Глава 22 КОЕ-ЧТО ПРОЯСНЯЕТСЯ, НО ОСТАЛЬНОЕ ЗАПУТЫВАЕТСЯ ОКОНЧАТЕЛЬНО

Тигра — один из шайки! Эта мысль, не давая покоя, болталась у меня в голове, словно одинокая монетка в копилке, все время, пока мы ехали из морга домой к Себастьяну. Конечно, одинаковые татуировки могут оказаться и простым совпадением, но события последних дней не просто говорят, а кричат во весь голос: простых совпадений не бывает. Самое печальное, что гипотез у меня много, но выбрать из них верную не представляется возможным. Понятно только то, что я влипла, но вот во что и по какой причине — тайна за семью печатями.

Но когда я оказалась у Себастьяна дома, мысль о Тигре как-то сама собой выскочила у меня из головы. И неудивительно.

— По-моему, настала пора слегка просветить нашу сотрудницу относительно сути дела, которым мы занимаемся, — сказал Себастьян, усаживаясь за компьютер.

Экран монитора ожил, а в руке у Себастьяна появился компакт-диск с английской надписью «Средневековые монастырские песнопения». Когда процессор проглотил диск, я поинтересовалась:

— Что-то связанное с музыкой?

— Не совсем, — ответил Себастьян, усмехаясь. — Тот, кто поручил нам это дело, питает слабость к конспирации. За последнее время мы успели убедиться, что не напрасно.

После некоторых манипуляций с клавиатурой и «мышью» на экране появилась отсканированная вырезка из газеты, под ней подпись — название газеты и время публикации.

— Это, как видишь, заметка из английской «Таймс». Здесь говорится, что в некой библиотеке, в собрании разнообразных старинных и редких книг и документов, принадлежавшем покойному ныне коллекционеру — баронету из графства Кент, обнаружен единственный известный ныне список апокрифической книги, оригинал которой, датируемый серединой второго века нашей эры, погиб вместе с Александрийской библиотекой, но был воссоздан одним из проживавших в Александрии Египетской раннехристианских гностиков. Список датируется началом семнадцатого века. Язык списка — древнегреческий. Но, что самое интересное, текст зашифрован, и настолько сложно, что практически не поддается прочтению. Далее обсуждается ценность этой книги и ее цена: порядка одного миллиона фунтов стерлингов.

— Ничего себе… — присвистнула я. — А как они узнали, что это за книга, если не смогли ее прочитать?

— Спроси чего полегче, — ответил Себастьян. — Я в этом вопросе не эксперт.

Между тем стрелка курсора вновь залетала по экрану, и на экране появилась следующая вырезка.

— А это сообщение о том, что библиотека баронета продается и ее признанной жемчужиной считается «Александрийский апокриф»… А вот страничка из каталога аукциона Сотби, на которой была представлена та самая книга.

Круглыми, как чайные блюдца, глазами я смотрела на экран. От сознания того, что в рюкзаке у меня, вот так вот запросто, лежит книжечка ценою в миллион фунтов стерлингов, моя голова потеряла способность соображать.

— А вот репортаж о ходе аукциона. Перечисление присутствовавших знатных особ и знаменитостей. Тони Блэр, принцесса Анна в компании титулованной знати, Стинг, Дэвид Бэкхем из «Манчестер юнайтед» со своей женой из «Спайс герлс», Элтон Джон, Джордж Майкл, шейх Абу Мухаммад Максуд ибн Ахмад ибн Малик аль-Лукками… С ума сойти можно! Но вот кто именно приобрел этот лот — науке неизвестно. Факты же таковы — «Александрийский апокриф» ушел за полтора миллиона фунтов стерлингов. Мне стало совсем дурно.

— Но!.. Тут-то и начинается самое интересное… Владелец так и не получил свое сокровище. Кто-то успел невероятно ловко спереть книгу, обойдя сложнейшую систему охраны и сигнализации, ничем не выдав своего присутствия и не оставив буквально никаких следов. Вот репортажи об этом из нескольких европейских газет. Английская полиция и спецслужбы вместе с Интерполом буквально встали на уши, но это стояние оказалось совершенно безрезультатным — книга словно испарилась.

— О господи! — воскликнула я.

— Я вижу, что судьба этой книги тебя взволновала, — улыбнулся Себастьян. — Утром того дня, когда ты поступила к нам на работу, на наш электронный адрес поступило сообщение. Нам предлагалось отыскать пропавшую книгу, давались некоторые нити и связи. В том числе и координаты Быстрова, который, впрочем, и так был нам знаком. Мы сразу попытались с ним связаться, но телефон его молчал, а квартира пустовала.

— Да … — Даниель провел рукой по волосам. —

— Почему-то его никакими способами нельзя было обнаружить. Даже…

Он поймал предостерегающий взгляд Себастьяна и осекся. И все-таки что-то они скрывают от меня. Темнят мои сыщики, ой, темнят!..

— Самое интересное в этом послании было то, что через несколько часов оно исчезло, словно мы его и не получали. Зато на наш счет в банке поступил аванс, хотя мы и не давали подтверждения, что займемся этим делом.

— И пришлось-таки заняться! — сказал Даниель. — Деньги-то заплачены, а кому их возвращать — неизвестно.

— А вам, что, не сообщили, откуда поступил перевод? — удивилась я.

— Сообщили. Со счета в швейцарском банке, закрытого сразу после перечисления денег. Так что выяснить имя владельца, скорее всего, было невозможно, а учитывая то, как швейцарские банки славятся своей конфиденциальностью, тем более.

— Очень интересно, — сказала я, лихорадочно соображая, что мне следует предпринять. Толку от этого обдумывания не было ровным счетом никакого — мысли носились взад-вперед, словно стая перепуганных ворон. — Значит, по всей видимости, владелец книги, оставаясь неизвестным, хочет ее вернуть?

— Не совсем так, — покачал головой Себастьян. — У нас создалось впечатление, что это не владелец книги, а кто-то другой. Может быть, какая-то третья сила, помимо законного владельца и похитителей, которая заинтересована в получении этой книги. А может, между похитителями возникли какие-нибудь разногласия и кто-то из них пытается загребать жар нашими руками. Словом, в этом деле надо разобраться, книгу найти, а уж что делать с ней дальше — будущее покажет.

Наступила тишина. Все как будто задумались о чем-то. Я, правда, заметила, что Даниель с упорством, достойным лучшего применения, косится в мою сторону. Понять смысл его взгляда я не могла и поэтому занервничала. Шапка на мне давно уже тлела, и я боялась окончательно выдать себя, неосторожно сболтнув что-нибудь лишнее. Вообще-то, эта книга стала всерьез меня беспокоить. Мало того, что на вырученные от нее деньги можно купить себе скромный самолет или целый автомобильный парк. Мало того, что она неизвестно кому принадлежит и кому собирался передать ее Пауль — законному владельцу или тому, кто заказал ее похищение. Но самое интересное — в заметке черным по белому было написано: книга на древнегреческом языке, да к тому же зашифрована! Как же тогда, черт побери, я ухитрилась ее читать, причем, заметьте, совершенно свободно? Да еще эти двое со своими бесконечными недомолвками и фокусами — звонящими таксофонами, горящими предметами и чтением мыслей на расстоянии… Все эти тайны начинали меня порядком раздражать. И я не выдержала:

— Послушайте, а вы не хотите мне ничего рассказать? Например, о том, зачем я вам понадобилась. У меня нет юридического образования, я не фотограф, не химик-эксперт, не психолог… Зачем в детективном агентстве человек, закончивший филологический факультет?

— Пишущий к тому же по ночам роман под названием «Изгнание из рая», — подхватил Даниель.

У меня отвалилась нижняя челюсть. В ту минуту мне даже казалось, что навсегда.

— О чем роман? — поинтересовался Себастьян.

— Да о чем еще, как не о любви, — ответил Даниель. — О несчастной любви, об утрате детской беззаботности, невозможности вернуть былую легкость бытия. Очень тонко, горько, иронично. Булгакову только немного подражает. И еще одной малоизвестной, но талантливой писательнице. Сперла у нее целую фразу.

Отпавшая челюсть, лязгнув, вернулась на место.

— Постойте! — завопила я. — Так это вы копались в моих вещах и все перевернули вверх дном?

— Как можно! — возмутился Даниель. — Если бы даже мы и копались — но уверяю тебя, что это не мы! — то аккуратно положили бы все на место. Устраивать беспорядок в чужом доме?.. За кого ты нас принимаешь?

— За людей, которые знают вещи, которых знать не должны, и которым… Как вы могли позвонить мне по таксофону? Это же невозможно!

— Не волнуйся ты так, ради бога, — доверительно беря меня за руку, сказал Себастьян. — Все объясняется очень просто. Техника на грани фантастики и хорошая оперативная работа — а у непосвященных людей создается иллюзия, будто происходит что-то сверхъестественное. Со временем ты все поймешь. Не торопись.

— Но я никому не говорила, как называется мой роман и о чем он! А уж об украденной фразе — и подавно!

Я окончательно растерялась и запуталась. И, честно говоря, испугалась. К тому же мне вдруг вспомнились слова Нади, что Себастьян и Даниель — не люди, и догадки, одна другой бредовее, полезли в мою бедную голову, которая, может, снаружи по-прежнему выглядела неплохо, но изнутри превратилась в нечто среднее между обширной свалкой и руинами, населенными утробно хохочущими призраками.

— Давай отложим этот разговор на потом, — мягко предложил Себастьян. — Все равно сейчас толку из этого не выйдет. А тебе, мне кажется, надо отдохнуть — последние дни у тебя были непривычно напряженными.

Не успел он сказать эту фразу, как веки мои стали тяжелеть. Еще минуту назад я была готова к любым авантюрам, а сейчас мне хотелось только одного — вздремнуть часок-другой.

— Ложись на диван, а я принесу тебе чаю. — Голос Себастьяна звучал так нежно, что мне уже казалось смешным, что я могла думать о нем что-то плохое. Но смеяться сил уже не было, я только слабо улыбалась, сворачиваясь клубком под пледом, которым заботливо укрыл меня Себастьян.

Чаю я не дождалась — заснула, и в полудреме мне послышались чьи-то слова:

— Все-таки мы играем нечестно… Она должна знать…

Но что эти слова значат, кому принадлежат и к кому относятся, понять я не успела: мне уже снился необыкновенно приятный сон. Я шла куда-то с человеком, который держал меня за руку, и это наполняло меня таким счастьем, какого наяву я никогда не испытывала.

Когда я проснулась, был уже вечер. Над стеклянным куполом на фоне темного неба отчетливо проступал полупрозрачный, словно тонко отрезанный ломтик лимона, диск луны.

Перед включенным телевизором в кресле сидела Надя, меланхолично подкрепляясь сырными шариками и кока-колой.

На мой вопрос о местонахождении знакомой мне парочки сыщиков Надя столь же меланхолично ответила, что оные сыщики отправились, по своему обыкновению, в клуб, куда и мы с ней радушно званы, и поинтересовалась, не хочу ли я чего-нибудь сьесть. Прислушавшись к урчанию своего живота, я ответила утвердительно.

За приемом пищи — Надежда выделила мне тот же ассортимент — я осторожно попыталась более подробно расспросить ее о Себастьяне и Даниеле, но на сей раз Надя не была настроена делиться наболевшим и на мои вопросы отвечала сдержанно и уклончиво.

Узнать же мне удалось следующее: Надя познакомилась с Даниелем и Себастьяном где-то полгода назад. Именно тогда они появились в Москве. Где они жили и чем занимались до того, Надя мне толком не сказала (мычание и неопределенные движения рук не в счет). Клуб «Ступени», как оказалось, тоже принадлежит им. И тут я стала в тупик. Можно еще понять детективов, на досуге играющих и поющих в клубе. В Европе такой вид отдыха не редкость. У моей бывшей однокурсницы есть жених-испанец. А у жениха — кузен-француз. Так вот этот самый кузен, полицейский по профессии, вместе с директором банка, школьным учителем и еще одним приятелем — кажется, барменом — в свободное от работы время играет в рок-группе, и в своем маленьком городке они — знаменитости, без которых не обходится ни одна шумная вечеринка. Но владельцы ночного клуба, занимающиеся частным сыском?! Это что-то уму непостижимое! Я так и сказала Наде, на что та, пожав плечами, ответила, что вещи, недоступные нашему пониманию, не обязательно плохи. Поспорить с этим я, разумеется, не могла.

Когда же я спросила, на какие деньги открыты оба заведения — увеселительное и сыскное, Надя посмотрела на меня совсем уж странно и холодно ответила:

— А тебе не все ли равно?

После чего предложила собираться в клуб.

— Зачем, скажи на милость, мне непременно нужно быть сегодня в этом клубе? Им что, без такой слушательницы, как я, жизнь не мила? — уныло вопрошала я, садясь в Надину машину рядом с ней. Причина уныния была проста — когда я собирала чемодан, то не предполагала, что для прогулок по раменским лесам мне понадобятся нарядные вещи, поэтому прихватила с собой что попроще — джинсы да пару водолазок. Вспомнив об этом, я попыталась от посещения клуба увильнуть, но Надя оказалась особой, вполне пригодной для роли тоталитарного диктатора, и бедная жертва авторитаризма, одетая, словно Золушка на кухне, тоскуя, подчинилась.

— Хватит ныть! Ты отлично выглядишь! Я, как видишь, тоже в джинсах и не комплексую из-за этого!

Внезапно я подумала об одной вещи, от которой у меня неприятно екнуло в животе.

— Слушай, — упавшим голосом сказала я, — а почему им не пришло в голову, что в ближайшее время мне лучше вообще не выходить из дому, не говоря уж ни про какие клубы? А вдруг со мной попытаются что-нибудь сделать? Ведь вчера именно в клубе… Вдруг этот Дон Жуан, или как его там, опять появится?

Надя бросила на меня быстрый взгляд и снова уставилась на дорогу.

— А как ты думаешь, для чего еще мы едем в клуб?

Тебя позвали туда в надежде, что те, кто за тобой охотится, дадут о себе знать.

Замечательно! — безо всякого энтузиазма откликнулась я.

Значит, меня используют в качестве приманки. Новое ощущение. И, как выясняется, не особенно приятное.

Молодой человек в гардеробе был другой, но не менее накачанный, чем вчерашний. Я запоздало догадалась, что в клубе должность охранника сочетается с обязанностями гардеробщика.

Спуск по ступеням доставил мне несколько неприятных минут — еще слишком свежи были воспоминания о скрутившейся в спираль лестнице. К тому же меня неотступно преследовало ощущение, что из-за угла за мной наблюдает мой обаятельный партнер по танцам, и это совершенно не прибавляло мне бодрости.

Журчал фонтан, ангел задумчиво смотрел на струйку воды в чаше, мерцали огоньки в искусственной зелени, позванивали хрустальные бокалы на столах. Дон Жуана нигде не было видно, и я немного приободрилась. Даже развеселилась, поскольку обнаружила чудака, пытавшегося прошлым вечером увидеть на дне стакана тень своего прадедушки. Чудак располагался на том же месте, в той же позе и с тем же выражением лица. Даже цвет и количество жидкости в его стакане не изменились. Я предположила, что это не человек, а чучело, и тихонько захихикала.

Себастьян, как и вчера, сидел за роялем, перебирая клавиши, но Мымры ни рядом, ни в отдалении не наблюдалось, чему я от всей души порадовалась. Правда, радость омрачилась тем, что на наше с Надей появление он почти не отреагировал — лишь на мгновение поднял глаза и метнул взгляд в нашу сторону. Даниеля тоже не было видно, но, судя по чашке с кофе и дымящейся сигарете в пепельнице на столике у сцены, он находился где-то поблизости.

Против моего ожидания, официант провел нас к столику, располагавшемуся в углу зала. Я поинтересовалась о причине этого у Нади и снова нарвалась на расплывчатое «так надо». Впрочем, догадаться зачем, было несложно. Если вы хотите поймать крысу, грызущую по ночам вашу мебель с таким звуком, что вы не можете отделаться от чувства, будто попали на лесопилку, вы не поставите ловушку посреди комнаты и не сядете с нею рядом, потому что крыса — не дура и, как всякий хитрый зверь, предпочитает темные углы.

Некоторое время я чувствовала себя вполне сносно, развлекаясь мыслями о крысе и тому подобной чепухе. К тому же было приятно любоваться на Себастьяна и слушать его прелестную игру, несмотря на оттенок горечи, который после моего неуместного поцелуя примешивался ко всему, что касалось самого красивого детектива на свете. Однако спустя час после нашего прихода Надя вдруг заявила, что у нее есть дела и ей придется меня покинуть. И тут мне стало страшно.

Собственная трусость вогнала меня в уныние, а неумение стоически выдерживать трудности разозлило. Весь этот гоголь-моголь из отрицательных эмоций выдерживать было очень нелегко. Хотелось вскочить, убежать в дамскую комнату, запереться в кабине, взгромоздиться с ногами на унитаз и просидеть в этой позе орла до закрытия клуба. Усилием воли удерживая себя от этого опрометчивого шага, я сидела возле увитой искусственным плющом стены, без аппетита ела посыпанное тертым шоколадом ванильное мороженое и отчаянно трусила.

Себастьян перестал играть и, прихлебывая из маленькой бутылочки минералку, беседовал о чем-то с человеком, одетым как байкер. Обо мне он, видимо, совсем забыл, во всяком случае, с тех пор как я пришла, в мою сторону он не взглянул ни разу, и это бесило меня ужасно. Вот сейчас поднесут мне отравленный коктейль, глотну я и отброшу копыта, а они даже и не узнают, кто это сделал. Детективы несчастные! Проворонили человека! От отчаяния я начала думать о своем убийстве в настоящем времени. Даниель вообще куда-то пропал. В общем, все меня бросили.

Я доела мороженое и решила идти выяснять отношения с Себастьяном. В конце концов, если я не могу надеяться на любовь, это еще полбеды, но терпеть то, что он полностью забыл о моем существовании, я не намерена.

— Прошу простить мою бестактность, вы позволите мне на минуту подсесть к вашему столику? — внезапно раздалось над моим ухом.

Началось! Несмотря на только что съеденное мороженое, меня бросило в жар.

— Да-да, конечно, — дрожащим голосом ответила я. — То есть… А зачем?

— Вы выглядите такой печальной и одинокой, что мне захотелось немного развеселить вас.

«Это не он! Тот, вчерашний, был бородатым брюнетом и к тому же гораздо моложе. А этот — почти совсем седой, коротко стриженный, без бороды. Нос не такой крупный, да и ростом пониже. Нет, не он», — с облегчением подумала я. Вот только голос… Голос почему-то меня тревожил.

— Ваша подруга оставила вас в одиночестве. Это некрасиво с ее стороны, — сказал незнакомец, садясь на Надино место.

— У нее дела…

— Дружба — вот самое важное дело. По крайней мере, у мужчин. Как я вижу, у женщин дело обстоит по-другому.

Такое начало беседы меня немедленно разозлило. Очередной сердцеед, волочащийся за каждой юбкой, но при этом считающий женщин существами второго сорта.

Тот, кто так говорит, ничего не понимает ни в дружбе, ни в женщинах, — холодно парировала я, надеясь своим тоном немедленно отшить незваного доброжелателя.

Однако тот только рассмеялся.

— Как легко вы поддаетесь на провокации! Простите, что с первой же фразы начал дразнить вас. Это не очень честно, но зато помогает мгновенно установить контакт и оживить беседу. В действительности важнее всего любовь, а не дружба, а женщины в любом деле заткнут мужчин за пояс.

— Это еще одна провокация? Снова смех.

— Каюсь — да!

— Надеюсь, что последняя. Вы сказали, что собираетесь развеселить меня, но, по-моему, вы хотели развлечься сами.

Весельчак-незнакомец мне почему-то не нравился. В особенности раздражала ямка на квадратном подбородке.

— Кажется, я вас обидел. Вы нервничаете. Что-то во мне вас смущает?

Выдать ему со всей откровенностью я желала от души, но хорошее воспитание держало меня в узде. Поэтому я тактично ответила:

— Мне кажется знакомым ваш голос. Такое ощущение, что я уже слышала его раньше.

Незнакомец улыбнулся:

— Меня это радует, но не удивляет. Все-таки мои пластинки расходились в свое время миллионными тиражами, и у нас, и за границей. И теперь, хотя компакт-диски приносят мне не столько денег, сколько приносил винил, я не могу пожаловаться на то, что они залеживаются на прилавках… Позвольте представиться — мне следовало это сделать в самом начале. — Мужчина встал и артистично склонил голову: — Василий Трефов, к вашим услугам.

Загрузка...