Вам никогда не прижимали к горлу нож? Ужасно неприятное ощущение. А когда тебя при этом заставляют подниматься по ступеням задом наперед, становится совсем противно. Я бы даже сказала, гадко. И то, что в твоего похитителя целится толпа вооруженных мужиков, тоже не прибавляет оптимизма, поскольку похититель прячется за тобой, а следовательно, под прицелом находишься ты, а не он.
Тактичный человек сказал бы, что от этих мыслей я слегка приуныла. Бестактный — что я струсила. Признаюсь честно — я не приуныла и не струсила, я просто потеряла от страха голову.
— Трефов, если с ее головы упадет хотя бы волос, тебе будет плохо, — услышала я дрожащий от гнева голос Себастьяна.
— Очень сожалею, что доставляю вам такие неудобства, — ухмыльнулся Трефов. — Просто не хочу быть убитым. В тюрьму мне тоже не хочется. Какая досада, что любовь к этой милой девушке парализовала все ваши сверхъестественные способности.
— О чем это он, черт его подери? — прошипел Захаров.
В отличие от Захарова я отлично понимала, о чем речь. Стоит моим сыщикам сделать что-нибудь с Трефовым, как мы покатимся вниз, словно камни с горы.
Очень медленно мы доползли до люка и наконец покинули пределы подвала. Группа захвата вместе с Захаровым, Себастьяном и Даниелем осталась внизу, так как на малейшую попытку приблизиться к ступеням Трефов реагировал резким окриком и нежным поглаживанием ножом моей шеи.
— Ну вот и замечательно, — прошептал Трефов мне на ухо. — Ну вот и…
Неожиданно у меня за спиной раздался какой-то стук. Хватка Трефова ослабла, тело обмякло, рука с ножом скользнула вниз. Я оглянулась.
Трефов лежал на полу, а рядом с ним стоял Пауль с поленом в руках.
— Не люблю, когда обижают женщин, — меланхолично пояснил он.
В тот же момент из люка стремительно выросли Себастьян и Даниель, а за ними и все остальные.
Чего я никак не ожидала, так это того, что Себастьян сгребет меня в охапку и, бормоча что-то неразборчивое, но, судя по интонации, очень нежное, зароется лицом мне в волосы. Похоже, Даниель ожидал этого еще меньше, потому что вид у него стал слегка обалдевший.
— Ты… э-э-э… как себя чувствуешь? — наконец спросил Себастьян.
— Как в раю! — откровенно ответила я. Себастьян отпустил меня так же внезапно, как и обнял, и обернулся к Захарову, хлопочущему вокруг неподвижно лежащего Трефова.
— Снимите у него с правого мизинца перстень, — велел Себастьян.
— Это еще зачем? — удивился Захаров.
— Поверьте мне на слово. Избежите лишних неприятностей.
Пожав плечами, Захаров попытался последовать совету.
— Ничего не получается, — наконец сказал он. — Ладно, пусть остается так. Не рубить же ему палец! Потом попробуем с мылом снять, в более подходящих условиях.
Трефов открыл глаза и скривился от боли. Захаров ухмыльнулся:
— Ну что, хорошо тебя приложили? Поехали в кутузку, родимец! Поднимите его, ребята.
— Где книга, Трефов? — спросил Себастьян, пока Даниель, что-то бормоча себе под нос, обыскивал красный балахон.
— Спросите у вашего друга Пауля, — сквозь зубы процедил Трефов.
Себастьян бросил на Пауля быстрый взгляд и, поднеся указательный палец к губам, шепнул еле слышно: «Потом, позже». Пауль кивнул.
— Что за книга? — подозрительно спросил Захаров.
— Да так, расследуем похищение двадцать второго тома Полного собрания сочинений В. И. Ленина из библиотеки имени Некрасова, — сделав невинные глаза, ответил Даниель.
— Опять какие-то темные делишки! — Захаров погрозил нам пальцем. — Смотрите, коллеги фиговы, узнаю что — семь шкур спущу!
Когда мы вчетвером — Себастьян, Даниель, Пауль и я — вышли вслед за доблестной милицией на улицу, я увидела, что машины — стайка милицейских и черная «Победа» стоят не возле дома, а на значительном от него расстоянии.
— Для конспирации, что ли? — удивилась я.
— Не совсем, — ответил Себастьян. — Если подъехать к этому замечательному месту слишком близко, мотор заглохнет.
— Так я и думал, — задумчиво произнес Пауль.
— Странно, — сказала я. — Если на этом месте не работают никакие приборы, даже часы, почему в таком случае пистолет Трефова стрелял как миленький?
— Действительно интересно… — оживился Даниель. — Может, пойдем проверим, будут ли стрелять наши пистолеты?
Себастьян ответил ему скептическим взглядом и поинтересовался:
— Тебе действительно хочется туда вернуться?
— Вообще-то нет. — Даниель передернул плечами. — Более гадкого места в жизни своей не встречал.
— Не преувеличивай, — хмыкнул Себастьян.
Две последние реплики вдруг напомнили мне разговор с Трефовым, и я снова впала в беспокойство.
Взревели моторы милицейских машин, набитых людьми Трефова. Самого Трефова, как знатную персону, усадили в сверкающий полированными боками бело-синий «Форд», и кортеж, набирая скорость, тронулся по шоссе. Лишь черная «Победа» не двинулась с места.
Возле «Победы» обнаружилась Надя, нервно затягивающаяся черной сигаретой «Sobranije». Когда мы подошли поближе, Надя бросила ее на землю, и я увидела, что трава вокруг густо усыпана такими же окурками.
— Что-то я не слышу криков радости и приветственных аплодисментов! — игриво сказал Даниель, идя ей навстречу.
Не двигаясь с места, Надя медленно, словно с трудом, произнесла:
— Вы… Ты…
И, заревев, бросилась ему на шею.
— Дубль два! — не удержавшись, тихо пробормотала я.
Надя подняла голову с плеча гладящего ее по затылку Даниеля и завопила:
— А ты! Противная девчонка! Дура! Выдрать бы тебя как Сидорову козу! Мы из-за тебя чуть с ума не сошли!
Она, конечно, была права. Но вы, зная обо всем, поймете мою бурную реакцию.
— Да?! — заорала я. — Дура?! Пускай я дура, но больше пудрить себе мозги я не позволю! Хватит! Надоело!
И, отмахнувшись от шагнувшего ко мне Себастьяна, стремительно пошла по шоссе.
Сначала я шла в одиночестве. Потом услышала шум мотора, и, обогнав меня метров на пять, передо мной развернулась черная «Победа», перегородив пустое шоссе. Из нее вышел Себастьян.
— Садись в машину. Я тебе потом все объясню. Дернув плечиком, я обогнула «Победу» и зашагала дальше. За моей спиной Даниель велел Наде сесть за руль. Потом раздался топот.
Поравнявшись со мной, топот замедлился: Себастьян, Даниель и Пауль, очутившись по обе стороны от меня, подстроились под ритм моих шагов.
Ожидания, что я начну разговор по собственной инициативе, оказались напрасными, и Себастьян первым нарушил молчание:
— Что происходит? Ты можешь мне сказать?
— Нет! — рявкнула я и резко остановилась. Управляемая Надей «Победа» подъехала чуть ближе и остановилась, тихонько урча двигателем. — Это вы мне должны обьяснить, что происходит! А до тех пор я в вашу машину не сяду!
— Что ты хочешь знать? — с видом покорившегося судьбе спросил Себастьян.
— Я? Я хочу знать, кто вы такие!
Наступила тишина. Лица Себастьяна и Даниеля выражали глубокую озабоченность.
— Ну? — ехидно поинтересовалась я. — Кто начнет?
— Я начну, — неожиданно решился Пауль. — Позвольте представиться. — Он как-то весь вытянулся и торжественно произнес: — Фра Пауль Генрих фон Шварценштайн, кавалер справедливости Державного Ордена Святого Иоанна Иерусалимского.
— Что? — оторопела я.
— Проще говоря, рыцарь Мальтийского ордена, — пояснил Себастьян.
— Совершенно верно, — подтвердил Пауль. — Направлен сюда с важным поручением некоей именитой особой. Имя особы и суть поручения разглашению не подлежат.
— Рыцарь? — Странная информация никак не могла улечься в моей голове.
— А ты думаешь, что рыцари до сих пор щеголяют закованные в латы? — улыбнулся Себастьян и поинтересовался: — Где вы так хорошо научились говорить по-русски, господин фон Шварценштайн?
— Бабушка моя была урожденная княжна Касимова. Первые знания — от нее. Потом изучал русский в Сорбонне.
В тихом остолбенении смотрела я на Пауля. Никогда бы не подумала, что дворянин, потомок князей, выпускник Сорбонны, да к тому же мальтийский рыцарь может выглядеть так… обыкновенно!
— А что вы можете сообщить нам о местонахождении книги? — спросил Себастьян.
— А вот этого я как раз и не…
— Погодите-ка! — громко и решительно перебила я Пауля, не боясь оказаться невежливой. — Не будем уклоняться от нашей темы! Пауль рассказал о себе. Замечательно! Теперь — ваша очередь. — И, выжидающе посмотрев сперва на Себастьяна, потом на Даниеля, добавила: — Давайте, давайте! Объясните мне все! Только не надо врать насчет новейших достижений техники! Я еще поверю, что достижения техники могут позволить пользоваться уличным телефоном, словно это мой личный мобильник, и узнавать вещи, которые неизвестны никому, кроме меня! Жечь бумагу и плавить ручки на расстоянии — тоже еще куда ни шло! Но спрыгивать с огромной высоты, будто с обычного крылечка, и ловить пули на лету, словно это мухи какие-то, — уж извините!.. Кто вы такие?!
Сыщики переглянулись явно в замешательстве. Их смущенные лица только укрепили мои подозрения. Надя тем временем вышла из «Победы» и молча, но с очевидным интересом слушала нас, закурив очередную сигарету.
— Так, — сказала я потухшим голосом. — Я вижу, что этот… Трефов был прав, и вы действительно те… Те самые.
— Какие? — почти виновато спросил Даниель.
— Не знаю, как вас лучше назвать! — крикнула я, чувствуя себя глубоко несчастной. — Враги рода человеческого? Демоны? Нечистая сила? Те, кто вечно хочет зла и вечно совершает благо? Гости из преисподней? Дьяволы?
Перечисление всех этих определений оказало на частных детективов странное действие. Выражение их лиц стало быстро меняться от изумления к явной и очевидной насмешке.
— Нет, ты слышал? — спросил Даниель, поднимая брови.
— Потрясающе, — ответил Себастьян, складывая руки на груди. — С ума сойти!
И вдруг рассмеялся. А вслед за ним — Даниель, Пауль и даже стоящая на отшибе Надя.
— Что это значит? — спросила я посреди общего веселья.
— Это значит, — нравоучительно сказал Себастьян, — что читать Булгакова — дело полезное и нужное, но надо и своей головой пользоваться. Хотя бы иногда… Мы не черти.
— Скорее наоборот! — сверкая великолепными зубами, вставил Даниель.
— Как это «наоборот»? — окончательно запутавшись, завопила я.
Себастьян мягко улыбнулся. Шоколадные глаза нежно засияли, и прекрасный голос ласково произнес:
— Как у вас сейчас стало модно выражаться, мы с чертями проходим по разным ведомствам. Мы — ангелы.