Секрет армии Юстиниана: Восточноримская армия в 491-641 гг.

Народы в трактате Псевдо-Маврикия

Трактат Псевдо-Маврикия, посвященный военному делу, состоит из множества глав, объединенных в двенадцать книг. Они были написаны автором (или авторами[92]), не только имевшим практический опыт в военном деле, но и хорошо разбиравшимся в военной теории. Автор так определяет цель трактата: дать специальное пособие для начинающих изучать военное дело, и притом такое, какое даст им возможность затем легко перейти к изучению специальных трактатов, посвященных отдельным военным вопросам. Следовательно, целью трактата было дать основы знаний в военном деле, в т. ч. дать основы терминологии. Поэтому трактат написан, что замечает и сам его автор, простым языком, лишенным риторических прикрас. Автор пытался сознательно не вводить в текст трактата избитые риторические обороты (топы или общие места). В то же время он, несомненно, все-таки находился под влиянием существовавших в то время в его среде общеизвестных представлений.[93] В результате этого кое-какие описания и схемы в его тексте отражают не столько его опыт, сколько распространенные в то время в позднеантичной литературе образы. Тем не менее трактат Псевдо-Маврикия ориентирован на сугубо практические цели: это специальное военное произведение, дающее нам редкую возможность заглянуть в глубины восточноримской военной культуры. В тексте этого трактата содержатся сведения по военному делу не только империи, но и ее соседей. Трактат содержит следы целостной этнической и географической картины мира, существовавшей в среде восточноримских военных.

Действительно, в «Стратегиконе» упоминается множество различных варварских народов. Эти упоминания рассыпаны по всему тексту трактата. Упоминаемые народы относятся к различным историческим периодам и распадаются на несколько групп. Часть упоминаний (это упоминания персов и скифов) трудно отнести к какому-то только одному узкому периоду истории античного мира, когда бы эти народы находились в соприкосновении с римлянами или с греками: контакты с народами под такими именами могли теоретически иметь место в любой период античной истории. Упоминания мавров и аланов явно указывают на римскую историю вообще или на историю только императорского времени. Имена герулов, готов, франков указывают на позднеантичный период в целом (III–VI вв.). Часть же имен явно попали в текст из более ранних источников: парфяне, лигуры, галлы, британцы и испанцы. Ко времени поздней античности этих народов как врагов уже не существовало. Но, кроме того, в трактате упоминаются и более новые народы — те, которым восточноримские армии противостояли на протяжении достаточно короткого времени (анты, булгары, гунны), с которыми познакомились поздно и только через соседей (эфталиты через персов) либо же столкнулись на полях сражений в достаточно поздний период— лишь в 20—40-х гг. VI в. (склавы, лангобарды) или еще позднее— в третьей четверти того же века (авары, тюрки). В целом, видимо, стоит выделить три основных слоя во всей массе упоминаемых в трактате народов: древний, новый и новейший. Древний слой восходит к каким-то классическим текстам поздней республики и ранней империи, использованным автором трактата. Новый слой содержится в основном тексте трактата и отражает позднеантичный период (вторая половина V в.). Новейший слой— это дополнения позднейших редакторов к изначальному тексту (VI в.).

Итак, часть упоминаний народов в трактате явно анахронична и попала в текст из более ранних источников I–III вв. (парфяне, лигуры, галлы, германцы, британцы и испанцы, скифы-готы). Это — краткие неразвёрнутые упоминания. Но есть в трактате и сознательные развернутые упоминания более новых народов, которым восточноримские армии противостояли на протяжении IV–VI вв. Кроме таких «текущих» упоминаний, в трактате имеется целая книга (одиннадцатая), рассказывающая о противниках империи. Она целиком посвящена проблеме того, каким образом надо воевать с различными народами, и в ее трех последовательных главках описываются три так сказать основных или «больших» народа — персы, скифы и «светло-русые». Позже к ней была добавлена глава, посвященная четвертому народу — славянам (точнее «народам склавов и антов») и сделаны вставки с упоминанием лангобардов и франков. В начале VII в. текст был отредактирован и дополнен пассажами про аваров и турок.

Одиннадцатая книга

Предпоследняя, одиннадцатая книга трактата особенно привлекательна для исследователя. Действительно, в этой книге содержится чрезвычайно интересная информация об основных противниках империи того времени. Эта книга представляет собой фактически отдельный трактат. Повествование в ней идет по четырем главам, носящим следующие, видимо несколько условные, названия: «Как надо приспосабливаться к персам», «…скифам», «…светло-русым» и «…склавам и антам». Собственно говоря, сам текст этой книги, кроме одного места, других народов-то и не знает, так что указанные в заголовках четырех ее глав народы являются либо своего рода сборными, либо типичными категориями. Следовательно, в одиннадцатой книге все реальные противники как бы должны быть сгруппированы в эти четыре большие группы под, скорее всего, условными типичными названиями. Бросается в глаза отсутствие в этом списке африканских народов и многих ближневосточных народов. Так, в трактате отсутствуют упоминания блеммиев, мавров, арабов. Им нет места также ни под одной общей рубрикой — ясно, что арабы или мавры не могли подразумеваться ни под скифами, ни под персами. Зато заголовки глав одиннадцатой книги, в отличие от текста, знают еще гуннов, аваров, тюрок, франков и лангобардов. Исходя из структуры текста, можно предположить, что первоначально в основном тексте одиннадцатой книги содержались упоминания только персов, скифов и светло-русых. Глава же о склавах и антах была добавлена позже, примерно тогда же, когда были вставлены в основной текст и упоминания о франках и лангобардах.

Текст этой книги, скорее всего, принадлежит профессионалу, хорошо разбиравшемуся в военном деле. Но, с другой стороны, этот автор обладал чрезвычайно широким взглядом на военное дело, т. е. не страдал, так сказать, «болезнью узкой специализации». Так, он считал, может быть под влиянием т. н. «теории среды»,[94] что особенности военного дела различных народов вытекают из их национального характера и из особенностей их жизни. Поэтому в тексте книги большое внимание уделено психологии и социально-политической организации врагов империи. В начале этой книги содержатся следующие слова:

Изложив основы кавалерийской тактики (= командования кавалерией. — П. Ш.) и основы стратегии (= ведения войны), без которых невозможно, как мы полагаем, безопасно нападать на врагов, необходимо описать также и порядки каждого народа, беспокоящего государство, и их нравы. Желающие против них воевать могут надлежащим образом к этому приспособиться (среди прочего) и с помощью того, что уже написано нами. Ведь не все народы сражаются одинаковым военным строем и теми же самыми военными приемами, чтобы (нам) действовать против всех них одним и тем же образом. Так, одни руководимы более мужеством духа и порывом, по причине неиссякаемой отваги, другие же нападают на врагов с помощью разума и строя.

Итак, тактика и стратегия стоят здесь на первом месте, на втором — то, как приспособиться к особенностям врагов, о Боге же здесь вообще нет упоминания, т. е. как бы не верой решается исход боя, но знанием. Это весьма характерно для большей части остального текста трактата: так, например, книги Mauric. I–III и V посвящены тактике, книги VI–X — стратегии; схоже и построение введения к стратегической части трактата (VIIА Рr. (1, 1—17 ed. Mih.) In. А—53 ed. Den.).

Чрезвычайно интересна структура текста одиннадцатой книги трактата. В ней первые три главы (XI, 1–3) имеют до удивления близкий порядок изложения различных сюжетов. Эти главы посвящены тому, как надо приспосабливаться на войне к персам, скифам и светло-русым, т. е. тем народам, которые как-то особенно интересуют автора трактата. Эти главы при внимательном прочтении показывают потрясающее сходство формулировок и порядка описания. Подробный анализ текста этих трех глав позволил выделить более 40 пунктов и подпунктов: по ним производится описание врага и действий, которые полководец должен предпринять против врага. При этом порядок следования пунктов практически ни разу не нарушается, и если по какому-то из них в главе о конкретном[95] народе сказать нечего, то он просто пропускается. Своими порядковыми местами пункты ни разу (!) не меняются. Более того, в некоторых местах текста, где имеется закономерное повторение пунктов этого вопросника, их порядок сохраняется прежним: так, совпадают группы пунктов, посвященные перечислению того, чем силен враг, и того, что вредит ему. Пункты вопросника распадаются на две логически связанные группы: описание врага и того, как к нему приспосабливаться. Пункты легко выделяются по однотипным формулировкам (схожие синтаксические обороты и военные термины), а также по смыслу и порядку следования этих пунктов друг за другом в разных главах.

Эта картина практически тотальной зависимости автора от пунктов некоего реконструированного вопросника требует четкого объяснения. Ясно, что материал, который использовал автор, был организован им самим или его предшественником в форме своего рода картотеки или анкеты. Эту работу провел весьма педантичный человек, возможно, знакомый или связанный с канцелярским делопроизводством. Поэтому можно предположить, что к созданию текста XI, 1–3 был причастен кто-нибудь из «штабных офицеров» — служащих канцелярии при одном из восточноримских военных магистров. Не исключено, что этот человек получил опыт боевых действий в первую очередь на Балканах, о чем свидетельствует несколько большее внимание автора книги к европейским варварам (скифам, светло-русым, а также славянам), нежели к азиатским (нет сарацин, армян, иберов). Вероятно, мы здесь имеем редкую возможность заглянуть в недра делопроизводства военных канцелярий того времени. Не исключено, что эта картотека или анкета явилась следствием серьезной работы не одного, а многих служащих военных канцелярий, обрабатывавших сведения, полученные от полководцев, пленных, перебежчиков, послов, купцов, агентов и т. д.

На примере этой книги трактата Псевдо-Маврикия видно, что в империи серьезно собирали и обрабатывали информацию о соседних враждебных империи народах: к врагам присматривались, сведения о них классифицировались, их пытались изучать и делать на основе этого конкретные практические выводы.

Персы

Упоминания персов в трактате достаточно многочисленны, и в первую очередь потому, что персы — главный по значимости противник империи — явно занимают особое место в представлениях автора трактата. Им посвящена первая главка одиннадцатой книги, остальные противники империи (скифы, светло-русые, анты и склавы) описываются уже после них в главках номер два, три и четыре. Автор трактата явно отделяет персов от остальных соседей и, судя по его тексту, относит их, как бы мы сказали, к цивилизованным народам. Персы сравнительно хорошо известны автору, при том что он все-таки обнаруживает пробелы в знании отдельных деталей. Так, он знает слабые и сильные стороны персидского войска, их оружие, их национальный характер, но практически ничего не говорит о пехоте персов, а всадникам персов отказывает в умении владеть копьем. Персы действуют сдержанно, рационально, сохраняют строй и дисциплину даже в самых тяжелых условиях, прекрасно переносят осады и сами осаждают врага. На стоянках всегда сооружают лагерь, но располагаются в нем беспорядочно. Вооружены они панцирями и кольчугами, мечами и луками, но не используют щитов и копий. Из лука стреляют очень быстро, но стрелы посылают слабо. Автор опасается попасть под длительный обстрел персов, поэтому рекомендует атаковать их внезапно, быстро и решительно. Лучше атаковать их с флангов и тыла и, по возможности, на открытых пространствах, используя массы пикинеров. Этому способствует то, что персы не выделяют фланговые прикрытия (плагиофилаков) и не умеют переходить к контратаке после бегства. Для сдерживания же их атаки следует использовать сомкнутый строй пехоты.

Мавры и другие неевропейские народы

Из африканских народов в трактате один раз упоминаются североафриканские мавры в словосочетании «маврский дротик» (ХII, В, 20, 1). Из дальних (не соседящих с империей) народов один раз упомянуты гунны-эфталиты, жившие в Средней Азии. Они упоминаются при описании их битвы с персидским шахиншахом Перозом.

Итак, автор трактата явно был не очень хорошо знаком с восточными и южными противниками империи. Так, из африканских народов автор трактата упоминает только (и то лишь мимоходом) мавров, а из азиатских— только персов и (опять же мимоходом) эфталитов. Возможно, дело в том, что автор был занят в основном на северной, дунайской границе: действительно, все остальные упоминаемые в трактате народы соседили с восточноримским государством в Европе. Но все-таки военный теоретик такого уровня, как автор нашего трактата, мог бы позаботиться об объективной оценке в своем труде всех противников империи. В любом случае, отсутствие в трактате таких специфических врагов империи, как арабы или сарацины и как мавры[96], является симптоматичным: военно-политическая элита империи не только не выделяла их из общей массы врагов, но, видимо, вообще не допускала какой-либо существенной стратегической опасности с их стороны. Очевидно, они казались недостойными серьезного внимания со стороны автора трактата. Старинная традиция безразличия к этнической культуре врага со стороны стратегов и здесь все-таки, наверно, сыграла свою коварную роль. А ведь пройдет всего несколько десятков лет, и больше половины территории империи будет с легкостью завоевано арабами, и войска империи не смогут оказать им никакого серьезного сопротивления… Вот какой будет цена, которую заплатит империя за свое невнимание к одному из соседей!

Скифы

Общим названием для северных кочевников в трактате явно служит слово «скифы». К их числу, по мысли позднейшего редактора трактата («Маврикия»), явно принадлежат авары и тюрки. Синонимом к слову «скифы» является редко встречающееся в трактате слово «гунны». Принадлежат ли упоминаемые в трактате булгары к «скифам», нам неясно.

Скифы в трактате — типичные степные кочевники, раздробленные на массу различных соперничающих племен и родов и находящиеся под управлением множества (в каждом племени) вождей. Надо всеми скифами явно нет никакого единого начальства. Это, несомненно, указывает на то, что данные скифы — это не гунны времени Аттилы середины V в. и не авары второй половины VI в. Скифы нашего трактата — это типичные кочевники с огромным количеством коней, в т. ч. запасных (VII А, Рr(1), 12 In. 34; VII В, 11(11а), 8 In. 46; IX, 5, 5 In. 34; XI, 2, 9—10 In. 31–37), обитающие на открытых пустынных пространствах (V, 4 In. 6), неожиданно атакующие своеобразным растянутым в ширину рассыпным строем лучников-пикинеров, в том числе и сразу же после своего казалось бы окончательного поражения, и активно использующие засады и ложное бегство с последующим разворотом (об этом см. главы XI книги, а также: II, 1, 11 In. 47; IV, 2 In. 1.8; VI, Pr.(l) In. 17; 1(2) In. 1.2; VII A, 13(14), 1 In. 4; VII В, 11(1la), 1 In. 8; ХII D(10), 8.33 In. 104.159).

Итак, под скифами наш автор имеет в виду каких-то типичных степных кочевников — скорее всего гунно-булгар периода после распада в 453–455 гг. после смерти Аттилы единого гуннского царства и до вторжения в 568 г. аваров в степи Альфельда (совр. Венгрия).

Гунны

Гунны упомянуты в трактате один раз под именем «гуннов», другой раз под именем «уннов».

Интересно упоминание гуннов во введении к книге, повествующей о том, какие вопросы стратегии должен обдумать полководец к началу битвы (VII А, ргооem (1), 12 In. 34).

Говоря о том, как надо заранее готовиться к войне против того или иного врага, автор перечисляет народы различного качества, не называя их, однако, по имени. В середине этого описания содержится упоминание «скифов или гуннов» и рекомендуется нападать на них в феврале или марте, когда их кони ослаблены, и сражаться с ними как с лучниками, т. е., видимо, рекомендуется поскорее вступить в рукопашную схватку на открытом месте. Выделение в этом в остальном «анонимном» перечне народов «гуннов или скифов» под своим собственным именем связано, скорее всего, с особой формой зимнего содержания скота кочевниками на подножном корму— явлением, чуждым другим соседям империи. Тем не менее любопытно, что только скифы заслужили персонального упоминания в этом месте трактата.

Булгары

Булгары упомянуты в трактате только один раз и то «отрицательно» — при описании одежды пехотинца: «А пояса— простые, и плащи (sag…а) не булгарские» (XII В(8), 1, 3 In. 8).

Авары и турки

Народ аваров, с которым империя познакомилась только в 552 г., упомянут в трактате 10 раз. Иногда вместе с аварами упоминаются турки — народ евразийских степей, вошедший в соприкосновение с империей несколько позже, чем авары.

Первые 5 упоминаний авар содержатся в главе, посвященной вооружению и оснащению кавалериста (I, 2, 2 (дважды). 6.8.10 ln. 19.20.38.47.61). Все эти упоминания построены по одной модели: «по образу аваров». Везде в этих местах речь идет об оснащении кавалериста: он должен иметь аварские пики, аварское защитное вооружение себе на шею и на своем коне, аварскую одежду и аварскую палатку. Эти места являются неотъемлемой частью описания (I, 1; 2) тренировки, вооружения и оснащения новой кавалерии, так сказать, аварского образца. Обе эти главы (I, 1; 2), возможно, принадлежат какому-то автору последней четверти VI — начала VII в. и были добавлены в изначальный текст трактата, написанный некогда Урбикием.

Шестое упоминание содержится в главе, посвященной построению войска в две линии (II, 1,6). Автор трактата в этом месте доказывает безусловное преимущество построения войска в несколько линий:

Авары и турки <…> выстраиваются не одним построением, как римляне и персы… но второе… и третье 125 построение делают, выделяя (стоящих) позади, в особенности тогда, когда они многочисленны и легко предпринимают различные нападения.

Седьмое упоминание об аварах содержится в главе, посвященной ночным нападениям (IX, 2, 3). При этом действия кагана аваров приведены здесь в качестве примера ночного нападения:

Ночные нападения бывают различными в зависимости от полководца. Одни ведь… неожиданно нападали на рассвете, совершив ночной переход, как сделал Лусий, полководец римлян при Траяне. Другие… притворившись, что боятся противника, ночью нападали на него, что сделал каган аваров под Гераклеей римским кавалеристам, расположившимся не в лагере безопасно вместе с пехотой, но снаружи без стражи.

Это описание находит себе полное соответствие в описании Феофилактом Симокаттой событий 592 г., когда восточноримское войско было разбито аварами.

Еще три упоминания аваров и турок содержатся в главе о военном деле скифских народов (XI, 2, pinax. 1.3). Два из них содержатся в начале текста главы в своеобразном отступлении от основной темы с нарушением жесткого порядка вопросника, по которому построено изложение этой и соседних глав:

[Среди скифских народов] только (народы) тюрок и аваров заботятся о боевом порядке… Эти ведь, как управляемые одним (вождем…).

Итак, авары— серьезный и опасный противник империи. Они заслуживают подражания в некоторых областях: в вооружении и экипировке всадника, тактике и стратегии. Авары, как и тюрки, — нетипичны для кочевых народов степей (скифов или гуннов), но отличаются от них рядом особенностей, в частности, заботятся о боевом порядке, имеют жесткую дисциплину, подчинены одному командующему.

Белокурые народы

Общим названием для германских народов в трактате, судя по всему, является словосочетание xantha ethnē, что можно перевести как «светло-русые» или «белокурые народы». По крайней мере, по мысли позднего редактора трактата, к ним относятся лангобарды и франки. Относятся ли к ним также готы и герулы, упоминаемые в трактате, неясно. Светло-русые народы упоминаются в трактате четыре раза: два раза в третьей главе одиннадцатой книги и по одному разу в третьей и четвертой книгах.

В третьей книге светло-русые народы упомянуты в главе о тренировке эскадрона (III, 5, 6,ln. 32): при определенном маневре младшие командиры, прикрывая щитом свою голову и шею лошади, должны держать копье на плече на манер светло-русых народов.

В четвертой книге светло-русые упомянуты в конце главы о засадах против превосходящего по силам врага (IV, 1, 3, ln. 17): засады во время боя полезно использовать против светло-русых и других беспорядочных народов. Любопытно, что здесь светло-русые выступают как классический пример народа, не имеющего строгого боевого порядка. Светло-русым посвящена, кроме того, третья, самая маленькая глава одиннадцатой книги. Там светло-русые неустрашимы в битве, любят более пеший строй, чем конный, хотя сражаются и в конном бою, разделены на различные роды и в бою действуют по законам родовой чести. Любопытно, что в этой главе ничего не говорится о готах — столь излюбленном общем обозначении германских соседей империи у авторов второй половины VI в., например у Прокопия, у которого они включали, по крайней мере, остготов, визиготов, вандалов, гепидов (Procop. Caes. Vand. I, 2, 2). Видимо, под светло-русыми здесь подразумеваются вообще германские народы, а не только и не столько восточные германцы. Итак, светло-русые — это германские народы Среднего Подунавья (гепиды, ругии, герулы, скиры, свевы, лангобарды) и германцы заальпийских территорий (франки, аламанны и другие свевы, тюринги, саксы).

Готы

Один раз готы упомянуты в словосочетании «скифские народы готов» в контексте описания битвы с ними императора Деция во Фракии. Это явная цитата из более раннего источника, в котором для готов использовалось обозначение «скифы»: такое употребление этих этнонимов нигде в трактате более не засвидетельствовано.

Другой раз при описании снаряжения римского пехотинца упомянуты готские рубахи и готская обувь (XII В(8), 1, 1.2 ln. 2.3).

Отчетливо видно, что готы никоим образом не мыслились автором трактата современными ему противниками империи, — наоборот: готы выглядят скорее уже включенными в римскую военную систему. Значит, автору трактата либо еще не был известен опыт юстиниановских войн в 535–553 гг. с готами в Италии, либо же об этих воинах давно забыли.

Эрулы

Эрулы упомянуты при описании вооружения римского пешего щитоносца (ХII В(8), 4 ln. 3) в словосочетании «эрульские длинные мечи».

Франки и лангобарды

Эти народы упоминаются в тексте трактата только в XI книге по одному разу и только скорее в поздней вставке в название главы о светло-русых народах (XI, 3 ln. 1.2): «Как следует подлаживаться к светло-русым народам (как-то к франкам и лангобардам и другим одинакового с ними образа жизни)». Далее в тексте главы речь идет только о светло-русых народах (XI, 3, 1 ln. 3). Представляется разумным предположить, что текст «как-то франкам и лангобардам» был добавлен к первоначальному тексту тогда, когда серьезными противниками империи из числа некогда многочисленных германских «светло-русых» народов (из этих «светло-русых» на вторую половину V — первую треть VI в. ближайшими соседями империи были: вандалы, остготы, гепиды, герулы, скиры, руги, свевы в Паннонии, остатки готов на Балканах и на Нижнем Дунае) остались лишь лангобарды после переселения в Италию и франки после столкновения с ними армии Нарзеса в конце готских войн.

С лангобардами восточноримские военные были хорошо знакомы еще со времени готских войн, когда лангобарды, получив от Юстиниана утверждение захвата ими Паннонии, становятся союзниками империи. Однако серьезные военные действия империи с этими варварами относятся лишь к 569 г., так что вряд ли указанное место трактата с упоминанием лангобардов может датироваться периодом до 60-х гг.

С франками как военными противниками восточная армия столкнулась всерьез только во время юстиниановских войн с готским королевством преемников Теодориха Великого в 534–552 гг. Тогда франки во главе с королем Теодебертом вторглись в Италию летом 539 г. и тут же обратили в бегство восточноримское войско в битве под Тицином, поразив тела и дух врага своими метательными топорами Францисками (Proc. Caes. Goth. II, 25, 2—16). Спустя более десяти лет они снова вторглись в Италию, но были наголову разбиты восточноримским войском в битве при Касулине в 554 г.: это было одно из эпохальных сражений юстиниановской эпохи. При этом восточноримский полководец Нарзес применил классическую тактику охвата конными лучниками пешего клина противника (Agath. Hist. II, 8–9). Характерно для франков этого времени полное отсутствие конницы как рода войск. В тексте же анализируемой главы нашего трактата мы ничего напоминающего об этих событиях в Италии не находим: в трактате нет ни пеших клиньев франков, ни их тактики метательных топоров. Наоборот, светло-русые народы с удовольствием сражаются и в конном и в пешем бою (XI, 3, 1.3.4.6.7.11 ln. 7.8.11–12.13.19.23.29). Судя по всему; они пренебрегают строем (XI, 3, 7 ln. 22). Оружие их состоит из щитов, пик и мечей (XI, 3, 2 ln. 10–11). Из всего этого следует вывод, что третья глава посвящена описанию не франков, а других народов. Скорее всего, это и не лангобарды, т. к. их имя стоит после франков. Следовательно, в главе описано военное дело каких-то других светло-русых народов. Имена же франков и лангобардов были добавлены туда позднее, скорее всего после событий 569 г.

АНТЫ И СКЛАВЫ

Славяне и близкий к ним народ антов в трактате упоминаются в виде формулы «анты и склавы». В главе XI, 4, посвященной тому, как надо с ними воевать, упоминаются их поселения, дома, семьи, их реки, Дунай. Главное, однако, в этой главе — не сражение с врагом, как в других главах той же книги, а карательный поход на его землю, — глава повествует не столько о том, как надо подладиться к врагу, сколько о том, как надо вторгаться на его территорию и грабить (cf. IX, 3, tit). Склавы и анты в этой главе — не серьезные враги, как персы, скифы и светло-русые, а лишь мелкие грабители, которых надо наказать и отнять у них награбленное ими. Печальный опыт борьбы империи со склавинами в середине — последней четверти VI в. здесь еще явно не учтен. Как показывает текст главы о славянах (Mauric. XI, 4), славяне еще воспринимались не как серьезный противник, но скорее лишь как объект для грабежа. Все это указывает на тот факт, что накануне решающего натиска славян на империю в конце VI — начале VII в., приведшего к потере всей европейской части империи, военные теоретики и, видимо, практики, можно сказать, не видели этой надвигавшейся на империю с севера угрозы. Было замечено только появление этого врага и его неординарность, но опасность, исходящая от него, не была по достоинству оценена.

Представление автора трактата О ВРАЖДЕБНЫХ НАРОДАХ

В трактате, к сожалению, не так много мест, где бы имелось развернутое сравнительное описание соседних с империей народов.

Во введении к XI книге есть разделение враждебных народов по их особенностям: «Одни действуют на войне более мужеством и порывом из-за переизбытка отважности, другие же нападают на врагов с разумением и порядком». Из последующих глав той же книги, посвященных описанию различных народов, с очевидностью вытекает, что под «мужественными и порывистыми» в этом тексте имеются в виду светло-русые (XI, 3), а под «разумными»— персы (XI, 1) и скифы (XI, 2). Анты же со склавинами (XI, 4) оказываются ближе к первым, однако не тождественны им. Возможно, устойчивое разделение народов на «безрассудных» и «организованных» характерно для основного текста трактата и является как бы разделением высшего уровня, за которым следуют все остальные типы и классы народов.

Еще одно место в трактате заслуживает особого внимания: это перечисление враждебных империи народов в зависимости от их конкретных военных особенностей и привычек. К сожалению, за исключением одного случая (тип 5), все пункты этого перечисления лишены отсылок на конкретные народы. Тем не менее кое-что возможно прочитать между строк, используя другие места: каждый тип врага можно сравнить с тем или иным народом из того же трактата. Поэтому ниже читатель найдет не только перечисление восьми типов народов и их характеристики, но и возможные их идентификации из числа реальных противников империи. Итак, это перечисление различных типов врагов и аналогий к ним выглядит следующим образом (VII A, prooem (1), 8—15 In. 29–44):

Тип 1. Вражеское войско, состоящее из различных народов (§ 8 In. 29–30) — это, скорее всего, скифы: ср. ослабление скифов из-за бегства их подданных (XI, 2, 22 In. 75–78).

Тип 2. Враги, имеющие различные меж собой взгляды (§ 9 In. 31–32), — возможно, это анты, склавы и скифы: ср. сходное место о славянах, но в других словах и с более конкретными целями (XI, 4, 30 In. 128–131), и другое место также в другом контексте (XI, 4, 14 In. 65–68); впрочем, то же, скорее всего, автор предполагает и для скифов.

Тип 3. Копьеносный народ (kontaton — § 10 In. 32–33) — это, скорее всего, светло-русые в случае конного сражения (см.: XI, 3, 11 In. 29–30).

Тип 4. Лучники (toxotai — § 11 In. 33–34) — это, скорее всего, персы (см.: XI, 1 In. 15–17).

Тип 5. Скифский или гуннский народ имеет слабых лошадей зимой и вооружен луками (§ 12 In. 34–36).

Тип 6. Враг, передвигающийся или становящийся лагерем без должной охраны (§ 13 In. 37–38), — это могут быть скифы (см.: XI, 2, 11 In. 38–39) и светлорусые (см.: XI, 3, 14 In. 34–35).

Тип 7. Народ, отважно и беспорядочно нападающий и не способный выдерживать трудности (§ 14 In. 38–42), — это точно светло-русые (см.: XI, 3 passim).

Тип 8. Враг, сильный массой пехоты (§ 15 In. 42–44) — может быть, это славяне (?), однако прямого соответствия в тексте трактата нет! (ср.: XI, 4, 15–16 In. 70–73).

В трактате постоянно упоминаются, так сказать, «большие» народы: «персы», «скифы» и «светло-русые» — ясно, что это не конкретные народы, но собирательные, своего рода эталонные образы, объединяющие различные народы. Это три основных врага империи: европейские варварские народы, кочевые народы евразийских степей и азиатские земледельческие народы. Об отсутствии в трактате четвертого «большого» народа— арабов-сарацин, типичных жителей пустынь и полупустынь Азии и Африки, уже сказано выше: ход истории империи в VII в. укажет на этот существенный просчет автора трактата. Любопытно также, что в трактате не существует подобного же «большого» названия и для антов и склавов, хотя и они удостоились отдельной главы в XI книге— наравне (!) с персами, скифами и светло-русыми. В результате эти два претендующих на родство народа на протяжении всего трактата так и «ходят парочкой»: «анты и склавы». Что-то сходное происходит и с аварами и турками, для упоминания которых автор явно не согласен использовать простой образ большого народа «скифов»: видимо, скифы не были для него тождественны аварам и туркам, которые отличались какими-то особыми чертами (монархичностью и пр.).

Интересные результаты дает учет количества упоминаний в трактате имени того или иного народа. Первое место с существенным отрывом уверенно занимают скифы. Второе место (с небольшим отрывом) делят персы и авары, третье — светло-русые и склавы с антами. Если же не учитывать возможные более поздние вставки в первоначальный текст трактата, то из этого списка победителей выбывают авары и славяне, а в остальном распределение мест сохраняется. Итак, в части текста, написанной в начале — середине VI в., наиболее часто упоминаемый народ — это скифы, тогда как в более поздней части трактата, датируемой началом VII в., чаще всего упоминаются те же скифы и авары.

Однако важно учитывать тот факт, что не все упоминания этих народов связаны с образом народа-врага: часть из них подразумевают мирные отношения и отношения сотрудничества или влияния в военной сфере. Поэтому представленная выше градация отражает градацию не врагов империи, а просто соседних народов по степени известности их авторам трактата. Если же взять только упоминания народов как врагов, то картина получается несколько иная: на первом месте по-прежнему скифы, на втором — персы, склавы, анты, авары и светло-русые. Интересно, что часть народов упоминается в трактате только в «мирном» или нейтральном контексте (аланы, булгары, эрулы, эфталиты), часть— чаще в мирном, чем в военном (персы, авары, готы), часть— чаще во враждебном (турки, светло-русые, склавы, скифы), а часть — исключительно во враждебном контексте (анты, гунны, франки, лангобарды и др.). Из этого списка, впрочем, следует, конечно же, исключить единичные упоминания (и отдельно — ниже дано в скобках — учесть народы, упомянутые в более поздних частях трактата). Итак, получается, что аланы автором трактата уже никоим образом не представлялись современным автору врагом, так же как, видимо, и готы. Персы (и авары), а также скифы были заслуживающим внимания и подражания врагом. Остальные народы не заслуживали, с точки зрения автора трактата, серьезного уважения — у них почти нечего было перенимать: к ним относятся светло-русые (а также более поздние народы: турки, склавы, анты, гунны). Итак, видно, что основными врагами автору трактата мыслились в первую очередь скифы. Персы (и для позднего этапа развития текста трактата — авары) уверенно занимают второе место.

Итак, ясно, что наиболее часто в трактате упоминаются скифы, при этом они делят первое место с персами по «мирным» упоминаниям и безусловно лидируют по числу «враждебных» упоминаний. Любопытно, что враждебность и «мирность» прямо совпадает с анархичностью и любовью к порядку: те народы, которые характеризуются в трактате как анархичные и не имеющие строя, воспринимаются автором трактата как более враждебные.

Скорее всего, гунно-булгарские кочевники — как наследники гуннов великого Аттилы — представлялись военным теоретикам в начале VI в. наиболее опасным противником империи в Северном Причерноморье и на Балканах, соизмеримым, а иногда и превосходящим по многим показателям традиционного врага — Персию Сасанидов. В середине же VI в. к ним добавились, отнюдь, однако, не оттеснив их, франки, лангобарды, славяне и анты. В конце VI — начале VII в. список врагов пополнили авары, фактически затмившие скифов. Любопытно, что в трактате практически нет упоминаний о большинстве народов стран Запада (вестготы, остготы, вандалы, бургунды, гепиды, аламанны), Юга (арабы, блеммии, эфиопы) и Востока (лазы, иберы, албаны, армяне). Западные народы отчасти так и остались поглощенными емким понятием «светло-русых», восточные же были затенены традиционным врагом «персами».

Видимо, на авторов трактата военное дело кочевых народов степей произвело очень сильное впечатление. Причиной тому были, несомненно, впечатляющие победы народов восточноевропейских степей над другими варварами и римлянами на протяжении периода конца IV — середины V в. Победы, одержанные аланской, готской и гуннской конницей, настолько глубоко врезались в сознание военных теоретиков империи, что, видимо, даже лишили их способности осознать опасность, исходившую от других соседей империи — арабов и славян. А поскольку в трактате изложена не чья-то сугубо личная точка зрения, то можно заключить, что античное военное искусство конца V — начала VII в. оказалось под сильнейшим влиянием военного дела кочевников евразийских степей. Конный закованный в доспехи воин, вооруженный гуннским луком и пикой, становится главным героем полей сражений.