друга, который свято клялся, что не помешает процессу ни звуком.

Джеймс не посмел разбить словами эфемерную обстановку и без труда принял единственно верное решение.

Еще раз, друзья мои!

Ллойд хотел было улыбнуться тому, насколько был проницателен мистер Ливайн, но не в силах был пошевелиться чувствуя, что сдерживаться больше не в силах. Губы Эммы манили и ее гибкое тело, такое послушное и легкое сводило с ума своей близостью. Ее рука скользнула по плечу Ллойда и задержавшись на мгновение в нерешительности поднялась в его лицу. Большего поощрения и требовалось.

Звуки вальса вновь задрожали.

Будто повторяя робкие шаги музыки Ллойд склонился и едва прикоснулся к губам Эммы, пробуя их на вкус. Ее глаза в блаженстве закрылись, от ресниц легла чарующая тень и он притянул ее к себе, заключая в объятия. Эмма утонула в его сильных руках, запустив пальцы в короткие волосы, она притягивала голову Ллойда к себе сильней.

Задохнувшись в поцелуе, эти двое буквально забылись, чувствуя, что желание накрывает их с головой, раздирая все внутри. Не в силах оторваться друг от друга, на долю секунды Ллойд с неохотой отстранился от мягких губ, услышав деликатное покашливание, доносившееся со сцены.

Музыка давно стихла и восемьдесят человек с улыбкой до ушей, полной тишиной призывали своих стихийных слушателей вернуться в рамки приличий.

Эмма залилась краской, чувствуя, что со звериной силой вцепилась в лацканы пиджака.

Не хочешь присесть? — предложил Ллойд. — Чувствую, будет мне взбучка, от мистера Ливайна.

Обоим нужно было успокоиться.

Музыканты закопошились снова с нотами. Эмма с благодарностью опустилась на сиденье, обитое красным сукном. В голове так и вертелся вопрос о возможности отложить командировку, которая предстояла Ллойду, но это были мысли, которым было не суждено никогда явиться свету, облаченными в слова. В груди уже едва ли не саднило и она с отчаянием посмотрела на Ллойда, с удивлением осознав, что ее чувство взаимно.

Кажется нам нужно полноценное свидание, — поддразнивая, Ллойд наиграно скромно посмотрел на свои руки, после чего лукаво глянул на Эмму. Даже не прибегая к элементарному соблазнению, он являл собой дьявольское искушение, а теперь его полные желания глаза грозили просто расплавить самое каменное сердце и святые убеждения.

Благо что Эмма не была гордой обладательницей ни того, ни другого… Она призывно подняла подбородок и не сводя взгляда с его губ кивнула.

По полной программе?

Ллойд улыбнулся и почувствовал, что окончательно теряет голову.

Полнее некуда, — пообещал он, с трудом отмахиваясь от навязчивых и совершенно неприличных мыслей. — Будь неладна эта поездка! Извини, не могу…

Он запнулся на слове.

Эмма нахмурилась и ее вопрос растворился в его губах. Ллойд мягко притянул ее лицо, обхватив длинными пальцами шею Эммы. На этот раз поцелуй вышел короткий и от того более дразнящий.

Не смея больше мучать друг друга и сдерживая свои порывы они насладились отведенным им этим вечером временем, позволив единственную вольность — Ллойд не выпускал руки Эммы, нежно переплетя свои и ее пальцы.

Время пролетело слишком быстро. И без того подстраховав себя от опоздания на рейс, Ллойд заранее собрал нехитрый багаж, погрузив его в машину. Он должен был прямиком от Эммы мчаться в аэропорт Ла Гуардия.

Проводив ее до двери квартиры, где она жила, Ллойд будто зачарованный сорвал еще один поцелуй с ее губ. Она тихо засмеялась и провела кончиками пальцев по его щетине, не в силах поверить, что происходящее реально.

Ее пылающий взор Ллойд запечатлел в памяти в мельчайших потребностях и если бы знал, что видит эту женщину в последний раз, то проклял бы с радостью свои партнерские обязательства, работу и каждого, кто вклинился в этот процесс с возражениями.

Не подозревая ни о чем, Ллойд еще несколько секунд стоял и осмысливал события этого вечера. В опустевшем и обшарпанном коридоре громко щелкнул замок на двери. Бенджамин Ллойд Грэнсон вздрогнул, завороженно улыбнулся и почувствовал, что теряет голову.

Ллойд мог смотреть правде в глаза. И сегодня она была такова, что с непривычным чувством стоило признать, что он влюбился по уши.

11 глава

Комната утопала в полумраке. Оливия Грэнсон ждала гостя и заметно нервничала. Последний визит старшего сына порядком ее насторожил, посеяв в материнском сердце тревожное чувство. Бен редко бывал в родовом особняке Грэнсонов на Читтенден авеню. Так называемая община скалы, известная как «Дом Тыквы», балы жемчужиной Хадсон-Хайдс.

Оливия каждый вечер любовалась на открывающий из окна вид. Мост Джорджа Вашигтона, выделялся в ночи грядой огней расположенных, вдоль опор и подвисных тросов, Нью-Джерси мерцал на противоположном берегу, шумный с патологической бессонницей и суетой, прикрытый лишь парком Форт Ли.

Каждый божий день, Оливия ужинала в половине восьмого вечера, выпивала крохотную рюмочку бренди, принимала горячий душ, по ее опыту, ванна слишком быстро расслабляла и обходила весь дом, проверяя все ли на своих местах.

Она наслаждалась порядком, а требования хозяйки дома к обслуге были маниакальными. Умело обходясь без повышенного тона, показного недовольства и высокомерных слов о долге и обязанностях, миссис Грэнсон внушала уважительный трепет своему немногочисленному штату прислуги. Стремление к совершенству давно вошло в привычку.

Не хватая звезд с неба, Оливия не обладала особыми талантами и являла собой посредственность, которая скрашивалась покладистым характером и нечеловеческим терпением к невзгодам. Она будто состояла из способности сносить удары судьбы, что доказывал ее брак с жестоким человеком, и последующим десятком лет, после его кончины, когда на хрупкие плечи матери двух сыновей свалился крупный строительный бизнес мужа.

Времени на слезы не оставалось. Роберт был тираном и признавал все только самое лучшее, его устраивал только успех, в свой адрес он желал слышать только похвалы и принимать восхищение. Неуемное трудолюбие, амбиции и раздутое эго Роберта Грэнсона привели к процветанию компании. Не способный никому доверить свое детище, он положил на алтарь своего детища собственную жизнь.

Даже, когда у него родился сын, наследник, которому в будущем он готовился передать бразды правления, Роберт не видел в нем дитя, которому требовалось лишь любовь отца и немного внимания. Это был очередной этап личного плана Роберта Грэнсона, который был расписан до самой гробовой доски. И каково же было разочарование, когда выяснилось, что у мальчик отклонения в развитии — последствия затяжных и тяжелых родов. Это подкосило Роберта, но придало решимости и сжав зубы, он принялся ждать отведенное для его супруги врачами время восстановления, когда она вновь сможет забеременеть. Вся надежда была на рождение второго ребенка. «Нормального», как любил повторять Роберт, выплевывая это слово едва ли не по буквам, каждый божий день в лицо супруги, пока не родился Стивен.

Его появлением на свет изменило все. Глава семьи получил новую цель в жизни, оставив в покое жену и первенца.

Бен слышал, как отец хвалит брата за малейшие успехи, дает ему советы, балует и…любит. Мальчик даже привык, что его называют идиотом, хотя детский мозг, заточенный под справедливость на грани ее смысла, отказывался принимать горькую правду.

Мать сглаживала углы, как могла и всеми силами сокращала пропасть между своими деться, которую каждый день расширял и углублял их отец.

Оливия даже не смела надеяться, что ее муж каким-то чудом осознает, что Бен совершенно нормальный мальчик и своим брезгливым отношением к сыну, он усугубляет положение. Бену требовалось больше времени и усилий, занятий и внимания, но вместо этого, в детскую память врезались крики отца и рыдания матери.

Роберт дал имя первенцу в честь своего деда — Бенджамин, а мать назвала в честь любимого композитора Эндрю Ллойда Вебера.

Так оба родителя внесли первый раздор в сознание маленького молчаливого ребенка: традиции рода Грэнсонов и легкий, смешливый характер девушки, родители которой не могли похвастаться ни состоянием, ни достойной работой.

А потому после смерти отца, Бен первым делом попросил чтобы его звали вторым именем, которое дала ему мать. Он будто стряхивал с себя, все, что касалось отца. Отверг навязанное ему образование в престижном колледже, отказывался от денег, которые могли открыть перед ним любые двери.

В доме помимо миссис Грэнсон жил ее младший сын Стивен.

Учитывая огромную площадь особняка, Оливия скрипя сердцем ожидала, когда он последует за своим старшим братом, кинув ей сакраментальную фразу о том, что он должен жить отдельно дабы не тревожить заслуженный покой матери.

Бен ненавидел этот дом, стены которого были пропитаны горькими воспоминаниями. Он съехал, на квартиру, которую арендовал на скромное жалование, работая в муниципалитете. Жуткий клоповник в Бруклине служил его пристанищем почти год.

Оливия не могла надеяться на то, что и судьба компании будет небезразлична старшему сыну. Все ее чаяния были разбиты, когда Бен всерьез увлекся архитектурой. Супруг холодно относился к успехам старшего сына в школе, математический склад ума мальчика и выдающиеся успехи вовсе не изменили мнения отца о своем ребенке. Стивен не отставал по успеваемости от брата, но тут уже руку приложил отец, нанимая для него лучших репетиторов, тем самым, за уши притягивая успех.

Роберта не было в живых уже восемнадцать лет, но до сих пор все шло по его плану.

Стивен рвался к руководству компанией, но его идеи были скорее продиктованы тщеславием и не сулили блестящих результатов, а Бен полностью посвятил себя своему увлечению и полагаясь только на себя, создал небольшую фирму по проектированию, на пару со своим лучшим другом Томом Флэтчером.

Бенджамин сделал себе имя среди архитекторов, когда его проект офисного здания для крупной финансовой корпорации в Филадельфии произвел фурор.

Его детище вошло в список достопримечательностей штата Пенсильвания, авторитетные издания выпускали объемные статьи о молодом талантливом архитекторе, собирая по крупицам информацию о нелюдимом парне, который просто ненавидел журналистов.

Известность, за которой Бен не гнался вскрыла давно притаившуюся проблему, которая просто ждала своего триумфального появления. Не обделенный природой, высокий и неприлично красивый молодой мужчина, не знал, как ему справиться с чрезмерным успехом у женщин. Одна единственная его фотография в журнале, которая красовалась на обложке издания, стала причиной того, что весь тираж был раскуплен за 2 дня, а на редакцию обрушился шквал писем с требованиями рассказать о Бене Грэнсоне больше. Львиная доля писем, разумеется, была от представительниц прекрасного пола. Редактора журнала довели до мании преследования и в результате бедолага слег с нервным расстройством, едва отбившись от нечаянного успеха.

Как Бен не хотел, но ему приходилось посещать форумы, конференции и светские мероприятия, чтобы продвигать фирму. Где бы он не появился, на следующий же день бульварная пресса обязательно выпускала громкую статью об очередном скандале. Жены, невесты, дочери, все как одна потихоньку теряли голову, при виде скромного парня с внешностью, способной за секунду выбить из головы самую стойкую мораль и принципы.

Устав от настырного внимания, Бен деликатно отвергал откровенные предложения проворных светских львиц, томных дочек толстосумов и гламурных барышень, которых трудно было чем удивить уже в девятнадцать лет.

Предпочитая руководствоваться нехитрым правилом о гармонии ума и тела, женщины Бена, как одна были блестящими собеседницами, красивыми и утонченными. Такой подход, закрепил за ним репутацию ловеласа, только без проклятий, которые обычно следовали в адрес данной категории мужчин после расставания с очередной пассией. Женщины сами уходили от него, без скандалов, обвинений и обид, ведь Бенджамин никогда не обещал им больше, чем мог дать…

Однако, два месяца назад все изменилось…

Как обычно, Бен пропадал в своем офисе, как обычно он звонил матери через день, чтобы выслушать ее переживания, советы и разрозненное повествование о незначительных событиях, которые он одинаково пропускал мимо ушей, наслаждаясь лишь звуком родного голоса.

Все как обычно… Но встретившись, в очередной раз с сыном, Оливия впервые в жизни испугалась за него. Бен, всегда являл собой образец для подражания, но в просторном кабинете, который обычно пребывал в легком рабочем хаосе, Оливия увидела тень от своего ненаглядного мальчика.

Даже невозмутимая, как скала Роза Альбертовна, бессменная секретарь и охотница до затяжных разговоров с миссис Грэнсон на этот раз выглядела уставшей и подавленной.

Кабинет, был погружен в полутьму, что было особо удивительным. Бен всегда любил свет и обычно его можно было обнаружить за специальным столом, где он корпел над очередными чертежами, с закатанными по локоть рукавами сорочки и с изгрызанным карандашом в зубах. Хмурый и сосредоточенный, он всегда горячо увлекался очередным проектом. Его глаза лихорадочно горели, он мог замереть на пол часа и простоять, словно статуя без движения, улавливая за хвост идею или вдохновение…

На этот раз, он сидел за своим столом, закрыв лицо руками, а когда дверь за спиной Оливии захлопнулась, он устало вздохнул и откинулся на спинку кресла. Мать испытала прилив паники, когда свет упал на его изможденное лицо, будто сын не спал всю жизнь.

Его насмешливые глаза, полные страсти и блеска, всегда светились радостью при виде матери, но сейчас излучали забитое отчаяние и безнадежность.

Ллойд! — голос Оливии осекся и она осторожно подошла к сыну, зная, что он не отзовется, если она обратится к нему, с другим именем. — Бог мой, что стряслось? Ты здоров? Что за вид?

Мама, мне нужно кое что узнать… И. я, — он сдавил пальцами переносицу и с силой зажмурился. — Помнишь тот прием у Селестино?

О чем ты говоришь? Какой прием? При чем здесь…

Пожалуйста, выслушай и не перебивай, — в его голосе послышалось раздражение, которое будто сдерживалось из последних сил. — Ты видела там девушку….среднего роста, красивая, длинные волосы, золотистое платье? Ее зовут Эмма…

Создавалось впечатление, что эти слова буквально царапали горло Ллойда. Ему самому казалось, что он произнес их за этот месяц тысячи раз, погибая от отчаяния и злости.

Эйфория, которая едва позволяла его ногам касаться земли, стала сходить на нет, когда через несколько дней, после того как он отправился в Чикаго, Эмма перестала отвечать на его звонки.

До этого они разговаривали каждый вечер часа по два, с упоением, доброй порцией флирта и томления. Ллойд наслаждался ее смехом, если ему удавалось рассмешить Эмму удачной шуткой, ее голос немного подрагивал, когда она сдерживая волнение говорила о их грядущей встрече и свидании. Он же горячо обещал вырваться раньше, если только представится возможность и….

Вдруг.

Все оборвалось.

Нет, это были не просто долгие гудки без ответа. Бесстрастный голос в телефоне настаивал на том, что аппарат абонента выключен.

Но в этом не было никакой логики!

Перебирая у себя в голове малейшие детали их последнего вечера, Ллойд видел лишь глаза Эммы, полные желания и восторга. Ничего надуманного, фальшивого и лицемерного… Она выглядела такой счастливой, спокойной, ее тело трепетало и жадные поцелуи были красноречивым отражением тех же чувств, которые переполняли его самого.

Само по себе такое поведение не было свойственным для Бена. Оливия с трудом вспомнила вечер у Селестино, но к своему удивлению лицо девушки по имени Эмма, без труда всплыло в памяти.

Да… Мы сидели за одним столом. Я еще удивилась, что она знакома со Стивом. Это было невероятное совпадение…, - Оливия едва успела договорить, как Ллойд сорвался с места и пулей вылетел из кабинета.

Оливия ошарашенно оглянулась и в дверном проеме мелькнуло вытянутое от удивление лицо Розы.

Не может такого быть, чтобы Бен убивался за женщиной, хотя именно это и происходило. Более того, его интерес явно носил патологический, если не маниакальный характер.

В свое время Оливия даже желала сыну серьезных отношений, которые благотворно повлияли бы на его замкнутость. Но он всегда отшучивался, что еще не «нагулялся».

Погрузившись в свои мысли, миссис Грэнсон вышла из кабинета. Она вопросительно взглянула на притихшую секретаршу, но тут Роза зацокала языком и сокрушенно покачала головой.

Что с ним творится, Роза? Он давно такой?

Такой, нет…С неделю, а глаза у нас у всех начали дергаться чуть меньше чем с месяц назад.

Это все из-за девушки? Из-за этой Эммы? — Оливия нарочно выделила интонацией имя, отчего Розу передернуло, словно от доброго глотка касторового масла.

Это имя лежат на мне, как проклятие и уже вызывает стойкий рвотный рефлекс.

Расскажите, мне все что вы знаете.

Я знаю, что неделю сидела здесь, как собака привязанная к телефону в ожидании звонка от некой Дебби Сандерс. Эта особа должна была сообщить мистеру Грэнсону важную информацию об этой…. этой….девушке. Потом я, финотдел и бухгалтерия обзванивали все дизайн агентства, дизайн бюро, студии и даже, прости Господи, фрилансеров в сфере дизайна…. Мы теперь знаем всех женщин, по имени Эмма, кто работает в этой сфере! Кстати, слово дизайн, я тоже уже ненавижу! Фамилию ее узнать удалось по приглашению на прием к Селестино. Юристы обзванивали больницы, морги и вели переписку с полицией Нью-Йорка, чтобы признать некую Эмму Кейтенберг без вести пропавшей и объявить ее в розыск, но тут нас послали к черту, когда выяснилось, что мистер Грэнсон для «пропавшей» посторонний человек… Приказали ждать, когда объявятся родственники или работодатель, или кто-то, кто хорошо знает эту особу, чтобы понять в действительности она пропала или нет. Ох, миссис Грэнсон! Ллойд практически ничего не ест, не улыбается и не задерживается на работе, как обычно… Если не молчит, то рвет и мечет. Нервы на пределе у всех и работа, практически парализована.

Вы шутите?

Отнюдь! За шутку я приняла последнюю блажь мистера Грэнсона, который нарушил сроки по крупному заказу и потерял контракт. Вот это… уже было поводом, чтобы отстранить его от дел и мистер Флэтчер сейчас за главного, а ваш сын, кажется, сходит потихоньку с ума.

Последние слова Роза произнесла чуть ли не со слезами на глазах и Оливия, чувствуя, как холодные щупальца паники подступают к груди, твердо решила для начала во всем разобраться, а потом придаваться истерике.

Уповая, что ее мальчиком завладела временная блажь, Оливия и не ожидала, что будет всеми фибрами души ненавидеть красивую девочку, которая произвела фурор на вечеринке Хьюго. Ее ненаглядный сын не просто страдал, он бился в удушающей удавке по имени надежда, которая кромсала его все сильнее и сильнее с каждым днем.

Стивен ничем не помог Ллойду, объяснив знакомство с Эммой, тем, что она выполнила для него небольшой заказ и после приема, он ее больше не видел.

Горячечный взгляд брата тогда стух и Стивен настороженно распросил Ллойда, о том как тот познакомился с Эммой. Короткий рассказ, который брал начало в «ПепперКрим», закончился вечером в Линкольн центре и тревога Стивена схлынула. По его личному мнению, Ллойд утрировал свое беспокойство, но вслух произнести это не решился.

Стивена девушки называли не иначе, как «братом Ллойда Грэнсона» и это особо задевало его самолюбие. Масла в огонь подливал и тот факт, что сам Ллойд этого как будто не замечал.

И тут такой поворот событий! Эмма открылась с новой стороны и для Стива, когда он увидел ее и едва не потерял дар речи, тогда на приеме у Селестино, но под эффектной внешностью, скрывалась все та же колючка, которая любила язвить, есть и вечно торчала у компьютера.

Дверь внизу негромко хлопнула и Оливия, спустилась, чтобы встретить гостя.

Виктор тепло заключил, протянутые ему навстречу руки и с тревогой уставился в изнуренное лицо Оливии Грэнсон.

Все так плохо?

Он знал в общих чертах, о том что стряслось с Беном и не придавал этому значение. Дело молодое! Но по пустякам Оливия не имела привычки беспокоиться.

Я разговаривала с Тессой. Она настаивает на нашем активном вмешательстве. Бен уже на грани паранойи. В офисе у него сущий бардак и Флэтчер тоже бьет тревогу.

Я догадываюсь в каком ключе мне стоит повлиять на Бена, но не уверен, что это пойдет ему на пользу.

Он давно уже взрослый мужчина, готовый к ударам судьбы и в любовных делах я ему не советчик. Стивен тут не помощник, но вот к тебе Бен всегда прислушивался. Все, что от меня зависело, я уже сделала. Ему нужен именно мужской разговор без обиняков. Ты же знаешь его характер… Если вобьет себе что-то в голову, то пиши пропало, — Оливия вымученно улыбнулась.

Хорошо, — Виктор не стал спорить. — Пожалуй, сейчас и съезжу к нему…

Спасибо, Виктор. Прости, что втягиваю тебя в наши семейные проблемы…, - в голосе женщины звучала благодарность.

Глупости, я рад помочь!

От Виктора не укрылось, что Оливия хотела еще что-то добавить, но эта женщина давно привыкла скрывать слова, которые нужно было отпустить на волю, но по каким то причинам, они были рассажены по своим прочным клеткам внутри ее бездонного сердца. Молчание, покрылось тишиной и как обычно недомолвки растворились в огромном пустом доме, не тревожа его призраков, глядящих с многочисленных фотографий.

Доброй ночи, Оливия, — Виктор прервал молчание. Его тихий голос, как обычно не выражал эмоций, а глаза неподвижно застыли. Врожденное чувство такта и уважение к покойному супругу Оливии Грэнсон, частоколом стояли между ним и его теплыми чувствами, которые пережили два брака. Роберт был его другом и партнером, когда они вместе поднимали «Грэнсон корп». За тридцать шесть лет Виктор ни разу не дал Оливии повода усомниться в своей честности и преданности семейству Грэнсонов, даже после кончины Роберта.

Дорога Генри Гудзон Паркуэй вилась вдоль пролива западной части Манхеттена. Виктор наслаждался ночным видом, темная, холодная вода как нельзя точно олицетворяла его внутреннее состояние. Лингеру редко удавалось праздно проводить время, а потому он с удовольствием пользовался служебным транспортом, чтобы не впиваться взглядом в дорогу, а иметь возможность понаблюдать за ходом жизни огромного города, который пульсировал и гудел словно гигантский улей.

Бен жил на Вест Энд в пентхаусе небосреба.

Виктор поддерживал с ним приятельские отношения. Хотя порой, ему казалось, что он восполнял пробелы, которые остались от «воспитания» Роберта.

Лифт бесшумно добрался до последнего этажа. Жилье Бен выбрал себе под стать собственному душевному недугу. Номинально люди были рядом, но город, простиравшийся внизу, как на ладони скрывал размытые мелкие силуэты.

Головокружительная высота, толстые стены и тишина. Бенджамин нашел способ скрыться от толпы и Том частенько подшучивал, что его друг напоминает принцессу в башне, намекая на то, что армия воздыхательниц, претендует на роль принца, который все никак не доберется до заветной цели.

Здесь даже имелся своеобразный «дракон», у которого была вполне тривиальная внешность и мексиканские корни — Себастьян — тучный и серьезный дядька с уморительно высоким, тонким голосом, по большей части молчал на «боевом» посту, окруженный мониторами, за которыми он неусыпно следил с перерывом на обед. Себастьян свято хранил покой жильцов элитного дома, разбираясь с незваными гостями с легкой фанатичностью, за что его баловали, хвалили и ежемесячно ходатайствовали его начальству о премии.

Мистер Грэнсон мексиканцу нравился. Сегодня он угостил его потрясающими бургерами. Владелец пентхауса в последнее время был мрачнее тучи, но увесистая упаковка пива и еда на вынос, указывали на то, что парень идет на поправку.

Бен Грэнсон неосознанно прибегнул в проверенному способу борьбы со стрессом — заеданию.

Дважды нажав на звонок, Виктор терпеливо ждал прислушиваясь к малейшим шорохам. В полукруглом холле, на последнем этаже жилого небоскреба, располагалось всего три квартиры. Даже на этой «лестничной площадке» обстановка была куда роскошнее, чем во многих среднестатистических квартирах Нью-Йорка. Стены были отделаны деревянными панелями, пол выстлан белым, с черными прожилками мрамором, а по середине стоял круглый столик с огромной композицией из свежих цветов. Тонкий приятный аромат неназойливо витал в воздухе.

Виктор поджал губы и посмотрел под ноги, когда дверь медленно распахнулась. На первый взгляд Бен был в порядке, скучающий спокойный взгляд, легкий кивок вместо приветствия и запоздалое «привет- проходи». Виктор переступил порог и закрыл за собой дверь.

Квартира Ллойда была в идеальном порядке. Мягкий рассеянный свет, аскетичный набор дорогой мебели. Двухуровневые апартаменты, скромной площадью в триста метров, будто парили в небе. Вид на город открывался дивный. Ллойд предпочитал утру вечер, а потому купил жилье, окна, которого выходили на юго-запад. Высотой шесть метров, стена состояла полностью из прочного двойного стекла, будто никакой преграды и не было. Страшная и завораживающая иллюзия.

В камине современного типа, потрескивали поленья. Настоящий огонь в объятиях цивилизации придавал уюта.

Как видишь, я жив и вполне в своем уме. Присоединяйся, — Ллойд удобно устроился в кресле, обитом черным велюром и указал рукой на соседнее кресло. Мягкое и удобное, оба были развернуты в сторону окна, рядом на столике стояла нетронутая еда, полная упаковка пива и одна бутылка, пустая на половину.

Чем занимаешься? — Виктор старался не выдавать своего облегчения, но на вид, Ллойд в правду был в полном порядке.

Телевизор смотрю, — Ллойд хмыкнул, его глаза замерли, глядя в окно. Чего-чего, а этого достижения современности у него как раз таки не было. — Ты голоден? Угощайся…

Да, не откажусь, — Виктор устроился в соседнее кресло и какое-то время мужчины сидели молча, наслаждаясь покоем и видом ночного города.

Виктор закинул галстук на плечо, сделал большой глоток пива и подхватил бургер. Это была не та дешевая уличная еда, которой торговали на каждом углу. Начинка пахла, божественно, сочное мясо, таяло во рту, а соус вытягивал невероятные ароматы, отдаваясь хрустом сочных листьев салата, удачно попадавшихся на зубы. Лингер зажмурился от удовольствия.

Давненько мы никуда не выбирались.

Ллойд кивнул, не сводя взгляда с окна и тоже сделал глоток пива, после чего бутылка, глухо клацнула по столику, вернувшись на место.

Значит поиски не увенчались успехом?

Виктор ожидал, хоть какой-то реакции, но тут не последовало даже самой ничтожной перемены. Глаза Ллойда все также впивались в подрагивающий огнями горизонт.

Тогда может быть пора остановиться?.. Ллойд, от тебя зависит очень много людей. Фирма потеряла контракт…

Не потеряла, — он процедил это сквозь зубы и устало вздохнул. — Пока только неустойка. Мне удалось уговорить Рауфа.

Дивны дела твои, Господи! — Виктор улыбнулся. — Каддас тот еще зверь. С ним лучше не шутить.

Том любит преувеличивать и Рауф Каддас не для того долго ждал, когда у меня будет свободное время, чтобы идти сейчас на попятную.

Твердая уверенность в голосе Ллойда не давала повода сомневаться в его словах и Виктор давно знал, что это человек слова.

У любого интереса, как и терпения есть предел…, - двусмысленно протянул Виктор и снова откинулся на мягкую спинку кресла, прежде чем Ллойд метнул на него взгляд. — И на какой стадии сейчас твое терпение? Ты ведь прекрасно понимаешь, что уже не найдешь ее. Может она сама не хочет, чтобы ее нашли. Пойди пойми этих женщин.

Нет… не убедил. Виктор, с ней что-то случилось, — Ллойд чувствовал, что ему надо с кем-то поделиться. Предположения, предчувствия и картины, которое ему подкидывало разбушевавшееся воображение, грозили свести с ума. Стивену было глубоко наплевать, мать ничего и слышать не хотела, Тессе он платил за сочувствие и понимание на сеансах психотерапии. — Она не предупредила владелицу квартиры, что уезжает, хотя Эмма оплатила за месяц вперед. Квартира пустует и по словам миссис Сандерс все вещи на месте, в холодильнике испортилась еда. Ей или кто-то угрожал, может Эмма скрывается или она…

Ллойд замолчал и снова его глаза замерли, а мысли отключились и исчезли, не доходя до апогея мрачности.

Допустим эта девушка попала в беду. Предположим худшее, — осторожно произнес Виктор, наблюдая за реакцией собеседника. — Самое худшее… Ее больше нет в живых или она действительно куда-то уехала. Одно из двух. Порой случаются вещи, которые просто не помещаются в обычные представления о логике, это называется стечение обстоятельств. И вот, представь, ты узнаешь нежеланную тебе правду. Извини, но это так… Что тогда с тобой будет? Будешь убиваться за женщиной, с которой был знаком всего неделю? Пустишь под откос все, к чему ты стремился долгие годы. Очнись! Больницы, морги, полиция…. Давно бы уже хоть что-то всплыло бы. Она жива и явно не хочет, чтобы ее нашли.

Хотя лицо Ллойда и было бесстрастным, но когда он повернул голову, Виктор понял, что только что произнес вслух, все то, что пытался принять этот человек.

Мой тебе совет. Отпусти ты ее… Отпусти всю эту ситуацию. Это безумие не может больше продолжаться. Как говорят, клин клином вышибают. Тебе надо встряхнуться, как следует выпить и…, - Виктор с укором посмотрел на Ллойда легкомысленно улыбнувшись.

Это рецепт борьбы с проблемами от Стива. Как же!

Кстати, он уже просил у тебя денег? — Виктор нахмурился.

Да.

Гостиную облетел тяжелый вздох. Собеседники притихли, обратив взор на своеобразный «телевизор» в окне.

Кандинский? — спросил Ллойд.

Кандинскй…, - устало подтвердил Виктор.

В особняке Грэнсонов было много произведений искусства, но живопись Оливия просто боготворила, выделяя экспрессионистов и в частности Василия Кандинского.

Никогда его не любил? — Ллойд скривился.

Ты еще «фу» скажи! Полотно не характерно для него. Но оказывается «Синего всадника» на торги выставляют. Работа, созданная в период, когда художник увлекся пейзажами.

Да, мама обрадуется такому подарку. Сколько?

Стивен бьет себя грудь, утверждая, что ему каких-то сто тысяч не хватает…Торги начнутся с пятидесяти.

Почему ты не одолжил ему денег?

Мы не можем сейчас позволить себе лишние траты. Реконструкция Ирвинг Плаза в самом разгаре, а твоему брату давно пора урезать свои аппетиты.

Просто скажи, что давно уже купил подарок.

Ллойд бросил взгляд на Виктора, который замешкался и смутился, что само по себе было редкостью.

Да, и это тоже… Однако, я настаиваю! Не для того, твоя мать положила свою жизнь, чтобы «Грэнсон корп» разорвали конкуренты, пока мы транжирим средства. На нас давно уже зубы точат. И к сожалению, Стив закрывает на это глаза.

Не в первой…

Потому то я и посоветовал обратиться к тебе.

Старый лис! — Ллойд понимающе улыбнулся. — Все то у тебя по полочкам разложено!

Виктор едва улыбнулся, заметив, что напряжение немного спало и Ллойд заметно расслабился. Пора было подвести итог.

Так, ты оставишь свои поиски? — Лингер чувствовал, что балансирует на грани, которая разделяла вопрос и утверждение.

Ллойд без труда различал, когда на него давят, но выдержав нужную паузу, почти убедительно произнес:

Да.

12 глава

Презентация проекта нового офиса ''RK Marine'' планировалась скромным мероприятием. Но конференц-зал в офисе на 4-й авеню в Бруклине был далеко не скромных размеров, а представители прессы толпились начиная с центрального входа. Мест явно не хватало и организаторам пришлось суетливо расставлять стулья в проходах, благо, что фотографы стоя расположились вдоль стен, чтобы иметь возможность свободно передвигаться в поисках нужного ракурса.

Каддас пошутил, когда говорил, что это не займет много времени? — Том Флэтчер сделал глоток воды, сидя за длинным столом напротив рядов, которые заполняли журналисты и репортеры. Он заметно нервничал, потому что тоже не особо жаловал сотни критичных взглядов и вопросов на засыпку. К тому же, ему стоило выбрать куда более официальный костюм. Ультрамодный клетчатый пиджак, хоть и шел рыжеволосому мужчине, но придавал Тому слегка легкомысленный вид.

Флэтчер покосился на своего друга. Даже сидя Ллойд был на голову выше него и еще четверых человек, расположившихся по обе стороны.

Темно-синий костюм, белая рубашка, отсутствие галстука и расстегнутая верхняя пуговица на воротнике вызывали вполне ожидаемое уважение, наводя на мысль о серьезности и ответственности не по годам успешного архитектора. Спокойный, как удав Грэнсон позволил себе легкую усмешку.

Каддас всегда любил пошутить. Мы изрядно поиграли на его нервах и сейчас он берет убедительный реванш.

Не мы, а ты, — поправил Том и кивнул знакомому репортеру.

Месяц невероятной нервотрепки после внезапной депрессии Ллойда дал о себе знать, когда Рауф Каддас раненым медведем ревел на Флэтчера, грозясь уничтожить всех, кто имел отношение к Ллойду Грэнсону и его фирме.

Отведенные на разработку проекта четыре месяца подходили к концу. Обычно за это время должны быть представлены два-три варианта на рассмотрение заказчику, но Грэнсон тянул с чертежами, что скверно отразилось на душевном равновесии мистера Каддаса.

Персонал небольшой проектировочной фирмы ''GAFI'' терялся в догадках о причинах, по которым их не в меру ответственный шеф, просиживал без дела с видом глубоко заболевшего сфинкса. Масла в огонь подливала и неуемная фантазия Розы Альбертовны, которая зашугала всех работников. Каддас внешне напоминал ей чеченца, а с этими людьми, по личному мнению авторитетного секретаря, были шутки плохи.

Чуть что не так, прибьют и фамилию не спросят. Уехала из России называется! — сокрушалась мадам Хотько, не без удовольствия созерцая расширенные от ужаса работниц бухгалтерии и финотдела.

Благодарный слушатель для Розы находился всегда, но эти разговоры были в ряда вон, а потому Флэтчер имел весьма продолжительную беседу с этой женщиной, дабы она попридержала свои рассказы и не вгоняла в тихую истерию персонал.

Эскизы были представлены за десять дней до окончания поставленного срока. Каддас рассчитывал, что он будет с трудом выбирать из пяти-шести вариантов. И каково же было его удивление, когда в залитом светом просторном кабинете Ллойда Грэнсона, ему показали всего два проекта.

О, да!

Каддас онемел от неожиданности, потому что труднее выбора он и представить себе не мог. Оба эскиза были потрясающими. Грэнсон без тени самодовольства просидел около онемевшего заказчика битых три часа, пока Рауф Каддас не поднял руки и не рассмеялся.

Теперь понимаю, почему мне тебя посоветовали, — ровный ряд белоснежных зубов резко выделялся на фоне темной кожи араба, когда тот обессиленно улыбнулся.

Простите? Мистер Каддас, Вас что-то не устраивает?

Нет! Нет, как раз наоборот… Мне одинаково нравятся оба варианта и я просто не могу выбрать.

Что ж… Это не проблема вовсе. Достаточно предложить оба проекта градостроительному комитету и гении, которые там принимают решения однозначно не пропустят один из них или оба сразу, но тут есть кое какие хитрости, — Ллойд подпер рукой подбородок приложил два пальца к виску.

Темные круги под глазами, усталый вид и тихий голос, были обычным его состоянием, когда ему наконец таки удавалось воплотить в чертеже бегающую по закоулкам сознания идею. Ллойд был доволен проделанной работой, но как обычно, вида не подавал.

Кроме того, он был хорошо знаком с составом комитета и принципами отбора строительных объектов. С раздутым чувством патриотизма, за которым многие прятали нереализованные амбиции, работники муниципальных служб бились с надуманными проблемами. Ллойда называли выскочкой и с огромным трудом пропускали его смелые проекты, отчего он предпочитал работать с частным сектором и мелкими проектами. Они не ограничивали его фантазию и не загоняли в жесткие временные рамки, как крупные клиенты.

В итоге, пропустили проект под рабочим названием «Капля». Здание в четыре этажа и площадью в три тысячи квадратных метров имело округлый обтекаемый фасад. Однако, решающую роль здесь играла не столько форма, сколько цветовое решение.

Угольно черное стекло, казалось будто образовывало густые тягучие потоки к низу, что служило опорами для конструкции с восточной стороны. А верхушка «капли» была серебристо-бирюзового цвета с зеленоватым отливом, напоминая чистейшую воду. Но самое интересное можно было наблюдать с высоты птичьего полеты.

Символизирующая воду верхушка, выделялась на черной капле стилизованным полумесяцем, от чего Каддас пришел в особый восторг. К этой форме можно было подогнать много трактовок.

Незамысловатые линии и гениальное по своей простоте решение связать нефть и воду, как нельзя лучше характеризовало род занятий будущего владельца этого архитектурного шедевра. Рауф Каддас был президентом морской транспортной компании, которая занималась перевозкой нефти.

Состоятельный араб не поскупился, когда в департаменте заартачились и кисло начали возражать, против слишком броского вида здания. Но интересы всех были удовлетворены, когда Рауф Каддас согласился расширить зеленую зону вокруг постройки и спонсировать несколько мелких муниципальных проектов по благоустройству Бруклина.

Пресс-секретарь Каддаса, мужчина среднего роста со спокойным серьезным лицом протиснулся сквозь гудящую толпу и склонился над столом.

Мистер Каддас прибудет буквально через десять минут..

Спасибо, — Ллойд кивнул и с досадой увидел среди множества лиц дотошную журналистку из женского журнала. Издательства подобного рода ожидались здесь меньше всего. Том перехватил взгляд друга и широко улыбнулся.

Надо же, вот так сюрприз! Опять тебя в зубах таскать будет с вопросами о личной жизни. Сочувствую, дружище!

Полноватая брюнетка и юркими прищуренными глазами, что-то строчила в своем маленьком блокноте, удобно устроившись в первом ряду. Мэри Дженкинс слыла пронырливой, пробивной дамочкой, которая обожала провокации, смелые вопросы и эпатаж. Даже на пресс-конференцию по случаю презентации архитектурного проекта, она заявилась, как на коктейльную вечеринку в облегающей юбке, строгом пиджаке с аляпистым шарфом и красных туфлях. Вещи были явно дорогими, но не вязались между собой совершенно.

Ллойд нахмурившись, просматривал лежащую перед ним папку с технической документацией. Он старался сосредоточиться и всеми силами подавлял назойливое чувство дискомфорта, которое всегда испытывал, находясь в замкнутом пространстве с огромным количеством людей.

Наконец-то журналисты заняли свои места и по залу разлетелся стрекот фотоаппаратов, вспышки которых грозили ослепить.

Рауф Каддас появился в сопровождении троих мужчин, несколько высоких охранников осторожно оттеснили фоторепортеров, расчищая путь. Все как один были одеты в строгие костюмы.

Каддас подошел к своему месту посередине стола и дождался полной тишины.

Дамы и господа я рад всех вас приветствовать сегодня и благодарю, что проявляете внимание к нашему новому проекту. Это первый опыт подобного рода, для меня, как для президента ''RK Marine''. Помимо того, что наша компания расширяется и продолжает наращивать отношения в сфере логистики и морских перевозок. Мы не могли не обратить внимания на глобальные экологические проблемы и вносим посильную лепту в сохранение окружающей среды. А потому, для реализации своей идеи я привлек к работе над проектом талантливого архитектора — мистера Ллойда Грэнсона и наше сотрудничество превзошло все мои ожидания. Предлагаю вашему вниманию новый офис ''RK Marine''.

Свет в зале потух и взоры присутствующих обратились на огромный монитор. Визуализация в 3D формате показывала этапы строительства здания, начиная от топосъемки и обозначения границ всего комплекса, включая зеленую зону. Кадры завораживающе сменялись, не слишком быстро, чтобы зритель мог рассмотреть детали и прочувствовать масштаб строительства. Приятный женский голос раскрывал некоторые технические подробности. Мини-фильм занял не больше 10 минут и едва экран погас в зале раздались бурные аплодисменты.

Каддас был крайне доволен реакцией присутствующих, его самолюбие тешило, что возведение самого обычного офиса, привлекло широкое внимание СМИ, что только играло на руку тщеславному выходцу из Аджмана.

Прошу, теперь вы можете задать свои вопросы, — тихий спокойный голос пресс-секретаря Каддаса, раздался словно из ниоткуда. Сам мужчина стоял в стороне, держа в руках микрофон.

Тут же в воздух взлетело десятка три рук.

Ллойд невозмутимо указал на солидного вида мужчину.

AIA Джорнал. Мистер Грэнсон чем, этот проект отличается от ваших предыдущих работ, кроме того, что он самый масштабный?

Да, это был новый опыт для меня и моего коллеги мистера Флэтчера. Каждая разработка уникальна по своему. И если, проектирование здания, его внешний вид, был результатом моих трудов, то самое сложное легло непосредственно на плечи Тома Флэтчера, моего компаньона и главного инженера. В здании установлена уникальная система переработки отходов, а фасад, который на первый взгляд представляет собой единую конструкцию из стекла, на самом деле это симбиоз новейших строительных материалов и технологии получения энергии из возобновляемых природных источников. Здесь мы, в частности, использовали солнечные батареи. Том пожалуйста.

Благодарю, — Флэтчер поднял глаза на аудиторию и с удовольствием всматривался в вытянутые лица, которые впитывали его слова. Он неумолимо сыпал техническими терминами и с удовольствием наблюдал за тем, как его слова сопровождаются одобрительными кивками.

Брюнетка в первом ряду сидела со скучающим видом.

Здание оснащено современными генераторами и солнечные батареи сокращают потребление электроэнергии от городских линий энергосетей на двадцать четыре процента. Помимо этого, вы не найдете на территории нового офиса ''RK Marine'' ни одной урны для мусора в привычном для нас виде. Их роль будут выполнять контейнеры, вделанные в специальную пневпосистему, которая будет формировать из отходов блоки и направляться на переработку, как вторсырье. Так что мусоровозы по утрам грохотать не будут.

Журналисты сдержанно рассмеялись.

Нью Йорк Пост. Мистер Грэнсон внешний вид здания весьма необычен и привлекает к себе внимание. Вам легко дался творческий процесс? Что вас вдохновило?

Учитывая специфику работы компании мистера Каддаса, я счел необходимым сфокусироваться на том, что является приоритетом для ''RK Marine'' и что отражает суть деятельности компании. Как ни странно это совпадает с интересами большинства стран в нашем мире.

Деньги? — вмешался журналист и по залу снова прогулялся смех.

Это цель, но не источник вдохновения, — сдержанный, низкий голос Ллойда вмешался в фривольный поворот интервью, но он позволил себе улыбнуться. — Нет, меня вдохновили вода и нефть. Именно первое страдает от жадных разработок и добычи второго. Запасов чистой воды становится все меньше, но и прогресс не должен стоять на месте. Я не против развития нефтяной промышленности, но я активно ратую за усиление контроля за выбросами, улучшение систем безопасности морских перевозок нефтепродуктов и…. Нефть не должна быть важнее воды. Поэтому она символически венчает верх здания и, куда, в более меньших пропорциях.

Глубина замысла и мысли архитектора, за тикали в головах у многих присутствующих и когда голос Ллойда стих, на лицах журналистов была видна задумчивость, а Каддас странно покосился на него и одобрительно кивнул, явно не ожидая такого философского подхода. Гринпис будет выть от восторга.

Мистер Грэнсон, журнал «Интерни». Ваша организация, занимается исключительно разработкой и проектированием сооружений. Вы планируете в будущем расширять сферу интересов на внутренний дизайн? Ходят слухи, что Хьюго Селестино в ближайшее время приобретает авторские права на использование бренда Минь Кейто. В его бюро входят лучшие архитекторы и дизайнеры, Вас не настораживает подобная конкуренция?

Говорите прямо, — сказал Ллойд без тени улыбки, молодому парню с мягким итальянским акцентом. — Боюсь ли я…? Да, конкуренция серьезна, но чем не стимул к развитию? Как вы верно выразились, данная информация находится на уровне слухов, но как бы то ни было, я считаю, что для сеньора Селестино, сотрудничество с Минь было просто вопросом времени. А что касается нашего рода занятий….На данном этапе, мы вполне довольны объемом имеющейся работы и лично для меня дизайн интерьера не представляет особого интереса, хотя для работы фирмы, это достаточно перспективно. Мы проводим определенные консультации в сфере дизайна, но штат данного отдела у нас минимальный. Пока что…

Вопросы сыпались, как из рога изобилия и через некоторое время эстафету принял Флэтчер, которые одинаково хорошо владел информацией, касающейся их с Ллойдом фирмы.

Потом настала очередь Каддаса, который давал исключительно подробные ответы и чувствовал себе настоящей звездой вечера.

Когда лес рук иссяк, многие присутствующие начали коситься на Мэри Дженкинс, которая терпеливо ждала своего выступления. Она своеобразной тенью преследовала Ллойда на его немногочисленных появлениях на публике, что не укрылось от внимания общественности.

Помимо воли Грэнсон заулыбался предвидя, что официальная часть пресс-конференции минула. Он пристально посмотрел на журналистку и почувствовал, как Том похлопал его пол плечу. Флэтчер наклонился и шепнул:

От этого ни куда не деться… Сожалею.

Рука Мэри Дженскинс медленно поползла вверх.

Журнал «Эль». Мистер Грэнсон, извините, если я повторюсь, но мой святой долг перед нашими многочисленными читательницами, которые испытывают некоторый информационный голод относительно Вас, спросить… Только ли природные ресурсы вдохновили Вас на этот проект? Может быть Ваша муза, имеет более человеческие очертания?

Как всегда, вопрос по существу, Мэри! — горько усмехнулся Ллойд и послышался сдержанный смех присутствующих. — Увы, должен Вас огорчить… Потому то проект и был сдан в срок — ни одна муза не отвлекала.

Том двусмысленно дернул бровями и кашлянул в кулак, помятуя затяжную депрессию, которая едва не стоила им контракта. Сейчас об этом можно было говорить с изрядной долей юмора, но еще месяц назад лично ему было не до смеха.

Кажется, Ллойд окончательно пришел в себя.

По окончании конференции Каддас уделил внимание телерепортерам и что есть сил нахваливал компанию ''GAFI''.

Аббревиатура звучала довольно легкомысленно, но еще будучи студентами Ллойд и Том договорились уже в названии распределить свои профессиональные полномочия- Granson Architect- Flatcher Engineering.

Забив диктофоны под завязку и исписав блокноты, журналисты, репортеры и фотографы постепенно схлынули, высосав необходимую им информацию, чтобы придать ей форму, в угоду своему представлению или бесстрастно представив публике, чтобы та сформировала собственное мнение.

Ллойд, Томас! — раздался довольный голос Рауфа, когда тот проводил посторонних из конференц-зала, он гостеприимным жестом расставил руки, улыбка не помещалась на породистом лице араба. — Это успех! Не меньше! И я настаиваю на том, чтобы отметить его как следует.

С удовольствием! — Том с воодушевлением принял предложение и толкнул Ллойда, чтобы тот не вздумал отговаривать этого толстосума.

Ллойд? — Рауф вопросительно посмотрел на Грэнсона.

Вид у него был уставший и задумчивый.

Простите, мистер Каддас.

Рауф, Рауф, пожалуйста… Мы сейчас не на работе, так сказать, а потому можно менее официально.

Спасибо, Рауф, но…

Ллойд увидел, как Том зажмурился. Разочаровывать друга сейчас хотелось меньше всего. В конце концов из-за него едва все не пошло прахом и лелеять своих тараканов-социопатов было не время.

Да, конечно, — Ллойд согласно кивнул. — Я только заскочу к себе домой и переоденусь.

Прекрасно! Тогда встречаемся в «Арфине», через час! Вы не пожалеете, там предлагают прекрасный вариант кальяна на гибискусе. Вы должны попробовать! А танцовщицы просто настоящие гурии.

Глаза Каддаса мечтательно заблестели.

Мы это заслужили, — тихо шепнул Том, когда они с Ллойдом вышли на улицу. Парковка ''RK Marine'' почти опустела.

Небо давно потемнело, а со стороны Гудзона тянул легкий ветер. Март выдался на удивление теплый.

Не опаздывай! — крикнул Флэтчер, садясь в свой ярко-красный мустанг.

Ллойд кивнул и сделав глубокий вдох, почувствовав, как в голове проясняется. Город скупился на приятные запахи, только выхлопные газы и едва уловимый запах морской воды, которые причудливо перемешивались со свежим воздухом.

Ллойд сел в машину и завел мотор. Вырулив на Флэтбуш-авеню, он услышал, как разрывается телефон. Достав дребезжащий кусок пластика, он включил громкую связь.

Ллойд, милый, как все прошло?

Голос матери подрагивал от нетерпения.

Привет, мам. Отлично! Заказчик доволен, пресса тоже… Поедем отмечать. Рауф настаивает!

О! Дорогой, я тебя поздравляю! Ты не представляешь, как я тобой горжусь! Молодцы! И да, отличная идея! Вам с Флэтчером надо развеяться. Тебе особенно! Стивена из клубов не вытащить, а с тобой наоборот!

Мам, нам с братом далеко уже не двадцать лет, а ты все пытаешься привести нас к одному знаменателю и коришь Стива за легкий нрав, пытаясь облегчить мой характер.

Глупости! — Ллойд услышал смех матери и невольно улыбнулся. — Никакие это не двойные стандарты!

Как твой список гостей?

Ты будешь в ужасе, но уже перевалил за пол ста. И это я еще повычеркивала тех, на обиды кого можно закрыть глаза.

В прошлом году было человек двести.

То был юбилей! Может вообще не отмечать?

Нет, ты это заслужила! Я буду ждать с нетерпением.

Врешь. Ты терпеть не можешь мои вечеринки, как и все остальные. Но я оценила твой героизм. Так что со своей стороны могу пообещать, что никаких попыток найти тебе милую девушку не будет. В конце концов, внуки не для всех…

Маааам, пока! Я тебя люблю! — Ллойд улыбнулся шире и покачал головой, когда услышал, что начинается самый его нелюбимый разговор.

Мать давно бредила розовощекими младенцами, перспектива появления которых даже призрачно не маячила на горизонте, учитывая, что Стив испытывает тошноту при слове брак, а Ллойд поглощен только работой.

Поток машин медленно тянулся грозясь перерасти в настоящую пробку и завидев перекресток, Ллойд вдруг резко крутанул руль и перестроился в левый ряд. Через пару кварталов, его машина катила по Фултон стрит к до боли знакомому четырехэтажному дому.

Десятки раз Ллойд засыпал в машине припарковавшись на противоположной стороне улицы, когда глаза слипались от усталости, после продолжительной слежки за окнами единственной квартиры, в которой три месяца к ряду не горел свет.

Поддаваясь губительному порыву в очередной раз проводить темноту стеклянных глазниц, Ллойд внезапно дернулся.

В заветных окнах, едва подрагивал слабый желтоватый свет.

Подрезав едущие справа машины, Ллойд услышал недовольные гудки и ругань. Не обращая внимания, он пулей выскочил и в считанные шаги преодолел тротуар. Взлетев по лестнице, Ллойд чувствовал, как внутри все дрожит.

Обшарпанный коридор угрюмо встретил мужчину, который тяжело дышал и замер, боясь пошевелиться буравя взглядом дверь, расположенную в самом конце.

«Что я ей скажу?»

«Как она меня встретит?»

«Она одна или с кем-то?»

«А если не одна….?»

Вопросы закружились в голове в дикой пляске, но не пьянящие, а дурные, как пыльный воздух на той стояке. Ллойд на секунду припал плечом к стене и зажмурился прогоняя прочь незваную неуверенность.

Звук его шагов глухо отражался от стен и вот раздался стук в дверь.

Затаив дыхание Ллойд Грэнсон прислушивался, вгрызаясь в тишину, которая скупо отдавала невнятной возней за этой хлипкой деревянной преградой, находившуюся в аккурат перед его надеждой.

Громогласно щелкнул замок и в ореоле тусклого света показалась седая голова старика.

Он нахмуренно осмотрел нежданного гостя с ног до головы.

Что вам надо?

Повисло секундное замешательство от столь внезапной персоны, возникшей вместо лица Эммы, которое так жаждал увидеть Ллойд. Но все же, он не отпускал зародившееся глупое чаяние, которое упиралось под натиском сомнительных доводов.

Здравствуйте… Я ищу девушку, которая здесь жила. Ее зовут Эмма.

Глаза старика на мгновение расширились, чтобы тут же загореться тревогой и спасительным недоверием. По морщинистому лицу, как — будто промелькнула горечь и тоска.

Ее здесь нет. Она уехала, — ломкий голос прозвучал невнятным шорохом.

Просвет в двери стал быстро сужаться, но Ллойд подставил руку и даже не почувствовал, как деревянный косяк больно врезался в сухожилия.

Куда уехала?

Эй, что вам надо? Кто вы, вообще, такой?! — бравада старика была хлипкой ширмой на фоне его растерянности.

От Ларсона не укрылось, что этот двухметровый здоровяк даже не поморщился от того, что дверь врезалась ему в руку, а глаза лихорадочно и болезненно блестели. Вылитый маньяк, разве что одежда приличная.

Заметив, что старик замешкался и уже с опаской поглядывал, Ллойд сокрушенно покачал головой.

Простите… Миссис Сандерс обо мне не говорила? Я Ллойд… Грэнсон. Несколько месяцев назад я буквально каждый день здесь бывал в надежде, что увижу Эмму. Мы с ней знакомы всего ничего и она вдруг исчезла. Будто ее и не было никогда… И вот за все это время я… Я проезжал мимо и увидел свет к окнах.

Дебби о вас не упоминала, — старик продолжал колебаться, но дверь нерешительно дернулась.

Он замялся и нехотя кивнул.

Проходите.

Ллойд переступил через порог, очутившись в крохотной гостиной.

Судорожно шаря глазами по комнате Ллойд замер. Обстановка была не лишена определенного очарования, свойственного для бедного, но любимого жилища. Тот, кто здесь обитал, явно пытался придать уюта и скрыть печальную данность о том, что квартире уже давно нужен хороший ремонт.

Это кидалось в глаза, хоть трещины на стенах и были прикрыты на модный манер ретро-постерами в черных рамах. В углу слева от окон стоял заваленный бумагами и книгами компьютерный стол. Монитор едва выглядывал из груды макулатуры. Посередине гостиной расположился диван, два кресла и журнальный столик. Весь ансамбль видал лучшие времена. Сомнительного лоска им придавали удивительно красивые подушки с богатым декором из бисера, вышивки и бахромы.

Гостиная была совмещена с кухней, слева расположилась еще одна дверь, наверняка ведущая в спальню.

Два подвесных шкафа, столешница с оббитой керамической плиткой. Старая духовка и маленький холодильник, составляли нехитрое убранство кухни.

Пахло дешевой едой, на столике около дивана лежали стопкой газеты, журналы с кроссвордами и шахматная доска с расставленными на ней фигурами. В квартире царил относительный порядок, если учитывать, что единственным жильцом был пожилой мужчина с проблемным зрением, судя по толстым стеклам очков, которые висели в него на груди, на цепочке.

Сухая, жилистая рука нехотя взметнулась для знакомства.

Ларсон.

Ллойд молча ее пожал, чувствуя, как разогнавшееся сердце кубарем скатывается от волнения.

Просто Ларсон?

Старик наблюдал, как парень словно превращался в статую. Он почти не шевелился пока обводил глазами внутреннее убранство.

Да, просто Ларсон. Проходи, присаживайся… Кофе нет, но могу чай сделать.

Нет. Спасибо, — Ллойд не воспользовался любезным предложением.

Так, куда уехала Эмма? Что, вообще, стряслось? — самые животрепещущие вопросы обрели волю.

Откуда такая уверенность, что с ней что-то случилось?

Мы договаривались о встрече. В начале декабря, когда я уезжал по делам в Чикаго, заручившись ее обещанием, что по возвращению мы увидимся. Несколько дней мы с Эммой созванивались и вдруг все оборвалось…

Эмма попала в больницу…, - Ларсон тяжело опустился на диван.

Ллойд впился в него тревожным взглядом.

Нет, нет… Ничего серьезного. Ну, как… На Эмму кто-то напал. Забрали мобильник, деньги, мелочь выгребли из кошелька. Ее ударили. Я сам все узнал от приятелей, таких же бездомных, как и я… Ну, теперь, как видишь я не бездомный.

Старик путано, но уверенно нес околесицу.

Погодите, Ларсон, — Ллойд молниеносно присел рядом на диван и выставил руки в успокаивающем жесте. — По порядку, пожалуйста… Кто напал и когда?

Давно… Вот как ты говоришь, в декабре, в начале месяца, судя по больничным записям… Я ведь не сразу спохватился. Эмма часто навещала меня в ночлежке для бездомных, еду приносила и лекарства. А вдруг, ни слуху, ни духу… Ну, всякое бывает. Дело молодое и она сама умница, никуда не лезет и осторожничает не по годам… Но, Даг, мой приятель, сообщил, что в районе парка один из наших помог девушке, которую ограбили. Какой-то бродяга был свидетелем, того как на нее….напали. Но лица никто не разглядел, темно было. В полиции сразу плечами пожали, в розыск объявлять мол некого, даже портрет не с чего делать. Фотопортрет…вот! Дело быстро закрыли. Это выяснилось еще, когда Эмма там лежала, — глаза старика забегали. — В больнице я ее и нашел.

Я обзвонил все больницы в городе. Эмма Кейтенберг не было ни в одной.

Да. Эта ее чудо фамилия. Когда ее оформляли, медсестра не расслышала и с ошибкой записала данные…

Ллойд тряхнул головой.

Но она в порядке? Что с ней… что-то серьезное?

Врачи говорят, нет, но было шоковое состояние. Да… и потом еще выяснилось, что ее с работы уволили, а для Эммы работа была смыслом жизни. Она деньги собирала.

Да, я знаю… Но почему ее никто кроме вас не искал? У нее, что родни здесь нет? — нетерпение Ллойда росло.

Глаза старика заблестели. Воспоминания явно давались ему тяжело.

У нее родни, вообще, нет, — произнес Ларсон с горькой усмешкой. — Она сирота. Фло и Арти, ее близкие друзья тоже сбились с ног. В полиции от них отмахивались, мол не родственники, что панику поднимать. Но и Эмму словно подменили, когда все вдруг навалилось… Сколько с ней знаком, все ее жизнь колотит, колотит, а она позлится, пожалеет сама себя и встает на ноги…Вот только на этот раз, все по-другому. Что-то в ней сломалось, а глаза как мертвые стали…

Ллойд почувствовал, что его сковывает ужас, потому как создавалось впечатление, что это были самые правдивые слова этого странного старика.

Рассказ Ларсона проливал свет на события прошедших месяцев, но совершенно не дарил облегчения. Ответы шли рука об руку с новыми вопросами.

Ллойд от досады не мог усидеть на месте и снова подскочив на ноги, заметался по комнате.

И давно она уехала?

Месяца два назад, — Ларсон кашлянул и зачем то нацепил на нос очки, чтобы тут же снять. Он заметно нервничал.

Она звонила, писала?… Хоть как-то дала о себе знать? — в голосе Ллойда все больше звучала некая мольба.

У меня телефона нет. И здесь, в квартире, он тоже не проведен. Эмма знает, что я не умею пользоваться компьютером. Ни письма, ни единой весточки не было. Хотя она обещала, что свяжется со мной. Передала меня, как дитя малое на попечение Арти и Флоре. Теперь они трясутся надо мной… Если первый ненавязчив в своем надзирательстве, приносит мне газеты, покупает иногда еду, то Флора уже замучила со своей чистотой. Порывалась разобрать завал на столе, — Ларсон кивнул на свалку, под которой был погребен компьютер, — но там у Эммы все важное… Ох и бойня была. Я не жалуюсь, но столько суеты и забот я не хочу. Не стою я того…

Старик наблюдал, как менялось лицо мужчины, который внушал доверие и явно сильно переживал за Эмма. Одетый в дорогой костюм, белоснежную рубашку, он ни разу не поморщил нос, хотя в квартире витал стойкий запах, какой обычно сопровождает пожилых людей.

Ллойд метался по крохотной комнате, не замечая ничего вокруг, пока Ларсон не упомянул про стол. Он подошел к груде распечаток, эскизов и каталогов с образцами, уставившись невидящим взором.

А кем Вы ей приходитесь? — вопрос прозвучал монотонно с примесью безысходности.

Что-то вроде подраненного кошака, которыми кишат улицы, — хмыкнул Ларсон. — Не знаю, чем я это заслужил… Мы познакомились, когда Эмма переживала довольно тяжелый период. Я ей помог, потом она мне сколько раз помогала. Так и прикипели… Я вроде деда ей. Все пыталась меня с улицы увести. Ну, на что ей грязный старик в квартире? Вши, да лишай…сеять. Вшей вытравила мне, ну, лишая и не было… От давления таблеток на год вперед накупила….Упертая, как не знаю кто! «Не поеду никуда, лягу на пол и буду смерти ждать!» — это она мне заявила, чтобы я сюда перебрался.

Ллойд почувствовал, как его накрывает отчаяние, но вдруг его взгляд упал на полку, над фальш-камином. Там, в потертых разномастных рамках, стояли фотографии. Он подошел ближе, чтобы получше их рассмотреть. Эмма улыбалась ему с каждого снимка: широко и счастливо; в дурацких колпаках — со своими друзьями, здесь они отмечали чей-то день рождения, а на следующей — сдержанно и с немым укором, ее подловили за компьютером в очках, наушниках с растрепанными волосами. Ллойд почувствовал, как в груди все стянуло.

В голове пульсировали слова Виктора, о том, что Эмма, просто не хочет чтобы ее нашли.

Но где она теперь? Куда она могла поехать? — раздался его тихий голос, в котором надежда уже билась в предсмертных судорогах.

Он взял в руки одну из фотографий и задумчиво провел пальцем, повторяя овал знакомого лица.

Я не знаю. Она ничего не сказала, ни куда едет, ни когда вернется. Даже не знаю вернется ли она вообще. Сказала, что будет присылать деньги, хотя оставила мне все свои сбережения…

Взгляд Ллойда продолжил свое путешествие по каминной полке. Его лицо внезапно исказилось, словно от резкого приступа боли. В конце за одной из рамок лежала заколка, которая была в ее волосах, в тот вечер… Ллойд вернул на место фото и взял в руки скромное украшение.

Можно я заберу это? — он не посмел присвоить чужую вещь украдкой и без разрешения. Не смотря на то, что это была дешевая безделушка.

Старик был явно очень простым человеком, который не знал что ему делать с внезапным переездом в настоящее жилье. Тут, казалось бы, можно и не церемониться, но, если верить этому человеку, то он являлся единственным, кем дорожила Эмма.

Я не хозяин здесь, — пожал плечами Ларсон. — Как я могу распоряжаться…чужим?

Повертев в руках заколку, Ллойд сцепил челюсти и молча сунул ее к себе во внутренний карман пиджака, после чего обернулся и в упор посмотрел на старика.

Седая щетина на впалых щеках, добрые глаза, растерянный вид, потертые спортивные брюки, футболка и штопанный свитер. На комоде около входной двери в ряд стояли пилюли в рыжих пузырьках. Судя по всему Ларсон ютился только в гостиной, не смея вторгаться в спальню Эммы, как будто она вернется со дня на день.

Хотя, это были только догадки…

Ллойд обессиленно вздохнул. Оборвалась последняя надежда, которая изо дня вдень терзала его, сводила с ума, буквально отравляя жизнь.

Ларсон не решился нарушить молчание. Его глаза настороженно бегали, наблюдая за реакцией мужчины, который совершенно не вписывался ни в окружающую обстановку, ни в круг знакомых Эммы.

Обведя еще раз взглядом гостиную, Ллойд неторопливо подошел к двери и повернул ручку, но в последний момент замер и обернулся.

Рад знакомству, Ларсон. Если Вы не против, я заеду на неделе, вдруг, появятся какие-нибудь новости, или если что-то узнаете, — стройный ряд таблеток стоял перед глазами и Ллойд запнулся. — Да! Если, Вам что-нибудь понадобится звоните мне.

Ларсон тяжело поднялся с дивана, правое колено со вчерашнего дня не давало покоя, артрит уверенно сжирал сустав. Старик поморщился. Он хотел напомнить, что телефона у него нет.

Я помню, за телефон, — кивнул Ллойд, словно прочитав его мысли. — Но у вас здесь за углом городской есть…. Я оставлю свою визитку.

Маленький прямоугольный кусок дорогой плотной бумаги примостился рядом с лекарствами на видном месте.

— До свидания, Ларсон, — прозвучало короткое прощание и в тот же момент дверь захлопнулась.

Шаркая ногами, Ларсон подошел к комоду, чтобы рассмотреть карточку. Он устало вздохнул, открыл ящик, где лежал блокнот, в котором крупными цифрами был записан телефон Флоры и Арти. Добавив к ним еще один телефон «спасения» Ларсон, вернул блокнот на место и запер входную дверь на ключ и цепочку.

— Вот тебе и крыша над головой. Проходной дурдом с комнатой для допросов, — пробурчал старик, который не любил врать, а сегодня он явно превысил свой лимит в этом неблагодарном деле…

13 глава

Грязно-желтый фасад больницы на Кони-Айленд был до боли знаком и не вызывал особого эстетического удовольствия при его созерцании. Но Шон Данри обожал свою работу, хотя она была не такая престижная, как у дипломированных врачей. Должность медбрата в отделении интенсивной терапии далась выходцу из Бронкса довольно трудно. Отличные результаты экзаменов и блестящие успехи в учебе, не гарантировали ровным счетом ничего, если ты темнокожий парень и дом твой расположен в сердце одного из самых неспокойных районов города. Погода выдалась сегодня солнечная, клумбы, обсаженные вечнозелеными кустарниками выпустили на волю несколько лютиков. Яркий, чистый желтый цвет словно был укором вкусу того человека, который подбирал краску для отделки стен больницы, в которой людям должен был пробиваться стимул к жизни и дальнейшей борьбе за нее.

Сорвав крошечный цветок, Шон улыбнулся и быстро сунул его в карман куртки.

Его частенько донимали ребята с улицы, которые жили на деньги от продажи травки, почти у всех было оружие, огрызаться с ними было опасно. Но Данри заслужил негласное уважение всего квартала, когда смог помочь одному из самых непримиримых противников законопослушной жизни не умереть от пулевого ранения.

«Разносчик уток» держал свои пальцы на простреленной артерии на бедре, из которой фонтаном хлестала кровь, до приезда машины скорой помощи, слушая, как лихой на слова Тай Кинсон, судорожно хватал его за куртку, а дрожащие от страха глаза не помещались на лице.

Шон приходил на работу уже одетый в больничную форму, оставлял вещи в шкафчике, выпивал крепкий кофе в комнате для персонала, тайно вздыхая по молодой практикантке с глазами цвета тикового дерева, которая была недосягаема для него, хотя бы исходя из цены ее «скромных» туфель.

Сегодня была суточная смена. Через час дежурный доктор начнет обход и до этого момента нужно было проследить, чтобы все пациенты прошли утренние процедуры и получили назначенные препараты.

Вот уже больше двух месяцев, свой рабочий день Шон Данри начинал с одиночной палаты, расположенной последней в длинном коридоре на третьем этаже.

Заглянув в окошко, вделанное в дверь, парень нахмурился и зашел внутрь. Больничная кровать, была пуста. Постель заменили на чистую, вечно пикающий монитор молчал. Крошечный желтый лютик, который Шон припас в нагрудном кармане форменной рубашки, парень достал и растерянно хлопая глазами, повертел в пальцах и убрал обратно.

Обычно здесь неподвижно, будто манекен лежала девушка, в окружении бесчисленных приборов и трубках, которые напоминали уродливую паутину. Это была необычная пациентка, хотя, Шон за свои три года практики успел насмотреться на ножевые и огнестрельные ранения, гнойные перитониты, открытые переломы, даже вытекший глаз был в его копилке ужасов.

Эта пациентка отличалась тем, что полтора месяца подряд она была неподвижна, словно восковая фигура. Шон прекрасно помнил тот день, когда после восьми часовой операции у нейрохирургов, а потом еще шесть у хирургов-ортопедов, ее опутали спасительными капельницами, подключили электроды и оставили в полном одиночестве. Была его смена.

Она напоминала Двуликого из комиксов. Чертый юмор медиков не знал границ и этичность принимала немного другую форму. Свои аналогии Шон привык оставлять при себе, тем не менее, но ассоциация так и прилипла к этой девушке.

Правая половина ее тела была практический здорова, а левую какой-то урод превратил в крошево из костей и плоти, по крайней мере, то что находилось ниже шеи. Левого глаза практически не было видно, огромная гематома изуродовало явно красивое лицо. Повязка из бинтов начиналась с головы, серьезная травма левой височной доли черепа погрузила эту бедолагу в блаженной забытье комы. Шон знал, что сейчас она ничего не чувствует, хотя до того момента, как ее сознание больше не могло выносить адские муки и нервная система соблаговолила сдаться, эта бедолага натерпелась на всю жизнь вперед.

Гипс тянулся от ключицы, переходя на левую руку и заканчивался чуть выше ступни левой ноги. Более того, ей пришлось делать полостную операцию, чтобы удалить разорвавшуюся селезенку и извлекать обломки ребра из легкого.

Но кости срастутся, внутреннее кровотечение остановили вовремя, жить и ходить она будет. Другой вопрос в том, как скажется травма головы, что было самым серьезным.

Однако, самое жуткое случилось, когда через пятнадцать дней комы, она пришла в себя.

Шон, как обычно делал гигиеническую профилактику, стараясь, чтобы тело оставалось неподвижным. Пролежни в таких случаях были обычным явлением. Покончив с процедурами, он записал показатели по давлению, пульсу, взял кровь на анализ и мельком взглянул на лицо.

В тот момент Данри заметно вздрогнул от неожиданности. Правый глаз был открыт и зрачок, в обрамлении зеленой радужки едва заметно подрагивал. Девушка не смотрела на него, взгляд был устремлен на пустую стену палаты. Что было еще удивительным, она не пошевелила здоровой рукой или ногой, не испугалась, не заплакала, как обычно это случается в подобных случаях. Лицо оставалось неподвижным, тело не пошевелилось, хотя неудобств тут хватало и под действие морфина.

При поступлении эту пациентку зарегистрировали, как неизвестную. Ни документов, ни единого звонка по поводу розыска пропавших от полиции или родственников. Ведь близкие в первую очередь рвут телефоны мед учреждений.

Эту женщину явно никто не искал. В больнице прописан порядок действий в таких ситуациях. О нанесении тяжелых травм в полицию сообщили, даже инспектор приходил, но убедившись, что пострадавшая пребывает в состоянии комы, со скучающим видом ушел, бросив сухую фразу о том, чтобы с ним связались, когда состояние улучшится.

И вот, она пришла в себя. Тихо и безмолвно…

Опухоль с левого глаза заметно спала, но открыть его еще было невозможно из-за отека. Кровоподтеки приобрели характерный фиолетово-желтый оттенок, расползаясь далеко за свои первоначальные границы.

Шон с недоверием покосился на девушку и перевел взгляд на монитор, который издавал все тот же равномерный пикающий звук в унисон сердцебиению. Даже пульс не подскочил. Вполне возможно это от действия обезболивающего.

Сообщив лечащему врачу об изменениях в состоянии пациентки, Шон наблюдал за осторожными действиями доктора Милфорда. Тихий, успокаивающий голос мужчины заученными фразами призывал девушку не пугаться, он сообщил, что она пребывает в больнице, на нее напали, состояние стабильное. Потому пошли вопросы, как ее зовут, слышит ли она его, видит ли…

Реакции не последовало. Были срочно вызваны окулист и отоларинголог. После их консультации были установлено, что зрение и слух в порядке. Специалисты пожали плечами, сошлись во мнении, что это последствия глубокого эмоционального шока и снова вошли в режим ожидания. Хотя несколько раз система измерения жизненный показателей все же взрывалась негромкой сиреной.

Первый раз выяснилось, что каким-то образом установленный в вене катетер был содран и из проколотой вены прямо на пол вытекала кровь. Тогда никто не предал этому значения. Вполне возможно, что у девушки начались судороги во сне, может она дернулась и зацепилась за одеяло. Но это повторилось еще дважды и уповать на случайность персонал больше не рискнул. Запястье девушки обездвижили специальным ремнем, который крепились к поручням кровати по бокам.

После этого несчастные случаи с катетером прекратились.

Эмма пребывала в блаженной темноте. Там не было ни звуков, ни мыслей, ни боли, ни единого проблеска света, ни размытых человеческих силуэтов. Ее самой как будто не было. Только густая кромешная тьма.

Зачем мир вернулся?

Мир, который не хотел ее с самого рождения. Ее не хотели даже ее родители выбросив как ненужную вещь, как мусор и вот спустя двадцать шесть лет Эмма буквально оказалась выброшена на свалку. Истекавшее кровью, поломанное, истерзанное тело выбросили рядом с мусорными контейнерами прямо в черную жижу кишащую смертоносными инфекциями, где копошились тараканы и крысы.

Мир вернулся, чтобы вновь ее мучить. Даже память играла против своей хозяйки до мельчайших подробностей подсовывая реалистичные воспоминания, которые Эмма видела словно кадры из фильма ужасов. Они проплывали медленно с постановкой на замедленное воспроизведение, прямо тут в этой унылой комнате по пустой стене напротив.

Этот кошмар отступал только когда ей уменьшали дозу морфина или приходил улыбчивый темнокожий парень. Он много говорил, но смысл слов не доходил до сознания Эммы. Обезболивающие прекращали действовать и боль вгрызалась в голову слева.

Да, там было хуже всего…

Голова пульсировала, а потом начинала колоть, словно острые длинные иглы резко втыкались в мозг, чтобы на секунду отпустить и снова истязать этой изощренной пыткой, вызывая тошноту. На фоне этой боли плечо, рука, ребра и нога практически не болели. Конечности страшно чесались под гипсом отчего Эмму прошибал пот, что совершенно не облегчало ситуацию замыкая порочный круг, преследующий всех лежачих больных, не способных пошевелиться.

Но все равно это было лучше, чем фильм ужасов из воспоминаний.

Шон всегда немного повышал уровень подачи морфина на специальном приборчике и иглы в голове ломались, возвращая на законное место память, среди которых всплывало лицо. До боли знакомое лицо, человека, который сотворил все это с Эммой просто так…

Именно, просто так. Как избалованные дети ломают дорогие игрушки без тени сожаления и даже ощущая некое превосходство. Без оправданий, без причин, без сожаления и жалости…

Это лицо преследовало Эмму даже во сне, который только изматывал, а потому она старалась как можно дольше не закрывать глаз. Но и реальность была отвратительной.

В попытках избавиться от невыносимых мук Эмма несколько раз сдирала пластиковый катетер, с блаженной надеждой отсчитывая секунды. Чем больше, тем лучше… С кровью уходило все плохое и спасительная тьма возвращалась. Однажды удалось досчитать до тридцати, но настырный визг возвращал все на свои места.

Для медбрата, бодрствование Эммы тоже внесло кое-какие коррективы. Обычно он молча проделывал все процедуры, вносил записи и покидал палату, но теперь… Теперь нельзя было игнорировать работающее сознание этого хрупкого, переломанного создания. Данри испытывал жалость к девушке, которой бы жить да жить, а тут тусклая, пустая оболочка. И становилось не понятно, что лучше…

Полноценная жизнь для этой девушки теперь заказана.

Словно стараясь привнести хоть каплю радости, Шон каждый день навещал молчаливую пациентку со свежими цветами. Они были дешевые и быстро увядали.

Правый глаз оставался открытым и неподвижным. Данри нес всякую чепуху, рассказывал об интересных случаях из травматологии, задавал вопросы, на которые не ждал ответов, шутил и после того, как покинуть палату всегда останавливался напротив того места с которого девушка не сводила взгляда.

У медсестер, которые принимали смену, Шон всегда интересовался реагирует ли на них его любимая пациентка, но все отрицательно качали головой. Девушка не засыпала сама, она могла по семнадцать часов лежать не смыкая глаз, пока ей не вводили внутривенно снотворное.

Первая реакция последовала в тот день, когда Шон столкнулся в палате со стариком. Это был первый посетитель за долгий срок. Пожилой мужчина едва сдерживал слезы, глядя на исхудавшее тело, облаченное в больничную рубашку.

Он стоял около больничной кровати, сгорбившись и осторожно гладил тонкую, едва ли не прозрачную руку девушки. Тогда Шон и заметил, что из ее неподвижного глаза потекли слезы. Она не всхлипывала, не шмыгала носом и оставалась все так же неподвижной, но правая рука перевернулась тыльной стороной и ослабевшие пальцы дернулись, создавая впечатление, что это она утешала старика, а не наоборот.

Дело сдвинулось с мертвой точки.

Выяснилось, что пациентку зовут Эмма Кейтенберг, у нее была скромная медицинская страховка. Сирота. Старик был для нее чужим, если выражаться официальным языком чиновников, но с того момента, как он нашел ее, дни напролет проводил в палате Эммы.

Шон проникся уважением к Ларсону и быстро с ним подружился. Почти месяц провести стоя или сидя на жестком стуле с перерывом на некрепкий сон, это было вполне достаточным, чтобы половина персонала на третьем этаже, познакомилась с мужчиной, которого звали Ларсон.

Добрый, молчаливый дедушка был полностью лишен наглости. Медсестры стали подмечать, что он явно стеснен в средствах. Изможденный вид старика и нетвердая походка, помимо возраста указывали на то, что этот человек нуждается в нормальной еде и изо дня в день он приходил в одной и той же одежде, будто она была единственно приличной.

И если Эмму кормили через трубку, которая была интубированая через носоглотку, то ее бессменному посетителю приносили еду из столовой и следили, чтобы все было съедено. Хотя обычно, Ларсон не оставлял ни крошки и отдавал пустую посуду с извиняющимся видом.

Шон надеялся, что старик разговорит свою подопечную, но ему удалось только расшевелить ее. Эмма упорно молчала, даже когда с ней обращался Ларсон.

По мере того, как переломы срастались, Эмму передали в руки физиотерапевтов и к большому удивлению Шона, это был частный специалист из дорогой частной клиники. Обычная страховка явно не включала подобный уровень ухода. Кто-то оплатил недешевые процедуры, но вопросы задавать было бесполезно. Рослый немногословный дядька обладал завидной невозмутимостью, он умело разрабатывал почти атрофированные конечности девушки, лишь один раз упомянув врачебную этику и пункты договора о неразглашении информации.

Прогресс был очевиден Эмма сцепив с силой челюсти, выполняла упражнения хоть и без особого энтузиазма, ее глаза по прежнему оставались мертвыми и неподвижными, она, словно не замечала окружающих и больше не плакала с того момента, когда ее начал навещать Ларсон.

Старик вносил свою посильную лепту. Когда он приходил рано утром, то осторожно обнимал Эмму в качестве приветствия. Еще одно объятие было перед его уходом. Эмма без посторонней помощи уже могла сесть на кровати. Шон не раз становился свидетелем этого трогательного ритуала, удивленно отмечая, как девушка трепетно обнимала мужчину, делая глубокий вдох, она закрывала глаза, словно испытывала облегчение.

Заговорила Эмма только, когда в палате появился инспектор из полицейского управления с тем же скучающим видом, с которым он приходил в первый раз. Он получил от лечащего врача пострадавшей разрешение на то, чтобы задать несколько вопросов и поинтересовавшись у Ларсона, кем он приходится девушке, попросил его покинуть палату. Дважды повторять не пришлось. Копов бездомный старик ненавидел сильнее вшей и блох, которые его до недавнего времени донимали нещадно.

После пятнадцати минут наедине, в дверях показалась довольная физиономия мужчины.

Она ответила на ваши вопросы? — спросил Ларсон.

Да и весьма подробно, — кивнул инспектор с недоверием поглядывая на поношенную одежду старика.

Она видела, кто на нее напал. Хоть что-то помнит.

Судя по тому, что я услышал, эта девочка помнит все. Удивительно!

Ларсон и Шон переглянулись. Инспектор поспешил откланяться, а они вернулись в палату, где снова встретили неподвижный взгляд и сомкнутые челюсти.

Эмма? — позвал Ларсон, вглядываясь в лицо, чтобы найти хоть какой-то отклик.

Она даже не моргнула, продолжая безучастно смотреть на пустую стену.

Оставьте, — Шон покачал головой. — Ей, нужно отдохнуть. Скоро и так все выясниться.

Медбрат отобрал пластиковым шприцем из пузырька лекарство и ввел его в катетер, прикрепленный на правой руке Эммы, через несколько минут, ее глаза сомкнулись.