Секс-тур в юность

Глава 5

Сидя на кухне и прижимая к паху, обернутый в полотенце кусок мороженого мяса в пакете (льда, банально, не оказалось), я думу думал о делах своих скорбных.

Да уж, творю всякую хрень в последнее время. Одну девушку — опозорил перед всей школой, когда старому кобелю бес в ребро ударил. А другую — лишил идеологической девственности, влив в юную душу изрядную долю старческого цинизма. И когда только стану думать, умудрённой опытом, башкой, а не членом? Ну, да ладно, не об том разговор. Надо поднапрячь серое вещество, и попытаться исправить ситуацию. А для этого надо двигаться «ведь жизнь — это движение». Сопли жевать, сидя дома, некогда, вот еще посижу малость, вроде и не больно уже, и займусь исправлением кармы.

И тут, меня от мыслей оторвал телефонный звонок, мелкими шажками, придерживая пакет, посеменил к телефону, думая.

Неужто Ирочка? Что-то не верится. Разве, чтобы сказать мне — какой я гад. Может, всё же удастся извиниться?

Но звонил Игорь и спрашивал, готов ли я на тренировку. Пришлось отнекиваться,

— Знаешь, у меня что-то живот побаливает. Наверно съел что-то не то. Так что идите без меня, от меня сегодня мало проку, — а сам подумал, вешая трубку.

Да уж бегун из меня сегодня ещё тот. Разве что — в раскоряку, а о прыжках — и не говорю. Нет уж, другим разом.

И посеменил на кухню, посидеть, унять боль. Да крепко она меня, и поделом старому хрычу за то, что лишил юность идеалов. Но, богу слава, что не Ленка, та К.М.С. по легкой, и был бы там омлет. А так пройдет через полчасика. А пока продумаю план действий.

Через час пошел на троллейбус и поехал в город. Благо, и там, и там не более квартала идти. А в городе пошел к книжному, где заведующим работала мать одноклассника. Книга, она лучший подарок. Прошел в её кабинет, и поздоровался.

— Добрый день, Алла Николаевна. Я к Вам с большой просьбой, уж помогите, если можете. Нужен подарок. Девушке, я тут накосячил вчера. Не знаю, рассказывал ли Вам Юра?

— А, это ты про случай на перемене, когда Аллочка надавала тебе пощечин? Конечно, слышала. И как это ты ухитрился заработать?

Ага, сейчас я буду все рассказывать и увел разговор в сторону.

— Вы же знаете, что она занимается в художественной школе и хорошо рисует. Мне бы красочный альбом, какого-то известного художника. У вас ведь, наверно, есть такие в магазине? Часто же спрашивают для подарков к праздникам? Уж, помогите. Очень надо извиниться, а просто прости при такой обиде недостаточно.

Алла Николаевна посмотрела внимательно и спросила,

— И где ты научился так выпрашивать? Тебе бы на вокзал идти, и там канючить «Сами мы не местные…», но все же помогу, и то больше из-за Аллочки. Хорошая девочка, всегда вежливо здоровается, когда встречаемся у дома. Сейчас посмотрю, был у меня один альбом — берегла для особого случая.

И вышла в соседнюю комнату, а вернувшись, несла в руках большую книгу.

— Это книга «Дюрер и его эпоха», Тут не только, его картины и гравюры, но и творения его современников, очень интересная для увлекающихся средневековой живописью.

Я благодарно поклонился и проворковал.

— Вы просто волшебница, я и не мог даже рассчитывать на такое. Мне очень нравятся его «Четыре всадника Апокалипсиса», «Адам и Ева», «Рыцарь и смерть», а также автопортреты. И для художника это просто находка. Огромное спасибо. А можно завернуть красиво? Все-таки для подарка.

Алла Николаевна еще раз проницательно посмотрела на меня.

— Взрослеешь, а давно ли вас с Юрой прорабатывали на педсовете, и родителей вызывали в школу?

— Ну, с проработкой, то мне это скоро предстоит. Да, вы знаете? Рита уезжает в Израиль, сегодня собрание класса было, исключали из комсомола. А, помните, как Юра в шестом классе ей из авторучки заляпал чернилами блузку на спине? Вас еще тогда к директору вызывали. А ведь она ему нравилась, раз обращал внимание таким образом.

Алла Николаевна еще раз посмотрела и проворчала,

— Ладно, иди — заболтались мы тут с тобой. Да, на кассе попроси, чтобы завернули, и скажи, что я разрешила.

Я раскланялся, еще раз поблагодарил, и пошел в зал к кассе. Там книгу красиво упаковали, и я пошкендебал к троллейбусу, а сойдя с него, сразу отправился к дому Аллочки. Зайдя в подъезд подошел к двери квартиры, прислонил книгу к двери, и позвонив, отошел от двери метра на три вниз по ступенькам. Открыла дверь Аллочка, и книга упала через порог в коридор квартиры. Аллочка испуганно вздрогнула, но разглядев сверток, посмотрела на меня и сказала,

— Ты похоже, без того чтобы напугать не можешь?

— Ну да, шок — это по-нашему. Я вообще-то пришел извиниться, и всё. Потому и не хотел стоять у двери. Вдруг опять пощечину засветишь. Мне и отсюда все прекрасно видно. Девушка быстро осмотрела халатик и бросила.

— Дурак, без ёрничанья не можешь?

— Да нет, я серьезно, вид обалденный! Вся такая домашняя, уютная, даже и не верится, что можешь так засветить по мордасам. Ты извини, вчера по-дурацки всё получилось, наверно моча в голову вдарила, или все силы ума ушли на ответ по-английскому, а для остального ни капелюшки не осталось. Специально захочешь, такое не получится, так что тут роковое стечение обстоятельств. Извини, я пойду.

И повернулся к дверям подъезда. Но она остановила.

— Постой, уж если зашел, проходи в квартиру, не разбираться же на лестничной клетке, чтобы весь подъезд слышал.

Когда я аккуратно прошел в квартиру, Аллочка потребовала.

Разувайся и проходи, не говорить же в коридоре, и зашла в комнату. Я снял куртку, и, разувшись, последовал за ней. В комнате она стояла у письменного стола и разглядывала книгу. Заметив, что я вошел сказала.

— Присаживайся на тот стул, а сама присела на диван, и продолжила.

— А я думала, что это конфеты, но больно тяжелая и посмотрела. Книга хорошая, но это не значит, что я тебя простила. Такое не скоро можно забыть. Но в одном ты прав, надо придерживаться общей линии рассказа. Итак меня за вчера и сегодня раз сто спрашивали.

И посмотрела на меня в ожидании, что отвечу.

— Понимаешь, я наверно в какой-то мере в том виноват, что тебе пришлось столько отвечать. Потому что сам молчал об этом, как партизан. Не хотел, чтобы были прорехи шитые белыми нитками?

Аллочка глянула, и насмешливо спросила.

— И что никому-никому не похвастался? Не поверю. Всегда потом треплетесь, а то я не знаю.

— Вот те истинный крест — ни слова, кроме учительской.

— Ой, верующий, какой нашелся. Давно ли в церкви был?

— Мне позволительно, я не комсомолец, и могу ходить хочь в церковь, хочь в синагогу. Я же отсталая часть советской молодежи.

— Вот и кто тебя за язык тянул на собрании? Теперь всех будут песочить, из-за твоего недержания речи.

— Ну, спасибо! В ход пошли мамины медицинские термины, Кстати, что ты ей рассказала? Мне её дальней стороной обходить? А то поставит ведёрную клизму с песочком, а вы с Серёжкой держать будете, чтобы не рыпался.

— А отца забыл?

И я сразу заговорил голосом Карлсона.

— Папа? А что папа? Да? Ну, я полетел.

Аллочка улыбнулась,

— Нет, ну ты точно балбес. Вот, что бы тебе не повзрослеть. Девятый класс уже, а ума, как у первоклашки.

А я только кивал головой в такт, как китайский болванчик. И девушка немного оттаяла.

— Ладно, иди домой чучело гороховое. Мне заниматься надо.

— А давай я помогу, если что неясно, так сказать в качестве искупления вины. Мне на завтра только математику написать осталось, а там всего с десяток задачек из Зверева.

— Ничего себе, всего. Это же сборник для поступающих в ВУЗы. Там приходится долго думать, их же на вступительных экзаменах дают.

— Не так страшен черт, как его малюют. Ефим Наумович с седьмого класса, оттуда задачи и примеры на дом задает и ничего. Вот если бы еще не рвал моих тетрадок, из-за клякс или накаляканного абы как. А так все уже привыкли. Да, в этом году стал давать в два раза больше на домашку, но так класс то физико-математический. А зачем ты пошла в него? Все кто хочет в МедИн поступать, пошли в параллельный. Там было бы проще заниматься, и уделить больше внимания нужным предметами — биологии с химией. Я понимаю, что в классе осталось большинство из нашего класса, но некоторые ведь перешли в параллельный.

— Так я, и не пойду в медицинский, а на архитектурный в политех.

Я, аж, присвистнул,

— Ой, извини нельзя в доме свистеть, денег не будет. Но, тогда математику надо отлично знать. Там много прочностных расчётов, и сопромать его. А давай я объясню, что непонятно.

Так что задержался надолго, даже чая попили, когда к нам присоединился Серёжка, который прибежал с улицы распаренный. Они мальчишками в футбол гоняли на стадионе. Потом я откланялся и пошел домой, и уже нормальной походкой. Пока объяснял математику, всё утихло, опять же исправление кармы благотворно влияет.

Дома быстро разобрался с уроками, так как все задачки решили. Осталось только в тетрадке записать. Благо, уже разрешили пользоваться шариковыми ручками, и не стало клякс, да мне и привычнее ими писать. Вскоре пришла мама с работы, и мы стали ужинать, а затем прибежала голодная сестра из Универа. Мы посидели на кухне за столом, обсуждая текущие проблемы. Рассказал о сегодняшнем собрании, и об отъезде Риты в Израиль. Сказал, что выступил там и пожелал ей счастливого пути, чтобы они хорошо устроились на новом месте. А то все только клеймили её позором, да исключили из комсомола.

Мама сказала,

— Зря ты выступал, и теперь нас, скорее всего, вызовут в школу.

На что я не преминул отметить,

— Это итак неизбежно, а семь бед один ответ. Я сегодня постарался загладить, вину за вчерашнее. Так что, совесть почти чиста. А говорить гадости тому кто уезжает или слушать как их говорят другие — мне противно. Это их выбор, и если это им кажется правильным, то пусть едут, значит им милее Страна Дураков из «Хищных вещей века». Там они будут смотреть свои бесконечные мыльные оперы, и решать проблему, что бы еще приобрести, чтобы не хуже чем у соседей. Меня к такому не тянет, да и вас тоже, иначе бы воспитывали не так. Но вот на собрании те, кто устроил за народный счет себе замечательную жизнь здесь, требовали, чтобы мы клеймили позором других, едущих буржуазно разлагаться туда. Нет, не перебивайте, я не говорил на собрании этого, зачем произносить очевидные вещи? Я только всего лишь пожелал счастливого пути однокласснице. Вот если бы всех этих секретарей принудительно выслать на этот самый Запад. Так будут же суки сразу на нашу страну испражняться по всяким голосам, как и Аллилуева. И кто после этого, ответьте, честнее?

Сестра прервала, мое выступление,

— Остынь, а то раскипятился. Чего ты нас тут взялся агитировать за советскую власть? Просто, не стоит высовываться — никому и ничего не докажешь. Что тут поделать?

— Что, что? Отменить все привилегии и забрать ту власть, которую они используют вопреки закону. А оставить только тяжелый и кропотливый труд на благо партии, Тогда вся эта сволочь из партии разбежится, как тараканы при включении света. Вот тогда в райкомах, горкомах и выше появятся настоящие коммунисты и комсомольцы. А, сбежавшую сволочь выслать, как Троцкого, Пусть образуют свой пятый интернационал нахлебников на Западе. Вот кстати хочешь послушать стихи? Или давай я спою, мне летом парень в Каменке напел. Он участвовал в съемках фильма, где будет эта песня. Сейчас, схожу за гитарой.

Принеся её, я сел поудобнее и запел,

— Это на стихи Роберта Рождественского и называется «За того парня». Так прямо на площадке и сочинился анекдот. «Молодежь подхватила почин из песни — работать за себя и за того парня. И вот по цеху идет комиссия, и спрашивает у рабочих, кто и на сколько перевыполнил план? Один ответил, что сорок процентов за того парня, второй на двадцать, третий двадцать пять, а потом подходят к разряженному и холёному. А вы товарищ на сколько? Он посмотрел и отвечает, А я и есть тот парень, за которого работают».

Мама с сестрой помолчали, и мама обеспокоенно спросила.

— Кому ты еще этот анекдот рассказал? Небось, всем друзьям растрепаться успел?

— Да, ни словом. Они, еще не готовы такие анекдоты слушать.

— Так вот, впредь никому и не рассказывай. Когда ты за языком научишься следить? Горе луковое. Понятно в кого уродился, но и думать головой то надо.

Отец вернулся поздно и сказал, что снова не удалось дозвониться до Алексея.

— Нет его на месте. Я несколько раз звонил, а каналы не всегда свободны и приходилось вклиниваться.

Я успокоил, сказав.

— Да это дело терпит, и письма я сложил в нижнем ящике стола. Если будет оказия, и без меня можно передать. Но только с надежным человеком, вам я не даю читать, а то могут быть проблемы. Ты, впрочем, лучше меня это понимаешь. У тебя же первая форма допуска. А как там было на плакате.

— Не болтай! Болтун — находка для шпиона![16] Я и сам бы лучше не знал такое. Ладно, я пошел заниматься, а то места на кухне маловато, а ты садись — поешь, не греть же дважды. Приятного аппетита.

И пошел в комнату, решив не грузить отца своими проблемами. Мама знает, надо будет так скажет. А то итак отец на работе и днюет, и ночует.

В комнате проверил в дневнике все ли приготовил на завтра, и сел записать несколько новых пунктов на завтра. Надо действовать, и для этого все подготовить, и лучше бы без сюрпризов, а то они мне все больше не нравятся. А когда уже собирался лечь спать, зашла сестра и спросила,

— Ты уже спать собираешься? Я не поздно? А то только вспомнила. Скоро 7 ноября, надо начинать стенгазету делать. Многие старшекурсники закончили Универ, а молодежь, которую дали, кто их знает на что они способны? Так что, как у тебя со временем, сможешь помочь?

— Без вопросов, у нас скоро каникулы и перед ними не задают много, так что да! Когда думаете начинать? Что там Коля говорит? Он ведь почитай старшим остался, ну вашего Гесса не считаю. Он только ветер создает, да за дисциплиной бдит. Впрочем ладно, его назначили от парторганизации курировать, так что, он менее преподов мешает, и опять же функции надсмотрщика выполняет. Все-таки, он свой брат студент, хоть и старше некоторых преподов. Да и водку пьянствовать, и безобразия нарушать не запрещает. А то, иначе, какая стенгазета? Как там — у Стругацких, газету выпускали в «Понедельнике». Очень напоминает, точно хоть один из братьев участвовал, и притом не единожды. Такое выдумать невозможно.

Таня фыркнув сказала,

— А ты помнишь статью Ильвицкого в последней стенгазете?

— Ну так, мне её и не помнить? Я же её резал и правил. Такой ахинеи давно не приходилось читать.

— Так он прибегал в партком ругаться, что его статью подменили. Нас вызвали на разборки, и мы все дали честное комсомольское, что никто из нас её даже рукой не касался. В общем, он ругался, и ушел сильно обиженный.

— Да и черт с ним, его в цирке можно показывать вместо коверного, он зарывает талант в землю. Правда, зарплата у него наверно значительно больше. Да и научный дарвинизм тогда понесет невосполнимую потерю.

Таня засмеялась и ответила.

— Это точно. Он всегда умел колебаться вместе с курсом партии. Начинал как лысенковец[17], и громил вейсманитов-морганистов[18], потом переметнулся и стал дарвинистом, а надо будет — еще десяток раз перекрасится.

Я подхватил.

— А помнишь, как наши немцы удивлялись, что такого препода допустили лекции читать? А они еще не все шутки юмора понимают, из-за трудностей освоения устоявшихся оборотов русского языка. Там же с других факультетов прибегают послушать это чудо. В кинокомедии, говорят, такого не увидишь. Немцы то они привыкли что препод — это профессор, и значит заслужил научными достижениями уважение. Но наши, уже похоже перевоспитываются, и в последний раз Мартина стала шутить совсем по-нашему. Растут ребята. А они что-то в газету напишут? Мне же править, и лучше сразу с ними обговорить, чтобы не было испорченного телефона. Или они забегут на редколлегию?

— Да, еще неизвестно, вот Коля завтра всё расскажет нам с Иркой, и тогда будет ясно. Так ты как, готов поучаствовать?

— Естественно, я же всецело за! Нужен же кто-то молодой — бегать за колбаской и сыром на бутерброды. Не сидеть же голодными до 11–12 ночи? В общем, завтра позвонишь. И интересно будет познакомиться с молодежью. Они же всего на год-полтора старше меня, в отличие от вас старичков и старушек.

Когда сестра замахнулась

— Ладно, не бей, я пошутил, все вы еще совсем юные. Всё я спать буду. Завтра тяжёлый день. Да и тебе на занятия сутра.

Когда за сестрой закрылась дверь, я подумал, что новых ребят прекрасно помню и знаю, где от них будет больше всего пользы. Надо будет аккуратно влезть в распределение, и помочь старшим товарищам с этим нелегким делом. А вообще молодежь придет хорошая и талантливая, другие просто уходили, не понимая, что горбатиться над выпуском стенгазеты — может и есть самое интересное в студенческой жизни. Общение с интересными и увлеченными людьми, которым хорошо трудиться над общим делом. Не выпячиваясь и сознавая, что лучшее рождается из взаимодействия всех участвующих.