«Мол, видишь сам — кругом пятьсот,
И к ночи точно занесёт,
Так заровняет, что не надо хоронить!»
Утром будильник верезжал, как будто хотел прогрызться через мозг — к отделам ответственным за двигательные функции, и поднять зомби к труду на благо Родины. А вставать — так или иначе, но было пора. Вчера пришли поздно, и с родителями, как следует не было времени пообщаться, — сильно хотелось спать. Да, и выпитое, — создавало усыпляющий эффект. Но на сегодня, как бы — не вдвое больше забот, чем вчера. Так что вскакиваю, и бреду умываться. Там, чистя зубы, все вспоминал комедию, которую поставят лишь через несколько лет.
— «Какая гадость, какая гадость эта ваша заливная рыба» — думал, плюясь Поморином, и скорее стараясь прополоскать рот. И продолжал думать тем временем, — даже зубной порошок был куда приятнее, правда и возни с ним больше.
Закончив умываться, поспешил одеться и пройти на кухню. Мама уже успела уйти на работу, а сестра что-то шаманила у плиты. Поздоровались и она спросила,
— Ты помнишь о сегодняшних заданиях, а то потом до тебя не дозвонюсь, а мне надо еще и за новенькими проследить, чтобы все сделали.
— За новеньких не беспокойся. Там Галочка будет командовать, ты ей только сообщай об изменениях в планах. А то, кто их знает, какие завихрения образуются у парткома и комсомола. Они вечно что-то в последний момент вспоминают. Надо и на это запланировать время. Сам же постараюсь сегодня не задерживаться и быть как штык — ко времени.
— Ну, смотри. Свой фронт работ знаешь. Еще и за тобой со слюнявчиком мне бегать некогда.
— Есть, вашбродь. Не извольте сумлеваться. «Начну действовать без шума и пыли по вновь утверждённому плану».
А сам пошел посмотреть, проснулся ли отец. Зашел и поздоровался. Отец уже не спал, и я спросил.
— Ну как удалось связаться с сокурсником?
— Да едва сумел его вчера застать и переговорить. Убедил, что очень нужно передать важные сведения. — и прокомментировал. — Надеюсь они того стоят?
— Стоят, безусловно. Но тебе их лучше не знать. Хоть у тебя и первая форма допуска, но сам ведь учил стараться не узнавать лишнего, так как — «во многая мудрости, много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь». Поверь, они стоят всех неприятностей, которые вам предстоят, когда будут спрашивать, что вы знаете и откуда эти сведения. Потому и не хочу вам ни слова говорить.
— Скорее всего, так и есть, тем более говоришь, что узнал случайно. А Алексей обещал вскоре решить вопрос.
— А ты предупредил, что их желательно из рук — в самые надежные руки передавать? Правда я там и ему пакет оставил. И в нем указал некоторые факты его уровня. Остальные еще выше. Но, он сам решит — как быть.
— Другого столь же надежного канала, я не могу придумать, или только по официальным каналам.
— Он точно надежный? Судя по прошлой студенческой поре? Гниль то, она и тогда видна была бы.
— Надежен, не сомневайся. Мы же не один пуд соли съели. И времена были тяжелые послевоенные. Тогда люди хорошо проверялись, кто и чего стоит.
— Значит, в разведку ты бы с ним пошел?
— Да, если бы — он командовал. Мы то, по другому профилю. У нас ведь с неба видно всё, ты так и знай. Правда и там, тоже не всякому доверишь прикрывать с тыла.
— Ладно, я тогда побежал завтракать и в школу. Хорошего дня.
Поев, поспешил в школу, так как времени до уроков было впритык. Зайдя в класс, я привычно направился к парте за которой сидела Рита, и поздоровавшись присел рядом.
— Зря ты вчера не осталась после школы. Было весело. Даже завучи прибегали нас разогнать по домам. Но, японимаю, у вас сейчас сборы к переезду и надо решать, что с собой везти, а что продать. Я бы посоветовал везти только памятные вещи, которые жаль утратить, а все остальное и там можно приобрести. Ну да, меня опять не туда занесло. Кто я такой, чтобы народ, отовсюду гонимый две тысячи лет, учить переездам? Извини. Но совет — запомни. Рита только кивнула, так как к парте стали собираться одноклассники. И говорить начала комсорг Галя.
— Что это вчера было?! Зачем ты вчера пел нам эту гадость? Она ко всем прицепилась, и сутра разбирались, — никто не смог избавиться от этих пошлых песен. Они без конца лезли в голову. А ведь были совсем другие — замечательные.
— Ребята, мы же учили биологию и знаем природу вируса. Так же и эти, их гонишь, но они угнездились и создают бредовые ощущения. А сам не властен, их отбросить.
— Ну и зачем ты нас заразил этими вирусами? Раз бациллоноситель, — сидел бы и никого не обкашливал, и не обчихивал,
— А вы вспомните холеру в Одессе[10], и жесточайший карантин с колючкой. Как всех учили всё в растворе уксуса полоскать, пить кислое вино и обжаривать хлеб над газом. А также мыть без конца руки с мылом, опасаясь подцепить заболевание. Нас же не так давно, всех прививали от холеры, прямо тут в школе, а остальных по месту работы или жительства? Именно так и создается иммунитет от болезней. Я вчера вам ввел очень ослабленную заразу, предварительно пропев несколько отличных песен и завершив, такими же прекрасными. Так что на будущее, такие пошлые мотивчики будут у вас застревать не более, чем на сутки-двое. Вы лучше, еще подойдите и поработайте с музыкальной частью к Эльвире Николаевне. Да и остальные песни надо перевести в нотный вид, и сделать аранжировки. Время же идет, давайте, «цигель, цигель, ай лю лю».
Тут в класс вошла Тамара Дмитриевна, и все поспешили на места. Русский язык. Ничего прорвемся, и литературу выстоим. А пока продолжил болтать с Ритой о всяком полезном в хозяйстве, но что можно смело не тащить с собой. Поделился методами провоза ценностей через таможню, позаимствованными из будущего. Может и пригодятся. Евреи всегда превращали всё в золото и камешки. Это далеко не те суммы, что сейчас почти легально каждый год выкачиваются из страны. Там бы понадобились целые караваны груженные драгоценностями, если бы не было наших замечательных банков.
А незадолго до окончания урока литературы, нас вновь порадовал директор. Нас вывели из классов, прервав уроки, и выстроили в коридоре на линейку — для проведения воспитательной работы.
— И что на этот раз? И кого там выводят? Ага, наши две школьные звезды — Ира из параллельного класса и Маринка из восьмого. Интересно, и на чем они залетели в этот раз?
В это время, директор потребовал тишины, и начал речь.
— Я недавно обнаружил, в раздевалке распивающих вино во время занятий. И кого? Как могли, нет, как могли напиться пьяными две молодые девочки?
Но договорить ему не удалось, так как бухая в дымину Ира заявила заплетающимся языком.
— А вы уверены?
Директор тоже не дал продолжить, а еще раздулся от гнева, будучи итак толстым, как кабан.
— Я абсолютно уверен? От вас вином несет, и вы шатаетесь.
Но бухой Ире — море было по колено, и она продолжила.
— А вы уверены, что девочки?!
У директора начался речевой ступор, он только глотал ртом воздух, как рыба, выброшенная на сушу. Я глянул на стоящих неподалеку завучей. Они были не в восторге от этого воспитательного момента. Школьники самых старших классов — кто давился смехом, а кто и потихоньку прыскал. Наступила немая сцена, как в «Ревизоре».
Все старшеклассники, конечно, знали, некоторые слабости данной парочки. Сейчас бы их назвали нимфоманками и всячески оправдывали, но тогда называли менее куртуазно и совершенно несправедливо. Но, всё это не мешало томящимся от воздержания, воспользовавшись представившейся возможностью, провести время с кем-либо из парочки.
А так, они были вполне продвинуты в вопросах секса по существующим тогда в Союзе меркам. Конечно же, все позы Камасутры не могли перечислить и изобразить, а с не больно опытными подростками — это было бы и ни к чему. Там бы перепихнуться бодренько пару раз, да разбежаться по домам. Правда, кое-что из французской любви знали и умели. Вполне грамотно — делали минет, облизывая язычком, и принимая максимально глубоко. А в самом процессе — заводились и с огоньком не хило подмахивали, выгибая спину, вращали бёдрами, ловя в себя, как можно глубже, а затем догоняли убегающую прелесть. Затейницы были еще те, но дело это любили. То есть были любительницами в самом хорошем смысле этого слова.
И осуждать сии добрые души не повернется язык, так как они спасали от сноса башки — большинство парней. Правда они иногда гастролировали на стороне, и приходилось на всякий случай пользоваться изделием № 2[11]. А с ним — это как купаться в гидрокостюме, не та острота ощущений.
Скорее всего, кто-то из вчерашних парней принес им вино, конфеты или шоколадки. А они, обрадовавшись, сели квасить сутра пораньше. Хоть бы подумали — дуры, что раздевалка, через медпункт, соседствует с приемной директора. Но, что поделать, голова — не их основное достоинство. Однако, теперь шухера будет, и, скорее всего, родаки их будут контролировать и держать какое-то время на привязи. Ребята будут неутешны.
Были в школе в те годы и медосмотры: парней проверяла медкомиссия на пригодность к службе в армии, а девочек гинеколог на предмет заболеваний могущих впоследствии сказаться на репродуктивных способностях. Так что, это был секрет Полишинеля, но именно в том его и суть, что открыто о нём не принято говорить. И малькам об этом всем — еще рано было узнавать, их еще только мучили навязчивые видения, без определенного содержания
Да, директор в очередной раз порадовал педагогический коллектив школы своими затеями, благо — его турнули года через три, а жаль, что не раньше. Кто-то наверху решил, что от неудавшегося директора колхоза — будет меньший вред, если поставить его директором школы. Чем несказанно нас облагодетельствовал. Одно утешало, что и преподаватели, также с ним маялись, как и школьники. Отряд львов, возглавляемый бараном — уж непременно будет побит отрядом баранов, возглавляемых львом.
Прежний директор умница и юная разведчица в годы войны, смогла подобрать отличный педагогический состав в школе, и сама отлично вела русский язык и литературу, но после инфаркта, ей не рекомендовали продолжать работу в школе. Вот и досталось нам такое щасье.
Марк Кирпич, как завуч по дисциплине, видя, что пауза затянулась, а директор завис надолго, скомандовал.
— Всем разойтись по классам и приступить к урокам. Линейка окончена.
Мы рванули в кабинет за портфелями, чтобы идти на урок НВП (начальной военной подготовки). Нашего подпола Савву Кирилловича мы отлично воспринимали, не был он солдафоном, а пытался привить нужные познания, которые пригодятся и в жизни, и в армии. Строёвкой сильно не гонял[12], так как мудро замечал, что кто будет служить пройдет КМБ (курс молодого бойца), а остальных будут гонять на военной кафедре. Прочим же, строевая подготовка, и даром не нужна. Базовый курс разборки и сборки оружия[13] требовал строго по секундомеру, и так натаскал, что даже с закрытыми глазами многие укладывались в норматив.
На гражданке, и в армии — отчего-то считали, что водители катаются, как сыр в масле. Это те, кто не катался. На самом деле завести машину на морозе более 35 градусов — уже целый квест. Погонять машину по площадке на жестком буксире, чтобы колеса начали проворачиваться, и трансмиссионное масло хоть чуть-чуть прогрелось, и перестало тормозить передачу. Перед этим еще паяльной лампой надо было прогреть все мосты и картер, лежа на снегу. А затем начиналась борьба с двигателем, переключив коробку передач на скорость с нейтралки, чтобы искра схватывала смесь и двигатель начал чихать, а потом и слава богам автомобилестроения — завёлся. Иногда, даже приходилось давать прикурить через карбюратор, чтобы, наконец, начинал схватывать и завелся двигатель. А затем, еще вволю покрутить баранку без гидроусилителя на ухабистых дорогах, где «назад пятьсот, пятьсот вперёд!».
Но Савва Кириллович нас хорошо на этот случай подготовил. Дал столько знаний, что большинство желавших — сдали на права по линии ДОСААФ. А в армии это не раз пригодилось и весьма. Вот и на уроках вместо тупого хождения строем, мы разбирали списанные движки от пятьдесят первых Газонов, и искали причины неисправностей и пути ремонта. А всё, потому что у него в петлицах были крылатые колёса. Он всегда нас учил, что техника уход любит, и что — день ездишь и два «лежишь под автомобилем с масляным шприцем в руках и постепенно переносишь содержимое шприца, как в колпачковые маслёнки, так и себе на физиономию», — правда это уже из «Понедельника» Стругацких.
А на уроках, я и его смог удивить. Ему же не приходилось служить, где температура опускалась ниже пятидесяти мороза. А мне хоть и не шоферил, а был связистом — пришлось перегонять с места на место машины с радиостанциями, а еще паче ипаться с электрогенераторами на базе разных движков: «единичкой» — на базе мотоциклетного, «троечкой» на базе запорожского, и более мощными на базе движков от Москвича 407.
Так что на уроке, я разобрал движок за рекордное время — при этом объясняя, что и в какой последовательности делается, а также что в двигателе для чего предназначено. Вождение, правда, у нас было позже в десятом классе, и покрутили баранку тоже прилично, но и там мог бы показать класс, как ездить по ухабам. А в России не дороги, в ней всегда направления.
Так что — одни из полезнейших предметов пролетел незаметно, все два урока и даже на перемену никто не уходил. Девчонки, те в медпункте проходили оказание первой помощи и прочее, что полезно знать медсёстрам, да и любой женщине.
Мужики должны без техподдержки отремонтировать и завести машину на трассе, а женщины оказать первую помощь. А не отклячив зад, и нервно теребя смартфон — взывать о помощи к далеким спасателям и техникам.
На математике, я откровенно отдыхал, все-таки такая нагрузка на тренированное, но непривычное к такому тело, дала себя знать. Руки побаливали и гудели. Но постепенно стали отходить, а Ефим Наумович увидев такую мою расслабленность при объяснении нового материала, решил меня проверить и вызвал к доске пересказать тему. Я то слушал, и без труда получил пятерку, но вставать и идти к доске было откровенно лениво. Мог бы и с места все рассказать. Но с Фимкой не стоило спорить, а то бы завелся об уважении к математике — царице наук. Так что лучше пойти и ответить. Нет, он действительно фанат математики и её преподавания. Объяснял самые сложные темы очень доступно, гонял нас, как сидорову козу. Задачки и примеры — давал, исключительно, из сборников для поступающих в ВУЗы, и те — повышенной сложности. Про мои тетрадки, и не говорю, рвал регулярно — за неуважение к предмету и преподавателю, преподающему такой замечательный предмет. Но своего он добился, на вступительных, я ухитрился не только свой вариант написать и тщательно проверить, но еще и решить для части девочек сидящих неподалёку. Для них математика была загадочным лесом полным неизведанного.
В классе многие ребята также списывали, кто дома не успел сделать домашку, и получали нормальные оценки, а мои он рвал и ставил двойки. Вообще то — справедливо, так как, давая списывать парням, расхолаживал их и лишал знаний, а он об этом догадывался, ибо четко видел сходство решений. Уж для математика такое вычислить, как дважды два.
Последний урок национального языка я откровенно не слушал, а думал о своем. Язык мне никогда не давался, так как в детстве ходил в украинский садик, и тот у меня шел на ура. А переключиться с одного на другой было сложно, да и каша получалась с латинскими корнями и путаницей с английским. В национальных школах учили преимущественно французский, как близко родственный, еще бы — из него многое украли в конце девятнадцатого века создавая государство и язык. И опять в создании государства помогла Россия — турнув турок[14], за что ей были благодарны до дрожи ненависти. Такова уж планида России освобождать порабощенные народы, чтобы они с удвоенной силой ненавидели освободителя.
Так и просидев урок, проведя его в рассуждениях о сраной геополитике, где Россию все и всегда обвиняли в своих же грехах, приписывая их ей. А после урока сразу побежал домой, чтобы быстро поесть, и потом заняться более насущными делами, запланированными вчера.