Седьмой ангел

Глава 26 ТРЕВОЖНОЕ УТРО

Дверцы «Победы» хлопнули практически одновременно, и Себастьян с Даниелем почти беззвучно растворились в синеватой темноте идущей на убыль весенней ночи. Город к утру наконец угомонился и заснул — вокруг стояла такая тишина, что слышно было, как осторожно скрипнула дверь подъезда.

— Не трясись! — прошипела съежившаяся рядом со мной на заднем сиденье Надя. — Ты меня нервируешь!

— Не могу! — прошипела я. — Я боюсь! Внезапно что-то с грохотом обрушилось на капот машины. Оглушительно взвизгнув, мы с Надей бросились в объятия друг к другу, закрыв глаза в ожидании неминуемой гибели.

Но, поскольку гибель все-таки миновала, глаза пришлось открыть.

На капоте темнел какой-то небольшой предмет с антенной и двумя светящимися кнопками посередине.

— Что это? — оторопела я.

— Не знаю, — прошептала Надя испуганно. — Наверное, надо пойти посмотреть…

— С ума сошла? Я боюсь. И потом, нам сказали из машины не выходить.

— Оно движется! — взвизгнула Надя прямо мне в ухо. От неожиданности я подскочила и ударилась головой о крышу «Победы».

Предмет действительно зашевелился. Хуже того, он внезапно начал издавать звуки.

— Ма-я-а-у! — завывал предмет, оказавшийся очумевшей от весны кошкой.

— Брысь! — рявкнула Надя, высунувшись в окно.

— Тс-с! — я схватила ее за руку. — Кто-то идет! Шаги приближались. Я хотела сказать Наде, чтобы она поскорее подняла стекло, но от страха у меня пропал голос. К тому же я никак не могла решить жизненно важный вопрос, стоит ли мне сползти на пол или лучше спрятаться за спинкой переднего сиденья.

И в ту секунду, когда я пришла к выводу, что на полу мне будет гораздо безопасней, в окне рядом со мной возникло лицо.

Дружный вопль, вырвавшийся из наших с Надей глоток, поднял в небо стаю ворон. Хлопая крыльями, те улетели подобру-поздорову.

— Вы что, сдурели? — изумленно спросил Даниель. — Орете, словно призрак увидели. По-моему, я на привидение не похож… Пошли наверх, там все в порядке.

Зевая во весь рот (после того как все страхи отступили, нами овладела необычайная сонливость — Даниель, разумеется, не в счет), мы поднялись на верхний этаж. На пороге одной из дверей, опершись плечом о косяк, стоял Себастьян в своей любимой позе — руки скрещены на груди, правая нога изящно согнута в колене и чуть выдвинута вперед. Образец изысканности! Само совершенство! Мне немедленно захотелось взъерошить ему волосы и оторвать пару пуговиц. На обуздание этого порыва пришлось затратить немало усилий, поэтому на некоторое время я выпала из общей беседы. Очнулась я только тогда, когда речь зашла обо мне.

— Может, ей стоит изменить внешность? Тогда она будет чувствовать себя в большей безопасности, — предложила Надя и обратилась ко мне: — Может, выкрасим тебя в блондинку и пострижем? Будешь как Мэрилин Монро…

Предложение Нади я восприняла как личное оскорбление.

— Я скорее дам отрезать себе голову, чем волосы! Ты что?! А красить их и подавно не позволю. Цвет волос — это то, что мне нравится в себе больше всего!

— Не считая ума, — иронично усмехнулся Даниель.

— Я же никогда не думаю!

— Одно другому не мешает. Например, можно быть счастливым обладателем старинного клавесина и гордиться этим. А играть на нем совершенно необязательно.

— Себастьян, ты змея!

— Я просто привел пример, иллюстрирующий мысль Даниеля. Со своей стороны, я считаю, что Даниель несправедлив. Ум у тебя есть, и пользоваться им ты умеешь…

— Спасибо!

— Только не очень хорошо.

— Знаете что?.. — тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнесла я, глядя по очереди на каждую из трех от души веселящихся ехидн, но вполне мирно сказала: — Спать я хочу ужасно. Надоели вы мне со своими издевательствами. Я ведь и обидеться могу.

— Нет, не можешь, — уверенно ответил Даниель.

— Мы же любя! — подхватил Себастьян. Даниель с Надей уже ушли, а эта фраза все еще звучала у меня в ушах. Я пыталась отвлечься на что-нибудь другое, но у меня не получилось. В течение двух минут я размышляла о том, что ночевать Надя, кажется, останется у Даниеля, а если так, то почему она, по ее собственному признанию, мучается с ним и в чем эти мучения состоят. Но какая, извините меня, нормальная женщина может дольше двух минут обдумывать чужие любовные переживания, когда у нее своих полна черепная коробочка и разобраться с ними нет решительно никакой возможности?

Когда я вышла из ванной, на диване — том самом, на котором я очнулась после первой ночи, столь небесполезно проведенной в клубе, — было застелено свежее белье, расцветкой призванное напоминать шкуру леопарда, а на стене горел ночник под темно-красным абажуром. Остальную часть комнаты поглотил мрак, только прозрачный потолок был усыпан яркими светящимися точками — безоблачное небо заглядывало в комнату, поблескивая звездами глаз.

Забравшись под одеяло и погасив бра, я легла на спину и закинула руки за голову. Любуясь настраивающим на романтический лад небосводом, я мечтала о своих несбыточных радостях и безуспешно пыталась услышать дыхание Себастьяна. По моим представлениям, он должен был находиться где-то неподалеку. Потом глаза мои начали слипаться, и я, повернувшись на бок и привычно свернувшись калачиком, сладко и безмятежно заснула.

Пробуждение было отвратительным.

— Помогите! — истошно вопил женский голос. — Убивают! Помогите!!! А-а-а! Мамочка!

Только скатившись с дивана на пол, я осознала, что вопль раздается не прямо над моим ухом, а где-то на улице.

В комнате зажегся свет, и я увидела одетого Себастьяна (может, он не раздевался, опасаясь сексуальных претензий с моей стороны?) с пистолетом в руке. В ту же секунду в проеме открытой балконной двери появился Даниель, тоже с пистолетом, но не таким, как у Себастьяна, а каким-то здоровенным, с длиннющим стволом (похожие бывают в американских боевиках про гангстеров).

— Ты слышал? — спросил Даниель.

Но вопрос оказался излишним, потому что душераздирающий крик повторился. Озноб прошел по моему телу, а Себастьян и Даниель кинулись к выходу. Крик повторился снова, слабея и удаляясь. Хлопнула дверь подъезда, раздался топот — это сыщики выскочили на улицу.

В тот же миг в комнате зазвонил телефон. Выпутавшись из-под одеяла, я прошла через всю комнату и замерла над глухо дребезжащим аппаратом, не зная, должна ли я брать трубку. В конце концов я решила, что звонок может быть важным, а если он окажется не деловым, а личным, то пусть кто-то неприятно удивится, услышав незнакомый женский голос. В конце концов, это не моя проблема…

Я сняла трубку… И услышала свое имя.

— Да, — изумленно ответила я. — А кто говорит?

— Это неважно, — ответил мужской голос. — Важно то, что рядом со мной находится симпатичный молодой человек, с которым вы имели удовольствие познакомиться позавчера в книжном магазине. Молодой человек очень страдает, и будет страдать еще больше, если вы ему не поможете.

Чувствуя, что холодею от сковавшего меня ужаса, я хрипло выдохнула:

— Что я должна сделать?

Ничего особенного, — спокойно ответил голос.

Он не сквернословил, не орал и говорил, пожалуй, даже с какой-то симпатией, и от этого делалось особенно жутко. — Вы должны встретиться со мной. Немедленно… Скажем, у памятника на улице 1905 года, возле метро. Знаете, такая впечатляющая скульптурная группа?.. И отдать книгу, только и всего.

— А как я узнаю, что с Паулем все в порядке?

— Очень просто. Я привезу его с собой и оставлю. Но только после того, как книга попадет в мои руки. Ну, так как, договорились?

— Договорились, — еле слышно сказала я.

— Да, только давайте без этих фокусов, вроде провожатых и оружия. Если я увижу, что вы не одна, я немедленно убью вашего приятеля. Если вы начнете бушевать в одиночку, туго придется не только ему, но и вам, так что очень прошу, ведите себя тихо. И постарайтесь сделать так, чтобы я ждал вас как можно меньше.

Щелчок, короткие гудки. Я бросила трубку и стала торопливо одеваться. Себастьян и Даниель могут вернуться в любой момент, начнутся расспросы… Сейчас мне не до этого. У меня нет времени посвящать их в курс дела и строить планы. Мне нужно отдать эту чертову книгу и вызволить Пауля.

Выскочив на улицу, я услышала рев автомобильного мотора. В лицо мне ударил ослепляющий свет фар, и я отчаянно замахала рукой в надежде, что водитель сжалится и довезет меня до нужного места. Было раннее утро, транспорт еще не ходил, машин на улицах почти не было, так что пешая прогулка до места назначения заняла бы у меня не меньше сорока минут.

Автомобиль затормозил и оказался иномаркой, правда, я не рассмотрела, какой модели, так как мои познания в автомобильной области невелики и узнать марку машины, не посмотрев хотя бы на эмблему, я не могу.

— Улица Девятьсот пятого года! — выдохнула я, заглядывая в приятно пахнущий кожей салон.

— Садитесь, девушка! — ответил симпатичный водитель лет тридцати и улыбнулся, сверкнув коронкой на верхнем правом клыке. — Домчу с ветерком.

Сев на удобное сиденье рядом с водителем, я хлопнула дверцей и поставила рюкзак на пол. Машина стремительно рванула с места — словно взлетела. В ту же секунду справа от машины мелькнули фигуры бегущих по тротуару Себастьяна и Даниеля. Пожалуй, их нужно хотя бы предупредить. Помешать мне они теперь не сумеют, но волновать их тоже не хочется.

— Извините, — сказала я водителю. — Мне нужно поговорить вон с теми молодыми людьми. Вы не могли бы вернуться?

Да что вы, девушка, издеваетесь, что ли? — внезапно обиделся водитель. — Если ехать вам не нужно — выходите и идите, куда вам нравится, а я круги нарезать не стану, у меня еще свои дела есть.

Ну, хорошо, — смирилась я. Выбора у меня не было, поэтому я осталась в машине. Симпатия к водителю исчезла бесследно, поэтому я отвернулась к окну.

На востоке вдоль горизонта по небу тянулась желтовато-белая полоса — признак приближающегося рассвета. Темные, будто спящие, дома с погашенными окнами, безлюдные, уныло освещаемые тусклыми фонарями улицы, отдыхающие от дневных трудов автомобили, деревья, ждущие рождения листвы, всевозможный мусор, еще не убранный дворниками, — все это, потревоженное шумом мотора, поднималось с насиженных мест, летело нам навстречу и пропадало где-то далеко за спиной, должно быть, замирая все в той же позе, как только мы пропадали из вида. Я следила за их полетом, и тревога сжимала мне сердце.

Тревога стала вдруг нарастать, как снежный ком, и я пыталась понять почему, но тяжелая от недосыпания голова и волнение за Пауля долго не давали мне собраться с мыслями и сконцентрировать внимание. А когда поняла, повернулась к водителю:

— Послушайте, мне же нужно на улицу 1905 года, а мы едем по Ленинградскому шоссе совершенно в другую сторону!..

Рот водителя искривила уродливая ухмылка. И в этот момент, цепенея от ужаса, я услышала голос за спиной — тот же самый, что и по телефону:

— Действительно!

И внезапно увидела, что кольцо на моей правой руке как-то странно мигает, так же, как позавчера в клубе. И поздно — слишком поздно! — поняла, что это значит. Я хотела обернуться, но не смогла — тот, кто сидел сзади, плотно прижал к моему лицу кусок влажной ткани. Я судорожно задергалась, пытаясь освободиться, но силы были слишком не равны.

Густой, липкий, приторный запах неприятно защекотал мне горло… Мне послышался шум аплодисментов. А потом упал занавес, и наступила тишина…