Седьмой ангел

Глава 20 ПАУТИНА

Жизнерадостная, словно вестник смерти, веселая, словно траурный марш, очаровательная, словно надгробная плита, я входила в круглосуточный магазин.

В магазине стояла тишина, не видно было ни покупателей, ни продавца. Винно-водочные бутылки, оживленные проникшими через окно солнечными лучами, безмолвствовали на полках, консервные банки намекали, что неплохо было бы не только выпить, но и закусить, но я посмотрела на них с отвращением — мне нужна была минеральная вода и овсяная каша в пакетиках. Обо всем остальном мой желудок не допускал даже слабой мысли, реагируя на оную сжиманием.

— Будьте любезны! — наскучившись ожиданием, проскрипела я, доброжелательно, словно какой-нибудь самоэксгумировавшийся покойник из фильма ужасов.

Мгновение спустя мое настроение совершило резкий скачок вверх, потому что за прилавком возник самый обольстительнейший из продавцов. Фиалковые глаза выражали всю гамму нежных чувств, проливая бальзам на мою страдающую душу.

— Привет! — весело сказал Тигра. — Ты чего это такая грустная?.. А у меня сменщик задерживается, урод, вот я и торчу здесь, как дурак. Подождешь немного? А я тебя провожу до дома.

Сменщик, ко всеобщей радости, пришел минут через десять, и я отбыла из магазина в сопровождении Тигры, нагруженного моим рюкзаком и пакетом с минералкой и коробкой овсяной каши.

— Извини за бестактность, — Тигра вышел вслед за мной на улицу, — ты в этом рюкзаке, случайно, не булыжники носишь?

— Нет, — ответила я. — Жизненно необходимые вещи.

— Однако! — хмыкнул Тигра.

По дороге домой Тигра продолжал приставать ко мне с расспросами относительно причин моей грусти. Я старательно отговаривалась плохой погодой, слабым здоровьем, отсутствием жизненных перспектив, беспричинно дурным настроением и прочей ерундой в том же духе.

К счастью, разговоры о грусти надоели Тигре довольно быстро, и он сменил тему — от меня перешел к себе. Я была не против, поскольку о собственной персоне в данный момент мне не хотелось не только говорить, но даже думать, настолько мне было уныло, тоскливо и отвратительно.

Повернув ключ в замке, я нажала на ручку и толкнула дверь. Дверь покорно открылась. Я протянула руку к выключателю, одновременно шагнув через порог. Когда в прихожей зажегся свет, у меня потемнело в глазах.

Обувь валялась на полу вместе с верхней одеждой, сорванной с вешалки. Там же грудой лежали шапки, перчатки, зонты, банки с кремами, рожки и щетки для обуви, флакон с антистатиком, средства для мытья окон, сантехники и полировки мебели, куски мыла… Короче, все, что лежало в шкафах в прихожей, было вытряхнуто наружу.

— Ни фига себе! — присвистнул Тигра, выглядывая из-за моего плеча. — Вот это беспорядок.

Терзаемая недобрыми предчувствиями, я ринулась в свою комнату, перепрыгнув через груду вещей на полу.

Предчувствия меня не обманули. Такого кавардака в моей комнате не бывало даже в чудесные школьные годы, когда в конце четверти где-нибудь под столом в куче других интересных и полезных предметов обнаруживалась тетрадь с домашним заданием по математике, потерянная еще в начале четверти и послужившая причиной получения «пары». Даже поиски потерянной в пятом классе переводной картинки с Микки-Маусом (так и сгинувшей неведомо где) не приводили к таким ужасающем результатам.

Опустошенные полки и ящики, выпотрошенный гардероб, перевернутая постель… Все на полу, в страшном беспорядке, мятое…

Я кинулась в мамину комнату, где картина, разумеется, была та же самая.

На мои истошные крики из кухни прибежал перепуганный насмерть Тигра.

Гады! — орала я. — Сволочи! Придурки! Скотины!

— Да, — сказал Тигра, изучая стол, центр которого украшала коробка из-под фруктового торта и пустая литровая бутылка из-под мартини. — Действительно, свиньи. Могли бы хоть чуть-чуть нам с тобой оставить, верно?

Он слизнул с пальца остатки суфле.

— Ну что, будем звонить в милицию?

Я покачала головой. Ни деньги, ни золотые украшения, ни техника не заинтересовали моих незваных посетителей. Все ясно и без милиции.

Без моральной поддержки Тигры мне, конечно, было бы гораздо труднее наводить порядок в квартире. Кроме того, он дал много ценных советов, без которых уборка могла бы продлиться гораздо дольше. Сидя на табуретке и делясь со мной историями из своей богатой приключениями жизни, Тигра не только развлекал меня, но и укреплял во мне решимость не бояться трудностей и надеяться на лучшее.

Правда, слушала я Тигру не очень внимательно, поскольку куда больше была занята своими собственными мыслями.

Очевидно, в моей квартире побывали те же люди, которые собирались убить Пауля. А это значит, что Себастьян прав — Пауль уже у них, и он меня выдал. За это я не держала на Пауля зла — если эти люди так легко идут на убийство, нет сомнений, что им несложно развязать язык даже самому молчаливому человеку. Удивляло другое — как они ухитрились так быстро до меня добраться? Ведь Пауль знает меня только в лицо и по имени, но ни адреса, ни телефона, ни фамилии…

Подождите-ка… Если догадка Себастьяна верна и у Быстрова побывали люди Сашурина, причем искали они книгу, то что же получается?.. Ведь те, кто преследовал Пауля, тоже охотились за книгой. Быть может, это одни и те же люди? И этим же людям или ему самому, Сашурину, судя по всему, зачем-то понадобилась я… Причем понадобилась гораздо раньше, чем я встретила Пауля и тот отдал мне книгу…

В голове у меня все перемешалось. Ясно было только одно — мне грозит опасность, в квартире оставаться больше нельзя. Нужно срочно ехать в «Гарду» и рассказать обо всем Даниелю, потому что Себастьяна я больше видеть не хочу. Кроме того, мне надо забрать книгу и написать заявление об уходе. А прямо оттуда я поеду за город к двоюродной сестре, которая всегда рада меня видеть. Поживу пару недель на свежем воздухе, а там посмотрим.

Тигру крайне удивило то, что я внезапно бросила уборку и вместо этого вдруг принялась собирать вещи в небольшой кожаный чемодан на «молнии». Он попытался выяснить, что я задумала, но толку не добился. Я лишь сообщила ему, что меня недели две не будет дома, так что звонить мне в это время не стоит, и попросила проводить меня до одной конторы в центре города. После этой просьбы Тигра сразу сделался задумчив и печален и начал бормотать о каких-то неотложных делах, о которых совершенно забыл, но мольба в моем взоре, видимо, пробудила в нем нечто, напоминающее совесть, и с величайшей неохотой он согласился сопроводить меня до «Гарды».

Возле нечищеной таблички нежнейшим образом расцеловал меня на прощание и мгновенно испарился, не дав мне возможности попросить его дождаться моего возвращения — долго задерживаться в «Гарде» я не собиралась.

Провидение явно благоволило мне. В офисе не было никого, кроме Нади, которая очень удивилась, увидев меня, — ей уже успели сообщить, что мое появление в «Гарде» на сегодня не запланировано. Ничего, мои хорошие, устать от меня вы не успеете.

— Что-то у тебя вид какой-то подозрительный, — сказала Надя. — Давай рассказывай, чего это тебя сюда принесло. И почему ты с чемоданом?

— Не все сразу. Мне нужно зайти в кабинет Себастьяна. Я, кажется, забыла там свою ручку.

— Думаешь, ты ее там найдешь? — усомнилась Надя.

В кабинете я действовала быстро и ловко: нашла на полке книгу, убедилась, что с ней ничего не произошло за время нашей разлуки, и пихнула ее в рюкзак. Потом достала из рюкзака ручку и, держа ее в руке, вышла из кабинета.

— Вот, закатилась под рояль, — объяснила я Наде. — А теперь дай мне, пожалуйста, листок бумаги.

— Пожалуйста. А зачем, если не секрет?

— Не секрет, — ответила я, устраиваясь за столом. — Собираюсь написать заявление об уходе.

— Что это вдруг? — Надя разглядывала меня с нескрываемым интересом.

— Ну… — промямлила я.

— Только не сочиняй, что нашла работу с большим окладом, блестящими перспективами и близко от дома. Все равно не поверю. Лучше признавайся, ты что, пыталась объясниться Себастьяну в любви?

— Хуже, — мрачно процедила я. — Я его поцеловала.

И с изумлением, перерастающим в ярость, я уставилась на дико захохотавшую Надю.

— Может быть, это и глупо, — резко сказала я, — но, по-моему, в этом нет ничего смешного!

— Я просто представила себе это зрелище! — прыснула Надя. — Себастьян, должно быть, убежал от тебя, как от чумы, и заперся в ванной, а ты долго стучала в дверь, уговаривая его выйти и уверяя, что больше его пальцем не тронешь!

— Не совсем так, но очень близко к тексту. Только смылся он не в ванную, а на балкон. А как ты догадалась?

— Я не догадалась, — ответила внезапно помрачневшая Надя. — Я просто, поменяв действующих лиц, изобразила сцену, произошедшую в начале моего знакомства с Даниелем.

— Но что, черт меня побери, это значит? — в полном недоумении спросила я.

— Это значит то, что я говорила тебе с самого начала. Подробностей не жди, просто поверь — ни Себастьян, ни Даниель в женихи нам с тобой не годятся. Относись к ним… ну, как будто они не красивые и молодые, а старые и лысые. Ты же не стала бы влюбляться в начальника, если бы у него была плешь во всю голову, вставные челюсти и внучка — тебе ровесница.

— Но они ведь не старые! — не выдержала я. — Я так не могу! Лучше уж я уволюсь!

— Во-первых, не факт, что лучше. Можно подумать, уволившись, ты не будешь страдать, думать о нем и вспоминать. Посмотри на меня — я без этого хмыря жить не могу, работаю здесь только для того, чтобы видеть его каждый день. Он уже привык ко мне, ведет себя со мной почти как человек…

— Что?!

— Ну, хорошо. — Надя вздохнула и почему-то шепотом сказала: — Понимаешь, я не могу объяснить тебе всего, но они не люди!

— Как не люди?! — завопила я, окончательно потеряв голову. — А кто же тогда, куклы, что ли?

— Это было последнее предупреждение!

— Нет, я ничего не понимаю, я так не могу, я ухожу!

— Ага. Только я тебе сначала доскажу, что «во-вторых». Во-вторых, что-то мне подсказывает, что они тебя не отпустят.

— Как это «не отпустят»?! Это еще почему?

— Не имею ни малейшего понятия. Знаю только, что ты им зачем-то очень нужна. В тот день, когда ты пришла на собеседование, Себастьян ходил сам не свой… К тому же ты подписала с ними договор.

Как подписала, так и разорву, тоже мне сложность!

Тс-с! Они идут! — зашипела Надя, но, увидев, что я упрямо склонилась над листом бумаги, добавила: — Послушай, я бы на твоем месте…

Слушая приближающееся поскрипывание ступеней, я упорно продолжала писать.

— Вот так сюрприз! — раздался в приемной веселый голос Даниеля. — Нас посетило чудное создание! Больная выздоровела! И что-то пишет, не видя никого вокруг.

— Что же она пишет? — так же весело спросил Себастьян. Его веселость подействовала на меня самым пагубным образом: мной овладела такая злоба, что я даже зубами заскрипела.

Даниель подошел к столу и довольно бесцеремонно заглянул мне через плечо.

— Ничего себе! — воскликнул он. — Она пишет заявление об уходе!

— Уже написала, — поправила я и, оторвавшись от бумаги, прегадко улыбнулась. — Прошу вас.

Себастьян ласково посмотрел мне в глаза, перевел взгляд на листок, зажатый в моей руке… и в это мгновение бумага вспыхнула. Не успела я опомниться, как она догорела до самых пальцев. Потрясенная, я выпустила горящий клочок из руки. Через секунду все было кончено — даже пепла не осталось.

Хотя перепугалась я до смерти, злость была сильнее страха.

— Надя, — сказала я слегка дрогнувшим голосом, — дай мне, пожалуйста, еще листочек… А лучше два.

— Ага, дай ей листочков десять. Или двадцать, — бархатным голосом произнес Себастьян, скрестив на груди руки.

Бумага вспыхнула, едва я поднесла к ней ручку, и вся стопка мгновенно сгорела дотла. Удивительно, но на столе от этого мини-пожара не осталось ни малейшего следа.

— Превосходный фокус, — пробормотала я. — Ну хорошо, я могу обойтись и страничкой из блокнота.

Но до блокнота дело не дошло. Ручка в моей руке неожиданно покрылась каплями и стала быстро уменьшаться в размерах, словно сосулька на солнцепеке. Капли стекали вниз и падали на крышку стола, откуда с шипением испарялись, будто вода с раскаленной сковородки. Через несколько секунд в правой руке у меня ничего не осталось.

— Отлично, — сказала я, вставая из-за стола. — Я вообще не буду писать никакого заявления, а просто уйду. И вам придется меня уволить. И плевать я хотела на ваш договор.

— Иди. — Себастьян отошел в сторону, уступая мне дорогу. — Иди, пожалуйста.

Я сумела только подхватить рюкзак, чемодан и сделать один шаг в сторону двери… И застыла, но не по своей воле… Просто ноги перестали мне повиноваться — словно окостенели и приклеились к ковру. Наверное, такие приятные ощущения испытывают мухи, попавшие на липкую бумагу.

— Послушайте, — злобно и испуганно запричитала я. — Что вам от меня нужно? Вы что, ненормальные?

— Хорошо, я тебя отпущу. Ты хочешь ссоры — ты ее получишь. Но предупреждаю — если ты сейчас уйдешь, то никогда больше не увидишь ни меня, ни Даниеля. Ты никогда не сможешь попасть в «Гарду». И лишишься еще множества всяких возможностей, о которых даже не подозреваешь, — лишишься, так ничего и не узнав о них. Если ты уйдешь, то навсегда потеряешь то, что еще не успела найти. А потом можешь броситься с Большого Каменного моста, можешь слушать Шопена до звона в ушах, но только не жалуйся, что жизнь твоя не удалась, потому что ты сама сделала такой выбор. Иди!

Мертвея от этих слов, я сделала неверный шаг — ноги вновь обрели способность ходить. Потом еще один шаг, и еще…

И остановилась у лестницы… И обернулась… И увидела три ужасно симпатичных печальных лица. Представив, что вижу их в последний раз в жизни, я поняла, что не вынесу этого.

Вспомнив о том, что обнаружила сегодня у себя дома, виновато произнесла:

— У меня есть две интересные новости. Первая — я остаюсь. Вторая — за время моего отсутствия кто-то побывал в моей квартире и поставил в ней все с ног на голову.

— Так, — Себастьян выхватил чемодан у меня из рук, — и ты очень правильно решила, что тебе надо перебраться в другое место. Едем ко мне. Обсудим все в машине.

— А зачем мы поедем к тебе? — с интересом спросила я.

— Поживешь у меня, пока мы не разберемся с этим делом.

— У тебя? А ты ничего не боишься? — невинным тоном осведомилась я.

— А чего я должен бояться? — таким же невинным тоном откликнулся Себастьян.

— Ладно, поехали, — вмешался Даниель. — Ты не забыл, что нам сегодня еще предстоит экскурсия в морг?

В морг? — переспросила я.

Ну да. Хотим отдать последние почести одному из твоих приятелей-книголюбов, — усмехнулся Даниель.

В машине я подробно рассказала моим детективам об обыске и поделилась своими соображениями по поводу таинственных любителей книжных изданий. Одного только я так и не сказала — того, что книга находится у меня. Выслушав мой рассказ, Себастьян и Даниель обменялись многозначительными взглядами и сошлись на том, что, пока они будут разбираться в этом деле, я должна соблюдать предельную осторожность.

— Они тебя каким-то образом вычислили, — задумчиво произнес Себастьян, — и решили, что Пауль что-то тебе передал. Вернее, не «что-то», а, скорее всего, ту самую книгу, из-за которой, похоже, разгорелся весь сыр-бор.

— Но он мне ничего не передавал! — Я сделала удивленное лицо и вкрадчиво спросила: — А с чего ты вообще взял, что это книга?

Себастьян с Даниелем снова переглянулись, и первый туманно ответил:

— Да есть причина. Потом объясню.

Относительно визита в морг между мной и Себастьяном разгорелась жаркая дискуссия. Я настаивала на том, что должна посмотреть на убитого. Себастьян ответил, что уже достаточно налюбовался на меня в бессознательном состоянии, что весь лимит любопытства по этому поводу у него давно исчерпан и что покойнику придется как-нибудь обойтись без меня. Но я так ныла, зудела и нудила, что Даниель в конце концов сказал, что, так и быть, он возьмет меня под свой контроль, но, если я опять свалюсь в обморок, будет носить меня на плече, словно мешок с картошкой. Себастьян, сдавшись, устало махнул рукой, и победа осталась за мной.

При виде меня капитан Захаров, ждавший нас у дверей морга, сморщился, словно у него стрельнуло в ухе.

— Я думал, вы, ребята, только слегка нечисты на руку. А вы еще, оказывается, и на голову слабы, потому что по граблям как по паркету ходите. А вы, девушка, еще в обморок не нападались?..

— Это не повторится, — твердо сказала я.

— А мне-то что? Пусть ваши кавалеры пустоголовые об этом заботятся. Кстати, у меня для них одна интересная задачка есть.

Наши шаги гулко отдавались в освещенном люминесцентным светом коридоре.

Что за задачка? — спросил Себастьян.

Куда девались пятьдесят тысяч долларов из квартиры Быстрова?

А что с ними случилось? — изумилась я.

— Их уложили в чемоданчик, чемоданчик отвезли под конвоем на Петровку, а когда открыли, в чемодане оказались…

— Этикетки от «Нарзана», — прошептала я.

— Что? — подозрительно переспросил Захаров.

— Ничего-ничего, — пихая меня локтем, ответил Даниель. — Это она классику цитирует.

— Очень в точку цитирует, — пристально глядя на меня, сказал Захаров. — Этикеток-то не было, зато вместо нормальных пачек в чемодане оказались «куклы» — резаная бумага, а верхние купюры — фальшивые. Скандал жуткий, никто ничего понять не может.

Частные сыщики дружно рассмеялись. В гулком коридоре смех прозвучал как-то зловеще.

— Не грусти, капитан. — Даниель зачем-то подмигнул мне. — Если найдем твои доллары — вернем. Только сдается мне, что такие суммы, раз пропав, больше уже не находятся.

— То-то и оно, — вздохнул Захаров. — В том-то вся и штука.

Патологоанатом — низкорослый лысый живчик в очках — произнес длинную тираду, из которой я не поняла ни единого слова, хотя интуиция подсказала мне, что речь шла о характере ранения и о причине смерти. Судя по тоскующему взгляду Захарова, он понял не больше моего.

— Вы, Яков Борисович, покажите нам труп, пожалуйста, — сказал он почти жалобно. — И повторите, если вас не затруднит, все, что вы нам сказали, только по-русски.

Яков Борисович подвел нас к тележке, где под простыней угадывались очертания мертвого тела, и, откинув простыню, повторил сказанное ранее в более понятной редакции. Но этих слов я не услышала, потому что во все глаза смотрела трупу в лицо.

Это был «липовый» охранник, отправивший меня к Валетовой. Он же — любитель хиромантии.

— А еще, — бодро тарахтел Яков Борисович, — на трупике нашем есть одна интересненькая особенность. Будьте добры, душа моя, помогите мне повернуть его.

С помощью страдальчески сморщившегося Захарова труп был перевернут на живот.

— Душа моя, — забеспокоился Яков Борисович, обращаясь уже ко мне. — Спиртику нашатырного не желаете? Что-то у вас личико побледнело.

Нет, спасибо, со мной все в порядке, — тихо ответила я, не отрывая взгляда от спины трупа.

Оттуда, с правой лопатки, на меня пристально смотрел огромный темный глаз. Такой же, как у Тигры.